Глава 3
Добраться до господина оказалось гораздо сложнее, чем думал Калео. Некромонтулу пришлось сначала сбежать из-под стражи своих бывших коллег, что скрыто одобряли его эксперименты, но не могли перечить законам Жнеца. После, он пересек три страны, свою родину Киддер, Телос и половину Серры, чтобы добраться до столицы. Долгий путь, занявший несколько месяцев, был полон опасностей и курьезов. Калео приходилось скрываться за Аурой, выдавая себя, то за простого горожанина, то за одинокого путника. Люди не подозревая ничего, здоровались с ним, пытались завести разговор или продать какой-нибудь товар. Калео забавляло это и иногда, когда очередной сосед по каюте или попутчик слишком донимал его разговорами, некромонтул на мгновение являл ему свое истинное обличье. После короткого представления, многие просто убегали, теряли дар речи или, как это случилось однажды с одной старушенцией, схватившись за сердце, умирали. Так продолжалось от города к городу, от одного порта к другому, от вокзала к вокзалу.
Калео всегда был на чеку, ожидая, что преследователи вот-вот возникнут за следующим поворотом или на борту очередного воздушного судна. После встречи с имморталистом на одном из грузовых дирижаблей, окончившейся смертью недруга и крушением всего корабля, некромонтул решил путешествовать по земле. Последние недели он обходил города и селения стороной, пользуясь охотничьими домами в лесах или заброшенными портами, которых в Серре оказалось великое множество.
Солнце, столь непривычное и ненавистное некромонтулу, мучило его, заставляя магию, хранившую в мертвом теле непокорную душу, таять буквально на глазах. Тело начинало гнить и распадаться на части. Некромонтулы являлись существами Тени, детьми, перерожденными в сумраке, где никогда нет солнца. Природа их силы была иной, чуждой этим землям. Видимо, та имморталистка хотела воспользоваться этим фактом, и напала на него при свете дня. Глупая женщина, не учла, что солнце вредно и ей самой. Будь Калео готовым к битве, он бы победил, пришив ее седую голову к своему телу, но времени было мало, и на риск он не решился. Было бы глупо – проделать столь долгий путь и быть пойманным, почти дойдя до цели, в нескольких часах до встречи с могущественным господином.
Теперь можно было вздохнуть спокойно. Конечно, если бы некромонтул мог дышать. Его сердце давно перестало работать, как и прочие органы, а кровь превратилась в вязкую черную жижу – эссенцию смерти. Перебирая длинными руками, ужасное нечто в виде головы, плеч и горба ползло в тени переулков, скрываясь от опасного солнца. Калео не был знаком с устройством города, не знал, в какой его части находится и лишь слушал зов хозяина. Непрерывный, настойчивый, неразборчивый шепот из тысяч голосов звучал в его сознании, обещая бессмертие, власть, новое живое тело и многое другое. Взамен нужно было лишь немного послужить.
Калео замер. Впереди возникли люди в синей форме с дубинками на поясе. Двое патрульных, разговаривая о чем-то, прошли мимо него. Они не знали, что именно затаилось в нагромождении мусора, оставленного здесь много недель назад. Стражи закона видели лишь бродячего кота, копающегося в отходах. Остатки Ауры.
Запрыгнув на тот поезд, Калео понял, что лишился большей части своих сил. Попади в него еще пара пуль, его ждала бы встреча со Жнецом. Оказавшись в пригородах, прислушиваясь к зову, толстая ворона спрыгнула с крыши вагона. Милый, тихий край частных домов с огородами и садами, неспешно уступил место заброшенным кварталам, зараженным бедностью и запустением.
Ржавое королевство. Рассадник пороков, скрытых за полуразрушенными домами и грязными улицами. Обитель одной из крупнейших банд Арраса, банды нищих, попрошаек, бывших проституток, бездомных и калек. Выброшенные, ненужные, нелицеприятные. Изгнанники, которых демонстративно игнорировало и правительство города, и сами горожане, а в душе – ненавидели или боялись. Ведь тем, у кого ничего нет, нечего терять. Бродяги ничего не боялись. Ни того, как они выглядят, ни того, что о них подумают другие. Это был их маленький мир, выстроенный на руинах старого города, разрушенного двадцать лет назад.
