Трансперсональная психология. Новые подходы. Часть 1. История трансперсональной психологии (Алексей Тулин, 2015)

Советская психология устанавливала четкую зависимость между сознанием и деятельностью человека. Об этом много писали Леонтьев, Рубинштейн и другие авторы советского периода. Советскую психологию того времени можно было определить следующим образом: «…сознание человека заключается в том, что человек развивается, трудясь; изменяя природу, он изменяется сам; порождая в своей деятельности – практической и теоретической – предметное бытие очеловеченной природы, культуры, человек вместе с тем изменяет, формирует, развивает свою собственную психическую природу» [34]. Именно эта фраза отражает принципы психологической науки советского периода наиболее отчетливо. В психологии советского времени все прозрачно и понятно. Здесь очень мало субъективного, туманного, нет такой вычурности, оригинальности, как в психологии западной, достаточно для примера привести таких известных ученых, как З. Фрейд, К. Г. Юнг, Р. Ассоджиоли, А. Маслоу и т. п. Посмотрим, что именно писали советские психологи о природе сознания.

Л. С. Выготский

Проблема сознания выступила для Выготского как одна из центральных на заключительном этапе его научной деятельности в 1931–1934-е годы. Он считал, что человеческое сознание – это не сумма отдельных процессов, а система, структура их, т. е. объединение психических функций, способностей и свойств личности. Ни одна функция не развивается изолированно. Развитие каждой функции зависит от того, в какую структуру она входит и какое место в ней занимает. Так, в раннем возрасте в центре сознания находится восприятие, в дошкольном – память, в школьном – мышление. Все остальные психические процессы развиваются в каждом возрасте под влиянием доминирующей в сознании функции. По мнению Л. С. Выготского, процесс психического развития состоит в перестройке системной структуры сознания, которая обусловлена изменением его смысловой структуры, т. е. уровнем развития обобщений. Вход бессознательных явлений в сознание возможен только через речь, и переход от одной структуры сознания к другой осуществляется благодаря развитию значения слова, иначе говоря – через обобщения.

Под системным строением Выготский понимал сложную совокупность отношений отдельных функций между собой, специфичную для каждой возрастной ступени. Смысловое строение сознания он рассматривал как характер обобщений, посредством которых совершается осмысление человеком мира. Появление системного строения сознания Выготский связывал с возникновением речи. Развитие и функционирование психических функций, согласно Выготскому, может изучаться только в их взаимной связи и взаимной обусловленности: «Изменение системы отношений функций друг к другу стоит в прямой и очень тесной связи именно со значением слов» [7]. Однако эти отношения между системным («внешним») строением сознания и смысловым («внутренним») не являются обратными: внутреннее обусловливает внешнее, т. е. изменение смыслового строения (например, связанное с нарушением функции образования понятий) ведет к изменениям всей прежней системы психических функций.

Рассмотрение структуры сознания Выготский начал с изучения проблемы его системного строения, что было связано с исследованием развития высших психических функций в рамках реализации программы инструментальной психологии. Итоги этой работы он приводит, в частности, в книге «Педология подростка» (1931), которая одновременно явилась переходом к новому циклу исследований, связанных с впервые опубликованными в ней данными экспериментов по образованию понятий. Этими работами было положено начало изучению смыслового строения сознания. Дальнейшее развитие взглядов Выготского было направлено на выяснение связей между системным и смысловым строением сознания в ходе индивидуального развития и на углубление исследования смысловой структуры сознания, что нашло свое выражение в монографии «Мышление и речь» [8].

Вторым компонентом строения сознания Выготским названо смысловое строение его. В качестве единицы анализа смыслового строения сознания Выготским было предложено значение. Значение (и понятие, его высшую форму) понималось им как средство осознания, как некий эквивалент операции, с помощью которой человек рационально оценивает и воспринимает данный предмет.

Необходимо отметить и другие подходы Выготского к проблеме единиц анализа сознания. Несмотря на то что выбор значения в качестве единицы анализа был очень удачен для его теоретической и экспериментальной разработки, Выготский не прекращал поиска иных вариантов, поскольку этот выбор не вполне согласовывался с одним из важнейших психологических принципов самого Выготского – принципом единства аффекта и интеллекта, за нарушение которого он критиковал прежнюю психологию. Поэтому для изучения сознания в работе «Кризис семи лет» (1933) он предлагает другую единицу – переживание (что было очень значимо методологически, но представляло большие трудности для экспериментального исследования), что, впрочем, достаточной проработки не получило. Так, одновременно с этим, переживание было представлено им и как единица анализа отношений личности и среды.

Однако Выготский предлагал и другой путь реализации принципа единства аффекта и интеллекта, который позволяет оставить значение в качестве предмета психологического анализа. Этот путь в самых общих чертах намечается в заключительной, седьмой главе его последнего произведения «Мышление и речь» (1934). Исследуя проблему внутренних механизмов формирования значения слов, ученый вводит понятие смысла и обращается к вопросу о соотношении значения и смысла.

Значение слова по сравнению с его смыслом, согласно Выготскому, представляет собой более устойчивое и менее индивидуализированное образование, так что в некоторых отрывках можно видеть приближение понятия «смысл» по своему содержанию к понятию «индивидуального значения» (в терминологии Леонтьева). При анализе Выготским планов речевого мышления термин «смысл» получает интерпретацию через обращение к «мотивирующей сфере нашего сознания, которая охватывает наше влечение и потребности, наши интересы и побуждения, наши аффекты и эмоции».

