Течет река Мойка. Продолжение путешествия… От Невского проспекта до Калинкина моста. Квартал заводчиков Демидовых (Г. И. Зуев, 2013)

Квартал заводчиков Демидовых

Следуя от дома № 60 по набережной реки Мойки вниз по ее течению, вы непременно пройдете мимо двух старинных участков, разделенных друг с другом переулком Демидова. Усадебные участки отличаются своей величиной, и здания на них на протяжении нескольких столетий многократно перестраивались. Небольшой дом из них, наб. р. Мойки, 62 / пер. Демидова, 2, по распоряжению последнего владельца купца Липина в 1863 г. преобразился в доходный четырехэтажный массивный дом, возведенный архитектором Э.К. Гернетом. При его проектировании зодчий использовал старые конструкции строений, располагавшиеся на участке с времен XVIII столетия. Главный фасад доходного дома № 62 располагается по красной линии набережной реки Мойки, оригинально оформлен декором в «стиле Растрелли» и украшен броской проработкой пластических элементов.

Другой обширный усадебный земельный надел с нынешним жилым домом № 64 своим главным фасадом тоже выходит на красную линию набережной Мойки. Второй, второстепенный фасад здания обращен к бывшему Конному, а позже Демидову переулку – названному по находившейся там усадьбе знаменитых уральских горнозаводчиков Демидовых. В декабре 1952 г. переулку присвоили им героя Великой Отечественной войны А.И. Гривцова. Постановление Ленинградского Исполкома коснулось лишь переулка, а старое название – Демидов тогда сохранилось за соседним мостом через канал Грибоедова.

Набережная реки Мойки, 62

Набережная реки Мойки, 64

Александр Иванович Гривцов, которому Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 июля 1944 г. посмертно присвоили звание Героя Советского Союза, был лучшим водителем 504-го артиллерийского полка. В боях при форсировании реки Нарвы он сумел по тонкому льду переправить орудия своей батареи на левый берег реки. В сложной боевой обстановке А.И. Гривцов также смог доставить на окруженную врагами батарею боеприпасы, проведя свою машину там, где с трудом под огнем противника пробирались пехотинцы артиллерийского дивизиона. При втором рейсе через реку Нарву смельчака убил вражеский снайпер.

Подаренный Петром I в XVIII столетии главе рода Демидовых – Никите – усадебный земельный надел на левом берегу реки Мойки, по описанию историка В. Курбатова: «Занимал весь квартал от Мойки до Офицерской улицы. Усадебный дом располагался в глубине широкого парадного двора, а боковой его фасад выходил в Демидов переулок. Первоначальный деревянный дом № 64/1 был перестроен в каменный барский особняк (по-видимому, в 1860-х гг.), отделанный внутри изящными лепными карнизами и прекрасной росписью потолков всех его апартаментов».

Демидовы среди знаменитых российских семейных кланов занимают особое историческое место со времен деяний Петра Великого. Их имена стали своеобразным символом промышленников-первопроходцев. Следует заметить, что родоначальник Демидовых – Никита, по своему рождению носил иную фамилию, ибо его отец Демид Антуфьев числился в списках государственных крестьян и перебрался из села Павшина в город Тулу, чтобы заняться кузнечным промыслом, к которому имел призвание и немалый талант. В 1790-е гг., после смерти отца, Никита Демидов вошел в известную торговую группу купцов, торговавших железом, и еще до встречи с царем Петром I уже являлся владельцем железоделательного завода, выпускающего изделия более качественные, нежели иностранные предприятия того же профиля.

О встрече с Петром I и благожелательном отношении государя к талантливому мастеру Никите Демидову существует несколько легенд. По одной из них, тульский оружейник понравился царю, после того как тот взялся выполнить заказ Петра I на изготовление 300 ружей «по иностранному манеру» в короткий срок и весьма дешево. Кроме того, при сдаче подряда Никита Демидов не только искусно починил поломку императорского сложного немецкого пистолета, но и подарил царю прекрасную копию этого оружия, сделанную руками тульского оружейника Демидова. Петр I всегда умел ценить таланты мастеровых людей и оказывал помощь умельцам. Он наградил Никиту Демидова землей близ Тулы для строительства оружейного завода, а в 1701 г. выдал искусному мастеру грамоту, позволявшую ему расширять производство за счет покупки земельных участков.