Калео Вагадар глядел в след жандармам. Те не боялись, что на них нападут жильцы многочисленных заброшенных домов. Патрульные делали вид, что там никто не живет, хотя хорошо знали, что в данный момент за ними следит множество глаз. Дело было в негласной договоренности между жандармами и Ржавым королем. У властей не было ни времени, ни желания разбираться с делами бездомных, чем бы те не занимались, а нищие пытались не попадаться лишний раз на глаза и каждый месяц выплачивали дань местному отделу жандармерии. На бумаге Ржавое королевство являлось образцово показательным районом, где все тихо и спокойно. А на деле, за стенами брошенных домов, бродяги производили наркотики, оружие, убивали провинившихся, торговали проклятыми артефактами и экзотическими животными. Целая армия попрошаек бродила по всем районам Арраса, одновременно клянча деньги у прохожих, торгуя наркотиками и шпионя за всеми. Схема была продуманной и практичной. В Ржавом королевстве крутились миллионы марок и слишком многие из чиновников были связаны с этими деньгами.
Калео Вадагар продолжил путь, скрываясь под Аурой и размышляя о предстоящих событиях. Что от него потребуется его господину? Возможно, рецепт зелья несмерти или может быть, знания о Спящем? Хотя нет. Все это итак известно ему, существу, чью силу Калео ощущал даже на расстоянии тысяч километров.
Некромонтул перешел из одного переулка в другой, ничем не отличающийся от предыдущего. Разруха, кирпичи, арматура, горы мусора. И тут шепот прекратился.
– Стой.
Некромонтул вздрогнул от неожиданности. Он оглянулся и к своему удивлению понял, что рядом стоит кто-то очень высокий. Глаза его были скрыты под черными очками, а все тело под серым пальто до самой земли. На голове говорившего комично высился длинный цилиндр.
– Это вы? Господин? – уточнил некромонтул.
Высокий мужчина склонился над Калео и расплылся в жуткой ухмылке, обнажив острые зубы.
– Это же ведь вы? – переспросил Калео, сжавшись в землю.
– Да. Мы! – ответил Шляпник.
Первый час Коул провел, осматривая дом. Стром с лампой в руках провел его по всем комнатам и этажам. Начал он с подвала, вонявшего чем-то едким и захваченного целой ордой пауков, комаров и прочей мелкой живностью. Затем последовали многочисленные спальни для гостей, гостиная, столовая, кухня, уборная, библиотека и галерея. Стром лишь называл, какая это комната, открывал дверь, светил лампой, показывая застеленной белой материей, мебель и шел дальше. Коул следовал позади, прислушиваясь к скрипу половиц и странным звукам где-то под стенами.
– В доме есть крысы? – спросил Коул, когда они поднимались по лестнице на третий этаж.
– Хм, нет. Это сам дом издает такие звуки, – ответил дворецкий, осторожно поднимаясь вверх. – Этот дом живой. Конечно, сейчас он дремлет. Но с вашим возвращением он пробудится.
– Инсулом? – уточнил Коул. – А с виду обычный дом.
– Вы знаете о природе живых домов?
– Не особо.
– Инсуломы – это существа, созданные с помощью алхимии и магии. – рассказывал дворецкий. – По своей природе нечто схожее с грибами и… человеком. Строители сначала создают каркас дома, фундамент, стены и прочее. А потом в дело вступают микологи и алхимики. Они, как бы это сказать, сеют споры. Те произрастают под панелями дома, формируя все свои органы, и в нужный час дом, наконец, пробуждается.
– Вам надо было работать учителем, – буркнул Коул.
– Приму это за комплимент, – улыбнулся Стром. – У инсуломов есть сознание и душа. Каждый дом имеет свою индивидуальность, схожую с личностью хозяина. Но все они связаны между собой многокилометровой сетью корней, растянувшейся под городом.
– Какой человек – такой и дом?
– Правильно. Если хозяин меняется, со временем дом подстраивается под него.
Третий этаж, как и остальные, пребывал в темноте. Окна, закрытые занавесками, не пропускали не единого лучика солнечного света.
– Хозяйская спальня, – сказал Стром, открыв очередную дверь.
– Спальня моих родителей?
