Третий чемпионат фабулы по прозе. Второй тур.. О любви / Эротика (Алина Бестужева)

Женщина зашла в квартиру, сняла туфли и прошла на кухню. Из комнаты дочери лилась музыка, на столе лежали бутерброды, на плите горячий чай.

«Почему так не люблю пятницу? – Мысленно спросила себя и сама же ответила. – Потому что мне тридцать один и я не замужем. И ничего в моей жизни романтичного давно не происходит».

И тут раздался телефонный звонок. Женщина с надеждой взяла трубку, но эта была мать.

– Наташа! – раздался в трубке её тихий голос. – Ты обои менять не передумала?

– Нет, мама, завтра с утра и начну. За день успею.

– Тогда я за внучкой заеду.

– Мама, ей уже двенадцать лет. Сама доедет.

– Вот и главное, что двенадцать… Лучше заберу.

– Как хочешь, – Наташа положила трубку.

Раньше квартира принадлежала матери, но недавно та переехала в однокомнатную на окраине города, оставив эту дочери с внучкой.

«Один иностранный психолог, фамилия у него интересная, – когда не с кем поговорить, Наташа разговаривала с собой. – Не могу вспомнить. А, Курт Чампион! Сказал, что по наследству передаётся не только внешность, но и судьба. И у нас с мамой так. Она хоть замужем официально два года была, а я всего один год прожила в браке, и то в гражданском».

Телефон вновь зазвонил, не дав притронуться до бутербродов. На сей раз звонила лучшая подруга Полина, такая же одинокая, не имевшая даже детей. Подруга была старше Наташи на десять лет, но это не мешало их дружбе.

– Наташка! – Закричала она в трубку радостным голосом. – Я мужика нашла: рост метр восемьдесят пять, плечи, как у борца.

– А на лицо? – в голосе Наташи появилась заинтересованность.

– На лицо, конечно, далеко не красавец. В общем, лети ко мне, сама увидишь. Он через час придёт.

– Один придёт?

– Один. Он – «деревня беспросветная». Но что-нибудь придумаем. Не торчать же тебе все выходные дома.

– Жди, через час буду!

«Так, сотовый в сторону. Я ни для кого не существую, – она допила кофе и доела бутерброд. – Жрать хватит! У Полины всё равно есть придётся. Теперь мыться».

Она вышла из ванной комнаты, подошла к трюмо и критично осмотрела себя.

«Талия пропадает. На этом месте появились жировые складки. Спортом, что ли, заняться или шейпингом? Это лишь мечты.

Ладно, хватит ныть. Блузка – самая яркая, в стиле «ретро» – деревенские такие любят. Пойду у Полины парня отбивать. Это шутка, но в каждой шутке есть доля правды. Конечно, если у подруги с ним серьёзно, я уйду, а нет – одолжит его мне на денёчек. Не впервой!»

– Дочь! – крикнула она в приоткрытую дверь. – Сейчас бабушка за тобой заедет. Поедешь с ней. Я завтра обои менять буду.

Вышедшая дочь критично оглядела Наташу:

– Мама, ты на свиданье?

– Не твоё дело.

– Просто от такого «прикида» все мужики разбегутся. Бабушка и то современнее одевается, – в голосе дочери слышались нотки превосходства. – Что-то не пойму тебя, мама. Ты старика собираешься «закадрить» или «дерёвню»?

– Второе ближе к истине.

– Я, конечно, обойдусь и без «папы», – с иронией заметила дочь. – Но если он появится, хотелось бы видеть каждый день стройного симпатичного мужчину, а не лысого старика из деревни.

– Знаешь ли, умница, папы в магазинах не продаются, а шансов повстречать красавца становится всё меньше. Так что не обессудь, если у тебя появится лысый отчим.

– Приводи ты кого хочешь, мне с ним не спать. Постарайся, чтобы у него деньги были, а то тебе и его кормить придётся.

Наташа остановилась у цветочницы, продававшей свой товар прямо с тротуара.

«Надо купить цветы. Должна же во мне быть какая-то таинственность. Очки забыла. Ни очков, ни телефона. Телефон-то специально оставила, а вот как теперь рассмотрю Полининого красавца? Возвращаться не буду».

Она присела на корточки и стала выбирать букет, не дорогой, но красивый.

– Что Анатолий Борисович? Я уже пятьдесят лет Анатолий Борисович…

Наташа подняла голову. Немолодой, хорошо одетый мужчина, громко кричал в трубку:

– …да мне плевать, ищи, где хочешь. А где мой лоботряс? Так найди. Ты понимаешь, что я в другом городе? Раз в десять лет вырвался на родину, а вы простые вопросы решить не можете.

Он шел, никого не замечая, и налетел, на выбирающую цветы женщину, больно ударив её коленкой.

– Поосторожнее нельзя? – вскочила на ноги Наташа.

– Извините!

Наташка взглянула ему в глаза. Те вдруг расширились до невероятных размеров. Радость, изумление, восторг замелькали в них с невероятной быстротой, перемешиваясь и кружась.

– На-таш-ка!!! – воскликнул он радостным до безумия голосом, схватив удивлённую женщину за плечи.

Она близоруко сощурила глаза, проклиная себя за забытые очки. Но и без них была уверена, что никогда не видела этого мужчину, схватившего её за плечи, по крайней мере, как хорошую знакомую.

– Не узнаешь? – продолжал радостно кричать мужчина. – Ты у меня всегда слепая была.

Эта фраза заинтриговала женщину окончательно. Мелькнула мысль, что сама же хотела чего-нибудь необыкновенного. Вспомнила его слова, брошенные в трубку.

«Анатолий, Анатолий… Он какое-то ещё отчество прокричал. А зачем мне отчество? Назову по имени. Потом разберусь, что к чему».

– Анатолий? – произнесла она неуверенным голосом.

Он схватил женщину в охапку и стал радостно кружить.

– Наташка, я тебя не отпущу, – но, опомнившись, поставил на землю. – Наташа, ты не торопишься? Давай где-нибудь посидим?

И тут ей в голову пришла смелая мысль:

– Я к подруге иду. Пойдём со мной!

– А это удобно?

– Удобно. Она одинокая, как раз друга пригласила.

– Твой к тебе не вернулся? – неожиданно спросил мужчина.

Она покачала головой.

– Так одна с дочерью и живешь?

Наташка продолжала качать головой, но скорее от удивления.

– Так идём? – она так и не могла опомниться.

– Сначала купим цветы и зайдём в магазин.

Он взял самый большой букет и нежно положил Наташе на руки.

– Ты знаешь, сколько этот букет стоит? – раздался голос продавщица.

– Хватит? – спросил мужчина, сунув ей крупную купюру.

По появившейся на лице цветочницы подобострастной улыбке, стало ясно – хватит.

В магазине мужчина купил шампанское, которое Наташке всегда хотелось попробовать, но на которое никогда не хватало денег, затем дорогие развесные конфеты.

– Наташа, ты ведь эти любишь?

– Люблю, – произнесла женщина, и вновь удивлённо задумалась. – «У нас дома действительно по праздникам покупали эти конфеты. Да и сейчас их покупаю, когда деньги есть. Он откуда это знает? Хотя, от трюфелей не откажется никто».

– Полина, я не одна, – Наташа подтолкнула мужчину в дверь. – Это – мой давний друг Анатолий. Это – моя лучшая подруга Полина.

– Очень приятно! – улыбнулась хозяйка, не скрывая охватившего её любопытства.

Она чуть ли не силой затолкала Анатолия в зал.

– Знакомьтесь! Это мой друг Иван. Мужчины посидите немного без нас, послушайте музыку, – она подошла к музыкальному центру и добавила громкость. – Мы на кухне похозяйничаем.

Женщины, буквально, убежали на кухню.

– Наташка, что за давний знакомый? Почему я о нём ничего не знаю?

– Ой, Полина! – Наташа схватилась за голову. – Я сама о нём ничего не знаю.

– А говоришь, что давний?

– Представляешь, выбираю цветы, а он идёт, звонит по сотовому и чуть не наступает на меня. Я встаю с намереньем отчитать его по полной программе. А у него вдруг глаза становятся вот с эту тарелку. Он радостным голосом кричит: «Наташка!» и обнимает меня.

– Так ты его совсем не знаешь?

