Деструктивность
Как забыть о наваждении и прикурить от ядерного реактора
Кто-то чихнул. Он пожелал здоровья. В ответ пожелали смерти.
Сообщений нет. Я буквально растоптан происходящим. Это взрыв вулкана, обрушивший на мою голову череду ужасных воспоминаний. Внутри меня хаос. Больше всего я сейчас похож на ядерный реактор: реагенты смешались, да не те, что надо. Жизнь – нить. Её даже незачем обрезать, она и так болтается, как порванная струна на гитаре. Гитары нет. А если бы и была, то какой в ней смысл? Гитарист мёртв. Вместе с бас-гитаристом и барабанщиком. Остался только вокалист.
Едкий дым обжигает лёгкие. Пара глотков скотча с утра плюс антибиотики, дабы смирить внутренних демонов, но сейчас у них ланч. У нас у всех ланч. Когда он начинается, всё остальное прекращается. Даже процессы в ядерном реакторе. В эти секунды он точно не взорвётся.
Демоны заканчивают трапезу и начинают суетиться. Скотч ещё не добрался до них, но блаженное тепло уже распространилось по организму; я заполняю сам себя. Одно эго сменяется другим. Я – ложь, плавно перетекающая в рамки отчаяния. Пора пить чай. Это великолепная причина, чтобы не идти на чьи-то поминки. Всё равно я не запоминаю, кто умер, а кто нет, да и вообще, кому какое до этого дело, это же не ресторан, в котором подают лягушачьи лапки в белом соусе.
Странно, но некоторые и вправду не знают, как пишется слово «свобода». Это удручает – именно то, что её дом рядом с моим – по крайней мере, во сне. Мне кажется, что нас подвезли к нему на гондоле, в чём я очень сомневаюсь, но я так и не понял, кто она. Думаю, ответ достаточно однозначен – не нужно было бросать пить, это подпортило колоду – подбросило туда пару лишних джокеров, и теперь могут выиграть все. Общая победа – не победа, это массовое участие, порочный круг действий и решений, оскорбляющий и угнетающий нашу личность. А всё из-за того, что кто-то из нас идиот или был им когда-то. Но я думаю, что лучше всего забыть о наваждении и отбросить все эти мысли. Теперь мы все знаем, как это сделать, и заодно прикурить от ядерного реактора. Не ограничивай себя ни в чём. Пожалуй, пойду и пристрелю кошку.
«Осколки бытия», часть 2
Психоанализ
Современная проблема индукции
Часть шестая
– У каждого свои ценности, но они меняются на протяжении жизни. Наш взор тускнеет на рассвете, при этом становится более пронзительным на закате. Мы все – дети индиго. Посмотрите вокруг себя, посмотрите внутрь себя и сравните. Всё окажется одинаковым. В душе или даже скорее в мыслях мы индивидуальны, но на деле – идентичны. Каждый готов кричать о своей способности сострадать, о моральных ценностях, присущих его натуре, но когда спина коснется каменной стены, станет неумолимо тяжело не выплеснуть желчь, которая разъедает каждого.
Он опять закурил. На этот раз наша беседа не продлилась и получаса, а пепельница уже была забита до краёв.
– Мы дети разрушения или его олицетворение. Тонкая грань между лицемерием и тщеславием или же, возможно, их совокупность. Невыносимо и немыслимо страдать одному. Наши души больны. Моя душа больна, более того, она заразна. Все заразны. Как бы ни кичились мы перед окружающими, все обожают жалеть себя; холить и лелеять эту жалость, разжёвывая её на завтрак, глотая на обед и переваривая на ужин, ибо разрушение не просто свойственно людям – это неотъемлемая часть их натуры; для одних это временно, для других постоянно. Разрушение, направленное вовне, обычно достигает пика внутри, по крайней мере, оно берёт начало именно оттуда. Деструктивность личности означает, что личность несчастна, ибо она никогда не сможет достигнуть цели своей деструктивности, либо достигнет её и разрушит сама себя.
