Глава 3
И, конечно же, вечером мы вместе поехали. При ее характере сидеть одной в номере даже самой роскошной гостиницы почти невозможно. А в Лондоне все магазины по ночам закрыты, это Рахима тоже хорошо знала. В театры попасть трудно, да она их и не очень любила. А пойти без меня в ночной клуб побоялась бы. Все-таки ей было не так много лет, и она выросла в полупатриархальной семье. Правда, Рахима быстро освоилась, став завсегдатаем самых роскошных магазинов Швейцарии, но здесь не тихая маленькая страна, где все друг друга знают и все друг с другом здороваются. Лондон – это отдельный мир, не всегда понятный и гостеприимный.
Рахима надела темно-синее платье с длинными рукавами. Она заказывала его в Италии, специально ездила для этого в Милан. Платье ей очень шло. Честное слово, объективно я понимал, что внешне она производит впечатление симпатичной девочки, больше похожей на фарфоровую куколку, чем на живую женщину. На наших девочек она совсем не походила – в ней скорее просматривалась своеобразная китайская красота. Говорят, среди предков ее матери были корейцы и уйгуры. Вообще считается, что, если в человеке смешивается кровь разных народов, он бывает не только умным, но и красивым. К сожалению, первая половина этого утверждения моей супругой не подтверждалась, но зато вторая выглядела почти справедливой. Даже в холле отеля на нее тут же обернулся один англичанин. Иногда я думаю, что, если бы она не была моей женой, я бы мог в нее даже влюбиться. Красивая, стройная, с роскошными волосами, аккуратными чертами лица и невозможно сволочным характером. Нет в мире совершенства, это я теперь знаю точно.
Отец прислал за нами свою машину с нашим государственным флагом. Нам открыли дверцы автомобиля, и мы уселись в салон, словно я посол при дворе Ее Величества. А может, так и будет? Со временем мой отец уйдет в отставку или станет на родине министром иностранных дел. Ведь если отец Рахимы будет премьером, то лучшей кандидатуры на должность руководителя внешнеполитического ведомства ему не найти. Да и президент должен понимать, что ему выгодно иметь в качестве министра такого опытного дипломата, связанного близкими родственными отношениями с его личным другом, ставшим премьером.
Всю дорогу Рахима демонстрировала мне свое недовольство. А когда мы уже подъезжали к резиденции, повернула голову и спросила:
– Твой отец опять пригласил эту дрянь?
– Кого? – От изумления я не понял, о ком она говорит.
– Ну, эту бывшую манекенщицу, – зло пояснила Рахима. – Если она думает, что, выйдя замуж за Салима Мухтарова, может спокойно появляться в приличном обществе, то глубоко ошибается. Всем известно, что она была любовницей Саитмурада. Он купил ей квартиру. А потом была близка с этим олигархом – Дименштейном, с которым жила два года и который сделал ее вице-мисс России. Об этом писали все российские журналы…
– Ты бы поменьше обращала внимание на «желтую» прессу, – посоветовал я.
– При чем тут пресса? – нервно перебила меня Рахима. – У нее было такое бурное прошлое, что я удивляюсь твоему отцу. Как он может принимать в своем доме такую дешевку? Он же посол нашей страны. Если ему нужно встретиться с ее мужем, то пусть приглашает его в свой офис. Но ужинать с такой женщиной и принимать ее в резиденции посла…
Водитель посмотрел в зеркало заднего вида, и я понял, что он слушает наш разговор.
– Тише, – резко оборвал я Рахиму, – это не наше дело.
– Я только хочу тебя предупредить. Если ты начнешь строить этой дешевке глазки или попытаешься сделать ей комплимент, я сразу встану и уйду. Ты меня понимаешь? Достаточно того, как в ее присутствии тает твой отец. Я на месте твоей матери не пускала бы ее на порог…
– Хватит, – схватил я за руку эту полоумную, – не нужно так громко.
– Отпусти! – Она вырвала руку. – И учти, что я тебе сказала. И не сажай меня рядом с ней, мне это совсем не нужно.
