Глава 7
Кругом виновата! Ой-ё!
Теперь я знаю, как чувствует себя:
1) конкистадор, радостно скальпируемый индейцем;
2) бабочка с оторванными крылышками;
3) яичница.
Имела нелицеприятный разговор с мамой. Можно подумать, здание «Технобанка» превратилось в руины, а его сотрудники пали жертвой сибирской язвы из-за того, что коварная Юлия Бронникова не явилась на собеседование!
Едва разжимая губы, тихим, но звенящим от злости голосом мамуля выплевывала мне в лицо одно за другим обидные слова. Комната наполнилась едкой пеленой отвращения, оно конденсировалось на стенах и сползало вниз ядовито-зелеными каплями. Становилось трудно дышать. Воздух, пропитанный презрением, колыхался, словно студень… На десятой минуте моральной экзекуции я четко осознала факт: жизнь не удалась. Всё зря.
Но Марго права. Я ужасно ее подвела! И теперь пытаюсь сдаться на милость победителя, жалобно попискиваю, опускаю взгляд. Но Марго не берет пленных – она растирает их в порошок.
– В каком свете ты меня выставила! – продолжает бушевать маман. – Я попросила знакомых об одолжении, они согласились взять тебя на работу, а ты!
– Мам, понимаешь…
– Я разрекламировала тебя, представила как блестящего журналиста, ответственного работника!
– О, спасибо, это…
– А ты даже не соизволила явиться на интервью! Ты думаешь, мне легко было просить об услуге? Я пропихнула доченьку в банк, о таком месте и зарплате другие мечтают годами! Директор по персоналу показал мне тонны резюме! И всем отказали. Потому что я попросила взять мою дочь!
– Да зачем меня куда-то пропихивать?! – возмутилась я в конце концов. – Сама о себе позабочусь!
Лицо маман исказилось. Смесь гнева и отвращения сверкала в ее чудесных зеленых глазах. Я запаниковала – вдруг почудилось, что сейчас Марго схватит со стола мою голубую тунисскую вазу и расколошматит ее о череп строптивой дочурки.
А мой череп мне дорог. Я им на жизнь зарабатываю!
– Мамочка, ну прости! Мне в последний момент позвонили, и я… В три я была совершенно в другом месте!
– Юля, ты же не глупая! Встреча в «Технобанке» в сто раз важнее любых других обязательств. Неужели трудно сообразить?
– Я даже оделась, как ты сказала. Ну, не в джинсы! Юбка, каблуки… Еще немного, и я добралась бы до банка. Но мне позвонили…
– Кто? Президент Америки с просьбой взять у него двухчасовое интервью? Или московский олигарх с предложением заказать рекламную статью в «Удачных покупках»? Или адвокат внезапно скончавшегося немецкого миллиардера с уверениями, что ты вписана в завещание?..
Ах, если бы!
– Кто настолько для тебя важен, раз ты решила наплевать на мою просьбу, заботу, чувства?
– Мама, я невероятно ценю твою за…
– Кто же это был? Куда ты поехала вместо «Технобанка»?
– Ну, я… Понимаешь, это…
– Впрочем, не важно! Важно другое – ты пренебрегла мной, ты поставила меня в ужасное положение. Ты даже не удосужилась позвонить! Хотя бы позвонить!
– Мама, я звонила тебе на оба телефона! Ты была вне зоны!
– Ах, ну конечно! Обычно так и говорят! Если б ты захотела – дозвонилась бы! Но ты наверняка струсила, побоялась моей реакции и поэтому предпочла спустить все на тормозах. Мол, я звонила, но телефон не отвечал.
О, как она проницательна!
Трудно разговаривать с человеком, который читает тебя как открытую книгу.
– Не знаю, как нам дальше общаться и иметь друг с другом дело, – подвела черту мама.
– Ну, подожди!
– Ты меня чрезвычайно расстроила, Юля. И снова разочаровала!
Боюсь, расстройство и разочарование в данном случае являются эвфемизмами для описания чувств бешенства и ярости, испытываемых Марго.
– До свидания! Я ухожу!
– Мамочка, ну постой…
Марго ушла, хлопнув дверью.
