Глава 3
Свою «девятку» я оставила на парковке «Народной аптеки», расположенной в цоколе шестиэтажной «сталинки», где жили родители Натальи Басмановой.
Оказалось, что «Тарпластмет» находился почти напротив, только на параллельной улице. Был ли между ними проход напрямую, обнаружить с первого взгляда не удалось, во всяком случае на машине мне пришлось сделать полукруг. Двор был огорожен железобетонным забором, душевно разукрашенным любителями граффити. В общем, я попала в обыкновенный тарасовский дворик, тихий, уютный, находящийся в самом центре города. Конечно, бывают дома получше: с видом из окон на набережную Волги, а бывают и во много раз хуже: настоящие трущобы на рабоче-крестьянской окраине.
Оглядевшись, я пошла вдоль этого забора мимо детской площадки с качелями, металлической «паутиной» и деревянными «грибочками». Потом наткнулась на кирпичную стену, также художественно оформленную местными живописцами, и, обогнув ее, попала к фасадам четырех гаражей. Вероятно, в одном из них и произошло кровавое преступление. Внутреннее чутье подсказывало, что в крайнем слева, хотя Басманов этого не уточнял.
В одном Андрей Георгиевич оказался прав: место действительно было безлюдное и не просматриваемое из окон. Просто идеальное для убийства. Моего клиента очень волновал вопрос: зачем Наталья сюда пришла? Мне это, разумеется, тоже было интересно, но в отличие от Басманова, находящегося в полном недоумении, я легко придумала несколько причин, по которым его жена попала в гараж.
Одна версия, уже высказанная мной безутешному вдовцу, такова, что Наталья хотела побыстрее вернуться домой на отцовской машине, показалась ему нелогичной. Тем не менее я не спешила отказываться от нее.
«Подумаешь, что супруги договорились созвониться! Может быть, у нее мобильник сел, а оставаться на вечеринке было уже невмоготу. Да, она выпила, но если в кошельке есть деньги, то это совсем не проблема. Пусть Басманов взяток не берет, но дэпээсники-то это делают, и с превеликим удовольствием! К тому же еще не факт, что ее бы остановили и стали к ней принюхиваться с особым пристрастием. – Я попыталась вспомнить, когда мою „девятку“ в последний раз тормозил дорожный патруль. – Около двух недель назад или даже больше. Ладно, в конце концов Андрей Георгиевич лучше знал свою жену, возможно, она на самом деле не собиралась садиться за руль. Как насчет других версий? Да сколько угодно! Назначила здесь кому-нибудь свидание или хотела кокаинчика подальше от посторонних глаз понюхать… Смело, но не так уж невозможно, хотя Басманову это уж совсем не понравится».
Вопрос о том, зачем Наталья сюда пришла, был все-таки второстепенным, а главными я считала два других: кто и почему ее убил. Само место преступления натолкнуло меня на мысль, что убийство могло быть непреднамеренным – какой-нибудь отморозок просто увидел в глухом закутке молодую красивую женщину, и в его башке, не обремененной рассудком, созрел молниеносный план об изнасиловании или грабеже сумочки и ювелирных украшений.
«Правда, Басманов сказал, что ограбления не было, – вспомнила я, – но борьба была, потому что одежда на Наталье оказалась порванной. Об изнасиловании или его попытке Андрей Георгиевич умолчал, это понятно… Не исключено, что негодяя что-нибудь спугнуло и тот не довел задуманное до конца. Надо будет связаться с Кирьяновым и попросить его раздобыть материалы следствия».
Едва я подумала об этом, как почувствовала чей-то взгляд.
Оглянувшись, увидела мужчину лет пятидесяти пяти в очках и с пышными седыми усами. На нем была темно-коричневая рубашка, застегнутая на все пуговицы, но без галстука. Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, мне почему-то показалось, что это отец Натальи – Семеряков Владимир Валентинович, но я не успела заговорить с ним первой.
– Вы, верно, сыщица? – спросил он, удивив меня своей прозорливостью.
– Как вы догадались?
– Мне Андрей звонил и сказал насчет вас. А я в гараж убраться иду, увидел вас и догадался. Нет, и сегодня не смогу зайти… Вот каждый день подойду сюда, постою у ворот и ухожу. – Голос Владимира Валентиновича задрожал, на глаза навернулись слезы. – Как же это так, а? Кому наша дочка помешала?
– Именно это я и собираюсь выяснить. Меня зовут Татьяна, я занимаюсь частным сыском не первый год. Думаю, что с этим расследованием тоже справлюсь.
– Пустое, Наташу уже не вернешь. – Семеряков обошел меня и дрожащей рукой поднес ключи к замку, но открывать так и не стал. – Если милиция по горячим следам найти убийцу не может, разве вам это под силу?
