Толлеус. Изгой. Часть первая. Баловень судьбы (Анджей Ясинский, 2017)

Широтон

Толлеус проснулся внезапно, словно от толчка. По внутренним ощущениям ночь еще только собиралась уступать права нарождающемуся утру. Проверить предположение не представлялось возможным: свет лился от искусного светляка, а единственное крохотное окошко было таким темным, что навевало мысли о намеренном затемнении. Будь на дворе обычная ночь – были бы звезды, да и свет Мунары позволил бы увидеть хоть что-нибудь. Осоловело обводя взглядом скудное убранство незнакомой комнатушки, Толлеус силился понять, где он есть. Непонятное место – тишина, как в могиле. Причем тишина абсолютная, нет привычных звуков, присущих любому жилому дому: не жужжали мухи, не шуршали и не попискивали мыши в подполе, не поскрипывали старые половицы. Более того, сейчас молчали даже призрачные голоса, ранее и днем и ночью бормотавшие в голове у искусника. За долгие годы своей жизни старик так и не выяснил, откуда они берутся, хотя в молодости неоднократно предпринимал попытки с этим разобраться. Все же кое-что опытным путем удалось узнать. Например, что это не наваждение и не бред больного воображения, что призрачный шум имеет эмоциональную окраску, что он громче в городах и тише в сельской местности и что его можно совсем заблокировать с помощью плетений. Сейчас, похоже, как раз такой случай. Странно – «глухие» здания встречались старику крайне редко, поскольку плетение, отсекающее гомон призраков, манозатратное.

Что произошло и где он? Память стала медленно возвращаться, когда сон отступил. «Я в Широтоне, чародейской столице. В самом сердце враждебной страны, – вяло потекли мысли в голове. Страха не возникло, Толлеус уже немного привык не шарахаться от каждого встречного, как было поначалу. – Я участвовал в Турнире големов, да. Причем отлично выступил на своем шестиногом големе Пауке, несмотря на все сомнения кордосского посла».

– Так ведь как раз Маркус здесь тебя и запер, а перед этим до глубокой ночи допрашивал, забыл? – с ехидцей спросило проснувшееся альтер эго.

Этот «второй Толлеус» большую часть времени тихонько дремал где-то на задворках сознания, но всегда просыпался в период волнения и не упускал возможности поддеть старика. Впрочем, споры с ним приносили явную пользу: несмотря на общие знания этой «парочки», их мысли и характер отличались, так что получался самый настоящий живой диалог. Единственным досадным эффектом таких размышлений было то, что искусник зачастую проговаривал их вслух.

– Меня арестовали, потому что узнали, что я прикарманивал немного маны, когда работал настройщиком манонасосов в маркинской тюрьме, – согласился Толлеус со своим невидимым собеседником, восстанавливая в памяти цепочку событий. – А еще они думают, что я помогал оробосцам с освобождением пленников…

– Поэтому теперь отвезут в Терсус и промоют мозги, проверяя свои предположения, – закончило альтер эго и хихикнуло.

Действительно, событие экстраординарное, побегов из чародейских тюрем не случалось со времен войны между империями Кордос и Оробос. Причем происшествие по своим масштабам и дерзости не лезло ни в какие ворота: массовые разрушения в городе, огромная утечка маны, горы трупов… По слухам, некоторые фрагменты ратуши до сих пор сами собой парят в воздухе, презрев все законы природы, хотя прошло больше месяца. В общем, достаточно событий, чтобы поставить на уши не только маленький городок Маркин, но и всю империю. И вопросов хватает, примчавшаяся разбираться столичная комиссия до сих пор не может выстроить четкую картину, хоть трясет немногочисленных свидетелей и подозреваемых с особым тщанием, не гнушаясь никакими средствами. Толлеус же подпадал под определение и свидетелей и подозреваемых. Ему уж точно не стоит рассчитывать покинуть «гостеприимные» стены имперских дознавателей даже в недобром здравии, окажись он в их руках. Но вот это случилось, хотя сперва казалось, что все обойдется: воспользовавшись неразберихой первых дней, удалось покинуть родину, беспрепятственно пересечь границу Оробоса и даже очень удачно устроиться на новую работу при посольстве. Теперь все, в один миг удача кончилась.

Перспективы вырисовывались мрачные, продолжать дискуссию на эту тему не хотелось даже с самим собой. Да и самочувствие паршивое – мало того что Толлеус стар и болен, из-за чего постоянно приходится таскать на себе тяжеленный жилет, напичканный целебными амулетами и потребляющий ману с умопомрачительной скоростью, так вдобавок наложилось нервное напряжение от выступления и допроса. За несколько часов тяжелого сна Толлеус совсем не отдохнул. Кажется даже, еще больше устал. Конечно, такого не может быть, скорее всего, закончилось действие плетения, которым его обработали, и теперь он ощущает свое немощное тело как есть, без подавления определенных участков сознания. В пользу этой версии также говорило то, что буквально несколько часов назад в ходе допроса бывший настройщик манонасосов примирился с незавидной участью, которая ждала его на родине, и был абсолютно спокоен. Но теперь с ним произошла удивительная метаморфоза – он враз перестал чувствовать себя должником империи. Нет, разумеется, он ее сын и против нее никогда не пойдет. Просто вдруг очень расхотелось бесславно умирать. Напротив, вернулось горячее желание еще пожить, причем чем дольше, тем лучше. В идеале вечно, как тот искусник из видений, который хоть и умер, сожранный странными тварями, но потом воскрес. Вот бы Толлеусу так: казнили, а тело хлоп – и возродилось где-то в другом месте, и никто про это даже не знает…

Увы, это несбыточные мечты. Такое возможно, да, старик больше не сомневался ни в одном из своих видений, которые посетили его во время памятных событий на развалинах комендатуры. Только уровень Искусства для этого требуется совсем не как у него, возможно даже, и уровня академика не хватит. Раньше Толлеус считал, что звание академика – это венец мастерства. Да, древние были могущественны, но все, что от них осталось, – редкие артефакты из раскопок на месте старых городов и проклятые территории там, где бушевали эпические битвы. Однако с недавних пор он стал подозревать, что те знания и умения, которые считали утраченными многие века, сохранились.

Толлеус прекрасно понимал, что не сможет сбежать из-под ареста. Даже если не брать в расчет, что он всего лишь магистр, причем совсем дряхлый, шансов никаких. Во-первых, ни посоха, ни маны. Во-вторых – бежать-то некуда! И все же он гнал от себя эти мысли. Не потому, что на что-то надеялся, а просто чтобы не киснуть в тоске и безысходности. Дабы хоть чем-то отвлечься, он начал пытаться сотворить какое-нибудь простенькое плетение аурой, точь-в-точь как учил Оболиуса.

Где-то теперь этот несносный оробосский мальчишка, рыжий, как огонь, и толстый, как поросенок? Судьба свела его с Толлеусом в Олитоне через пару дней после того, как бывший настройщик манонасосов пересек границу. С тех пор внук олитонской трактирщицы прислуживал кордосцу, а тот дал парнишке несколько уроков Искусства, поскольку у него обнаружился настоящий дар.

Сколько старик ни пыжился, ничего не выходило. Теорию он знал отлично, прекрасно понимал все особенности. Но сказывался столетний опыт работы с посохом: аура кордосца сама собой начинала искать искусный инструмент, игнорируя все остальные команды. В итоге Толлеус махнул рукой. Для него это пустая трата времени, баловство. Слишком сложно все делать самому, когда привык к комфорту. Это как если всю жизнь летать, подобно птице, а потом лечь и, словно змея, ползти на брюхе. Ему нужен посох или, на худой конец… Амулет! Провидение ли постаралось или счастливая случайность, но посольские искусники не тронули целительский жилет, а стало быть, и его управляющий амулет, архейскую реликвию. Видимо, побоялись вмешиваться в его настройки. И то верно: жизнь старика напрямую зависит от работы этого лечебного амулета, встроенного в железный каркас. Пожалуй, даже сам Толлеус сразу не вспомнил бы, как там что наверчено, – конструкция за долгие годы многократно изменялась и усложнялась. В общем-то тюремщики правильно сделали, опасаться бывшего настройщика манонасосов не стоит. Манокристалл они забрали, так что искусник своим амулетом ничего не выиграл, и все же теперь возможностей у него чуть-чуть больше.

Перед Турниром Толлеус многое скопировал из своего посоха в этот архейский артефакт – были причины. Увы, не все влезло, посох умеет сжимать заготовки плетений, а амулет нет, поэтому емкости у них сильно отличаются. Но все же что-то – это лучше, чем совсем ничего. Надо только проинспектировать, что же осталось. Только чуть-чуть попозже, сперва хочется узнать другое – сохранилась ли возможность составлять новые плетения.

Активировать заготовку с помощью наследства древних легко. Даже новичок, который, кроме ученического посоха, ничего в руках не держал, с этим справится. Собрать новое плетение из фрагментов теоретически тоже возможно, только гораздо сложнее. Не потому, что артефакт для этого не предназначен, а просто непривычно. Вроде бы тот же инструмент, только с другой рукоятью, рукам неудобно. Что ж, нужно попробовать, может статься, что получится так же, как во время недавнего опыта с голой аурой, – скорее лопнешь от натуги, чем переучишься.

Толлеус принялся за эксперименты, пытаясь собрать плетение с помощью архейской реликвии. Дело шло со скрипом, но шло! Через пятнадцать минут пыхтения и сопения на стене красовалась надпись, сделанная светящимися буквами: «Толлеус из Маркина томился здесь». Искусник посмотрел, скривился и стер писанину. Ни к чему выдавать тюремщикам свои возможности, да и слишком уж печально звучит.

Настал черед ревизии имеющихся плетений. Конечно же ничего под названием «освобождение из темницы» там не было. Просто следовало проверить, что осталось в хозяйстве, а что пропало.

Когда с этим было покончено, Толлеус принялся бродить по камере, в буквальном смысле слова водя носом по стенам. Он заинтересовался защитой. Не то чтобы надеясь ее сломать, а просто из профессионального любопытства. Его исследования неожиданно принесли пользу: поднатужившись, искусник сформировал плетение манонасоса и подключил его к найденной бреши – незащищенному каналу одного из плетений охранного контура. Теперь мана из далекого кристалла тоненькой струйкой потекла к нему в ауру. Это, конечно, никоим образом не подрывает обороноспособности камеры. Просто местный настройщик вынужден будет поменять кристалл раньше обычного. А у Толлеуса чуть-чуть прибавится сил. Да и то сказать «прибавится»: с рассветом его повезут в Кордос, тут не надо быть пророком, чтобы сообразить – задерживать исполнение приказа Маркус не станет. Стало быть, много выкачать Толлеус не успеет.

Повезут его в карете. Наверное, даже окошки не закроют – смысла нет. Защиту там установят, но совсем не такую мощную, как здесь. Однако там будут охранники. Они хоть и тоже магистры, причем более низких ступеней, но все как один боевого направления. У них в жезлах такие плетения, какими старику владеть не приходилось. Так что выступать против конвоиров нечего и думать. Весь расчет на счастливый случай, который может подвернуться в дороге. Это если искуснику повезет и его чем-нибудь не усыпят. Иначе пленника можно будет даже не сторожить и везти в простой открытой телеге – куда он из нее денется?

