Барабанщики
На втором году нашего пребывания в училище командирам пришла в голову гениальная мысль: все учебные группы должны передвигаться по территории училища под барабанный бой. Начался процесс всеобщей барабанизации курсантских подразделений.
Наиболее прогрессивная часть курсантов (то есть все!) считала, что барабан есть фактор несвободы; и от одной мысли, что нужно будет попадать именно левой ногой в сильную долю барабанного боя, приходила в состояние благородного негодования. Мы? Под барабан?! Никогда! «Идут бараны и бьют в барабаны» – это не про нас!
По училищу прокатилась волна порчи ударных инструментов и забастовок барабанщиков. Но проявления антибарабанного радикализма были достаточно быстро подавлены командирами: испорченное имущество восстанавливалось за счет выявленных (или назначенных) виновников, а подготовка новых барабанщиков взамен сидевших на гауптвахте шла достаточно быстро.
Как бы то ни было, вскоре впереди каждого курсантского подразделения шагал барабанщик и по мере своих музыкальных способностей задавал темп движения взводов и рот.
В нашей «певческой» роте на должность барабанщика не претендовал никто. По крайней мере, на общем собрании никто открыто не вызвался взвалить на себя эту ношу… Решением командира роты барабанщиками были назначены руководитель вокально-инструментального ансамбля курсант Трифонов и прибывший недавно в наше подразделение из Рязанского автомобильного училища курсант Стрелков.
Если Трифонов был назначен барабанщиком, дабы искупить все грехи участников ансамбля, которым он руководил, то Мишка Стрелков попал «под раздачу» случайно – хотя такая популярность ему, в силу врожденного честолюбия, видимо, нравилась.
Вскоре мы поняли, что «всеобщая барабанизация» оборачивалась еще одним неудобством: все перемещения учебных групп по территории училища становились (какой бы подобрать глагол?) … осязаемыми. Бум-бум – идет учебная группа.
Бум-бум-бум, «стучали» барабанщики, и вследствие этого становились еще и невольными… ну, что ли, информаторами руководства о приближении жаждущих минимальной публичности курсантских подразделений. Так заложники известности сполна платили за свою популярность.
Дорога от первого учебного корпуса до расположения роты занимала минут десять, и для сотни полных жизни молодых людей – а уж тем более после занятий в субботу! – казалась долгой, длинной и ужасно скучной. Поэтому наш барабанщик иногда позволял себе маленькие вольности: перебивки в стиле Ринго Старра, неуставные тремоло и прочие музыкальные штучки, глубоко чуждые социалистической музыкальной культуре, но здорово поднимающие наше настроение и престиж барабанщика.
И вот, когда на полпути к казарме под невоенные джазовые перебивки в исполнении Кости Трифонова рота невольно начала игриво подпрыгивать, из кустов внезапно раздался возмущенный голос нашего ротного, категорически предписывающего всей галопирующей сотне немедленно остановиться.
Фактор внезапности, часто играющий в военном искусстве решающую роль, был на стороне командира роты.
– Курсант Трифонов, – решительно произнес командир роты, – выйти из строя! Рота, смирно!
Сотня сочувствующих пар глаз смотрели на нашего товарища, стоящего перед строем. Взволнованный (как нам показалось) голос нашего командира изрек:
– Курсанту Трифонову объявляю три наряда вне очереди за…
«За что???» – пронеслось в нашем сознании.
Дело в том, что краеугольный принцип юриспруденции «все, что не запрещено – разрешено» составлял одну из главных тайн государства победившего социализма. Но мы, курсанты второго курса политического военного училища, эту тайну знали! Играть перебивками, стучать по ободу барабана, вращать в руках барабанные палочки – все это не запрещалось ни одним документом!
