Чижик-пыжик
К алкоголю Денис был равнодушен, но поддержать хорошую, добрую компанию никогда не отказывался. Он полагал, так у них издавна в роду было принято. Отец Дениса и, насколько он помнил, дед, хотя и очень любили принимать гостей и устраивать званые вечеринки по любому подходящему поводу, на которых не пропускали ни одного тоста, тем не менее, никогда не теряли контроля над собой, становились весёлыми, остроумными и улыбчивыми, но пьяными не были никогда. – Если человек не пьёт, значит, он не доверяет самому себе, – любил повторять дед, разливая уважаемую им «Столичную» по рюмкам. – Водочка льётся – человек смеётся! – добавлял он обычно уже менее философское и очень заразительно смеялся. Лишь один раз Денис видел их по-настоящему пьяными, пьяными до полусмерти, лежащими в тёмных костюмах с тёмными галстуками на диване, а рядом на столике в траурной рамке стояла фотокарточка мамы Дениса. Отец потом долго не мог себе простить, что оставил сына одного в эти тяжёлые минуты, и после похорон мамы ровно год не пил вообще, даже пиво.
Денис же поклялся себе не напиваться ещё в первом классе, когда во время зимних каникул отец впервые взял его с собой в командировку в Москву.
Ехали «Красной стрелой» в шикарном двухместном купе, и, хотя было поздно и есть не хотелось вовсе, отец, дабы окончательно поразить сына, повёл Дениса ужинать в вагон-ресторан. Усевшись за столик, отец сразу уткнулся своими толстенными очками в меню (у него уже тогда было плохо со зрением), а Денис обратил внимание на весёлую и несколько необычную компанию напротив их с отцом столика. Чуть позже, услышав английскую речь, он понял: это иностранцы. Центром их внимания был красивый молодой человек, русский, по всей видимости, переводчик. Они называли его Димой. Одет Дима был в изящный серый костюм, рубашку какого-то особого светло-стального цвета, точь-в-точь как прядь седины в его ухоженных волосах, вместо галстука – синяя бабочка.
Все иностранцы с восторгом и трепетом слушали переводчика, весело хохотали над его шутками, чуть ли не с любовью смотрели в его большие голубые глаза. Курил он тонкие, с золотистым ободком сигареты и умудрялся успевать что-то очень интересное рассказывать сидящим за столиком иностранцам, и разливать женщинам шампанское, и говорить с официантом, и давать всем желающим прикурить от своей маленькой блестящей зажигалки, которая одновременно с огнём наигрывала мелодию песенки «Чижик-пыжик», что также вызывало бурную радость компании.
В этот момент Денис твёрдо и бесповоротно решил, что непременно станет переводчиком, и если у него будет когда-нибудь сын, то назовёт его только Димой, и что вместо галстуков всю жизнь будет носить только синие бабочки. В этих своих мыслях Денис ещё более укрепился, когда Дима неожиданно ему дружески подмигнул.
Время в Москве пролетело мгновенно, и вот, полные впечатлений, нагруженные сувенирами папа с сыном опять оказались в купе «Красной стрелы», несущей их уже в обратном направлении – в Ленинград.
На этот раз в суете последнего дня они просто не успели пообедать и поэтому пошли в вагон-ресторан, просто чтобы не умереть с голоду.
Ресторан был переполнен. После получасового ожидания им предложили два места за крайним столиком около холодного тамбура. Именно здесь Денису меньше всего хотелось садиться. Уж больно неприглядную картину представлял собой сосед – типичный забулдыга в грязном, заляпанном пятнами костюме, с опухшим лицом и прищуренными пьяными глазками. Хотя казалось, что в него уже просто ничего не влезет, тем не менее, громко икая и давясь, он цедил из стакана тёмную тягучую жидкость, частично размазывая ее по грязной рубашке и пиджаку.
Лишь предупреждение официанта, что горячее заканчивается через десять минут, заставило их примоститься с краю этого столика.
Самое худшее, чего Денис и опасался, началось практически сразу. Алкаш, заикаясь и дыша ему прямо в лицо перегаром, начал расспрашивать, как Дениса зовут, сколько ему лет, в каком классе и как он учится, слушается ли маму и папу, как относится к девчонкам… Алкаш практически не закрывал рта и отвязывался от Дениса только на время засасывания в себя очередной порции портвейна.
Денис его прямо-таки возненавидел и, наспех дожевав котлету, вздохнул с облегчением, когда настала пора уходить. Алкаш, явно расстроенный их спешным уходом, долго возился в кармане и, наконец, достав из него зажигалку, протянул Денису.
– Это тебе сувенир на память. Гуд бай, – заикаясь, пролепетал он и нажал на кнопку зажигалки.
И только потом, после первых звуков «Чижика-пыжика», Денис начал узнавать синюю, заляпанную томатным соусом бабочку, прядь седины в грязных, нечёсаных волосах и проглядывающую сквозь красные распухшие веки голубизну глаз.
Именно тогда Денис твердо решил, что никогда не будет переводчиком, что лучше пусть у него будет дочка, а если уж сын, то назовёт его только не Димой, что никогда не будет носить бабочек. И что никогда не будет напиваться.
И вот прошло с той поры почти тридцать лет. Денис действительно не стал переводчиком, хотя английским владеет в совершенстве. Пятнадцать лет назад родилась всё же не дочка, а сын, но он ни разу не сожалел об этом – Влад рос прекрасным, честным, добрым и одаренным парнем. Правда, в отличие от отца, стал немного покуривать, но так как делал он это в открытую и понемногу, то Денис особо и не возражал.
И за все свои неполные тридцать семь Денис, и вправду, ни разу не напился. Но вот сегодня, кажется, он впервые напьётся по-настоящему, как говорится, до чёртиков. Заглушить полученный удар, пожалуй, больше и нечем.
Он достал из холодильника бутылку «Столичной», налил полный до краёв стакан и одним залпом опрокинул в себя. Сразу налил второй и вновь одним глотком осушил. Мгновенно по телу начало разливаться приятное расслабляющее тепло, покраснело лицо, стало жарко. Денис снял пиджак, расслабил узел галстука – он, естественно, никогда не носил бабочек, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, прилёг на диван. Закрыв глаза, стал терпеливо ожидать прихода так необходимого ему сейчас состояния туманной сонной прострации, полного отключения от мрачной реальности.
Но вместо этого голова становилась с каждой минутой яснее и яснее, память начала прокручивать всё произошедшее за последнее время, а разум методично и целенаправленно искал варианты спасения. Удивлённый и полный решимости, Денис энергично поднялся с дивана и прошёл в ванную, отпихнув ногой попавшийся по дороге стул, да так, что тот, ударившись об стену, развалился на части.
Приняв ледяной душ и растеревшись докрасна шершавым полотенцем, нацепил очки в тонкой круглой оправе и внимательно посмотрел на себя в зеркало. Остался вполне доволен увиденным. Нет, сдаваться Денис Останин не будет. Не дождутся!
Итак, первое – срочно связаться с Сашкой Леонтьевым. Сашка был лучшим школьным другом Дениса. Вместе сидели за одной партой, вместе прогуливали уроки, вместе влюблялись обязательно в одну и ту же девчонку, вместе играли в футбол. Правда, после школы их пути разошлись, но они до сих пор часто созванивались, пару раз в год встречались, обязательно поздравляли друг друга с праздниками, иногда вместе ходили поболеть за «Зенит». Сашка, а теперь Александр Васильевич, работал довольно высоким начальником в Большом доме на Литейном, был в звании полковника, но для Дениса оставался всё тем же добрым, верным и озорным товарищем.