Мне интересны его рассуждения, но ещё интереснее, как он характеризует собственное «я», понимает ли он, что его речи попахивают софизмом и так же деструктивны, как и действия тех, кого он порицает? Может, ему это нравится…
– Я вспоминаю счастливые моменты, и вспоминаю их с болью, ибо меня разъедает горечь… и не из-за того, что было что-то не так, а потому что я так же деструктивен, как и всё окружающее меня, как и всё окружающее вас. Людское счастье отравлено людской же ртутью. Мы все на одной огромной урановой шахте, да только урана больше нет, и это огорчает ещё сильнее.
Я возьму её руку и не буду думать о том, как мне хорошо с ней. О нет, я буду думать о том, как будет тяжело, когда всё подойдёт к концу, а конец неизбежен. Всё это не потому, что я пессимист, а из-за банального страха, возможного комплекса – из-за всего человеческого, самого человеческого и слишком человеческого.
Наверное, мы не дети индиго и даже не выродки первоначального греха; просто наш взор такой пронзительный на рассвете и слишком быстро тускнеющий на закате.
Он говорил это, а я представлял, как он держит за руку девушку, которую неоднократно неосознанно упоминал. Я никогда не видел её, но уверен, что она прекрасна. У неё волосы платинового оттенка, а глаза как небо – светло-голубые. Возможно, вскоре я увижу её, ведь она связала свою жизнь с ним – человеком, который, по моему мнению, – чёрная дыра.
Направление чести
Москва – Лета[10]
«Будь умнее…» – оправдание для слабых.
«Будь сильнее…» – наставление для умных…
Как же сильно нужно ненавидеть себя, чтобы собственными руками уничтожать то, что так дорого? Это словно раскалённая смола, которая капает прямо в душу.
Я закрываю глаза и вижу одно, но когда открываю, вижу другое. Это мой выбор, и он противоречит моим чувствам и моим принципам. Я – идол, повязший в пороке и идиотизме. Такое состояние можно назвать суицидом души: «Я не готов прыгать с этой крыши, но я прыгаю с неё, потому что уже поднялся».
Прыгнуть намного проще, чем спуститься обратно, и я выбираю простой, примитивный и животный путь. Так рождается презрение к самому себе. Я даже не пытаюсь оправдаться, мне уже наплевать.
И вот оно – падение. Но нет свиста в ушах, который, как я думал, обычно сопровождает полёт. Лишь самопрезрение и потом пустота; ещё одна капля смолы обжигает лёгкие. Я падаю в стадо и становлюсь его частью. Всё становится нечётким: истерия, паника, беспокойство, одним словом – хаос.
Изо всех сил я бегу к водопою, копыта с грохотом ударяются о землю, и в воздух поднимаются клубы пыли. Мне нужна вода, чтобы смыть позор, и хорошо, если она отравлена, чтобы смыть самого себя.
Если нас не уничтожает кто-то другой, мы делаем это сами, ибо существование не должно быть вечным, как и триумф: люди, которые горят ярче других, перегорают.
В оправдание могу сказать, что мой мир не треснул бы, если бы я сам не ударил по нему молотком. Но когда я это сделал, мне показалось, что этого мало, и я бил со всей силы, пока он не разлетелся на множество маленьких осколков. Я думал, что получится тысяча маленьких мирков, но на деле не стало одного большого, и я оказался опустошён. Да, да, именно так – я стал пустым изнутри – полым и, наверное, очень лёгким. Именно сейчас самое время сказать, что у птиц полые кости, – поэтому они мало весят и могут взлететь. Но я не птица, и отсутствие души мне не поможет подняться в небо. Прямо в небо – придётся выбирать окольные пути, и самое обидное, что никому не заплатишь за лоббирование своих интересов.
