Вы здесь

Тимур и его небо. Тимур и его небо (Л. Л. Северикова, 2009)

Тимур и его небо

Рысью в сердце вцепилась беда,

Земля черной зияет могилой…

Не поверю я никогда,

Что не будет тебя, любимый!

Ночь удушьем сдавила горло,

Я сжимаю руки в бессилье,

А в глазах твоих, как осколок,

Встало небо отчаянной синью.

Непокорство темных кудрей

Я уже не сожму в ладонях,

На распутье слез и скорбей

Мое сердце пусть похоронят.

И лишь только закрою глаза,

Снова вижу: безудержно смело

Мальчик мой, голубая звезда,

Синей птицей врывается в небо!

Эти стихи были написаны мной в 1979 году в городе Острове, когда мы с Тимуром еще не были женаты. И именно в Острове спустя 20 с небольшим лет так страшно оборвалась жизнь самого дорогого для меня человека…

Тогда, в 1979-м, меня потрясла случайность, которая могла оказаться для Тимура роковой: при стрельбе по мишени на малой высоте, на морском полигоне, осколок от выпущенного Тимуром снаряда попал в двигатель его самолета.

За два года до этого в Сиверской, под Ленинградом, погиб самый близкий его друг – Женя Белунов. Я видела, каким ударом это было для Тимура, и, впервые столкнувшись с настоящей трагедией, поняла: чтобы стать достойной женой летчика, надо быть готовой к любым испытаниям, которые могут выпасть на его долю.

Тимур даже в самые страшные моменты жизни ни разу не усомнился – летать ему или нет: он настолько был одержим небом, что стискивал зубы и шел дальше к своей цели. Каждое летное происшествие становилось для него серьезным уроком, который делал его сильнее и увереннее.

А еще ему помогал потрясающий оптимизм и вера в свои силы. Тимур часто подбадривал меня: «Вот увидишь, все будет хорошо!» – и эти слова поддерживали меня на протяжении всей жизни, может быть, потому, что я безоговорочно верила ему.

* * *

Мы познакомились в 1967 году в Ессентуках, в детском санатории, когда нам было по 13 лет; Тимур приехал туда из Ленинграда, я – из Москвы. Тимур не был похож на других мальчишек: с озорными глазами и копной русых кудрей, невысокий, подвижный, веселый и, несмотря на свою бесшабашность, очень аккуратный, он излучал какую-то радость и всегда был душой компании. Девчонки так и бегали за ним, а он, вернувшись в Ленинград, сказал маме: «Я встретил девочку, на которой женюсь!» Поразительно, но именно это и произошло спустя 14 лет.

У Тимура все сбывалось. В 13 лет он сказал мне, что будет летчиком, а я хотела стать учителем литературы, и наши мечты осуществились. Уже тогда я услышала от него: «В нашей стране будет авианосец, и я буду с него летать!» – сбылось и это. Он знал все корабли и самолеты мира, все их технические и летные характеристики. В то время добывать такого рода информацию было непросто, специальные журналы по авиации выходили небольшими тиражами, в основном на иностранных языках, и я помню, как мой папа переводил для Тимура статьи с немецкого и чешского. А книги о моряках, справочники по иностранным флотам попадали к Тимуру благодаря дяде, Николаю Марковичу Ильенкову, морскому офицеру. По одному только силуэту самолета или корабля или какой-то их части Тимур мог определить тип судна, принадлежность его какому-либо государству и, что особенно важно, подробно рассказать обо всех его технических возможностях. В этом плане он был ходячей энциклопедией.

Мечта о небе появилась у Тимура в самом раннем детстве, когда он с бабушкой и мамой (после развода родителей) переехал из Тбилиси в Североморск, к дяде Коле. Николай Маркович, заменивший ему отца, очень грамотный, честный, принципиальный человек, стал для Тимура образцом морского офицера.

Как-то совсем маленьким Тимур летел с мамой в самолете ЛИ-2, и командир экипажа посадил его на место второго пилота. Тимур минут 30 держался за ручку управления («бублик», как его называли), а потом спросил у летчика: «Почему вас в кабине двое?» «Это транспортный самолет, – ответил тот, – но есть самолеты, которыми пилот управляет один. Они называются истребителями». «Вот это мне подойдет!» – произнес Тимур.

В шестилетнем возрасте он оказался в Верхней Ваенге на похоронах экипажа разбившегося Ту-16. Именно тогда он окончательно решил, что, когда вырастет, станет летчиком и будет летать вместо тех, кого сейчас хоронят.

В 1962 году, после перевода Николая Марковича, семья попала в Кронштадт, а в 1964-м бабушка и мама с Тимуром переехали в Ленинград. Эти две русские женщины отдавали мальчику всю свою любовь и, хотя достатка в доме никогда не было, старались, чтобы ребенок ни в чем не нуждался. Тимур их просто боготворил, а став взрослым, всегда помогал им и заботился о них.

Бабушка Тимура, Александра Федоровна Ильенкова, была родом из далекой сибирской деревни. По рассказам Тимура, растила его в основном она, так как мама, Марина Марковна, работала – преподавала в школе, да и часто болела. Бабушку Шуру Тимур ласково звал Шуравкой. От этой простой и очень мудрой женщины, великой труженицы, он перенял жизненную стойкость и оптимизм, умение противостоять трудностям и невзгодам, трудолюбие, удивительную неприхотливость в быту и даже веру в народные приметы. Я тоже многому училась у Александры Федоровны.

Наверное, оттого, что Тимур рос в женском окружении, у него сложилось рыцарское отношение ко всем женщинам. Если он шел в какую-нибудь семью, в его руках всегда были цветы и торт для хозяйки дома. В общественном транспорте он не мог позволить себе сесть, какой бы ни был уставший. Иногда в метро я говорила ему: «Тимур, садись, ведь место свободно», – а он отвечал: «Зайдет на следующей станции какая-нибудь женщина, и я все равно встану. Лучше и не садиться». На службе он для каждой сотрудницы находил приветливые слова. А если погибали его товарищи, Тимур, как мог, поддерживал их вдов и детей.