– В том-то и дело, что совсем.

– А после того, как он узнал, что ошибся?

– Он до сих пор не знает об этом, – лицо Наташи просто светилось от радости.

– Подожди, подруга. Как ты узнала, что его зовут Анатолий?

– Он перед тем, как наступить на меня, в телефон кому-то кричал: «я пятьдесят лет как Анатолий» и какое-то там отчество называл.

– А тебя-то он откуда знает?

– Я представления не имею. Но он знает, что у меня плохое зрение, про дочь и про её отца. Знает, какие конфеты мы покупаем по праздникам. Слушай, Полина, пусть всё остаётся как есть. На меня такими влюблёнными глазами никто не смотрел.

– Я от любопытства умру, если не узнаю, в чём дело. Обещаю: напрямую спрашивать не буду.

Взяв давно приготовленные тарелки, они вернулись в комнату.

– Надеюсь, без нас не скучали?

– Выпить бы не помешало, – глупо улыбнулся Иван.

«Где она такого придурка нашла?» – подумала Наташа, разглядывая огромного нескладного мужика с глупым выражением лица.

Она повернулась к подруге и догадалась, что и та думает то же самое.

Иван, между тем, открыл бутылку коньяка и стал разливать в хрустальные бокалы.

– Наташа, – бесцеремонно начал он, – мы с твоим одноклассником сразу общий язык нашли…

– Ой, Наташа, соль забыла.

Полина схватила подругу и потащила на кухню.

– Наташка, ты с ним где-то училась!? – не то, спрашивая, не то, утверждая, воскликнула Полина, прикрыв дверь в кухню.

– Сама подумай. Какой одноклассник? Он почти на двадцать лет старше меня.

– Ведь ты и в институте два года училась, и в автошколе.

– Я на дневном отделении училась, там все ровесники. А в автошколе мы с тобой вместе учились пять лет назад и всех мужиков там сама прекрасно знаешь.

– Может, в институте к тебе какой-нибудь преподаватель «клеил».

– Не было у меня никаких преподавателей, – качая головой, промолвила Наташа. – Скажи, ты смогла бы забыть человека, который в тебя влюблён и, судя по всему, был тебе не безразличен?

– Всё, я больше не могу, – решительно произнесла Полина.

– Полина, предупреждаю, – погрозила пальцем Наташа, – если ты сморозишь какую-нибудь глупость, я тебя убью!

– Наташка, ты на него «запала»?

– Меня в последнее время мужики вниманием не балуют.

– Обещаю быть предельно осторожной и корректной!

Первый тост был за знакомство, второй «за прекрасных дам», третий – за любовь. До дна каждую стопку выпивал Иван, Анатолий и женщины делали лишь по глотку.

– Иван! – обратилась Полина к своему другу. – Ты всё помнишь о своей первой девушке?

– Помню, что звали Валей. У неё отец был строгий, «накостылял» мне, когда увидел, что я его дочь обнимаю.

Полина перевела взгляд на Анатолия и по его взгляду догадалась, что он понял, с какой целью заведён разговор. Мужчина улыбнулся и сам предложил:

– Полина, я согласен ответить на все твои провокационные вопросы.

– Прекрасно. Её фамилия?

– Панкратова, – тяжело вздохнув, произнёс мужчина.

– Её адрес?

– Бульвар Строителей, дом семь, квартира двенадцать.

– Номер телефона.

– Три, двадцать семь, восемьдесят один.

– Вместо тройки сейчас две пятерки, а так все правильно – удивлённо произнесла Полина, но всё же продолжила допрос. – Имя дочери?

– Наташа, как и у мамы. У них в семье всех Наташками называли, даже кошку.

– Полина, там пирог сгорит, – схватила Наташка за руку подругу и потащила на кухню.

– Подруга! – воскликнула Полина, прикрыв дверь. – Я в шоке. Он о тебе всё знает, ты о нем – ничего.

– Полинка! – с нескрываемым восторгом произнесла Наташа. – Подобного со мной никогда не случалось! Представляешь, у нас действительно была кошка, и её звали Наташкой. Я об этом сама забыла, а он…

– Нет, всё равно узнаю, в чем тут дело, – перебила её подруга.

– Повторяю, если ты задашь ему ещё хоть один вопрос, я тебя убью!

– Если не задам, то умру от любопытства.

– Полина, я хочу провести с ним хотя бы этот вечер.

– А ночь?

– Поживём – увидим.

– Наташ, а что ты там про пирог-то сморозила?

– Первое, что на ум пришло.

– Ладно, идём!

– Мальчики, ещё по одной и – танцы! – воскликнула Полина и, повернув голову к Ивану, добавила. – А то вы напьётесь, что мы с вами делать будем?

– Лично меня до такой степени напоить невозможно, – ухмыльнулся её друг, наливая в рюмки очередную порцию спиртного.

Полина включила музыку, и Наташа почувствовала, как Анатолий, вздрогнув, сжал ей руку.

– Помнишь, как мы танцевали с тобой? – с грустью в голосе спросил он.

– Так приглашай. Что сидишь? – улыбнулась в ответ женщина.

Наташа положила руки ему на плечи, пытаясь вблизи рассмотреть черты его лица, но очков не было, да и Полина выключила свет, чтобы оставаться в полумраке. Пришлось отказаться от этой затеи. Выпитое вино кружило голову, рядом был влюблённый мужчина. Хотелось страстных поцелуев, но нельзя же бросаться на шею первому встречному.

«Минут пятнадцать я должна выдержать, – глядя ему в глаза, думала Наташа. – Музыка эта у Полины никогда не кончится, специально для таких случаев. Пусть пока помучается. Какие у него сильные руки! Нет, пятнадцать минут я не выдержу. Ладно, десять. А, что я „ломаюсь“? Мы с ним, наверняка, целовались. По его мнению».

Она приблизилась к его лицу на какой-то сантиметр, и этого было достаточно, чтобы их губы слились в страстном бесконечном поцелуе.

«Какой он безумный! – с восторгом подумала Наташа. – Надо поменьше слушать, о чём он говорит и почаще закрывать ему рот поцелуями. О, судя по поведению подруги, двум парам в однокомнатной квартире сейчас будет тесно. Надо с ним уходить. Интересно, мы с ним лишь целовались, или наши отношения были более глубокими? Квартира у меня сегодня пустует, затащу его – там разберусь».

– Полина! – крикнула она подруге. – Мы с Анатолием уходим.

В глазах мужчины появилась грусть, но перехватив её лукавый взгляд, загадочно улыбнулся.

– Как – уходите? – искренне удивилась подруга. – Мы ещё чай не пили.

– В другой раз, а сейчас Анатолий проводит меня до дома.

Она шла, прижавшись к крепкому мужскому плечу. Её новый друг рассказывал про армию. Как чуть не застрелился, когда она написала, что выходит замуж, как уехал из города, чтобы не мешать её счастью.

Ей были неприятны воспоминания его молодости. Там была другая, которую он любил и любит до сих пор.

«Интересно, что всё это значит? Допустим, я похожа на его девушку. Нет, он влюблен именно в меня. Происходящее не может быть простым совпадением. Ладно, допустим, я хочу лишь одного, завлечь его в свою квартиру, поэтому и играю эту роль. Но ведь он умный человек и не может не заметить множества явных противоречий, например, разницу в возрасте.

Такое ощущение, что разгадка очень проста. Как в картах: чем удивительнее фокус, тем проще разгадка. А я боюсь напрячь голову, что бы догадаться. Уверена, эта разгадка была рядом, когда он говорил про кошку, покупал конфеты, и сейчас она рядом. Достаточно спросить, в каком году он служил в армии.

Удивительно, совершенно не смотрю на дорогу. Он тоже идёт чисто автоматически, но именно к моему дому».

– Наташа, давай посидим на этой лавочке, как раньше.

– Давай!

«Я много раз сидела на этой лавочке и со многими парнями. Так, с кем я здесь сидела? В которых была влюблена – четверо, добавим одноклассников, влюбленных в меня, еще человек пять. Среди них его не было. Да, и не могло быть».

– А этот павильон твои окна загораживает, – произнёс Анатолий, глядя на задумчивое лицо Наташи.

– Поцелуй меня! – решительно произнесла она. – И не давай мне больше думать ни минуты.