Эта мысль заставила Толлеуса вздрогнуть. Очень не хотелось последние дни жизни провести овощем без хоть и призрачной, но надежды. Неожиданно на смену этой мысли пришла другая. В последнее время он из-за подготовки к Турниру совсем забросил себя: в бане сто лет не был, одежда не стирана, а впереди еще неделя путешествия! Хорош он будет, когда предстанет перед судом в таком виде! Неприлично это – в конце концов, он искусник, а не деревенщина, что в свинарнике навоз сгребает! Это для пользы дела можно потерпеть пару дней без купальни, почешешься лишний раз, и только. Но когда на должность назначают или, как сейчас, приговор оглашают, нужно быть при полном параде.

Искусник поднялся и требовательно забарабанил в дверь: пускай несут пару ведер воды, на это он имеет право!

Днем ранее

Оставшись без хозяина, которого забрали посольские искусники, рыжий подросток не впал в уныние. Жаль, конечно, что так вышло, но тут уж ничего не поделаешь. И без того приключение получилось замечательным: впечатлений хватит на всю жизнь, будет что рассказать внукам. И даже показать. Оболиус вчера быстро сориентировался и умудрился вывезти из мастерской кое-какие вещи Толлеуса и свое величайшее творение – маленького деревянного голема. Теперь осталось лишь вернуться к бабке в родной Олитон. Благо деньги есть и с хозяином попутного каравана он уже договорился. До отправления еще целый день, и мальчишка знал, как его провести. В кармане лежал подарок учителя – пропуск-билет на Турнир. По такому можно ходить смотреть выступления чародеев и их творений хоть каждый день – дорогая вещь! Сегодня Оболиус в последний раз посмотрит на големов и продаст билет, а завтра тронется в обратный путь.

На самом деле Толлеус очень удивился бы, если бы узнал все мысли своего помощника. Судьба свела их почти месяц назад, и надо сказать, этот месяц выдался очень насыщенным. Олитонец был настоящим сыном своего отечества, воспитанным в ненависти к кордосцам. Некоторые трудности, с которыми столкнулся старик в пути, были на совести рыжего мальчишки. Однако постепенно в сознании Оболиуса зрело убеждение, что все совсем не так просто, как он привык думать. Мальчишка уже успел оценить пользу, которую приносит Искусство своему обладателю. К тому же учиться было очень интересно. В самом начале пути внук трактирщицы без тени сомнения убил бы своего господина, если бы был уверен в своей безнаказанности, а теперь он даже немного расстраивался, что их совместное путешествие закончилось. Ну да тут ничего не поделаешь, так сложилось.

С утра пораньше парень уже был на трибунах. В этот раз он без проблем преодолел все кордоны, хотя где-то внутри жил страх, что стража опять прицепится к нему. Всего несколько дней назад вороватые охранники попытались поживиться за его счет, хотя по идее должны были блюсти закон на вверенной территории. Помогло выкрутиться лишь ненавистное Искусство, к которому у мальчишки оказался настоящий талант и азы которого он освоил, путешествуя с кордосцем.

Люди все прибывали, солнце осветило арену, и Турнир начался. Все заботы тотчас же забылись, когда под рев зрителей сошлись в схватке два каменных исполина. Оба имели человекообразную форму, сходный размер и были без оружия – таково одно из требований. В единоборствах есть много номинаций, но на них Оболиус уже не попадал. Легкое чувство сожаления по этому поводу проскальзывало, но даже кулачный бой стоил того, чтобы его посмотреть. Големы крошили друг друга в пыль, пытаясь уклониться от взаимных атак. Причем настоящие мастера действовали не только руками своих подопечных, но умудрялись даже пинать врага ногами и толкать корпусом.

После каждой схватки истуканы получали серьезные увечья, залечить которые разрешалось лишь между турами. Но главной целью было сбить с тела противника голову – небольшой камень, в общем-то совершенно не нужный голему.

Поскольку деньги у Оболиуса водились, он каждый раз ставил монетку на своего фаворита. Впрочем, несмотря на азарт, ставки он делал небольшие, чтобы не потерять все сбережения. Мальчишка прекрасно понимал, что слишком плохо разбирается в участниках, чтобы заранее предвидеть исход матча и определить победителя. Здесь помочь могли лишь опыт и удача, поскольку на Турнире присутствовали специально нанятые чародеи, которые старательно маскировали будущее от своих коллег, способных его читать.

В результате за целый день Оболиус практически ничего не выиграл и не проиграл. Несколько мелких монет, что остались у устроителей Турнира, можно не принимать в расчет. Небольшая плата за удовольствие в дополнение к билету, не более того.

Солнце в один миг совершило свое ежедневное путешествие по небосводу, бои на сегодня закончились, и зрители потянулись на выход. Предвидя этот момент, ученик искусника поспешил выскочить первым, чтобы предложить выкупить свой билет как можно большему числу людей. К сожалению, по этому документу нельзя было попасть на ярус для аристократов. По глубокому убеждению Оболиуса, только у этой братии есть свободное время, чтобы ходить сюда каждый день. Пришлось встать возле своего входа, через который сплошным потоком шли купцы и мастера гильдий, и лишь печально поглядывать в сторону ворот для благородных.

– Билет, билет, продается билет, кому билет… – бубнил мальчишка, но на него почти не обращали внимания, никто не пытался даже прицениться.

Ручейки людей стали иссякать, и Оболиус заволновался, что так и не найдет покупателя, поэтому он стал предлагать свой товар громче, обещая отдать за малую цену. Увы, даже это не помогло. Вот уже через ворота стали выходить отдельные припозднившиеся зрители, а клиента все не было.

Внезапно плечо «торговца» сдавила чья-то сильная рука. Обернувшись, он увидел двух стражников из городского патруля и с внезапно нахлынувшей горечью понял, что удача ему изменила.

Патрулировать в Серебряном кольце с одной стороны хорошо, а с другой – плохо. Если кто любит спокойно погулять по красивым аллеям, вдыхая нежные цветочные ароматы, то сам попросится в Серебряный город. Потому что там как раз так и есть – все чистенько, красивенько, пьяные не валяются, лиходеи в подворотнях не прячутся, никто не бранится на всю улицу. Пожалуй, даже на собственном дворе нет такого порядка, а здесь даже специальные люди следят, чтобы конские яблоки на дороге не лежали. Нигде в целом свете нет такого. Ну, разве что в садах благородных слуги поддерживают такую же чистоту и красоту.

Если же хочется заработать лишнюю монетку, то, конечно, в Серебряном кольце стражнику плохо. Даже если вдруг каким-то чудом какой-нибудь аристократ окажется нетрезвый на улице, обхлопать его не моги, себе дороже выйдет. И торговцы за особый пригляд не заплатят – нет их здесь, все в Бронзовом кольце. И вездесущих карманников тоже нет. А коли так, то и монетки нет за то, чтобы стражники не гоняли.

Но и это еще не все. Серебряное кольцо – немаленькое. Бывает обычное патрулирование улиц, а могут и на солнцепек поставить на стационарный пост. Нынче в столице Оробоса большое событие – Турнир големов. Требуется обеспечить безопасность внутри кольца и на прилегающей территории. Тем, кто попал внутрь, повезло – бесплатно посмотрят выступления, а тем, кто несет службу снаружи периметра, остается лишь слушать восторженный рев толпы из-за высоких стен, потея под лучами жаркого солнца.

Примерно так рассуждал Анико, в который раз уже обходя вместе с Лумми вокруг циклопического сооружения, похожего на огромную цирковую арену без купола. Хорошо хоть ноги можно немного размять, но все равно не повезло. И ничего не поделаешь – служба!

День плавно клонился к своему завершению. Оба стражника изрядно вспотели под парадными кирасами и проголодались. Благо до конца смены оставалось всего ничего.

– Смотри! – кивком показал напарник Анико на какого-то мальчугана.

Стражник, вынырнув из омута своих мыслей, прислушался. «Купите билет», – монотонно твердил тот, встав возле выхода с арены.

Патрульные, не сговариваясь, направились к мальчишке, стараясь зайти со спины, отсекая пути к бегству. Вообще ситуация не совсем типичная. Бывает, орудуют щипачи. Еще чаще встречаются шарлатаны, которые притворяются видящими и обещают назвать имя победителя Турнира до начала состязаний. Торговать билетами – что-то новенькое. Конечно, штука достаточно дорогая, чтобы соблазнить какого-нибудь умельца нарисовать такую же. Вот только по подделке чародеи легко найдут того, кто ее изготовил, и все об этом знают. Так что таким никто не занимается. А вот продать краденое может получиться, хотя глупо делать это здесь. Пацан, похоже, новичок.

Лумми ловко сцапал за ворот мальчишку, который даже не озирался, полностью оправдывая определение зеленого дурачка. Конечно, внятно объяснить, откуда у него билет (причем не обычный, для разового посещения, а дающий доступ ко всем состязаниям), он не смог. Тут уже стражники не стали церемониться. Лумми схватил жулика за запястье, а Анико выдернул из пухлых пальцев вещественное доказательство преступления.

Неожиданно что-то случилось. Невидимая петля сжала горло Анико так, что не получалось вздохнуть. Выронив билет, он схватился за шею, силясь нащупать удавку, но ее не было. Кажется, воришка что-то говорил, угрожая, но стражник его почти не слышал – в голове шумело. Отчаянно жестикулируя, он попытался позвать на помощь, но буквально через полминуты рухнул на колени, уже не интересуясь окружающим.

Удушье прошло та кже внезапно, как и появилось. В первые мгновения Анико лишь дышал, с упоением втягивая в себя воздух. Потом исчезли круги перед глазами, и появилась возможность видеть. Стражник сел, рука сама собой потянулась к ножнам.

– А вот этого не надо, любезный! – остановил его чей-то вкрадчивый голос.

Пальцы, уже обхватившие рукоять, замерли. Анико осторожно огляделся.

Лумми был рядом – лежал на земле, зыркая по сторонам налитыми кровью глазами, но не шевелился. Высокий молодой мужчина, явно из благородных, с усмешкой смотрел на стражей порядка. За аристократом стояла эффектная черноволосая женщина ему под стать, а рыжий воришка жался к его ногам.

Стражник набрал в грудь воздуха, подбирая подходящую случаю фразу, и не нашел ее. Слишком уж абсурдная и непонятая ситуация – явно чародейское нападение на патруль внутри Серебряного кольца. И кем совершено? Этим вот аристократом? Или же, наоборот, он помог? Похоже, за то недолгое время, пока стражник боролся за глоток воздуха, успело многое произойти. Сперва необходимо разобраться. В деле с такими вот богатыми и благородными ошибки в словах и поведении недопустимы – отомстят. Что-то не хочется всю оставшуюся жизнь нести службу где-нибудь в захолустном гарнизоне. Аристократ не дал возможности собраться с мыслями.