Никита Демидов

В 1702 г. талантливый предприниматель «бил челом» Петру Алексеевичу о передаче ему Невьянского железоделательного завода на Урале. С этого момента начинается новая эпоха для Демидовых, ставших по сути хозяевами Урала. Тогда Никита Демидов отправил на Урал своего сына Акинфия, предварительно, по наказу своего батюшки, прошедшего в Саксонии обучение секретам железорудного дела и металлургического производства. Именно Акинфию Демидову удалось создать знаменитую промышленную империю Демидовых, производящую к 1716 г. 52 % всего русского металла. Ему не только в короткий срок удалось построить на Урале предприятия, но и одновременно с ними открыть и освоить богатые уральские и алтайские рудные месторождения.

После смерти Никиты Демидова в 1725 г. хозяином многочисленных заводов, месторождений и поместий становится его сын Акинфий, писавший в одном из писем к А.Д. Меншикову: «Фабрики, как малые дети, требуют постоянного внимания». Еще в 1720 г. Демидовы получили по указу Петра I грамоту на дворянство, что дало им право на законном основании покупать крепостных рабочих для своих фабрик и заводов. В 1737 г. Акинфий Демидов обратился к императрице с просьбой: всех его рабочих, формально числившихся свободными, впредь считать его крепостными. Демидовы прославились особой жестокостью в отношении к своим рабочим и не останавливались ни перед чем в борьбе с конкурентами. Однако все жалобы обиженных не принимались во внимание, и виновник всегда избегал сурового наказания, ибо под его началом находилось тогда самое высокоэффективное производство, не имевшее в России аналогов ни в частном, ни в государственных секторах экономики.

Акинфий Никитич Демидов

В 1740 г. Акинфий Демидов становится статским, а через четыре года – действительным статским советником. К тому же в 1744 г. указом императрицы Елизаветы Петровны было отмечено, что «Акинфий Демидов находится под особым покровительством государыни, освобожденный вместе со своими братьями от обязательной военной службы, многих обременительных налогов». Неподвластный никому, кроме российской императрицы, предприниматель, по мнению большинства современников, «оказался тогда самым свободным человеком в России».

После смерти Акинфия Демидова в 1745 г. все принадлежавшие ему предприятия, месторождения и поместья перешли по наследству его сыновьям – Прокопию, Григорию и Никите. Его старший сын Прокопий делами предков не интересовался и продал свою долю купцу Яковлеву. Прокопий прославился в России благодаря своей благотворительной деятельностью и финансовой помощи Московскому воспитательному дому и денежными крупными вкладами в стипендиальный фонд студентам Московского университета. В Москве им было основано Демидовское коммерческое училище и организован замечательный ботанический сад. Отошел от железорудных дел и второй сын Акинфия – Григорий Демидов, чей отпрыск – Павел, стал известным естествоиспытателем, подарившим Московскому университету свою коллекцию минералов и обширную многотомную научную библиотеку. В 1803 г. на собственные средства он основал Демидовский лицей в Ярославле, а в 1880-е гг. на его денежные вложения открыли Томский университет.

Только младший из сыновей Акинфия Демидова – Никита продолжил отцовское дело и даже построил целый ряд новых фабрик и заводов. При всем этом он был прекрасно образованным человеком. Его же сын Николай предпринимательству предпочел военную и дипломатическую карьеру, был российским посланником во Флоренции, где собрал редкую коллекцию картин для своей художественной галереи.

Дети Николая Демидова – Павел и Анатолий также не заботились расширением потомственного дела и занимались унаследованными заводами через своих управляющих. Павел, отличившийся на военной и гражданской службе, в 1831 г. становится учредителем самой почетной (до 1917 г.) Демидовской премии Петербургской академии наук, присуждавшейся за достижения в области науки, техники и искусства.