Денис посмотрел на часы. Было около двух ночи. Секунду подумав, он набрал номер мобильника Саши. Заспанный голос послышался в трубке только после десятка гудков:
– Что произошло, Денис? Есть проблемы? Понятно: «Друзья познаются в биде». Ладно, жди меня через тридцать минут. Что-нибудь с собой захватить? Хотя забыл, ты же не пьёшь. Ах, пьёшь?! Что, и ещё как пьёшь?! Слушай, старик, ты меня просто радуешь! В таком случае я буду у тебя через двадцать минут. Напомни номер квартиры.
Дом помню, что Фонтанка помню, а вот квартиру путаю. У вас там все двери одинаковые. Всё! Готовь закуску! Ровно через двадцать минут с большой запотевшей бутылкой виски в руках улыбающийся Сашка обнимал друга в прихожей. – Э, батенька! Да ты, я гляжу, в одну харю целую бутылку приговорил. Молодец, исправляться начал! Как это там в песенке: «Чижик-пыжик, где ты был?» – «На Фонтанке водку пил». Так, быстро второй стакан, закуску… Отлично, наливай! За встречу! А теперь слушаю. Только подробно и точно. Эмоции отбрось. Факты, факты и ещё раз факты. Поехали. С чего начнёшь? Секунду подумав, Денис протянул Саше два листка текста на постоянно норовящей скрутиться в трубку факсовой бумаге: – Давай, пожалуй, начнём с этого, читай.
Протокол заседания совета директоров компании «ASCOM, Inc.»
от 3 августа 2009 года Manhattan NY
Повестка дня:
1. О смене приоритетов инвестирования компании в связи с мировым экономическим кризисом.
2. Разное. По первому вопросу слушали Джона Раттера – президента. Докладчик сообщил, что в связи с мировым кризисом акционерами принято решение об изменении географических интересов компании, для чего предлагается на развитие систем телекоммуникаций нового поколения выделить от 40 до 50 млн долларов долгосрочных инвестиций в один из трёх регионов:
1. Россия (предпочтительно, город Санкт-Петербург)
2. Казахстан
3. Малайзия Руководству компании поручено к следующему заседанию совета директоров подготовить полный анализ по каждому из этих трех регионов. На данную работу международному отделу выделяется по 200 тысяч на каждый из предполагаемых адресов инвестирования.
Далее излагались требования, которые необходимо подробно отразить в итоговых материалах о состоянии дел в этих трех регионах. Всего около тридцати вопросов, но все Саша дочитывать не стал. Не интересовал его и пункт под грифом «Разное».
– Дальше можешь не читать, – подтвердил Денис.
– Ну ладно. Пока мне всё понятно. У благополучно загнивающих ребят оказались лишними полста миллионов долларов. Мучаются, несчастные, куда бы им их пристроить. Выбрали вот три адреса из всего мира. По-моему, именно те три, где эти деньги проще и быстрее всего потерять. Слушай, Денис, отдали бы нам хотя бы по миллиону. Мы бы с тобой быстро нашли, что с ними делать. Может, договоришься? – Леонтьев налил ещё виски и закурил.
– А теперь прочти это письмо. – Денис протянул Саше другой лист такой же факсовой бумаги.
«Здравствуй, Денис! Вчера ты получил от меня по факсу протокол заседания совета директоров компании, в международном отделе которой, как тебе известно, я уже пять лет веду российское направление. Естественно, что президент поручил мне сбор всей информации по этому региону. И столь же естественно, что я обращаюсь с этим именно к тебе. Я нисколько не сомневаюсь, что ты примешь моё предложение, и поэтому даже не буду ждать от тебя согласия. Во-первых, это моя личная просьба, во-вторых, за эту работу ты получишь все сто процентов от выделенных средств – а именно 200 тысяч долларов, что само по себе тоже не так уж и плохо. Притом аванс в 50 тысяч готов выслать уже сегодня. Но помни, что весь комплект документов ты должен привезти мне в Нью-Йорк лично и не позднее 1 ноября этого года, так как следующее собрание совета директоров, именно то, на котором будет сделан выбор одного из трёх адресов инвестиций, состоится 3 ноября. Не забудь приложить комплект учредительных документов твоей фирмы и все имеющиеся у неё лицензии, так как если будет выбран питерский вариант, то я предложу твою кандидатуру на руководителя структуры, развивающей данное направление.
Я буду встречать тебя 30 октября в аэропорту Кеннеди. С билетами на этот рейс сейчас проблем нет. Виза, как я помню, у тебя есть. Удачи! Твой Alex Oustan, USA. NY.
P. S. Хоть раз в пять лет, но свидимся!»
– И опять всё ясно. – Саша вернул письмо Денису и взял новую сигарету. – Дальше, как я предполагаю, ты принял это предложение и точно в срок великолепно выполнил всю работу. Притом наверняка сделал даже больше и лучше, чем тебя просили. Уж я-то тебя, старик, знаю. Я прав?
– Ты, Саша, всегда прав! Только один бы я и в полгода всё это не осилил, тем более что в ряде вопросов недостаточно хорошо ориентируюсь. Вместе со мной над заданием работали Коля Нестеров и Асат Волков. Асата ты знаешь – год назад после футбола на плове у него были. Помнишь, какой плов! Асат очень мне помог, он великолепный связист и вообще крутой технарь по всем вопросам. Должен сказать, работка была очень и очень непростая, да ещё эти пожарные сроки. Много информации, кстати, вообще в природе не существовало, много было, как говорится, не для широкого пользования, кое-что вроде и для широкого, но просто без соответствующих материальных подходов давать её отказывались. Ох и насмотрелся я, Сашка, за всё это время на всяких бюрократов и взяточников! Кричим о борьбе с коррупцией, кричим, а толку никакого. И ведь что обидно, дело-то это для города крайне актуально и важно. Хоть какой-то патриотизм должен же у них остаться?! – Денис сокрушённо махнул рукой.
– Ладно, Денис, не отвлекайся. Что дальше?
– Дальше вот что. Все документы, Саша, я хранил в ноутбуке. Они уже были переведены на английский и закодированы, не зная пароля, материал просто нельзя было прочесть. Я был уверен, что застраховался на все сто процентов, но оказалось, увы, ошибся.
Денис встал и нервно зашагал по комнате.
– Сиди, ещё нашагаешься! Как мне мой пинкертоновский опыт подсказывает, ноутбук со всеми твоими трудами и долларовыми ожиданиями, мягко говоря, у тебя увели… Так ведь?
– Да, Саша, – грустно подтвердил Денис. – Увели! Притом обнаружил я это только сегодня. У меня весь день прошёл в разъездах, но часов в семь вечера я всё же заехал в офис, немного поработать. И вот, войдя в кабинет, я, сам понимаешь, с каким чувством, увидел настежь распахнутую дверцу сейфа. Сейф, естественно, пуст. – Денис вновь зашагал по комнате.
– Ноутбук дорогой? Что-нибудь ещё пропало, кроме ноутбука? – спросил Леонтьев. – Что ещё было в сейфе?
– Ноутбуку лет пять, не меньше. Цены никакой не представляет. Что ещё пропало? Деньги, и немалые. В них, видимо, всё дело. Около тридцати тысяч долларов – те, что остались от полученного аванса. И несколько тысяч в рублях, но это уж несерьёзно. Обидно очень, ведь хотел как раз сегодня отдать эти тридцать тысяч Асату и Коле Нестерову. Да вот закрутился и перенёс эту процедуру на завтра.
Денис тяжело вздохнул и сел на диван.
Он почувствовал, что пьянеет, но всё же сделал ещё несколько крупных глотков уже тёплого виски.
– Кто-нибудь был в офисе, когда ты зашёл? Кто и когда офис закрывает? Заметил ли ты следы взлома? У кого ещё есть ключи от офиса и от сейфа? – Саша достал из кармана ручку, небольшой с мятыми краями блокнот и начал чертить в нём какую-то схему.