– Произошло недоразумение, – заявил он. – Билет у мальчугана не ворованный. Вы можете спокойно продолжать службу, вот вам на прачку – ваша форма, кажется, испачкалась. – С этими словами мужчина протянул стражникам две золотые монеты.

Лумми все так же молчал и не двигался. Но таращился на сияющие красным в лучах вечернего солнца кругляши с явным изумлением. Огромная сумма, не соответствующая нанесенному урону. Анико стало абсолютно ясно: что-то здесь не так. Будь монеты серебряными, тогда еще ладно, но золото? Впрочем, его рука сама собой потянулась вперед и сгребла деньги, не спросив хозяина. Вокруг собралась толпа зевак, окруживших стражников и виновников происшествия плотным кольцом.

– Представьтесь, пожалуйста, и позвольте проверить вашу метку, – лишь сумел выдавить Анико, сбившись с уставной фразы.

Аристократ усмехнулся, и Анико тут же пожалел, что полез с расспросами. Когда берешь деньги, не стоит проявлять служебное рвение. Осознав это, он покраснел.

– Без проблем. Мое имя Никос.

Почти не слушая, скомканно извинившись, стражник подался назад, по пути пихнув локтем Лумми, чтобы тоже пошевеливался. Речи о том, чтобы проверить мальчишку, даже не зашло.

Оболиус сел на краешек обитой кожей мягкой скамейки и воровато схватил крендель из вазы, постаравшись как можно быстрее затолкать его за пазуху. В этой огромной, богато украшенной зале – гостиничном номере, куда его поселили, – он был один, лишь с картин, в большом количестве висящих на стенах, с укоризной смотрели какие-то благородные. Стол ломился от незнакомых, очень аппетитно пахнущих яств, причем накрыли его специально для парня, но привычка брала свое. Слишком уж отличался гостиничный номер Серебряного кольца от тех, что Оболиус видел в своей жизни. Парень не боялся, что придется платить за все это великолепие, он проверил – уже за все заплачено. Но ведь даже если налопаться сейчас до отвала, то все равно много не съесть. А крендель слишком хорош, чтобы оставлять его здесь. Пожалуй, даже стоит припрятать побольше. Нужно ловить момент, пока есть возможность!

Вообще картина складывалась нереальная. Когда один стражник схватил Оболиуса за руку, а другой выдернул из пальцев билет, в его душе поднялась настоящая ярость. «Бесполезные наглые мерзавцы!» – билось в сознании. Ничего, он теперь умеет постоять за себя и знает, что надо делать. Сейчас он им покажет!

Тот, который отобрал билет, тяжело свалился на землю и захрипел. Можно сжать нити сильнее и придушить его насовсем или даже отрезать голову. Не ко времени мелькнула мысль, что на такое может не хватить сил и надо потренироваться на глиняном горшке – раздавит его нить или нет.

Дальше все пошло не так – со вторым стражником не получилось. Во-первых, держать сразу несколько нитей тяжело. В спокойной обстановке получалось, но сейчас, когда второй стражник больно выкручивал руку, настрой все время сбивался. Во-вторых, тот стоял сзади, так что его шею не было видно, а действовать вслепую… В общем, ничего не выходило. Оболиус снова оказался в ситуации, когда он слаб и беззащитен, и это до безумия испугало его.

На грани паники, он попробовал обмануть стражника, что держал его, пригрозив наслать проклятие, но даже сам услышал, насколько жалко звучит его голос, дрожащий от боли и слез. Напротив, дядька рассвирепел еще сильнее и дернул мальчишку так, что в руке что-то хрустнуло, и острая боль волной затопила тело.

Внезапно какая-то сила вырвала невидимую удавку из пальцев Оболиуса – ту самую, что душила первого стражника. И в тот же миг сам Рыжик, как его любили дразнить в родном городе, освободился от захвата второго, оказавшись вне его досягаемости. Что произошло, он не понял, но истинным зрением заметил чужие искусные нити, опутывающие стражников, точно паутина. Надо сказать, точно такие же висели и на нем самом.

«Учитель?» – мелькнула мысль, приправленная завистью к такому результату, но, оглядевшись, Толлеуса мальчишка не увидел. Зато рядом стоял высокий богатый дядька, а его спутница – очень красивая, надо сказать, что-то шептала ему на ухо.

Кордосцы?.. Нет, на искусников не похожи. Жезлов не видно ни у мужчины, ни у женщины.

Богатые и знатные, те, кого принято называть господином и госпожой, пугали сильнее стражников, и уж чего-чего, а хорошего от них точно не стоило ожидать. Таким лучше на глаза не попадаться, потому что если заметят, то скривятся так, будто увидели что-то вроде ожившей коровьей лепешки. Неприятно, аж до костей пробирает. А их слуги ни за что поколотить могут, и ничего им за это не будет.

Можно, конечно, воспользовавшись моментом, рвануть удерживающие нити, тихонько юркнуть за спины появившихся зевак и бежать подальше от этого места. Вот только до слез жалко оставлять злополучный билет, который сиротливо лежал на земле почти в центре образованного зрителями круга, в опасной близости от стражников. Оболиус замер в нерешительности, жадность боролась в нем со здравым смыслом. В итоге сбежать не успел. То мгновение, что он потратил на раздумья, безвозвратно ушло. Аристократ повернулся к мальчишке, улыбнулся и заговорил. Причем по-доброму, как с равным.

Дальнейшее Оболиус почему-то запомнил смутно, поскольку происходящее не шло ни в какие рамки. Дядька, представившийся Никосом, расспрашивал: кто, откуда, как здесь оказался и где взял билет. Мальчишка отвечал напряженно, но правдиво, при этом силясь понять, что происходит. А потом аристократ дал стражникам денег, а Оболиуса пригласил в свой экипаж, пообещав вылечить руку, которая отказывалась слушаться и жутко болела.

В итоге подросток обнаружил себя уже в дорогой карете в компании Никоса и его спутницы, представившейся Кариной. Про лошадь Оболиуса тоже не забыли – она послушно трусила следом, привязанная за поводья. И руку Никос вылечил, как и обещал. Раз – и все в порядке. Неудивительно, что отделаться от чувства нереальности происходящего никак не получалось.

Сам не понимая, с чего бы это, но Оболиус разоткровенничался. Рассказал и о себе, и о Толлеусе, и о своих впечатлениях от Турнира. Даже поведал о том, как не спал в первые ночи, опасаясь, что старик его съест. Ничего не утаил. Никос понимающе кивал и совсем не смеялся. Вообще аристократ поразил Оболиуса до глубины души: он оказался и чародеем и искусником одновременно. Сам себя он называл мейхом, но насколько мальчишка понял, это как раз и означает подобную смесь. Как такое может быть, в голове не укладывалось. А Никос на все вопросы лишь загадочно усмехался и говорил, что Кордос и Оробос – две половинки единого целого, ущербные друг без друга. Это вовсе звучало как насмешка над всем тем, что парень знал с детства. Впрочем, возражать он не смел.

Карина тоже отнеслась к мальчишке с сочувствием, даже с кем-то связывалась через амулет, пытаясь выяснить судьбу учителя. Она оказалась чародейкой из благородных, почти всю жизнь прожила в столице, но кощунственные речи Никоса ее почему-то не возмущали. В конце концов Оболиус даже перестал задумываться над этим вопросом, чтобы не сломать от напряжения мозги.

А потом Никос что-то делал с аурой мальчишки, пообещав, что после этого работать с плетениями будет гораздо легче, и попутно давал советы и показывал, как нужно напрягать ауру в процессе – олитонец еле запомнил сложное слово – магичинья.

Еще Никос пообещал разузнать о его учителе и, если удастся, помочь. Было бы неплохо, чтобы старика отпустили, но в глубине души Оболиус надеялся, что место старого кордосца в его жизни займет этот молодой аристократ, который соединил воедино чародейство и Искусство. Сказка? Все остальное, что случилось сегодня, – тоже сказка. Так почему бы не сбыться этой фантазии тоже? Уснул Оболиус не на сеновале, а на пуховой перине, не уверенный в завтрашнем дне, но полный самых радужных надежд.

Как Толлеус и предполагал, утром за ним пришли. Хорошо хоть завтраком покормили и принесли воду, чтобы помыться. А то в самом деле эдак и завшиветь недолго. Вот стыд-то был бы!

Нынче не было ни Маркуса, ни приехавшего из Кордоса дознавателя – только двое искусников из посольства. Старик знал их обоих. Насупившись, поздоровался. Они, в свою очередь, тоже вели себя мирно. Посохи, конечно, держали наготове, но позвали на выход вполне добродушно. А пока выходили во двор, один даже искренне поблагодарил Толлеуса за выступление и сказал, что весь город по этому поводу до сих пор шумит.

Еще бы! Искусники никогда прежде не участвовали в таких турнирах. Они вообще не умели делать големов – это всегда было козырем чародеев в их споре с искусниками. А тут такой эффектный дебют!

Во дворе от свежего воздуха у старика слегка закружилась голова. Отвык. Утреннее солнце тоже показалось чересчур ярким. Как назло, родного посоха, который практически всю жизнь был рядом и в случае чего мог послужить опорой, в руках не оказалось. Старик покачнулся и всенепременно упал бы, если бы внимательные провожатые не подхватили его под локти и не помогли забраться в карету.

Последняя выглядела весьма внушительно – маленькая крепость на колесах, а не карета. Конечно, это не обитый железом фургон, определенное изящество и плавность линий присутствовали, но все-таки конструкция явно крепче обычной, колеса мощнее. А уж если смотреть в истинном зрении, то и подавно. Понимающий человек мог только присвистнуть. Толлеус же как раз из таких. По долгу службы он не только настраивал манонасосы, подключенные к узникам тюрьмы, но также отвечал за безопасность всего заведения. Поэтому смог по достоинству оценить защитные контуры кареты. Интересно было бы узнать, есть ли защита для лошадей и если да, то какая? Увы, выглянуть наружу, чтобы оценить обстановку, точно не удастся. Может, позже? Не сидеть же здесь безвылазно целую неделю? Должны же выпускать по нужде, перекусить и на ночевку?

В карете на переднем диванчике уже сидел давешний дознаватель – худой ллэр с мешками под глазами на грустном лице. Толлеус вздохнул. Он еще не отошел от ночного допроса, чтобы сразу же угодить на следующий. Впрочем, возможно, Тристис Имаген его просто сопровождает и заодно приглядывает.

Качнуло. Старик догадался, что они тронулись в путь. Сыскарь даже не дал ему времени хорошенько оглядеться – сразу же взялся за старое. Так что надеждам на спокойное путешествие явно не суждено сбыться. Впрочем, нынче, судя по всему, никто не удосужился обработать искусника плетениями. По крайней мере, он ничего не заметил и не почувствовал.

Тристис выудил из кармана какой-то предмет и, зажав его между двумя пальцами, продемонстрировал искуснику:

– Вы узнаете эту пряжку?

