Глава 11
Ему снились высокие арки, призрачный зеленоватый свет древних камней и воздушные купола, где горожане ходили на своих ногах или ползали на щупальцах. Хтон – величественный город, построенный тысячелетия назад – для обитателей суши был всего лишь легендой.
Ему снился дом, тишина безлюдных улиц, мрачные воды океана и мать, чье лицо стерлось из памяти за прошедшие годы. В касту воинов забирали в самом раннем возрасте и искореняли проявление любых эмоций. Воину не ведома жалость, он не знает страха, любовь для него – пустой звук. У хтон’ваагра все было продумано за годы вперед. Есть каста воинов, охотников, жрецов и рабочих. Роль каждого в обществе предопределена еще до рождения, распределена и просчитана до мелочей. Древний закон, созданный Первыми предками, в далекие, дикие времена, когда на земле властвовали костеликие и рогатые звери, был нерушим многие столетия. Мир наверху менялся, империи, народы и расы возникали и исчезали, но лишь скрытый в глубинах океана город оставался таким же, как и в первые годы своего основания. Возможно он простоял бы еще тысячелетия, если бы не таинственный враг. Все началось с одного обглоданного рыбами утопленника, а закончилось геноцидом.
Ему не удалось пройти ритуал становления воином, жрец не провозгласил его частью их общества, не оборвал последнюю нить в сознании, оставив в душе крупицу перепутанных чувств. Душа юноши навеки осталась блуждать где-то между обычным живым существом и совершенной машиной для убийства. Она осталась атрофированной. Не то и не другое. Где-то посередине.
Отец – безымянный воин, мать – обычная рабочая. Были еще жрецы, тщательно проследившие за передачей лучших генов зародышу. Годами его готовили к тому, что он станет воином, защитником, убийцей. Но судьба имела на него совсем другие планы. Старейшины лишали воинов первичных инстинктов видя в них слабость. По иронии именно прерванное обучение спасло ему жизнь. Его братья плыли в бой со спокойным лицом, убивали врага без эмоций и при смерти не издавали ни звука. Ни страха, ни ненависти, ни сожалений они не испытывали. В это время юноша бился отчаянно, с дикой яростью, кричал, плакал и истерично смеялся, наслаждаясь каждой победой. Он боялся умереть, но, задушив страх, плыл вперед. Он скорбел при виде разрушающегося города, но, спрятав слезы, помогал другим выбраться оттуда. Он радовался, вонзая свое копье в очередную зубастую тварь, но не терял бдительности и уже встречал следующего врага.
Война Скорби – так называли то сражение. Хотя произошедшее больше напоминало истребление. Захватчики ничего не хотели, не выдвигали требований или ультиматумов. Город пал, надежда угасла, оставалось только бежать.
– Гид. Гид, проснись!
Открыв глаза, Гидеон Пакс увидел серый потрескавшийся потолок съемной квартиры любовницы. Глаза рыбоголова, предназначенные для мрачных глубин океана хорошо видели и в ночное время на поверхности, в мире людей.
– Ты превращаешься, – сказала лежавшая рядом женщина.
Гидеон глянул на свою посеревшую руку и с трудом вспомнил, когда в последний раз принимал истинный облик. Мышцы разбухли под кожей, проступили синие и пурпурные вены, а меж пальцев виднелись тонкие перепонки. Изменения касались всего тела. Гидеон сосредоточился, вгляделся куда-то в сторону и начал приводить себя в более привычный для окружающих вид. Постепенно облик восстановился, кожа стала более смуглой, глаза обрели карий цвет, а копна длинных толстых щупалец на голове превратились в черные местами зеленоватые волосы.
– Так пойдет? – спросил рыбоголов.
– Меня не твой облик беспокоит, – ответила женщина. – Тебе снился сон? Ты всегда начинаешь трансформироваться, когда тебе снится что-то нехорошее.
Гидеон наклонился у края кровати и взял портсигар из кармана валяющихся на полу брюк.
– Мне снился дом, – сказал Гидеон, закурив.