Дворецкий кивнул, ступая внутрь. Коул не сдержался и, быстро подойдя к окну, сорвал пыльные занавески. Солнечный свет хлынул в комнату. Пылинки судорожно поднялись вверх. Обернувшись, Коул увидел большую кровать. Сделал несколько шагов и начал срывать белые куски ткани, которыми была накрыта вся мебель. Шифоньер, большое зеркало, картина, часы, прикроватный шкафчик и фотографии в серебряной рамочке… Коул замер. Он нагнулся над шкафчиком и осторожно взял в руки две рамки. На одной фотографии присутствовали молодой парень и девушка в белом платье. На другой -были те же люди, только чуть постарше и в другой одежде. У обоих были светлые волосы, оба улыбались. Как заметил Коул, на втором снимке, у девушки выступал живот.
– Это они? – спросил он.
– Да, – кивнул дворецкий, заглядывая ему за плечо. – В день свадьбы и чуть позже, уже дома, за несколько месяцев до вашего рождения.
– Они кажутся счастливыми, – прошептал Коул.
– Вы похожи на них.
Коул бросил короткий взгляд через плечо и спешно вернул фотографии на место.
– Продолжим, – сказал он и вышел из спальни.
Через пар минут дворецкий остановился у очередной комнаты.
– Личный кабинет вашего отца… – уже начал было Стром, но Коул жестом остановил его.
– Нет. Так не пойдет. Нужна уборка. Хорошая. Этот дом спал слишком долго. Пора бы его разбудить.
Стром встревожился, но, вспомнив слова господина Крита, кивнул. Они спустились на первый этаж, взяли из кладовки швабры, ведра и тряпки.
– Начнем с окон! – провозгласил Коул и принялся открывать все шторы и занавески в доме.
– Может позвать прислугу? – с надеждой в голосе спросил дворецкий, бегающий за ним со шваброй в руках. – Нам двоим не справиться с этим домом. И, тем более, я не занимаюсь уборкой.
– Ой, перестань. Управимся до вечера! – бодро произнес Коул, поправив кепку.
Дворецкий жалобно заскулил, не желавший марать свои руки грязной работой. Он слишком привык раздавать приказы служанкам в Солнечном дворце и выполнял личные поручения господина Крита, но деваться было некуда. Он следовал за Коулом, приносил то, что нужно, делал что велели, мастерски скрывая свое раздражение. Сначала были открыты все окна в доме. Затем уборщики, привязав платки на лица, дабы не задохнуться от вселенской пыли, принялись подметать. Сломанная мебель, многочисленные пустые бутылки, какие-то бумажки, тряпки, давно сгнившие объедки фруктов и трупы тараканов, павших смертью храбрых – все это не могло поместиться в двух больших мусорных урнах, выставленных перед входом в дом. Коул велел найти какую-нибудь бочку, и Стром, закатив глаза и тихонько вздохнув, отправился в подвал. На второй час работы дом издал странный утробный звук, напоминающий кошачье урчание. К этому моменту на его крыльце красовались уже четыре бочки с мусором.
– А ему нравится! – усмехнулся Коул, орудовавший метлой в библиотеке.
Дворецкий, возможно, что-нибудь да ответил бы, но был слишком занят, оттирая щеткой грязь с пола. Слишком разгорячившийся работой, новый владелец дома скинул с себя пальто и кепку. Лишь через минуту он понял, что Стром, сидевший на четвереньках, со щеткой в руках, таращится, на него. Дворецкий как будто забыл, кто именно стоит перед ним и опомнился лишь, когда Коул бросил на него раздраженный взгляд. Слишком тонкая шея, наигранно грубый, прокуренный голос, мягкие черты лица и узкая талия, просвечивающаяся под рубашкой…
– Что-то не так?! – с вызовом спросил Коул, поджав пухлые губы.
– Нет-нет, – быстро ответил Стром, но было поздно.
Его тут же отправили убираться в уборных, а их было всего три, по одному на каждом этаже. Всхлипывая от возмущения и негодования, бедняга Стром Фрустофер поплотней привязал свою повязку и вошел в первую из страшных комнат.
Час за часом количество мусора перед дверями дома росло. Две урны, шесть больших бочек, целая гора из четырех мешков и кучка сломанной мебели. Глядя на все это Коул, снова облачившийся в свое пальто, улыбнулся. Позади, кряхтя, показался Стром, волочивший что-то тяжелое.