Я, моя самооценка и настроение провалились на дно глубокого колодца. Внешний мир маячил далеко вверху в виде маленького голубого кружочка, а здесь царили мрак, холод и сырость. Скользкие ледяные стены не оставляли ни единого шанса выбраться наружу, да я и не пыталась. Напротив, решила копнуть поглубже, зарываясь в пахучий, гладкий ил отчаяния. Я дойду до самого дна, я буду с целеустремленностью отшельника-фанатика копаться в собственных ранах – у меня их столько!
Конечно же, нельзя было говорить маме о вчерашнем разговоре со следователем Нелюбиным. Представляю ее реакцию! «Ну вот, твоих мозгов хватило ровно на то, чтобы опять вляпаться в историю!» – сказала бы она.
Надеюсь, Нелюбин вскоре разберется с сиреневыми тренчкотами и откажется от чудесной идеи повесить на меня смерть Кумраева. Иначе я окончательно запутаюсь во лжи.
Маме я не могу сказать про следователя, потому что ее разочарование мной и так беспредельно. Никите я не могу сказать про следователя, потому что придется признаться ему в моих попытках шпионажа – а это, безусловно, будет означать крах наших отношений. Ирине я не могу сказать о следователе, потому что она мне больше не подруга. Но как же мне хотелось бы обсудить с ней этот вопрос и пожаловаться на судьбу! Как мне ее не хватает!
А Ирина даже не звонит. Ясно, она ведь не нуждается в общении с подругой: моя жизнь до предела заполнена неприятностями и недоразумениями, а ее – удовольствиями и шиком.
Я – неудачница.
Самая настоящая неудачница!
Как одинок человек! Пусть тебя окружают добрые и заботливые люди, пусть ты являешься гением общения – ты все равно одинок. В радостной возбужденной толпе, на шумной вечеринке – очень одинок; наедине с собственными проблемами – тем более; в четыре часа утра, когда уходит ночь и сереет небо, – особенно и невероятно!
И вот опять среда. На стройке меня уже не ждет Кумраев в надежде, что я столкну его в котлован. Но с сосредоточенным упорством китайской гимнастки я вновь напяливаю сиреневый тренчкот, очки, парик и отправляюсь в путь.
Пусть мне будет больно, но я получу неопровержимые доказательства верности или неверности Никиты. Метод домашнего мониторинга не дал результата – даже самый придирчивый судья не усомнился бы в искренности чувств, испытываемых Никитой Арабовым к Юле Бронниковой.
Но чем нежнее со мной обращается милый, тем глубже я проваливаюсь в пропасть непонимания: до каких же границ дойдет его лицемерие? Или это вовсе не лицемерие, а беспринципная мужская всеядность? Серая мышка Юля, роскошная дива Елена – ему все подходит, все нравится, лишь бы сохранялся status quo!..
Нет, сегодня я точно узнаю, как связаны между собой понятия «тренажерный зал» и «поход налево» – являются ли для Никиты они синонимами…
Я вышла из прохладного сумрачного подъезда, и в лицо ударила лавина солнечного света. Сентябрьское солнце неистовствует, небо – ослепительно, а я – невероятно элегантна в своем наряде. Как он непривычен для меня и какие проблемы навлек на мою бедную голову! Я испытываю щемящую досаду – ведь именно сейчас я могу составить конкуренцию блондинке Елене, но Никита этого не видит.
Зато заметил кое-кто другой!
Из машины, въехавшей во двор практически одновременно с моим триумфальным появлением из подъезда, выбрался человек, встреча с которым стояла бы на первом месте в списке самых нежелательных событий этого дня. Следователь Нелюбин!
Вот принесла нелегкая!
– Здравствуйте, Юля! – улыбнулся он. Подошел ко мне вплотную и остановился рядом, бесцеремонно рассматривая – руки в карманах плаща, в уголке рта зажата зубочистка. – Это я удачно подъехал! И здорово, что вы решили надеть все это.
– Дрысь, – угрюмо поздоровалась я.
Анатолий Кириллович нагло отвернул полу моего тренчкота.