К сожалению, нельзя даже попросить прощения, ведь кто простит того, кто сам себя простить не может? Поэтому, к сожалению, к моему большому сожалению…
«Осколки бытия», часть 2
Везувий
Безумие бездумья
Сострадание помогает излечить себя. Принцип эгоизма.
Я видел, как течёт ржавая вода из крана, и, поверьте, это далеко не самое страшное, что мне приходилось видеть.
Я открыл глаза, то ли шум дрели разбудил меня, то ли звон бьющегося стекла. Одно я знаю точно: оба звука испугали меня. От сильного беспокойства к горлу даже подкатила тошнота, хотя, возможно, это происходит от одиночества. Нет, нет – не может быть, оно же осталось в прошлой главе!
Мерзкий стук дрели всё никак не прекращался, но откуда он? Вокруг же никого нет…
Множество маленьких волчат грызут меня изнутри, где-то за кадыком – из-за этого трудно дышать, хотя, возможно, всё от того, что у меня заложен нос…
…хотя нет, всё-таки – волчата.
Я не открою Америку, если скажу, что помещение, в котором ничего нет, может видеться заполненным, при этом мой дом, забитый всякой всячиной, очень часто мне кажется пустым.
Наверное, теперь я понял, откуда доносится шум дрели… но боюсь, если это так, то я буду слышать его ещё очень и очень долго.
…поверьте, это далеко не самое страшное, что мне приходилось слышать.
«Осколки бытия», часть 2
Психоанализ
Современная проблема индукции
Часть седьмая
– Закройте глаза. Не думайте ни о чём конкретном. Представьте, что вокруг вас серое пространство, в котором ничего нет. Здесь вы наедине со своими мыслями. Ваше тело постепенно тоже окрашивается серым. Оно сливается с окружающим его пространством. Остаются лишь ваши фантазии, и вы можете их увидеть. – Классический психоанализ, такой тип терапии, который помогает вербализовать мысли посредством свободных ассоциаций и фантазий. На основании этого я смогу узнать о его бессознательных конфликтах, что поможет найти путь разрешения его проблемы. – Расскажите, что вы видите.
– Свисают тонкие нити… Они тянутся с неба до неба. Небольшими шагами назад с земли на землю, короткими прыжками с облака на облако; мы не ангелы… Но кто же мы?
…мы тоже пали… как падали, так и упали. Мы больше не встали, как лежали, так и лежали бы.
Сильными взмахами от планеты к планете, большими гребками от темноты к темноте, длинными речами от суда к суду; мы не демоны, знаем точно мы, где бы не лежали бы, о чём бы не мечтали мы. – Он замолчал. Какое-то время он сидел неподвижно, затем медленно открыл глаза, посмотрел на меня и улыбнулся. – Спасибо, что уделили мне время.
Он встал с кресла, лёгким движением руки подхватил своё пальто и вышел из кабинета, тихонько прикрыв за собой дверь. На секунду я представил, что больше никогда его не увижу, и в этот момент что-то кольнуло в груди, я даже почувствовал себя одиноким. Во времена святой инквизиции за такие рассуждения обвинили бы в ереси и приговорили к казни, сейчас от этого спасает свобода совести и свобода слова. На самом деле за его тёмными речами скрывается светлая душа. Пусть он кричит, что она у него мертва или что её попросту нет, но я уверен, что это не так.
Человеку свойственно врать, но, к сожалению, не только тогда, когда есть необходимость что-то скрыть.
Летали бы ангелы стаями,
Не сбивай мы их пулями старыми.
Не летают больше ангелы стаями,
Всех до единого отстреляли мы…
Песня Стикса[11]
О долге, о цели, о дожде
Мы ненавидим тех, кто счастлив, тогда, когда нам плохо. Мы наслаждаемся ненавистью, как будто сладким вином. Всё бы хорошо, да только вино отравлено.