Анатолий Демидов зарекомендовал себя талантливым дипломатом и бóльшую часть своей жизни провел за границей. Женившись на племяннице Наполеона I, он добавил к своему дворянскому российскому званию титул князя Сан-Донато.

С именем одного из наиболее одаренных зодчих начала 1850-х гг. – Саввы Ивановича Чевакинского – связывается первая перестройка усадебного дома на Мойке, принадлежавшего в те годы Григорию Акинфиевичу Демидову – брату Прокопия Акинфиевича. Каменный дом Г.А. Демидова в два этажа на углу наб. р. Мойки, 64, и по Демидову пер., 1, архитектор возвел в 1755–1756 гг. на месте снесенного усадебного деревянного здания. В 1755 г. столичная газета «Санкт-Петербургские ведомости» опубликовала объявление о том, что вновь построенные палаты названы «новым каменным домом». Особняк Григория Акинфиевича Демидова располагался в глубине обширного дворового участка. С южной стороны перед ним был распланирован регулярный сад. Дом лишь частично сохранил свой внешний облик, типичный для архитектуры русского барокко.

Фасад каменного дома, обращенного в сад, не претерпел значительных изменений. Его замечательной и характерной особенностью являлись литые из чугуна декоративные детали фасада и открытая терраса с лестницами-спусками в сад из парадных покоев дома. Все металлические детали отлили на заводе Демидова. Открытую террасу садового фасада поддерживают ионические колонны, также отлитые из чугуна. Превосходно прорисованы сандрики над окнами, тонко и выразительно сделаны модели для скульптурных отливок. Примечательна маска Геркулеса в композиции с атрибутами героя – палицей и шкурой немейского льва. Очень лирично трактованы прелестная головка девушки и голова женщины, нежно склонившейся к ребенку. Они воспринимаются как портреты реальных персонажей, быть может, членов семьи Демидовых. Фасад дома – один из лучших примеров синтеза архитектуры и скульптуры в русском барокко середины XVIII столетия.

Главный фасад здания, выходивший на Мойку, был перестроен и, к сожалению, утратил свой первоначальный облик. В 1870 г. бывшую усадьбу Демидовых купил петербургский купец 1-й гильдии К.Т. Корпус. По его инициативе на месте усадебного дома Демидова, старинных флигелей и парадного двора построили пятиэтажный доходный дом № 64 на красной линии набережной Мойки.

Автор проекта доходного дома № 64 – архитектор А.Р. Гешвенд – встроил в здание фрагменты двух симметричных двухэтажных флигелей, ранее обрамлявших парадный въезд на территорию усадьбы со стороны реки Мойки.

Новое здание полностью закрыло старинный фасад усадебного дома Г.А. Демидова, вошедшего в историю отечественной культуры и российского зодчества не только как уникальный памятник русской архитектуры XVIII в.

Велико его мемориальное значение. В этом доме располагались Первая российская консерватория, Английское собрание, столичный «Шустер клуб». В нем в разные годы бывали знаменитые русские зодчие: А.Ф. Кокоринов, СИ. Чевакинкий, Ф.И. Шубин, ученики СИ. Чевакинского – И.Е. Старов и В.И. Баженов. Дом № 64 на Мойке стал первой школой великих композиторов и музыкантов России: А.Н. Рубинштейна, П.И. Чайковского и многих других представителей объединения «Могучая кучка».

Мемориальная доска на доме № 64 удостоверяет: «Здесь на набережной реки Мойки, 64, с 1912 по 1918 год жил и работал основатель оркестра русских народных инструментов Василий Васильевич Андреев».

Наследники знаменитых Демидовых в родовом доме № 64/1 практически не жили, предпочитая обитать либо в Москве, либо в своих многочисленных поместьях. Купец же 1-й гильдии К.Т. Корпус являлся с 1870 г. не только хозяином усадебного надела Демидовых на левом берегу реки Мойки, но и владельцем многих столичных доходных домов, возведенных им в разных частях Петербурга.

