Глава 2
Почтовые ящики в парадной были покрашены в оптимистичный светло-зеленый цвет. Из своего я выхватила аккуратный серый конверт с логотипом ВИПРА: нарисованное тонкими штрихами стилизованное колесо с глазом посередине. Под логотипом мелкими буквами было набрано: «Высший Институт Познавания Ремесла и Артефактов». На конверте находились еще две надписи: знакомая «Ремесло ведет к боли и страху. Ремесло защищает от боли и страха» и «Добро пожаловать в Мондир» – так назывался штаб ВИПРА, в котором я была в начале сентября. Я уже хотела закрыть почтовый ящик и подняться к себе в квартиру, чтобы собрать вещи, как заметила на дне ящика еще одно письмо.
Пустой конверт с моим адресом и написанным ручкой текстом следующего содержания: «Беги быстрее и молись усерднее, чем когда-либо».
Я несколько секунд мрачно изучала конверт. Энергетический след на нем был странным. Очень слабым и несформированным.
Будто… У отправителя не было тела.
Я непроизвольно обернулась. Сердце гулко провалилось куда-то ниже желудка, к горлу подступила горечь – я опрометью побежала по лестнице вверх, спотыкаясь на половине ступенек и пытаясь держаться за поручень мокрыми руками. Ключ от двери в квартиру никак не попадал в скважину, бешено плясал в пальцах. Наконец, я открыла дверь и с оглушающим грохотом захлопнула ее за спиной.
«Беги быстрее».
Доктор сказал мне, что это называется панической атакой. Только одно существо во всем мире может напугать меня до такого состояния – это Вортекс. И страшен он не тем, что неуязвим, бестелесен и опасен – не тем, каков он есть теперь; он страшен тем, каким был. Даже если записка никак с ним не связана, мое воображение невозможно победить логикой. Вортекс мерещился мне везде.
Я сделала короткий вздох, задержала дыхание, затем долго и осторожно выдохнула. Вновь и вновь… Вытерла со лба противный липкий пот.
Все хорошо, я в защищенной квартире.
Конечно, у меня не было никаких доказательств того, что это странное письмо – от Вортекса, кроме отсутствия энергетического следа. И вообще, зачем Вортексу присылать мне какие-то странные бумажки с пафосным текстом? Он вообще может… держать ручку и писать ей? С другой стороны, подобный жест в его духе… Ну ладно «беги», но «молись»?! Вортекс прекрасно знает, что я не религиозна. И кому молиться, ему, что ли?
В любом случае, его постоянное присутствие в моих мыслях и так напоминало молитву. Я уже не могла вспомнить ночи без снов, в которых Вортекс бы не присутствовал. Он будто стоял за моей спиной, наступал на мою тень, и это чувство иногда становилось настолько реальным, что мне казалось, будто я вот-вот сойду с ума, мысли сплетутся в такой плотный комок страхов и ощущений, что я не смогу его распутать. Я боюсь оказаться затянутой в эту белизну и уже никогда не вернуться обратно. Но с этим страхом нужно бороться.
Я положила письмо в карман, убеждая себя, что это просто клочок бумаги, и отправилась собирать вещи. Бросила в рюкзак новенький кожаный патронташ для артефактов – хватит уже таскать ножики да карандаши по карманам. Артефакты, перевязанные особой резинкой, накапливающей эффекты зачарования, положила в отдельный карман. Инструктаж наверняка будет включать в себя и тренировки, так что я кинула в сумку черный спортивный костюм и потрепанные кроссовки.
Пора в путь. ВИПРА ждет. Стараясь преодолеть волнение и окончательно выправить дыхание, я еще раз проверила вещи, поправила ленточку с карточкой, обвела взглядом захламленную спальню и развернула автоматическую карту.
Через мгновение я оказалась в странном помещении, которое больше всего напоминало больничный лифт. Вообще, сам Мондир у меня ассоциировался с больницей, по крайней мере, те помещения, где я была. Слепящий белый свет заливал узкую кабинку. Наконец, двери кабинки распахнулись, и я увидела стоящую в полутемном коридоре немолодую женщину-азиатку:
– Вы прибыли по протоколу семнадцать? – улыбаясь, спросила она.