Сравнивая содержание понятия «значение» у Выготского и у Леонтьева, следует отметить, во-первых, что, хотя у обоих авторов значение является средством передачи общественного опыта, у Леонтьева основной упор делается на моменте знаний и представлений об объективном мире, а у Выготского – на способах осмысления и понимания этого мира человеком. Во-вторых, у Выготского, в отличие от Леонтьева, значение наделялось чертами смысла, что, возможно, было обусловлено малой разработанностью его понятия смысла. Кроме того, у Выготского более узкой была сама предметная область данного понятия, поскольку он рассматривал сферу лишь вербальных значений.

Выготский вводит представление о мере общности каждого понятия, его положении в общей системе понятий, которое зависит от двух факторов – заключенного в понятии акта мысли (т. е. уровня абстрагирования) и представленного в понятии предмета: «Благодаря существованию меры общности для каждого понятия и возникает его отношение ко всем другим понятиям, возможность перехода от одних понятий к другим» [8]. Выготский формулирует закон эквивалентности понятий, согласно которому «всякое понятие может быть обозначено бесчисленным количеством способов с помощью других понятий», т. е. эквивалентность понятия означает его способность быть определенным через другие понятия. Разумеется, эквивалентность возникает только на достаточно высоких ступенях развития значений, при этом, поскольку она зависит от отношений общности между понятиями, каждая структура обобщения определяет возможную в ее сфере эквивалентность понятий.

Благодаря применению идей системности, т. е. включению каждого понятия в систему других понятий, Выготский смог еще более приблизиться к пониманию свойств и природы значений.

Так, он приходит к представлению о значении как свернутой форме определенного движения мысли, как установке к такому движению: «Всякое понятие, изолированно возникающее в сознании, образует как бы группу готовностей, группу предрасположений к определенным движениям мысли. В сознании поэтому всякое понятие представлено на фоне соответствующих ему отношений общности. Мы выбираем из этого фона нужный для нашей мысли путь движения. Поэтому мера общности с функциональной стороны определяет всю совокупность возможных операций мысли с данным понятием» [8].

Системный подход дал «надежный критерий структуры обобщения реальных понятий», что позволило перейти от изучения экспериментальных понятий к реальным и раскрыть их новые свойства и внутренние связи между отдельными ступенями их развития, «самодвижение» понятий (на основе принципа «обобщения обобщений»). Исследование реальных понятий – научных (системных) и житейских (спонтанных, внесистемных) – помогло обнаружить «недостающее среднее звено» в связи предпонятий с понятиями (в контексте возрастного развития человека, от младшего школьника к подростку).

Итак, Выготский приходит к выводам о том, что для истинного понятия характерно такое качество, как системность (т. е. осознанность и произвольность), а развитие понятий представляет собой, по сути, становление их системы. Таким образом, такая психологическая система, как сознание, со стороны своего смыслового строения выступает в концепции Выготского как система значений.

Выготский убедительно показал, что значения слов развиваются, в соответствии с этим происходит развитие смыслового строения сознания. В концепции Выготского основное внимание уделялось развитию отдельных значений, нежели целостной структуры сознания, единицами которой они выступают. Но, несмотря на это, возможно интегрировать отдельные высказывания Выготского именно о развитии смыслового строения в целом, о тех ступенях, которые предшествуют как более генетически ранние сознанию, единицей которого является значение в форме понятия (к сожалению, более или менее развернуто у него представлена лишь одна такая стадия, которая соответствует сознанию с единицей в форме комплекса, см. работы «Педология подростка», «Мышление и речь»). Отмечая, что проявления данного вида сознания встречаются как при распаде ведущих форм мышления (например, при шизофрении), так и в ходе нормального функционирования здорового человека – в сновидениях и в периферическом восприятии, – Выготский выдвинул идею о том, что прежние виды, типы сознания сохраняются у человека в качестве подстройки, в «снятом» виде в ведущих формах. Возвращаясь к рассмотренным выше представлениям Выготского о сознании как синтезе, можно сказать, что Выготский предполагал существование наряду с обычным состоянием сознания в потенциальной форме и других способов организации психической жизни, иных модусов сознания (в основе образования которых лежит, в частности, мышление в комплексах). Они второстепенны и выходят на первый план лишь в случае ослабления или нарушения ведущего модуса.

Подводя итоги рассмотрению взглядов Выготского, следует отметить идеи, представляющиеся наиболее перспективными для дальнейшего изучения данной проблемы. Это, в частности, выделение системного и смыслового строения сознания; реализация принципа системности применительно к проблеме структуры сознания и рассмотрение сознания как способа организации психической жизни, определенного синтеза, совокупности связей и отношений между функциями, высшей ступенью развития которой является система; идея знакового строения психических функций как элементов сознания; значение в качестве аналитической единицы и ряд других. Например, разработка представлений о сознании как о способе организации душевной жизни позволит разрешить проблему единства сознания, последовательно изучить развитие сознания в онто– и филогенезе (включив в предмет исследования стадии формирования предпосылок собственно сознания), не только феноменологически расширить изучаемую область проблематики сознания (за счет явлений измененных состояний сознания), но и осуществить ее методологическую разработку, связанную с выявлением собственных детерминант сознания.

А. Н. Леонтьев

Леонтьев полагал, деятельность порождает сознание. «Первоначальное сознание существует лишь в форме психического образа, открывающего субъекту окружающий его мир, деятельность же по-прежнему остается практической, внешней. На более позднем этапе предметом сознания становится также и деятельность: осознаются действия других людей, а через них и собственные действия субъекта. Теперь они коммуницируются, означаясь с помощью жестов или звуковой речи. Это и является предпосылкой порождения внутренних действий и операций, протекающих в уме, в „плане сознания“. Сознание-образ становится также сознанием-деятельностью. Именно в этой своей полноте сознание и начинает казаться эмансипированным от внешней, чувственно-практической деятельности и более того – управляющим ею» [21]. Сознание, по А. Н. Леонтьеву, можно определить таким образом:

С → Д

С – сознание

Д – деятельность

Теория А. Н. Леонтьева формировалась под существенным влиянием марксистско-ленинской идеологии, а потому испытывает неизбежные ограничения. Так, в самой известной книге «Деятельность, сознание, личность» целый раздел посвящен марксистской психологии и анализу трудов Карла Маркса. Леонтьев подчеркивает: «К. Маркс заложил основы конкретно-психологической теории сознания, которая открыла для психологической науки совершенно новые перспективы» [21]. Правда, какие именно «перспективы» открыты для психологической теории, из этого высказывания не совсем понятно.