– Понимаете, Владимир Валентинович, в милиции и прокуратуре сразу несколько дел в производстве, а я сосредоточиваюсь на одном… Позвольте, я открою гараж. – Все-таки внутреннее чутье меня не подвело, гараж, где произошла трагедия, оказался крайним слева.
Семеряков еще немного поколебался и отдал мне ключи. Я открыла замок и толкнула дверь внутрь. Широкая полоска света разделила на две части темное пространство гаража. Мои глаза сначала наткнулись на заднее стекло «Нивы», забрызганное кровью, затем я инстинктивно опустила взгляд на бетонный пол и увидела очерченное мелом место, где лежал труп Натальи.
– Там вымыть все надо, – сдавленным голосом сказал Владимир Валентинович, – но я не могу. А Нелли, Наташина мама, тем более… Она даже разговаривать перестала, лежит и смотрит в потолок…
Я вполне понимала Семеряковых: зрелище действительно было не для слабонервных, даже меня бросило в леденящий пот, хотя мне доводилось не раз осматривать не только место кровавого преступления, но и сами трупы. Нормальный человек не может относиться к смерти равнодушно.
– Ей нанесли глубокое ножевое ранение, смерть наступила мгновенно, – сказал Владимир Валентинович, так и не решаясь зайти в гараж.
– Можно я здесь все осмотрю?
– Смотрите, милиция тоже что-то искала, но вроде бы ничего не нашла.
Я включила в гараже свет и стала внимательно разглядывать бетонный пол. На нем не оказалось ничего интересного.
– Скажите, Владимир Валентинович, а машина была закрыта? – крикнула я Семерякову.
– Да, и ворота закрыты, и снаружи, и изнутри. Наверное, она вошла через калитку, а следом зашел кто-то другой и ударил ножом в спину, – предположил отец погибшей.
– Андрей Георгиевич сказал мне, что Наталья, возможно, сопротивлялась, потому что платье было порвано…
– Так-то оно так, но вот вырванного кусочка от платья здесь не нашли и каблука одного тоже. Может быть, ирод с собой их унес, а может быть, он напал на нее где-то в другом месте. Она вырвалась, хотела здесь укрыться, но он ее выследил. – За разговором Семеряков переступил через свой страх и зашел в гараж.
Он тупо смотрел на очертания трупа своей дочери. В его глазах уже не было слез. Мне показалось, что Владимир Валентинович находился в какой-то прострации, поэтому задавать ему сейчас какие-то вопросы было глупо. Я думала над его последними словами: над тем, куда делся каблук и клочок вырванного платья. «Неужели убийца был еще и фетишистом? – спросила я себя. – Нет, обычно они трусики коллекционируют, а не сломанные каблуки. Хотя все может быть».
– Мы с Нелли только и думаем о том, как это произошло, – подал голос Семеряков. – Знаете, какой вариант кажется нам наиболее вероятным?
– Какой?
– Допустим, Наташе наскучило на вечеринке, и она решила зайти к нам в гости. По дороге к ней пристал маньяк, она от него сумела вырваться, а домой идти в рваном платье постеснялась, вдруг соседей бы встретила… Она ведь очень трепетно относилась к своему внешнему виду, поэтому решила укрыться в гараже. Может, позвонила бы оттуда нам или мужу. Дальше я вам уже говорил…
Версия насчет маньяка показалась мне вполне правдоподобной, только с одной поправкой: зайти к родителям она, скорее всего, не постеснялась, а почему-то решила, что укрыться в гараже будет безопаснее, но просчиталась.
– Скажите, Владимир Валентинович, а есть ли проход напрямую от «Тарпластмета» в ваш двор?
– Раньше был, а теперь нет: забор поставили. Хотя пацаны, конечно, сигают туда-сюда. Там за углом кирпичный забор пониже.
– Я на машине по Хвалынской ехала, потому что движение одностороннее, а если пешком идти, то где ближе: по Хвалынской или по Горького?
– Практически одинаково. Разница в двух-трех минутах. Наташа обычно по улице Горького ходила. Она у нас единственная дочь… была. Как мы радовались, что замуж удачно вышла! Три месяца только прожила с Андреем и ушла от нас от всех навсегда. Я жив, а дочки больше нет – это как-то в голове не укладывается! Я вас очень прошу: вы все вопросы мне задайте, а с Нелли говорить не надо. Не бередите ее душу.
– Владимир Валентинович, скажите, чем занималась ваша дочь в свободное время?
– То есть?
– Может быть, она в бассейн ходила, шейпингом занималась или еще чем-то? – пояснила я.
– Нет, у нее семья, не до кружков. Это все в далеком прошлом.