– Вам не кажется, что… пора бы… – пыхтел Стром, который согнувшись пополам, нес на руках разбитый унитаз. – Как-то… мне… ах…
– Перекур! – объявил Коул, сев на крыльцо.
В этот же момент серый фарфор сорвался с рук Строма и с грохотом упал на половицы крыльца. Дворецкий с трудом выгнул спину и, схватившись за поясницу, произвел целую серию жалобных вздохов.
– Видно редко ты занимаешься уборкой, – хмыкнул Коул, достав из кармана помятую пачку сигарет и спички.
– Для этого есть прислуга, – ответил Стром, глядя на плоды своих трудов.
– А ты у нас кто? – усмехнулся в ответ Коул и закурил сигарету.
Дворецкий ничего не нашел ответить, вместо этого он молча сел рядом и достал из кармана жилета серебряный портсигар.
– Оу! – удивился Коул. – Не боишься ходить с этим?
– С чем? – спросил дворецкий и чиркнул спичкой.
– Это ведь не просто сувенир. У нас мало, кто ходит с такими драгоценностями в кармане.
– Это фамильная ценность, – задумчиво произнес мужчина, проведя пальцем по гравировке портсигара.
– Перевернутая корона и… лук? – спросил Коул, пытаясь рассмотреть. – Герб каких-нибудь аристократов?
– Луна в короне. – ответил дворецкий и спрятал портсигар в кармане. – Просто подарок.
– В Манселе, чтобы ходить с таким подарком, нужен еще и пистолет.
– Вот этим и отличается Аррас от Манселя, – выдохнув дым, сказал Стром. – В городе, в котором вы росли такие вещи как грабеж и разбой случаются сплошь и рядом. Это город заводов и пабов, рабочих и бандитов. Часто и те, и другие – один человек. В этом плане, Аррас совсем другой.
– Ага. – фыркнул Коул и выпустил кольцо из дыма. – Зато у нас никто не взрывает бомбы.
– Это редкий случай, – тут же уточнил Стром, целью которого было доказать, что Аррас много лучше города-завода, покрытого дымом и сажей. Ведь этого добивался его хозяин, оставить наследника в Столице. – Совет масок – дураки, мечтающие о вещах, которых никогда не будет. Но дураков и в Манселе предостаточно.
Коул сразу понял, о чем говорит дворецкий. Его наверняка проинформировали о странностях воспитания мадам Врабие.
– Я верю, в нашу жандармерию и поэтому могу ответить на ваш вопрос. Нет, я не боюсь ходить с серебряным портсигаром за тридцать тысяч марок в кармане. Я знаю, что никто на меня не нападет, даже не подумает. Аррас это оплот безопасности.
– И все же моих родителей никто не защитил, – заметил Коул, глядя куда-то вдаль. – Если я попал в приют еще в младенчестве, значит… кем были мои родители? Как они умерли?
– Этого я сказать не могу, – Стром прочистил горло. – Вам об этом лучше поговорить с господином Критом.
Они докурили и, выкинув окурки в мусор, вернулись в дом.
Уборка длилась до самого вечера. Пока в доме не стало намного чище и свежее. Коул вскоре обнаружил, что многолетняя пыль и грязь в комнатах, до которых он еще не дошел, исчезли, будто сами собой.
– Дом пробуждается, – с нескрываемым облегчением объяснил Стром. – Жилые инсуломы способны и сами убираться.
– А еду готовить он умеет?
– Проголодались? – улыбнулся дворецкий. – А мы ведь даже не обедали. Сейчас. Тут неподалеку есть хороший магазин. Я привезу поесть.
Пока дворецкий отсутствовал, Коул с удивлением наблюдал, как медленно меняется интерьер дома, комнаты с тихим треском расширялись, становясь немного просторнее, половицы еле заметно вибрировали, а стены буквально впитывали в себя пылинки, паутину и прочий мелкий мусор. По всему дому многочисленные шкафы, столы и кровати скрипя ножками по полу, вставали на свои места. Дом оживал.