А. Н. Леонтьев рассматривает этапы становления сознания следующим образом.

1. Как открывающуюся субъекту картину мира, в которую включен и он сам, его действия и состояния.

2. Как первоначальный психический образ, открывающий субъекту окружающий его мир. При этом деятельность остается практической, внешней. На более позднем этапе предметом сознания становится также и деятельность: осознаются действия других людей, а через них и собственные действия субъекта. Теперь они коммуницируются, означаясь с помощью жестов или звуковой речи. Это и является предпосылкой порождения внутренних действий и операций, протекающих в уме, в «плане сознания». Сознание-образ становится также сознанием-деятельностью. Таким образом, сознание эмансипируется от внешней, чувственно-практической деятельности и, более того, управляет ею.

3. Другое капитальное изменение сознание претерпевает в ходе исторического развития. Оно заключается в разрушении первоначальной слитности сознания трудового коллектива (например, общины) и сознания образующих его индивидов. Однако психологические особенности индивидуального сознания каждого человека могут быть поняты только через их связи с окружающим его социумом.

Структура сознания включает чувственную ткань сознания, значения и личностные смыслы.

Чувственная ткань сознания формирует конкретные образы реальности, актуально воспринимаемой или всплывающей в памяти, которая может быть отнесена к будущему или только воображается. Образы эти различаются по своей модальности, чувственному тону, степени ясности, большей или меньшей устойчивостью и т. д.

Особая функция чувственных образов сознания состоит в том, что они придают реальность сознательной картине мира, которую воспринимает человек. Именно благодаря чувственному содержанию сознания окружающий мир отделяется от сознания и осознается человеком как нечто внешнее, независимое от него самого.

Чувственные образы представляют всеобщую форму психического отражения, порождаемого предметной деятельностью субъекта. Однако только у человека чувственные образы приобретают новое качество, а именно – свою означенность. Именно значения отличают человеческое сознание от сознаний других живых существ.

Значения преломляют мир в сознании человека. Хотя носителем значений является язык, язык – не демиург значений. За языковыми значениями скрываются общественно выработанные способы (операции) действия, в процессе которых люди изменяют и познают объективную реальность.

Значения представляют собой идеальную форму существования предметного мира, его свойств, связей и отношений, вот почему значения сами по себе, т. е. понятые абстрактно, без преломления в индивидуальном сознании, столь же «непсихологичны», как и та общественно познанная реальность, которая лежит за ними.

Следует различать осознаваемое объективное значение и его значение для субъекта. В последнем случае говорят о личностном смысле. Личностный смысл – это значение того или иного явления для конкретного человека. Именно он создает пристрастность сознания. В отличие от значений, личностные смыслы не имеют своего «психологического существования».

Сознание человека, как и сама его деятельность, не является неким слагаемым входящих в него частей, т. е. оно не аддитивно. Это не плоскость, даже не емкость, заполненная образами и процессами. Это и не связь отдельных его «единиц», а внутреннее движение, включенное в общее движение деятельности, которая происходит в реальной жизни индивида в обществе. Деятельность человека и составляет субстанцию его сознания.

С. Л. Рубинштейн

С. Л. Рубинштейн, вслед за Выготским и Леонтьевым, рассматривал возникновение сознания через труд и возникновение речи: «Благодаря орудиям труда и речи сознание человека стало развиваться как продукт общественного труда. С одной стороны, орудия как обобществленный труд передавали в овеществленной форме накопленный человечеством опыт из поколения в поколение, с другой стороны, эта передача общественного опыта, его сообщение совершалось посредством речи».

Однако, помимо размышлений о связи сознания и труда, традиционных для советской психологической науки, в книге «Основы общей психологии» Рубинштейн обращается к проблеме мифологического сознания. Так, он говорит, что всякий миф есть, по А. А. Потебне, словесное образование, состоящее из образа и значения. В свою очередь, А. А. Потебня полагает, что мифологическое мышление, в первую очередь, отличается тем, что образ как субъективное средство познания непосредственно вносится в значение и становится источником познаваемого. Миф же, по Рубинштейну, – это метафора, не осознанная как таковая [34].

Суммируя свои выводы о природе сознания, С. Л. Рубинштейн пишет: «Сознание не покрывает психической деятельности человека в целом. Сознание, как и психическое вообще, служит для „регуляции“ поведения, для приведения его в соответствие с потребностями людей и объективными условиями, в которых оно совершается» [34].

Д. Н. Узнадзе

Д. Н. Узнадзе – психолог советского периода, при этом он сформировал теорию не только сознания, но и бессознательного. Само бессознательное Узнадзе называл установкой. Установка в теории Д. Н. Узнадзе превращается в центральное объяснительное психологическое понятие.

Исходный пункт психологии, согласно Д. Н. Узнадзе, составляют не психические явления, а сама личность. Поэтому психология должна исследовать в первую очередь личность как единое целое. Явления же сознания, изучавшиеся традиционной психологией независимо от личности, представляют собой лишь дальнейшие определения личности. При наличии потребности и средства ее удовлетворения у субъекта возникает особое состояние, которое можно характеризовать как склонность, направленность, готовность совершить акт, ведущий к удовлетворению потребности. Это и есть установка – готовность к совершению определенного действия. Установка, таким образом, является необходимым определяющим звеном между действием внешней среды и психической деятельностью человека.