Приказ был тотчас исполнен. Прошло четверть часа. Они были взрослыми людьми, и обоим хотелось от этой ночи гораздо большего.

– Пошли ко мне!

Она взяла мужчину за руку и потащила за собой, стараясь ни оглядываться и ни о чём не думать. Но грустные мысли сами лезли в голову:

«Словно веду его к заветной двери, за которой находится страна счастья, а предчувствие такое, словно там разгадка всего происшедшего со мной сегодня. А я свет не буду включать, слова не произнесу. Не хочу никому отдавать этот волшебный вечер. Пусть он плавно перейдёт в такую же волшебную ночь. Тайна все равно откроется, но только не сейчас».

Женщина открыла дверь, и они зашли в прихожую. Из комнаты дочери лилась тихая музыка, а из зала вышла мать.

– Всё! – тяжело вздохнув, произнесла Наташа. – Мама…

Она повернулась к Анатолию, чтобы представить его матери. Но что это: губы её спутника задрожали, а глаза стали еще больше, чем при их неожиданной встрече.

– Наташка? – всё же сумел выдавить он.

То, что произошло далее, она даже не могла представить. Её пожилая мать бросилась на шею её другу:

– Толик, родной, я знала, что когда-нибудь откроется эта дверь, и ты вновь войдёшь в неё!

А он, прижав её к груди, не мог поверить, что природа смогла с такой точностью передать все черты внешности и характера от матери к дочери. Он тридцать лет представлял эту встречу. Но в его мыслях она старела гораздо медленней, чем в жизни. И была похожа на ту Наташку, которую встретил несколькими часами ранее.

– Бабушка, что там случилось, – спросила, вышедшая из спальни внучка.

И глаза Анатолия в третий раз расширились. Перед ним стояла Наташка, точно такая, которую он встретил тридцать восемь лет назад в своем далёком пятом классе.

Ну, как я не хотел в этот раз ехать на рыбалку. Позвонил Сергей – я отказался, а потом позвонил Иваныч. Я сказал ему, что настроение не то и, в общем, «не знаю, наверное, не поеду».

– Слушай, – говорит Иваныч, – звенит звонок.

– У кого звенит? – спросил я.

– Да какая разница, слушай и всё. Алло, позовите Германа Макаровича.

– Его нет, он в больнице, в реанимации.

– А к нему пускают?

– Да пускают. Только близких родственников.

– А он хоть говорит?

– Да, говорит.

– Так спросите у него, поедет он завтра на рыбалку или нет!

– Ладно, ты меня убедил! Поеду я завтра! – сказал я со смехом и отключился.

У нас давно сформировалась команда из тех, кому за 60, и мы старались, по возможности, встречаться. А зимняя рыбалка – это как раз такой случай. И вот сижу я над лункой уже почти 4 часа, а у меня только один карась и два подлещика. Мелочёвка в зачет не входит. Где-то уже после десяти я собрал свои снасти и пошел к берегу. Когда проходил мимо лунки Иваныча, тот спросил:

– Ну, как? – я показал три пальца.

– А у тебя? – спросил я его. Он показал все пять.

– Петрович, так ты всё? Сдался? Какой позор! И это при таком-то клёве! – я улыбнулся, согласно кивнул головой и развел руками.

– А я еще посижу немного, – проговорил Иваныч. – Может, от того, что ты рядом сидел, у меня так слабо и клевало, – поддел он меня.

– Слышь, Иваныч! Ты бы шапку лучше снял.

– Так холодно еще, уши можно отморозить.

– Смотри! Я предупредил! А то был случай. Разлили по стаканам, позвали всех. Кто был в шапке, не услышал, ну, и, как говорят, по усам текло, а в рот не попало.

Ха-ха-ха! Во-первых, я за рулем и мне этот клич по барабану, а во-вторых, слабо это, – ответил Иваныч.

– Да я ж тебя по-дружески предупредил! – сказал я и пошёл к домику.

Я зашёл в домик и сбросил с себя всю рыбацкую амуницию. Потом на свитер надел куртку на меху, а на ноги зимние ботинки. Я решил, что долго засиживаться не буду, так как приехал без напарника и пить мне никак нельзя. Дело в том, что наша команда приезжает сюда по 2—3 человека в машине, и поэтому по очереди кто-то не пьет коньяк. «Ладно, перекушу и поеду», – решил я и вышел на крыльцо посмотреть кто, что и где.

Домик, или как его еще называют «Дом рыбака», стоял на взгорке. Отсюда хорошо просматривалось Тихое озеро и его берега. На льду чернели сидящие над лунками фигурки рыбаков, а кто-то уже потихоньку шел к берегу. Сквозь серые тучки периодически выглядывало солнце, и тогда более отчетливо просматривалась береговая черная линия талой воды. Да и не удивительно, март приблизился к середине и поэтому, если в тени еще было минус 2—4 градуса, то на солнце был уверенный плюс. Снег начал таять, да и лёд уже был не тот.

Я спустился к берегу. Местами талая вода оттеснила лед до двух метров от берега, а кое-где сходила на нет. Вот в одном таком месте я, перешагнув на лёд, пошел навстречу идущему рыбаку. Это был Федор Николаевич, или просто Федя.

– Ну, что, Петрович, отклевался? – спросил он меня.

– Да я вижу, ты тоже откинулся от лунки.

– Так нет клёва, нет и улова, а ты куда собрался? – спросил Федя.

– Хочу пройтись, подышать, посмотреть. Красота-то, какая! – воскликнул я.

– Ты только не долго ходи, остальные тоже закругляются. Смотри не опоздай!

– Так, а что мне спешить, я ведь сегодня один за рулем. Ладно, ладно, успею – сказал я и пошел в сторону противоположного берега. Я не дошел метров 30 и стал идти вдоль до него. Дышалось легко, яркая белизна слепила глаза, и я пожалел, что не взял очки. Да, лёд уже был другой, он местами изменил цвет и плотность и иногда даже прогибался под ногами. Я остановился и стал осматриваться. И тут мне на глаза попали вербы на том берегу и остатки торчащего камыша из снега. Так это же моё любимое место! Там по чистой воде я всегда рыбачу. Эх! Сколько я там рыбы половил!

И я пошёл к своему месту. Метров за 30 до берега я почувствовал, как подо мной слегка играет лёд. Я посмотрел на берег. Как это все красиво колыхалось и шумело зелёной листвой летом, и как это сиротливо выглядело сейчас на белом фоне берега. Ладно, хватит лирики, надо смотреть под ноги, чтобы не провалиться. Неширокими лыжными шажками я стал приближаться к берегу. «И чего я сюда пошёл?» – вдруг промелькнула мысль.

Вдоль берега темнела почти метровая ширина талой воды. Берег был уже близко, и я ускорил шаг, как вдруг под левой ногой лёд треснул, и выступила вода. Я по инерции резко шагнул на лёд правой ногой, и она полностью провалилась. Попытался ее вытащить, и тогда провалилась левая нога, а потом лёд раскололся на несколько кусков, и я стал погружаться в холодную воду. Это произошло быстро. На каком-то автомате я, разбросав руки по сторонам, задержался и не занырнул под лёд. Вот, блин! Только что шел по льду, а теперь мои руки и грудь лежат на льду, а все остальное мокнет в воде. Я попытался опереться ладонями и рывком вытащить себя из воды, но лед обломился, и я только успел руками схватиться за новую кромку льда. Тогда я стал кричать и звать на помощь. Ведь должны же меня наши услышать! Но никто не отозвался. Очевидно, все уже сидели в тепле и разливали по стаканам. Еще несколько раз крикнув, я снова попытался залезть на лёд боком, а потом спиной. Мне удалось продвинуться, но, когда, казалось, что уже ползу по льду, как он предательски треснул и я снова подтягивал себя руками к кромке, чтобы не окунуться в полынье с головой. Я этого боялся больше всего: боялся, что не вынырну из этой холодной воды. А холод начинал втекать в живот, в грудь, начали замерзать ноги и руки. И меня уже не согревала моя бешеная работа руками и ногами. Мне стала мешать мокрая куртка: мех намок, намокли рукава и они сдерживали мои движения. Я попытался снять куртку и мне это удалось. Тогда я ее бросил перед собой и попробовал по ней залезть на лед. Перемещая руки в мокрых перчатках по куртке, я начал заползать на лёд и уже залез правым коленом, как вдруг всё это подо мной опять раскололось и расплылось, и я снова оказался в воде. Перебирая ногами и руками в этой каше из битого льда, мне удалось удержаться на плаву и уцепится за край полыньи, а затем опереться на лед локтями. Я как бы завис на краю льда. Это дало мне возможность передохнуть, и сбить дыхание. От холода у меня тряслась нижняя челюсть. Холод сковывал движения рук и ног. Я очень устал. Я не знал, что будет дальше. Правда мелькнула мысль, что чем дальше от берега, то лёд крепче. Тогда я стал ломать и крошить лёд. Я продвинулся вперед больше чем на метр. Но новая попытка залезть на лёд закончилась тем, что всё треснуло подо мной, и я снова очутился в воде. Повернувшись спиной к краю полыньи, я руками оперся о лёд, откинулся головой назад и завис. Я страшно устал. Слабость и безразличие нахлынуло на меня. Я закрыл глаза и потихоньку начал замерзать…