Ведь и позже мы, будучи военными руководителями разного уровня, отчетливо ощутили, что поощрить или наказать «безнаказанно» человека невесть за что – нельзя! С удивлением мы узнавали, что солдата (прапорщика, офицера, да и генерала, черт побери!) нельзя поощрить за добросовестное исполнение служебных обязанностей. (Почему, спросите вы? Да потому, что добросовестное исполнение служебных обязанностей – это его долг!) А вот за проявленную при этом инициативу – можно! Но наказать за неправильную (игривую, легкомысленную) игру на барабане?..
«За что же, – терялись мы в догадках, – будет наказан наш товарищ?»
Но позволим себе создать интригу на несколько страниц вперед и вспомним еще один комический случай, связанный с барабаном.
Наша рота в чем-то провинилась, и комбат решил устроить нам перед обедом выволочку. Дело было ненастным предзимним днем. Накрапывал мелкий дождь. Учебные группы, особенно пришедшие с полевых тактических занятий и физической подготовки, жаждали активно поучаствовать в процессе «приема пищи»…
Рота стояла в линию взводных колонн на плацу училища, спиной к столовой, метрах в ста от нее. Комбат был убедителен, слегка ироничен (и это было не последнее его оружие) и изобретателен. Он говорил о верности долгу, о единстве армии и народа, о важности строевой слаженности курсантских подразделений…
Наконец звучит долгожданная команда:
– Рота! Повзводно! Правое плечо вперед, в столовую шагом марш!
Ротный барабанщик начинает движение, задавая бодрый ритм. Но личный состав роты сегодня демонстрирует отсутствие резвости в выполнении команд командира. Внешне – все чинно и пристойно, но напряжение внутренним трансформаторным гулом дает о себе знать. Попытка отправить мятежную роту на прием пищи вызывают показательное, нарочито неуклюжее топтание курсантского подразделения. Наверное, так дурно воспитанный молодой человек, приглашенный, как ему кажется, не очень симпатичной барышней на «белый танец», ленивыми движениями демонстрирует свое нежелание отдаваться танцу.
Наш комбат хороший психолог, и, дабы избежать конфронтации с закусившей удила массой, умело балансирует «на грани фола». Он возвращает курсантские группы в исходное положение и с присущим ему чувством юмора отпускает какую-то шутку.
О его величество смех! Скольких конфликтов удалось избежать благодаря этому врожденному человеческому свойству! Ученые выяснили, что естественный смех успокаивает нервы, способствует выделению «гормонов счастья» – эндорфинов и уменьшает количество гормонов стресса.
Мы смеемся и отчетливо ощущаем, что досада на плохую погоду, «несвоевременную» требовательность комбата и задерживающийся обед улетучивается! Этой мыслью я спешу поделиться со стоящим рядом моим товарищем Толей.
– А ты посмотри назад – еще веселее будет! – отвечает Анатолий.
Оборачиваюсь и вижу, что не расслышавший команду вернуться в исходное положение наш барабанщик Мишка, чеканя строевой шаг под собственный барабанный бой, подходит к столовой. Даже со спины видно, что он доволен собой и жизнью. Он снисходительно смотрит на почему-то остановившихся первокурсников и замершую на крыльце столовой с дымящейся папиросой в руке повариху Петровну, которую, казалось, в этой жизни удивить чем-либо практически невозможно.
Дойдя до места, где обычно командиры останавливают подразделения, Мишка замедлил шаг и обернулся.
Барабанный бой неоконченной музыкальной фразой повис над плацем. Метрах в ста в конвульсиях полулежала курсантская рота, как будто подкошенная картечью меткого артиллерийского выстрела. А за ротой возвышалась статная фигура командира батальона, который одной рукой старался удержать на своей голове папаху, подпрыгивающую от смеха…
– Курсанту Трифонову объявляю три наряда вне очереди за…
Рота замерла в ожидании вердикта.
– …за извращение игры на барабане!!! – отчеканил командир.
Так наш ротный показал оригинальный пример формулировки в дисциплинарной практике, а Костя стал, наверное, единственным военнослужащим в мире, получившим взыскание за извращение игры на музыкальном инструменте.