Других вопросов к Семерякову у меня пока не было, а вот одна просьба созрела. Несколько секунд я колебалась: обращаться ли с ней к убитому горем отцу, но потом все-таки рискнула.
– Владимир Валентинович, давайте кое-что проверим…
– Как это? Что? – немного испугался Семеряков.
– Мы сейчас выйдем, затем я только перешагну через железку, а вы сразу же, не заходя, ударите меня со всей силы по спине кулаком.
После минуты раздумий Семеряков согласился. Несмотря на то что мне удалось удержаться на ногах, я смогла мысленно спроецировать падение и уже не сомневалась, что первая встреча жертвы и преступника, при которой сломался каблук и вырвался клочок от платья, произошла где-то в другом месте, а здесь состоялась неожиданная развязка.
«Почему неожиданная? – спросила я себя и тут же ответила: – К преступнику не встают спиной. Если Наталья открывала гараж, значит, была уверена, что рядом никого нет. А может, она знала нападавшего? В первом случае злодей мог неожиданно спрыгнуть с забора или подъехать на машине. Возможно, она слишком долго возилась с замком, не рассчитала время и оказалась в ловушке. А во втором случае преступников было по меньшей мере двое, но Наталья об этом не догадывалась. Допустим, кто-то ее пас, а потом нанес удар. Такое возможно, но… маловероятно».
– Ну что, эксперимент чем-нибудь помог? – прервал мои размышления Семеряков.
– Да, он подтвердил вашу версию. Думаю, вы ошиблись только в одном: злодей не заходил в гараж. Он нанес свой удар, находясь на улице, поэтому милиция и не нашла внутри никаких следов. Если это было убийство с целью грабежа, то драгоценности остались при Наталье только потому, что преступника что-то спугнуло. Допустим, он услышал шум подъезжающего автомобиля и временно отказался от своих планов, прикрыл дверь, намереваясь вернуться, а сам перемахнул через забор.
– Не всякий человек сможет это сделать. – Семеряков оценивающе посмотрел на забор.
– В том-то и дело, что речь идет не о среднестатистическом человеке. Убить намного сложнее, чем перепрыгнуть через забор. Вот смотрите: на вашем гараже есть кирпичные выступы. Одну ногу ставишь сюда, вторую – сюда, подтягиваешься и через несколько секунд уже вне поля зрения. – Я вполне могла бы продемонстрировать, как это делается, но не хотела пачкать новый костюм.
– Вы правы. Возможно, как раз Миющенко и спугнул его. Это наш сосед. Он-то и обнаружил Наталью.
– Думаю, если бы все было тихо, то есть вашему соседу не пришло бы в голову открыть дверь, то злоумышленник мог бы вернуться. А так, находясь по ту сторону забора, он слышал звонки в «Скорую» и в милицию. Интересно, опергруппа такую версию не рассматривала?
– Не знаю, я был как в бреду… Хотя они удивлялись, что нет следов, и даже предположили, что бандит был в бахилах.
– Какая глупость! Вряд ли убийство было преднамеренным. Владимир Валентинович, я понимаю, что неоригинальна в своем следующем вопросе, но все-таки скажите: у Натальи были враги?
– О чем вы говорите? Какие враги? Это у крупных бизнесменов или бандитов враги бывают, а Наташа простым бухгалтером работала.
– А какие у нее отношения с сотрудниками были?
– Нормальные, хотя начальница, конечно, строгая была, придиралась к ней по любому поводу. Знаете, даже не доверяла ей: баланс сама всегда сводила, думала, что Наташа не справится. А совсем недавно Костикова ее зуб не отпустила лечить, пошла на открытый конфликт. Но это так, мелочи, дочка все равно вскоре на другую работу переходить собиралась. Андрей ее в свое управление брал.
– Да, он говорил мне об этом.
– А вообще-то Наташа неконфликтная, ей всегда всех жалко, может чужую вину на себя взять. – Семеряков говорил о своей дочери в настоящем времени, будто она была жива. – В фирме один дурачок есть, какой-то родственник директора, так он ей прохода не дает, в любви постоянно объясняется, даже жениться обещал. Наташа о нем часто нам рассказывает. Мать ее спрашивает: что же ты ему не скажешь, что замуж вышла? А она говорит, что надо с уважением относиться к чувствам: раз любит, то пусть любит. Представляете, Таня, наша дочка думает, что для него эта любовь – смысл жизни…
– Разговаривала я сегодня с этим дурачком. Его Левой зовут, да?
– Точно, Лева Казинец.
«Уж не Лева ли убийца? – пронеслось в моей голове. – Он, конечно, псих, но и у них бывают просветы, вот он и пытался мне доказать, что никуда не выходил, а был у всех на виду, фокусы показывал. А что, это вариант! Допустим, он достал Наталью на вечеринке своим ухажерством, она ушла, он – за ней…»
– Владимир Валентинович, а вы милиции о Леве рассказывали?