– Нет, уже никого не было. У нас рабочий день с половины десятого до пяти. Офис закрыла ровно в пять Светлана – секретарша, я ей звонил. Ключи от сейфа только одни – у меня. Вот они, можешь посмотреть, здесь ещё и от офиса, – и Денис нетвёрдой рукой протянул Саше толстую связку ключей. – От офиса есть ещё у уборщицы. Но и она, и Светлана работают здесь уже больше десяти лет, я ручаюсь за них головой. Точно, Сашка, ручаюсь! Вот этой пьяной, бестолковой и очень невезучей головой. Ручаюсь…
Денис проснулся от настойчивого телефонного звонка. Он лежал на диване одетый, заботливо укрытый тёплым шерстяным пледом. Стенные часы показывали семь. Голова раскалывалась, жутко хотелось спать.
– Привет, Денис, очухался? – услышал он знакомый и свежий голос друга. – Ты уж то тридцать лет вовсе не пьёшь, то разом всё упущение компенсировать пытаешься. Так, друг мой, тоже нельзя! Выпей-ка пивка, я тебе бутылочку в холодильнике оставил, затем в душ и в темпе ко мне. Я у тебя в офисе, благо ты мне ключи отдал. Командую вместо тебя, пока ты там спишь в пьяном безобразии. Короче, давай, быстренько. Одна нога здесь и другая тоже здесь. Жду! – И после короткого смешка в трубке раздались гудки.
В офисе, по-хозяйски развалившись в кресле за Денисовым директорским столом, Саша смачно жевал бутерброд с ветчиной и отхлёбывал пиво прямо из горлышка запотевшей бутылки. На столе – не знакомые Денису баночки с какими-то порошками, небольшие бутылочки с мутным содержимым, огромная, как у Шерлока Холмса, лупа и с мощным телескопическим объективом фотоаппарат. На полу – небольшой раскрытый чемоданчик с набором непонятных инструментов, таких же баночек и бутылочек.
– Ну что, жив, бизнесмен? Видок у тебя, однако! Я таких частенько в моргах на опознаниях видел, притом не из числа опознающих, а, скорее, из опознаваемых. Садись! Пиво тебе, по всей видимости, уже не поможет. Требуется что-то поэффективнее.
Он подошёл к холодильнику, извлёк из морозилки бутылку столь почитаемого им виски.
– Перед злоупотреблением охладить, – Саша откупорил бутылку и налил по половине гранёного стакана. – Давай, старик, за успехи предварительного следствия и скорейшую поимку любителя чужих ноутбуков! Тем паче что кое-какие соображения у нас уже имеются, – и первым выпил.
Денису ничего не оставалось, как последовать его примеру. Закусив остатками Сашкиного бутерброда, Денис сел напротив директорского кресла и приготовился слушать.
– Первое и, пожалуй, главное, – начал Саша. – Твоя мысль о том, что всё это ради тех денег в сейфе, – скорее всего, ошибочная. Поясняю! Кроме денег преступник взял твой старенький, как ты сам изволил его охарактеризовать, ноутбук. А вот прямо передо мной на столе, на самом видном месте, современный видео-плеер ценой не менее двух тысяч баксов. Его не тронули! Так же как и этот новейший факс. Может, похититель помешан на стареньких ноутбуках? Вряд ли. Так что у меня первый вывод следующий: охотились именно за твоим ноутбуком, а если конкретнее, то за той информацией, которая в нём имелась. Ну а доллары, это, знаешь, как дополнительный гарнир – чего бы и не скушать, коли подано.
Второе – и тоже немаловажное. Преступник, скорее всего, был исполнителем. Тоже поясню. Замок входной двери, а главное, замки сейфа вскрыты большим профессионалом. Работал он фирменными отмычками. Грамотно, уверенно и очень быстро – у него было около двух часов: от ухода твоей секретарши до твоего прихода в офис. Притом работал он без перчаток. Дело в том, что подобные профессионалы хорошо чувствуют замки только голыми руками. Но отпечатков не оставил. Ни на сейфе, ни на наружной ручке двери офиса. А теперь скажи – могут ли обычного, пусть даже и очень высококвалифицированного медвежатника интересовать вопросы российско-американских экономических отношений или, скажем, пункты таможенных правил? Отвечаю за тебя – такие вопросы нашего почитателя ноутбуков интересовать не могут! А значит, был и заказчик.
И третье, может, и не столь уже важное. Преступника в последний момент кто-то спугнул. Иначе как можно объяснить, что он даже не прикрыл для видимости дверцу сейфа. Или ему уж очень хотелось, чтобы пропажу обнаружили как можно скорее? И ещё один аргумент – он методически и аккуратно стирал отпечатки своих пальцев. А вот, в спешке покидая офис, на внутренней ручке входной двери следы оставил. Теперь, спасибо твоему факсу, отпечатки уже в работе, и я, как видишь, спокойно попиваю холодненькое пивко и жду результатов. Но ещё раз повторяю. Даже если мы вычислим исполнителя, это не значит, что мы в дамках. Самое сложное – это найти заказчика. Как ты сам полагаешь, Денис, кто бы это мог быть? Ведь ясно, кто-то очень заинтересован либо получить эти материалы, либо сделать так, чтобы их вообще не стало. Куда тогда пойдут эти полста лимонов – в Узбекистан или куда-то в совсем далёкую Азию? Они там очень даже пригодятся! Деньги неплохие. Ну, пораскинь мозгами, встряхнись, выпей ещё стакан! Надо думать, Денис! Кто такой этот твой Алекс Остэн, или как его там, из «Аскома»? Зачем ему отдавать тебе ещё полтораста тысяч баксов? Получил свои пятьдесят, из которых, кстати, тридцать нашему медвежатнику достались, и будь здоров! Ну, давай излагай, что ты мыслишь? – Леонтьев прямо-таки упёрся в глаза Дениса.
– Даже и не знаю, Саша… Но, по-моему, всё же отбрасывать версию, что шли просто за деньгами, как-никак тридцать тысяч, мы не должны, – очень неуверенно начал Денис. – Хотя, похоже, что по всем своим трём пунктам ты и прав. Ноутбуку моему, действительно, в базарный день цена долларов сто, не больше. Спугнуть преступника мог и я сам. Дело в том, что, подходя к офису, я вспомнил, что забыл закрыть машину, а когда возвращался к ней, мне показалось, хлопнула дверь. Меня это уже немного насторожило, ну а когда я увидел вскрытый сейф… Ну а насчёт Алекса Остэна можешь не сомневаться, однозначно. Как-нибудь потом я тебе о нем расскажу, а пока можешь просто мне поверить!
– Хорошо, потом так потом. Хотя для пользы дела мне не мешало бы знать, кто он такой! – Саша что-то отметил в своём блокнотике. – Ну а если помыслить насчёт того, что это задание от конкурентов российского варианта – взять просто и уничтожить эти материалы? И всё! Ведь уже менее чем через десять дней на совете директоров этого чёртова «Аскома» международный отдел выложит всё, что надо по Казахстану и по этой, как её там, Малайзии. Не будет только по России ничего. А, как я понял, это главный претендент? Но нет материалов – нет и инвестиций! Так или не так?
– Так, – мрачно подтвердил Денис.
– Ну а раз так, – продолжал Саша, – то и заказчик должен быть откуда-то оттуда, с далёких югов. Вот наш знакомый по футболу да по плову? Фамилия вроде русская, а вот что это за имя такое – Асат? Кстати, если ты помнишь, в плове-то том и картошечка попадалась, а это значит, что плов был казахским. Малазийского плова мы с тобой пока, слава богу, ещё не едали, а значит, и подозрений на эту далёкую от нас Малайзию у нас меньше. Не так ли, Денис? Так! – сам ответил на свой вопрос Саша.