Любые психические процессы человека отличаются друг от друга тем, что в одном случае они сопровождаются сознанием, а в другом – лишены такого сопровождения; по существу же содержания эти психические процессы остаются одинаковыми: достаточно появиться сознанию, и бессознательное психическое содержание станет обычным сознательным психическим фактом.

По мнению Д. Н. Узнадзе, установка не отражается в сознании субъекта в виде какого-либо самостоятельного переживания, не является отдельным актом сознания и вообще феноменом сознания. Вместе с тем Узнадзе считает ненужным понятие бессознательного, так как внутренняя структура и сущность его остается нераскрытой и толкуется по аналогии с сознательными процессами. Однако при этом Узнадзе признает заслуги З. Фрейда в разработке проблем, связанных с бессознательным [43–46].

Узнадзе считал, что, зная функции, выполняемые бессознательным психическим, мы можем определить и форму его существования.

Сфера действия бессознательного психического настолько широка, что она лежит в основе всей активности человека, как внутренней, так и внешней. Концепция Д. Н. Узнадзе служит выяснению путей формирования структуры и функций этого бессознательного. В субъекте перед каждым актом его поведения возникает своеобразное динамическое состояние – установка, которая, оставаясь бессознательной, целесообразно, в соответствии и со структурой, и с предметным содержанием данной ситуации направляет развертывание процессов сознания и актов практического поведения. После своей реализации в поведении и удовлетворения потребности данная установка перестает существовать, уступая место иной установке [43–46].

Таким образом, согласно взглядам Д. Н. Узнадзе и его учеников, бессознательное, лежащее в основе всей психической жизни и определяющее своеобразие процессов сознания, существует и действует в форме установок.

Психологи, такие как З. Фрейд, К. Г. Юнг, С. Гроф и др., создали многоуровневую теорию сознания, которая, в отличие от советской марксистской психологии, была символическим отражением реальности мира. Фрейд, Юнг, а потом и Гроф рассматривали психику человека через образы и символы. К. Г. Юнг писал, что каждое психологическое явление есть символ при допущении, что оно говорит или осознает нечто большее и другое, такое, что ускользает от современного познания. В настоящий момент западная психология широко известна и в России, широко издаются книги Фрейда, Юнга, Маслоу и других авторов, в Москве созданы Институт психоанализа, ассоциации психоаналитиков и трансперсональной психологии, проводятся образовательные программы, семинары и конференции по данной тематике.

З. Фрейд

В сфере психического З. Фрейд выделяет три области: подсознание (ид), сознание (эго) и Сверх-«Я», или надсознание (Супер-эго). Сознание оказывается, по существу, границей между Ид и Супер-эго, а в бессознательном выделяются две области. Подсознательное бессознательного выступает, с одной стороны, как природно-обусловленный компонент психики, а с другой – как компонент, содержание которого детерминировано прошлым опытом субъекта. Надсознательное бессознательного – это обусловленные структурой культурного пространства, в котором действует человек, факторы, неосознаваемые и нерегулируемые индивидуально психологически. Человек говорит, не отдавая себе отчета в закономерностях функционирования языка, принимает участие в политических акциях, обнаруживая впоследствии, что результатом их явилось то, что никак не входило в его намерения и цели, пользуется приборами, зачастую не подозревая о закономерностях, приведших к их созданию. Согласно этой теории, бессознательное содержит в себе лишь те стороны личности, которые вполне могли бы быть сознательными и были подавлены только благодаря процессу воспитания. З. Фрейд также настаивал на том, что в добавление к вытесненному материалу бессознательное содержит в себе и все те психические компоненты, которые опустились ниже порога сознания [52].

Процессы, начинающиеся в неосознаваемой сфере, могут иметь продолжение в сознании. И наоборот, сознательное может вытесняться в подсознательную сферу. Взаимодействие сознательного и бессознательного может осуществляться согласованно, синергично или антагонистично, противоречиво, проявляясь в разнообразных несовместимых поступках человека, внутриличностной конфликтности.

Внесознательная сфера психики не является объектом рефлексии, самоотражения, произвольного самоконтроля. Сферу бессознательного 3. Фрейд считал источником мотивационной энергии, находящейся в конфликте с сознанием. Запреты социальной сферы создают, по Фрейду, «цензуру» сознания, подавляют энергию подсознательных влечений, которые проявляются в невротических срывах. Стремясь избавиться от конфликтных состояний, индивид прибегает к защитным механизмам – вытеснению, сублимации (замещению) рационализации и регрессии. 3. Фрейд утрировал роль подсознательного в поведении личности, а в сфере подсознательного – роль сексуальных влечений, темных сил природы. Он понимал подсознание как мощную сферу, влияющую на сознание. Но, в конце концов, Фрейд отказался от понятия подсознательного в пользу бессознательного [52].

Он говорил, что на бессознательном основана наша индивидуальность, а иррациональное начало, которое заложено в бессознательном, питает творческую деятельность. Человек часто сталкивается с тем, что случайная ошибка или заблуждение неожиданно открывают ему совершенно новый взгляд на проблему.

Фрейд считал, что сфера бессознательного – это вытесненные, нереализованные потребности человека. Он внедрил понятия «Я» и «Оно», для различения которых предложил принимать во внимание закон их функционирования. «Я» действует в реальности и подчиняется физическим законам, социальным установкам и логике. «Оно» руководствуется субъективными потребностями биологического и аффектного характера [52].

Между «Я» и «Оно» нет резкой границы. «Я» способствует влиянию мира внешнего на «Оно», и для психической деятельности человека характерны постоянные переходы сознательного в несознательное и наоборот.

