5
Крозье
Крозье видит во сне пикник на берегу Утконосова пруда и Софию, ласкающую его под водой, когда слышит звук выстрела и просыпается, вздрогнув всем телом.
Он рывком садится в койке, не зная, сколько сейчас времени, не зная, день сейчас или ночь – хотя теперь разницы между днем и ночью нет, поскольку как раз сегодня солнце окончательно скрылось, чтобы появиться только в феврале, через три с лишним месяца, – но, еще не успев зажечь маленький фонарь в своей каюте, чтобы посмотреть на часы, он понимает, что уже поздно. На корабле царят обычные тишина и покой – тишина, нарушаемая лишь мучительным скрипом дерева и металла внутри, храпом, бормотанием и попердыванием спящих людей да чертыханиями кока мистера Диггла; и покой, если не считать беспрестанного треска, скрежета, стона и глухого гула льда снаружи. Ко всему этому сегодня ночью добавился жуткий вой крепкого ветра, похожий на вопли призрака, предвещающие смерть.
Но Крозье разбудил не шум льда или ветра, а выстрел. Приглушенный многослойной обшивкой корпуса и покровом из льда и снега – но именно выстрел, без сомнений.
Крозье спал почти полностью одетым и теперь успел натянуть на себя большинство остальных поддевок и уже готов надеть верхнюю одежду, когда Томас Джопсон, его вестовой, стучит в каюту на свой обычный манер: три отчетливых легких удара костяшками пальцев. Капитан открывает задвижную дверь.
– Тревога на палубе, сэр.
Крозье кивает:
– Кто держит вахту сегодня ночью, Томас?
Хронометр показывает без малого три пополуночи. Память, хранящая ноябрьский суточный график дежурств, подсказывает капитану имена за мгновение до того, как Джопсон произносит их вслух:
– Билли Стронг и рядовой Хизер, сэр.
Крозье снова кивает, берет с буфета пистолет, проверяет, заряжен ли он, сует за ремень и протискивается мимо вестового в офицерскую столовую, примыкающую к крохотной капитанской каюте со стороны правого борта, а потом быстро проходит через следующую дверь к главному трапу. Жилая палуба почти полностью погружена во тьму в столь ранний час – исключение составляет тусклый ореол света вокруг плиты мистера Диггла, – но в нескольких офицерских каютах зажигаются фонари, когда Крозье останавливается у подножья трапа, чтобы снять с крюка толстую зимнюю шинель и влезть в нее.
Задвижные двери начинают открываться. Старший помощник капитана Хорнби подходит к трапу и останавливается рядом с Крозье. Первый лейтенант Литтл торопливо шагает по коридору, неся три мушкета и саблю. За ним следуют лейтенанты Ходжсон и Ирвинг, которые тоже несут оружие.
Дальше за трапом матросы недовольно ворчат в своих койках, но второй помощник капитана Роберт Томас уже собирает рабочую группу, буквально вытряхивая спящих людей из коек и толкая к трапу, за верхней одеждой и оружием.
– Кто-нибудь уже поднимался на палубу посмотреть, в чем там дело? – спрашивает Крозье своего старшего помощника.
– Мистер Мейл, сэр, – отвечает Хорнби. – Он поднялся наверх сразу после того, как послал за вами вашего вестового.
Рубен Мейл – баковый старшина. Человек спокойный и выдержанный. Билли Стронг, несущий вахту у левого борта, раньше ходил в море, как известно Крозье, на военном корабле «Белвидер». Он не стал бы палить по привидениям. Вторым вахтенным был самый старший – и, по мнению Крозье, самый глупый – из оставшихся в живых морских пехотинцев, Уильям Хизер. Все еще рядовой в свои тридцать пять, часто хворый, слишком часто пьяный и ни к чему толком не годный, Хизер едва не отправился домой с острова Диско два года назад за компанию со своим лучшим другом Билли Эйкином, уволенным из экспедиции и отосланным обратно в Англию на «Рэттлере».
Крозье засовывает пистолет в огромный карман своей толстой шерстяной шинели, берет у Джопсона фонарь, заматывает шарфом лицо и первым поднимается по накрененному трапу.