Денис хотел было возразить, что он не имеет оснований не доверять Асату, что знает его около пяти лет, знаком с его женой и дочкой. И нельзя вот так, с ходу, подозревать человека только потому, что он казах. Да притом и казах-то он только по отцу, а мать у него русская – Антонина Васильевна. Денис с ней тоже знаком. Но сказать что-либо в защиту Асата не успел – затрещал факс, и вскоре Саша уже читал полученное сообщение:
Полковнику А. В. Леонтьеву На ваш запрос сообщаем, что присланные вами по факсу сегодня в 6.45 отпечатки пальцев идентифицируются с имеющимися в картотеке ИВЦ ГУВД отпечатками, принадлежащими гражданину Хохлову В. В. 1988 г. р. (известному в воровских кругах под кличкой Валет). Специализация – вскрытие сейфов, квартирные кражи. Дважды осуждён. В настоящее время его вероятное место нахождения – Петербург или Ленинградская область. Более подробную информацию можем предоставить позже, по вашему официальному запросу.
– Ну вот, первая синица у нас в руках. Хорошая синица, журавля стоит! – Саша удовлетворённо потёр руки. – Сколько на часах? Начало десятого? Так, значит, скоро твои сотрудники подчалят – надо торопиться. Ты пока, пожалуйста, не говори никому о происшествии, пусть себе спокойно работают. Не нервируй людей, ладно? Или кто-то уже знает о взломе?
– Да нет, никто не должен знать.
– Ладно. Давай сделаем пару снимков на память, подведём предварительные итоги, и пора разбегаться! – Расчехлив фотоаппарат, Саша быстро отщёлкал несколько снимков сейфа, замка входной двери и дверной ручки, на которой он нашёл отпечатки. Затем сфотографировал и Дениса. – Посмотришь, что бывает с бизнесменами, которые водку с виски по ночам мешают. Жене только не показывай – бросит и права будет! Где, кстати, твои? Куда сына с благоверной подевал, опять к тёще на природу отправил?
– Да! Сегодня вечером забрать обещал. Или с такой рожей и вправду не стоит? – Денис интенсивно растёр руками щёки и вопросительно посмотрел на Сашу.
– Это всё зависит от того, хочешь ты сохранить семью или нет. Если хочешь – поезжай лучше завтра, мой тебе дружеский совет. Да, вот ещё что, Денис! Попробуй описать, как выглядел твой ноутбук. Хоть буду знать, что искать. Или, возможно, паспорт от него остался?
– Можешь даже фотку сделать. – Денис покопался в шкафу и извлёк небольшой, покрытый слоем пыли серого цвета ноутбук. – Вот! Абсолютно такой же. Главбухше лет пять назад купил, а она к нему даже не притронулась. Счёты с калькулятором, говорит, надёжнее. – Денис сдунул с ноутбука пыль. – Просто близнецы-братья. У того, который свистнули, только ручка была с трещиной и синей изолентой обмотана.
– Отличненько! Давай его, милого, сюда, этот близнец очень нам кстати. – Саша положил ноутбук поближе к настольной лампе и сделал пару снимков. – Ну, вот пока и всё. Давай так договоримся. Я сейчас бегу – служба зовёт. Ты ведь знаешь – она у нас опасна и трудна. Ты же думай, родной! Тебе проще разобраться, кому всё это выгодно. Думай! Если чего надумаешь или решишь предпринять, обязательно звони мне на мобильник. Короче, ты, Денис, вычисляешь заказчика, а я займусь Валетом.
Взяв свой чемоданчик, Саша уже запихивал в широченный карман кожаной куртки фотоаппарат, как вдруг раздался телефонный звонок.
Денис снял трубку городского аппарата.
– Работай, я пошёл, – сказал Саша, но, увидев, как вдруг напряглось и побледнело лицо Дениса, остановился.
– По этому делу? – шёпотом спросил он, указывая пальцем на открытый сейф. Денис кивнул в ответ и нажал кнопку громкой связи:
– …амата звоню. У меня тут деловое предложение, – послышался из динамика сиплый и немного шепелявый мужской голос. – Сейф ты уже всяко должен был видеть. Так вот, с деньгами можешь попрощаться. Тут без вариантов. Сам понимаешь. А вот насчёт серенького чемоданчика можем и поговорить. Ты пару деньков помозгуй да приготовь десять кусков баксов, а я тебе в понедельник утречком позвоню. Только чудить не вздумай, а то хуже сделаешь! Договорились?
– Не вешай трубку, – ещё тише прошептал Саша.
– Хорошо. Договорились! – то ли тому сиплому, то ли Саше ответил Денис и положил трубку.
– Ты что? С ума сошёл? Просил же не вешать! – обиженно завопил Саша.
– Брось, Сашка. Тут вешай не вешай – всё без толку, он сказал, что из автомата звонит.
– Ладно. Но вешать всё равно не надо было, – заметил Саша. – Голос-то незнаком?
– Вроде впервые слышу… Да найду я эти десять тысяч! Наверное, это был бы наилучший вариант? Как ты думаешь?
– Не спеши, Денис! С этим народом, как с жилконторой, – можно верить только в одном случае: когда говорят, что воду отключат. Возможно, это так просто звоночек. Для того, чтобы тебя расслабить. Или проверить твой интерес к ноутбуку… Или чёрт его знает ещё для чего. И ещё вопрос: а ты уверен, что, отдав баки, ты получишь тот самый ноутбук? А если и тот самый, то не со стёртой информацией? Не уверен! И никто не уверен! Так что о понедельнике мы ещё поразмышляем, а пока действуем как договорились – ты прокручиваешь заказчика, я занимаюсь Валетом. Скорее всего, это он и звонил! Ну, пока!
Уже выходя из двери, Саша обернулся и посмотрел на друга. Среднего роста, слегка сутуловатый, с взлохмаченными светлыми волосами, чуть тронутыми сединой, Денис сквозь круглые стёкла очков в тонкой чёрной оправе с надеждой смотрел на друга растерянными, добрыми глазами.
– Не дрейфь, Денис! Найду я Валета! Обещаю! Дождь пошёл совсем некстати. Крупный, хлёсткий, такой вроде и прекратиться должен скоро, но ждать Евдокия Васильевна, или к чему она уже давно привыкла – баба Дуня, не могла. Она обязана была успеть. Времени, судя по всему, оставалось совсем мало, а так как солнце не появлялось аж с прошлого понедельника, то прикинуть, который час, баба Дуня не могла вовсе. Старенький жестяной будильник с проржавевшим колокольчиком звонка последнюю свою минуту протикал с месяц назад, и, как баба Дуня его ни трясла и ни стукала об угол стола, стрелки так и остались на начале первого и, как шутил её покойный муж, теперь показывали точное время лишь два раза в сутки.
Она открыла скрипучую дверь и, чтобы ветром не захлопнуло, подложила под нее специально предназначенный для того камень. Затем, охая и кряхтя, с трудом выкатила на крыльцо огромный, по сравнению с самой ссохшейся бабой Дуней, красный газовый баллон.
Теперь предстояло самое сложное. Опустить баллон на землю. Для этого надо было преодолеть пять прогнивших и покосившихся от времени и погоды ступенек. Дальше всё проще – кати себе его до дороги, смотри только, чтобы в канаву не завернул. Но со ступеньками на этот раз баба Дуня намаялась как никогда. В прошлый раз, ровно две недели назад, и сил, и времени на это затратила намного меньше. «Слабею, – подумала баба Дуня. – Хорошо хоть мешок картошки теперь в хозяйстве есть».