Фрейд указывал, что примером перехода сознательного в бессознательное может служить сон. Сновидения – более или менее яркие образы, которые переживаются спящим благодаря изменению его сознания. Сновидения возникают в результате работы отдельных незаторможенных центров коры головного мозга. Потому то, что мы видим во сне, базируется на уже пережитых раньше впечатлениях, которые соединяются между собой в многообразные, даже фантастические или абсурдные связи.

В работах Фрейда основной акцент делался на то, что решающую роль в жизни и поведении каждого человека играет бессознательная сфера, а сознание практически полностью состоит из ощущений и переживаний, которые мы осознаем в данный момент. По мнению Фрейда, сознание вмещает в себя только малый процент всей информации, хранящейся в мозге, и быстро опускается в область предсознательного и бессознательного.

К. Г. Юнг

В отличие от 3. Фрейда, Юнг не только не противопоставлял сознание и подсознание, но считал, что сознание основано на глубинных пластах коллективного бессознательного, на архетипах – представлениях, сформированных у человечества в далеком прошлом. Человек, по Юнгу, самореализуется (обретает свою индивидуальность и уникальность) на основе подсознательных стремлений, которые сформированы и обусловлены коллективным подсознанием. Не мысль, не сознание, а чувство, подсознание говорят нам, что для нас хорошо, а что плохо. Под влиянием глубинных структур, врожденных программ, универсальных образов (символов) находятся все наши непроизвольные реакции. Перед человеком возникает проблема приспособления не только к внешнему, но и к своему внутреннему миру.

В своих работах о соотношении сознательного и бессознательного Юнг ввел понятие психической субстанции.

Психическая субстанция состоит из двух взаимодополняющих и в то же время противопоставленных друг другу областей: сознания и бессознательного. Человеческое «Я» принимает участие в обеих областях.

На схеме 1 «Я» расположено между двумя областями, которые не только дополняют, но и компенсируют друг друга.

Схема 1. Сознание и бессознательное по Юнгу

Линия, разделяющая эти две области в рамках нашего «Я», может быть сдвинута в обоих направлениях – что показывают стрелки и пунктирные линии на рисунке. Конечно, положение «Я» в самом центре круга следует воспринимать как условность. Смещение разделительной линии вверх означает ограничение сознания, а вниз – его расширение.

Если же мы попытаемся оценить соотношение этих двух областей, то увидим, что сознание составляет лишь очень малую часть нашей психической субстанции. Согласно антропологическим данным, сознание – относительно позднее объединение. «Оно подобно островку в безграничном океане бессознательного» [62]. На схеме 2 черной точкой в центре отмечено наше «Я»; окруженное и поддерживаемое сознанием, оно представляет собой ту часть психической субстанции, которая ориентируется прежде всего на адаптацию к внешнему миру. Под «Я» Юнг понимал целый комплекс представлений.

Схема 2. Структура психики по Юнгу 1 – «Я»; 2 – сфера сознания; 3 – сфера личностного бессознательного; 4 – сфера коллективного бессознательного

Юнг называет «Я» также «субъектом сознания». Он определяет сознание как «функцию или деятельность, которая поддерживает связь психического содержимого с „Я“. Любое переживание воспринимается и осознается только при условии, что оно проходит через „Я“: «Элементы психического содержимого, не ощущаемые нашим „Я“ как таковые, не становятся достоянием нашего сознания».

Следующий круг – область сознания, окруженная бессознательным. Содержание бессознательной сферы как бы отодвинуто в сторону (ибо сознание способно одновременно удерживать весьма незначительный объем), но может в любой момент возвратиться на уровень сознания. Сюда же относятся и те элементы содержимого нашей психики, которые мы так или иначе вытесняем, поскольку они по разным причинам нам неприятны – «все то, что забыто, подавлено, что воспринимается, мыслится и ощущается лишь подпороговым образом». Юнг называет эту область личностным бессознательным и отличает ее от коллективного бессознательного.

«Бессознательное старше сознания. Это первичная данность, из которой сознание каждый раз возникает заново» [62]. Соответственно, сознание – «лишь вторичное явление, надстраивающееся над фундаментальной психической деятельностью, каковой является деятельность бессознательного». Считать, что жизненная установка человека определяется его сознанием, – ошибка, ведь «значительную часть нашей жизни мы проводим в сфере бессознательного; мы спим или грезим наяву… Во всех важных жизненных ситуациях наше сознание зависит от бессознательного». В начале жизни человек пребывает в бессознательном состоянии и лишь затем вырастает до сознания. Если так называемое личностное бессознательное составляют «забытые, вытесненные, подавленные, воспринимаемые лишь „подпороговым образом“ содержательные элементы, источник которых – в жизни данной личности», то коллективное бессознательное не зависит от исторической эпохи, от влияний, обусловленных общественной или этнической принадлежностью, и представляет собой хранилище типичных, исконно присущих всем людям реакций на универсальные ситуации, такие как тревога, угроза, борьба с превосходящей силой, отношения полов, отношения между детьми и родителями, ненависть и любовь, рождение и смерть, власть светлого и темного начал [62, 63].

К. Г. Юнг указывал, что одно из самых существенных свойств бессознательного состоит в том, что оно способно компенсировать реакции сознания. При нормальных условиях реакция сознания специфична для данной личности и адаптирована к внешней действительности; бессознательное же обеспечивает типическую реакцию, проистекающую из совокупного опыта человечества и гармонирующую с потребностями и закономерностями внутренней жизни человека. Таким образом, бессознательное дает человеку возможность принять такую установку, которая соответствовала бы конфигурации его психики в целом.

Таким образом, в своих работах Юнг пошел дальше Фрейда, расширив понимание составляющих психики и введя такое понятие, как коллективное бессознательное.