По кладбищу медленно идет похоронная процессия. Откуда-то доносится музыка похоронного оркестра. Впереди 8 человек несут гроб, за ними идут люди с венками, а затем безмолвная толпа из родственников, друзей и знакомых покойного. Вот гроб поставили у выкопанной могилы и к гробу стали подходить поодиночке люди, чтобы попрощаться в последний раз с близким им человеком. Я попытался подойти ближе, чтобы увидеть покойного, но мне это не удалось: я только приблизился на несколько метров ближе сквозь плотную толпу присутствующих.

– Кого хоронят? – спросил я у стоящих рядом людей.

– Как кого? Петровича!

– Какого Петровича?

– Какого, какого? – ответили мне с раздражением, – Рыбака. Ты что не видишь?

Я присмотрелся и увидел, что то, что казалось мне серебряным покрывалом, оказалось красиво уложенными рядами из подлещиков и плотвы. «Действительно, рыбак», – подумал я.

В это время к покойному прорвалась какая-то блондинка в черном, и с криками «Коля! Коля!» заливаясь слезами, с причитаниями упала на его грудь. Я продвинулся еще ближе и стал присматриваться к покойнику. Уж больно знакомым показалось мне его лицо. А женщина все кричала «Коля! Коля!». Чего это она? Так я тоже Коля! И тут я вдруг узнал в покойнике себя.

– Так что же это меня тут хоронят? – закричал я. В это время женщина повернула заплаканное лицо в мою сторону.

– Валя! Валя! – закричал я. – Пустите меня! Это моя жена! – продолжал я кричать и проталкиваться сквозь толпу.

– Валя! Тебе же нельзя рыдать, тебе нельзя кричать! У тебя же больное сердце! Да и давление к тому же высокое, – кричал я, приближаясь к гробу. Я был уже так близко к нему, что видел, как рыбы там шевелили хвостами. Но что странно, на меня никто не обращал внимания, а Валя продолжала плакать и причитать.

– Да что же это такое! Ведь она так сердце надорвет или сляжет на две-три недели под капельницы, – прокричал я и рванулся к Вале…

От этого рывка я упал в воду, окунулся с головой, выскочил наверх и поплыл к берегу. Я молотил руками по воде, разбивая по ходу одиночные льдины, а когда пошел цельный лёд, я его разбивал кулаками, благо он был здесь уже тонкий. Когда я ногами почувствовал дно, то побежал, разбрызгивая воду руками, и уже на берегу споткнулся и упал. Мое сердце бешено колотилось в груди, и я часто дышал. Только я отдышался и успокоился, как почувствовал холод. Моя мокрая одежда плотно облегала руки, ноги и всё тело. Она сжала меня мокрым холодным компрессом и я уже ничего не чувствовал, кроме леденящего холода. Прямо на глазах одежда стала деревенеть, и я понял, что если не поднимусь сейчас, то она превратится в ледяной короб. С криками «Валя!» я стал на четвереньки, а затем выпрямился и побежал в сторону рыбацкого домика. Откуда-то подул ветерок, и я пожалел о своей потерянной шапке. И еще я пожалел об утонувших перчатках. Разбитые в кровь пальцы об лёд быстро замерзали и болели. «Раз болят, значит, еще не отморозил», – подумал я о них. И тут я поскользнулся и упал. «Ну, совсем нет сил, полежу немного. Ну, не могу я идти. Всё», – мелькнула мысль.

– А Валя? А если я замерзну? Как она потом без меня? – прокричал я и стал подниматься. Шатаясь и спотыкаясь, я, постепенно леденея, шел в сторону рыбацкого домика. Одежда шуршала, но еще сгибалась. Я понимал, что если перестану двигаться, то она заледенеет, и я уже никуда не дойду.

– .Валюша, я иду, не кричи, не кричи, я иду, я иду, я иду, – шептал я и вглядывался сквозь кусты, выбирая направление к дому.

Я снова упал, зацепившись за лежащую ветку на снегу, и ударился правым плечом. Лежу. В голове шум. В глазах плавают цветные круги.

– Но где я? Почему лежу на снегу? А Валя? Где Валя? Ведь она ждет меня, вот, блин! Ну, вставай, вставай, – приказывал я себе, затем стал на четвереньки и пополз на ближайший бугор. Руки уже не слушались меня, да и ноги тоже идти не хотели. Мне было холодно. Холод уже проник во все клеточки моего тела и сейчас вымораживал мозги. Но что-то еще там живое осталось, так как я понимал, что надо двигаться, надо идти.

– Валя, Валя, Валя, – шептал я, поднимаясь. – Валя, Валя, – проговаривал я, шатаясь и спотыкаясь на каждом шагу. Я старался, чтобы не упасть. Если я падал, то снова вставал и шел, спотыкаясь. Вот уже и домик, и крыльцо. Тут я споткнулся обо что-то, упал и отключился.

А в домике уже было расставлено всё съестное и питейное. Ждали только Петровича.

– Ну, сколько его можно ждать, – проговаривали самые нетерпеливые, поглядывая на стол.

– Да, загулял наш Петрович.

– Ладно, пойду, выгляну, да и собак утихомирю. Что-то разлаялись они, еще цепи порвут, – сказал хозяин домика Егорыч. Он накинул полушубок и вышел. Через минуту он с широко раскрытыми глазами заскочил обратно.

– Ребята, Петрович на снегу лежит! Беда! – крикнул он и выскочил. За ним повыскакивали все, как были, не одеваясь.

Там с закрытыми глазами, весь заиндевевший лежал на снегу Петрович. Его пальцы, разбитые в кровь, слегка шевелились и скользили по обледенелому крыльцу.

– Ребята, он еще дышит, быстро в дом, – скомандовал Егорыч. В доме Петровича положили на лавку и осторожно сняли всю одежду. Егорыч скомандовал, чтобы на диван положили одеяла и подушки.

– Так, хлопцы, – сказал Егорыч, – прогавили мы Петровича, и будет нам такая расплата. Всю водку несите сюда. Теперь каждый, берет кто руку, кто ногу, а я с Сергеем спину и грудь, и затем без капли сожаления растираем этой живой водой всего Петровича. Начали. А ты Иванович, звони в скорую. Если будут говорить, что далеко, скажи, что заплатим по тройному тарифу.

Вскоре кожа порозовела, Петрович стал постанывать и ругаться. Мы его одели и влили в него грамм 50 коньяка. Он закашлялся, его напоили теплым сладким чаем, а затем уложили на диван и закутали всем, что было в доме.

– А он отключился или как? – спросил Егорыча Сергей.

– Да спит он, – ответил Егорыч и все облегченно вздохнули. Сели за стол, поковырялись, слегка перекусили. Не шло. Все сидят, молча, глаза отводят в сторону, как будь-то виноватые в чем-то.

– А я помню случай, – начал Иванович. Все настороженно повернулись к нему.

– Сижу я как-то с удочкой на берегу. Час сижу, другой – никакого клева. Вдруг смотрю, крокодил плывет.

– Что, мужик, не клюет? – спросил он меня.

– Не клюет! – говорю.

– Так может, искупаешься, – предложил крокодил. И тут все как грохнут, хватаясь за животы.