– Чтоб я знала, что такое «протокол семнадцать», – фыркнула я и достала удостоверение. – Шестой краковский Комитет…
– А, понятно, вы – госпожа Моргенталь, – закивала женщина. – Пойдемте, я вас провожу. Сейчас очень много людей прибывает в связи с семнадцатым протоколом. Довольно сложно обеспечить безопасность и порядок.
– А как зовут вас?
– Вы можете называть меня сестра София.
Я подумала, что «сестра София» – самое чудное именование для немолодой азиатки, да и какая, к черту, «сестра» – это что у них тут, монастырь?! – но решила промолчать.
Женщина повела меня по коридору. Мы шли между рядов зарешеченных дверей, широких проходов, похожих на тоннели в какие-то бункеры.
– Мы под землей? – спросила я.
– Да, это самый нижний этаж Мондира, – ответила сестра София, – сейчас я покажу вам вашу комнату, а днем вас ждут на первом инструктаже.
Мы поднялись в огромном лифте в верхнюю часть Мондира – туда, где я уже была: несколько этажей с кольцом коридоров на каждом, огромным окном в потолке, холлом с небольшим садиком и водопадом внизу. В этот раз моя комната была на первом этаже, прямо напротив водопада, и она гораздо меньше напоминала больничную палату. В ней оказалось узкое, как бойница, окно, выходящее на склон горы, почти полностью заслонявшей небо. На кровати лежало вышитое покрывало, а на стене рядом с зеркалом висел красивый пестрый плакат с абстрактными узорами и вязью на санскрите.
Я едва успела разложить свои вещи, как в дверь постучали:
– Можно войти?
– Конечно, – пробормотала я. Будто Вероне в этой ситуации можно отказать.
Та открыла дверь и широко улыбнулась. Я напряглась, ожидая, что сейчас она попытается заключить меня в свои жесткие объятья, но Верона лишь махнула мне рукой. Ее бежевый комбинезон и черные перчатки были испачканы зеленой жижей.
– Что это? – скривилась я.
– Экспериментируем, – Верона вновь улыбнулась. – Не обращай внимания. Ты готова? Сейчас у нас будет небольшое совещание, потом обед. После обеда – инструктаж с тренировкой. После – ужин. Собственно, примерно так будет проходить вся неделя, которую ты у нас проведешь.
Я задумчиво кивнула.
– Понятно. Сейчас у меня лишь один вопрос…
Верона вежливо подняла брови. Это выражение казалось наигранным на ее обычно спокойном, как у японской фарфоровой куклы, лице, которое умело лишь изображать воодушевлённую улыбку.
– Майло здесь? Я имею в виду… Он здесь, в Мондире?
– Нет, к сожалению, – ответила Верона, – он действительно находится в одном из отделений ВИПРА, но это не Мондир.
– И сколько времени он там пробудет? – с плохо скрываемым раздражением спросила я. – Ты же прекрасно знаешь, что во время вашей официальной переписки с Пройссом шеф чуть ли не стучал ботинком об стол каждый раз, когда я упоминала напарника, запрещал мне спрашивать… Я хочу знать, где он и что с ним.
Верона как-то очень странно посмотрела на меня. Это было и не понимание, и не презрение, и не заинтересованность: я не смогла расшифровать ее взгляд.
– Я думаю, скоро он покинет ВИПРА, – наконец ответила она. – Он сможет временно, до следующего Ритуала, вернуться в Польшу. Больше я тебе ничего сказать не могу. Ни у тебя, ни у Пройсса нет никакого права требовать, чтобы вам рассказывали подобные вещи. Идем?
Я хмуро поджала губы и пошла вслед за Вероной.
***
Совещание проходило в самом, на первый взгляд, мало подходящем для такого действа помещении. После огромных белых лифтов, кафельных стен, железа, металла и пластика я предполагала увидеть нечто вроде интерьера Берлинского института – но в Мондире совещания проводили в бассейне.
В огромном зале с обшитыми темным деревом стенами посередине помещался самый настоящий бассейн прямоугольной формы с чистейшей водой, которая казалась бирюзовой из-за мерцающей плитки синих и зеленых оттенков. Узкие дорожки вдоль бассейна вели к противоположной от входа части зала, где стоял длинный стол, накрытый темной тканью. Над столом висела старинная люстра со свечами: все они были зажжены, и желтый воск капал на стол. Когда я вошла в комнату, за столом уже сидело человек двадцать, и они не обратили ни на меня, ни на Верону ни малейшего внимания, как и те, кто прогуливался вдоль бассейна или стоял, прислонившись к стене. Многие из людей были также одеты в бежевые комбинезоны.