* * *

Мужское воспитание Тимур получил уже в Нахимовском училище. На его решение поступать в морское училище, безусловно, повлиял авторитет Николая Марковича. Отчасти Тимур пошел туда еще и потому, чтобы немного легче стало маме и бабушке.

Одноклассники по училищу вспоминают, что Тимур был самым маленьким в классе, но очень живым, ловким. Поэтому, следуя негласной традиции выпускников-нахимовцев, именно ему выпало начистить нос Петру I на барельефе, расположенном на фронтоне здания. Училище находилось в строительных лесах, и когда Тимур добрался по ним до барельефа, его «застукало» начальство. За это его чуть не исключили, и только благодаря тому, что напарником его в этом рискованном деле был внук адмирала Игорь Терпогосов, он чудом остался в стенах училища.

Среди мальчишек бывали конфликты, доходило и до потасовок, и Тимуру не всегда хватало физической силы постоять за себя. Однажды, доведенный до отчаяния, он подошел к двум верзилам-старшеклассникам и сказал: «Лучше убейте меня, но издеваться над собой я не позволю!» И столько в глазах его было решимости и внутренней силы, что больше его никто не трогал.

Значок Нахимовского училища Тимур никогда не снимал с мундира и с большой теплотой отзывался о своих наставниках и однокашниках. «Я горжусь тем, что окончил Нахимовское училище, там меня закалили, сделали настоящим мужчиной, воином».

Спустя многие годы, после трагической гибели Тимура, его товарищи-нахимовцы, Александр Медведев и Сергей Захаров, на средства, собранные однокашниками, закажут в мастерской Льва Кербеля памятную доску, посвященную Тимуру, и откроют ее в Нахимовском училище. Удивительно, но дух нахимовского братства связал людей навсегда, «куда бы их ни бросила судьбина», где бы они ни служили и чем бы ни занимались!

После окончания Нахимовского следовало поступать в высшее военно-морское учебное заведение, а Тимур мечтал о небе. И он написал письмо Адмиралу Флота Советского Союза С. Горшкову с просьбой, в виде исключения, направить его в летное училище. «Я не предам Военно-морской флот, я глубоко убежден, что у Советского Союза должны быть авианосцы. После окончания Ейского летного училища вернусь на флот и буду летать с авианосца…» И Главком дал нахимовцу добро. Так две стихии – небо и море – соединились и стали главными в жизни Тимура.

* * *

Тимур притягивал окружающих высокой порядочностью, честностью, и еще он был очень веселым человеком, остроумным рассказчиком и заряжал всех своей энергетикой и жизнелюбием.

Наши встречи в Ленинграде, когда Тимур был сначала нахимовцем, потом курсантом Ейского высшего летного училища, а я – студенткой Московского педагогического института, были просто праздником, наполненным смехом и фейерверком экспромтов и шуток. Мы дружили втроем: с Надей, студенткой медицинского училища, мурманчанкой, познакомились в том же санатории в Ессентуках. Тимур тогда придумал для меня массу забавных и ласковых слов, которые звучали у него как стихи, и повторял их беспрестанно, я же только смеялась в ответ и отвечала остротами. А в последний день, когда Тимур должен был улетать в Ейск и позвонил вечером, чтобы попрощаться, я в трубку повторила все его нежные слова, как заклинание, и адресовала их ему… И совсем поздно, когда мы с Надей уже легли спать и обсуждали минувший день, вдруг в дверь раздался звонок. Мы никого не ждали и оторопели, когда открыли дверь: на пороге стоял Тимур. Он не смог улететь после разговора со мной, сдал билет и вернулся. И это был еще один веселый и незабываемый вечер.

* * *

О своей курсантской жизни Тимур всегда рассказывал с воодушевлением, ведь именно там осуществилась его мечта. С огромным уважением он отзывался о многих своих учителях, а дружба с однокашниками осталась на всю жизнь.

Особенно сильное влияние оказал на Тимура его первый инструктор, Владимир Алексеевич Абрамовский, получивший среди курсантов прозвище «Рэд» за ярко-рыжий цвет волос. Рэд, отличный летчик и добрейшей души человек, был сторонником жесткого обучения и учил ребят не просто летать, а драться в воздухе. Он первым показал Тимуру фигуры пилотажа, которые курсантам знать не полагалось, демонстрировал все боевые возможности Л-29. И уже в училище Тимур освоил боевое маневрирование, косой пилотаж, нестандартные маневры, которым впоследствии обучал своих подчиненных.

Абрамовский жестко готовил новичков к стрессовым ситуациям. Он мог в полете выключить двигатель, отключить основные пилотажно-навигационные приборы и следить за поведением курсанта; учил садиться на дорогу. Впоследствии, к сожалению, его отстранили от инструкторской работы, но он, по словам Тимура, сумел заложить фундамент, научил правильно относиться к летной работе, к небу, к боевой машине. «Многие инструкторы – старшие лейтенанты, капитаны, по сути, сами еще мальчишки, – вспоминал Тимур, – работали с нами в небе от зари до зари, и благодаря им жива наша авиация».

В Ейском училище Тимур летал на Л-29, МиГ-15, МиГ-17 и Су-7. Один раз он чуть не погиб. На Су-7 при посадке допустил ошибку, которая привела к уклонению самолета от оси взлетно-посадочной полосы. Для исправления этого уклонения Тимур, как говорят летчики, «дал ногу», то есть энергичнее, чем требовалось, двинул педалью, управляющей рулем направления, – и самолет вдруг стал на крыло с креном, близким 90 градусов. Тут же он дал ногу на противоположную педаль – и самолет сел нормально. Его тогда даже не ругали – так были напуганы.

