Глава 3
Немного о старых тайнах, или чего не терпят в Дивнолесье
Торк вывел эльфийку через калитку за пределы охраняемого периметра. При этом верный страж, помнящий добро, не забыл главного. Легонько (чтоб всего метра два, а не до ближайшего дерева летели) дал в зубы каждому из острословов-стражей, только-только прочихавшихся до печенок и имевших зеленоватый вид. Он готов был, исполняя приказ Взирающего, следовать за целительницей по пятам до дверей ее особняка, но Тиэль притормозила ретивого охранника.
– Спасибо, дорогу домой я найду. В крайнем случае, коль заплутаю, проводит граф. Он все-таки в Примте побольше нашего обитает. Тебе лучше вернуться к Ксару. Учти, эльдаль не панацея. Средство исцеляет, но пищи и воды не заменит. Если твой друг не желает рухнуть от истощения через несколько часов, пусть поест. И еще напомни ему при случае о надписи над дверью особняка. Я не торгую зельями, я даю советы и решаю проблемы. Не стоит беспокоить меня по пустякам.
– Передам, – уважительно заверил Торк эльфийку и неожиданно для самого себя поклонился так низко, как не кланялся никогда и никому, даже в храмах.
Тиэль ответила ему царственным кивком, натянула капюшон на голову поглубже и устремилась прочь летящим шагом.
– В покое не оставят, – задумчиво протянул парящий рядом с неслышно ступающей легконогой спутницей Адрис.
– Пусть платят. Местные законы нарушать не буду даже за золото, только к дому привыкла, не желаю бегать, – поразмыслив, практично ответила Тиэль.
– Это да… нас заставить невозможно, кто попробует – кровью или слезами умоется, а то и понос прошибет, – хохотнул дух, успевший за год составить о хозяйке особняка собственное мнение и считавший их тандем одним из восхитительнейших развлечений за последнее столетие.
В животе эльфийки совсем не возвышенно забурчало, словно какой-то мелкий, но очень сердитый зверек соглашался с суждением призрака.
– Ты так и не пообедала! Все время забываю, как часто вам, живым, нужно есть! – спохватился Адрис и завертел головой. – Может, у лоточников чего купишь или в таверну зайдешь?
– Тебе не терпится ввергнуть меня в неприят… ой, прости, приключения или отравить? – скептически уточнила Тиэль, морщась от одного запаха горелого масла, которым разило от аппетитных с виду пирогов.
– До чего ты привередливая эльфийка! – посетовал дух с легкой досадой на свою невнимательность. Надо было напомнить об обеде прежде, чем отправляться спасать Взирающего. Авось не помер бы за полчаса, пока трапезничала целительница.
– О да, только гоблинскую стряпню вкушаю, – согласилась эльфийка под смешок Адриса.
Первое время в купленном и приведенном в порядок особняке они, найдя общий язык с изнывающим от скуки призраком, жили вдвоем. Готовила Тиэль неплохо, но редко, предпочитая перехватить на ходу яблоко или булочку из ближайшей пекарни, с которой договорилась о доставке и чьи запахи не смущали чуткий эльфийский нос. Итог такой политики был печален. Исхудавшая в разлуке с Дивнолесьем, оторванная от сердца родины – Рощи Златых Крон, где росло Перводрево, лишенная возможности впитать жизненную силу великих мэллорнов, изгнанница вовсе стала похожа на тень.
Гулд постучалась в ее дверь от безнадеги. Невестка ждала второго ребенка, а сын потерял работу в лавке и метался по городу в поисках нового места. Отважная гоблинка не убоялась даже явившегося перед ней Адриса, представшего в одном из своих кошмарных обличий. Такая отвага не могла остаться безнаказанной! Тиэль, в очередной раз позабывшая приготовить ужин и почти весь день провозившаяся в оранжерее и мастерской, предложила просительнице проследовать на кухню и сотворить что-нибудь съедобное из имеющихся «объедков». Еда Гулд, тридцать лет проработавшей на кухне в баронском особняке и ушедшей оттуда из-за скандала с молодым привередливым хозяином, оказалась неожиданно вкусной. Потому эльфийка смела ужин со стола, почти не глядя, и предложила гоблинке должность приходящей кухарки, чтоб та и дома родным помочь могла, и Тиэль голодной не оставалась. На том и сошлись.