– Море?
– Океан.
– Там, наверное, холодно, – предположила женщина, взяв предложенную сигарету.
Ее лицо при бледном свете луны, пробивавшегося из окна, казалось серым. Они долго смотрели вперед, на пустую стену и молча курили. Оба были чужаками, в этом большом странном городе, существами из другого мира, так хорошо притворяющимися людьми.
Аррас по сути своей и был городом чужаков и изгнанников. Столица Серрской Республики – большая колония, куда со всех частей страны стекались полукровки. Шутка нынешнего правительства над пережитками прошлого, когда ксенофобия была нормой. Хотя, если разобраться, ничего не изменилось, появилась лишь иллюзия свободы выбора. Если раньше Империя ущемляла права полукровок и магов, то сейчас правительство ущемляло права всех, а называлось это – равенство. Ксенофобия и расизм в других городах все же остались, но в куда более меньших масштабах. Там, как и двадцать лет назад, имелись обособленные гетто и диаспоры. Магам повезло чуть больше. Хотя и их, спустя десять лет свободы, под шумок убрали подальше, закрыв в особых школах и интернатах. Видно, испугались вмешательства Телоса.
– Ты скучаешь по дому? – спросил Гидеон, втянув сигаретный дым.
– Шутишь? Конечно, скучаю! – засмеялась женщина. – Аррас хорош, много разного есть. Но дома… Ковен прекрасен! Тебе как-нибудь надо посетить его. Половину года там стоит непроглядный туман, а оставшееся время льет дождь. Тебе бы он понравился. Но больше всего я скучаю по сестрам. Эти вечные интриги, заговоры и притворство! Ах, как мне этого не хватает! Заклятые враги улыбаются друг другу и желают доброго здравия, а сами готовят заказное убийство или ищут удачный момент, чтобы незаметно подсыпать яд в бокал с вином. А инкубы… лучшие любовники на свете!
Гидеон сделал удивленное лицо, при виде которого Афина засмеялась.
– Неужели все так плохо? – засмеявшись, спросил Гидеон.
– Да перестань. Ты великолепен…
– Нет, – прервал, улыбаясь, Гидеон. – Конечно, я бог любовных утех, но я про интриги и убийства.
– А, ну это обычное дело для Ковена, – махнула Афина и положила голову ему на плечо. – О, еще умиляют моменты, когда вчерашние враги объединяются против кого-то посильнее, а потом, расправившись с ним, снова грызутся между собой. Таков он город на холме. По части лжи Аррас и рядом не стоял. А ты скучаешь по дому?
– Иногда. Хотя не должен.
– Почему это?
– Воинам не снятся кошмары, воины не ностальгируют о прошлом.
– Перестань. Ты уже не воин. Ты – следователь.
– Я обычный рыбоголов. И кто же придумал это дурацкое название? У людей нет фантазии.
– Ты далеко не «обычный», – возразила Афина, выпустила кольцо дыма и взмахом руки предала ему форму птички. – У тебя много достоинств. Ты умный, проницательный, смелый. Ну… а еще ты не пахнешь рыбой.
– Спасибо. Последнее было самым приятным.
И правда, таких, как Гидеон Пакс осталось совсем немного. Определить касту рыбоголова, даже если он в человеческом облике дело несложное, все зависит от отростков. Если возле рта торчат маленькие усики, как у сома, то это рабочий. Короткие бакенбарды – охотник, густая серо-зеленоватая борода, под которой невидно рта – жрец. И только воины были практически неотличимы от людей, ни внешним видом, ни запахом. Длинные головные щупальца они маскировали под волосы, которые обычно были либо распущены, либо связаны в хвостик.
Стоявший на полу телефонный аппарат внезапно зазвонил. Афина, кряхтя, с неохотой слезла с кровати и направилась к центру комнаты, где царил хаос. Везде была разбросана одежда, какие-то книги, бутылки из-под вина и грязная посуда с остатками ужина.