Посмотри на меня, лодочник. Ты ведь точно знаешь, что мне сейчас нужно… Именно! Убраться прочь отсюда. Каким бы сильным ни было течение – это не важно, шторм даже нам на руку – быстрее доберёмся. Слышишь меня, лодочник? В путь!
…с неба падал красный снег, таким он становился на закате, и вслед за ним вода тоже окрашивалась бордовым. Течение подхватило нас… Свежий воздух заполнил лёгкие, и я поднял голову к небу. Оттуда бил свет, но за ним ничего не было. Я хотел бы знать больше, но я не знал, так же как я хотел бы увидеть звёзды, но не видел их.
Скрип вёсел и шум ветра. Посмотри, лодочник, что стало с нами. Что стало с миром? Большая черепаха держала на спине трёх слонов, а они в свою очередь – Землю, и, судя по всему, им просто-напросто это надоело или же их также затронули рыночные отношения, но некто отказался платить.
Я услышал гром, а потом меня ослепила яркая вспышка. Ветер стал завывать сильнее. Лодку раскачивало на волнах, но я чувствовал себя на вершине мира, мне казалось, будто я поднялся в облака, хотя мы шли вниз по течению. Теперь уже не имеет значения, что было раньше. Можно вспоминать смех и слёзы, хорошее и плохое, но река течёт дальше – всё ниже и всё жарче. Лодочник! Ты же точно знаешь дорогу?
Я не слышал пения птиц, но я и не прислушивался к этому пению, они молчали только для меня. Теперь же я слышу скрип вёсел, и эта музыка лишь для моих ушей. Поиск предназначения завершился исполнением предназначения, которое так же сумбурно, как и вообще все понятия о долге, о цели и о дожде.
Не подумайте, что наша жизнь – река. Нет, она проходит на суше, и пути у всех разные, просто кто-то в конце концов оказывается в этой лодке.
…у неё были густые ресницы, очень красивые глаза и платиновые волосы, наверное, такого же цвета была и её душа. К сожалению, того же нельзя сказать и о моей душе.
Греби быстрее, лодочник, греби!
…и думаешь лишь об одном, чего всё-таки стоит тишина перед неизведанным, пара минут спокойствия на смертном одре, глоток Nicotiana tabacum перед казнью… или шум ветра и скрип вёсел, которые сопровождают тебя в последний путь…
Огромные хлопья снега осторожно опускались на одежду, на волосы и на лицо лодочнику, но он не замечал их и грёб дальше как ни в чём не бывало. Он молчал. За него говорил Стикс.
Посмотри на меня, лодочник! Ты же знаешь, куда мы идём! Да, мой дорогой Харон[12], – в Аид…
Мне кажется, я знаю, чего стоит этот путь, – он стоит того, чтобы жить и однажды влюбиться; он стоит первого поцелуя и запаха её тела; стоит взлёта и падения, шума дождя и огромных хлопьев снега, рассвета и заката… наверное, не так уж мало за скрип вёсел.
Из хроник Харона
«Осколки бытия», часть 2
Asmodeus[13]
Шум прибоя, свист ветра, морской бриз
Порой стоит опорочить мысль, чтобы избавиться от идеи.
Не бывает ничего постоянного: всё, как и любая лампа, когда-нибудь перегорает. Можно обманывать себя и можно жалеть, но деструктивность возьмёт своё. Любое «если» становится «когда», ибо это всё вопрос времени, притом с самого начала, но никто не хочет в это верить, так как верят в то, во что хотят; самообман, двуличие и лицемерие немного спасают положение, но лишь на время, в принципе, самим положением можно спасти положение, только это уже никому не нужно. Дело всё в том, что балом правит мнительность и алчность, как стая леммингов[14], прыгающих с утёса или тонущих в водоёме, массовый суицид грызунов… для кого-то миф, для иных – потеха.