Снаружи темно, как у кита в брюхе: ни звезд, ни северного сияния, ни луны – и холодно: термометр показывал минус шестьдесят три градуса шесть часов назад, когда молодого Ирвинга посылали наверх произвести измерения, а теперь неистовый ветер с воем проносится над обрубками мачт и покатой обледенелой палубой, заметая все вокруг густым снегом. Выйдя из-под заиндевелого парусинового навеса над главным люком, Крозье прикрывает рукой в рукавице лицо, чтобы защитить глаза от снега, и видит слабый свет фонаря у правого борта.
Рубен Мейл стоит на одном колене над рядовым Хизером, который лежит навзничь, без фуражки и «уэльского парика», а также, видит Крозье, без доброй половины черепа. Крови, похоже, нет, но Крозье видит мозг морского пехотинца, поблескивающий в свете фонаря – поблескивающий, осознает капитан, поскольку кашицеобразное серое вещество уже покрыто ледяными кристаллами.
– Он еще жив, капитан, – говорит баковый старшина.
– Господи Исусе, твою мать, – бормочет один из матросов, толпящихся позади Крозье.
– Отставить! – рявкает старший помощник. – Никакого сквернословия, мать твою. Держи свою чертову пасть закрытой, пока к тебе не обращаются, Крисп. – Голос Хорнби – нечто среднее между рычанием мастифа и бычьим храпом.
– Мистер Хорнби, – говорит Крозье, – прикажите матросу Криспу бегом спуститься вниз и принести свой гамак, чтобы отнести в лазарет рядового Хизера.
– Есть, сэр, – хором откликаются Хорнби и матрос.
Частый топот тяжелых башмаков тонет в пронзительном вое ветра.
Крозье поднимается на ноги и светит фонарем вокруг.
Там, где рядовой Хизер стоял на посту у основания обледенелых вант, толстый планширь разбит в щепы. За проломом, знает Крозье, снежно-ледяной скат длиной тридцать или более футов уходит вниз подобием горки для катания на санках, но бо́льшая часть ската сейчас не видна за плотной снежной пеленой. В маленьком круге света от фонаря никаких следов на снегу не видно.
Рубен Мейл поднимает мушкет Хизера:
– Из него не стреляли, капитан.
– В такую метель рядовой Хизер не мог увидеть зверя, пока тот не набросился на него, – говорит лейтенант Литтл.
– А что Стронг? – спрашивает капитан.
Мейл указывает рукой в сторону противоположного борта:
– Он пропал, капитан.
Крозье обращается к Хорнби:
– Возьмите одного человека и оставайтесь с рядовым Хизером, пока Крисп не вернется с гамаком, а затем отнесите раненого вниз.
Внезапно в круг света входят оба врача – Педди и его помощник Макдональд. Макдональд одет легко.
– Господи Исусе! – восклицает главный корабельный врач, опускаясь на колени рядом с морским пехотинцем. – Он еще дышит.
– Помогите ему, коли можете, Джон, – говорит Крозье. Он указывает на Мейла и полдюжины остальных матросов, сгрудившихся вокруг. – Все остальные – за мной. Держите оружие наготове, даже если для этого вам придется снять рукавицы. Уилсон, возьмите оба фонаря. Лейтенант Литтл, пожалуйста, спуститесь вниз и отберите еще двадцать надежных парней, выдайте всем полное обмундирование и мушкеты – не дробовики, а мушкеты.
– Слушаюсь, сэр, – отвечает Литтл, пытаясь перекричать шум ветра, но Крозье уже ведет людей прочь, огибая наметенный сугроб и вибрирующий шатер посреди корабля и поднимаясь по наклонной палубе к посту часового у левого борта.
Уильям Стронг сгинул. Клочья длинного шерстяного шарфа, запутавшиеся здесь в снастях, бешено бьются на ветру. Шинель Стронга, «уэльский парик», дробовик и одна рукавица валяются возле фальшборта с подветренной стороны палубного гальюна, где часовые обычно прячутся от ветра, но сам Уильям Стронг исчез. Обледенелый планширь – там, где матрос, вероятно, стоял, когда увидел огромную тень, надвигающуюся на него из снежного морока, – измазан кровью.