Несмотря на огромное количество телесных недугов, буквально сводящих его в могилу, на плохую память Толлеус не жаловался, поэтому сразу же узнал вещь, которая когда-то принадлежала таинственному пленнику, тридцать лет пролежавшему в отключке на тюремном ложе. Тем более что пряжка приметная, тонкой работы. Выходит, он был прав в своих предположениях: она все это время покоилась в сундуке с барахлом, который он прихватил, не разбирая, когда покидал родной дом. Сыскари, похоже, ночь не спали, сразу после допроса бросились копаться в его вещах – и пожалуйста, нашли.

– Да. Это она, – не стал отнекиваться искусник.

Тристис лишь кивнул. Очевидно, он ни секунды в этом не сомневался, спросил для проформы, отдавая дань традиции.

Зато дальше допрос свернул явно в непрофессиональное русло. Сыщик был чересчур эмоционален и все тер опухшие глаза. Толлеус, который тоже не выспался и безумно устал, злился. Поэтому отвечал на повышенных тонах, отчего его целительский жилет вынужден был работать в активном режиме.

Неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы разговор не был прерван самым неожиданным образом.

Многие люди любят жаловаться на судьбу. Чаще незаслуженно, по пустякам. Тристис Имаген такое право заслужил, но практически им не пользовался. Это нерационально, а значит, лишено смысла. На заре своей карьеры подающий большие надежды амбициозный юноша, выпускник Академии Искусства, поступил на службу в имперский сыск и, не имея за душой протекции сильных мира сего и капитала, за каких-то десять лет сделал великолепную карьеру, взобравшись очень высоко. А потом взялся за дело, которое не стоило трогать, и раскрутил его. Поэтому, вместо того чтобы получить награды и повышение, следующие пятнадцать лет он провел в захолустном городишке Маркин, расследуя в близлежащих деревнях обычную бытовуху.

Такие перипетии судьбы не прошли даром – на лице Тристиса навсегда поселилось выражение вселенской усталости и печали, а в кармане прописалась маленькая фляга с алкоголем. Однако никто бы не посмел сказать, что он опустился. Ум остался по-прежнему острым, тело не заплыло жиром – напротив, Имаген был скорее тощ и жилист. Даже пресловутая фляга с настойкой выполняла не столько привычную задачу, сколько была нужна для бодрости – в ней хватало различных тонизирующих ингредиентов. По крайней мере, за все пятнадцать лет никто не видел сыщика пьяным, он контролировал свое состояние, хотя в трудные моменты любил сделать лишний глоточек.

А потом произошло событие, стряхнувшее сон со всей империи. Из маркинской тюрьмы сбежали плененные оробосские военные чародеи, устроив в городе настоящий погром. Даже бросившийся по следу легендарный отряд СИ – искусников специального назначения, обученных ловить таких опасных противников, вернулся ни с чем. Было в этом деле много странностей, неясностей, нестыковок. Больше всего вопросов вызывал один из сбежавших. В бумагах он числился слабым чародеем, но при детальном изучении явно оказался не так прост. Комиссия, примчавшаяся из столицы для расследования инцидента, пребывала в растерянности, а Тристис смог принести пользу, подав несколько идей. Его заметили. Он очень рассчитывал на этой волне вырваться из провинциального болота, но руководство не спешило реабилитировать неугодного. Зато с ним на связь вышел представитель оппозиционной фракции. На самой вершине власти, скрытая от глаз простого обывателя, шла грызня между академиками Искусства – истинными повелителями Кордоса, стоящими за спиной марионеточного императора. В результате Имаген получил высокую должность и кучу проблем. С момента своего назначения он был вынужден мотаться по свету, подчиняясь приказам неведомого покровителя. Тристис прилежно выполнял все поручения, надеясь, что это проверка, что его вот-вот позовут обратно в столицу, – все-таки он уже не мальчик, чтобы с пятеркой подчиненных колесить по странам, как обычный полевой агент. Под конец, оказавшись в Широтоне, воспользовавшись тем, что Кордос не имеет прямой связи со своим посольством, он с подвернувшейся оказией поехал в Терсус – восстанавливать былые связи и своим появлением намекнуть хозяевам, что пора заканчивать с путешествиями.

Карета мягко глотала неровности дороги. Если бы не звонкий цокот копыт по камню, можно было бы подумать, что едешь в паланкине. Оказия в виде пузатого старика с лысой, как колено, головой, в настоящий момент сидела на диванчике напротив, с тоской поглядывая в небольшое окошко в дверце кареты. Вчера, а точнее даже ночью, его допрашивали. Бывший настройщик манонасосов маркинской тюрьмы считался важным свидетелем, но, признаться, сыщик не возлагал больших надежд, когда проводил дознание. Неожиданно разговор вывел на странного вида пряжку для ремня – предположительно один из амулетов, принадлежащих таинственному пленнику и представлявших большой интерес. Тристис сразу же рванул за амулетом в Бронзовое кольцо – квартал купцов и ремесленников, где располагалась мастерская искусника, а остаток ночи потратил на его изучение всеми возможными средствами. Надо сказать, результаты были интригующие. Вещица требовала более тщательного изучения в академии.

Бессонная ночь давала о себе знать. Имаген клевал носом, но все же он решил, не откладывая дело на потом, еще раз расспросить старика, которого вез в Кордос. После разговора его можно будет усыпить хоть до самого Терсуса, чтобы не наделал глупостей в дороге, и расслабиться самому.

Внезапно закрытая изнутри дверца кареты на мгновение распахнулась сама собой, после чего с громким стуком снова захлопнулась.

– Что это было? – встрепенулся Тристис.

Такого быть не должно. Что-то не так.

– Это был я! – раздался знакомый голос, и на диванчике напротив рядом со стариком из воздуха материализовался Никос, тот самый таинственный «слабый чародей».

Сыщик инстинктивно потянулся к своему жезлу, спрятанному в поясе, но тут же отдернул руку. Не ему с его скромными талантами искусника тягаться с этим человеком. К тому же задание у него – не поймать и обезвредить, а получить информацию.

– Правильно, не стоит, – кивнул визитер, заметив его движение.

Второй раз судьба свела Тристиса с этим молодым мужчиной, и вновь сыщик выступал в роли пленника. «Вряд ли появится другая возможность поговорить, – подумал он, – так что нужно пользоваться ситуацией. Главное, не наглеть: дружелюбный тон, невинные вопросы, по возможности честные ответы. Впрочем, с последним вряд ли выйдет по-другому. Наверняка будет искусная проверка на правду. Или вовсе прямой допрос». Последняя мысль вызвала тревогу. Мало того что такой разговор окажется бесполезен для самого Тристиса, так после него запросто можно оказаться с напрочь разрушенной личностью и кашей вместо мозгов.

Прошло всего несколько секунд, и Никос все еще молчал. Чтобы как можно скорее завязать диалог и по возможности управлять его ходом, Имаген спросил о судьбе охранников, которые сопровождали экипаж. Парень ответил, не проигнорировал собеседника – это был очень хороший знак. Вторым хорошим знаком было то, что охрана в порядке, насколько подобное возможно. Это радовало, вселяя надежду на удачное разрешение ситуации.

Воспользовавшись короткой паузой, пока Тристис выглядывал в окошко, Никос перехватил нить беседы, интересуясь следующим: «Что здесь делает маркинский сыщик?» Это нормально, ибо не грех напомнить себе еще раз: наглеть не стоит, сразу же засыпая собеседника вопросами. А еще это свидетельствует о том, что незваный гость плохо информирован и не в курсе ситуации. Хорошо. Сыщик ответил специально расплывчато, чтобы проверить свои догадки, а заодно посмотреть на реакцию гостя.

Никос проявил дедуктивные способности, сложив два и два и догадавшись, что причина в Толлеусе, который пока не проронил ни звука, но при этом едва не шевелил ушами, стараясь не пропустить ни слова и явно надеясь как-то использовать ситуацию в свою пользу. Тристису сейчас было не до старика. Все внимание он сосредоточил на Никосе. По всему выходило, что тот не умеет грамотно проводить дознание, в настоящий момент не агрессивен, а значит, у сыщика неплохие шансы переиграть его на этом поле. Единственное, что ему не понравилось и заставило поморщиться, – некоторая развязность в поведении парня. Причем явно наигранная.

Гость настойчиво спросил, зачем кордосцы арестовали своего чемпиона, принесшего им очки на политической арене в вечном противостоянии с Оробосом. Имаген взвесил «за» и «против» и решил рискнуть и проверить, насколько далеко готов зайти этот искусник-чародей, как поведет себя при отказе. Поэтому ответил вопросом на вопрос: «Я обязан отвечать?» И с радостью услышал: «Да нет в общем-то. Интерес праздный». Итак, Тристис уяснил все, что хотел, и приготовился к содержательному разговору.

К сожалению, Никос все-таки заметил свою пряжку, которую сыщик старательно прикрывал ладонью, и забрал ее. Впрочем, Тристис не обольщался: коли парень пришел сюда не за Толлеусом, то конечно же за этой вещицей. Как-то он узнал о ней. Может быть, недавние манипуляции с артефактом отправили хозяину какой-то сигнал? Очень жаль, но потеря амулета закономерна.

– Удовлетворите мое любопытство? – пошел в атаку Имаген, перехватывая инициативу. – Для чего нужен этот амулет?

Никос пояснил, что амулет является хранилищем информации. Правда, тут же добавил, что «там ничего особенного», но сыщик пропустил это заявление мимо ушей. Ясно же, что врет, иначе не было бы и этой встречи. Еще парень сказал, что амулет не работает. В это Тристис поверил – следов маны ни ему, ни двум профессорам Искусства обнаружить не удалось.

Воспользовавшись благодушным настроем собеседника, сыщик попробовал закинуть удочку на тему технологии, с помощью которой был изготовлен данный амулет, но, похоже, коснулся секретных сведений. Потому что Никос перестал довольно улыбаться, отказался отвечать и вспомнил, что это он здесь задает вопросы.

Разумеется, его интересовали в первую очередь другие пропавшие вещи. Тристис рассказывал без утайки. Во-первых, ничего секретного в этом нет, во-вторых, нужно снова расслабить собеседника.

Общение затягивалось, Никос продолжал хмуриться. Так что когда он наконец замолчал, Тристис решил ослабить напор. Нет, конечно, вопросов в голове полным-полно, но сейчас они явно неуместны, можно вызвать приступ раздражения. К тому же лошади продолжают везти карету, и скоро оробосский кордон. Если Никос планирует разойтись миром, а сыщик считал, что угадал насчет этого, то он должен покинуть карету до того, как стражники устроят проверку. Если же его заболтать, то постовые могут спровоцировать незваного визитера на какие-нибудь необдуманные действия, что также может вызвать ответный удар чародеев по карете. Само собой, оробосцы не дураки и попытаются сперва выяснить, что происходит, прежде чем начнут махать мечом направо и налево. Но все-таки зачем рисковать, при этом выставляя Кордос в неприглядном свете?

Похоже, Никос крепко задумался, а время идет. Поерзав на сиденье, Тристис привлек к себе внимание и невинно спросил:

– И что будем делать?

– А что вы предлагаете? – тут же отозвался парень.

Похоже, как раз об этом он и думал последние минуты.