После сытного ужина дворецкий приготовил ванну. Коула насторожила такая забота. Он вообще был недоверчивым и подозрительным. «Издержки жизни в Манселе» сказал бы Стром, задрав свой крючковатый нос. Обследовав овитую паром комнату, которую недавно сам и вычистил до блеска, Коул, только сейчас почувствовавший усталость, решил расслабиться. Закрыв защелку на двери, как будто дворецкий мог осмелиться войти к нему, Коул принялся снимать одежду. Кепка, пальто, ботинки и мешковатые штаны оказались на полу. Все на пару размеров больше, помятое, сплошь в складках и заплатках. По виду можно было принять Коула за одного из мальчишек, торгующих газетами, пройдох из бедных семей, что зарабатывали на жизнь своим трудом и донашивали одежду кого-нибудь из старших родственников.
Стоя перед большим мокрым зеркалом в одной лишь рубашке, Коул смотрел на свое отражение. Лицо в веснушках, бритая голова, синяки под глазами, а губы… Коул провел тонкими пальцами по ним, понимая, что это губы не мужчины. А тело… оно было слишком хрупким для парня его возраста, слишком… не мужественным. Именно это имел в виду Стром, говоря о дураках Манселя. Он говорил о Врабие, о ее нелюбви к мужчинам и презрении к женской слабости. Государственный детский дом №17, которым заправляли воспитательницы-монахини, предназначался только для девочек, но выпускниками были только парни. Странная старая традиция.
Коул скинул с себя рубашку и с нежеланием опустил взгляд на плотные повязки, под которыми была скрыта женская грудь.
«Вы были рождены в грехе», – любимая фраза Врабие. Коул криво улыбнулась, вспомнив одну из фанатичных речей старушки.
«Снаружи вас ждет жестокий мир. Мир мужчин, которые лишь жаждут воспользоваться вами. Никому нельзя верить. Для них вы легкая нажива. В мире мужчин слишком мало места для женщин. Вы будете им нужны либо в постели, либо на кухне. Даже не думайте, что я этого допущу!».
И ведь не допустила. С самого детства Коул и других девочек растили как мальчиков. Одевали в мужскую одежду, коротко стригли волосы, учили работать, разговаривать и драться по-мужски, чтобы, повзрослев, они ничем никому не уступали. Сиротки поверили, что они мужчины. Никаких женских слабостей, слез, истерик и капризов. Тяжелая работа, крепкая выпивка, табак, пошлые шутки и разговоры вперемешку с отборной руганью, от которой у приличной дамы из ушей кровь пойдет. Все как у простых мужиков. Единственное, что сдавало Коул, это – паспорт. Днем, когда Стром попросил ее показать документы, дворецкий увидел в графе с именем «Кларисса Дрим», дату рождения и в графе пола надпись «женщина». Он не подал вида и только во время уборки забылся на какое-то время. Видимо, тот сыщик, что разыскал Коул, заранее сообщил Криту о ее необычном воспитании.
Стром говорил обо мне. Я «Мансельский дурак», подумала Коул.
Собственно говоря, «Коул» являлось ее мужским именем. Таковое имелось у всех сироток Врабие, не желавших быть Мариями, Розами или Викториями. Вместо них были Марвины, Роберты, Викторы и многие другие, с именами традиционными для серран или придуманными ими самими.
– Нет. Ты – мужик! – сказала Коул грубым голосом, снимая слой за слоем, повязки с груди. – Женщины слабы. Я не слабый.
– Не зря я тебя впустил, – ответило отражение.
Коул вздрогнула и, закрыв руками грудь, отскочила назад. Но отражение в зеркале осталось на месте и только улыбнулось.
– Что за чертовщина?! – выругавшись, спросила девушка, прячась от своего двойника в зеркале. – Что ты, черт подери?!
Одной рукой Коул закрылась своим пальто, а другой тщетно старалась натянуть штаны.
– Я – дом, – произнесло отражение. – А ты – самозванка. Но я рад, что ты здесь. Спасибо, что вычистила меня. Будет неплохо, если ты меня покормишь.
– Инсулом?! – скривилась в удивлении Коул. – Какого лешего, мать твою! Зачем же так пугать?!
– Извини, – улыбнулось отражение и превратилось в Строма.
– О, нет. Убери! – сразу же велела Коул. – Только не это!