Я сплю со свиньей, подумал Гидеон, любуясь прекрасной наготой ведьмы, и тут Афина, стоявшая к нему спиной, медленно наклонилась за трубкой. С самой красивой свиньей на земле.
– Петрикор слушает, – Афина выпрямилась, накручивая на указательный палец локоны черных волос. – Понятно. Скоро буду.
– Что случилось? – спросил Гидеон, когда женщина, положив трубку, огляделась в поисках своей одежды.
– Убийство. Угадай, кто?
– Бездна! – прошептал Гидеон, сев. – Зверь? Снова?
– Да, дружок, – выдохнула Афина и бросила недокуренную сигарету в собранную в углу груду немытой посуды. – Собирайся.
Гидеон встал с кровати, и они принялись одеваться.
– Ты же помнишь…
– Я выйду первым, – перебил мужчина, натягивая штаны. – Через минут десять появишься ты. Никто не должен знать о нашем романе. Мы только коллеги. Твоя репутация тебе дороже, чем кусок рыбьей плоти. Если проболтаюсь, ты меня проклянешь. Влюбляться в тебя тоже не стоит. Все это временно.
– Ужас!
– Это твои слова, – улыбнулся Гидеон и поднял с пола рубашку. – Я только цитировал.
– Что, так и сказала? «Рыбья плоть»?
– Именно.
– Из твоих уст это звучит так грубо, – сказала ведьма и задержала его долгим страстным поцелуем. – Прости дорогой.
– Что там?
– Что вы нашли? Скажите хоть что-то.
– Еще одна жертва? Так ведь?
– Следователь Петрикор, отлично выглядите!
Афина резко повернулась к стоявшей у переулка толпе посмотреть на автора последней фразы. Издевка? Нет. Слишком приветливо прозвучало. Афина приподняла бровь, узнав молодого репортера в очках и клетчатом костюме. Она видела его и раньше, но, вместо расспросов об очередном деле, он сыпал ее комплиментами. Старый знакомый, с которым у них была своя странная игра в подглядывания…
Давно не виделись, подумала Афина и прошла дальше.
А выглядела ведьма действительно великолепно. Собранные в пучок черные волосы, под аккуратным котелком, белая кожа, синие большие глаза и острые черты лица придавали ей вид некой аристократки времен Империи. Носила Афина короткое пальто, мужские штаны в обтяжку и высокие сапожки с каблучками. Конечно, как и у большинства ведьм, одежда следователя Петрикор была черной.
Больше всего на свете Афина ненавидела журналистов. Существовали и другие вещи похуже, но эти назойливые проныры, со своими ламповыми фотоаппаратами и блокнотами, словно голодные собаки, сбегались на каждое место преступления и действовали на нервы всем. Разбой, грабеж, взлом с проникновением. Но самым излюбленным блюдом этих поганцев являлось убийство. Чем больше крови, тем лучше. А тут в переулке, между домами №67 и №69 по улице Строителей, кроме крови ничего и не было. Хотя нет. Придя сюда, Афина сразу подумала о кровавом фарше, который швыряли в стены.
Журналисты и зеваки остались позади, за кордоном бравых жандармов. Эксперты и криминалисты искали следы и собирали останки. Лампочкоголовые, установив на шеи камеры, делали снимки места преступления. Каждый был занят своим делом.
– Знакомый почерк, а? – задумчиво произнес Гидеон, прикоснувшись пальцами к полям шляпы.
Афина в ответ просто кивнула и огляделась по сторонам.
– Лунный зверь. Черт бы его побрал! – голос начальника Тремьена звучал приглушенно из-под шелкового платка, которым тот закрывал нос, защищаясь от местной вони.
Тучный мужчина, с необъятным пузом и двойным подбородком, являлся начальником жандармского отдела и непосредственным руководителем следователей Пакса и Петрикор. Недалекий, наглый любитель свинины и взяток был вне себя от того, что его потревожили посреди ночи и был более недоволен мыслью, что придется снова получать взбучку от наместника столицы. Как же иначе? Дело то было серьезным, а убийца, кем бы он там ни был, все еще пребывал на свободе.