Я промолчал. Иногда я думал, что нужно хотя бы один раз напомнить ей, кто хозяин в семье. Может, мне ее ударить? Два или три раза я ее уже толкал, несколько раз сильно сжимал ей руку. Но это не помогло. Иногда она доводила меня так, что мне действительно хотелось ее ударить. Но бить мать моего сына – это последнее дело. К тому же я не сомневался, что она тут же позвонит своему отцу. Нет, я не боялся, но знал, что мне придется оправдываться, объяснять, почему я ее ударил. Или, еще хуже, – ее отец мог прилететь к нам в Швейцарию. Однажды, когда мы поругались, находясь на отдыхе в Каннах, и я оставил ее одну, уехав в Ниццу, где мы жили, Рахима позвонила и пожаловалась отцу. У нее было полно денег, она спокойно могла сесть в такси и приехать в Ниццу. Но предпочла сообщить отцу, что я бросил ее в другом городе. Мой тесть перезвонил мне на мобильный телефон, и мне пришлось полчаса оправдываться за мой поступок. А потом я поехал обратно в Канны и нашел ее в ресторане, рядом с магазином, где мы поругались. Рахима как ни в чем не бывало доедала свой обед. Можете себе представить? Спокойно обедала, пока я мотался из города в город. Я думал, что могу ее задушить. Но увидев меня, она вдруг улыбнулась и спросила:
– Обедать будешь?
Интересно отметить, что в тот вечер у нас был особенно бурный секс. Я вообще обратил внимание, что на мою супругу скандалы действуют возбуждающе. По-моему, она настоящая истеричка. Стоит нам помириться после очередного «выяснения отношений», как ее тянет на секс. Учитывая мой московский опыт, я научил ее кое-чему за эти несколько лет, но применять весь «арсенал» знаний, полученных в Москве, конечно, не решался. Иногда мы только меняли позы. Правда, Рахима смотрела разные порнографические журналы и порой даже расспрашивала меня о вещах, о которых ей знать совсем не обязательно. Но в таких случаях я делал вид, что не знаю, о чем она говорит. Вы можете себе представить бывшего московского студента, у которого было несколько сотен проституток и хороших приятельниц? Ни один порнографический журнал не напишет о таких вещах, о которых мог бы я рассказать. Но моей жене это знать было совсем не обязательно. Хотя я замечал, что она человек творческий и в сексе ищет некоторого разнообразия.
Мы приехали в резиденцию к половине седьмого. Отец встречал нас у дверей. Как всегда подтянутый, красивый, моложавый, в хорошем костюме. Он следил за собой. Мать поцеловалась с Рахимой, потом поцеловала меня. Отец тоже по очереди расцеловал нас обоих, и мы вошли в дом. Там уже собралось несколько пар гостей. Среди них выделялся Салим Мухтаров. На сей раз он был в очень стильном костюме в полоску. Я знаю эти костюмы от Бриони. Они стоят по пять тысяч долларов. Но к мешковатой фигуре Мухтарова костюм совершенно не шел. Выглядел как на корове седло. Хотя, похоже, ему самому было абсолютно все равно, как на нем сидит его костюм. Этот человек торговал у нас на базаре жареными орешками. Потом был продавцом пива и воды. Вы спросите, каким образом, торгуя орешками, можно стать миллиардером? Этого я не знаю, хотя тоже догадываюсь, что таким образом нельзя накопить большую сумму.
Но в девяностые годы у нас развелось очень много богатых людей, глядя на которых лично я стал понимать, что хорошее образование и уйма прочитанных книг не дают ровным счетом ничего. Чтобы быстро стать баснословно богатым, гораздо важнее другое. Нужно обладать сильным хватательным инстинктом, быть беспощадным, безжалостным, даже по отношению к самому себе, уметь мгновенно принимать решения, терпеливо переносить возможные неудачи и абсолютно не иметь совести. Все эти качества в полной мере присутствовали у Салима Мухтарова.
Что касается его третьей жены, то она появилась в умопомрачительном наряде, кажется, от Кензо. Юбка чуть выше колен, а ноги у нее такие, словно она одолжила их у манекена. И какая фигура! Грудь, живот, бедра – все восторг. И роскошные глаза. Я всегда невольно чувствовал волнение, когда видел ее. Моя жена, очевидно, была права, ведь она замечала, как вели себя мужчины в присутствии Лены. Можно быть красивой женщиной, как моя жена, и просто нравиться представителям сильного пола. А можно быть ослепительной женщиной, как Елена Сушко, при взгляде на которую возникает тысяча непристойных мыслей. И при этом, учитывая ее нарочитую вульгарность и вызывающие наряды, эти мысли не кажутся столь уж невозможными. Каждый раз, глядя на мешковатую фигуру Салима Мухтарова, я пытался представить их в постели и почему-то начинал нервничать. Как такая красивая женщина может быть женой такого тюфяка, даже если он набит деньгами? Неужели не могла найти никого получше? Или для нее самая прекрасная подстилка – пачки стодолларовых купюр? Впрочем, глядя на ее наряды, часы и драгоценности, было понятно, что ей небезразлично, чем набит этот «тюфяк», как ясно и другое: если количество пачек окажется не столь плотным, она его просто выбросит.