– Лейдин, подайте медную монетку на хлеб! – метнулась к эльфийке мелкая фигурка.
– Прости, дитя, у меня нет при себе ни единой медной монетки, – качнула головой Тиэль. – Но если дойдешь со мной до особняка Проклятого Графа, вынесу тебе полкаравая вчерашнего хлеба.
Ответа не последовало. Пацан свел пальцы в фигу, отводящую зло, сплюнул в сторону и метнулся прочь. Видимо, есть он хотел меньше, чем жить. Эльфийка повела плечом и продолжила путь.
– Замечательная у меня репутация, – довольно констатировал граф.
– Пожалуй, – согласилась собеседница. – В дверь стучатся лишь те, кому это воистину необходимо.
Поначалу, когда она только написала объявление над дверью, клиентов не было вовсе, жила лишь на деньги, вырученные от продажи редких для Примта растений. На покупку особняка ушли почти все прихваченные из Дивнолесья монеты. Но потом нашелся один отчаянный смельчак, чьи нужда, любопытство и надежда пересилили страх, потом второй, третий. И покатилась по городу молва о тощей эльфийке, обосновавшейся в Проклятом особняке, берущей за помощь много, но помогающей, коль взялась, почти всегда в любом самом странном деле. Рекой деньги не текли, но на пропитание и кое-что для любимой оранжереи стало хватать.
Особняк встретил хозяйку тишиной и тонкой нитью аромата эльдрины, просачивающегося даже из-за закрытых дверей оранжереи поверх запаха старинной мебели и вездесущей пыли, с которой успешно боролись пронырливые шарики-пылеглоты.
Эти растения в форме небольших шаров – разновидность перекати-поля с воздушными корешками – обеспечивали чистоту во всех эльфийских домах, поглощая мусор, пыль и мелкие отходы. В особняке же Адриса, не знавшего уборки более столетия, шарики быстро подросли, частью и вовсе отъелись до гигантских размеров и теперь были не с кулачок ребенка-человека, а с голову взрослого тролля. Но уборщики жили в доме менее года, а мусор и пыль копились гораздо дольше. Потому работы и пищи у растений был еще непочатый край.
Скинув плащ, обувь и омыв руки, хозяйка поспешила на просторную кухню с пятью печами, из которых исправны были аж целых три. Еще две можно было бы починить, пригласив печника, но эльфийка не видела смысла в расходах. Рагу Тиэль вытащила из шкафа-хранилища, уцелевшего еще со времен графа Адриса. Помещенное внутрь теплым, мясо таковым и оставалось. Но сейчас эльфийке захотелось горячего. Несколькими огненными импульсами она подогрела блюдо. Власти над огненной стихией у лесной девы хватало лишь на этакую малость.
Вооружившись ложкой и взяв кусок хлеба, Тиэль вспорхнула на табурет у широкого стола и накинулась на еду. Адрис присел или, скорее, завис над соседним табуретом, наблюдая за эльфийкой с почти ностальгическим умилением, смешанным с некоторой завистью. В ответ на вопросительный взгляд – набитый рот не располагал к беседе – призрак заметил:
– Я любил здесь перекусывать. Удобнее, чем в гостиной, без десяти смен приборов, блюд и вечно сующихся под руку слуг…
– А мне всегда больше у костра в лесах есть нравилось. Выводили из себя все эти три лепестка на одной тарелке, которые с десятью церемониями пятью столовыми приборами надлежит перемещать в рот истинной лейдин из рода Эльглеас, – в ответ хмыкнула Тиэль.
– Венец! – услышав мелодично-величественное слово «Эльглеас» и будто очнувшись от наваждения, выпалил призрак. Только сейчас он вспомнил о полученном от молодоженов в оплату за настойку украшении. – Где?
– Где? – повторила вопрос, отложив ложку и хлеб, и нахмурилась эльфийка. Слишком странным ей казалось выскользнувшая из памяти новость. Но спустя несколько секунд Адрис отшатнулся от собеседницы и грязно выругался, наставив палец ей на голову.
– Он все время был на тебе, и я его не видел! Как?!
Тиэль задумалась и почти помрачнела, касаясь пальцами реликвии рода.