Её тело вздрагивает в порыве страсти, она кричит: «Asmodeus, Asmodeus!» – и если даже она христианка и ад существует, она всё равно за это туда не попадёт, ибо Бог не запрещал нам заниматься сексом, возможно, ему даже нравится наблюдать за нами. Это ни в коей мере не богохульство, лишь банальная и даже где-то примитивная логика. Если принять за абсолютную истину существование Бога, то в таком случае именно Бог одарил нас детородными органами. Это очень кстати и даже, я бы сказал, к месту.
Вожделение свойственно всем; в груди, животе и паху каждого горит огонь, а в сердце живёт демон блуда.
Мы будем счастливы, если не забудем этого, когда придётся забыть об этом. Гроза скрасит серые будни дождём, громом и молнией, одним словом – забава. Жадность на память постепенно перерастёт в алчность. Возможно, мы больны, если не тем, то этим. Помнить, помнить, помнить…
Окинуть всё это взглядом и разочароваться, так легко будто бы не смотреть вовсе. Мы не слепы, мы не помним. Всё начинается с если, всё начинает заканчиваться на когда. В конце тишина – шум прибоя, свист ветра, морской бриз.
«Осколки бытия», часть 2
Психоанализ
Современная проблема индукции
Часть восьмая
– Вы готовы начать?
Ранее психоанализ не дал результатов. Его мысли не упорядочены и не дают мне возможности добраться до проблемы и найти способ её разрешения. Порой мне кажется, что он умышленно что-то скрывает, но, вполне вероятно, делает это бессознательно. Если это действительно так, то необходимо связать его сознательное и бессознательное психическое функционирование. Это можно сделать посредством транса.
– Да. Я готов.
Даже сейчас он был спокоен. На его лице ясно читалось полное отсутствие эмоций. Обычно перед сеансами гипноза люди нервничают, это проявляется в различных невербальных жестах, голосе, мимике, но только не в его случае.
– Большая часть нашей жизни определяется бессознательным, чтобы получить ответы, необходимо сменить фокус внимания. Вы должны заглянуть внутрь себя. Я введу вас в транс. Слушайте мой голос, он останется с вами…
– Мой голос с вами?
– Да.
– Вы знаете, кто я?
– Да.
– Как вас зовут?
– У меня нет имени.
– Вы не помните своё имя?
– Я всё помню, но у меня нет имени.
– Сколько вам лет?
– …
– Скажите, вы что-нибудь чувствуете?
– Да.
– Что вы чувствуете?
– Любовь… боль… разочарование…
– Это всё, что вы чувствуете?
– Нет, ещё я чувствую ненависть, радость, отчаяние… и смирение, ещё одиночество и его неизбежность.
– Я спрашиваю вас не о том, что вы чувствуете вообще, а что вы чувствуете в данный…
– Чувствую, что есть желание, но нет шанса, что может быть хуже… и знаю: они уже мертвы.
– Кто мёртв?
– Все… все мертвы.
– Я не понимаю вас. Вы не могли бы…
– Тогда мы были в темноте. У нас у всех были крылья, но они были нам не нужны, ибо мы не хотели летать. Мы хотели есть. Там было холодно. В темноте было холодно.
– Про какую темноту вы говорите? Как вы там оказались?
– Мы там были всегда! Мы и сейчас там, но не всегда её видим.
– Что вы делали в темноте?
– Мы искали камни.
– Зачем вам нужны были камни.
– Я же сказал, мы хотели есть! – он начинал злиться. Это плохо, нужно сменить тему.
– Вы говорили о ком-то умершем.
– Да, они умерли. Умерли от одиночества; на самом деле я не думаю, что я виноват. Здесь вообще нет ничьей вины, ведь это всё время. Оно практически везде – это карма нашей планеты. Но не думайте, что там, где время заканчивается, становится лучше, я имею в виду за пределами времени также нет счастья. Примером тому темнота. Более того, у темноты тоже есть карма, она так же сбалансирована. Вместо времени там цикл – его можно описать как волны: упорядоченное движение, что оставляет всё неизменным. Антипод времени. Представьте маятник: он двигается по определённой траектории – имеет свою амплитуду колебания. Если нарисовать эту амплитуду и поставить на ней три точки, мы увидим, что две окажутся повыше – в разных краях напротив друг друга, а одна внизу посередине. Это самое важное: точка, которая внизу по центру, – нулевая точка, но в то же время она есть исходное положение. Это антипод времени. Волны имеют цикл; постоянный возврат к исходному положению – к нулевой точке.