* * *

Письма Тимура из летного училища, из Острова, Калининграда проникнуты счастьем: он летает! Наверное, летчики – особые люди, потому что только им открывается красота, не доступная больше никому. Да и отношение к земному существованию из заоблачной выси совсем иное. Тимур не представлял себя без неба, оно было его жизнью. Вот некоторые строчки из писем, которые я могу перечитывать бесконечно:

«Как это говорится: «Не бойся друзей своих – в худшем случае они могут предать; не бойся врагов своих – в худшем случае они могут убить; бойся равнодушных – это по их молчаливому согласию вершатся на земле все беды…» Если я исказил, а точно я и не могу помнить, извини мое невежество. Но только равнодушных я ненавижу! Если бы мог – всех равнодушных передушил! Согласен с тобой, что пусть лучше жизнь будет полосатой, чем серой. Когда мне тяжело было в Батайске, залезал в кабину и, захлопнув фонарь, сидел там часами. А сейчас и в самолет пока не пускают… А в Зернограде на полетах мне ни разу плохо не было – летали! В отпуске сначала было так скучно, не удрал обратно только из-за того, что мама с бабушкой по полгода ждут. Не знал, куда деваться. Вообще, если меня спишут с летной работы, не знаю, что со мной будет. Тогда точно жизнь станет серой». (1974 г.)

«Ребята в училище веселые, да летчикам и нельзя другими быть – и так недолго живут. … «Болото» у нас тоже есть. «Болотом» мы называем тех, кто не имеет ни своего взгляда на жизнь, ни твердых убеждений «и нашим и вашим». А равнодушных, которым все «до лампочки», презираю. Их ничто не интересует, ничто не трогает. У нас есть ребята, с которыми большинство в бой в паре не пошло бы. Летчикам очень важна взаимовыручка, дружба, а есть такие, с которыми соседями по тумбочке никто не хочет быть, не говоря о том, чтобы лететь вместе на задание. Есть у нас и любители легкой жизни, не приспособленные ни к физическому, ни к умственному труду. Все их способности и ум идут на то, что они обманывают девчонок, не только таких, подобных им самим, но и настоящих, делают их несчастными. Есть категории людей, которых нельзя обманывать, иначе они в жизни никому и никогда не поверят больше. А вскружить голову девочке нетрудно, но это не только нечестно, но и подло». (1974 г.)

«В Острове буду еще неопределенное время, если переведут – сразу напишу. Наконец то начали летать (после праздников). Постепенно приобретаю душевное равновесие. Летать все-таки здорово! Все больше радуюсь, что не ошибся в выборе профессии. Страшно подумать, что из-за чего-нибудь спишут с летной работы!» (1978 г.)

«Был у Жени Белунова на могиле; встретили его родители меня как родного; в субботу приехал его брат (с ним я знаком еще с курсантских лет). Подержал в своей руке ручку управления Женькиного истребителя (это все, что от него осталось), еще раз убедился в правильности выбора своей профессии. За высоту, за красоту приходится платить очень дорого, но на место погибших должны вставать другие, иначе наше небо некому будет защищать. И если бы Женьке сейчас довелось воскреснуть всего на полчаса, поверь мне, Цыпленок, он опять бы сел в кабину. Он безумно любил небо!» (1978 г.)

* * *

Многих своих наставников Тимур вспоминал с благодарностью, особенно командующих ВВС Северного флота Георгия Андреевича Кузнецова и Виктора Евтихиевича Ручкова, человека огромной воли, настоящего лидера. А командующего ВВС Балтийского флота Павловского Анатолия Ивановича Тимур без конца цитировал, хотя отношения у них были далеко не простыми, и часто Тимуру доставалось от командующего. На Военных Советах Тимур записывал все выступления Павловского в огромную толстую тетрадь и, придя домой, зачитывал мне некоторые его высказывания. Такого талантливого человека, по словам Тимура, он не встречал ни «до», ни «после», ни в армии, ни на «гражданке».

Вот небольшой эпизод, рассказанный Тимуром про учения на Балтике «Братство по оружию – 80»: «На генеральную репетицию наш полк вылетал в сложнейших метеоусловиях. Я был ведущим замыкающей пары с моим бессменным ведомым Сергеем Валдаевым. Отстрелялись очень плохо, а когда вернулись на аэродром, прилетел Павловский. Он настолько мудро построил свое выступление, что через 15 минут, когда он закончил говорить, мы были готовы разорвать эти корабли зубами. На учениях на следующий день я, замыкающий, не мог найти себе цели – все горело, полигон растерзали в клочья. Министр обороны, наблюдавший за учениями, поставил полку оценку «отлично», а каждому ведущему квалификацию «летчик-снайпер». Правда, кроме меня, я только получил 1-й класс».

Павловский умел повести за собой. Сказал бы он тогда таранить мишени, мы бы пошли на это не задумываясь! Это был методист, настоящий учитель».

* * *

Остров в Псковской области был первым гарнизоном, куда пришел служить Тимур после окончания Ейского училища. Об Острове у него остались самые теплые воспоминания, хотя были там свои сложности. Местные ребята невзлюбили молодых лейтенантов, и это часто выливалось в столкновения и драки. Летчики вынуждены были выбираться в город группами, так как по одному ходить было опасно. Пришлось искать какой-то выход, и Тимур его нашел. Он решил овладеть рукопашным боем и обучить своих товарищей. Каратэ в стране долгое время было запрещено, литература по этому виду спорта издавалась подпольно, но Тимур сумел достать нужные книги, вернее, их перепечатку. До сих пор у нас хранятся переснятые материалы по каратэ. Изучать их приходилось чисто теоретически, наставников не было, но Тимур и здесь проявил свое упорство и волю. По картинкам он освоил этот малоизвестный тогда вид спорта, создал секцию и обязал всех летчиков ходить на тренировки. Это было не какой-то прихотью, а элементарным выживанием: после таких уличных драк летчики надолго выходили из строя и не могли летать, что подрывало всю работу авиаполка. (Удивительно, что и по сей день в Острове происходят стычки молодых летчиков с островскими парнями, причем с самыми серьезными последствиями.)