Сыщик тотчас озвучил наиболее приемлемый, с его точки зрения, вариант, учитывающий все реалии. Увы, не сработало. Никос явно собрался мелко напакостить, отпустив на свободу Толлеуса. Терять настройщика в планы Тристиса не входило, хватит с парня и амулета. Однако мягкие увещевания ни к чему не привели. Потом они и вовсе надоели Никосу, и он взмахом руки закончил дискуссию.

А потом он удивил сыщика до глубины души, предложив обменяться рукопожатием, после чего перед глазами появились какие-то полупрозрачные надписи. Никос, явно довольный собой, прочел небольшую лекцию по использованию, пояснив, что это нужно для связи с ним на случай, если прояснится судьба других его амулетов.

Тристис сам хотел попросить оставить какие-нибудь координаты для связи, даже не надеясь на успех. Казалось бы, нужно радоваться – вот оно, средство общения! Однако предложенный метод ему откровенно не нравился: наверняка там присутствуют какие-нибудь скрытые закладки вроде подслушивания. А может быть даже, прямое зомбирование на выполнение какого-то действия в определенный момент. С другой стороны, ничто не помешало бы Никосу сделать все то же самое, только без возможности с ним связаться. Так что выбирать не приходится. Тристис попытался по максимуму расспросить о том, что же это за способ общения, который никто не сможет обнаружить и перехватить, но, как и следовало ожидать, никаких объяснений не получил. Оставалось надеяться, что данное внедрение не обнаружат при проверке, которая наверняка будет, иначе прощай карьера.

Когда с деталями было покончено, Никос засобирался и даже вежливо попрощался.

– Постойте! Я обязан попытаться задержать вас! – в отчаянии крикнул Тристис вслед, непрозрачно намекая, что совсем не хочет погибнуть от ответного удара, но и свой долг обязан исполнить.

К счастью, Никос все понял.

– Да без проблем! – услышал сыщик, уже засыпая.

Толлеус пребывал в легком ступоре с той самой минуты, как его бывший пленник материализовался в карете. Когда в Маркине рушилась комендатура, старик получил удивительные видения об амулетах и технологиях, которые, как он справедливо полагал, помогли бы ему поправить здоровье и продлить жизнь. Это были воспоминания человека, который сейчас сидел рядом с ним. Бывший настройщик манонасосов не рассчитывал встретиться с ним еще раз, чтобы расспросить, но надеялся, что сможет найти в Оробосе что-нибудь из того, с чем ему довелось столкнуться в видениях. Именно за этим он отправился в пугающую страну чародеев и все время своего пребывания там прилежно занимался поисками, забывая о сне и пище. Что-то даже нашел. Вояж можно было считать удачным до того момента, пока его не арестовали и не отправили под охраной на родину. И вот теперь эта неожиданная встреча. Казалось бы, какая удача: спрашивай, узнавай! Вот только Толлеус сейчас сам в роли пленника и мечтает не о тайных знаниях, а об элементарной свободе. Нет, конечно, он не забыл, что искал все это время. Но как в такой ситуации разговаривать? К подобной встрече нужно готовиться, продумывая, как себя вести, что спрашивать, как торговаться. Он не готов!

Впрочем, судьба сама вела старого искусника, не требуя от него инициативы. По крайней мере, Никос без всяких просьб и подсказок поинтересовался, не желает ли арестант покинуть гостеприимную карету. Разумеется, желает!

Оказавшись на улице, скрытые пологом невидимости от посторонних глаз, Толлеус и Никос поспешили свернуть за угол дома. Тут как раз и охранники, до поры ехавшие истуканами в седлах, очнулись и кинулись восстанавливать порядок. Один склонился над внезапно уснувшим столичным дознавателем, второй, нещадно пришпоривая коня, помчался за подмогой. Двое принялись шарить по окрестностям – надеялись, дураки, найти сбежавших. Один на свою беду почти нашел, но Никос не стал его убивать, лишь преобразился в какое-то мохнатое клыкастое чудовище и, более не скрываемый плетением, душераздирающе заревел. По старику ударила волна настоящей жути, но времени испугаться не хватило, а миг спустя все уже кончилось, оставив после себя камень в желудке и дрожь в конечностях. Толлеус отчего-то решил, что это какая-то чародейская техника по изменению тела, хотя логичнее было предположить простое внушение. Оказалось, искусная иллюзия, только очень качественная.

Толлеус смутно представлял себе, как убегать от погони, которая наверняка будет, и куда вообще бежать. Понятно, что невидимость не спасет, – искать будут с помощью Искусства.

Едва они с Никосом прошли квартал, как перед ними возникли ворота, за которыми начиналось Бронзовое кольцо – вотчина купцов и ремесленников. Оказывается, карета уехала от посольства не так далеко, как Толлеус полагал. По опыту искусник знал, что буквально сразу за стеной облик города кардинально меняется: здесь, в Серебряном кольце, сплошь дорогие виллы и особняки аристократов, а снаружи домики, лавочки и мастерские. Приличные, ухоженные, но по большей части деревянные, жмущиеся друг к другу, не идущие ни в какое сравнение с каменными почти дворцами, утопающими в садах за высокими заборами, что остались за спиной. Также искусник знал, что у ворот дежурят крайне неприветливые вояки, сияющие парадными доспехами, начищенными до зеркального блеска.

Толлеус решил полностью положиться в вопросе запутывания ищеек на своего спасителя. Вести разговоры с капитаном стражи он тоже не собирался. Впрочем, тут же выяснилось, что Никос также не планировал этого делать. Он и Толлеус просто прошли мимо воинов, которые даже не моргнули, не скосили глаз в их сторону. Странно, с такого расстояния должны были обнаружить, даже несмотря на невидимость. Это все-таки стратегический пост, а не просто караулка. Очевидно, какая-то чародейская техника. Во всяком случае никаких новых плетений искусник не заметил. Неплохо, даже отлично. Однако все равно следует хотя бы ускориться. Кордосский охранник уже наверняка достиг посольства и галопом возвращается с подкреплением.

Увы, идти приходилось пешком, причем без посоха, и это оказалось удивительно неудобно. Бывшему настройщику манонасосов чудилось, что он вот-вот упадет без привычной дополнительной опоры. Так что сейчас Толлеуса в первую очередь интересовало, как бы передвигаться побыстрее. Чтобы не клюнуть носом на мощеную мостовую, не напрягать старые ноги, каждый шаг встречающие болью в коленях, да и просто чтобы побыстрее. Как идеальное решение проблемы виделся Паук – шестиногий голем, с которым искусник участвовал в Турнире големов. Увы, тот навсегда потерял своего хозяина – кордосцы его никогда не отдадут. Можно сделать нового, были бы деньги. Вот только такой управляющий амулет, какой стоял там, нигде не достанешь. Разве что опять использовать сундук, набитый обычными амулетами. Да и тех в Оробосе днем с огнем не сыщешь.

Мечты о големе нарушил сам голем, материализовавшись из воздуха перед носом. Толлеус от неожиданности хрюкнул, но тут же рассмотрел, что это не его Паук, а полностью искусная копия. Очевидно, Никос постарался. Старик знал, что возможно создать такого. Но сам не пытался. Во-первых, сложно. Тут ведь для каждой детали, по сути, нужно отдельное плетение разрабатывать, а это та еще работенка. Во-вторых, маны такая конструкция будет потреблять значительно больше, нежели материальный голем, у которого мана тратится лишь на движение. И в-третьих, искусный голем не имеет веса – для него пришлось бы заново рассчитывать все движения. На подобную работу старик потратил месяц. Но удобно, что ни говори. Понадобился голем – активировал амулет, вызвал. Больше не нужен – развеял. Не надо заморачиваться с транспортировкой. Пожалуй, стоит не пожалеть времени, сделать себе такого же, если вдруг – Толлеус саркастически усмехнулся – когда-нибудь решится вопрос вечной нехватки маны.

Мысль о мане расстроила, заставила тяжело вздохнуть. Старик непроизвольно коснулся ладонью целительского жилета. Манокристаллов нет, запас в ауре от силы на день, а потом смерть – можно было никуда не бежать.

Впрочем, как заметил искусник, голем не обладал накопителями, а получал ману как будто из воздуха. Как это работает, непонятно, но если присмотреться – со всех сторон к Пауку тянулись крохотные каналы маны, похожие на воронки, раструбы которых растворялись в вышине, а ножки упирались в конструкцию. Похоже, Никос умеет экономить свои запасы, черпая откуда-то извне. Где это и что это, неясно, но если мана идет, как сейчас, подключиться несложно. Воровство? Как сказать. Видно же, что голему столько не надо: излишки рассеиваются полупрозрачным облачком, видимым в истинном зрении. Потери. Так отчего бы не подобрать ненужное?

Конечно, подбирать то, что сбросил шестиног, гораздо сложнее. Проще тянуть напрямую из канала, в итоге меньше потеряется. Но это уже может быть интерпретировано Никосом как воровство. Если заметит…

Чтобы спаситель не заметил, Толлеус сформировал плетение прямо внутри своего жилета, и сбор маны пошел только из тех каналов, что на пути к голему пронизали тело искусника. Чтобы такое обнаружить, надо постараться, – плетения жилета экранируют надежно. Все-таки нехорошо и боязно, но как быть?

Вообще интересно, что хочет Никос от старого искусника? Для чего-то ведь он его спас. Наверное, Толлеус ему зачем-то нужен. А раз так, то он должен поделиться с ним толикой маны, иначе старик умрет и не сможет ничем помочь! Такими размышлениями бывший настройщик манонасосов успокоил свою совесть. Вроде как не крадет, а берет для дела, нужного самому владельцу маны.

Поняв, что лукавит сам с собой, Толлеус непроизвольно улыбнулся. Все же настроение заметно улучшилось: теперь с искусным големом ноги топтать не надо, маны в свою ауру можно позаимствовать на пару суток, а ведь день еще только начался, до вечера далеко!

– Куда едем? – спросил он бодро, повернувшись к Никосу, который пристроился за бортом в кресле.

Надо сказать, Толлеус приспособу оценил по достоинству. У него самого в жезле было подобное плетение, но попроще – банкетка, а не мягкое удобное кресло.

– В Серебряное кольцо. Там есть таверна, я покажу, где, в которой я снял комнату на несколько дней. Там, кстати, твой ученик живет. В общем-то для него я и снял комнату, – отозвался спаситель.

– Отлично! – довольно прищурился искусник. Новость о том, что Оболиус нашелся сам собой, вселяла оптимизм. – Только зачем тогда мы прошли через ворота?

– В Бронзовом кольце наблюдательных конструктов и чародеев поменьше, – снизошел до объяснений Никос. – Объедем по кругу и через другие ворота вернемся.

Все-таки в управлении Паука и этого имелись отличия – искусный на старте дернулся так, что парень едва не свалился, от души ругнувшись. Старик тут же сбавил прыть: еще не хватало расшибить или просто разозлить своего спасителя. Нужно сперва приноровиться к особенностям нового средства передвижения.