За столом, кроме моих родителей, Салима Мухтарова с супругой и меня с Рахимой, были еще две пары: посол России в Великобритании с супругой и посол Казахстана с дочерью. Я понимал, что это полуделовой ужин, мой отец никогда не стал бы приглашать к себе в свою резиденцию других послов, если бы это не было ему нужно. Он вообще считал, что любую встречу необходимо использовать для дела. Мы с Рахимой сидели около посла России, и мне нравилось, как нас посадили. Во-первых, потому что я мог смотреть на Елену, которая оказалась напротив меня, а во-вторых, потому что такое соседство не раздражало мою жену. Слева от нас в торце стола сидел мой отец, напротив две пары гостей – Мухтаровы и казахский посол с дочерью. А справа, также в торце, – моя мать.
Обслуживать нас отец пригласил двух официантов. Все, как всегда, было безупречно. Сказывался большой дипломатический опыт моих родителей. Нам привезли очень выдержанные французские вина. Стол был украшен так, словно над ним поработали лучшие дизайнеры. Горели свечи, и можно было подумать, что здесь не резиденция обычного посла, а прием у одного из влиятельных герцогов Англии.
Мой отец был не просто дипломат, но и бизнесмен. Еще в советские времена он понимал, что жить на одну зарплату дипломата неправильно и даже глупо. Поэтому иногда пересылал нашему родственнику в Москве некоторые товары, бывшие тогда у нас в стране дефицитом, которые тот успешно реализовывал. Об этом знали только члены семьи. Затем в девяностом году отец вложил крупную сумму денег сразу в два кооператива, открытых в Москве и у нас на родине. Потом начал скупать недвижимость и даже приобрел какие-то акции новой компании, которая только создавалась. Отец рассказывал мне, как, появившись на презентации этой новой компании, он увидел известного певца Муслима Магомаева, который пел для гостей. Отец всегда был его большим поклонником, и это повлияло на его решение вложить часть денег в эту новую компанию. Только потом он узнал, что руководитель новой компании попросил свою сестру, знакомую Магомаева, уговорить известного певца спеть для них бесплатно, так как в тот момент компания не имела никаких дивидендов и даже не могла оплатить концерт известного мастера.
Вы уже догадались, как называется эта компания? Ну конечно, «Лукойл». Теперь один процент его акций дает такой доход, на который можно содержать не только наше посольство в Лондоне, но и еще несколько других подобных представительств. Так что отец и тогда не прогадал. В последние годы он еще активнее развивал свой бизнес и на этой почве сошелся с Мухтаровым. Они решили инвестировать крупные средства в нефтедобывающую промышленность. Акций «Лукойла» у моего отца было чуть больше четверти процента. А если бы он тогда взял два или три процента, то мог быть уже мультимиллионером.
Одним словом, мы мирно ужинали, отмечая мастерство повара, приглашенного отцом из ливанского ресторана. По-моему, у российского посла эта роскошь и еда вызывали некоторое раздражение. По привычке он, видимо, все еще считал себя «старшим» послом среди послов из государств СНГ, аккредитованных в Великобритании. И конечно, у него не было таких возможностей и таких средств, как у многих послов из стран СНГ. Ведь российская дипломатия во многом опирается на предыдущий опыт работы дипломатической школы в период советской власти и даже дореволюционной эпохи, тогда как для большинства стран СНГ это совершенно новая область – эти независимые государства не имели своих представительств за рубежом многие столетия. Именно поэтому на должности послов государств СНГ чаще всего попадают отставные чиновники, неугодные политические лидеры, ссыльные оппозиционеры, которых просто нужно убрать из страны. Среди них много состоятельных и влиятельных людей, занимающихся не столько работой, сколько своим бизнесом. Возможности тоже разные. Одно дело – работать в строгой иерархии выстроенной вертикали путинской России, и совсем другое – существовать в условиях позднего феодализма стран Средней Азии. Разницу можно почувствовать сразу.
Вы можете мне возразить, что восточный деспот ничуть не лучше российского «самодержца». Ну это как посмотреть. Дело в том, что при всех недостатках российской вертикали там существуют относительно независимые журналы, газеты, есть сформировавшееся общественное мнение, существуют понятия о либеральных свободах. И наконец, там действует государственная система контроля. В Средней Азии немного по-другому. Там только формально существуют все атрибуты демократического общества: Конституция, законы, парламенты, суды. На самом деле это все мишура, придуманная для Запада. На Востоке одна «конституция» и один «закон» – мнение главы государства. И никакой суд, никакой парламент не может быть выше этого мнения. Если «падишах» к тебе благосклонен, ты можешь позволить себе иметь свой бизнес, получать легальные доходы, работать послом и бизнесменом одновременно, не обращать внимания на проверки и ревизоров из своего аппарата и других контролирующих органов. В общем, все как обычно. Эпоха позднего феодализма в полном расцвете.