– Да вы что, мужики, Петровича разбудите, – шикнул на всех Егорыч. Обстановка сразу разрядилась, успокоилась, но что-то еще мешало нормальному общению

– Егорыч, а ты требуй теперь, чтобы бабу привозили на рыбалку. Ну, хоть одну, – сказал, хитро улыбаясь, Сергей.

– Это еще зачем? – завозмущались мужики.

– Я вот слыхал, что у северных народов есть обычай такой. Если кто замерзнет, то к нему бабу подкладывают. У них от отморожения это самое первое средство.

– Как? В одежде или голую?

– Ну, и вопросы у тебя! Конечно, голую.

– Это другое дело. Ради этого и замерзнуть слегка можно, – оживились мужики.

– А ведь действительно, дельное предложение, – воскликнул молчавший всё это время Николаевич. – Это ж сколько водки и коньяка можно сэкономить в таком случае, – и все дружно засмеялись.

Через час приехала скорая.

– Ну, где тут ваш пловец или рыбак, или еще как? – спросил врач. Он осмотрел Петровича, похвалил нас за правильно оказанную помощь и сделал укол. Петрович уже смотрел на нас, но не понимал, что и к чему. Он пытался что-то спросить, но врач сказал, что всё он узнает позже, а сейчас спать, спать, спать. Вскоре он заснул. Принесли носилки и примотали к ним Петровича, так как было скользко, и нести надо к машине вверх на бугор метров 300.

Через четыре дня Петрович был как огурчик. И что интересно, даже не заболел воспалением. А многие почему-то предполагали, что должен был, раз случай такой. И уже, когда снова собрались за столом, первый тост был посвящен хозяйке.

– Если бы не Валя, я бы не выплыл, – сказал Петрович.

– Вот что значит, любовь! – проговорил, хитро щурясь Егорыч.

– Горько! Горько! – закричали все дружно. И пришлось им целоваться!

Длинная похоронная процессия неспешно двигалась по извилистым дорожкам старого кладбища. В самом её начале слышны плач, стенания, жалостливые вздохи. А в последних рядах мемориального шествия идёт, хоть и на сниженных тонах, полушёпотом, но весьма оживлённое обсуждение:

– Жены покойного нигде не вижу, что с ней?…

– Так она же в СИЗО, судить её будут…

– Да нет же, в психушке она, на котах помешалась. Как её задержали после убийства, так сразу туда и отправили, буйная она была, не в себе, всё бормотала про какого-то котика…

– Страсти какие! Обычным кухонным ножом по горлу…

– Как представлю – мурашки по коже, а такая была идеальная пара…

– Ага, красивые, богатые и чего людям не жилось?…

– А начиналось у них, говорят, так романтично…

Тёплый июньский день незаметно превращался в вечер. Лика прихлёбывала ароматный кофе, сквозь огромное витражное окно задумчиво смотрела вниз на спешащих мимо прохожих и украдкой разглядывала себя в отражении. Она была хороша и знала об этом: зелёные глaзища с невероятными рeсницaми, каштановые локоны, уложенные с нарочитой небрежностью, точёная фигурка, аристократические манеры. Лика смотрела и не находила в себе изьянов: она прекрасна. Жизнь прекрасна. Это был её любимый столик, в её любимом кафе, в самом центре столицы. Кафе располагалось на верхнем этаже старинного особнячка. Сюда почти не заходили туристы, предпочитая забегаловки подешевле и пониже. В соседнем здании располагается офис Игоря, её жениха, и Лика почти каждый вечер приходит сюда, чтобы дождаться любимого с работы и вместе поехать куда-нибудь развлечься и отдохнуть после трудового дня. У Игоря был шикарный служебный автомобиль, выделенный ему холдингом для личных целей, и Лике нравилось подъезжать на этом чёрном красавце к какому-нибудь клубу, вызывая зависть у его завсегдатаев.

Сама Лика работала в… Игорь считал, что она нигде не работала: карьеру фотомодели он серьёзно не воспринимал. Но девушка свою профессию ценила, так как она приносила, хоть и небольшой, но стабильный доход и позволяла ей заниматься любимым делом: всё своё свободное время Лика рисовала. Надо сказать, у неё неплохо получалось. Именно потому, что Лика бросалась к мольберту при первой возможности, они с Игорем жили отдельно друг от друга. Так Лике было удобнее: краски всегда под рукой. Всё равно у Игоря, в его холостяцкой квартире-студии, возможности обустроить кабинет для неё не было. Девушка мечтательно вздохнула: ей представилось, что когда они, наконец-то, сыграют свадьбу, то смогут переехать из своих двух маленьких квартир в одну большую – уютную и удобную. Тогда у нее будет и любимый человек рядом, и сохранится возможность творить, когда захочется. Свадьбу Лике хотелось очень сильно. Даже сильней, чем рисовать.

Телефонный звонок резко оборвал поток приятных мыслей: звонил жених. Сердечко девушки затрепыхало радостной птичкой, но услышав первую фразу, «птичка» упорхнула вдаль вместе с хорошим настроением. Оказалось, Игоря отправили в срочную командировку и он уже едет в аэропорт. Лика попрощалась с любимым, пожелав ему удачной поездки, но как только положила телефон на столик, улыбка сползла с её лица, соскользнув в чашку недопитого кофе. Вечер оказался безнадёжно испорчен. Её жених даже не вспомнил, что сегодня ровно год, как они помолвлены. Лика втайне надеялась, что он, наконец, заговорит о свадьбе, а вместо этого – глупая командировка. Кофе пить категорически расхотелось. Девушка подозвала официанта и заказала коктейль, чтобы хоть немного поднять себе настроение. Ей нравился сладкий мартини, смешанный с апельсиновым соком: этот напиток ассоциировался у нее с чем-то праздничным, веселым, ярким и в периоды мрачного настроения действовал на неё исцеляюще.

Не успела она сделать и пару глотков этого волшебного эликсира, как вдруг в кафе вошла шумная компания: трое молодых людей заняли столик в центре зала и громко смеялись, заказывая себе практически весь ассортимент алкогольной карты. Этих ребят Лика раньше в кафе не видела: наверное, туристы. Один из парней нахально подмигнул Лике, заметив, что она на него смотрит. Девушка презрительно хмыкнула, отвернулась и тут с изумлением увидела, что за соседним столиком сидит начальник Игоря – генеральный директор холдинга Ярослав Александрович Кононов собственной персоной. Он приветливо улыбнулся ей, Лика кивнула головой и, смутившись, повернулась к окну.

Она была знакома с Ярославом: встречались на корпоративных вечеринках, пару раз он даже приглашал ее на танец. Это был очень симпатичный мужчина, но она никогда не думала о нем, как о возможном ухажёре: блондины её не привлекали. Они казались ей слишком невыразительными. Лике нравилась суровая мужская красота – темные волосы, глаза коньячного цвета, двухдневная щетина, сильные волосатые руки, как у ее Игоря. Такие мужчины напоминали ей хищного, дикого зверя: льва или тигра. А Ярослав был полной противоположностью: светлые волосы, длинные руки, тонкие «музыкальные» пальцы, капризный рот. В нём всё было как-то слишком: слишком дорогая одежда, слишком красивое, для мужчины, лицо, слишком высокий рост, слишком обаятельная улыбка, слишком пристальный взгляд холодных синих глаз. Не хищник, нет, скорее – кот, а Лика не любила котов. Хотя, если подумать, тигры и львы тоже из семейства кошачьих. Ярослав за столиком был не один: он разговаривал с коренастым мужчиной и, судя по прохладному тону разговора, речь шла о работе.