Шестиног шагал чуть иначе, совершенно не лязгал металлом – лишь стучал лапами по брусчатке. Редкие пешеходы шарахались в стороны. Толлеус сперва нахмурился – это свидетели, которые не забудут такой картины. Хотел было предложить Никосу накинуть полог невидимости, который тот снял, едва они оказались в Бронзовом кольце, но потом подумал, что раз парень не использует невидимость, значит, решил вопрос иначе. Может, на ходу всем прохожим память чистит. Сложнее, зато нет проблем с перемещением, ведь если люди не увидят голема, то и дорогу не уступят. В памяти еще свежи были воспоминания о том, как в Беллусе старик столкнулся со стражниками, загородившими дорогу, вывалился из бадьи и разбил нос, а после провел ночь в каталажке, пока служивые расследовали происшествие.

Сперва Никос голосом предупреждал, где следует повернуть, но ему быстро это надоело, и перед носом Толлеуса повисла иллюзорная стрелка, показывающая, в какую сторону надо двигаться. Старик лишь одобрительно хмыкнул: еще бы путеводную нить по улицам проложить. Однако ее могут заметить те, кому ее лучше не видеть, так что обойдется.

Застава на выезде из Серебряного кольца,

десятью минутами ранее

Ювен подсочил как ужаленный, хотя ласковое солнышко и беззаботные трели пичуги в клетке совсем не располагали к таким прыжкам. Причины для спешки были – конструкты-надзиратели на неожиданном направлении от Серебряного кольца дружно посходили с ума, успев лишь пискнуть сигнал тревоги хозяину. А конструкты-защитники, выдвинувшись в проблемный участок, просто приказали долго жить.

Ювен пару секунд потратил на концентрацию и создание нескольких конструктов, выстроивших над его головой пентаграмму – собственная безопасность прежде всего! Далее настал черед «Ока». Юркий конструкт стрелой ринулся из кельи привратной башни.

К удивлению, снаружи ничего необычного не происходило. Там не кипел жаркий бой, вообще ничего подозрительного не наблюдалось. Это несколько обескураживало.

Аурные поисковики – новые конструкты-надзиратели, которых Ювен уже наплодил изрядно, – стаей кинулись изучать проблемную зону. Почти сразу их постигла судьба предшественников. Однако Ювен понял, что враги не подкрадываются большой толпой, прячась в окрестностях. Или же прячут свои ауры, что гораздо хуже.

Тем временем пасторальную картину замечательного утра по-прежнему ничто не нарушало. Улицы практически пустые. По другую сторону стены, в Бронзовом кольце, пешеходы есть, но далеко, и как раз там в чародейском плане все спокойно. Светло и тепло – ночная прохлада уже отступила, а дневная жара еще не навалилась толстым одеялом. Ветра нет совсем – затишье. Где-то далеко ржет конь, звякают кирасами стражники, лениво переругиваясь.

Нахмурившись, Ювен скользил взглядом по заборам ближайших вилл. Он уже выглядывал в окно, не доверяя плохонькому изображению, передаваемому «Оком».

Показалась парочка пешеходов, неторопливо направлявшихся к заставе. Молодой высокий аристократ в дорогой одежде, рядом пыхтит, прихрамывая, лысый пузатый старикашка. Для слуги слишком стар, для родственника одет слишком бедно. Аурное зрение действовало, и чародей понял, что парочка непростая. Выходит, они виновники невидимого переполоха? Как-то не вяжется вид деда с образом лихого налетчика. Доложить словесно о нештатной ситуации в «Недремлющее Око», сотрудником которого Ювен являлся, некогда. Нужно наблюдать дальше и попытаться понять, что происходит. Однако известить руководство необходимо. Ювен прикоснулся к Сути Мира и отправил сигнал. Сейчас стража остановит эту парочку, тогда всенепременно что-то прояснится.

Чародей приготовился к внезапной атаке, но он ошибся. Атака была, но опять-таки исключительно в чародейском плане, и Ювен ее проморгал. Вот вроде бы только что путники подходили к воротам, а в следующий миг их уже нет. И не потому, что они спрятались от глаз с помощью Искусства или юркнули за выступ стены, – просто враг одномоментно «выключил» всех караульных, в том числе и самого Ювена. Единственно он очнулся чуть раньше простых вояк и сумел по достоинству оценить и остатки того плетения, которое окутывало всю башню и которое сейчас дружно пожирали его защитные конструкты, и состояние стражников внизу: те стояли пустыми куклами, пялясь в никуда.

Искусство! Это очень серьезно. Пусть ничего страшного как будто не произошло, но это настоящая боевая тревога! И еще одно послание отправилось через Суть Мира в координационный центр нештатных ситуаций.

Что же теперь? Ювен не собирался сидеть сложа руки. Стая поисковых конструктов широким веером ринулась в погоню по улицам города, наблюдатели взмыли вверх и тоже потянулись вслед за первой партией. Они будут с высоты передавать изображение, осуществляя альтернативное наблюдение. Третья стая пошла по баллистической дуге ко всем заставам Серебряного и Бронзового колец.

Чародей все так же стоял возле открытого окна, и солнце светило ему прямо в глаза. Птичка все так же беззаботно щебетала в клетке, стражники, очнувшись, терли затуманенные глаза, силясь понять, что за наваждение на них нашло. Ювен ничего этого не видел и не слышал. В башне осталось лишь его тело, разум был с созданными конструктами, стремительно мчащимися по улицам просыпающегося города. Ага, на одной из улочек поисковики быстро дохнут, знакомая картина! Несколько наблюдателей подтянулись в тот район, на всякий случай забравшись еще выше. Чародей сотворил их в спешке и сразу много, поэтому качество было, мягко говоря, так себе. Однако давешнюю парочку он узнал. Аристократ и старикашка, распугивая прохожих, нагло ехали на искусном големе – том самом, с Турнира, о котором все говорят. Откуда взялся голем, непонятно. Да и не так сейчас важно. Главное, что теперь легко можно отследить маршрут искусников.

Ювен очнулся от транса, болезненно зажмурился, ослепленный солнечным лучом, сквозь круги перед глазами практически на ощупь добрался до стула и сейчас же стал пытаться установить полноценный сеанс связи с центром. Ответ пришел незамедлительно, но обескуражил чародея до глубины души: его поблагодарили за работу и… отменили поднятую тревогу.

Не сказать что Оболиус не обрадовался появлению старого учителя. Парень верил в справедливость и считал нечестным, что старика арестовали. Однако очень быстро выяснилось, что Никос не собирается оставлять оробосского мальчишку у себя, так же как не планирует брать в свою свиту Толлеуса (и через него – самого Оболиуса). Просто Рыжик как-то настроился на то, что теперь у него новый влиятельный учитель. Вроде бы все хорошо, гораздо лучше, чем, например, вчера. Вот только все равно внутреннее расстройство омрачает жизнь. Это как перед вечно голодным попрошайкой поставить на стол вкусности, кои бывают лишь по праздникам, а потом накормить его до отвала, но простой бедняцкой едой.

Старый искусник и мейх стали разговаривать. Оболиус, несмотря на юный возраст, каким-то внутренним чутьем уловил, что разговор этот очень важный и от него во многом зависит судьба его самого. Поэтому парень растопырил уши, ловя каждое слово. Но, как назло, Толлеус поспешил отправить своего помощника за отваром, а если точнее, то спровадить с глаз долой.

Тонкая резная дверь, что вела в номер, снятый господином Никосом, на удивление не пропускала звуки – напрасно Оболиус водил по ней ухом. Так что подслушать не вышло. Когда же он вернулся, выполнив поручение, в комнате перед стариком прямо в воздухе висела чуть светящаяся книга с какими-то рисунками и схемами, которые сами собой двигались и мигали, когда учитель к ним прикасался. Парень, уже привыкший ко всякого рода чудесам, находясь рядом с искусником, в другое время, может, и не обратил бы на эту книгу особого внимания. Но сейчас очень уж хотелось что-нибудь разузнать. В результате он так увлекся, что, будто трехлетний карапуз, запутался в собственных ногах, споткнулся и выронил кружку. Неизвестно, выпроводили бы его снова или нет, донеси он заказ до стола, но тут даже думать нечего – отправили еще раз. Хорошо хоть по шее не дали.

Выходя, Оболиус попытался оставить дверь приоткрытой, однако хитрость не удалась.

За беготней ученик искусника пропустил почти всю беседу. Есть отчего расстроиться. Правда, потом его все-таки допустили в комнату. Никос непонятно говорил про учебные книги, про амулеты и их искусную начинку. Кажется, делал подарки, не требуя ничего взамен. То ли традиция у его народа такая – помогать окружающим, то ли должен он что-то Толлеусу. По крайней мере, у Оболиуса сложилось впечатление, что кордосец и Никос знакомы не первый день.

А потом мейх внезапно засобирался. Перед уходом он даже обратился напрямую к Оболиусу, наказав стать великим мейхом, как сам Никос. Также он непрозрачно намекнул, что пора прекратить попытки извести кордосца на радость соотечественникам. Прямо так и сказал: «Никогда не обижай своего учителя, даже когда перерастешь его по силе и мастерству». И пригрозил проклятием за непослушание: «Иначе в душе кое-что сломается, что в конце концов приведет тебя к печальному концу».

Оболиус постоянно старался улучить момент, чтобы тоже задать несколько вопросов. Когда Никос пошел к двери, парень понял: сейчас или никогда! Но едва он открыл рот, мейх повернулся и произнес странные слова:

– Как говорил один великий маг и волшебник: «Делай добро и бросай его в море».

Мальчишка сбился с мысли и вместо заготовленного вопроса выдал неожиданное:

– А зачем его бросать в море?

Никос объяснять не стал, велел думать самому и ушел.

Искусник после этого долго сидел молча и даже вслух не разговаривал, как он делал обычно, – только губы беззвучно шевелились. Оболиус успел пообедать, когда старик вдруг всплеснул руками и затеял плести какие-то плетения, явно суетясь и тихонько ругаясь сам с собой. Плетение явно не получалось, поэтому старик досадливо хекал и остервенело тер затылок.

– Это что? – осторожно спросил помощник, когда Толлеус в очередной раз вздохнул и развеял свои наработки.

– Меня найдут, это несложно, – понизив голос, поведал учитель. – Надо подготовиться. Эх, маны мало, много тут не сочинишь. Да еще без родного посоха, через амулет как-то не так выходит почему-то.

– И что это плетение будет делать? – с проснувшимся любопытством спросил Оболиус и подвинулся поближе.

– Сильно не стукнуть, сил не хватит. Но чародеи в войну брали наших тем, что насылали целые полчища слабых мелких конструктов, которые забивали защиту и если даже не перегружали ее, то вносили такое количество помех, что искусник внутри кокона практически слепнул. Вот я решил собрать плетение, которое будет делать сотни слабых ударов. Они и без защитного пузыря будут не страшны, но восприятие собьют точно так же. По крайней мере, должны.

– И что потом?

Толлеус поджал губы. Что будет «потом», он еще не придумал. Оболиус же, чуть поразмыслив, с недетской рассудительностью привел еще один довод:

– Ваше плетение сразу заметят – это раз. Два – на много слабых ударов все равно надо много маны, а три – ловить вас будет не один человек.

Бывший настройщик манонасосов опустил плечи:

– Я знаю.