– Я тебе говорила, старые эльфийские украшения сами становятся с течением времени артефактами, даже если изначально создатели и не вкладывали в них магических свойств. Венец в некотором роде разумен и рад возвращению потомку законного владельца. Покидать свое место он не намерен, опасается, что опять потеряют. Мешать не будет, но настойчиво советует голову от тела не отделять – обратно прирастить не сможет.
Адрис хохотнул, окинул взглядом скромный наряд эльфийки, сидящей на грубом табурете, фарфоровую глубокую тарелку и небрежно отрезанный и надкусанный шматок хлеба. Изящное украшение владык Дивнолесья смотрелось на головке Тиэль удивительно уместно несмотря ни на что. Так же уместно оно выглядело бы в золотых волосах девушки, наряженной в переливчатые ткани дивных или в затрапезную форму наемника. Универсальность, похоже, была еще одним свойством реликвии и самой Тиэль. Как бриллиант не марай и не прячь, он бриллиантом останется.
– Древесный Трон себе отобрать не хочешь? – прикинул карьерные перспективы соседки призрак.
– Снова есть три лепестка на одной тарелке с десятью церемониями пятью столовыми приборами? – ужаснулась Тиэль и, скрестив руки на груди в жесте великого отрицания, отчеканила: – Ни за что!
– А месть? – Ветерком пронесся по кухне коварный вопрос.
– Иная месть может стоить жизни. Но никакая месть не стоит лишения удовольствий от жизни, – философски ответила она.
– Да… порой мстишь больше себе, чем кому-то иному… – тихо согласился призрак и осторожно заметил: – Я не спрашивал тебя прежде о причинах, по которым ты оставила родные края…
– Официально меня приговорили согласно ветхому закону три тысячи двести двадцатилетней давности. Он запрещал эльфам вкушать сырое мясо. А я любила после охоты отведать парной печени и не скрывала своих вкусов.
– Из-за такой глупости? – возмущенно вскинулся было Адрис и тут же осекся: – Ты сказала: «Официально»…
– Настоящая причина пошла и стара как мир – я отказалась разделить ложе с владыкой Дивнолесья. Трижды отвергла его предложение, в третий раз – аж брачное, – с кривой усмешкой поведала Тиэль, машинально отщипывая и бросая на тарелку хлебные крошки. – А когда меня стошнило от ухаживаний Диндалиона, сдобренных бокалом с разжигающим похоть зельем, на его же парадные одежды, самолюбие владыки такого оскорбления не снесло. Меня приговорили к изгнанию. Мои родные знатны и талантливы, но идти против Древесного Трона и клятвы, вызывая раскол в Дивнолесье… Я предпочла уйти. Ты знаешь, Адрис, почему в Примте и иных землях так мало эльфов?
– Говорят, вы не можете без своих лесов, – вспомнил граф старинную поговорку «Сохнет, как эльф без леса».
– Правду говорят. Нас питает не только пища насущная, но и сила Дивнолесья, сосредоточенная в Роще Златых Крон, где растет Перводрево – основа леса. Без этой силы можно жить, но тяжело. Как человеку на скудном пайке из черствого хлеба и кружки воды. Перед тем как покинуть родные леса, я побывала в роще. Даже Диндалион не посмел мне запретить. Может, рассчитывал, что я передумаю и брошусь к его стопам, умоляя о милости. Не дождался… Когда я приникла к стволу великого Перводрева, прощаясь, оно сделало мне щедрый подарок. Тайно вырастило побег, обвивший мою щиколотку. Так что часть силы сердца Дивнолесья я унесла с собой. Из того маленького ростка за год выросло то самое деревце, которое ты видишь в оранжерее.
– Если с тобой сила Дивнолесья, почему ж ты такая тощая, будто и в самом деле с хлеба на воду перебиваешься? – возмутился Адрис внешним видом подруги, воистину ставшей лучшей иллюстрацией ужасов голодовки.
– Маленькому мэллорну нужна вся сила, чтобы расти, он еще слишком мал. Как я могу выкачивать соки из малыша? Он и так дает больше, чем прошу! – укоризненно возразила Тиэль и, собрав корочкой с тарелки все крошки, пропитавшиеся мясной подливой, отправила в рот.