Стром улыбнулся и превратился в светловолосого молодого парня, облаченного в черный военный мундир, с красным нашивкам.
Коул высунула голову из-под воротника пальто и шагнула вперед.
– Это же ведь мой…
– Да, – ответил парень в отражении мягким баритоном. – Феликс Марс. Предыдущий владелец этого дома.
– Я… эм… – Коул прочистила горло, в глазах защипало. – Ты… кхм… ты мог бы оставить меня одного.
– Одну…
– Одного! Чертов дом!
– Хорошо-хорошо, – хмыкнул парень в зеркале. – Мы поговорим позже. Было приятно познакомиться самозванка. И еще раз спасибо.
После этих слов зеркало «очистилось». Коул тут же сняла его со стены и, небрежно положив на покрытый кафелем пол, накрыла своей одеждой. Конечно, этого было недостаточно, чтобы спрятаться от инсулома. От него невозможно было спрятаться, находясь в нем же.
Наконец, успокоившись и сняв последние бинты, прихватив из кармана пальто сигареты, Коул улеглась в пенящуюся ванну и закурила.
– Я не самозванка, – буркнула Коул, пуская кольца дыма. – Я мужик.
Она жестоко ошиблась, недооценив возможности некромонтула, посчитав, что днем он будет слабее.
Надо было палить сразу, корила себя Кера. Хитрец тянул время, готовя свое гнилое тело к расчленению.
Кера поглядела на свои пистолеты, длинные и черные, с древними рунами на стволах. Это было не просто оружие, а заговоренное, обладающей особой силой против всяких магических тварей. Но они не сработали, хотя попаданий было достаточно. Калео Вагадар должен был скрючиться и стремительно сгнить, а его душа отправилась бы прямиком к Жнецу, как это случалось сотни раз с другими преступниками.
Отправившись в ближайшую деревню, странная женщина в черной мужской одежде, хорошенько позавтракала в местном трактире и в полдень села в телегу фермера, направляющегося в город.
Прячась в скудной тени телеги, с трудом перенося жару, Кера начала жалеть, что не согласилась на предложение некромонтула. Нет, она не собиралась служить очередному культу фанатиков Спящего, просто ее мучило любопытство. Какой силой обладает таинственный господин Калео, если он смог уберечь его от заговоренных пуль? Или старый колдун придумал очередную хитрость? В любом случае Калео Вагадар был слишком коварен, чтобы поверить кому-то на слово. Наверняка его новый хозяин действительно обладал каким-то могуществом.
Или у старика просто мозги в конец сгнили, и он сошел с ума!
От размышлений ее отвлек каркающий ворон. Давний знакомый, посыльный Жнеца. Кера попросила фермера остановиться и, спрыгнув с телеги, скрылась за ближайшими кустами. Мужчина громко усмехнулся, подумав совсем о других вещах. В какой-то момент в его голове проскользнула мысль проследовать за ней. А вдруг это знак? Но вспомнив о пистолетах, красующихся на пышных бедрах женщины и желтых кошачьих глазах, которые блестели в глубине ее капюшона, фермер мысленно махнул рукой на сомнительные утехи.
Тем временем за кустами Керу поджидал ворчливый ворон. Он был больше своих сородичей, обладал мутными серыми глазами и был слишком умен для обычной птицы. В данный момент его карканье подозрительно напоминало издевательский смех.
– Заткнись! – раздраженно бросила женщина, присела на одно колено и закрыла глаза.
Перемещением это не назовешь, ведь она все еще пребывала там, в кустах у дороги в Аррас. Но открыв глаза, Кера не увидела серо-зеленую степь, окружавшую дорогу, редкие кустарники или телегу фермера, запряженную крупной серой ящерицей. Вместо всего этого имелась чернеющая пустота, каменный мост, алтарь и громадные закрытые врата. Из чего именно сделаны последние, было непонятно. То ли камень, то ли металл, с множеством трещин, напоминающих паутину и постоянно меняющимися символами. Что именно они означают, знал лишь сам Жнец, страж и хозяин этого измерения.
Он стоял у врат. Слишком высокий для человека, ростом почти в три метра, сгорбившийся, в черной ветхой мантии и с громадной костяной косой, рукоять которой некогда являлась чьим-то хребтом. Руки, мельком показывающиеся из глубоких рукавов мантии, были иссохшими и когтистыми. Вместо головы у Жнеца красовался большой череп какой-то доисторической птицы, полуметровый клюв которого торчал далеко вперед.