Не говоря ни слова, Крозье знаком отправляет двух вооруженных мужчин с фонарями к корме, еще трех – к носу, а одного отсылает заглянуть с фонарем под парусиновый навес посреди палубы.
– Сбросьте трап здесь, Боб, – говорит он Роберту Томасу.
Второй помощник капитана тащит на плечах груду свежей – в смысле, не промерзшей – веревки, принесенной снизу. В считаные секунды веревочный трап сбрасывается с борта.
Крозье спускается первым.
На куче льда и снега, наваленной вдоль открытого левого борта, они видят еще кровь. Полосы крови – кажущиеся почти черными в фонарном свете – тянутся от пушечных портов к постоянно меняющемуся лабиринту заструг и торосов, не столько видимых взором, сколько ощутимых шестым чувством в темноте.
– Оно заманивает нас туда, сэр, – говорит второй лейтенант Ходжсон, придвигаясь ближе к капитану, чтобы быть услышанным в шуме яростного ветра.
– Разумеется, – говорит Крозье. – Но мы все равно пойдем. Возможно, Стронг еще жив. Нам не впервой видеть такое.
Крозье оглядывается. Помимо Ходжсона, по трапу за ним спустились всего трое мужчин – остальные либо обыскивали верхнюю палубу, либо относили вниз рядового Хизера. У них всего два фонаря на пятерых.
– Армитедж, – обращается Крозье к вестовому, чья белая борода уже густо запорошена снегом, – отдайте свой фонарь лейтенанту Ходжсону и идите с ним. Гибсон, вы останетесь здесь и скажете лейтенанту Литтлу, куда мы направились, когда он придет с основным поисковым отрядом. Скажите, чтобы он ни в коем случае не позволял своим людям открывать огонь, пока не убедятся, что целятся не в одного из нас.
– Есть, капитан.
Крозье обращается к Ходжсону:
– Джордж, вы с Армитеджем пройдите ярдов на двадцать туда, в сторону носа, а затем двигайтесь параллельно нам, в южном направлении. Старайтесь, чтобы ваш фонарь оставался в нашем поле зрения, и не теряйте из виду наш.
– Есть, сэр.
– Том, – обращается Крозье к единственному оставшемуся человеку, молодому Эвансу, которому еще не стукнуло и двадцати, – ты пойдешь со мной. Держи винтовку наготове, но не снимай с предохранителя.
– Есть, сэр. – У парня стучат зубы.
Крозье ждет, когда Ходжсон отойдет на двадцать ярдов вправо – свет его фонаря еле пробивается сквозь летящий густой снег, – а потом ведет Эванса в лабиринт торосных гряд, двигаясь по прерывистым кровавым полосам на льду. Он знает, что даже трехминутного промедления хватило бы, чтобы еле заметный след напрочь замело снегом. Капитан даже не дает себе труда вынуть пистолет из кармана шинели.
Меньше чем через сто ярдов, когда огни фонарей на палубе «Террора» теряются в снежной мгле, Крозье достигает нагромождения ледяных глыб, образовавшегося в месте стыка двух ледяных полей, со страшной силой напирающих друг на друга и трущихся краями одно о другое. Экспедиция сэра Джона Франклина видела, как такие торосные гряды появляются словно по волшебству, вздымаются ввысь с оглушительным треском и скрежетом, а потом вытягиваются по поверхности замерзшего моря – зачастую двигаясь быстрее, чем бегущий во весь дух человек.
Эта гряда высотой по меньшей мере тридцать футов – колоссальное нагромождение ледяных глыб, каждая из которых размером с двухколесный экипаж, самое малое.
Крозье идет вдоль гряды, подняв фонарь по возможности выше. Фонаря Ходжсона к западу от них больше не видно – видимость здесь сильно ограничена, ибо повсюду вокруг вздымаются ледяные башни, загораживающие обзор. В пределах мили, отделяющей «Террор» от останков «Эребуса», возвышается огромная ледяная гора, и еще с полдюжины таких же можно увидеть окрест лунной ночью.