Поэтому Демидовы и купец К.Т. Корпус предпочитали в те времена специально нанимать по договору управляющего домом, юридически обязывая этого наделенного немалыми правами человека обеспечивать «сбор арендных денег за помещения и квартиры, ведение финансовых или домовых книг, надзор за дворниками и рабочими по дому, наблюдение за чистотой, порядком и благочинием в доме, приискание подрядчиков и строительных рабочих, заключение с ними условий и расплаты в размере разрешенной суммы, взнос куда следует поземельных и страховых денег и проч. Управляющий ответствовал за все по дому упущения и беспорядки, принимал на свой счет и страх все могущие быть последствия от того взыскания, налагаемые административными и судебными властями».

Управляющий с каждым арендатором заключал торжественное условие (контракт), заканчивающийся в те годы строкой, гласившей: «…Условие сие с обеих сторон хранить свято и нерушимо». На документ наклеивалась гербовая марка, и он скреплялся подписями управляющего и арендатора.

В договор входили пункты, обязывающие арендатора сохранять порядок в помещениях и строго соблюдать противопожарные и санитарные меры безопасности.

«Справочник домовладельца» содержал 240 страниц, четко регламентирующих права и обязанности хозяина дома или его управляющего. Домовладелец или управляющий отвечали перед властями за все, что нарушало общественные правила, и несли самую строгую административную или даже судебную ответственность за возможные упущения.

В усадебном доме и флигелях дворян Демидовых, а затем и в доходном доме К.Б. Корпуса на левом берегу реки Мойки (№ 64/1) многие годы помещения арендовали самые различные организации, учреждения и отдельные столичные жители.

Особую популярность в Северной столице в XVIII столетии приобрел Немецкий клуб, основанный в 1772 г. с благотворительной целью. Это заведение арендовало у управляющего горнозаводчика Демидова один из флигелей усадебного дома на наб. р. Мойки, 64. Немецкий клуб периодически менял свои названия. То он официально именовался как «Петербургское немецкое собрание», то числился «Большим бюргерским клубом». Однако в историю увеселительных заведений старого Петербурга Немецкий клуб все же вошел как «Шустер клуб», ибо его первым распорядителем стал немецкий купец по фамилии Шустер. История организации этого клуба в столице делает честь многочисленной немецкой петербургской диаспоре, оказавшей реальную помощь своему земляку, попавшему в беду.

Один из богатых столичных немецких купцов, некий Шустер разорился. Глава немецкой диаспоры предпринял оригинальный способ выручить земляка из беды. На собранные денежные средства в арендованном флигеле усадебного дома Демидова немецкая диаспора организовала Немецкий клуб, а его распорядителем назначили разорившегося купца Шустера.

Петербургский справочник 1770-х гг. тогда свидетельствовал, что данный «клуб с мещанским уклоном» существовал на членские взносы его учредителей. В 1772 г. немецкая диаспора Санкт-Петербурга приняла официальный устав нового заведения и установила правила поведения в нем.

В XIX столетии «Шустер клуб» стал настолько популярным в столице, что членство в нем считалось весьма престижным и для русских дворян. Членами Немецкого клуба могли стать только мужчины. В клубе были созданы все условия для приятного отдыха и деловых встреч за обеденным столом.

Во все времена в «Шустер клубе» соблюдался идеальный немецкий порядок, и первые его русские члены удивлялись приверженности немцев к нему даже в мелочах: в обмен на сданную в гардероб одежду каждый из них получил невиданный в ту пору в Петербурге номерок.

В XIX в. во флигеле усадебного дома Демидова, который снимал «Шустер клуб», в нескольких комнатах располагались немецкие благотворительные союзы, организованные по чисто национальному признаку. В 1842 г. здесь находился «Немецкий благотворительный союз» – организатор помощи землякам, приезжающим в Петербург. Им помогали в устройстве на работу, подыскивали жилье, оказывали финансовую поддержку и т. п.

В 1886 г. здесь же находился «Союз подданных Германской империи» для «поддержки проживающих или находящихся проездом в Санкт-Петербурге нуждающихся подданных империи». Кстати, первым почетным членом этого союза являлся князь Отто фон Бисмарк, живший некоторое время в русской столице и работавший в прусской дипломатической миссии.