– Полуночный зверь, – поправила Афина, за что получила гневный взгляд маленьких злобных глазок Тремьена.
– Всего месяц его не было, – хмыкнул Гидеон, глядя куда-то вдаль, в темноту переулка. – Ищейка сказал то же, что и раньше. Размытая картинка, зверь, нападение, вот это. Он уже взял кровь на анализ. Скоро узнаем, кто жертва.
– И никаких следов? – спросила Афина, скрестив руки на груди.
– К сожалению, нет.
Уже шестое подобное убийство за полгода, и никаких зацепок. Всегда одно и то же. Каша из разорванных внутренностей, кровь, раздробленные кости. От жертвы почти ничего не оставалось. Так продолжалось до четвертого убийства, пока в дело не подключили Ищейку. Случилось это после шумихи в газетах.
Казалось бы, кого это волнует? В таком большом городе как Аррас каждый день умирали десятки людей, но газетчики раздули из этого такую шумиху, что верхам пришлось обратить на проблему свое внимание. Но даже с прибытием Ищеек дело не сдвинулось с места. Они с помощью крови определяли жертву, видели их последние воспоминания, но без толку. Убитые просто не успевали понять, что происходит. Потом позвали штатных медиумов, спиритистов, магов и даже сенсоров. Результат нулевой.
Следователь, расследовавший это дело ранее, до Петрикор и Пакса, повесился около месяц назад. Еще одна порция счастья для газетчиков. «Полуночный Зверь свел с ума своего охотника. Кто следующий?» спрашивали заголовки газет. Злорадство, в чистом виде, подогревавшее массовую истерию в городе. Каждый прокол служителей закона мастера печатной машинки поливали грязью так, словно первые сами были виновны в преступлениях, что не могут раскрыть. Читающие все это граждане не знали, что думать. В пабах и барах за кружкой пива шли горячие обсуждения последних новостей. Кто-то ругал жандармов, используя самые яркие слова своего лексикона, кто-то махал рукой и вставал на защиту блюстителей закона, но все замолкали, когда некоторые начинали рассказывать, будто бы сами видели Зверя.
В местах, более цивилизованных, о нем также не забывали. Политики, воспользовавшись моментом, надрывали глотки, обвиняя друг друга в некомпетентности. В предвыборных речах у большинства из них на первом месте, в списке невыполнимых обещаний, значилась именно поимка Полуночного зверя. Предприниматели делали деньги на страхах людей, предлагая купить обереги и священные амулеты, якобы защищающие от ночного хищника. Заботливые матери заводили своих детишек пораньше домой. Возросло количество прихожан в церкви, где многие поговаривали о конце света и его предвестнике в виде Зверя. Словом, несколько смертей, раздутые прессой, влияли на всю столицу, казалось, медленно сводя его с ума.
Но как бы это парадоксально не было, для Арраса это являлось привычным состоянием. Каждый год в городе появлялся какой-нибудь сумасшедший, маньяк или монстр, рожденный в ходе неудачного эксперимента, о котором говорили все. Ажиотаж и слухи, перемешанные с фактами, подкрепленные прессой, создавали для города своих злодеев и героев. Масштабы событий приукрашивались и преувеличивались. Каждый год газеты говорили об ужасном враге, грозящем всем жителям Арраса, и спустя время о спасителе в лице одного героя или нескольких. Ловцы удачи и легких денег, частенько начитавшись газет, самостоятельно искали городских маньяков и чудовищ. В последние годы пресса стала популярнее даже литературных книг. Конечно, ведь написанное на дешевой бумаге было красочнее и интереснее всяких приключенческих романов. А факт того, что все это происходит взаправду и совсем недалеко, прямо в твоем городе, захватывал дух! А насколько это самое «взаправду» соответствует истине, являлось делом не первой важности.
– О жертве что-нибудь известно? – переспросила Афина. – Есть какие-нибудь личные вещи? Документы?
– Нет.