– Почему вы проводите совещания в… бассейне? – шепнула я Вероне, усаживаясь за стол. Та пристроилась рядом:
– Это древняя традиция. Кроме того, в бассейне проточная вода, она помогает циркуляции энергий и благотворно влияет на Марса.
– Какого еще Марса? – громко возмутилась я, и Верона приложила палец к губам.
Во главе стола, с противоположной от меня стороны, поднялся мужчина средних лет с сухим, невыразительным лицом и блестящими, словно смазанными какой-то жирной дрянью, черными волосами. Все вокруг сразу затихли; стало слышно лишь, как журчит вода в бассейне.
– Здравствуйте, уважаемые гости и работники ВИПРА, – произнес мужчина.
Сидевшая рядом с ним немолодая женщина добавила:
– Мондир приветствует вас. Мое имя Сиривонг Кейбел, я глава этого отделения.
– Мое имя Марс, – представился мужчина. Я оглядела стол: многие закивали, на лицах явно читалось уважение. И вдруг я заметила, что одно лицо мне очень знакомо.
– Это же Пол, – шепнула я Вероне. Та придвинулась ближе. – Пол Крайчек. Я думала, что он в Варшаве. Что он здесь делает?!
– Его дядя хорошо знаком с госпожой Кейбел, – шепотом пояснила Верона. – Он давно оказывает помощь ВИПРА.
Я помнила, кто его дядя. Католический священник, тот еще брюзга и сноб, с очень своеобразным отношением к магии. Пол рассказывал, что его отец, исследователь магии, много конфликтовал с братом, который поначалу был яро против того, чтобы он связывался с этой наукой. Затем Крайчек-младший убедил брата, что лучше знать врага изнутри, и проводил в библиотеке много времени, изучая связь магии и религии… А затем по его стопам пошел и Пол, отчего дядюшка был в еще большей ярости. Семью Крайчеков, ранее сплоченную, теперь раздирали на части конфликты: в колледже Пол регулярно рассказывал о ссорах и даже драках между своим отцом и дядей, иногда попадало и Полу.
А потом все закончилось. Когда мы были на пятом, последнем, курсе, на Рождество Пол поехал в коттедж дяди в Весоле. Что именно примирило братьев, Пол мне так и не рассказал.
– Почему ж они вызвали Пола, а не его отца или дядю? – шепнула я. Верона снова приложила палец к губам и показала на мужчину во главе стола: тот вновь собирался говорить. Интересно, каким именно благоприятным образом на него влияет вода? Я оглянулась по сторонам и заметила, что зал наполняется людьми: они сидели на узких дорожках вдоль бассейна, некоторые даже спустили в него ноги; у входной двери толпились дети и старики в белых одеждах. Кого-то из них я точно видела в Мондире в прошлый раз. Все они с благоговением смотрели на Марса. Мне показалось, что это было не совещание, а скорее встреча с фанатами.
– Итак, мое имя Марс, – мужчина криво ухмыльнулся. – Как вам известно, или не известно, сердцем Мондира является суперкомпьютер «Стелла-3», использующий самый сложный набор заклятий, созданных специально для вычислительной техники. Однако, без меня это всего лишь машина.
Я обратила внимание, что мой рот приоткрыт, и захлопнула его. Вот это уже становится интересным.
– Я подключаюсь непосредственно к «Стелле», и мы вместе выполняем массу аналитической работы. Как обычно, это проект «Окно», – люди за столом одобрительно зашумели, – и два последних нашумевших проекта: заклятье апокалипсиса и многоступенчатая операция, связанная с протоколом семнадцать.
Я обвела взглядом зал – у многих людей в руках были блокноты, диктофоны, мобильные телефоны. Журналисты.
– Ввиду последних событий мы решили предать огласке некоторые аспекты работы ВИПРА, для чего будут проведены пресс-конференции и ознакомительные туры по Мондиру, – Кейбел повысила голос. Впрочем, ее четкий низкий голос было бы слышно в любом случае. – Настоятельно рекомендуем гостям корпуса соблюдать правила безопасности и полностью полагаться на советы ваших сопровождающих.