– Нет, это сейчас к слову пришлось. Татьяна, неужели вы думаете, что это он? – Семеряков очень удивился, похоже, мое предположение показалось ему абсурдным.
– Я ничего не могу утверждать наверняка, но поработать над этой версией стоит.
– Возможно, вы и правы, от психа чего угодно можно ожидать. Не будь он родственником Турилкина, не работал бы в фирме. Вы Андрею расскажете о Леве?
– Конечно, ведь меня нанял Басманов, и уже сегодня вечером я должна отчитаться о проделанной работе.
– Татьяна, тут вот какое дело. – Семеряков замялся. – Я не знаю, как вам об этом сказать, вопрос очень деликатный…
– Владимир Валентинович, говорите как есть. Я постараюсь войти в ваше положение.
– Дело в том, что Андрей очень ревнив. Он разошелся с первой женой, потому что приревновал ее, даже ребенок, сын, не остановил его от развода. Я, конечно, не знаю всех тонкостей, возможно, она действительно ему изменяла, но Андрей мог, по-моему, и напридумывать себе лишнего. На свадьбе Наталья с моим младшим братом танцевала, он из Тюмени специально на торжество приехал, так Андрей чуть ему по физиономии не съездил. Еле конфликт уладили. Конечно, Басманов – хорошая партия для нашей дочери: с положением, любит ее, но вот ревнивый. Наталья очень красивая, вся в мать, на нее многие заглядываются, я к этому всегда очень спокойно относился, а вот Андрей… Словом, мне бы не хотелось, чтобы он плохо думал о нашей дочери. Мало ли что ему в голову взбредет! Знаете, о мертвых принято говорить и думать хорошо. – Семеряков немного помолчал, а потом добавил: – Татьяна, вы только не считайте, что мы с Нелли Андрея подозреваем, будто он мог из ревности… Наша дочь вышла замуж по любви и не давала поводов для ревности. Вы не подумайте…
– Нет, нет, я так не подумала, – успокоила я Владимира Валентиновича, хотя на самом деле в моей душе что-то сработало против Басманова.
«А может, это действительно он? Нет, тогда зачем ему меня нанимать? Глупости все это! Басманов – мой клиент, он платит мне деньги, поэтому я должна быть с ним откровенной, хотя Семерякова тоже понять можно». Немного подумав, я решила, что смогу найти в данной ситуации компромисс.
– Владимир Валентинович, я не стану заострять внимание Басманова на «чувствах» Левы. Для начала ограничусь сообщением о том, что на вечеринке был психический, поведение которого может быть непредсказуемо.
– Спасибо. Знаете, Татьяна, а ведь благодаря вам я смог переступить через себя и зайти в гараж. Пожалуй, сегодня я смогу заняться здесь уборкой.
Я на всякий случай дала Семерякову свою визитку, и на том мы расстались. Нет, сразу садиться за руль своей «девятки» я не собиралась, а решила пешком обойти квартал, ограниченный улицами Советской, Хвалынской, Пушкина и Горького. Этот маршрут мог натолкнуть меня на какую-нибудь свеженькую идейку, а может быть, в какой-нибудь подворотне нашелся бы сломанный каблук.
Несколько дней назад в Тарасове был ураганный ветер, после которого дворники еще не успели навести порядок. В поле моего зрения попалось бесчисленное множество пивных банок и пластиковых бутылок от всевозможных прохладительных напитков, упаковки от чипсов, сухариков, орешков и шоколадных батончиков, окурки, пуговицы и даже юбилейная монета в десять рублей, которую я, не поленившись, подняла. Каблук же так и не обнаружился.
Оказалось, что я беседовала с Семеряковым около двух часов. Владимир Валентинович, к счастью, не ограничивал меня во времени и выдал необходимую информацию. Итак, появился первый подозреваемый – имеющий психиатрическую патологию кладовщик Лева Казинец, родственник директора.
Когда я проходила мимо «Тарпластмета», был уже седьмой час вечера, поэтому побеседовать с кем-нибудь, например с Михаилом Петровичем, о Леве не представлялось возможным: фирма была уже закрыта.
Я пошла дальше. На втором полукруге уличный мусор был такой же: банки, бутылки, упаковки, – исключение составляли стоптанная детская сандалия, лежащая на газоне в траве, и старенькие кроссовки приблизительно сорок четвертого размера, стоящие около входа в магазин «Фристайл».
Вернувшись к «девятке», я решила позвонить подруге Натальи, Веронике Громушкиной, которая, по словам Басманова, жила неподалеку от Семеряковых.