Прусскому посланнику в Петербурге оказали высокое почтение и уважение. Император Александр II в знак особого внимания к иностранному дипломату вместо принятого по дипломатическому этикету французского языка в беседе с Бисмарком разговаривал с ним на немецком, приглашал дипломата на дружеские обеды и прогулки. Высоко оценивая знания и талант прусского дипломата, Александр II даже предложил Бисмарку – будущему «железному» канцлеру Германии – перейти на русскую службу.

Почти одновременно с организацией во флигеле дома Демидова Немецкого клуба по соседству с ним в столице в усадьбе этого же богатого горнозаводчика открыли первый общественный увеселительный сад, учрежденный вице-директором Императорских театров бароном Эрнестом Ванжурой. В саду по средам и пятницам устраивались танцевальные вечера и веселые маскарады. С посетителей взимали входную плату по 1 рублю с каждой персоны.

Все предусмотренные программой мероприятия в саду начинались с восьми часов вечера. В танцевальном зале постоянно выступали два оркестра: роговой и бальной музыки. На театральной сцене сада выступали драматические артисты. Сочетая декламацию и пантомиму они давали представления со сложными для восприятия названиями, такими как, например, «Капитана Кука сошествие на остров со сражением, поставленным фейхтместером Мире» или «Новый год индейцев». Подобные представления обычно стоили зрителю вдвое дороже.

Общественный сад в усадьбе Демидова просуществовал сравнительно недолго, несмотря на то что его театральные спектакли, по свидетельству столичных газет, «пользовались у публики ошеломляющим успехом».

В 1830 г. во втором флигеле усадебного дома Г.А. Демидова на набережной расположился Английский клуб, ранее находившийся неподалеку – в усадебном доме Христофора Таля у Красного моста.

К моменту своего переезда в усадебный флигель Демидова Английское собрание превратилось в элитарное, закрытое сообщество, и состоять в нем в те годы считалось весьма престижным. Жизнь Английского клуба теперь регламентировалась формировавшимися годами традициями с обязательным соблюдением норм поведения. В его стенах бывали только мужчины, женщин в клуб не пускали. Строго воспрещался в его залы вход посторонним лицам. За каждым членом Английского клуба навсегда закреплялось место за обеденным столом. Бывало, что два старых друга, решивших встретиться и пообедать в клубе, вынуждены были обедать в разных местах обеденного зала или сидеть спинами друг к другу.

После переезда в дом Демидова в Английском клубе открыли зал портретной гостиной, где развесили изображения русских императоров, в годы правления которых существовал «Английский клоб».

Во времена А.С. Пушкина – члена клуба с 1832 г. – Английское собрание имело репутацию самого аристократического из всех городских клубов и насчитывало более 400 членов, внесших вступительный взнос в размере 100 рублей серебром. В «Пиковой даме» поэт упоминает Английское собрание: «Герман и его спутники пришли в Английский клуб, прошли ряд сквозных великолепных комнат, наполненных учтивыми официантами, мимо нескольких генералов и тайных советников, игравших в вист, мимо молодых людей, сидевших на штофных диванах…»

Членами клуба состояли видные государственные деятели, военачальники, литераторы. Среди последних можно вспомнить имена Радищева, Карамзина, Жуковского, Пушкина, Крылова, Грибоедова, Некрасова и многих других. В одной из гостиных клуба, над тем местом, где обычно отдыхал после сытного обеда гурман И.А. Крылов, после его смерти установили небольшой бюст великого баснописца.

Все же иногда строгий порядок «Английского клоба» нарушался скандальными происшествиями. Ю.Л. Алянский, упоминая в своей книге «Увеселительные заведения старого Петербурга» об Английском собрании, писал: «16 апреля 1866 года на официальном чествовании в клубе реакционнейшего деятеля тех лет М.Н. Муравьева, снискавшего прозвище „вешатель“, Некрасов неожиданно для всех прочел ему стихотворный восторженный панегирик». Многие были удивлены случившимся, а драматург и актер П.А. Каратыгин, автор популярных водевилей, написал стихи:

Михаил Николаевич Муравьев

Стихи Некрасова, посвященные Муравьеву, – вынужденная наивная попытка поэта спасти от гибели литературный журнал «Современник». Журнал ожидало закрытие – он подвергался неимоверным и весьма жестоким цензурным нападкам. Партнеры-издатели Н.А. Некрасов и И.И. Панаев пытались любыми способами предотвратить гибель любимого детища и пошли на это совершенно невероятное унижение. Лесть в адрес генерала, любившего повторять при любом случае фразу: «Мы не из тех Муравьевых, кого вешали, а из тех, кто вешал!», не помогла, и в том же 1866 г. журнал «Современник» закрыли.