Тимур был убежден, что драться нужно уметь не только в воздухе, но и на земле. Он часто приводил в пример случай на Халхин-Голе, когда русский летчик, подбитый японцем, вынужден был совершить посадку но и на земле его поджидал враг. Завязался рукопашный бой, в котором наш летчик одержал победу.

Тренировки по каратэ в Острове проходили в Доме офицеров, и зал был полон до отказа. Это было прекрасное время, все были молоды, кровь кипела – спорт, танцы, девушки, пикники на Гороховом озере по выходным и интенсивные полеты. С курсантских времен у ребят были прозвища, которые сохранились и по сей день: Алекс, Черный, Хунта, Хачик, Дубленый Загривок, Кирпич, Рабинович, Мамонт и др. У Тимура было прозвище Адмирал, а за однажды подбитый на тренировке глаз его стали называть Нельсоном и в дружеских шаржах рисовали его с повязкой на глазу и в адмиральской треуголке, как у адмирала Нельсона. Если присмотреться к подписи Тимура, то можно убедиться, что расшифровывается она не как «Апакидзе», а как «Адмирал».

В 1979 году Тимур приехал в отпуск ко мне в Москву, и я случайно увидела в его руках схемы упражнений и приемов по каратэ, которые он сосредоточенно изучал. Я полюбопытствовала: «Ты интересуешься каратэ?» «Откуда ты знаешь, что это схемы каратэ?» – удивился Тимур. «Я занимаюсь в спортивной секции в СТАНКИНе»[1]. Тимур был поражен! На тренировки мы стали ходить вместе.

Тимур старался всегда быть в хорошей физической форме. Утром – обязательная гимнастика, вечером – спортзал. Кимоно или спортивный костюм каждый раз были мокрыми от пота, и стирать их приходилось каждый день, поэтому я сшила для Тимура несколько кимоно – в магазинах они тогда еще не продавались.

С юности Тимур работал над собой, преодолевая физические недуги, недаром местом нашего знакомства стал детский санаторий. Не раз я слышала от него, что все в руках человека и можно всего добиться, если захотеть: «Несмотря на все запреты и медицинские противопоказания, я стал летчиком, и летчиком далеко не худшим». Хотя врачей он побаивался всегда и только по одной причине – вдруг спишут с летной работы! К полковым докторам он часто относился с юмором: «У них на все случаи два средства – витамины и клистир». Это, конечно, было шуткой, и по большому счету он уважал этих людей за их самоотверженный труд порой в очень сложных условиях и при отсутствии необходимых медикаментов.

К метеорологам Тимур тоже был «неравнодушен», так как из-за их неблагоприятных прогнозов приходилось отбивать (т.е. отменять) полеты, и горе синоптикам, если их прогноз не сбывался! В таких случаях лучше на глаза Тимуру им было не попадаться: «стер бы в порошок» – так он дорожил каждой летной сменой, ведь ей предшествовала трудная и кропотливая подготовка всех служб и, конечно же, самих летчиков.

Мне не страшно было с Тимуром ходить по ночному городу: я знала, что он всегда в «боевой готовности». Даже перед уходом в театр он повторял, стоя у зеркала, несколько ударов ногой – «йоко-гери» и «маваши-гери». К счастью, эти приемы ему ни разу не понадобились.

Был случай, когда я испугалась за него. В 1982 году мы ехали в азербайджанский санаторий на поезде через всю страну. Билеты достались в соседние вагоны, так как покупали их в разное время. Мы попросили проводника-азербайджанца разрешить мне перейти в купе к Тимуру – он ехал один. Тот согласился пустить меня только за деньги. Мы заплатили и трое суток ехали вдвоем в полупустом вагоне. Но Тимур был возмущен: «Я верну деньги, когда мы приедем в Баку. Только ты выйди из вагона и жди меня в стороне».

Я, стоя на перроне в Баку, не знала, что происходит в поезде, и мне было не по себе. Когда Тимур вышел, мы быстро ушли с платформы. Потом он рассказал мне: «Все жадные люди чаще всего и трусы. Я вызвал проводника, показал ему офицерское удостоверение. Тот побледнел, увидев красную «корочку», – больше он ничего не понял, но тут же вернул деньги. Все обошлось без мордобоя, хотя я был готов и к этому».

Только один раз Тимуру пришлось применить силу. Это было в Ленинграде в 1984 году. Тимур возвращался поздно вечером из академии после тренировки. Какой-то подвыпивший мужчина, увидев на нем черную морскую форму, стал оскорблять его и назвал фашистом. Вот этого Тимур стерпеть не смог! Короткий сильный удар – и обидчик оказался в сугробе.

Дома Тимур не мог успокоиться, что ударил человека, переоделся и пошел проверить, в каком тот состоянии. Пьяный уже очухался, но, что самое невероятное, стал трясти перед носом Тимура депутатским удостоверением! Тимур еле отвязался от этого «депутата».

* * *

Каратэ Тимур занимался всю жизнь и, несмотря на свою загруженность, находил время для спорта даже в самых немыслимых ситуациях. Подполковник Сергей Степанов, инженер полка, вспоминал: «Перелет трех спарок Иркутск – Саки. В воздухе у одного из летчиков отказал двигатель, и вся группа совершила вынужденную посадку в аэропорту Абакана. И в тот же вечер Тимур уже тренировался в местной секции каратэ. И так было каждый день, пока из Иркутска не прилетела бригада, которая заменила неисправный двигатель. Заводские летчики выполнили облет самолета, после чего перелет был продолжен. А у Тимура и познакомившихся с ним сибиряков остались самые дружественные отношения».

А вот не лишенное, как всегда, юмора письмо Тимура из санатория «Аврора»:

«После обеда занимался каратэ прямо в комнате отдыха (моей временной палате, ибо пока свободных мест нет), запугал обслуживающий персонал (и отдыхающих тоже), и с сегодняшнего дня бабули в белых халатах при моем появлении принимают стойку «смирно» и лишь после моей команды «вольно» начинают дышать полной грудью».

