© Надежда Осипова, 2017
ISBN 978-5-4483-6912-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Тетя Маша Крокодил
Тетя Маша Крокодил по отношению к себе вызывала у людей смех, ее и вспоминали для сравнения, чтобы посмеяться. Бесформенная фигура, низкий рост, неказистая походка, коротенькие и толстенькие ручки и ножки заставляли прохожих приглядываться к ней уже издали, она притягивала к себе взгляд. Даже самый равнодушный человек окидывал ее внимательным взором, а потом долго улыбался, смотря ей вслед.
Я относилась к ней приблизительно так же, проходила мимо, приветствуя небрежным кивком головы, пока жизнь не свела нас ближе. Тетя Маша поселилась в одном со мной подъезде, я жила наверху, а она наискосок от моей квартиры на нижнем этаже. В ту памятную зиму мой сынишка часто болел. В детсад, как проклятье, неустанно проникала какая-нибудь кожная зараза, и родители вынуждены были пережидать карантин с детьми дома. На работе я появлялась не чаще двух-трех дней в месяц, в остальные дни приносила больничные листы или, того хуже, неоплачиваемые справки. Меня кое-как терпели, но косые взгляды сослуживцев, потеря заработка и вынужденное безделье хорошего настроения не добавляли.
В один из зимних дней ко мне и забрела в гости тетя Маша – попроведать. Она принесла с собой и гостинец, большое сито с подсолнуховыми семечками. Мы незаметно разговорились. Смешная на первый взгляд женщина поразила меня глубиной и продуманностью своих мыслей, простой и одновременно мудрой жизненной философией. А мой сынулька каждое утро с радостью и восторгом ожидал ее прихода.
Трудно сказать, сколько тете Маше было лет, доподлинно этот факт неизвестен. Она и двадцать лет назад выглядела точно так же. Ясным оставалось только одно, что муж Паша был гораздо моложе ее, может быть, отчасти поэтому она свой возраст старательно скрывала. Но Пашу это нисколько не интересовало, они как-то умудрялись жить душа в душу.
Однажды к Паше откуда-то издалека приехал в гости родной брат. Увидев Машу, пораженный ее обликом, он, как говорили впоследствии люди, «офигел». Долго оглядывал ее орлиным взором, но, надо сказать, Маша от его взглядов не смутилась, безобразнее или красивее тоже не стала. Брат не выдержал длительного ее созерцания и на другой день поутру потихоньку уехал, а потом через некоторое время написал родственникам письмо, которое начиналось словами: «Здравствуй, Паша и Маша Крокодил!». Паша заинтересованности никакой не выказал к злостным братниным словам в адрес жены, а вот Маша крепко обиделась, пожаловалась ненароком одной-другой-третьей кумушке, с тех пор и стали называть ее все от мала до велика тетей Машей Крокодилом.
Паша, как утверждали хорошо знающие его совхозные механизаторы, обладал олимпийским спокойствием. Он никогда и никуда не торопился, ни разу не ускорил свою неторопливую поступь и ни на кого, даже на собаку, не повысил голоса. Рассказывали о нем такой случай. Однажды летним поздним вечером трактористов с поля собирал бригадир на крытой брезентом машине, чтобы развести по домам. За Пашей, зная его кропотливый характер, заехали последним рейсом. В кузове машины сидело уже два десятка грязных, злых и донельзя уставших механизаторов, которым домой попасть шибко не терпелось, чтобы смыть с себя грязь, поужинать и хоть немного отдохнуть перед новым рабочим днем. Паша не торопясь собрал инструмент, столь же копотливо разложил его по своим местам, медленно оделся и стал закрывать кабину трактора. Пошел дождь. Мужики начали Пашу громко и нервно материть, грозясь уехать без него. Но он привычным спокойным шагом под проливным дождем молчком неспешно дошел до машины, не обращая никакого внимания ни на дождь, ни на грозные окрики. После этого случая Пашу стали ждать в абсолютной тишине, нервы тратить попусту и горло драть понапрасну никто больше не хотел.
Паша для Маши был центром Вселенной. Она любила все то, что любил Паша. Он ходил у нее неизменно чистый, прибранный и сытый. Что бы Паша ни захотел, это было в короткий срок у него на столе. Маша одним вниманием своим и уходом вылечила мужу язву желудка, тот годами о болезни не вспоминал, только иногда с перепоя, да и то недолго. Зимой, когда у механизаторов появлялись выходные и нормированные рабочие дни, Паша и Маша вместе отдыхали. Они сидели друг против друга и молчали.
– Паш, а Паш? – вопрошала мужа Маша Крокодил.
– Че, Маш? – охотно откликался Паша. И они опять подолгу молчали далее. Их краткие диалоги пересказывались на все лады и пересмеивались, но семейная пара к пересудам не прислушивалась, они жили счастливо, им было хорошо друг подле друга.
В начале нашего сближения, когда Маша Крокодил заходила ко мне в квартиру, ее маленькие глазки долго и недоверчиво, словно бы прощупывали меня, будто она хотела убедиться, не буду ли я над ней насмехаться. А после ревизии она успокаивалась, что-нибудь рассказывала из деревенских новостей, а чаще всего возилась с моим пятилетним малышом.
– Тетя Маша, – останавливала я ее испуганно, – у ребенка заразная кожная болезнь, она передается через прикосновение.