Помолчали. Через какое-то время старик заговорил вновь:

– Но как же быть? Подскажи, если такой умный. Никос привел нас сюда, но дальше нам самим не выбраться. И в гостинице отсидеться тоже не получится. У меня даже нет денег, чтобы заплатить за этот номер. И маны почти не осталось. Недалек тот час, когда за мной придут, а я здесь… – Толлеус замялся, подыскивая подходящее сравнение. – Я здесь, как улитка посреди дороги. Самому мне не уползти с нее, не спрятаться, и совсем скоро жаркое солнце высушит меня, даже если не затопчут.

– Господин Никос говорил, что встроил в ваш амулет какой-то раздел, и там теперь боевые плетения, – озвучил ученик подслушанное.

Искусник скривился, будто целый лимон сжевал:

– Точно, есть. Покопался я там. Знаешь, сколько на них маны надо? Эти плетения на поле боя хороши: взял несколько манокристаллов, настроился на вражескую армию, и все – нет ее. И даже хоронить не надо. Когда лавовое озеро остынет, ни косточки не найдешь. Либо непонятные плетения. Ясно, что огонь, воздух или даже вода задействованы, но что делают – неизвестно. Пробовать надо. Причем где-нибудь в пустынной местности.

– А за что они вас ловят? – рискнул Оболиус задать вопрос, который давно его мучил.

Сейчас, когда учитель подавлен и разоткровенничался, может, и об этом скажет. Но все-таки Толлеус размяк не настолько, чтобы признаваться.

– Задолжал я государству, – уклончиво пояснил он. – Очень много задолжал. Пришел срок возвращать должок.

Ученик легко принял такую версию – он понятия не имел, как там на самом деле живут соседи. Ему даже понравилось, что Толлеус нанес финансовый ущерб Кордосу.

– Я это… из мастерской кое-какие ваши вещи вывез, когда вас арестовали, – потупившись, признался Оболиус. – Там деньги, сундучок с амулетами, котелок, одеяла, даже своего маленького деревянного голема умыкнул и химеру Бульку. Сюда все недавно перевезли. Пригодится.

Признаться, парень сам от себя не ожидал, что вот так запросто вернет кордосцу все, что уже считал своим. Особенно деньги. Может, последние слова Никоса повлияли. Может, просто ситуация. Как бы то ни было, свершилось: Оболиус не смог удержать рот на замке.

Кажется, у искусника в уголках глаз заблестели слезы. Личные вещи – это хорошее подспорье в такой непростой ситуации. Вот только главную проблему это не решает.

Оболиус тем временем продолжал:

– Может, стоило попросить Никоса? Он все уладит.

Толлеус не глядел на Оболиуса, поэтому тот не видел грусть в глазах старика, однако заметил невеселую усмешку. Только интерпретировал он ее неправильно, поэтому кинулся защищать их общего благодетеля:

– Он обязательно поможет, он хороший!

Искусник разлепил губы и тихо, скорее для себя, ответил:

– Он, может, и хороший, но я не уверен, что он будет помогать мне. – Последнее слово Толлеус выделил особо. – Так что просить у него помощи надо, когда ничего другого не останется. Не ранее.

– Так разве сейчас не такой случай.

– Возможно, и такой. Только Никос ушел. Сомневаюсь, что мы с тобой сумеем его найти.

Оболиус задумался и неуверенно предложил:

– Они с госпожой Кариной эль Торро ходят смотреть Турнир. Можно попробовать подежурить возле ворот для благородных. Или найти их родовое поместье – имя рода-то знаем.

До сих пор Толлеус разговаривал своим обычным голосом, но тут прорезался Толлеус-спорщик и ехидно возразил:

– Ага, так тебя, оборванца, и пустили в особняк благородных господ.

– Может получиться, – не сдавался Толлеус-главный.

– Точно, только времени займет о-го-го! А Маркус, поди, уже скачет сюда во главе с отрядом искусников.

– Так что, ложиться помирать? – разозлился старик.

– Можно помолиться. Боги не откажут в такой ситуации своему любимчику!

Альтер эго подало интересную идею. Действительно, боги по непонятной причине проявляли изрядное упорство, пытаясь обратить Толлеуса в веру. Только он всячески этому противился, не доверял этим могучим сущностям, чуял подвох. Оболиус, кстати говоря, еще не знал об этом аспекте жизни своего учителя. Поэтому сейчас покосился на искусника с интересом.

– В общем, так, – подытожил искусник, оборвав себя, хотя зачастую подобные споры затягивались надолго, затихая постепенно. – Оболиус, мчись куда хочешь, попытайся найти Никоса. К вечеру возвращайся. Если меня за это время арестуют, забирай деньги и еще раз отправляйся его искать.

– А вы?

– А я буду думать, помолиться ли, и если да, то когда – сейчас или когда повезут в Кордос.

У советника императора не бывает такого, чтобы незваный визитер оказался кстати. Дела государственные, если, конечно, ими заниматься серьезно, обладают неприятной особенностью захватывать все время человека. Надо успеть поговорить там, встретиться здесь, отдать распоряжение, подписать бумагу, ознакомиться с отчетом… И в результате даже с учетом команды добросовестных помощников как-то вдруг выходит так, что выехать на охоту или провести денек в тишине в загородном доме нет никакой возможности, некогда! А потом домочадцы начинают забывать, как этот государев муж выглядит, а сам он не может обходиться без мощных стимуляторов ауры, потому что немолодому организму четырехчасового сна совершенно не хватает.

Посмотришь со стороны – знатный аристократ только и занимается тем, что ездит на приемы во дворец и званые ужины других вельмож, где кутит и веселится от души. Но нет, все по делу, все по необходимости.

К Эндонио эль Торро легко можно отнести все, что было сказано выше. Казалось бы, совсем недавно в результате сложнейшей операции удалось вызволить единственную дочь из кордосских застенков и вот снова не видишь ее целыми сутками. Более того, в связи с деятельностью заговорщиков и подготовкой к ответному удару сил на работу стало уходить еще больше. А стало быть, времени на личную жизнь не осталось совсем.

Поэтому когда противно, до зубовного скрежета, запищал-завибрировал амулет связи, Эндонио недовольно скривился: опять! Впрочем, этот вызов игнорировать не стоит. Никос. Таинственная фигура, своим присутствием вносящая хаос в сложившийся расклад сил. Однако эта сила, можно сказать, дружественная. По крайней мере, главный чародей империи, умеющий предвидеть будущее как никто иной, считает именно так. Более того, польза от этого мейха уже есть, и это если не учитывать тот факт, что он помог спасти дочь и почти зять Эндонио. То есть был почти зятем. Лулио, тот самый сильный чародей, старательно выводит настоящее на другую вероятность ради пользы родной стране, о чем честно предупредил.

Никос предлагал для связи другое средство, созданное на искусных технологиях, носящее странное название «болталка». Но по понятным причинам Эндонио от нее отказался. Связь нужна, безусловно, но это должна быть какая-нибудь безопасная или хотя бы условно-безопасная вещица вроде амулета, который могут проверить специалисты и который можно убрать подальше в случае необходимости. Никос от чародейского амулета, предложенного ему в качестве альтернативы, тоже отказался и сделал свой – высокую серебряную пирамидку, которая вполне могла служить простым украшением интерьера, если бы не ее основная функция. Увы, у нее имелся один отвратительный недостаток: сигнал вызова был настолько немелодичен, что хотелось заткнуть уши. При этом она еще начинала мигать красным, да так ярко, что опять-таки вызывала лишь раздражение.

Советник взмахом руки отослал за дверь очередного докладчика, удивленно косящегося на диковинку, и лишь после этого отчетливо произнес:

– Готов к разговору! – Эль Торро голосовой способ активации не очень нравился, он бы предпочел что-нибудь тактильное – прикосновение к пирамидке, например. Но тут уж выбирать не приходится – что дали.

Сейчас же в кабинете материализовался Никос. Точнее, как будто материализовался. Потому что, Эндонио знал наверняка, это была всего лишь иллюзия. Очень качественная, но тем не менее.

Разговаривать с Никосом вот так советнику уже доводилось. Вроде бы все как в жизни, собеседник вот он, перед глазами, двигается, реагирует на слова мимикой, выглядит так, что от живого человека не отличишь. Но все-таки каждый раз Эндонио не покидало ощущение, что он разговаривает сам с собой. Видимо, виной всему было то, что не чувствовалась аура человека, с которым ведешь беседу. Даже с чародейскими амулетами нет такой пустоты – там ты мысленно ощущаешь собеседника, а тут такого нет. Странно это, непривычно и навевает мысли о шизофрении. Поэтому некомфортно и сосредоточиться на разговоре сложнее.

– Добрый день! – донесся жизнерадостный голос несостоявшегося зятя, а его иллюзия слегка поклонилась.

– Добрый, – в свою очередь склонил голову советник. – Какими судьбами?

Никос, не дожидаясь приглашения, уселся на стул для докладчиков.

– У меня тут ситуация. Я небольшой переполох с кордосцами устроил, ну и по городу чуть-чуть. Ваше «Недремлющее Око» зашевелилось, так вы дайте отмашку, что все в порядке. Чтобы недоразумения не вышло.

Эндонио уже был в курсе беспорядка в столице и знал, чьих это рук дело, так что требуемая отмашка уже была дана. Вот только такие мещанские обороты речи советнику не нравились, впрочем, как и то, что парень не извиняется и не просит, а чуть ли не приказывает. Впрочем, это было не все.

– Искусники расстроены и тоже… – Эль Торро чуть споткнулся, но использовал именно это слово: – Зашевелились. Что с ними прикажешь делать?

Никос словно не заметил издевки или попросту проигнорировал ее:

– Думаю, сами они на рожон не полезут. Но если мозгов нет, заступаться за них не надо.

– Вы еще пол-Широтона разнесите, – нахмурился советник.

Впрочем, наглость и самоуверенность парня его в какой-то мере даже забавляли. Эндонио прекрасно понимал, что кордосцы не станут швыряться огненными шарами в самом центре Оробоса, и знал, что Никос тоже это понимает. Однако не стоит недооценивать искусников. О чем он и сказал собеседнику.

– Я поговорю с Шойнцем, – серьезно ответил парень.

– Шойнц Индергор Виртхорт – командир отряда искусников специального назначения, а не посол, он такие вопросы не решает, – возразил Эндонио.

– Возможно. Но донести мысль до тех, кто решает, сможет. Все равно я не знаю больше ни одного кордосца, а этот – человек далеко не последний.

– Зачем вообще понадобилось дергать их за усы? – спросил советник.

Четкого ответа на этот вопрос аналитики не предоставили.

– Нашлась кое-какая моя безделушка. Ценная. Ну и старичка одного решил забрать, очень уж поговорить с ним захотелось.

– И ради этого понадобилось творить такую отсебятину? Хорошо еще, что не прямо в императорском дворце! Ну почему нельзя было попросить нас, мы бы помогли и сделали все чисто и красиво. Через пару дней получил бы и безделушку и старичка. Кстати, это ведь их големщик, верно?