Российский посол Олег Воронин находился в Лондоне уже четвертый год. Профессиональный дипломат, он знал, что скоро покинет свой пост. В ту пору ему было под шестьдесят, и он понимал, что его дипломатическая карьера практически завершена. Может, поэтому он выглядел немного меланхоличным. Его спокойная, милая жена была похожа на него. Оба сознавали, что Англия – их последнее место пребывания за рубежом, и, казалось, внутренне с этим уже смирились. Казахский посол Саурбек Ташенов, напротив, был достаточно молодой, лет сорока пяти. Его приятная дочь Айша, девушка около двадцати лет, училась в Лондонской школе экономики. В силу своей молодости она еще восторженно смотрела на всех нас. Было заметно, что ей нравится Лондон, нравятся люди, собравшиеся за столом, нравится ее отец, приехавший работать в этот город. И вообще ей нравится жизнь. Обожаю молодых людей, которые так восторгаются жизнью. Некоторые рождаются скептиками и нытиками, как, например, моя жена. Им надоедает жить уже при рождении, а все остальное время они лишь позволяют жизни протекать мимо них.
Я часто думаю об этом. Вспоминаю арабов, которых встречал в Швейцарии и особенно в Лондоне. За много лет я не видел ни одного арабского платка ни в одном европейском музее. Арабы туда просто не ходят, им это неинтересно. Одетые в свои белые одежды, они часами сидят в лучших отелях Лондона, лениво беседуют, перекидываясь ничего не значащими фразами. А лица, лица какие! Нефтяные трубы гонят миллиарды в их карманы, и они не заметили, как потеряли интерес к жизни. Это еще их счастье, что появился такой «энергетик», как бен Ладен. При их образе жизни и при их возможностях остается только лениво лежать на диванах. Учиться, совершенствоваться, работать, добиваться чего-то в жизни они не хотят. Денег полно, книги не дадут ни одного лишнего доллара, ненужные знания вызовут лишь беспокойство. Вот так они и живут. Зато японцы, лишенные всего, крутятся, вертятся, придумывают все новые и новые технические новинки, изобретают, работают, вкалывают и становятся не только богаче, но и умнее, сильнее. И я часто думаю, что же такое «благодать божья»? Послать человеку огромное наследство, чтобы он праздно жил и умер, ничего не сделав за отпущенные ему годы, или поставить его в трудные условия борьбы за собственное выживание, заставить творить, придумывать, создавать новое? Ведь, как известно, Диккенс, Бальзак, Моцарт, Дюма – все очень нуждались в деньгах. Я не знаю ответа на этот вопрос.
Но пора переходить к истории, потрясшей не только всю Англию, но и нашу страну, которую я взялся рассказать. Кроме нас, сидевших за столом, в доме находились двое официантов, водитель посла и на кухне двое поваров – приглашенный шеф-повар из ливанского ресторана и женщина-индуска, которая помогала моей матери по хозяйству. Скоро вы поймете, почему я так подробно описал всех присутствующих в доме.
В половине десятого вечера, когда ужин в основном был закончен и должны были подать десерт, за столом началась интересная беседа.
– Вы же понимаете, что аукцион состоится при любых условиях, – заявил Воронин. – Я связался с Москвой, и они сообщили мне, что не намерены поддаваться шантажу европейцев, которые требуют допустить их к участию в этом проекте.
– В Северогорске крупнейший комбинат, – возразил мой отец. – И европейцы имеют около двадцати пяти процентов его акций. Почему вы не позволяете им выкупить контрольный пакет?
– Это угрожает стратегическим интересам государства, – мягко пояснил Воронин. – Кстати, у вас очень хорошее вино. Откуда вы его привозите?
– Прямо из Бордо, – ответил мой отец и не позволил перевести разговор на другую тему: – Почему тогда не создаются равные условия для всех участников сделки? Неужели вы не понимаете, что в случае отсутствия на аукционе европейских и американских компаний вы потеряете доверие потенциальных инвесторов?