Да и мешка того не было бы, спасибо не знакомому бабе Дуне водителю грузовика, остановившемуся около её заброшенной избы набрать воды из поросшего мхом колодца.
Таких грузовиков мимо бабы Дуни в пору уборки овощей прокатывало немало. Но этот лишь второй за последний месяц, который свернул к её двору.
Первый подъехал дней на двадцать ранее. Молодой, симпатичный, в полосатой тельняшке шофёр попросил воды, и, пока он пил, старуха решилась попытать счастья.
В дальнем углу, за шкафом уже два года стоял упакованный в коробку новёхонький японский телевизор, подарок к её восьмидесятилетию. Телевизор привёз ей завхоз школы, в которой Евдокия Васильевна проработала без малого пятьдесят лет, а когда узнал, что электричество в избе отключили ещё год назад, то хотел увезти обратно, но баба Дуня не дала: «Нет уж, сынок, подарили так подарили». На том и расстались.
Шофёр согласился без раздумий и вскоре, уже бережно укладывая коробку в кабину, твёрдо заверил бабу Дуню, что обещанный мешок картошки привезёт нынче вечером. Старуха подумала было: вот вечером бы и забрал телевизор, да сказать не решилась – боялась обидеть.
Весь вечер она прождала возле дома, вслушиваясь в шум моторов проезжавших по дороге машин. Поздней ночью, ложась спать, решила, что, видимо, случилось что-то с машиной и водитель приедет утром.
Настало утро, потом снова вечер – водитель так и не появился.
Тем временем нынешний гость бабы Дуни вливал второе ведро в шипящий от перегрева радиатор.
– Тебя, сынок, как звать-то? – Спросила старуха, подойдя поближе к машине. – Смотри, ведро мне не утопи, цепочка-то слабая, – добавила она. – А то мне совсем беда будет, хоть самой за ведром сигай.
– Не бойся, бабуля, поймаю в случае чего и тебя, и твоё ведро, мы, водители, народ хваткий! А звать меня Володя. – И, завернув пробку радиатора, он полез в кабину.
– Да уж это точно! Вы, водители, народ хваткий, – обиженно сказала баба Дуня и тихо направилась к крыльцу.
– Погоди! – окликнул её шофер. – Ты чего против нашего брата имеешь? Обидел кто?
– Да уж было дело, – махнула рукой баба Дуня и неожиданно для самой себя вдруг расплакалась и, утирая слёзы, сбиваясь и всхлипывая, рассказала Володе о своём горе.
– Ты этого шофёра не запомнила? – спросил он. – Случаем, не в тельняшке был?
– Да вроде бы и в тельняшке, – неуверенно промолвила старуха.
Володя молча хлопнул дверкой, заурчал мотор, и, мелькнув грязными бортами, машина скрылась из виду.
К ночи, уже засыпая, баба Дуня услышала, как во двор снова въехала машина. Сначала она обрадовалась, подумав, что это парень с обещанной за телевизор картошкой, но, выглянув в окно, узнала Володину машину. Баба Дуня немного замешкалась, пока в темноте искала одежду, а когда открыла дверь, увидела лишь красные фонари удаляющегося грузовика.
Утром, шагнув вниз с крыльца, она чуть не упала, споткнувшись обо что-то большое и тяжёлое. На земле стояли три полных ящика отборной картошки, а рядом, в надорванной упаковке, её новенький телевизор.
Приятные воспоминания добавили сил старухе, и через пару минут спущенный с крыльца газовый баллон уже довольно весело катился в сторону дороги. Баба Дуня лишь подталкивала его время от времени – то руками, то ногами. Когда до заветной обочины щебёнчатой дороги, куда раз в две недели приезжал грузовичок, громыхающий десятками баллонов в кузове, оставалось совсем немного, повеселевшая баба Дуня, несмотря на потоки дождя, даже немного передохнула перед последним рывком.
– Успела всё-таки, значит, будем жить! – решила баба Дуня и чутко прислушалась, не раздастся ли вдалеке знакомый звон трясущихся в кузове баллонов. Но пока на дороге было тихо.
В это же самое время стального цвета видавший виды «мерседес» на широких спортивных дисках, отблескивая зеркальными поверхностями плотно затенённых окон, свидетельствующих об особой «крутизне» хозяина авто, бойко нёсся по той же разбитой щебёнчатой дороге. Четверо накачанных, короткостриженых парней явно спешили. Их дружок Валера, по кличке Баллон, полученной за массивную, оплывшую жиром фигуру и маленькую, как вентиль, головку, пару дней назад был переведён из тюрьмы «на поселение».
Новым местом его пребывания стал песчаный карьер небольшого грязного посёлка на самом краю Ленинградской области, где Баллон и решил отметить свою относительную свободу, вызвав на гульбу четвёрку лучших своих дружков. Сбор назначил на восемь вечера, но, пока дружки собирались, пока закупали водку, пиво, закуску да плутали в дороге, получилось так, что они к семи явно опаздывали, да еще и ехали без подарка.
С деньгами на достойный подарок проблем не было – последнее время поборы на Центральном рынке давали неплохие доходы. Там, правда, крутилась бакинская мафия, но Валет умел с ней ладить, и иногда они даже вместе обделывали кое-какие дела.
– Послушайте, челы, есть идейка! – нарушил молчание сидящий рядом с водителем Валет – самый высокий и крепкий из всех парней. Его сморщенный в раздумье маленький плоский лоб расправился, узкие, холодные и хитрые глазки загорелись от пришедшей, как ему показалось, выдающейся мысли.
– Подарим Баллону баллон. Во хохма будет! Баллону баллон!!!
– Какой ещё баллон? Козёл! – не оценил гениальности идеи Гвоздь – рыжий, неопрятный детина, сидящий за рулём «мерса». Он в очередной раз глотнул из плоской бутылки и, без надобности посмотрев на стрелки золотого «Ролекса», вновь уставился на залитую дождём дорогу.
– Сам козёл! – отпарировал Валет. – На любую дачу свернём, пять минут работы, и подарок готов, соображай, придурок!
Двое сидящих сзади совсем молодых, лет по шестнадцать, парней поддержали идею Валета.
– А чего, мужики, и денег не тратить, и вроде юморно получится. Баллон, точно, обрадуется, точно, по самые уши доволен будет, – за двоих высказался Пашка Горбачёв.
Решение было принято. «Мерс» продолжал нестись, разрезая светом фар густую пелену дождя. До посёлка на песчаном карьере оставалось около двадцати километров, до одиноко стоящего на обочине баллона бабы Дуни – не более пяти.
В то же время по этой же самой дороге навстречу стальному «мерсу» с четырьмя дружками двигалась старенькая «Газель», набитая газовыми баллонами. Водитель Володя Липатов, знакомый Дуни, тоже очень спешил. Это был его последний рейс перед долгожданным отпуском. Завтра утром он с женой и шестилетним Егоркой отправятся в Турцию, в не очень дорогой, но, как обещали в турагентстве, приличный отель на самом берегу Средиземного моря. Целый месяц в семье только и было разговоров о предстоящей поездке, о том, что с собой брать, что надо купить, что успеть сделать.
И вот всего-то и осталось – объехать ещё парочку адресов, сдать «Газель» с оставшимися в кузове баллонами сменщику и – домой, собирать отпускной багаж.
Володя посмотрел на часы. Только начало восьмого, но уже сильно стемнело, и из-за сплошной стены дождя дорога была еле видна. Да тут ещё перестала гореть левая фара, и ехать приходилось почти на ощупь. Но Володя прекрасно помнил каждый поворот этой безлюдной дороги, знал, что в это время опасаться появления встречных машин не стоило, и потому давил на газ что есть силы. Вот впереди на размытой обочине показался сиротливо стоящий баллон бабы Дуни.