В середине XIX столетия в одном из флигелей дома № 64 на набережной реки Мойки, Консерватория, организатором и директором которой стал Антон Григорьевич Рубенштейн – знаменитый пианист, композитор, дирижер и известный музыкально-общественный деятель. Особняк и его флигели для размещения Консерватории капитально перестроили по проекту архитекторов СИ. Чевакинского и А.Ф. Кокоринова.

В своем выступлении А.Г. Рубинштейн тогда отметил, что он и его коллеги-музыканты «осуществили наконец свою мечту создать в России такие учреждения, из которых выходили бы музыканты с дипломом свободного художника, подобно тому, как Академия художеств выпускает из своих недр живописцев, скульпторов, архитекторов…»

Дом Демидова, в левом флигеле которого открылась первая российская консерватория

Рубинштейн призывал учащихся, «не довольствуясь посредственностью, стремиться к высшему совершенству и выходить из стен консерватории истинными художниками, способными приносить пользу своему отечеству и самим себе».

Петр Ильич Чайковский 13 мая 1859 года окончил по первому разряду с чином титулярного советника столичное Училище правоведения и был назначен чиновником департамента Министерства юстиции, занимающего большое здание на Малой Садовой улице (напротив нынешнего Дома радио).

Однако ревностно служа в Министерстве юстиции, П.И. Чайковский занимается музыкой, посещает классы Русского музыкального общества, располагавшиеся тогда в нижнем этаже левого крыла Михайловского дворца. В письмах своей сестре Александре Ильиничне он писал: «За ужином говорили про мой музыкальный талант. Папаша уверяет, что мне еще не поздно сделаться артистом…», и еще: «…я писал тебе, кажется, что начал заниматься теорией музыки и очень ты это не примешь за хвастовство) было бы неблагоразумно не попробовать счастья на этом поприще…»

В 1868 г. одним из первых учеников Петербургской консерватории становится П.И. Чайковский, решивший стать музыкантом. Его дядя, Петр Петрович Чайковский, узнав о поступке любимого племянника, гневно воскликнул: «А Петя-то, Петя! Какой срам! Юриспруденцию на гудок променял!»

Многие годы историки и краеведы полагали, что изображение здания, где размещалась первая российская Консерватория, не сохранилось.

Однако историку Лидии Михайловне Конисской удалось найти не только документальное подтверждение местопребывания первой российской консерватории в усадьбе горнозаводчика Демидова на левом берегу Мойки, но и обнаружить архивное изображение строения, в котором тогда, на протяжении десяти лет (1862–1872 гг.), она размещалась.

Знакомясь с воспоминаниями и дневниковыми записями очевидцев 1860-х гг., Л.М. Конисская отметила в записках одного из композиторов, современника П.И. Чайковского, о первой Консерватории: «Я был на открытии. Семь или восемь комнат во флигеле усадебного дома Демидова на углу Мойки и Демидова переулка составляли все помещения и служили классами для игры на фортепьяно, на струнных инструментах и для пения».

А.И. Рубец – воспитанник первой столичной консерватории – писал в своих воспоминаниях о первом впечатлении от Консерватории на набережной реки Мойки: «Извозчик остановился у подъезда маленького… домика с зеркальными окнами… Я вошел в залу довольно большого размера, очень светлую, выходящую на Мойку и Демидов переулок». Прочитав запись А.И. Рубца, Лидия Михайловна сделала вывод: «…На углу Мойки… значит, этого флигеля уже нет, и вместо него возвышается эта неуклюжая громада? И сфотографировать тоже уже нечего. Жалко».