– Этим и займитесь! – пропыхтел Тремьен и направился к журналистам.
Ведьма взглядом проводила кабана в дорогом костюме и обратилась к напарнику.
– Ты забыл это, – Афина протянула ему маленький серый предмет.
Гидеон машинально проверил карманы, и, украдкой оглянувшись, принял свой жетон.
– Извини. Видимо, выпал из кармана.
– Ничего страшного. Кстати, что по той девочке?
– Юная магичка разорвавшая дюжину горожан на воздушной барже? – уточнил Гидеон. – Это дело передали тайной жандармерии. Сейчас бедняжка на полпути к Магаскоре.
– Неужели серране до сих пор так сильно боятся магов?
– У них есть на это свои причины, – хмыкнул мужчина, спрятав жетон во внутреннем кармане пальто. – Хорошо, что не закинули ее нам.
– Не думала, что ты боишься трудностей, – лукаво улыбнулась Афина. – Займемся делом.
– Да, точно.
– Хоть пистолет с собой? – спросила шепотом Афина.
Гидеон пощупал пояс и улыбнулся. Но улыбка быстро исчезла, когда рядом прошел один из криминалистов. Следователь снова вгляделся вглубь переулка.
– Эй, ты куда? – спросила Афина, когда напарник пошел в темноту.
– Итак, Строительная, – начал Гидеон, стараясь не наступить на кровь или валяющийся вокруг мусор. – А ты знаешь, что раньше здесь находились кирпичный завод и целая куча правительственных складов. Здесь всегда стоял красноватый туман. А теперь все пустует и всегда ночь. Еще одна прихоть Папы Принца. Район так и называется – Ночь.
– Тот самый Принц? – уточнила Афина, глядя себе под ноги. – Ты рассказывал. Клейменный садист обожающий мучить своих подчиненных.
– И не только, – задумчиво ответил Гидеон, продолжая идти. – Ты когда-нибудь слышала о химеритах?
– Ну конечно, их и в Ковене полно.
– Так вот, наш Принц как раз-таки из Химеры.
– Да ладно? – искренне удивилась женщина. – И так многого добился? У нас они являются наемниками. Я помню, был у меня один телохранитель-химерит. Туповатый громила с прозрачной кожей. Представь себе, кожа, под которой видны кровеносные сосуды, вены, мышцы и местами даже кости.
– Ну, наш химерит ничем не отличается от обычного человека. Внешне. Но вот мозг у него работает совсем иначе.
Заметив таинственную ностальгическую улыбку на лице напарницы, Гидеон воскликнул:
– О, боги глубин! Только не говори, что у тебя была интрижка с твоим телохранителем.
– Я была молода, – ответила ведьма без толики стеснения. – Давай не будем поднимать эту тему. Я ведь тебя не спрашиваю о твоих дамах сердца.
– О, не стоит.
Впереди возникли высокие ящики и бочки, оставленные здесь, черт знает, когда, черт знает, кем. Криминалисты и жандармы остались в полусотне метров позади. Не выдержав, Афина прошептала заклятие, и прямо в воздухе возник маленький пучок желтого света. Светящийся шарик закружился, завертелся и, пища, обратился в магического цыпленка. Этого оказалось достаточно, чтобы разглядеть стену из мусора впереди, нагромождения зловонных отбросов под тонким брезентом, ветхие мешки или серые пакеты.
– Ты нашел, что искал? – спросила Афина, глядя, как цыпленок из света усердно имитирует повадки птицы и клюет старые кирпичи.
Гидеон оглянулся по сторонам, будто прислушиваясь. Постояв около полминуты, он закатал рукава своего пальто, передал шляпу напарнице и начал сгребать один мешок за другим.
– Не самое удачное время, чтобы беспокоиться о чистоте города, – прокомментировала Афина.
Но Гидеон продолжил и после пятого мешка, скинутого в сторону, он замер и отшагнул назад. Афина пораженно ахнула и мысленно приказала цыпленку выйти вперед, чтобы лучше разглядеть все.