– Ну, вот – знаменитая клетка Блюберри. Теперь я знаю, как она выглядит.
– Очень за вас рада, – хмуро выдавила я. – Позвольте пройти. Тороплюсь.
Мне было необходимо срочно занять наблюдательный пост у фирмы «Фростком» – ведь любимый мог вот-вот отправиться в спортклуб. Но Анатолий Кириллович сделал удивленное лицо – словно договаривался о встрече со мной за две недели, а я, коварная, вдруг решила сбежать от него.
– Да что вы, Юлия Андреевна! Куда вы собрались?
– У меня дела.
– А я рассчитывал на вас. Давайте сейчас проедем в одно местечко неподалеку, в отделение милиции, там нас ждет Глеб Чашвили, дизайнер. Продемонстрируем ему вашу экипировку. Парик, очки… А знаете, без парика, в естественном, так сказать, виде вы гораздо милее.
– Не надо меня никому демонстрировать! – возмутилась я. – Какие глупости! Я бежать должна, мне некогда!
– Юлия Андреевна, – с металлом в голосе произнес Нелюбин, – не уверен, что отказ от сотрудничества – это наилучшая тактика поведения в вашей ситуации.
– А какая у меня ситуация? – испугалась я.
– Не очень благоприятная.
– Почему?!
На лице следователя отразилось искреннее недоумение. Очевидно, если он и предполагал, что мои мозги не запрограммированы природой для нобелевских открытий, то все же не ожидал столкнуться с такой откровенной тупостью.
– Как – почему?! Юля! Боюсь, наша следующая встреча состоится уже в следственном изоляторе.
О боже!
Неужели все так запущено?!
Разве за прошедшее время Нелюбин не пришел самостоятельно к выводу о моей непричастности к гибели Кумраева? Я понадеялась на его проницательность и здравый смысл – ведь достаточно пять минут пообщаться со мной, чтобы понять: убийцу бизнесмена надо искать в другом месте. Не здесь! Я и убийство так же несовместимы, как коктейль «Маргарита» и апокалипсис! Это несочетаемые понятия!
А Нелюбин общался со мной гораздо дольше пяти минут, я даже пропустила собеседование в чертовом «Технобанке»! И что же? Все еще подозревает меня? Неужели он настолько глуп?
– Короче, хватит препираться. Или сейчас вы едете со мной, или…
– Да никуда я с вами не поеду! – огрызнулась я, сжимаясь от страха перед этим многозначительным «или…». Оно таило в себе обещание жутких мучений, отсвечивало пламенем костра, разведенного инквизитором для жарки еретиков…
Но с какой стати я должна слушаться этого наглого типа? Он манипулирует невинной девушкой, пользуясь ее недостаточной информированностью! (Это я о себе, не надо судорожно оглядываться в поисках «невинной девушки».)
Через семь минут мы уже были в отделении милиции. Нелюбин ласково держал меня за плечо, словно предупреждая попытку бегства. Я успела ужаснуться нищете, царящей здесь, – полированная мебель семидесятых годов с обшарпанными углами, унылые стены, крашенные блестящей краской – как в общественных туалетах того же периода… Ну что ж, Россия всегда славилась особой виртуозностью в распределении богатств нации. Например, стоимости одного ноутбука, выставленного перед каждым министром на заседании кабинета, хватило бы для ремонта двух отделений милиции. Но куда ж тогда будут таращиться наши министры? (Интересно, какой текст сияет у них на мониторах? Наверное, там так и написано – для особо одаренных – «Идет заседание. Не расходиться! Не расходиться, кому сказано!». Все правильно, это наиболее удачное использование ноутбука с процессором последнего поколения и памятью в несколько гигабайт…) А одного «бумера», перевозящего драгоценные министерские или депутатские тела, хватило бы на десяток сложнейших операций для детей с пороком сердца или некрозом почек – но что об этом говорить! Престиж страны не в том, заботится ли она о своих гражданах, а в том, достаточно ли полно удовлетворена страсть к красивым игрушкам у слуг народа…
Мы провели в отделении более двух часов. Я, словно сомнамбула, плавала в вязком тумане. Никак не удавалось поверить в реальность происходящего. Все эти люди, суровый Нелюбин, смущенный Глеб Чашвили – превратились в экранных персонажей, героев детективного фильма.