Тимур, где бы ни служил, везде организовывал спортивные секции: в Острове, в Калининграде, в Саках, в Североморске. Учась в Военно-морской академии в Ленинграде, он тренировался в секции ФСБ и сам вел спортивные занятия со слушателями академии.

В гарнизонах Тимур создавал секции для летчиков и для детей и находил время лично тренировать всех. Детей поначалу приходило более 200 человек, потом часть отсеивалась. Ребята брали в спортзал дневники, и Тимур контролировал их успеваемость и поведение в школе, так как двоечники и лоботрясы на тренировки не допускались. Некоторые, боясь показать свои «двойки» и «тройки», приносили чужие дневники, но Тимур по почерку определял подлог – так хорошо он знал своих подопечных.

Я поражалась, как Тимур находил время на эти дневники, экзамены, родительские собрания, ведь он был командиром полка.

На Севере, командуя дивизией и уже будучи генералом, он тоже сам тренировал детей; в маленьком заполярном гарнизоне Североморск-3 у ребят каратэ стало единственным серьезным занятием.

Сколько родителей сегодня с благодарностью вспоминают человека, ставшего для их детей вторым отцом, сформировавшего их личности и характеры! Многие из воспитанников Тимура занимали призовые места на соревнованиях по каратэ в России и за границей, некоторые шли по стопам Тимура дальше – становились летчиками.

Качинское летное училище закончили Сергей Лучников и Сергей Серегин, вертолетчиком стал Алексей Лукьянов; в Академии им. Жуковского учились по 3-4 человека на каждом курсе из сакской секции каратэ, среди них Денис Александров и Сергей Купцов; офицерами стали многие ребята из североморской секции.

Тренировки всегда были бесплатными; трудно даже представить, чтобы Тимур брал деньги за занятия с детьми! Он был убежден, что физическое и нравственное воспитание подростков – это основа будущего нашей страны, поэтому он не только тренировал ребят, но растил их патриотами и сам был для них образцом настоящего мужчины, рыцаря, гражданина.

Тимур говорил, что с Запада идет целенаправленное растление нашей молодежи через средства массовой информации. «Я могу противопоставить этому только свой труд. В детей, которые вырастают на твоих глазах, 5–7 лет общаются с тобой, входит твое мировоззрение, твоя идеология. В них появляется стержень, который позволяет им потом не сломаться, не согнуться ни при каких жизненных потрясениях. Это и есть те люди, которые станут основой обновленного государства!»

Сейчас, при встречах с бывшими учениками Тимура, уже взрослыми мужчинами, я убеждаюсь в том, как он был прав. Все они стали достойными людьми, и каждый признавался, что всю жизнь равнялся на Тимура.

Тимур был прирожденным воспитателем, тренировки он проводил ярко, доходчиво, с юмором. Как-то перед экзаменом по каратэ Тимур построил мальчишек: «Видите, перед вами девочки? Будьте осторожны и не очень-то машите своими граблями!» Потом обратился к девчонкам: «Видите перед собой мальчишек? Лупите их что есть мочи!»

В спортзале, до отказа наполненном ребятами в белых кимоно, всегда царила железная дисциплина. Дети подчинялись малейшим его жестам и коротким командам на японском языке, а он был внимателен к каждому, подходил, поправлял, делал замечания. Некоторые старшеклассницы, пытаясь обратить на себя внимание, приходили на занятия с макияжем и бижутерией, но на тренировки Тимур не допускал ни с украшениями, ни с длинными ногтями, руководствуясь соображениями безопасности.

Тимур самым серьезным образом готовился и к родительским собраниям, и к беседам с детьми, потому что говорил с ними не только о спорте или авиации, но и о самом высоком, ради чего и должен жить человек: о чести, мужественности, порядочности, взаимовыручке, о самопожертвовании ради своей Родины, о любви и верности. Родители с таких собраний возвращались потрясенные, а для ребят он был просто кумиром.

* * *

Тимура приглашали на классные часы, праздники. После самых трудных, изнурительных полетов он шел в школу; даже в день катапультирования, 11 июля 1991 года, он сдержал обещание и пришел к ребятам, которые его ждали. Учителя поражались: самые отпетые хулиганы слушали его, затаив дыхание. Удивительно, что и в Москве было точно так же, хотя столичные дети разительно отличаются от гарнизонных образом жизни, ценностями, приоритетами. Когда в московской школе №7 Тимур выступал перед старшеклассниками, вместо намеченного одного урока учителям пришлось отменить второй, а потом и третий – так завороженно слушали его ребята. Наверное, у каждого подростка в душе можно затронуть такие струны, которые заставляют их подниматься над землей. Тимуру это удавалось, и после беседы дети выходили из зала с горящими глазами, учителя их просто не узнавали.

Запомнился праздничный концерт к Дню Победы, проходивший в Доме офицеров в Североморске-3 в 1997 году. Для Тимура этот праздник всегда был святым, и поэтому он сам контролировал всю подготовку к концерту.

Маленький, занесенный снегом городок – а какая жизнь кипела в нем! Люди, несущие нелегкую службу в Заполярье, поднимающие в небо самолеты, выходили на сцену и пели, читали стихи. Выступал детский танцевальный коллектив, вокальный ансамбль из музыкальной школы, детский оркестр народных инструментов.

А потом те же дети из гарнизонной школы выбежали на сцену в белых кимоно. Это были ученики Тимура. Выступления каратистов потрясли зал: настолько отточенными, четкими и красивыми были их движения. Тимур сам поставил, отрежиссировал все выходы каратистов – и детей, и взрослых, подобрал к каждому блоку специальную музыку, чтобы выступления были зрелищными. Здесь были и групповые бои, и парные, и ката. Были даже жанровые сценки. В одной – девушка побеждает хулигана, а в другой – верзила издевается над малышом, вставляет ему в рот зажженную папиросу, потом берет его за грудки, поднимает и прикуривает. В роли мальчугана был наш сын Женя. И в тот момент, когда Женька от пинка улетает за сцену, на бандита набрасываются маленькие каратисты. Завязывается бой, в котором ребята побеждают и уносят за руки и за ноги поверженного громилу.