Кейбел улыбнулась уголками губ.
– Просим обратить ваше внимание на тот факт, что использование магических устройств в Мондире происходит по специфической схеме. Наш локальный фон откалиброван особым образом, несмотря на…
– Несмотря на общую деградацию фона? Это вы хотите сказать? – осмелилась перебить сидящая неподалеку от Кейбел молодая женщина с ярко-красными волосами.
Марс пожевал губами, в глазах сверкнула усмешка:
– А вы неплохо осведомлены. Что за времена: даже от собственного информационного отдела ничего не скроешь!
– Прошу прощения, – ответила женщина, – просто скоро деградация станет заметнее, и вам придется взять эту ситуацию под контроль.
– Мы взяли, – веско сказала Кейбел. – Поверьте, Вортекс и заклятье апокалипсиса – куда большие проблемы.
Верона искоса наблюдала за мной.
– Что еще за деградация? – шепнула я. В ответ она схватила меня за предплечье.
– Тише. Общий магический фон снижается, – с неожиданным раздражением прошипела она, – чего, конечно, и следовало ожидать.
– И что вы планируете делать?
– Убить Вортекса, конечно, – отстраненно сказала Верона. Мне оставалось только растеряно кивнуть.
Тем временем, шум в зале нарастал: казалось, мероприятие вот-вот выйдет из-под контроля.
– Собственно, это все, что вам нужно знать, – наконец, произнес Марс. – Дальше с каждым из вас мы будем работать отдельно, на разных уровнях информации.
Он развернулся и быстро вышел за дверь, а Кейбел начала раздавать буклеты. Часть людей – и красноволосая женщина в их числе – поспешила за Марсом. Воспользовавшись суматохой, я быстро подскочила к Полу, сбросив руку Вероны.
– Что ты здесь делаешь? – прошипела я. Глаза Крайчека, и так немаленькие, казалось, выскочат из орбит. Он резко поднялся со стула и внезапно крепко обнял меня своими худыми длинными ручищами.
– Хлоя?! То же самое могу и у тебя спросить, – Пол отстранился и внимательно изучил мое лицо. Старинный друг ничуть не изменился, только выглядел очень уставшим.
– Меня позвали по делу Вортекса, я…
– Можешь ничего не объяснять, – Пол сел и усадил меня рядом с собой.
Народ в зале галдел, часть публики кольцом окружила Кейбел. Среди них была и Верона, которая, судя по размашистым жестам, раздавала какие-то указания. Пол продолжил:
– Мой отец недавно вступил в религиозную мультиконфессиональную организацию, которая вроде как… сотрудничает с ВИПРА. Так вот. Они все знают о Вортексе, знают, что это был Вежба. Они считают меня очень ценным для них, поскольку я контактировал с ним. Ты здесь по той же причине?
Я кивнула:
– Но мне все равно не понятна их логика. Я знаю, что они чуть ли не неделю обивали порог матери Вежбы, но от Ингрид, которая тоже с ним встречалась, все предпочли скрыть.
– Мы с тобой сами полезли в это, – пробурчал Крайчек. – Нашли картину, а потом он похитил тебя, притащил в Хельсинки и что-то сделал… Извини, что напоминаю.
– Все в порядке, – ответила я, и это прозвучало грубовато. – Если то, что случилось, поможет лучше исследовать эту тварь, я только рада. Пройсс получил от Вероны особое задание: мы должны были собрать информацию обо всех контактах Веслава до его мнимой смерти. О лаборантах, друзьях по сети… Чтобы понять, как он стал тем, кем стал.
– Я ничего такого в Варшаве не делал… Это опасно, Хлоя, – наставительно сказал Крайчек. Я закатила глаза. – У нас так мало опыта. Я сам ужасно устал. Хорошо, что скоро вернусь в Краков.
Внезапно между мной и Полом возникло довольное лицо Вероны.
– Рада, что вы увиделись! – объявила она. Я устало потерла лицо рукой. – Хорошо, что вы вместе, я думаю, вам обоим непросто! Итак, Пол, ты нужен госпоже Кейбел в конференц-зале. Хлоя, а тебе лучше немного передохнуть перед инструктажем, – и она исчезла.
Я оторвала взгляд от бордовой скатерти, покрытой разводами воска:
– От ее щебетания аж тошнит, а, Пол?