А в голове у меня разворачивался параллельный сюжет. Я видела, как Никита выходит из офиса «Фросткома». Он красив и стремителен, его глаза блестят – это особый блеск предвкушения, нетерпеливая радость зверя, уже ощутившего под когтями податливое тепло добычи. Никита садится в сверкающий «Лексус» и уезжает. Следующий кадр (крупно): обезображенное ликованием лицо блондинки Елены – она наконец дождалась любовника…
Проклятье!
А я здесь, в отделении милиции! Уже битых два часа сижу в кабинете и потею, как пингвин на экваторе. На лбу выступила испарина – голова в парике словно в презервативе, невыносимо жарко!
Ах, ну вот и дождалась!
Появились две брюнетки, одетые с претензией – очевидно, они пытались конкурировать с моим лучезарным имиджем. Бедняжки и не догадывались, что он сформирован не продавцом китайской барахолки, а дизайнерами Блюберри, а это крутые парни, между прочим. Брюнетки были облачены в аляповатые плащи – у одной синий, у другой фиолетовый – и черные очки. Девицы уселись по обе стороны от меня, и, как я поняла, началась процедура опознания.
Дизайнер Глеб – раньше мы с ним постоянно пересекались в пространстве и времени и обсуждали личность нашего общего деспота (Кумраева) – сразу же указал в мою сторону. Не ожидала от него такой подлости! Я почему-то не сомневалась, что именно сейчас конфликт разрешится. Глеб воскликнет: «Ой, ну что вы! Нет, нет, нет!» – и красиво заломит руки, как драматическая актриса (он юноша утонченный, эмоциональный). И меня тут же отпустят на волю, очистив от шелухи несправедливых подозрений.
Но Глеб кивнул, виновато потупив взгляд, и я услышала лязг железной двери, тяжело захлопнувшейся за мной – эхо разнеслось по пустому коридору каземата. Нет, это дурной сон…
Что вообще происходит?!
Сейчас я должна быть совершенно в другом месте! Отпустите меня отсюда.
– Да уж, – патетично вздохнул Нелюбин.
Мы остались одни в кабинете. Я тут же стянула тренч и парик, сняла очки – лицо наверняка блестело от пота. Но о том, достаточно ли привлекателен сейчас мой вид, я думала меньше всего.
Нелюбин взял плащ со стула, развернул – с изнанки под воротником красовался лейбл – BLUEBERRY. Расшитые золотом буквы на бежевом фоне. Почти единственная фирменная вещь в моем гардеробе. Будь она неладна!
– Беру с вас подписку о невыезде, Юля.
Я встревоженно шарила взглядом по непроницаемому лицу Анатолия Кирилловича, словно пытаясь разгадать, какова моя дальнейшая участь. Союзник он мне или противник? Поможет ли выбраться из ужасной, но нелепой ситуации? Или будет топить как котенка и использует в качестве вешалки для всех криминальных трупов, обнаруженных в федеральном округе за последние три месяца? Наверное, второй вариант. Уж больно яростно вцепился Нелюбин в версию о моей причастности к убийству – рычит, как доберман, мотает головой, рвет сиреневую ткань тренчкота.
Но меня не было на стройке в среду!
Я выслеживала бойфренда! Шпионила!
Тону, спасите!
Дрожащей рукой я заполнила какой-то бланк. Нелюбин посмотрел на мои каракули и удовлетворенно хмыкнул.
– Скажите, Юля, а вы ели что-нибудь в кинотеатре?
– В смысле? В каком кинотеатре? – заторможенно спросила я.
– Ну, там, попкорн, пиццу?
Не понимаю, о чем он говорит… Ах, да! Кинотеатр! Ведь это мое алиби! В ту среду в 14.45 я смотрела фильм «Продавщица». Якобы. А Нелюбин, очевидно, решил меня подловить – и ведь зашел как-то сбоку, про еду спрашивает, а не про содержание фильма. Хитрый какой тип! Что же мне ответить?
Конец ознакомительного фрагмента.