Лике расхотелось задерживаться в этом кафе: ей стало неуютно под пронзительным взглядом Ярослава, который она то и дело ловила на себе. Девушка залпом допила мартини, взяла в руки сумочку, собираясь рассчитаться и уйти домой. Но тут за её столик подсел парень, тот самый, нахально подмигивающий. Он вальяжно развалился на стуле, выставив в проход между столиками ногу в жёлтом ботинке: «Привет, красотка, скучаешь? Пошли к нам, мы тебя развлечём». Парень положил свою огромную ладонь на руку Лики и плотоядно ухмыльнулся. Лику передёрнуло от отвращения. Она возмущённо выдернула пальцы из-под его потной длани и махнула официанту, чтобы тот быстрее принёс счет. «Что отворачиваешься? Я же видел, как ты на меня пялилась,» – парень угрожающе привстал со стула и наклонился к Лике поближе. Девушка выскочила из-за стола. «Бог с ним, со счетом, оплачу в следующий раз», – подумала она, но уйти ей не дали. Приставучий парень по-хозяйски обнял её за талию и притянул к себе. Лика стала вырываться: «Отпусти меня сейчас же! Убери руки!». Но парень и не думал её отпускать, он еще крепче обхватил девушку, второй рукой проворно ощупывая её ягодицы, обтянутые узкими белыми брючками. Лика запаниковала и уже приготовилась кричать и звать на помощь. Но только она набрала в грудь побольше воздуха, как хватка ослабла: Ярослав Кононов схватил парня за воротник рубашки и отшвырнул прямо на стол, за которым сидели, довольные зрелищем, друзья наглеца. Стол не выдержал нагрузки в виде падающего на него тела, ножки подломились и парень с грохотом свалился на пол, увлекая за собой бокалы и тарелки. Ярослав, воспользовавшись сумятицей, швырнул на столик, за которым сидела девушка, пару крупных купюр, схватил Лику за руку, они быстро вышли из кафе и почти бегом преодолели все ступеньки лестницы, ведущей вниз, на улицу. Лика не успела еще прийти в себя, как поняла, что сидит на заднем сидении большого белоснежного автомобиля, а Ярослав участливо спрашивает, всё ли с ней в порядке. И тут напряжение отпустило Лику и она засмеялась: ей вспомнилось вдруг, как неуклюже её обидчик кувыркался на полу, запутываясь в скатерти и пытаясь подняться.

Кононов подозрительно посмотрел на хохотушку, затем достал откуда-то бутылку холодного шампанского, два бокала и предложил отметить спасение «принцессы из лап дракона». Лика, не долго думая, согласилась: капелька алкоголя совсем бы не помешала, тем более, что «Мартини» выветрился из её организма на фоне только что пережитого стресса. Ярослав что-то сказал водителю и автомобиль плавно тронулся с места. Спаситель пояснил: «Мы сейчас поедем в другой ресторан и я накормлю Вас ужином. Я чувствую свою вину перед Вами, Лика». «Вину? – удивленно приподняла бровь девушка, – Но за что? Ведь Вы только что меня спасли. Это, скорее, я должна чувствовать себя виноватой: у Вас была встреча, а из-за меня Вы бросили своего собеседника». «Это был мой бухгалтер, ничего, переживёт, поговорю с ним в другой раз. А виноват я в том, что Вы сегодня были в кафе одна: ведь это я отправил Игоря в командировку. Я знал, что он не придёт, поэтому и бросился к Вам на помощь», – на лице Ярослава искрилась и переливалась обворожительно-коварная улыбка «Чеширского кота». Лика, подумала: всё равно вечер испорчен, Игорь уехал, поэтому не будет ничего плохого, если она согласится на предложение Ярослава, тем более, что он проявил себя так героически. Ну, просто принц на белом коне. Как-то неудобно отказывать принцу.

Ужин в ресторане был приятным во всех отношениях: хорошее вино, вкусные блюда от шеф-повара, который лично вышел поприветствовать Ярослава и его спутницу, услужливые официанты. Начальник Игоря оказался интересным собеседником и Лика поймала себя на мысли, что он ей всё больше и больше нравится: успешный, умный, галантный мужчина. А как гармонично смотрится сигарета в изящных длинных пальцах. Его мягкая, вкрадчивая, доверительная манера речи вызывала в Лике какие-то неотчетливые, приятные детские воспоминания. Кот, определённо, кот – белый и пушистый.

После ужина были танцы. От запаха сигаретного дыма, смешанного с ароматом дорого парфюма, у Лики закружилась голова. Возможно, в этом было виновато вино, а, может, – мартини и шампанское, это уже не важно: целовался он просто восхитительно. В её голове кружился туман неясных образов и желаний. Девушка сама не заметила, как они оказались у Ярослава дома, как он расстегнул на ней блузку, стянул с нее брюки. Она чувствовала только прикосновения его теплых губ и нежных рук. А потом была ночь. Наверное, самая страстная, жаркая и чувственная в её жизни. Лика то умирала, то возрождалась опять…

Проснувшись, Лика увидела записку на соседней подушке, в которой Ярослав извинился за необходимость уехать на работу и сообщил ей, что водитель отвезёт её домой, как только она пожелает. Девушка сразу этого пожелала, быстренько оделась и вскоре та же шикарная белая машина доставила её прямохонько до дверей родного подъезда. Лика зашла домой в полном смятении. Она не понимала, что с ней происходит. И самое главное, не знала, что с этим делать дальше. Остаток дня она провела у мольберта, пытаясь на холсте выместить все чувства, которые в ней бурлили. Её переполняла ярость на Игоря за то, что он оставил её вчера одну, приятная истома от воспоминаний о волшебном вечере, проведённом с Ярославом, горечь от нечаянной измены, отчаянье и ощущение бессилия что-то изменить: она поняла, что влюбилась в начальника своего жениха и, размазывая краску по холсту, пыталась забыть вчерашнее приключение. Но забыть не получалось: ни магнетически притягательный взгляд блондина, ни бархатную сладость его поцелуев…

Вечером Ярослав заехал за ней и всё повторилось, только ресторан был другой, вина в этот раз было выпито меньше и в квартиру, уже знакомую девушке, они приехали гораздо раньше. Там Ярослав обнял Лику и так крепко прижал к себе, что она ощутила его горячее дыхание. Его прикoснoвeния стaнoвились всe мeнee нeжными, всe бoлee чувствeнными и нaпoристыми. Волна удовольствия пробежала по её телу, оголяя нервы, обостряя чувствительность каждой клеточки кожи. От страстного поцелуя сердце на миг остановило свой бег, затем заработало с утроенной энергией, пытаясь прокачать бурлящую кровь по судорожно пульсирующим венам. А чуть позже опьяненное ласками сознание и вовсе оставило Лику до самого утра…

В любовном угаре прошла неделя. А затем из командировки вернулся Игорь. Весь день Лика трусливо не отвечала на его звонки, вечером она, как обычно, ждала, когда за ней заедет её «котик» Ярик и, услышав звонок в дверь, не раздумывая её открыла. На пороге стоял жених. Злой, напряженный он буравил Лику колючим взглядом своих тёмных глаз. «Что происходит? Почему ты не берёшь трубку?» Лика почувствовала, что внутри разрастается паника, чёрным, вязким туманом окутывая сознание. И тут распахнулись двери лифта и на площадку вышел Ярослав с огромным букетом алых роз. Что последовало далее, Лика плохо запомнила: после того, как Игорь наотмашь ударил её по лицу, она упала и лежала, закрыв лицо руками и захлёбываясь рыданиями. До её сознания доносились лишь обрывки разговора, звуки борьбы, затем хлопнула входная дверь и всё стихло. Она подняла заплаканные глаза и увидела перед собой своего героя, своего принца – Ярослава, в разорванной рубашке, со сбившимся на бок галстуком. Он поднял ее, обнял и сказал: «Ты только моя и я никогда никому тебя больше не отдам»…

Напевая какой-то веселый мотивчик, Лика кружилась по огромной квартире, танцуя, временами останавливаясь, чтобы в очередной раз полюбоваться обручальным кольцом. Она была счастлива. Ей было хорошо и спокойно: вот уже два месяца, как она замужем за любимым человеком и сегодня узнала, что внутри нее зародилась новая жизнь – плод их любви. Хоть бы он был таким же светловолосым и синеглазым, как её Ярик! Девушка присела на пуфик возле зеркала, поправила растрепавшиеся волосы, улыбаясь своему счастливому отражению. Ей вдруг вспомнилась свадьба, медовый месяц в Европе. Перед свадьбой она очень волновалась, но Ярослав организовал всё безупречно, единственное, что смущало – жених перед церемонией попросил её подписать брачный договор. Якобы для того, чтобы бывшие жены не претендовали на имущество Лики. Да какое у неё имущество? Маленькая квартирка, да старенькая иномарка? Девушка, не читая, подписала. Какие тут могут быть сомнения? Раз её принц, её ненаглядный Ярик сказал, значит так надо.