В некоторые моменты зал замирал, потому что мальчишки и девчонки выступали с настоящим холодным оружием, ножи летали и втыкались в деревянный пол сцены. Таким же напряженным было и выступление каратистов со штыками. Конечно, это была рискованная затея, но именно она показала, насколько высоким был уровень спортивной подготовки учеников Тимура.

В заключение в камуфляже выступили взрослые, и Тимур сам кидал через плечо противников. Закончилось все рукопашным боем, причем в руках у бойцов было огнестрельное оружие, а когда, в завершение выступления, раздались выстрелы, зал заревел от восторга.

* * *

В 1998 году в Североморске на выпускном вечере в школе Тимур впервые выступил не как официальное лицо, начальник гарнизона: он обратился с добрыми пожеланиями в адрес учителей и детей уже от имени родителей – сначала на празднике в начальной школе, которую заканчивал сын Женя, а потом перед девятиклассниками, когда выпускницей стала дочь Марийка. Удивительно, что и для малышей, и для старшеклассников он сумел найти верные слова, а порой вызвать у них улыбку. Вот отрывки из его выступления на выпускном вечере:

«Друзья! Уровень развития любого государства определяется уровнем образования и учителей. Вообще учитель – это святая профессия. Любого, сидящего в этом зале, независимо от возраста, профессии и наклонностей, кто-то всю жизнь учил. Как только человек перестает учиться, он, в принципе, перестает жить.

Перед вами на сцене сидят замечательные женщины, преданные своей профессии, отдающие свою душу и знания подрастающему поколению. Переоценить их труд просто невозможно. Для многих мальчишек эти женщины являются эталоном красоты. Я могу сейчас признаться, что всю жизнь любил свою учительницу. Иногда мне казалось, что красивее ее просто не может быть. Потому что в этом возрасте девчонки и мальчишки смотрят на мир, в основном, вашими глазами, дорогие классные руководители. Учитель – это человек, который формирует у детей и мировоззрение, и душевную и нравственную чистоту. Дети – это будущее нашей страны, и ради этого мы все живем, все – и преподаватели, и родители.

Вам, ребята, от имени ваших мам и пап, хочу пожелать очень многого. Вы закончили 9 класс, вы в первый раз в жизни сдали настоящие экзамены, и теперь вы будете их сдавать практически всю жизнь. И не только те экзамены, где вытягивают билет и отвечают преподавателю. Жизнь – это сплошной экзамен, и вам держать этот экзамен придется, пока вы дышите. И кем бы вы ни стали, вы всегда должны быть достойными людьми.

Сегодня мы с вами празднуем еще не окончание школы, а ваше восхождение на очередную ступеньку огромной лестницы знаний, по которой вы будете карабкаться всю свою сознательную жизнь.

«Молодость счастлива тем, что у нее есть будущее» – так сказал Николай Васильевич Гоголь в любимом всеми вами произведении «Мертвые души»! (Эти слова развеселили ребят.) Поэтому разрешите пожелать вам крепкого здоровья, счастья, светлого будущего, чтобы сегодняшний день прожить с радостью, с трепетным волнением ожидая день завтрашний.

А вам, дорогие девчата (смех в зале), – я могу вас так называть, милые учителя, – разрешите пожелать всегда быть красивыми, любить и быть любимыми. Об этом великом, большом чувстве замечательно сказал Владимир Высоцкий:

Я дышу – и, значит, я люблю!

Я люблю – и, значит, я живу!

Свежий ветер избранных пьянил,

С ног сбивал, из мертвых воскрешал,

Потому что, если не любил,

Значит, и не жил, и не дышал!»

Думаю, что Тимур сказал это и о себе. У него было большое сердце, и удивительно, сколько любви вмещало оно: любви к людям, рыцарского преклонения перед женщинами, заботы о детях, душевного тепла для своих близких, любви к своему делу, к небу – и к своей Родине. Он щедро отдавал эту любовь, поэтому люди тянулись к нему.

Владимир Высоцкий был его любимым поэтом. Тимур знал все его стихи о войне, о летчиках и особенно часто слушал песни: «Он не вернулся из боя», «Их – восемь, нас – двое», «Песня о погибшем друге», «Я – «Як»-истребитель», а также песни Александра Розенбаума «Камикадзе» и «Черный тюльпан».

Я кругом и навечно виноват перед теми,

С кем сегодня встречаться я почел бы за честь!

Мы летали под богом, возле самого рая,

Он поднялся чуть выше и сел там…

Ну а я до земли дотянул.

Однажды мы были в Доме литераторов на вечере памяти Василия Шукшина, и на пригласительном билете рядом с портретом писателя Тимур записал строчки Высоцкого:

Смерть самых лучших намечает

И дергает по одному.

В этих горьких словах и судьба самого Тимура…

На литературных вечерах, встречах с актерами мы с Тимуром бывали часто, если приезжали в Москву или Ленинград. А во время учебы в Ленинградской академии каждое воскресенье ходили с ним в театр или на концерты авторской песни. Тимур был в курсе всех ленинградских премьер, сам доставал билеты, наверстывая то, чего лишен был в гарнизонах. В Москве, когда Тимур учился в Военной академии Генерального штаба, несмотря на многочисленные трудности, нам удавалось по контрамаркам попадать на интересные театральные постановки.


Тимуру 3 года. Тбилиси. 1957 г.


Бабушка Тимура Александра Федоровна Ильенкова


Тимур с отцом Автандилом Александровичем Апакидзе и дядей Николаем Марковичем Ильенковым


Тимур-нахимовец. Ленинград. 1969 г.