Далее А.И. Рубец писал: «В одном из флигелей дома Демидова помещался Английский клуб на углу Демидова переулка и Мойки. Здесь же открылись впоследствии первые курсы Консерватории, учрежденные Антоном Григорьевичем Рубинштейном. Ныне эти флигеля не существуют: на их месте воздвигнут новым владельцем большой дом».

Л.М. Конисская с огорчением убеждается, что «флигель действительно не существует, но ведь все-таки где-нибудь же должно был сохраниться его изображение…» Поиск продолжился. В архиве Государственной инспекции охраны памятников (ГИОП) среди «исторических справок» по дому Демидова Лидия Михайловна обнаруживает альбом, зарегистрированный под именем его составителя, А.Ф. Крашенинникова. И чудо свершилось! На одной из страниц альбома исследователь находит фотографию с гравюры, изображающей расположенный в глубине парадного двора большой двухэтажный дом заводчиков Демидовых с аттиковым этажом в центральной части и двумя симметричными флигелями, выходящими своими главными фасадами на набережную реки Мойки. Появлению этой редкой гравюры невольно способствовал случай. Ее специально заказали распорядители Английского клуба к торжественному дню – празднованию юбилея в 1870 г. Кстати, редчайшее изображение демидовского усадебного комплекса полностью совпало с воспоминанием сокурсника П.И. Чайковского по первой Петербургской консерватории ГА. Лароша: «Главное здание с важностью, по-московски, стояло во дворе, отделенном решеткой от набережной Мойки, а с нас довольно было и флигеля, да и тот мы разделяли с Немецким клубом». Убедительно заключение Л.М. Конисской: «…именно этот маленький флигель слева и был первым домом консерватории, тем, куда пришел юный Чайковский, решивший так круто изменить свою жизнь…».

В архиве клинского дома-музея П.И. Чайковского хранится протокол от 12 октября 1865 г. о «поручении ученику старшего теоретического класса Консерватории Чайковскому предоставить на публичный экзамен на диплом сего 1865 года кантаты с сопровождением оркестра на оду Шиллера „К радости“». Там же хранится и протокол о присвоении П.И. Чайковскому звания свободного художника.

В 1956 г. на фасаде жилого дома на набережной реки Мойки, 64, торжественно укрепили мемориальную мраморную доску, обрамленную резным орнаментом в виде колосьев, по проекту архитектора М.Ф. Егорова, в честь реформатора русских народных инструментов и создателя первого Великорусского оркестра Василия Васильевича Андреева (1861–1918). На мемориальной доске нанесен текст: «Здесь с 1912 по 1918 г. жил и работал основатель оркестра русских народных инструментов Василий Васильевич Андреев».

Музыкант родился 3 января 1861 г. в городе Бежецке Тверской губернии в семье купца 1-й гильдии Василия Андреевича Андреева и дворянки Софьи Михайловны (в девичестве Веселаго).

Мальчик рано начал тянуться к музыке. В возрасте 14 лет он самоучкой, не зная ни одной ноты, виртуозно играл на 12 инструментах. Организатор и руководитель первого оркестра русских народных инструментов, основанного в Петербурге в 1887 г., Андреев со своим оркестром с блеском концертировал в России и за ее пределами (Франция, Германия, Англия, США, Канада). По его чертежам в России создаются различного типа и размера струнные оркестровые музыкальные инструменты. Деятельность В.В. Андреева высоко ценили Л.Н. Толстой, М. Горький, И.Е. Репин, П.И. Чайковский, Ф.И. Шаляпин и большой любитель игры на балалайке и русских струнных музыкальных инструментах – император Николай II.

Благодаря энергии В.В. Андреева, в войсках, железнодорожных училищах, на курсах сельских учителей – балалайки и домры быстро распространились по всей России. В 1892 г., во время гастролей во Франции, Андреев избирается почетным членом Французской академии искусств «за введение нового элемента в музыке». В 1900 г. на Всемирной выставке в Париже Василий Васильевич награждается орденом Почетного легиона и Большой золотой медалью выставки. В 1913 г. ему присвоен титул надворного советника, а в 1914 г. – звание «солиста Его Императорского Величества».