– Если вы были в темноте, в которой нет времени, как вы оказались здесь?
– В темноте было окно.
– И что вы сделали?
– Мы его разбили.
Монологи прошлого
Слова, которые так и не были произнесены
Хороший юрист непобедим. Даже в своём поражении он оказывается победителем. Но вырви его язык, и тут же одержишь победу.
…это петля, что стягивается вокруг моей шеи в тот момент, когда я сильнее всего нуждаюсь в воздухе.
Я помню. Так уже бывало – вы смотрите мне в глаза и говорите, что не согласны со мной, потом отворачиваетесь и делаете то, что только что опровергали. Это, я вам скажу, подло.
Если не можете быть честными с окружающими, будьте честны хотя бы с собой. Поступая скверно, человек не делает себе чести, при этом пропагандируя свою нравственность – унижает себя. Быть низким перед кем-то неприятно, но не осознавать этого много хуже. Понять и принять это – возвыситься…
Бывает незаметно, порой навязчиво – слишком навязчиво, как и слишком чисто, ведь именно тогда нас можно в чём-то заподозрить. Минимализм скрывает пустоту души. Это искусство мёртвых людей, при этом захламлённость тоже не показатель иного, ведь идеально подделанная купюра так же идеальна, как и поддельна, чем же не ценнее она настоящей? Чем не искусней? Поддельная купюра не имеет цены, но в то же время может быть бесценной – в отличие от её создателя; яркий пример, когда вследствие неблагих намерений рождается шедевр. Поддельные картины порой так же красивы, как и оригиналы, в некоторых случаях даже красивее. Не будем лукавить и закрывать глаза на факты: практически каждый из нас хотя бы однажды задумывался – на что же мы всё-таки любуемся, когда нам представляют какое-либо произведение искусства? Откуда нам знать, не подделка ли это? И имеет ли это значение, если копия так же прекрасна, как и оригинал?
Там, где заканчивается летопись, начинается повесть. Там, где заканчиваемся «мы», – наше собственное эгоистичное «я» – начинается мир. Не каждому дано его увидеть. Человек порой, как юла: крутится вокруг собственной оси, не осознавая, что остаётся на месте. Если за ось взять не собственное эго, а окружающую действительность, то внутренний мир расцветёт. Вращение вокруг себя губительно.
«Осколки бытия», часть 2
Несущие смерть умирают тоже
Последние слова скорпиона Смерти
– Это действительно садизм, и садизм в самой изощрённой его форме. Это я точно вам говорю. Теперь Смерть сковала и моё тело. Наконец-то её тонкие когтистые пальцы добрались и до меня; они пробирались в самую глубь, пытаясь найти что-то очень важное, самое сокровенное – нечто, что должно быть в каждом из нас, – «жемчужину» скорпиона – скорпионью душу. Смерть пристально вглядывалась, пытаясь поймать хотя бы малейший отблеск света, чтобы молниеносно, словно змея, кинуться на него и задушить в своих объятиях, а потом проглотить целиком. Но сегодня, по всей видимости, ей придется обойтись без обеда, как бы рьяно она ни искала во мне эту «жемчужину», этот «свет». Пусть, Смерть, ты и обезобразила моё лицо, изуродовала моё тело, но душу мою тебе не заполучить. Да только не из-за того, что я особенный, и не из-за того, что я чем-то лучше… к сожалению, нет. Всё дело в том, что нельзя найти то, чего нет, так же как нельзя получить то, чего не существует. Сегодня, Смерть, тебе попалось гнилое яйцо. Другими словами, ты расколола пустой орех. Подавись моим ядом, сука…
Из заметок скорпиона
«Осколки бытия», часть 2
Психоанализ
Современная проблема индукции
Часть девятая
– Это последний наш с вами обязательный сеанс. – Я посмотрел ему прямо в глаза. Он не отвёл взгляда, но ничего не ответил. – Я не настаиваю на дальнейших посещениях, но признаюсь честно, что буду очень рад, если это будет не последняя наша с вами встреча.
