6
Несколько строк о слове «важный». Пока я временно отсутствовал в этом мире, мать Сарита, разумеется, не могла – с проводником или без него – не погрузиться в воспоминания, которые большинство людей считают по-настоящему значительными: о рождении, смерти, свадьбах, драматических днях несчастий и торжеств. С того самого мгновения, когда у меня случился инфаркт, она знала, что нужно делать. Мой брат Хайме помог ей собрать семью, руководил всеми ритуалами и поддерживал намерение, которое позволило ей выйти за пределы своего видения и войти в видение сына, находившегося при смерти. Она помнила имена своих помощников, слова, которые необходимо произнести, и молитвы, которые нужно прочитать. Она перестала цепляться за знаемое ради того, чтобы найти меня на моем пути в непознанное. Теперь по совету появившейся у нее спутницы она ищет памятные события жизни, прожитой не ею.
Но памятные события совсем не то же самое, что события важные. Да, хорошо вспомнить рождение ребенка, смерть другого, первое выговоренное слово, страстный поцелуй, большое горе. В то же время в этот отчетливый узор событий вплетено множество неброских нитей, ведущих к постижению истины, – беспорядочных стежков, меняющих взгляд человека на самого себя и его представление о мире. Иными словами, в этот узор вплетены мгновения, преобразующие человека. Они куда важнее, чем окончание института или свадебное торжество: эти-то события наступают в свой черед и в свое время, а результат их вполне ожидаем. Но в те мгновения, когда жизнь захватывает вас врасплох – не важно, настигло ли вас внезапное потрясение, или ваша мысль вдруг начинает работать чуть под другим углом, – меняется все. Непредсказуемые происшествия поворачивают ход событий в неожиданную сторону, и нам кажется, что так не должно быть, ведь из-за них нам приходится сойти с той дороги, которую мы распланировали, проложили и даже посыпали гравием, и двинуться в путь, о конечном пункте которого мы можем только догадываться. Стоит немного измениться ракурсу – и правил больше нет: мы движемся в сторону тайны, у нас исчезла цель. Что-то заставляет нас действовать, но мы не в состоянии привести ни единого веского довода в пользу своих действий.
Я пережил много таких мгновений, и мне повезло с семьей, которую нисколько не смущало чье-либо чудаковатое поведение, но невозможно описать словами то, что меняет человека, тончайшие события не поддаются объяснению. Моим отцу и матери, при всей их огромной мудрости, не дано было видеть видение их младшего сына или проследить его неуловимый путь к истине. Они могли дать совет, не судить – и отпустить. Благодаря их терпению и сдержанности я научился ценить умение сдаваться. Поддерживаемый их любовью, я нашел в себе силы идти на риск и развить осознанность так, что она вышла за пределы знаний. С каждым новым откровением моя жизнь становилась все более спонтанной и все менее предсказуемой. Каждое намерение превращалось в действие силы. Когда случился инфаркт, я знал, что, возможно, никогда больше не смогу распоряжаться этой силой, и в очередной раз сдался.
Вы можете сказать, что, пока я лежу без сознания на больничной койке, у меня было время подумать, стоит ли возвращаться к жизни. Тем, кто дожидается меня, отставив в сторону собственную жизнь, это время, должно быть, кажется целой вечностью. Прошло уже почти девять недель, но врачи так и не обещают ничего утешительного. Мои близкие каждый день дежурят в больнице – не находят себе места, жалеют о прошлом, плачут. Они молятся, просят. Борются с судьбой, потом сдаются ей. А некоторые без удержу смеются.
Да, некоторые пустились в этот путь вместе со мной, потому и смеются. Они не понимают – да и зачем понимать? – но чувствуют, что я взволнован, что меня охватила бурная радость. Они чувствуют ту свободу, что я ощущаю, пока тело мое спит, а мозг видит сны. То, что они знают, не позволяет им надеяться, что я выживу, но они все равно смеются. Радость помогла им продержаться эти долгие недели – мы веселились вместе. Не описать словами, как тяжело моему бедному телу, борющемуся за жизнь, когда сердце отказывает, а легкие наполняются жидкостью, зато как здорово смотреть этот сон! Я – тот, кем был испокон веков, тот, кем был и всегда будет каждый. Я – сама жизнь, и я понимаю: природа моя вечна, какое мне дело до физических ограничений! Мой собственный образ, которым я довольствовался почти пятьдесят лет, исчез, а образ оставшегося – он совсем иной. Он относится не к личности, а к бесконечности.
Это образ чистого потенциала жизни – не столько картина, сколько ощущение. Мой ум спит, а значит ничего не выбирает и никого не судит, и я ощущаю возможности жизни, проходящие сквозь меня, как океанское течение, как воздух, колеблемый крылом кондора. Я всегда был самой жизнью и понимал, что един со Вселенной, хоть материя и держала меня. Освободившись от видения человечества, я могу направить свое внимание куда угодно, как это делает жизнь, в моем распоряжении безграничные возможности.
Вернуться – значит снова прийти в мир, где есть последствия, и для меня они неминуемы. Мое сердце изношено, мое тело все эти недели ослабевало, и это не пройдет бесследно: я буду с трудом двигаться, мне будет все время больно. Хуже того, я вернусь невинным младенцем, не готовым к суровой грубости человеческого видения: я увижу тьму в умах тех, кого любил, там, где раньше видел только сияние возможностей. Почти забыв Мигеля, я вернусь в мир, где другие слишком хорошо его помнят. Все будут считать, что знают его, предугадывать, что ему нужно, – все, кроме меня. У каждого будет о нем своя история, а для меня их истории будут совершенно разными. Да, если я вернусь, я должен буду пережить все эти последствия. Человечество будет пугать меня, приводить в замешательство – по крайней мере, первое время. Мне нужно будет заново учиться ходить, говорить, понимать. Я, как в детстве, буду жаждать душевного здоровья, но столкнусь все с тем же безумием. Смертный и слабый, я снова буду тосковать по бесконечному. Да, если я вернусь, последствий мне не избежать.
Конец ознакомительного фрагмента.