– Не мог ждать, засвербело, простите великодушно! – без нотки раскаяния улыбнулся Никос. – Это касается тех поисков, в которых я просил вас помочь. Да не переживайте вы так, как раз сейчас приплести Оробос к нападению на карету труднее, чем если бы с ней что-то случилось на дороге. Кордосцы знают, что во всем виноват я и никто мне не приказывал. А старик, все верно, их големщик. Насчет него у меня к вам просьба: не обижайте, приглядывайте и помогайте, если понадобится. Считайте, что он под моей протекцией.

– Он точно не заколдованная императорская дочка? Иначе я не вижу причин сдувать с него пылинки, – с каменным лицом пошутил Эндонио.

– Пылинки сдувать не надо. Просто не прессуйте, как прессуете всех искусников. Дайте вид на жительство. А я постараюсь договориться с Кордосом, чтобы те тоже его не шугали.

– Но почему? Я ведь не просто так спрашиваю. Признаюсь честно, его пытались просчитать несколько сильных видящих. Однако он уже несколько раз срывал все их прогнозы, выводя в реальность какие-то совершенно невероятные нити судьбы. А один предсказатель утверждает, что этот дед, который не сегодня завтра помрет от старости, избранник судьбы.

– Как это? – Удивление Никоса было искренним.

– Великие события, даже те, которые еще не произошли, имеют в Сути Мира след, точно борона в поле. А люди, нужные для того чтобы такое событие состоялось, – инструменты вроде плуга, заточенные именно под эту работу. Не знаю, как понятнее объяснить. Сам не силен. Это тебе Лулио лучше спросить. Так что, чувствуешь в нем что-нибудь эдакое?

Никос хмыкнул:

– Такого, как ты описываешь, нет. Правда, в чем оно должно проявляться, понятия не имею. Но странностей хватает. И сам он искусник нетипичный – успел немного с ним пообщаться. Кстати, ты говоришь, вы все время ошибаетесь с прогнозами насчет него. У моего народа есть поговорка: «Случайности не случайны». – На этих словах советник вздернул брови. – А то, что этот старик у вас на Турнире так сильно выступил, – это не то самое великое событие? Или не тот масштаб? О каком уровне вообще идет речь?

Настал черед Эндонио задуматься:

– Может, и то. А может, что-то масштабней, что еще не случилось. Если бы мы знали…

– Ну вот вам еще одна причина присматривать и не гневить судьбу, – подытожил Никос и, попрощавшись, растаял в воздухе.

Спикировав с небес, Ник эффектно приземлился перед входом в гостиницу, где снял номер для Оболиуса и куда потом подселил Толлеуса. Опытным взглядом тут же заметил изменения: на стенах и у двери появились какие-то плетения. Причин для беспокойства нет – это не посольские искусники постарались. Старикан, похоже, накрутил, потому что в большинстве своем тут простенькие сигналки. Кстати, метка Толлеуса внутри, так что Ник точно прилетел не напрасно. А вообще защитка так себе. Как-то жиденько, если сравнивать с шатром искусника в Палатке.

Проскользнул аурным щупом в здание, отыскал кордосца. В который раз поразился жилету-амулету. Интересно, зачем старик в нем столько плетений зазря гоняет в рабочем состоянии? Вроде не нужно ему столько для поддержания здоровья: целебный конструкт работает, симбионты работают, аура худо-бедно выправлена. Может быть, раньше и нужно было, но теперь ни к чему все эти альтернативные подпитки, стабилизирующие контуры и прочая магическая медицина. На Земле, конечно, тоже есть люди, которые таскают на спине рюкзак со встроенным медицинским комплексом. Но это те, кто ждет операции по пересадке органа, или те, кому в любой момент может потребоваться реанимация. Просто так зачем лишнюю тяжесть на себе катать? Может, дед еще не привык – совсем не доверяет своему здоровью? Так хоть бы включил тогда дежурный режим, а то все работает беспорядочно и вхолостую.

Ник пришел на встречу с кордосцем вовсе не для того, чтобы спросить его о жилете. Повод для визита был посущественнее. В прошлую встречу разговор пошел совсем не так, как планировалось, – эмоции, откровения. Ник тогда взял тайм-аут, то есть поспешил сбежать, чтобы привести мысли в порядок. А потом вспомнил, что поставил «болталку», а пользоваться не научил. Еще решил приободрить искусника на тему безопасности: скорее всего не будут его вязать и волочь в каталажку. Но если все-таки такое случится, то пусть звонит – могучий мейх примчится и унесет в чудесные края. Разумеется, все так и будет, если представлять дело очень утрированно. Ну и ладно. Главное, чтобы понятно было и не скучно. Скука угнетает.

Все эти новости можно было передать через «болталку» и обучение провести без личного присутствия. Но была еще одна причина, чтобы вновь вживую посмотреть на Толлеуса. В прошлый раз искусник заикнулся о том, что боги его очень любят, а Ник приметил у старика некоторые странности в ауре, еще когда проводил реанимацию в Палатке. С этим следует разобраться в свете грядущего противостояния с богом. Звучит пафосно, но этой встречи, увы, не миновать – бог уже доказал свою злопамятность и агрессивные намерения. Вечно бегать от него не получится, нужно искать если не оружие, то хотя бы информацию о противнике.

Привратник, не замечая искусных нитей, активировал парочку плетений, вежливо распахнув перед Ником дверь. Ну и ладно, пусть срабатывает. Не страшно. В гости идем, а не вражескую крепость штурмовать.

Монетка ушла на чаевые. Вторая, покрупнее, – приветливому трактирщику. Сперва по привычке заказал вино, чтобы бутылку в номер принесли, но потом спохватился, что что-то не то, – дед ведь все время какие-то отвары пил. В общем, Ник чуть задержался внизу, консультируясь с хозяином, в результате сошлись на одной хитрой настойке: минимум алкоголя, богатый травяной сбор, выдержка солидная и в качестве экзотики золотистый конструкт внутри.

Можно было дождаться, когда симпатичная девушка принесет поднос, но не стал – понес сам, стараясь не уронить фужеры. Не потому что еще монетку на чаевые пожалел, а просто ни к чему специально человека гонять, если сам все равно с оказией идешь.

Дверь в номер оказалась открыта. То ли не запирали ее, то ли Толлеус распахнул, когда идентифицировал Ника своими плетениями. Лицо искусника, казалось, с недавней встречи как-то посерело и осунулось, но губы растягивались в искренней улыбке. Если честно, зрелище не для слабонервных. Недаром говорят, что новорожденные частенько плачут, когда родные любящие бабушки и дедушки берут их на руки, – есть в старости что-то такое, пугающее. Вот и дед чем-то неуловимо напомнил Нику африканские маски, которые довелось повидать в детстве в музее, – жутковато!

Надо сказать, что Оболиуса в номере не оказалось. По поручению старика мальчишка где-то бегал в поисках самого Ника или хотя бы Карины. Дедуля хоть и выглядит словно самый убогий житель богадельни, но с головой дружит – быстро просчитал, что без помощи мейха очень скоро вернется обратно за решетку.

Несколько автономных потоков сознания – это удобно. Пока одним ведешь беседу, вторым – изучаешь ауру, третьим связываешься с Лулио де Мондо для консультаций, а четвертым мониторишь окружающее пространство.

Кстати, аурная аномалия у старика выявилась не одна, а сразу две. Первую Лулио опознал легко и поведал о ее особенностях. Ник тут же придумал ответ на вопрос, отчего к Толлеусу боги испытывают повышенный интерес. Все дело в том, что природная ментальная защита от вселения у старика отсутствовала начисто. Где у других барьер, у него дырка. Любая сущность или тот же чародей могут забраться ему в черепушку, когда сознание спит. Так что в теории, если у себя ауру в этом месте уплотнить, богу будет тяжелее устраивать всякие «напряжения энного слоя реальности». Только Ник не стал этим заморачиваться, у него на страже биокомп, который гораздо эффективнее фехтует с этими разъевшимися астральными паразитами, а плотная аура охране тоже помешает. Однако совсем без ауры, как у Толлеуса, тоже плохо: биокомп может не успеть отреагировать в случае чьей-нибудь внезапной атаки. Пассивная защита все же нужна. Важен здоровый баланс меча и щита, если говорить казенным языком.

Думал заткнуть старику эту дырку, чтобы оградить от назойливого внимания, от которого он так страдает, но, к стыду своему, не сумел. Ауру можно уплотнить и даже стабилизировать с помощью симбионтов в новом измененном состоянии, чтобы не отыгрывала назад в старую форму. Но тут как раз возникает конфликт со второй аномалией – эдакой скруткой, с пониманием сути которой Лулио помочь не смог. А ведь чародей собаку съел на аурах – все-таки повелитель чар.

Пока потягивали настойку и общались за жизнь, Ник решил посмотреть на информструктуру собутыльника и сообразил, что к чему. Помог опыт. Он ведь уже видел что-то похожее у оборотней, которые жили в уединенной деревушке в Пустошах, что между Кордосом, Оробосом и Арфикой. Нет, превращаться в псевдособаку дед не мог, но второе сознание у него было. Пословица: «Одна голова – хорошо, а две лучше» в действии, хотя по факту голова-то одна. Как взаимодействуют эти сознания, не очень понятно, и которое из них контролирует тело – тоже. Однако это его старческое бормотание в таком свете обретает новый смысл.

Аурный барьер от вселения, который Ник хотел сделать, насовсем разделит и сознания искусника. Возможно, Толлеус всегда лишь об этом и мечтал, но стоило лишь подумать о том, чтобы загубить такой уникальный экземпляр, ученый в землянине заверещал дурным голосом, велев ничего не трогать и даже не говорить Толлеусу о том, что удалось обнаружить. Прожил дед с этим сотню с лишним лет и еще проживет, сколько осталось! Да и непонятно, если честно, что получится. Может, второе сознание навсегда окажется в полной изоляции, отрезанное от всех органов чувств и возможности общаться даже со своим напарником. Так что не стоит брать такой грех на душу.

Времени на все дела ушло много – приговорили еще бутылку и успели поужинать. К концу беседы даже вернулся сердитый Оболиус, мимоходом пожаловавшись, что привратник в имении эль Торро выплеснул на него ведро с помоями и пригрозил намять бока палкой, если мальчишка не уберется. Только его жалобы не нашли отклика в сердцах слушателей. Настойка действовала умиротворяюще, настраивая на созерцательность и позитивные мысли. Если сперва Толлеус осторожно пытался выведать, откуда Ник родом, и узнать, где водятся чудеса из видений и что за искусный стиль у него, то потом разговор скатился к воспоминаниям. Старик рассказывал о своей учебе в академии, об укладе жизни в Кордосе, про войну тоже не забыл. Нику досталась скорее роль слушателя, хотя он тоже иногда вворачивал в монолог искусника словечко или даже небольшую историю. В общем, очень душевная встреча. В последний раз такое было, кажется, еще у гномов. Это вам не званые обеды высшего общества, где каждый сидит, будто кол проглотил, и поэтому ни поесть, ни поговорить нормально не может.

Расстались без пьяных объятий, но оба довольные друг другом и жизнью.