Периодом создания трансперсональной психологии можно считать конец 60-х – начало 70-х годов XX века, когда Абрахам Маслоу, Энтони Сутич и Станислав Гроф создали новое направление, призванное исследовать измененные состояния сознания с опорой на восточные практики и мистический опыт. Это направление получило название трансперсональная психология.

Абрахам Маслоу. В 1968 году Маслоу привлек внимание коллег к ограниченности возможностей гуманистической модели психологии. Изучая самые современные достижения человеческого разума, Маслоу сделал вывод, что кроме самоактуализации есть и другие возможности преображения личности. Когда вершинные переживания бывают особенно мощными, ощущение собственного «Я» растворяется в осознании некоего более обширного единения. По-видимому, термин «самоактуализация» не годился для этих переживаний.

«Человеку всегда нужна какая-то жизненная основа из личностных ценностей, из философских убеждений… Она необходима, чтобы чем-то жить и быть понятым другими людьми, необходима так, как требуются нам солнечный свет, кальций или любовь» [14].

Абрахам Маслоу

С точки зрения Маслоу, трансперсональная психология привносит в традиционные подходы к проблемам признание того, что человеческие переживания имеют духовную основу. Этот уровень человеческих переживаний прежде описывался в религиозной литературе ненаучным и часто слишком теологически запрограммированным языком. Основная задача трансперсональной психологии заключалась в том, чтобы подвести под имеющийся материал научную базу и изложить его научным языком.

«Я бы сказал, что считаю гуманистическую психологию третьей силы переходным, подготовительным этапом для „высшей“ четвертой психологии – трансперсональной, трансчеловеческой, центр которой, скорее, в космосе, чем в человеческих потребностях и интересах; психологии, идущей дальше человечности, идентичности, самоактуализации и т. п. Мы нуждаемся в чем-то „большем, чем мы есть“, чтобы испытывать благоговение и отдаваться новому, естественному, эмпирическому, нецерковному чувству, возможно, как это было с Торо, Уитменом, Уильямсом, Джеймсом и Джоном Дьюи» [14].

Основная доктрина трансперсональной психологии заключается в том, что каждый индивид имеет, кроме обыденного, более глубокое, или истинное «Я», которое он ощущает при трансперсональных состояниях сознания. Независимое от личности и личного эго, это «Я» является источником мудрости, душевного здоровья и гармонии.

Энтони Сутич. Сутич не был ученым в узком смысле этого слова – он называл себя «независимым психотерапевтом», – однако именно он пробудил у представителей нового направления глубокий интерес к вопросам духовным и мистическим. В возрасте двенадцати лет в результате несчастного случая во время бейсбольного матча он заболел ревматическим артритом. В восемнадцать лет его парализовало, и он был вынужден прервать свое образование в девятом классе. Остаток жизни ему суждено было провести на костылях или в инвалидном кресле, снабженном телефоном, подставкой для книг и другими удобствами. Несмотря на инвалидность, Сутич вел активный образ жизни. Он был общительным и часто беседовал с медсестрами об их личных проблемах, вскоре завоевав репутацию верного друга и советчика. На протяжении многих лет люди приходили к нему в больницу за советами. В 1938-м его пригласили в качестве консультанта и руководителя группы в Общество слепых Пало-Альто. В 1941 году он занялся частной практикой как консультант, специалист по индивидуальной и групповой терапии [14].

Некоторое время Сутич вел активную общественную и политическую деятельность, связанную с рабочим движением, а во время Второй мировой войны работал в Министерстве иностранных дел переводчиком с сербо-хорватского языка. В течение длительного времени он интересовался западными и восточными религиями, особенно восточными, очень много читал о йоге, веданте, теософии и «христианской науке», лично интересовался психоделическими и мистическими состояниями сознания и, как он писал в статье, опубликованной незадолго до его смерти, «уже в 1953 году несколько раз имел мистический опыт или что-то в этом роде, как после употребления психоделических веществ, так и без них» [14].

Сильное впечатление на Сутича произвел Свами Ашокананда из Общества Веданты в Сан-Франциско, который в своих лекциях обращал внимание на ценность и значение научного исследования внутренней сферы человеческих возможностей и духовного потенциала. Сутич был уже знаком с работами Свами Рамакришны и Свами Вивекананды и после того, как его автомобиль приспособили к его физическим возможностям, смог принимать личное участие в семинарах по психологии и мистицизму. Летом 1945 года он прослушал курс лекций Джидду Кришнамурти в Огайо и Калифорнии. Однако его разочаровали «неясные обобщения» Кришнамурти по поводу «реальности». «Он произвел на меня впечатление холодного, равнодушного, скорее неприятного человека, – писал позднее Сутич. – Недостаток тепла и юмора пробудил во мне ощущение, что восточному мистицизму чего-то не хватает». Однако лекция Свами Акхилананды «Индийская психология» возродила его интерес к мистицизму, тем более что поднимающаяся в это время волна бихевиористской психологии в близлежащем Стэндфордском университете пробуждала в нем все более сильное чувство неприятия. Сутич глубоко исследовал психологические установки и их выражение у своих клиентов и все чаще стал задумываться о возможности «психологического развития». Некоторые из его коллег использовали подобную терминологию в своей практике. Сутич с особым энтузиазмом относился к групповой терапии, которая в одинаковой степени способствовала как духовному, так и эмоциональному развитию. Нет ничего удивительного, что работы Маслоу привели его в восторг, и он решил познакомиться с их автором.

Сутич вспоминал: «В начале января 1960 года я на несколько дней покинул свой дом в Пало-Альто, чтобы развеяться на семинаре по гуманистической теологии, который проводился 7–9 января Исаленским институтом в Биг-Суре. Я предвкушал встречу с Абрахамом Маслоу, так как 9–11 января он собирался провести там же семинар по языковым проблемам, пригласив на него в том числе и меня.