Но сегодня поблизости нет никаких айсбергов – только эта торосная гряда высотой с трехэтажное здание.
– Здесь! – кричит Крозье, перекрывая шум ветра.
Эванс подходит ближе, вскинув свою винтовку.
Полоса черной крови на белой ледяной стене. Существо заволокло Уильяма Стронга на эту ледяную гору, поднявшись по крутому, почти отвесному склону.
Крозье начинает взбираться наверх, держа фонарь в правой руке и шаря по сторонам левой в поисках щелей и трещин для своих замерзших пальцев и уже обледенелых башмаков. В спешке он забыл надеть свои особые башмаки, подметки которых Джопсон пробил длинными гвоздями для надежного сцепления с подобными ледяными поверхностями, и теперь обычные форменные башмаки безбожно скользят по льду. Но двадцатью пятью футами выше, прямо под неровным зубчатым гребнем торосной гряды, он находит еще пятна застывшей крови и потому крепко сжимает фонарь в правой руке, резко отталкивается левой ногой от покатой ледяной полки и с усилием взбирается на вершину, слыша скрип своей задубевшей на морозе шинели. Капитан не чувствует носа, и пальцы у него тоже онемели от холода.
– Капитан, – кричит Эванс из темноты внизу, – мне подниматься за вами?
Крозье слишком сильно запыхался, чтобы говорить, но через несколько секунд переводит дух и кричит вниз:
– Нет… подожди там!
Теперь он видит слабый свет фонаря Ходжсона на северо-западе – они с Армитеджем еще находятся в тридцати с лишним ярдах от торосной гряды.
Размахивая руками, чтобы сохранить равновесие на ветру, сильно наклоняясь вправо, когда слева на него налетает мощный порыв, яростно трепля конец шарфа и грозя сбросить с гребня, Крозье направляет луч фонаря на южный склон гряды.
Здесь склон круто, почти отвесно уходит вниз на тридцать пять футов. Ни следа Уильяма Стронга – никаких темных пятен на льду, никаких признаков, свидетельствующих о том, что какое-либо существо, живое или мертвое, спускалось здесь. Спуск по этой отвесной ледяной стене представляется Крозье делом абсолютно немыслимым.
Крозье трясет головой – осознавая, что ресницы и веки у него почти смерзлись, и глаза открываются с трудом, – и начинает спускаться обратно. Дважды он чуть не срывается и не падает на острые зубцы льда внизу, но наконец съезжает по склону последние футов восемь к месту, где ждет Эванс.
Но Эванс исчез.
Винтовка валяется на снегу, по-прежнему поставленная на предохранитель. На вихрящемся под ногами снегу никаких следов – ни человеческих, ни каких-либо других.
– Эванс!!! – За тридцать пять с лишним лет службы во флоте капитан Френсис Родон Крозье выработал зычный командный голос, способный перекрыть шум ураганного юго-западного ветра или рев снежной бури и вспененных валов в Магеллановом проливе. Сейчас он орет в полную силу легких: – Эванс!!!
Никакого ответа – только вой ветра.
Крозье поднимает винтовку, проверяет, заряжена ли она, и стреляет в воздух. Треск выстрела кажется еле слышным даже ему самому, но он видит, как фонарь Ходжсона вдруг поворачивает к нему, и различает в снежной мгле еще три тусклых огонька, приближающиеся со стороны «Террора».
Всего в двадцати футах от него раздается рев. Так мог бы реветь ветер, нашедший новый путь вокруг ледяного тороса, но Крозье знает: это не ветер.
Он ставит фонарь на снег, роется в кармане, достает пистолет, стягивает зубами рукавицу с руки и держит бесполезное оружие перед собой.
– Иди сюда, дьявол тебя подери! – истошно вопит он. – Иди и попробуй взять меня вместо мальчишки, ты, мохнатое, грязное, зловонное отродье сифилитичной хайгейтской шлюхи!
По-прежнему никакого ответа – только вой ветра.