Призрак спорить о преимущественном праве на жизнь у двуногих перед растениями не стал. Все равно бесполезно! Он уже прекрасно знал о легкой степени помешательства эльфийки на почве заботы и любви к тем, которые с корешками и листиками. Адрис молча подождал, пока Тиэль прожует и запьет рагу соком. Лишь после этого задумчиво уточнил:
– Он настолько был противен тебе, этот Диндалион? Неужто среди эльфов затесался уродец?
– Внешне наш владыка – один из прекраснейших эльфов Дивнолесья – золотые волосы плащом до икр, глаза – живые изумруды, губы будто отведали свежей малины… Есть что воспеть придворным менестрелям и о чем грезить девам. Но ты знаешь, я куда больше люблю общество растений, чем людей, – в свою очередь, немного помолчав, открылась Тиэль. – Я вижу иначе. И краски внешние не могут скрыть внутренней грязи. Диндалион словно гниет изнутри, как сорванный и позабытый алос. С одного бока еще золотится, а с другого – уже серый пушок гнили, достающий до косточки. И запах… запах оставленной в тепле и прокисшей каши.
– Бедная моя! У тебя всегда так и со всеми? – пожалел Адрис, только сейчас уяснивший, откуда проистекают стойкое нежелание Тиэль общаться с живыми долее необходимого и общая неохота покидать особняк без особой на то нужды.
– Всегда! – спрятала носик в кружку с соком собеседница. – В лесу было проще, любое из растений удивительно гармонично! В животных редко дурные оттенки цветов встречаются.
– Вот почему ты Проклятый особняк домом выбрала! Ради одиночества. Потому и одних на порог не пускаешь, а других, кого я сам бы с крыльца спустил, побеседовать зовешь. Неужто этот тролль сегодняшний, Торк, красивого цвета и пахнет приятно? – Неподдельно заинтересовавшись, призрак принялся выпытывать подробности с рвением ревнивого мужа.
– Гнили в нем нет, он как кусок каменного дерева с железными заклепками пахнет, а цвет темной зелени с медными прожилками. Глаз не колет, – прикрыв веки, будто сейчас разглядывала тролля мысленным взором, поведала эльфийка.
– И Ксар тоже деревянный? – с усмешкой вспоминая, как он справедливо обозвал нынче Торка дубиной, продолжил допытываться призрак.
– Нет. Просто он гораздо чище Диндалиона, скорее, походит на слиток металла в скорлупе засохшей и местами отвалившейся грязи, и запах такой же, – оценила свои впечатления от общения с Взирающим эльфийка.
Закончив трапезу, она составила посуду в таз с водой, вытерла со стола и собралась уже было идти в мастерскую, когда ее нагнал тихий вопрос в спину:
– Тиэль, а я? Меня ты видишь? Или призраки…
– Вижу, ты походишь на друзу цветного хрусталя и пахнешь штормом, – ответила эльфийка и прикрыла дверь. – Интересное и красивое сочетание!
Адрис неожиданно громко расхохотался, запрокидывая голову:
– Я ее все пугать пытался и никак понять не мог, почему не действует, а она, зараза, любовалась!
– Меня с детства дедушка за проказы невыносимой называл и хворостиной грозил, а уж когда Дивнолесье и его владыка не снесли, я точно убедилась, что не ошибся с оценкой старый артефактор, – согласилась Тиэль и отправилась творить обещанную молодоженам настойку.
Свежие листья дали растения из оранжереи, все остальное пришлось делать самой. Освободилась травница лишь под утро, взмыленная, будто не редкое зелье готовила, а пробежала вокруг городской стены как минимум три раза с Торком на закорках.
Есть не хотелось. Эльфийка только приняла ванну и рухнула на кровать. Настойка глеасэль осталась на столике в мастерской: дивной красоты изумрудная субстанция, испускающая бело-золотое свечение. Адрис прилетел полюбоваться, да так и завис над тремя флакончиками, подобными легендарным вечно сияющим фонарям Великой Матери, создательницы мира, отгоняющим любой недуг и потустороннее зло. Кто знает, из чего делали эти артефакты прежних времен? Может, они и были этой самой настойкой? Хотя… вряд ли. Ведь призрак рядом с фиалами испытывал никак не ужас, а истинное умиротворение. Но, может, это он, Адрис, был неправильным призраком? Так и не решив сию дилемму, ужас особняка еще немного полюбовался творением Тиэль и исчез из мастерской.