Отправляясь на семинар по гуманистической теологии с намерением отвлечься и приятно провести время, я не подозревал, что он окажется поворотным пунктом в моей профессиональной деятельности и личной жизни. На семинаре были заданы два вопроса, ответы на которые произвели на меня столь сильное впечатление, что я возвращался к ним мысленно в течение нескольких последующих месяцев. В ходе обмена мнениями с приглашенными иезуитами прозвучал вопрос: „Обладает ли кто-либо из вас мистическим или схожим с ним личным опытом?“ Ответ гласил: „Нет“. Вскоре после этого был задан другой вопрос: „Поощряет ли церковное руководство обретение мирянами вашей церкви мистического опыта?“ Ответ снова гласил: „Нет“.

Не знаю почему, но я был поражен этими ответами. Оба они показались мне странными, и я постоянно о них думал. Этот незатухающий интерес носил отчасти профессиональный характер, поскольку я занимался консультированием клиентов, самостоятельно принимавших психоделические препараты и испытывавших в связи с этим необычные переживания. Да и сам я, начиная с 1935 года, несколько раз испытывал мистические переживания или нечто подобное – как с помощью психоделиков, так и без них. С 1927 года я почти постоянно следил за литературой, посвященной мистическим состояниям, и не раз обсуждал этот предмет. Я прочел массу книг и статей по йоге, веданте, теософии, христианской науке, буддизму и другим восточным и западным религиозным традициям, а также встречался с членами различных духовных групп; я был лично знаком, например, с Кришнамурти, Аланом Уотсом, Свами Ашоканандой из Сан-Францисского ведантического общества и Анандой Бхаванани из Ванкуверского фонда йогической жизни. Помню, Маслоу произвел на меня впечатление в числе прочего и тем, что довольно неплохо ориентировался в восточной литературе. Время от времени мы беседовали с ним о „восточном пути“, особенно после того как в 1959 году он познакомился с Аланом Уотсом» [14].

В ноябре 1948 года Сутич написал Маслоу: «Я знаю, что в последнее время Вы работаете над чем-то, что было мне неясно описано как „сверхадаптированная личность“, или „необыкновенная личность“. Упоминание о Вашей работе было сделано в связи с моей исследовательской и экспериментальной деятельностью, посвященной тому, что я называю „установкой, ориентированной на развитие“ („сознательным развитием“ или „развивающей установкой“), являющейся ядром полноценной личности» [14].

Маслоу на это письмо не ответил, но в марте 1949-го посетил Беркли, и один из пациентов Сутича организовал их встречу, которая прошла в дружеской атмосфере. По совету Маслоу Сутич предложил редакции Journal of Psychology («Психологический журнал») статью под названием «Опыт развития и установка на развитие», которая была принята к печати.

Если верить Сутичу, вначале появился термин «трансгуманистический», который, с моей точки зрения, был кривоват. По этому поводу сам Сутич вспоминал:

«Я был знаком с литературой по западному и восточному мистицизму, но тяготел преимущественно к последнему. Я стал понимать, что всерьез заинтересовался психологией мистицизма, модифицированной гуманистическими идеями и западным эмпирическим подходом. Кроме Майлза Вича, часто обсуждавшего со мной эти вопросы, единственным человеком, у которого я находил полное понимание, был Маслоу. Я связался с ним в начале января 1967 года по поводу поисков слова, способного обозначить новое направление, явственно наметившееся в связи с распространением гуманистического подхода. Я не нашел ничего лучшего, чем совместить слова „гуманистический“ и „мистицизм“; получился „гуманистицизм“».

В январской записке Маслоу ответил:

«Слово, которое Вы ищете, уже существует, и придумал его Джулиан Хаксли{ Джулиан Хаксли (22 июня 1887 – 14 февраля 1975) – английский биолог, эволюционист и гуманист, политик. Один из создателей Синтетической теории эволюции. Брат писателя Олдоса Хаксли. – Здесь и далее примеч. авт.}. Это слово – „трансгуманистический“. Полагаю, его вполне можно использовать» [14].

«Термин мне понравился, и я сразу взял его на вооружение. Затем последовало февральское письмо к Маслоу, в котором содержалось первое четкое указание на необходимость создания нового журнала. Мне было интересно, как Маслоу отнесется к этому проекту:

„При взгляде на великое множество событий, происходящих в наши дни, – в том числе экуменическое движение в католицизме – создается впечатление, что появляется необходимость в учреждении журнала или какого-то иного равноценного издания, способного служить трибуной для растущего числа людей, которым есть что сказать. Я не сомневаюсь, что в течение ближайших пяти лет эта необходимость станет очевидной. Поэтому я считаю, что кто-то из нас, придерживающихся гуманистической ориентации, должен взять на себя задачу издания ‘Журнала трансгуманизма’ или ‘Журнала трансгуманистической психологии’…“» [14].

Маслоу ответил:

«Человеческий дух вершит, казалось бы, невозможное! Едва совершив невозможное и поставив на ноги „Журнал гуманистической психологии“, Вы уже думаете о новом журнале. Мне не хотелось бы давать Вам никаких советов, продиктованных осторожностью; я преклоняюсь перед Вашей способностью воплощать в жизнь все задуманное. Если Вы поведете, то я, конечно же, последую за Вами…» [14].

«Эта переписка вдохновила меня приступить к обсуждению проекта предполагаемого журнала с коллегами, соседями и вообще со всеми, кто соглашался слушать. В первых числах марта 1967 года я начал необходимую предварительную работу по уточнению терминологии и, прежде всего, написал Джулиану Хаксли. Он ответил 16-го числа:

„Я могу лишь отослать Вас к очерку о трансгуманизме, опубликованному в моей книге ‘Новые мехи для нового вина’ (Нью-Йорк, 1957). Надеюсь, Вы сможете его как-то использовать. <…>“» [14].