Но мне никто не ответил – послушный Крайчек уже убежал.
***
Краков, 2013.
– Фу, – протянула я, – никогда мне больше такого не показывай.
У меня аж во рту стало кисло. Ингрид смотрела на меня весело – она потянулась, как кошка, и рухнула на диван. За дверью шумела вечеринка – мы отмечали день рождения Пола и скрылись вдвоем с подругой в его спальне, чтобы уединиться на пару минут. Солнце жарко дышало за плотными синими шторами, я стянула с вспотевшего лица аппарат для просмотра снов. На вечеринках мы зачастую обменивались ими и сбрасывали файлы друг другу на компьютеры, но Ингрид решила показать мне свой сон прямо в аппарате. Сон был гадкий. Грязная вода, какие-то замки из глины, полчища змей, сплетенные друг с другом, Крысиный король, которого брал в руки высокий мужчина в белой маске.
– Зачем ты показала мне такую гадость? – я кинула аппаратом в Ингрид.
– Это месть за то, что тебе наснилось на той неделе.
Тут Ингрид была права. Я скинула ей на почту файл с названием «Уморительные котята». А на самом деле это была запись моего сна. Ужасного сна про тест по истории Европы, в котором госпожа Жшлешиньски превращалась в огромного серебристого паука-мутанта и откусывала себе все ноги.
– Так зачем на самом деле ты меня сюда позвала?
Ингрид обвела взглядом идеально убранную спальню Пола.
– Вы с Веславом встречаетесь, не так ли? – тихо спросила она. Я не ожидала этого вопроса. Я давно дружила с ним, и после того, как Ингрид и он расстались, Веслав действительно просил у меня… помощи, что ли. Мы просто стали более раскованы, но можно ли назвать это отношениями? Свиданиями? Я всегда считала, что проведение этих граней немного пошло.
– Наверное, можно сказать и так, – ответила я. – Тебя же это не расстраивает?
Я была уверена, что Ингрид рассмеется над моим глупым вопросом. Что ее ярко-красные губы вот-вот изогнутся в улыбке, но этого не произошло. Ее лицо будто погасло.
– Ингрид, не молчи, – испуганно выдавила я. Я встала с компьютерного кресла и села рядом с ней на диван.
– С ним бывало тяжело, – Хвальковска смотрела в пол, – но Веслав – особенный. Он как магнит. Я, конечно, оторвала его от себя… Но мне кажется, будто он забрал себе часть меня.
Я поежилась.
– Он заберет себе и часть тебя. Я не ревную, – с каким-то удивлением заметила она, – просто как-то горько. Я догадывалась, что теперь это будешь ты. Но догадываться и услышать твое подтверждение – разные вещи.
– Ингрид, он скоро придет, – пробормотала я. – Ты уверена, что если увидишь нас вместе, все будет хорошо?
– А что будет? На публике он и не прикоснется к тебе. Веслав играет роль публичной персоны. Он для всех и для никого, – ох, она была права.
В прихожей, в глубине квартиры, распахнулась дверь. Раздались возгласы, чей-то смущенный смех, и среди этой мешанины простых юношеских эмоций – выделялось ледяное спокойствие Веслава: он пришел к людям и готов полной ложкой черпать их восхищение и любопытство. В глазах Ингрид были угли: девушка, мой близкий друг, кого я знала как человека открытого, любящего, жаждущего впечатлений и чувств, при Веславе погасла.
Но Ингрид не хранила боль долго: она позволяла тьме выплескиваться и заполняла пустоту быстро. Она жила в движении, и это была одна из сотен причин, почему я так любила ее. Мы покинули спальню Пола.
Ингрид вошла в гостиную с идеально прямой спиной, и в ее улыбке была сталь. Но когда она обернулась на меня, сталь исчезла. Веслав сидел на диване, подперев голову кулаком; слева и справа от него расположились улыбающиеся девушки и ребята. Пол и Марек сидели у ног Вежбы со стопкой комиксов о магических героях, часть комиксов валялась на полу, и носок начищенного ботинка Веслава касался головы Королевы Парадоксов с обложки.