В интервью «Петербургской газете» в 1899 г. В.В. Андреев уверенно говорит о том, что балалайка нашла широкое распространение не только в России, но и за ее пределами. В России во множестве стали образовываться кружки любителей балалайки. В Петербурге к этому времени насчитывалось 20 тысяч любителей игры на балалайке. На ней с большим увлечением играли не только мужчины, но и дамы из высшего общества.

Несложность инструмента, певучий звук и легкость игры делали балалайку доступной широким массам населения страны.

В.В. Андреев добился, чтобы в армии ввели обучение игре на балалайке. Он считал это важным стимулом в деле духовного воспитания людей. «Научился – демобилизовался – теперь и сам играй, и других учи, пусть все облагораживаются».

Василий Васильевич учредил в войсках штаты преподавателей игры на балалайке, а сам императорским указом возводится в должность «заведующего преподаванием народной музыки в войсках гвардии».

В России заслуги В.В. Андреева признали в полной мере только после огромного успеха Великорусского оркестра за границей. За рубежом поначалу были настроены к нему весьма скептически. Вот как описывала отношение зрителей к выступлению оркестра В.В. Андреева английская пресса: «Первый концерт Великорусского оркестра в Лондоне. Выходит Андреев, занимает место дирижера. Из публики два-три поощрительных хлопка, никаких аплодисментов. По окончании первого номера в зале послышался какой-то шепот. Аплодисментов никаких. При последующих номерах раздаются аплодисменты. После же исполнения „Эй, ухнем“ в зале сначала наступила гробовая тишина, а затем сдержанные англичане вдруг разразились бурей аплодисментов и требованиями повторения номера». Английские музыкальные критики на следующий же день после концерта направили в газеты отзывы с восторженными похвалами. Срочно переписывается контракт с Андреевым, оркестру продлевают пребывание в Англии. Английские музыканты просят у Андреева ноты некоторых русских народных песен. Во всех фешенебельных ресторанах Лондона звучит русская музыка.

Василий Васильевич Андреев

Театральные оркестры Великобритании приветствовали появление на сцене оркестра В.В. Андреева русским гимном. Вся атмосфера гастролей Великорусского оркестра в Англии в 1909–1910 гг. была проникнута искренней дружбой и братством.

В Америке в 1911 г. специально выпустили грампластинку с записью Великорусского оркестра. В том же году в оркестре Андреева впервые выступил с соло на балалайке десятилетний Ника Осипов, будущий знаменитый русский музыкант, чье имя сегодня носит российский оркестр народных инструментов.

В 1913 г. Великорусскому оркестру исполнилось двадцать пять лет. Юбилейные торжества прошли в большом зале Мариинского театра в Петербурге. Юбиляра горячо поздравляли делегации – от рабочих Путиловского завода до знаменитых музыкальных деятелей. Друг В.В. Андреева, певец Ф.И. Шаляпин, в замечательном приветственном слове сказал: «Ты пригрел у своего доброго, теплого сердца сиротиночку – балалайку. От твоей заботы и любви она выросла в чудесную русскую красавицу, покорившую своей красотой весь мир».

Когда Андреев скоропостижно умер во время выступления в 1918 г. на Северном фронте перед бойцами Красной армии, Ф.И. Шаляпин глубокого переживал его смерть. Певец присутствовал на похоронах друга в Александро-Невской лавре, находился у его гроба при обряде отпевания музыканта, долго вглядывался в его лицо и все говорил: «Вася, Вася! Что же ты сделал, что?» Поцеловал Андреева в лоб, нежно погладил по голове и с глазами, полными слез, отошел в сторону.

Незадолго до кончины Василий Васильевич Андреев говорил своим друзьям, пришедшим к нему в гости на набережную реки Мойки в дом № 64: «Я вполне удовлетворен результатами своего многолетнего труда. Я работал для русского народа, от него взял простые забытые музыкальные инструменты и ему же вернул их вот в таком красивом виде…»