«Надо после отпуска заехать к старушенции, сказать, чтобы в следующий раз не таскала баллон, тяжело ведь, буду сам забирать из дома. Заодно и выясню, не надо ли чего?» – решил Володя.
Выбрав пополнее, он аккуратно поставил баллон на землю, закинул пустой старухин в кузов, гуднул на всякий случай и, надавив на газ, понёсся к последнему адресу.
За окнами стального «мерседеса» мелькали деревья, размытые, болотистые поля, иногда сквозь дождь просматривались покосившиеся или полусгоревшие заброшенные избы. Пока поживиться баллоном было негде. Гвоздь с трудом угадывал повороты дороги. Попав в очередную яму и чуть не вывалившись в кювет, Гвоздь сбавил скорость, но Валет зло процедил сквозь зубы:
– Дави, козёл, опаздываем, меньше бы к коньяку прикладывался!
И Гвоздь снова нажал на газ. Ослушаться Валета он не решался. Для Гвоздя и сидящих сзади ребят Валет был непререкаемым авторитетом. И дело не столько в том, что он старше каждого из них и имел солидный стаж отсидки. Главное – только Валет мог прекрасно ладить с крепко обосновавшейся на рынке бакинской мафией. А зачастую и выполнять их задания – кого-то припугнуть, кое с кем разобраться, спалить чей-нибудь ларёк или побить стёкла в витринах конкурентов. Притом за все эти «услуги» им довольно неплохо платили. Нет, они, безусловно, уважали Валета!
Впереди замаячила одинокая встречная фара.
– Мотоцикл прёт! – оживился Валет. – Неплохой подарочек может быть. Давай, Гвоздь, завали его в кювет, левее, кому говорят, левее бери, козёл!
– Да пошёл ты знаешь куда! – заупрямился Гвоздь. – Тебе сидеть не привыкать, а я как-то пока погожу.
– Крути, сука, тебе говорят! – завопил Валет и, схватившись за руль, резко кинул машину влево. Когда прямо перед капотом «мерса» появился чёрный силуэт мчавшегося навстречу грузовика, Гвоздь успел лишь повернуть руль вправо, иномарка встала поперёк дороги, и от этого итог был ещё страшнее.
Чудовищный удар буквально разорвал «мерседес» на несколько частей. Рвущиеся и взлетающие в небо объятые пламенем баллоны, куски автомашин и человеческих тел – всё смешалось в едином всплеске огня и грохота. Отблески пожара осветили местность, а жуткое эхо взрывов было слышно за десятки километров от горевших людей и машин.
– Во как громыхнуло! – перекрестилась баба Дуня. – А и то, какой ливень да без грозы.
– Мама, смотри! Салют! – радостно крикнул Егорка, чуть ли не впервые отвлекшись от изучения билетов на самолёт.
«Похоже, солярка на карьере рванула, гляди, завтра вместо работы сплошной перекур будет», – с надеждой подумал Баллон.
И только один человек знал в тот момент, что действительно произошло на пустынной дороге. Это был Валет.
Зверский по силе удар выбросил его через разлетевшееся лобовое стекло прямо в глубокий, залитый грязью кювет. Он лежал на боку рядом с раздувшимся от температуры баллоном. Почти в обнимку. Вываливающиеся внутренности от соприкосновения с раскалённым металлом шипели и чадили. Валету почудилось, что он опять в своём детском доме города Серпухова, на самом берегу широкой и светлой Оки, и что на кухне повариха тётя Нина жарит печёнку. Он очень любил запах жареной печёнки.
И он улыбнулся. В последний раз простой, человеческой, почти детской улыбкой. Над его головой с жутким воем пролетали, сверкая языками пламени, газовые баллоны. Вокруг, шипя и дымя, падали какие-то искорёженные металлические части, куски человеческого мяса, лохмотья окровавленной одежды. А Валет лежал с распоротым животом в грязной, вонючей канаве, в обнимку с распухающим на глазах газовым баллоном и улыбался.
«Надо не забыть забрать у Антона Тенина ноутбук», – успел подумать Валет, и в тот же самый момент раздался оглушительный взрыв.
Набрав в очередной раз номер Марины и услышав частые гудки, Антон Тенин опять сразу же позвонил Владу. Телефон тоже был занят. Тяжело вздохнув, Антон вновь принялся выполнять просьбу Пашки Горбачёва – подбирать секретный код к серенькому ноутбуку. Но мысли никак не могли перестроиться и всё время возвращались к Марине. Он ничего не мог с этим поделать.
Временами ему казалось, надо только встряхнуть несколько раз головой и больше не думать о ней. Ведь может же он переключаться с гитары на тренировки, с тренировок на компьютер или шахматы, с шахмат опять на бег или гитару. Он считал себя сильной натурой и никак не мог понять, отчего не удаётся выкинуть Марину из головы. Не удаётся уже второй год.
Он почувствовал, что голоден, поднялся с дивана, сделал бутерброд с сыром, но есть не стал. Зазвонил телефон, и Антон бросился к аппарату. Увы, это был всего лишь Миша Суворов, одноклассник.
– Антон, будешь на стадионе, скажи тренеру, что я простудился и пропущу несколько тренировок. Кстати, как там у тебя с Маринкой дела? Я, уж извини, что говорю тебе, но вчера видел её с Владом на дискотеке, и знаешь, я бы на твоём месте поискал себе другую. Машка Гоголева по тебе сохнет. Или, хочешь, с Лидкой из десятого «б» познакомлю?
– Слушай, Майкл, не суйся не в своё дело, договорились? Сам разберусь, без сопливых! – И Антон повесил трубку.
Разговор с Мишей окончательно укрепил самые худшие подозрения. Он опять набрал номера Марины и Влада и, услышав всё те же короткие гудки, со стоном повалился на диван. Жизнь кончилась, понял Антон.
А ведь всё шло так хорошо! Он неоднократно ловил на уроках встречные взгляды Марины и, смущаясь и краснея, переводил глаза на доску или в учебник.
Однажды он твёрдо решил не отводить взгляд, и, когда их глаза на уроке географии в очередной раз встретились, он с полминуты продержался, увидел, как она улыбнулась ему, опять покраснел и спрятался за голову соседа.
На одном из школьных вечеров Антон впервые решился пригласить её на танец. Когда в актовом зале на миг погас свет, он молча и очень нежно прикоснулся губами к её щеке. И хотя услышал тихое: «Не надо, Антон» – и буквально сжался от стыда и тоски, но в следующее же мгновение ощутил, как её рука мягко и как бы случайно прошла по его короткостриженым волосам. Счастливее человека не было на всём белом свете!
И вот всё рухнуло.
Антон почувствовал беспокойство в первый же день, когда их классный воспитатель, учитель истории Николай Николаевич по кличке Плебей представил классу нового ученика, Влада Останина.
Влад был, безусловно, красив, строен, модно одет и подстрижен, держался очень уверенно и спокойно. Уже через два-три дня стало ясно, что в классе появился новый лидер. На первом же уроке физкультуры оказалось, что Влад – чемпион района среди юношей по гимнастике, да ко всему ещё и стометровку пробежал быстрее всех в классе, быстрее самого Антона – лучшего бегуна школы. А когда на репетицию их музыкальной группы, в которой Антон был соло-гитаристом, зашёл Влад и попросил гитару, Антон ничего не смог с собой поделать, чтобы искренне не восхититься мастерством Влада.
Вскоре буквально все девчонки в классе шептались и вздыхали только по Владу. Все девчонки!
И Марина!
Да! Жизнь действительно кончилась, и не надо тешить себя излишними иллюзиями и надеждами. Кончилась так кончилась!
Антон дожевал бутерброд, закрыл крышку серого ноутбука с замотанной синей изолентой ручкой и глубоко задумался.