Нахимовское училище


Мама Тимура Марина Марковна Ильенкова с внучкой Марийкой


Тимур – курсант Ейского высшего военного авиационного училища. 1971 г.


Алексей Власов и Тимур.




Первый инструктор Тимура Владимир Алексеевич Абрамовский


Тимур с друзьями Евгением Белуновым и Алексеем Власовым. Ейск. 1972 г.


Александр Сысоев, Тимур, Алексей Власов, Сергей Бедренников. Остров. 1979 г.




Боец не только в небе.


Тимур со сводным братом Ираклием Апакидзе. 1977 г.


Остров. 1980 г.


В день свадьбы. Балашиха. 26 декабря 1981 г.


Дочке Марийке полгода. Ленинград. 1983 г.


Родился сын. Ленинград. 1988 г.


Тимур с Марийкой и Женей. Крым. Саки. 1990 г.


Ялта. 1991 г.


Тимур с Женей. Саки. 1989 г.


Роман Кондратьев, Саша – сын Анатолия Квочура и Тимур на МАКСе. 1995 г.


На прогулке с собакой друга. Москва. 1995 г.


В день вручения Звезды Героя России. Штаб авиации ВМФ. Москва. 1995 г.


На МАКСе. 19 апреля 1997 г.


1996 г.


Североморск. 1997 г.


Тимур и Марийка на школьном вечере. Североморск. 1998 г.


Саки. 1996 г.


Тимур с отцом. Тбилиси. 1999 г.


Тимур-тамада. Североморск. 1998 г.


Солнечногорск. 1999 г.


Тимур, Виктор Дубовой, Виктор Пугачев, Сергей Мельников, Валерий Хвеженко, Мечислав Савицкий. Саки. 1999 г.


45-летие Тимура. Н. Иванов, Н. Жаринов, С. Мельников, А. Гарнаев, А. Смоляк, Н. Максимов, Тимур, В. Пугачев, Н. Рогов, И. Касатонов, В. Дейнека, А. Квочур. Москва. 1999 г.


А. Медведев и В. Похилько.


Тимур и Гела Буачидзе на свадьбе Гочи Буачидзе. Москва. 1998 г.


Тимур и Сергей Степанов. Санкт-Петербург. 1999 г.


Новый 2000 г. в Санкт-Петербурге у Марины Марковны.


Тимур с семьей и братом Ираклием. Москва. 2000 г.


* * *

В 1983 году вышла брошюра В.К. Бабича «Истребитель меняет тактику», изучив которую, Тимур решил купить ее своим летчикам: он всегда закупал на всех книги по авиации, потом дарил их летчикам на дни рождения, праздники, вручал по случаю первого вылета и т.п. Прибыв в командировку в Москву, он с вокзала едет прямо в издательство, в гражданской одежде заходит в кабинет к директору и говорит: «Я, капитан Апакидзе, обращаюсь к вам с просьбой помочь приобрести в полк книги Бабича». Ответ был коротким: «Это невозможно». Тимур заходит в туалет, переодевается в военную форму – и снова в кабинет: «Я, капитан Апакидзе…» Пока он не получил согласия – не ушел.

Не было такого дела в жизни, которое бы Тимур не довел до конца. Он никогда не сдавался, и у него осуществлялись самые невероятные, на первый взгляд, замыслы, будь то поступление после Нахимовского в летное училище или перелет в Россию из Крыма, отошедшего к Украине, спасение на Севере дивизии, приговоренной к сокращению, или создание фильма о палубных летчиках… Тимур был убежден, что можно осуществить все мечты и добиться любой цели, если проявить волю и ничего не бояться.

Все, за что брался Тимур, выполнялось в совершенстве. В первую очередь это, конечно, касалось летной работы. Но с такой же самоотдачей он делал и все остальное. Например, он хотел, чтобы у палубников была своя летная форма, и сам вместе с «Вымпелом», швейным предприятием МО, отбирал ткань по цвету и фактуре, обсуждал фасон, нашивки, находил спонсоров, следил за тем, чтобы комбинезоны были пошиты по индивидуальным меркам каждому летчику – и всегда вручал их только в торжественной обстановке. Точно так же он добился изготовления значков для летчиков и вертолетчиков – разрабатывал эскизы с художником, обговаривал цвет металла, доставал деньги. Когда я спрашивала: «Тимур, почему это делаешь ты, ведь у тебя столько других обязанностей?!» – он отвечал: «Если я не сделаю, ничего не будет», – и добавлял: «К сожалению, никому ничего не надо». Любую свою идею он сам и доводил до конкретного воплощения.

Сказать, что Тимур был ответственным человеком, значит не сказать ничего. Не буду говорить о его служебных, профессиональных обязанностях: любой сослуживец, начальник, подчиненный подтвердят, что Тимуром отслеживалось и доводилось до конца любое дело, каким бы масштабным или малозначимым – для других – оно ни было. Но и в повседневной жизни слово Тимура никогда не расходилось с делом, это знали все и поэтому предпочитали с просьбами обращаться именно к нему, рассчитывая на внимание и конкретную помощь. А Тимур не отказывал никому, даже совсем незнакомым людям, хотя многие даже не догадывались, каких трудов порой ему стоило сдержать свое слово, устраивая чьего-то племянника в училище, выбивая квартиру вдове или помогая перевестись какому-нибудь офицеру. В Острове, например, живет семья глухонемого сапожника, которой Тимур помог уехать с Севера. Надо видеть глаза этих людей, когда они говорят о Тимуре!

Павел Иванович Маслов, ведущий специалист военного представительства Министерства обороны в ОКБ Сухого, часто вспоминает эпизод, когда Тимур, пообещав забрать его из Североморска-3, поехал прямо в Североморск-1: ему надо было успеть на совещание. Был март, бушевала метель, дорогу завалило мокрым снегом. «Я никуда не торопился, поэтому решил переночевать в гарнизоне и уехать на следующий день. Каково же было мое изумление, когда через 50 минут вдруг появляется Тимур! Он вспомнил обо мне, вернулся с полдороги и, хотя опоздывал на совещание, не сдержать слово не мог». И таких примеров множество.