«Книга Хаксли побудила меня написать Маслоу следующее:

„Любопытно, что первая глава, занимающая четыре страницы и называемая ‘Трансгуманизм’, вполне могла бы послужить программой журнала… Приняв для начала такое определение трансгуманизма, было бы нетрудно написать более сжатую и более точно сформулированную программу, подобную первоначальному определению третьей силы, которое Вы дали в 1957 году (и которое я включил во ‘Введение’ к первому номеру первого тома ‘Журнала гуманистической психологии’, вышедшего в 1961 году)…Ясное дело, что определения, релевантные процессу, развиваются вместе с процессом, как это произошло в случае постоянного ‘переопределения’ содержания гуманистического направления в психологии, образовании и т. д. Это справедливо и для любого издания, в заглавии которого есть слово ‘трансгуманизм’ или ‘трансгуманистический’. <…>“» [14].

Энтони Сутич определил трансгуманистическую психологию таким образом:

«Трансгуманистическая психология (или „четвертая сила“) – это название нарождающегося направления психологии, данное группой психологов и специалистов из других областей, интересующихся теми предельными способностями и возможностями человека, а также их проявлением, которые не были систематически охвачены ни „первой силой“ (классической психоаналитической теорией), ни второй (позитивистской или бихевиористской теорией), ни третьей (гуманистической психологией), оперирующей такими понятиями, как творчество, любовь, рост, удовлетворение базальных потребностей, психологическое здоровье, самоактуализация и т. п. „Четвертая сила“ связана с изучением, осмыслением и осуществлением таких состояний, как бытие, становление и самоактуализация, а также выражения и проявления индивидуальных и „общевидовых“ метапотребностей, предельных ценностей, самотрансцендирования, сознания единства, пиковых переживаний, экстаза, мистического опыта, благоговения, изумления, предельного смысла, трансформации „Я“, духа, общевидовой трансформации, единства, космического сознания, максимальной чувственной восприимчивости, космической игры, индивидуальной и видовой синергии, оптимального или максимально адекватного межличностного взаимодействия, постижения и выражения надличных и запредельных возможностей и других родственных понятий, переживаний и видов деятельности…» [14].

Станислав Гроф и возникновение термина «трансперсональный»

Станислав Гроф начинал свою психологическую карьеру с ЛСД-терапии, затем после запрета ЛСД в середине 60-х годов создал психотехнику «холотропное дыхание». Вклад Грофа в возникновение трансперсональной психологии нельзя недооценивать, ведь именно ему, как указывают Маслоу и Сутич, принадлежит термин «трансперсональный». Вот воспоминания самого Грофа:

«В 1967 году небольшая рабочая группа в составе Абрахама Маслоу, Энтони Сутича, Станислава Грофа, Джеймса Фейдимана, Майлза Вича и Сони Маргулис встречалась в Менло-Парк, Калифорния, с целью создания новой психологии, которая будет учитывать всю полноту человеческих переживаний, включая и различные необычные состояния сознания».

В ходе этих бесед Маслоу и Сутич откликнулись на предложение Грофа назвать новое направление «трансперсональной психологией». Это новое понятие сменило их собственное первоначальное название «надчеловеческой», или «выходящей за пределы человеческой психики» [14].

А вот что вспоминают по этому поводу Маслоу и Сутич.

В письме, датированном февралем 1968 года, Маслоу сообщал о встрече со Станиславом Грофом:

«Основная причина, по которой я пишу, состоит в том, что в ходе наших бесед мы обсуждали возможность использования слова „надличный“ (трансперсональный) вместо довольно неуклюжего слова „трансгуманистический“. Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что „надличный“ означает именно то, о чем мы пытаемся сказать, – нечто лежащее за пределами индивидуальности, за пределами развития отдельного лица, нечто большее, чем отдельное лицо, более всеобъемлющее. Как Вы на это смотрите?» [14].

Предложение Маслоу попало в самую точку. «Я [Cутич] воспользовался термином „надличный“ в своем первом наброске проекта программы трансгуманистической психологии, правда в узком смысле, говоря о „выражении надличных и запредельных возможностей“. Я заимствовал это слово у Станислава Грофа, который употребил его в лекции, прочитанной 21 сентября 1967 года в Беркли. Гроф использовал его в сочетании с терминами „сверхиндивидуальный“ и „смерть и возрождение эго“. Я засвидетельствовал близость мне этих терминов в письме Грофу, поблагодарив его за лекцию. Маслоу пользовался термином „надличный“ и до встречи с Грофом. В приведенном выше ответе на мое письмо от 6 ноября он употребил его как синоним понятия „трансгуманистический“» [14].

Сутич ответил Маслоу:

«Очень рад, что Вы так настоятельно рекомендуете заменить „трансгуманистическое“ „трансперсональным“…Действительно, когда Вы были в больнице, мы с Майлзом и еще одним приятелем несколько часов сражались с недостатками термина „трансгуманистический“. В числе прочих вариантов мы обсуждали возможность замены его словами „метаперсональный“ или „метапсихология“. Я слышал слово „трансперсональный“ на лекции Грофа в Беркли в сентябре прошлого года, а также на следующей его лекции в Сан-Франциско, и мне понравилось, как оно звучит. Однако в то время я не уделил ему должного внимания, так как находился под сильным впечатлением от термина „трансгуманистический“. <…>» [14].

Согласно воспоминаниям Сутича, Маслоу и Грофа, годом создания трансперсональной психологии можно считать 1967-й, когда был определен сам термин «трансперсональный». Трансперсональная психология начала распространяться по миру, в том числе появилась она и в России.