Похоже, он решил, что надо делать! Марина долго искала ключ от квартиры, наконец, открыла дверь и вошла в широкую, отделанную деревом прихожую. Из гостиной раздавался приглушённый голос мамы.
«Опять мама села за телефон. Это на час, минимум», – незлобиво подумала она.
Марина очень любила маму и твёрдо была уверена, что полюбить кого-либо ещё она никогда не сможет. Мама самая лучшая и самая добрая. Друзья, одноклассники, знакомые, прохожие – кто ближе, кто дальше, но как кого-то из них можно полюбить?
И вот на тебе! Влюбилась! Неожиданно, сразу и без оглядки и на всю жизнь!
Весь мир теперь для неё заключался в единственном человеке. Каждый вечер, ложась спать, в своей маленькой, ещё по-детски обставленной комнатке, она закрывала глаза и отчётливо видела его стройную, спортивную фигуру, открытое чуть скуластое лицо, карие добрые глаза. Ей казалось, что он здесь, рядом с ней, в этой же самой комнате. Вот он подходит к ней, мягко опускается на коврик у кровати и тихо говорит ей самые нежные и ласковые слова. От них у Марины перехватывает дыхание, начинает кружиться голова. Как бы защищаясь от этих не ведомых ранее, столь волнующих и поэтому, как ей кажется, непозволительных ощущений, она протягивает руки и осторожно гладит его по непослушным волосам.
Так она и засыпала. И ночью, во сне, он опять был с ней, и опять ей чудился его нежный голос, и вновь она чувствовала тепло его дыхания, и её руки снова и снова прикасались к его светлым коротким волосам. Вот на уроке физкультуры он готовится к прыжку, его тело упруго изгибается, руки взмывают кверху, взгляд нацелен на тонкую блестящую планку. Марина наизусть знает каждую складку его гимнастического костюма, плотно обтягивающего стройную, напряжённую фигуру, каждую впадинку его тела, каждую выпуклость… Марине становится стыдно, она просыпается и густо краснеет. Уже утро. Скоро вставать. И Марина вновь ощущает радостный трепет от одной-единственной мысли – скоро, очень скоро она встретится с ним, услышит дорогой её сердцу голос, сможет украдкой, издалека полюбоваться его замечательной белозубой улыбкой, блеском его самых красивых в мире глаз, а может быть, даже и уловить его ответный взгляд. Хотя это уже совсем невероятно.
А придя домой после школы, с нетерпением будет ждать часа, когда опять ляжет в кровать, закроет глаза и вновь…
Марина заглянула в гостиную и помахала маме рукой. Мама улыбнулась в ответ:
– Это я с Ольгой Владимировной, мамой Влада Останина, разговариваю, познакомились вчера на собрании, очень интересная женщина, – шёпотом сказала она дочке, прикрыв ладонью микрофон. – Иди на кухню, поешь.
Марина села за стол, но есть не стала.
«Ну вот, и аппетит пропал, это уже совсем серьёзно, – с горькой улыбкой сказала она сама себе. – Впрочем, так мне и надо».
Вчера Марина опустила в почтовый ящик письмо в длинном голубом конверте. Сначала думала отправить эсэмэску, но потом решила, что это будет слишком примитивно и буднично, что только обычному письму можно доверить свои самые сокровенные чувства, свою главную тайну.
Стыд и смущение испытывала она, вновь и вновь перечитывая очередной вариант. Десятки исписанных и перечёркнутых страниц скомканными валялись на полу. В конце концов, она написала очень короткую записку, состоящую всего из трёх слов: «Я люблю тебя!» – и подписалась: «Марина».
«Сегодня письмо уже у него, – с ужасом подумала Марина. – Что же я наделала?! Надежд, конечно, никаких. Он красивый, спортсмен, гитарист. В него все девчонки влюблены. Да и он ко многим неравнодушен, только, естественно, не ко мне. Вон Машка Гоголева, например, так та просто счастливая ходит. И за одной партой с ним сидит, и часто домой вместе из школы, и пару раз её танцевать приглашал. Ну, конечно – она вон какая красивая. Ноги длиннющие, глаза зелёные, одевается что надо». Марина вздохнула и с неприязнью посмотрела на себя в зеркало.
Вошла мама. Похлопала ее по плечу и внимательно посмотрела дочке в глаза:
– Мариш, что-то не так, маленький? Может, расскажешь? Мама, гляди, и поможет.
– Всё о’кей, мам. Мне никто не звонил? – Марина старалась говорить бодрым тоном.
– При мне никто. Я, правда, часок с Останиной проговорила. Нашли много общих знакомых, и, вообще, очень интеллигентная и приятная женщина. А, интересно, Влад её как? Ничего парень?
– Ничего, боевой мальчишка. Мам, а раньше мне никто не звонил?
– Да никто не звонил, говорю тебе. Я с работы часа три назад пришла, посмотрела на автоответчик. Нет, никто не звонил. Собирайся, нам к пяти в парикмахерскую. Быстренько, а то опоздаем. Мне же ещё к семи в театр!
Антон, наконец, нашёл патроны. Именно те, что ему были нужны, – двенадцатый калибр, заправленный картечью, – хоть на медведя иди.
– Ну и на том тебе, любимый мой папочка, спасибо, – криво улыбнулся Антон.
Старую, оставшуюся от отца двустволку он прикрепил ручными тисками к спинке стула. К спусковому курку крепко привязал капроновую гитарную струну. Патрон мягко и плотно вошёл в ствол, щёлкнул затвор.
Всё было готово. Антон, в белой новой рубашке, в своём любимом синем, в голубую полоску галстуке, сел в скрипящее от старости кресло, стоящее рядом с телефонной тумбочкой, и, повернув стул, направил на себя ствол ружья. Увы, высоты не хватало – тёмное отверстие целилось в живот, а Антон хотел прямо в сердце. Обвёл взглядом комнату и на полке увидел любимый томик Пушкина.
Открыв книжку, Антон сверху в углу прочёл знакомую надпись: «Антону Тенину, на добрую память!» – и подпись: «Николай Николаевич – Плебей», а ниже аршинными, косыми буквами красным карандашом: «Козлы не пройдут!!!»
Антон хорошо помнил происхождение этого томика и этой надписи.
Года два назад, когда ещё мама была жива, к ним, в восьмой «А», директриса привела маленького, тощенького мужчину неопределённого возраста в обтягивающем тщедушное тело кожаном костюме и с явно подкрашенными губками.
– Это Владлен Витальевич, – представила его ученикам директриса. – Он доцент института социологических исследований и сегодня проведёт анкетирование в вашем классе. Это очень важная научная работа, в которой заинтересована и наша школа, и поэтому очень прошу вас отнестись к анкетированию серьёзно, – и директриса с достоинством удалилась.
– Ну что ж, здравствуйте, ребятки, и давайте познакомимся. Вообще-то я не Витальевич, а Викарьевич, но зовите меня просто Владлен, – тоненьким голоском пропищал доцент. – Итак, я сейчас раздам вам анкетки, там тридцать простых вопросиков. Ваша задачка подробно и точно, без стеснения и шалостей, ответить на эти вопросики. Всем всё ясненько? Прекрасно! Тогда поехали, ребятки. Ну, кто поможет мне раздать анкетки? Я бы попросил тебя, мальчик. – И Викарьевич указал на Антона.
Антон, пожав плечами на давно забытое «мальчик», быстро раздал классу анкеты и сел на своё место.
– Спасибо, милый, – пропищал Викарьевич, подошёл к Антону и пожал ему руку. Рукопожатие было столь длительным и крепким, что Антон не без труда высвободил ладонь из потной и цепкой пятерни.