Кера не любила Жнеца. Никто не любит воплощение смерти.
Имморалистка бросила короткий взгляд на древние врата за спиной своего хозяина. Врата, через которые проходят души, те души, что она и многие подобные ей приносят Жнецу. Кера знала, что именно находится там, дальше. Те, кто проходят через них, никогда не возвращаются, разве что избранные единицы. Женщину передернуло при мысли о той безграничной немыслимой тьме, что находится за вратами.
– Он ушел, – сказала Кера, переведя взгляд на пустые глазницы Жнеца. – Калео был под защитой сильных чар. Мое оружие и даже солнечный свет не смогли его остановить. Он бежал в Аррас. Я преследую его. Он говорил о своем новом господине и Спящем. Знаю, что и раньше были попытки пробудить Титана, но, мне кажется, перед нами серьезный враг.
Жнец выслушал ее. Молча простоял около минуты и, наконец, провел левой рукой перед собой. Камень затрещал, и из него вырвались струйки черного дыма. Еще пара секунд, и дым сжался в клубок, превратился в отвратительное вязкое нечто, напоминающее грязь. Булькая и капая на камень, это нечто обросло сначала головой с множеством мелких лап, что вскоре превратились в человеческие руки и ноги. Когда трансформация закончилась, перед Керой стоял мальчик лет восьми-девяти на вид, с большими голубыми глазами и аккуратно причесанными черными волосами. Жнец сотворил даже одежду для существа: белая рубашка, бабочка, черный костюм, короткие штанишки и крохотные ботинки.
Сердце женщины сжалось, к горлу подошел ком. Она бы заплакала, если бы могла.
Не может быть! Не может быть! Чертов урод, кричала про себя Кера, но внешне оставалась спокойной.
– Зачем мне он? – спросила женщина, пытаясь не смотреть в эти большие и такие знакомые глаза мальчика.
Жнец не ответил. Он не разговаривал на языке смертных.
– Я буду помогать тебе, – радостно произнес мальчик.
Женщина вздрогнула, узнав этот голос.
Слишком жестоко! Даже для самой смерти! Ублюдок!
– Я справлюсь сама. Мне он не нужен, – обратилась женщина к Жнецу.
Но смерть не терпит возражений.
Кера неожиданно открыла глаза и встала с колен. Степь, кусты, проселочная дорога. Путешествием не назовешь, ведь все это время она была здесь. Ей не хотелось оборачиваться назад и видеть мальчика, сидевшего на большом камне.
– Не волнуйся, я не твой сын, – сказал мальчик. – Жнец не обманул тебя. Его душа не прошла через врата и отправилась в другое, более… светлое место.
Кера резко повернулась, выхватила пистолет и выстрелила мальчику прямо в лицо. Легкое тело отбросило почти на два метра, но след на земле оказался гораздо больше, чем положено. Где-то на юге ввысь вспорхнули стайки птиц.
– Как грубо! – улыбнулся мальчик, поднимаясь на ноги и стряхивая с себя пыль.
Улыбка вышла жуткой, учитывая то, что верхняя часть его головы, начиная от носа отсутствовала. Ни мозгов, ни крови, лишь черная жижа, булькая, снова сформировала голову мальчика.
– Что произошло!? – спросил прибежавший фермер.
Увидев лицо мальчика, он выпучил глаза и начал орать во весь голос.
– Человечина! – улыбнулось существо и резко накинулось на мужчину.
Вскоре крики прекратились. Кера, не захотев быть свидетелем мерзкого представления, села в телегу бедняги и поехала дальше. Спустя минут десять существо присоединилось к ней.
Он не мой сын. Он не мой сын, повторяла себе Кера, глядя вдаль, где на горизонте виднелся город.
– Жесткое мясо. Люблю больше молодых, – признался мальчик, севший рядом с ней. – Кстати меня зовут Марк. Шучу, конечно, меня зовут иначе, правда, на языке смертных его не выговоришь. Мне просто нравится это имя. Как-то мне достался один путешественник с этим именем. Он был невероятно вкусным.