Веслав перевел на нас свой взгляд, кивнул Ингрид, подманил пальцем меня:
– Сделаешь мне чай? А то эта компания идиотов, я прошу прощения, прекрасных юных интеллектуалов ничего не смыслит в нем, – шепнул он и улыбнулся. Через секунду я была на кухне и отдраивала одну из пыльных чашек Пола. Самую красивую. В гостиной раздался взрыв хохота, и можно было ставить на то, что причиной тому – реплика Веслава. Он не был душой компании в общепринятом смысле этого слова, но умел делать так, чтобы люди его таковым считали. Он умел брать. Улыбки, смех, подарки, энергию, внимание, силу.
Силу.
***
Верона сухо улыбнулась.
Я дала ей воспоминания о снах, оставив размышления о Веславе и Ингрид себе.
Кабинет для сомнологического анализа выглядел, как обычная офисная комната, разве что без окон: несколько столов, крутящиеся стулья, щербатые чашки на полке.
Верона сделала паузу и показала мне коллекцию снов финнов. Эти сны были собраны после атаки Веслава на Хельсинки. Смазанные серебристые силуэты: некоторые человекоподобны, некоторые – нет. Многие похожи на бытовые парадоксы, и Веслав в них не угадывался ни на йоту.
Верона вынула флешку из ноутбука и положила на стол в прямую линию с ручкой, карандашом и портативным ментальным сканером.
– Что ты сама думаешь? – повернулась ко мне она.
Я придвинулась чуть ближе:
– Образы Вортекса из них кажутся… такими мультяшными. Карикатурными.
– Да. Почему Вортекс в снах такой – вопрос к нашим психологам, они только начали анализ. Хельсинские Комитеты проделали огромную работу! – воодушевленно заметила Верона. – Кстати, ты знаешь, что первое устройство для записи снов разработал ученый ВИПРА?
– Я думала, это советская разработка, – удивилась я. После Второй мировой войны в СССР приняли решение усилить пропаганду при помощи разработок ментальных сканеров и принтеров. По крайней мере, так нам рассказывали в колледже.
Верона широко улыбнулась – выражение глаз не изменилось:
– Хлоя, ВИПРА осуществлял надзор над всеми событиями в истории магии с самого начала. Все, что происходило, контролировали мы. Холодная война была опасным моментом – мы выпустили особую директиву, которая осуществляла распределение магических открытий равномерно. Люди никогда не обсуждали нашу деятельность по той простой причине, что мы постоянно меняли название и переформировывались. Сейчас мы «ВИПРА». Мы открыто встаем на защиту человечества, потому что другого выхода просто нет.
Я подозревала нечто подобное, но все равно не смогла удержаться от того, чтобы тихо протянуть «ого».
– И вы ответственны за то, во что сейчас в магическом плане превратилась вся Азия?
– Ты знаешь, что открытие Комитетов и институтов в древних городах – Бейруте, Библе или Дамаске – привело бы к умопомрачительным последствиям. Но они сами отказались сотрудничать, – мягко ответила Верона. – А что касается Иерихона, Берлинский институт бился с нами плечом к плечу двадцать лет, когда мы пытались открыть на их территории хотя бы завод для производства карточек. Но Палестина осталась непреклонной.
Иерихон был Меккой для всех, кто хоть немного интересовался магией. Самый древний город Земли мог бы стать ее магической столицей, и кто знает, к добру или к худу, но этого так и не произошло.
– А эти бесконечные конфликты между сторонниками магии и религиозными экстремистами, весь этот мрак, который уже почти тридцать лет творится в России?
– Сейчас не их время, – Верона выпрямилась на стуле и сложила руки перед собой. – Ситуация была сложной. После развала СССР возникла мощная угроза магического характера в Сибири. По сравнению с ней несчастное заклятье апокалипсиса Ремана – просто шутка. Нам пришлось… провести определенную работу, нейтрализовать опасность и в итоге позволить Российской православной церкви фактически получить власть над страной и магией.
– Кошмар… Мой внутренний конспиролог сейчас, как малыш, которого закормили мороженым в день рождения, – пробормотала я. – Вы и это собираетесь рассекретить?
– Нет, – Верона легко коснулась моей руки. – Это дружеский акт доверия с моей стороны. Я была с тобой резка – например, тогда, в Схроне, и как раз намекала тебе на подобные факты, которые ты можешь узнать, если будешь сотрудничать.