Как только муж пришел с работы, Лика бросилась к нему с объятьями и, дрожащим от волнения голосом, радостно сообщила о ребёнке. Но реакция будущего отца, мягко говоря, её удивила. Он холодно отстранил от себя супругу: «Какой ребёнок? Ты с ума сошла? Ведь так всё хорошо было, что тебя не устраивает?» Ярослав не кричал на Лику, он выглядел абсолютно спокойным и невозмутимым, только взгляд его синих глаз стал колючим и каким-то чужим, незнакомым. «Завтра же сделаешь аборт или я подаю на развод и катись на все четыре стороны!». «Котик» спокойно развернулся, вышел из квартиры и аккуратно прикрыл за собой дверь. Как только щелкнул замок, с Лики спало оцепенение, она схватилась руками за дверной косяк и завыла. Её идеальный мир разрушился в одну секунду. Она оглядела квартиру, еще несколько минут назад казавшуюся ей родным домом, и поняла, что абсолютно не знает человека, за которого вышла замуж. Ей стало страшно. Лика вдруг стала вспоминать все странности в поведении мужа, на которые она раньше старалась не обращать внимания. «Нет, не может быть. Просто Ярик устал на работе, у него был тяжелый день. Сейчас он вернётся, извинится и всё будет хорошо. А если не будет? Развод? Какой развод? А как же наша любовь?.. Брачный договор! Какая же я дура! Почему подписала не глядя? Надо срочно найти его и прочитать. От этого сейчас зависит будущее ребёнка». Лика вытерла слёзы и решительно пошла в кабинет мужа. Сдерживая рыдания, она стала открывать ящики стола один за другим, выбрасывая на пол всё, что там было, пытаясь найти среди бумаг и разных предметов нужный документ. На глаза ей попался диктофон. Странно, она никогда не видела, чтобы Ярослав им пользовался. Лика отшвырнула диктофон на пол и, наверное, случайно нажала на кнопку…

«…Ярослав Александрович, я прошу Вас, дайте мне еще один шанс. Я не подведу».

«Ты говоришь мне это уже в который раз. Моё терпение лопнуло. Ты уволен. Машину оставь на парковке».

«Я прошу Вас, Ярослав Александрович! Я готов сделать всё, что угодно, только оставьте меня в холдинге, я докажу, что способен на большее».

«Если бы ты знал, Игорь, как часто я это слышу. Всё, что угодно, говоришь? Хорошо, отдай мне Лику».

«В каком смысле?»

«Что не понятно? Я хочу, чтобы она была моей. Уйди с дороги, а я дам тебе еще один шанс. Когда она мне надоест, сможешь получить её обратно».

(короткая пауза)

«Хорошо, я согласен. Но Лика стоит дороже, чем просто моё возвращение к должности. Мне нужно повышение. Я хочу возглавлять филиал в Питере и контракт на десять лет».

«…Поедешь не в Питер, а в Челябинск. Контракт на пять лет с возможностью пролонгации».

«Тогда оставьте мне машину. Поверьте, Лика этого стоит».

«Ну что ж, я рад, что мы договорились. Но ты должен рассказать мне всё: её привычки, слабости, что её заводит. Да, и подыграй мне: сцена ревности и всё такое. Я хочу, чтобы она влюбилась в меня как кошка, без памяти, но сама, по своей воле. Если всё получится – должность твоя».

«Есть одна идейка, её точно это заведёт! Я её знаю – ляжет под Вас, не сомневайтесь. Сейчас изложу, будете для неё принцем на белом коне. Только Вам понадобятся помощники, но, думаю, это не проблема».

«А ты не думай, ты говори! Думать я сам буду».

«Короче, каждый вечер она приходит в одно кафе…»

Михрютка… Где-то раньше я слышала это слово. Кажется, в одном из популярных сериалов следователь так кого-то называла. А коллега моей подруги Светки так называла мужа. Когда впервые услышала от полнотелой кареглазой крашенной шатенки Аллы слово «михрютка», сразу представился маленький толстенький, плешивенький, небрежно одетый человечек со щетиной двухдневной давности. И подумалось: «Раз у Аллы такой муж, значит, дома у неё – чёрт ногу сломит! А строит из себя леди! Не даром же сейчас говорят, чтоб определить истинный прядок в доме – посмотри на мужа».

Через пять дней после той вечеринки, в очередной раз, уйдя от своего алкоголика к матери, Светка, позвонила мне. Я примчалась на такси. Еле дождалась, когда она натянет на долговязую фигуру платье, сделает лицо, облачится в длинный плащ. Сама же чуть коснулась помадой бледных губ, как обычно, собрала в «крабик» волосы, подкрасила ресницы.

Отправились в ближайшее заведение, где на выбор были предложены зал ресторанчика, танцпол, кинозал и бильярдная. Сначала посетили ресторанчик, потом заглянули на дискотеку. Публика была разношерстная: от юных Лолит до шестидесятилетних Дон Жуанов. Светка потащила меня к бильярдным столам. Единственное дело, которому она научилась в последнее время – игра в бильярд. Если я хорошо освоила компьютер, то она научилась прилично играть. Одну за другой одерживала победы за зеленым столом. Ставки были символическими, и выигрышами больше тешила самолюбие. Я стояла в стороне, пила безалкогольный коктейль и наслаждалась растерянностью на лицах игроков мужского пола! Так их, Светка!

Вдруг над ухом раздался знакомый голос. Это был голос Ипполита из вечного новогоднего фильма. Повернулась. На меня смотрел высокий, на вид – лет тридцати пяти, элегантно одетый мужчина. Пепельные волосы, зачесанные назад, крупноватый нос, светлые глаза. Усы и бородка в стиле Чехова придавали облику аристократический вид. И вдруг он так задорно, по – мальчишески, улыбнулся и сказал:

– Можно предложить вам бокал вина в честь подруги! Вы так здорово болеете за неё!

– Нет! Спасибо! – Но решила поддержать веселый тон. – Вообще-то, не отказалась бы от сока, только сладкого!

– Для любительницы сладкого вы …слишком миниатюрны!

Это был первый комплимент, услышанный за вечер. Почему-то так просто и легко почувствовала себя рядом с пепельноволосым, который, позже, при дневном свете, оказался русоволосым с большой примесью голубоватой седины.

Но это было потом! А в тот миг не захотелось копаться в своих ощущениях, искать причины, которые бы оправдали комфортное состояние рядом с ним. Начала разговаривать с незнакомцем так, как разговаривала с подругой.

– Знаете, у меня сейчас обострение гастрита, мне кислое и острое есть нельзя.

– Ясно! А у меня обострение хандры. Давайте полечимся сладким у барной стойки!

– Глядя на вас, тоже не скажешь, что вы любите сладкое!

– Я его употребляю только в хорошей кампании!

Под легкое удивление бармена мы поглощали пирожные, запивая зелёным чаем. Шепнула мужчине: «Наверное, бармен думает, что мы оба язвенники!»

– Да нет, Симочка! – Прошептал мой знакомый, у которого оказалось красивое имя Герман. – Вот если б мы, заказали манную кашу, тогда другое дело!

Хохотали, болтали. В голове роились мысли: «Не все мужчины – мартовские коты или охотники! Наконец-то, могу говорить с человеком и не чувствовать себя добычей». С Германом было очень легко. Не было необходимости держать себя начеку, боясь дать повод к лишним действиям. …Он довез нас на машине до дома Светкиной мамы. На прощанье вручил каждой по белой гвоздике.

– Откуда ты их взял?

– Я равнодушен ко многому на свете, но белые гвоздики – моя слабость!

Утром нашла в сумочке записку с номером служебного телефона. Когда же вчерашний знакомый передал её мне?

Прошло три дня. Лил дождь, было ужасное настроение. Вспомнилась та легкость, с которой общались с Германом. Позвонила. Трубку поднял он.

– Привет!

– Привет! – ответил Герман. – Кто это?

– Любительница соков и пирожных!

– Это ты, Симочка! Очень рад! Какие-то проблемы?

– Нет! Просто захотела услышать твой голос.

– Прекрасно! – он помолчал несколько секунд, а потом неуверенно сказал. – Может, встретимся в обед в кафе «Парусник»? Тебя устроит время? Вечером я никак не могу…

Мы снова ели пирожное, запивая кофе.

– Пожалуй, я так и растолстеть могу!