Он едва заметно улыбнулся и, немного погодя, ответил:
– Встреча психолога и пациента? Вам интересна эта встреча как профессионалу?
Я молчал и не знал, что ответить. Он выстрелил и попал точно в цель, метко, быстро и жестоко. С точки зрения психологии передо мной сидел уникальный человек, он представляется мне стянутой во множество узлов верёвкой, смотанной в крепкий клубок, и чем дольше я распутывал его, тем сильнее увязал в нём сам. Этот человек не просто заинтриговал меня, он поглотил меня всего. Словно болото, он затянул меня в свою жизнь и в свою судьбу, при этом я не имею представления, кто сидит передо мной. Что на самом деле скрывается за личиной этого человека?
– О чём вы задумались? – его голос, словно нож, прошёлся по моему сознанию и вернул меня к реальности.
– Мне действительно интересен ваш случай. Я очень хотел бы закончить своё исследование. Поймите меня правильно, тот приступ на площади, из-за которого вы попали ко мне, не является причиной моей заинтересованности, так как такое поведение всегда можно объяснить стрессом, депрессией и тому подобным. Другое дело, сеансы гипноза, ваши слова… речи, это было словно…
– Бред душевнобольного? – он перебил меня, и я запнулся на полуслове. Меня испугал странный блеск в его глазах. Я видел его раньше, но оценивал его как-то иначе, объясняя это игрой света и возбужденностью собеседника.
– Боюсь, что так. Мне это показалось именно бредом, и если бы не я лично проводил сеанс, а читал бы о нём в записях другого специалиста, то решил бы, что виной всему неумелость и халатность того человека и вместо того, чтобы ввести в состояние гипноза, вас просто-напросто усыпили и дальше вы разговаривали во сне. Но я уверен на сто процентов, что сделал всё верно, вы не спали, а были в состоянии гипнотического сна и говорили странные вещи.
– Что я сказал вам?
– Пока я не могу вам рассказать… возможно, в следующий раз.
В мире моего больного воображения
И всё от того, что мы потеряли то, что никогда не находили
Не является хорошим то, что становится таковым в случае отсутствия плохого.
Дань человека человечеству – не в этом ли заключается понятие этики? Что же заключается в понятии «дань»? Нечто, что отдавать отнюдь не желаешь, но отдавать необходимо; дань взималась с побеждённых народов народами, победившими их. Так и этика – это побор, то единственное, что может отдать человек человечеству, то не единственное, что человечество взимает с человека. Человек – раб, и в первую очередь раб социума. Даже вожди состоят в этом рабстве, и порой много больше, чем иные индивиды, ведь именно на них всегда устремлено неутомимое и вездесущее око придирчивого и жадного до ошибок общества.
И кто же, по сути, не является рабом? Кто свободен от рамок этики? Тот, кто находится вне каких-либо сословий, не принадлежит к тому или иному классу? В идеале это существо должно быть без пола и расы, не имеющее цвета кожи и говорящее на всех языках или не говорящее вовсе, существо, не живущие среди людей, обитающее отдельно, не имеющее ровным счётом ни одного гражданства. Даже Диоген, живущий в бочке, не был полностью свободен от обязанности платить эту дань обществу, ибо люди, выдающие себя за неэтичных, порой более этичны, чем самые изысканные педанты нашего времени.
Конец ознакомительного фрагмента.