* * *

В 1985 году на Дальнем Востоке погибли друзья Тимура Валерий Бондаренко и Сергей Валдаев, и Тимур вместе с вдовой Валеры Наташей полетел туда из Ленинграда через Москву. В аэропорту, в разгар летних отпусков, билетов не было. К кому только Тимур не обращался! Он дошел до такого отчаяния, что, по его словам, готов был пойти на Красную площадь и бросить партбилет. В кабинете начальника аэровокзала он сумел высказать все в такой форме, что через полчаса они с Наташей уже сидели в самолете.

Су-17 с Бондаренко и Валдаевым упал в море, тела летчиков поднимали по частям. Тимур всю ночь проводил опознание в морге, потому что близко знал ребят. Порой ему самому требовался врач. Не знаю, как он выдержал это. Вся тяжесть похорон тоже легла на его плечи. А потом он взял на себя и заботу о Наташе и маленьком Валерином сынишке Денисе.

Не у каждого хватит духу прийти в дом, где случилась трагедия, но Тимур считал своим долгом помогать семьям, в которых погиб летчик, быть рядом с ними в самые страшные минуты. Бондаренко, Белунов, Кулешов, Валдаев, Юзвишин, Дегтярев, Кузьменко, Власов – всех и не перечислить. Получение жилья, сооружение надгробия, медицинская помощь, учеба детей – всем, чем мог, помогал Тимур семьям погибших товарищей. Мы вместе с ним ездили к родителям, потерявшим сыновей, и это было тяжелым испытанием.

Почему он так поступал? По натуре очень добрый и ранимый, он чужую боль воспринимал как свою, готов был все отдать, чтобы помочь людям, облегчить их страдания. И еще он был убежден, что близкие тех, кто служил Родине и кто отдал за нее жизнь, не должны оставаться наедине со своей бедой и бесчисленными проблемами. Да, государство должно заботиться о них, но есть еще веление сердца, и Тимур следовал ему всегда до конца своей жизни.

Вот лишь небольшой пример: совершенно случайно Тимур узнал, что в Мурманский университет не прошла по конкурсу дочь разбившегося много лет назад на Дальнем Востоке летчика; и хотя с отцом ее он знаком не был, тут же с начальником штаба подполковником Мечиславом Савицким они садятся в газик и едут из Североморска-3 в Мурманск на прием к ректору. Девочка была принята в университет на бесплатное отделение.

* * *

Тимур знал, что беда может нагрянуть совсем внезапно. Он сам не раз попадал в критические ситуации, но, даже получив команду на катапультирование, боролся за самолет до конца и никогда не покинул бы его, зная, что это может повлечь за собой гибель людей на земле.

В 1983 году на Балтике, в Чкаловске, на второй минуте полета спарки Су-17, Тимур и Юрий Мороз ощутили сильную тряску, двигатель стал захлебываться. Летчики получили приказ немедленно катапультироваться, но внизу, под крылом, были жилые постройки, и Тимур принял решение идти на посадку самым коротким путем, развернув самолет вокруг хвоста. Машину трясло все сильнее, и, когда Тимур понял, что вот-вот может произойти взрыв, он выключил двигатель, и в полной тишине Су-17 стал планировать на взлетную полосу. Никто с земли даже не дал пилотам команды на выравнивание, как будто, по словам Тимура, их все уже похоронили, и только точный расчет и какое-то особое чутье помогли ему посадить самолет.

А случилось это 25 июня, в день рождения Марины Марковны. Мы накрыли стол и ждали Тимура, не понимая, почему он задерживается. И когда, наконец, он пришел, то ни слова не сказал о случившемся, был в приподнятом настроении, много шутил, и вечер прошел весело. И только спустя несколько дней от приехавшего к нам корреспондента «Красной Звезды» я узнала о том, что тогда произошло.

* * *

Тимур щадил меня, старался ограждать от всего, что могло бы меня расстроить. Но рано или поздно я узнавала обо всем. В 1988 году, когда полк находился в Очакове из-за ремонта полосы в Саках, а все семьи оставались в Крыму, Тимур приехал на выходные дни какой-то не похожий на себя. Он не мог спать, и потом признался мне, что, как только закрывал глаза, его преследовала картина, как они с Алексеем Дегтяревым врезаются в воду. Тогда, передав управление Алексею, Тимур на минуту отвлекся, чтобы подобрать упавшую под ноги маску, а когда поднял глаза, кроме быстро надвигающейся серой воды, не увидел ничего. Он молниеносно исправил ситуацию, так как секундное промедление обернулось бы катастрофой. Но еще долго в холодном поту просыпался по ночам, заново переживая тот момент. (Позже Алексей Дегтярев и Виктор Коротков погибнут, уводя неисправный самолет от города; в их честь в Очакове будут названы две улицы…)

* * *

11 июля 1991 года в Саках самолет Су-27, на котором Тимур вылетел в первый раз, после недолгого полета вошел в перевернутый штопор. До этого машину вдруг стало таскать боком, и управлению она не поддавалась. Как рассказывал Тимур, «самолет вдруг стал само-летом». Тимур выводил его из штопора до критической высоты. Систему катапультирования он привел в действие в самый последний момент, убедившись, что самолет падает в степь на безлюдное пространство. Я потом спрашивала его, почему он так рисковал и не катапультировался сразу, а он ответил: «Я все рассчитал – у меня оставалось 4 секунды». Но оказалось, парашют несет его прямо на пылающий на земле самолет! Пришлось приложить массу усилий, чтобы перелететь через горящие обломки. К тому же Тимура выбросило из кабины вниз головой, а это грозило переломом позвоночника, но Тимур сумел сгруппироваться (в каратэ есть такой прием – «кюме» – фокусирование организма), и мышечный корсет спас его от страшной травмы.

Конец ознакомительного фрагмента.