Анкета представляла собой хаотический набор совершенно не связанных между собой и достаточно безграмотно сформулированных вопросов. Какой-то винегрет из политики, искусства, спорта и даже секса. Расхаживая по классу от одной парты к другой, Викарьевич иногда комментировал ответы. Когда он остановился около Марины, Антон напряг слух.
– Вопрос номер девять «Самый лучший подарок для вас?» – пищал Викарьевич. – Так, интересно. О!!! Белые розы! Очень хорошо, девушка, очень хорошо! – И Викарьевич пошёл дальше. Антон увидел, как покраснела Марина, и возненавидел настырного социолога всей душой.
Больше Антон не вслушивался в его писк и взялся за перо. На первую половину вопросов он отвечал серьёзно и спокойно. Не кривя душой, написал, что лучшим подарком для него был бы томик Пушкина, издания Сытина. А на вопросы: «Твой любимый поэт?» и «Твой любимый писатель?» – без колебаний оба раза проставил: «А. С. Пушкин».
Но, чем ближе к концу анкеты, тем Антон больше и больше начинал раздражаться. Когда оставалось всего два вопроса, к его парте подошёл Викарьевич и, касаясь своей острой коленкой ноги Антона, стал внимательно наблюдать за тем, что тот пишет. От доцента тошнотворно пахло смесью пота и женских духов, острая кожаная коленка всё теснее прижималась к ноге Антона.
«Как ты относишься к сексуальным меньшинствам?» – прочёл Антон предпоследний вопрос и, чуть подумав, нарочито крупными буквами, дабы проще было прочесть явно близорукому социологу, написал: «К ним не отношусь. Пошёл вон, козёл вонючий!»
Викарьевич взвизгнул и отчалил на другой конец класса. Последним вопросом, к совершенной уже злости Антона, был: «Любите ли вы Пушкина?»
«Ненавижу!» – написал Антон, бросил анкету на стол Викарьевичу и вышел из класса, громко хлопнув дверью.
Доцент, естественно, нажаловался на Антона Плебею, но, услышав в ответ: «Вот молодец, Антоха», – на следующий же день прислал от имени института свирепое письмо в комитет по образованию.
Вскоре директриса вызвала к себе Антона вместе с мамой. После долгих нравоучений и угроз директриса произнесла фразу: «Мы не можем допустить, чтобы из-за разной бессовестной шпаны срывались прочные связи школы с известнейшим во всём мире институтом», – и в пылу воспитательного процесса даже не заметила, как напряжённо сжались губы и прищурились глаза мамы Антона, как побледнело её лицо.
– Завтра мы на педсовете ещё и поступок Николая Николаевича обсудим, – продолжала разгорячённая директриса. – А вы-то что молчите? Вы же мать! Или что? Вы с сыном согласны?
– Согласна, – еле сдерживая себя, очень тихо сказала мама.
– Почему?! – искренне удивилась директриса.
– По кочану! – неожиданно для Антона отрезала мама. – Пойдём скорее отсюда, Антон!
– Как, по кочану? Кому по кочану? – совсем оторопела директриса.
– Каждому козлу – по кочану, – на этот раз очень спокойно и вежливо уточнила мама и, вытянув Антона из кабинета, так хлопнула дверью, что в директорской приёмной сорвался с гвоздя портрет улыбающегося Дмитрия Анатольевича Медведева и рухнул прямо в аквариум к золотистым, пучеглазым рыбкам.
На последующем педсовете вопрос о поступке Николая Николаевича директриса неожиданно для всех предложила снять с повестки дня. Никто, естественно, не возражал. А спустя несколько дней Антон нашёл у себя в парте вот этот, сытинского издания, томик Пушкина с дарственной надписью.
Вздохнув, Антон закрыл книжку. Чтобы не испачкать свой любимый томик, он подложил под ножки стула длинный голубой конверт, полученный сегодня по почте, да так и оставшийся нераспечатанным: «Какая теперь разница, что там пишут! Да и кто сейчас почтой-то пользуется? Реклама какая-нибудь».
Стул наклонился назад. Теперь, похоже, получилось то, что нужно. И довольно прочно, и ствол смотрит прямо в кармашек на левой стороне новой рубашки Антона.
– Пора! – решил Антон.
Он достал из кармана брюк портативный диктофон и положил его на тумбочку. Затем придвинул к себе телефон и набрал номер Марины. После двух-трёх гудков Антон услышал какой-то металлический Маринин голос:
– Нас нет дома. Оставьте своё сообщение на автоответчике после сигнала.
Сначала Антон растерялся, а потом быстро решил: «Что ж, может, так и лучше!» – и после тонкого, пискляво прозвучавшего сигнала свободной рукой нажал на кнопку «PLAY» диктофона, придвинул его вплотную к телефонной трубке и другой рукой резко дёрнул струну.
Грохот выстрела был хорошо слышен даже в соседнем дворе.
Марина возвращалась домой одна – мать прямо из парикмахерской помчалась на другой конец города к подруге, с которой вместе собирались в театр.
Войдя в квартиру, сразу же направилась в спальню, чтобы в большом старинном зеркале хорошенько рассмотреть свою новую короткую прическу.
Покрутившись минут двадцать перед зеркалом и оставшись чуть ли не впервые довольной собой, Марина заметила на тумбочке перед маминой кроватью мигающий глазок автоответчика и нажала на кнопку.
И вот так, стоя у зеркала посреди маминой спальни, с новой, так идущей ей короткой стрижкой, взволнованная и растерянная Марина услышала дорогой для неё голос. Голос Антона!
Правда, перед первыми словами в динамике раздался какой-то грохот, но Марина не придала этому значения – в автоответчике частенько раздавались то треск, то щелчки.
– Здравствуй, Марина. Знаешь, у меня не хватило мужества сказать тебе всё, глядя прямо в глаза.
Марина густо покраснела, это были именно те слова, которых она боялась больше всего, опуская в почтовый ящик длинный голубой конверт.
«Дальше последуют советы полюбить кого-нибудь другого, более достойного, и заверения в дружбе. Наверное, вспомнит что-нибудь из своего любимого Пушкина, типа: „Я вас люблю любовью брата, а может быть…“» – с тоской и стыдом подумала Марина.
– Марина, всё, что ты сейчас услышишь, я записал на диктофон. И ещё, когда ты это будешь слушать, меня уже не… Ну да это позже. Я понимаю, что всё это очень глупо, бестолково, а главное, совершенно напрасно.
– Конечно же, напрасно, всё напрасно! – Марина закрыла лицо руками, ей было ужасно стыдно и горько. Она готова была разрыдаться. Видела же она, как относится к ней Антон, как холодно прятал взгляд, когда их глаза встречались на уроках. Как однажды на танцах, по-видимому споткнувшись в темноте и случайно прикоснувшись к её щеке, был так рассержен этим, что больше её на танец так и не пригласил.
– Но ты, Марина, просто должна знать то, что я чувствую. Должна знать всю правду. Ты, Марина, должна знать, как я тебя люблю! Раньше я не думал, что такой силы любовь может существовать на белом свете и что любовь может быть такой несправедливой и такой несчастной, – голос Антона дрожал.
Марина не верила своим ушам. Бешено забилось сердце, счастьем засветились глаза. Она боялась пропустить хотя бы одно слово.
– Марина, я прекрасно понимаю, как мало значу для тебя, и, увы, ничего здесь изменить нельзя. Наверное, мне и не стоило бы говорить тебе всё это, но, может быть через несколько лет, ты ещё раз прослушаешь запись и вспомнишь обо мне и пожалеешь меня. В самом начале ты должна была услышать выстрел. Это выстрел двустволки, заряженной картечью. Той самой картечью, которая сейчас находится прямо в моём сердце, так сильно и безнадёжно любившем тебя.
Конец ознакомительного фрагмента.