– Не надо! Ужасно не люблю толстых женщин. Они у меня ассоциируются с откормленными свиньями. Слушай! У нас есть ещё немного времени. Зайдем ненадолго в музей? Тут, за углом! Там новая экспозиция!

Мы шли по залам музея, в двух из которых была выставка какого-то художника. Все картины были выполнены в трех цветах: черном, белом и красном. Деревья – уродцы, лошади с малюсенькими головами и люди с головами с размером с котёл, в котором, похоже, кипели все страсти земные. Впечатление было ужасное! Не скрывая, сказала об этом.

– А тебе ничего не говорит фамилия художника?

– Нет.

– А мне он знаком. Сейчас он так видит жизнь! Красный – не лучшие человеческие страсти: ревность, ненависть и прочее. Черный цвет – тоска, а белый – скука. Вообще, поражаюсь, как он находит в себе силы творить, выражать себя. У него ужасная жизнь. А всё супруга! Она превратила его жизнь в кошмар. Заключила душу в духовный вакуум. Ей интересны только деньги, тряпки, сплетни. А для него шаг в сторону – расстрел. Смотри – белый конь с рвущейся ввысь головой! Окружён чёрными фигурами на шахматном поле, похожем на тюрьму. И название «Ход не Конем». Это его автопортрет.

– А что за серая точка рядом с ним?

– Кажется, он написал тут зеленый росток – надежду, но потом замазал.

– Это ужасно! Впечатление, как после посещения …концлагеря.

На улице он сказал:

– Мне нравится твоя откровенность. У тебя прямота мужчины. Ты совсем не похожа на тех женщин, которых встречал в жизни.

– Чем не похожа? Тем, что ничего не понимаю в абстрактной живописи?

– Да ты дала самую точную оценку!

– Ты тоже не похож на других мужчин. В тебе нет ко мне чувства …собственника. Я не чувствую себя добытой дичью. Это классно!

Герман негромко рассмеялся, а Серафима продолжила:

– Правда! С тобой легко и как-то надёжно, как со старинным другом. Хотя мне не нужна защищенность!

– И это мне нравится! Ты самодостаточна, тактична, и в тоже время пряма и откровенна. Нежна, но без этих …женских штучек. Да и сама не хочешь стать добычей!

– Я не представляла, что с мужчиной можно так дружески общаться, без всяких планов. Всегда работала в бабских коллективах. Если встречала мужчин, то почти сразу приходилось доказывать, что ты – не матрац, на котором удобно поваляться!

Прошло полгода. Мы перезванивались, виделись один, изредка два раза в неделю. Встречались в парках, на набережной, в кафе, пару раз ходили в ресторан, всегда в обеденное время, лишь однажды вечером побывали на концерте московской поп-звезды, оказавшейся у нас проездом… Я понимала, что у него семья, но не хотелось думать об этом, ведь Герман устраивал меня как друг и собеседник. И большего ничего не было нужно!

Как-то привел в библиотеку, в фойё которой была организована небольшая выставка картин. Там оказались замечательные вещи! Я больше люблю реалистическое искусство. И пусть в картинах было много фантастики, но сказочные птицы, животные, цветы, изображенные на них, пели, ликовали, разбрызгивая вокруг себя яркие разноцветные флюиды радости, счастья, света. Я уходила из зала с ощущением праздника в душе! Сказала Герману. Он показался мне таким счастливым, что даже спросила: «А не ты ли писал эти картины?» На что он состроил умильную мину: «Вы, леди, считаете меня способным на такое?»

Но в тот же вечер раскололся оказавшийся стеклянным мой придуманный мир. Герман перешагнул черту, за которой кончается дружба и начинается другое. Взял мое лицо в ладони и впился ртом в губы. Я оттолкнула и горько сказала:

– Захотелось добычи? Жаль! Я ухожу.

– Да нет! Какая добыча? Ты – нежный цветок, за которым надо ухаживать.

– Ну, впрямь цветок! С мужской логикой, математическим складом ума! С моей самодостаточностью?! Сам говорил! Господи! Как я не хочу начинать всё сначала!

– Что сначала?

– Игры в любовь!!!

– Подожди, Симочка! Неужели не хочется заботы, любви, …ласки?

– Я наелась досыта этой заботы!

– Когда?

– Когда была замужем шесть лет.

– Ты не говорила.

– А мы, вообще, на эти темы не говорили, как ты мог заметить. У нас были другие отношения. Твоя жизнь – твое личное дело!

– Ты – потрясающая женщина!

– Просто боюсь потерять свободу! Она досталась мне такой ценой!

– Какой?!

– Сказать?! Мой муж – любитель спиртного, патологический ревнивец решил зарезать меня, когда я сказала о желании развестись. Когда бегал за ножом, вошла соседка. Он хотел ударить меня, но тетя Наташа поскользнулась и закрыла меня. Удар приняла на себя. Соседский мальчишка увидел нас в раскрытую дверь. Когда приехали врачи и милиционеры, соседка лежала в луже крови, я без сознания, а в туалете нашли Рустама, повешенного.

– Вот это да! И давно это было?

– В прошлой жизни! Слава богу, тетя Наташа осталась жива.

– Такое пережить! …Понятно, почему ты такая. Но, я не претендую на твою свободу! Но один поцелуй, и я в разряде подобных твоему мужу? Это несправедливо.

– Я не хочу других отношений! Не звони мне больше!

Я жила, работала, иногда и по ночам, когда не успевала сделать запланированное днем. В фирме меня ценили. Снова попала на вечеринку, уже новогоднюю, в своей Светке. Снова увидела Аллу, но не узнала. Постаревшая женщина с мешками под глазами, с опущенными плечами. Сразу стало видно, что ей за сорок. Подвыпив, она закричала, махнув фужером с шампанским:

– Бабоньки! Давайте выпьем за наших михрюток! За то, чтоб они как были нашими, так и оставались! И чтобы ни одна стерва не могла посмотреть на него без разрешения! …Ну, кто ему позволил уйти от меня? – пошла она вдоль стола, трогая коллег за плечи. – Как он, мой до костей, вдруг стал не мой? Как этот растютеня, бумагомарака мог уйти?

Коллеги отворачивались, всем было не по себе. Правда, мне показалось, некоторым были приятны страдания дамы, которая всегда ставила себя выше других. …Алла Спиридоновна подошла к нам.

– Вы до сих пор не видели новую пассию супруга? – пролепетала Светка.

– Нет! Сколько выслеживала! Он у матери живет. Всегда один домой ходит! Только и сказал, что она меня в три раза тоньше! А раньше мне говорил, что хорошего человека должно быть много! Паразит!

Третьего января сидели со Светкой у меня в квартире. Она принесла фотки с вечеринки. От души насмеялись. Потом вытащила еще пакет: «Это нашего летнего похода фотки. Наконец, диск у Лили взяла, себе распечатала. Прикольных много!» Рассматривая фотографии, на которых Светкины коллеги с друзьями ели шашлыки, купались, дурачились, увидела знакомое лицо: «Кто это?»

Светка поднесла фото к лицу, потом, заморгав, проговорила удивленно:

– Так это …Михрютка, который ушел от Аллы!

Я потеряла дар речи. На фото был Герман. Из шока вывел звонок в прихожей.

Открываю дверь, в коридоре стоит с огромным букетом гвоздик Герман. Моя голова начинает кружиться. Тут из-за угла выдвигается картина. На ней я – русые волосы, в огромных серых глазах – усмешка, в руках – целая поляна белых гвоздик.

Не знаю уж, какое у меня лицо, но Герман быстро говорит:

– Симочка! Не прогоняй! У меня к тебе дело!

В прихожей, прислонив картину к стене, вздыхает, потом «выдает»:

– Я развелся! Наконец, скинул с плеч сто сорок килограммов. Ты помогла сойти с черно – белого шахматного поля. Я больше не в тюрьме. Свободен и счастлив. И хочу разделить это счастье с тобой! Выходи за меня замуж! Что скажешь?

Я молчу. Он опускает руки, глаза, голову… Ждет моих слов, как приговора. Гвоздики пенным облачком ложатся под ноги.

Но что могу сейчас сказать? Молча собираю цветы и несу на кухню.

В тот миг я еще не знаю, что свадьба наша состоится, но только через четыре месяца, в другой жизни, на другой планете…

Татьяна Сунцова. 2006 г.