– Выходи, – приказал Гидеон, стряхивая пыль с пальто.
В глубине мусорной горы, среди остатков стройматериалов, полусгнивших объедков и нескольких кошачьих трупов сидел конструкт.
– Вот черт. Как ты узнал? – прошептала Афина, глядя, как серая бочкообразная машина робко, с трудом балансируя на тонких конечностях, вылезла из своего укрытия.
Гидеон ничего не ответил и медленно обошел находку. Конструкт стоял ровно, держа манипуляторы на середине округлого нелепого корпуса. Поза напоминала молитвенную, будто конструкт просил своего создателя вытащить его отсюда.
– Назовись, – приказал Гидеон на третьем круге.
Конструкт что-то прошипел и не уверенно поднес манипулятор к голове, где вместо динамиков торчали искрящиеся провода.
– Сломан, значит. Кто тебя сломал?
Нет ответа.
– Ты ведь меня понимаешь?
Конструкт затрещал и кивнул.
– Ты был здесь, когда произошло убийство?
Кивок.
– Ты знаешь жертву?
Кивок.
– Ты знаешь убийцу?
Конструкт задумался, это было видно по быстро моргающим фоторецепторам. И, наконец, он медленно мотнул головой.
– Если мы тебя починим, ты расскажешь, что видел?
Конструк никак не отреагировал.
– Мы тебе не навредим. Обещаю. Мы вернем тебя к родственникам твоего хозяина.
Конструкт бешено замотал головой, выставил руки вперед и попятился назад. От неожиданности Гидеон мгновенно выхватил пистолет из кобуры. Но конструкт не думал нападать, а наоборот, так усердно пытался что-то сказать, что заискрились провода, торчащие из его головы.
– Хорошо, – медленно произнес следователь и аккуратно вернул оружие на пояс. – К друзьям хозяина ты не пойдешь. Ты не хочешь этого, так?
– У машин есть воля? – подала голос Афина, стоявшая чуть позади.
– Вроде нет, – неуверенно произнес напарник и снова обратился к конструкту. – Пойдешь с нами. Нам нужна информация.
Следователи повели конструкта к уже заканчивающим криминалистам. И Гидеон, и Афина заметили странную привычку машины держать манипуляторы над корпусом, как будто человек, держащийся за сердце.
– Он – свидетель преступления, – сказал Гидеон, обращаясь к одному из криминалистов-лампидов с камерой вместо головы. – Сможешь починить его?
– Почему, если я лампочкоголовый, то обязательно разбираюсь в машинах? – спросил Клемет, тыча своим длинным объективом прямо в лицо Гидеона. – Это, по-твоему, не расизм? М?
Гидеон криво усмехнулся. Он давно был знаком с этим странным лампидом и терпел его странные шуточки, потому что ценил его знания и отзывчивость. Бедолага Клемет по ведомой лишь ему одному причине, пытался математически вычислить алгоритм юмора. Шутки его были либо слишком явными, либо слишком непонятными для восприятия окружающих. И чаще всего единственным, кто смеялся над шутками Клемета, был сам Клемет.
– Несколько часов. Дай только добраться до мастерской, – сказал лампид, «оглядев» конструкта. – Все, можешь не волноваться. К вечеру будет готово.
– Клем, мне нужно к обеду. – ответил Гидеон.
– Ага. Вот, я сейчас брошу здесь все. Поменяю свою камеру, снова надену громадную лампочку и буду чинить твою машину! Ха-ха-ха!
– Я же сказал «свидетель преступления», – повторил Гидеон.
– Ну, так отвези его в участок, к ремонтникам. Я тут причем?
– Я тебе доверяю.
И этой фразы было достаточно, чтобы старина Клемет согласился:
– К обеду? Будет сделано.
– Договорились.
– Мы будем допрашивать машину? – спросила Афина, когда они шли к выходу из переулка. Там толпа журналистов разрослась еще больше.
Ответа она не расслышала из-за гвалта щелкающих ламп фотоаппаратов и лающих голосов, столь ненавистных ей писак.