– Мне кажется, вы не хотите обращать внимание на ситуацию, которая сложилась вокруг этого аукциона, – улыбнулся Воронин. – Я знаю вашу личную заинтересованность в реализации этого крупного проекта, но вы должны понимать, что правила игры всегда устанавливает государство. Так принято во всех странах мира.
– Вот поэтому у вас до сих пор бардак, – вмешался в разговор нетактичный Салим Мухтаров.
Его жена недовольно покосилась на мужа.
– Я не был бы так категоричен, – отозвался Воронин. – Мы как раз пытаемся установить правила, обязательные для всех. Мне кажется, что это и в интересах вашей компании, господин Мухтаров.
– Мы сами разберемся, что в наших интересах, – хитро улыбнулся тот. – Если деньги поступили на ваш счет в качестве залога, то нужно только разрешить нам принять участие в этом аукционе. Мы все равно не возьмем контрольный пакет, но можем помочь вашему комбинату.
Если бы у этого типа не было столько денег, его, конечно же, нельзя было бы пускать за такой стол. Он не умел пользоваться вилкой и ножом, держал их наоборот, кушал руками, чавкал. В общем, вел себя не как европеец. Хотя, с другой стороны, почему он должен был приспосабливаться к европейскому образу жизни? Он и так стал очень богатым человеком без всяких навыков владения столовыми приборами. А на Востоке принято есть руками. Например, плов. Правда, мы были не на Востоке, а в Лондоне, и, конечно же, следовало вести себя соответственно. Только и перевоспитывать Салима Мухтарова, наверное, было уже очень поздно. «Интересно, – вдруг подумал я, взглянув на его хрупкую жену, – как они спят? Он наверняка не пользуется презервативами. Представляю, как он сопит в постели». И вдруг спохватился: «Ну почему, глядя на Лену Сушко, я все время думаю о том, как она ведет себя в постели? А Рахима, наверное, подсознательно чувствует мое отношение к очень красивой жене Мухтарова».
– Мы приглашаем к нам в страну любых инвесторов, – вмешался казахский посол. – Нам кажется, что это в определенной мере играет на будущее и стабилизирует общую обстановку. Чем больше западных компаний вложит деньги в нашу экономику, тем теснее их интересы будут завязаны с нашей страной.
Его дочь с интересом смотрела на Лену и на мою жену. Ей явно нравились и эти молодые женщины, такие современные, элегантные. К тому же они были ненамного старше ее. Хотя Лена ей нравилась, по-моему, меньше, а Рахима – больше. Не знаю почему, может, сказывался восточный менталитет. Должно быть, Рахима казалась ей ближе, чем Лена. Особенно здесь, в Лондоне, где много европейских и азиатских красавиц.
– У вас несколько другое положение, – мягко произнес Воронин. – Речь идет о стратегическом объекте, и мы не хотим, чтобы контрольный пакет акций достался европейским компаниям. Мы ведь не изменяем правила игры, мы лишь требуем залоговые суммы, подкрепленные гарантиями государства или крупных частных компаний. А наши инвесторы считают, что на аукцион можно выходить, имея только тугой кошелек. Для нас такие условия не совсем приемлемы, и, насколько я понял, европейцы уже осознали эти реалии.
Как только он это сказал, неожиданно погас свет. Я забыл сообщить, что резиденция моего отца находилась в аристократическом районе Лондона – в Белгравии. И там не так-то часто отключали свет, а если точнее, то и вовсе до этих пор ничего подобного не было. Если бы не горящие свечи на столе, мы вообще ничего не видели бы. Где-то на кухне разбилась тарелка, там, очевидно, не было свечей. Воронин, настоящий дипломат, сразу же нашелся:
– Ну вот видите. Я же говорю, что нельзя во всем полагаться на этих европейцев.
– Что случилось? – заволновалась моя мать.
– Сейчас посмотрю, – успокоил ее отец.
Он поднялся со стула. И я встал следом.
– Сиди, – махнул рукой отец, – я сам посмотрю.
Рахима дернула меня за руку. Я думал, что дома она наверняка вспомнит мою попытку помочь отцу и начнет попрекать за инфантильность. Как она мне надоела!
Отец взял подсвечник с горящей свечой и вышел из столовой. При свечах обстановка абсолютно романтическая. Я посмотрел на Елену Сушко и представил, что было бы, если бы свечи на остальных двух подсвечниках тоже погасли. Может, мне удалось бы тогда ее поцеловать? Но тут же себя одернул: «Какие сумасшедшие мысли лезут мне в голову!» Дочь казахского посла засмеялась, ей было весело. Воронин о чем-то негромко говорил с ее отцом. И в этот момент раздался крик моего отца.