– Да что ты говоришь такое, – изумлялась Маша, – дети не могут быть заразными, – продолжая играть с ребенком к его великой радости.
Маше Крокодилу Господь деток не дал, о чем она сокрушалась беспрестанно. Уж она-то, я думаю, своего малыша в детдом бы никогда не отдала, хоть калеку, хоть дурачка какого, любого бы выпестовала любовью своей недюжинной.
Говорить с ней можно было на любые темы, она честно и прямо, без лукавства, высказывала то, что думала. В отношении семейной жизни Маша Крокодил имела четко выстроенные ею самой правила, они в своей справедливости, строгости и неукоснительности выполнения чем-то напоминали солдатский устав.
Нельзя насильно навязывать мужу собственное мнение, надо образовать такую удобопонятную ему обстановку, чтобы он сам захотел выполнить необходимую домашнюю работу, считала тетя Маша. Если хочешь изменить его в чем-то, например, отлучить от пьянства, довольно здраво рассуждала она, то тогда дай ему взамен выпивки увлекательное занятие, например, купи мотоцикл либо машину, к чему его душа тянется, тогда мужик и сам пить не будет. Короче, чтобы свести на нет какой-нибудь мужнин недостаток, ругаться ни к чему, а надо взамен дать что-то очень важное, нужное ему и стоящее. Этой же философской обработке подвергались и предполагаемые мужские измены. Горе той женщине, утверждала она, которая своего мужа победит в дрязгах, счастье сразу уйдет из их дома. Не мне судить, насколько Маша Крокодил была права в своих измышлениях, но на практике у нее получалось все очень здорово, Паша ее ценил, а менять ни на кого не хотел.
Хотя над тетей Машей люди беззастенчиво смеялись довольно часто, к раздорам она не стремилась. Только один раз Маша Крокодил легонько повздорила, но тут ее явно вынудили обстоятельства. Дело было так. В нашем крупном семеноводческом совхозе, отсеявшись, отпраздновали посевную, Борозду, как ее называли. Выдали рабочим заслуженные премиальные, погуляли всласть. На другой день выяснилось, что как-то в суете стался незасеянным отдаленный клин между двумя березовыми колками. Поскольку в район об окончании посевной уже отрапортовали, то в срочном порядке без предупреждения Пашину бригаду на прорыв и отрядили. Про еду хмельные еще трактористы вспомнили только тогда, когда по времени наступил обед, но продуктов с собой, как оказалось, по причине послепразднества никто не захватил. Из-за отдаленности, до села путь составлял около семи километров, возвращаться не стали, решили в обед покемарить в тенечке, да тем и обойтись. Привыкшие подсмеиваться над Пашей мужики, и на сей раз привычке своей не изменили.
– Паша, а ты что своему Крокодилу на премиальные купишь? – подтрунивал над Пашей его напарник.
– А тебе какое дело? – услышали вдруг мужики Машин голос. – Что ты обо мне хлопочешь? Своих забот у тебя мало? Красота скоротечна, совместно с молодостью уходит, скоро и у твоей супружницы морщины по аршину будут, непригляднее меня может стать, не забывай, если часом над человеком посмеяться захочешь, – закончила она свою отповедь.
Напарник даже вскрикнул от неожиданности. Маша Крокодил стояла в пяти шагах от механизаторов под молоденькой березкой, скрестив на мощной груди толстенькие ручки, у ног ее стояла приземистая сумка с Пашиным обедом.
– Ты че, Маш? – оторопел и Паша.
– Опохмелиться принесла, Паш, пообедать, – кротко ответила Маша Крокодил.
– Отдохни, Маш, – пожалел Паша жену, вытиравшую платком пот со лба.
– Некогда, Паш, – проговорила Маша, отправляясь в обратный неблизкий путь на своих коротких крокодильих ножках.
– Ну, чего примолкли, обедать присаживайтесь, – пригласил Паша насмешников. – Я свою Марью ни на кого никогда не променяю, а красавиц вам, дуракам, оставил.
Однажды мой сынок нечаянно уронил вниз со второго этажа игрушечный пистолетик, которым очень дорожил. Боевое оружие малыша, как на грех, провалилось в щель между стеной и лестницей, угодив прямехонько в Машину кладовку. Проведав об этом, сострадательная к ребятишкам женщина, не посчитавшись со временем, в поисках игрушки переворошила все сундуки, ведра и тряпки во всей клети, но маленький пистолетик никак не находился. Тогда тетя Маша планомерно чулан свой освободила, перетаскав хлам на улицу, детально его просмотрев и прощупав. Поздним вечером, уставшая до изнеможения, Маша принесла парнишке игрушку. Она была с головы до ног в паутине, ее пыльное платье, грязные борозды от стекавшего по лицу пота устрашили бы, без преувеличения, кого угодно, но счастливый малыш бросился ей на шею, крепко обнял и расцеловал ее, а о пущей признательности она и мечтать не могла. Неудивительно, что, даже став взрослым, мой сын отчетливо помнит этот случай, доброта хранится в памяти человека пожизненно.
Ровно через год, после недолговременной тяжелой болезни, тетя Маша умерла. С ее уходом все соседи словно что-то потеряли, а Паша при известии о смерти жены постарел сразу лет на десять. Он повесился спустя две недели после похорон, солнечной любви Марьи и ее сердечности ему, чтобы содержать в привычном тепле свою душу, надолго не хватило.
Начать жизнь заново без Маши Паша не захотел.