– Я сотрудничаю, – сказала я, – и ценю, что ты показываешь эти записи снов финнов, например.
– Большая удача, что у тебя сохранились некоторые сны о Вортексе, – заметила Верона. – Мы скачали их с твоего облачного диска и уже отнесли на анализ психологам…
Пароль от своих облачных архивов я сказала Вероне давным-давно. Предварительно удалив из них несколько гигабайт личных фотографий и снов, в которых Вортекса не было.
– Слушай, если на сегодня все, то я бы хотела поговорить с Полом Крайчеком, – заявила я.
Верона подняла на меня пустой взгляд. Удивительно, как та оболочка улыбчивой куклы, что служила ей щитом, или маской, легко сползала, обнажая кого-то чужого, даже отталкивающего.
– Пол сейчас в ВИПРА, и я хотела бы узнать его… координаты, – объяснила я. – После совещания с Марсом он так быстро ушел.
– Не уверена, что Пол еще не уехал, но я попрошу наших сестер дать тебе номер его комнаты, – кивнула Верона. – Понимаю, что тебе хочется увидеть родное лицо…
Я скривилась от ее пафоса. Такое впечатление, что Верону учили разговаривать по дешевым старым сериалам. Маска встала на место.
Тем не менее, мою просьбу она выполнила: позже одна из сестер и впрямь передала мне номер комнаты Крайчека, и я отправилась к нему в гости. Пока стучалась в белую фанерную дверь, я изо всех сил надеялась, что Пол еще не уехал.
– Хлоя? – Крайчек приоткрыл дверь на щель, в которую еле-еле можно было протиснуться боком, отчего-то шепотом сказал: «Заходи», и пропустил меня внутрь. Комната Пола была идентична моей: такое же узкое окно-бойница, через которое почти ничего не рассмотришь, и серые стены, вдоль которых расставлена неброская мебель. Только в своей комнате я уже успела навести фирменный беспорядок, который заключался в разбросанной одежде и ворохе проводов на тумбочке. Правда, техника – ни плеер, ни телефон – здесь практически не работала: мгновенно разряжалась, а изображения на экранах шли помехами.
– Мне Верона помогла с тобой связаться, – я уселась на аккуратно заправленную кровать.
Пол навис надо мной, слегка нахмурился:
– Сюрприз-сюрприз…
– Я не вовремя?
– Да нет, – Пол вздохнул, сел рядом. – Просто очень неожиданно. Знаешь, у меня столько всего произошло…
– А у меня-то, – я закатила глаза. Я чертовски была рада его видеть. – Как твой отец?
Крайчек достал из тумбочки глянцево сверкнувшую брошюрку. На обложке значилось «Новый дом» и был изображен ярко-голубой голубь, вокруг которого располагались символы мировых религий: католический и православный кресты, полумесяц мусульман, колесо сансары индуизма, десяток других странных значков – религии в последние годы плодились с устрашающей скоростью.
– Что это?
– Та самая религиозная организация «Новый дом», – Пол быстро пролистнул буклетик и засунул обратно в тумбочку. – Ты знаешь, и мой дядя, и мой отец действительно увлеклись этим течением.
– Так в чем… фишка? Опять борьба против магии?
Пол кивнул.
– Не то, чтобы борьба. Пока там все очень неорганизованно. Они изучают течения, ищут интересные артефакты, пытаются понять, кем являются существа вроде Вортекса. Ясно, что магия может создавать больше таких, как он. Что, если создание подобных существ поставят на поток?
– Это был бы…
Я осеклась. Хотела сказать «апокалипсис», но так ли это? Действительно ли человек, обретший способности Вортекса, перестает быть человеком? Что вообще делает человека человеком? И обязательно ли становиться хаотическим и… злым, если ты бестелесен и силен? Можно ли сойти с ума, если у тебя нет мозга?
– Кажется, я понимаю, о чем ты задумалась. «Новый дом» вовсе не полагает, что Вортекс абсолютное зло. Они хотят… понять, – неуверенно подытожил он.
– А как ты считаешь? Я все пытаюсь разобраться, – я замешкалась. Пол пристально смотрел на меня, и становилось как-то не по себе. Я понимала, что плохо обошлась с ним в той недавней истории с картиной. Кажется, мы тогда все выяснили, обсудили по телефону, но несмотря на это я чувствовала себя виноватой. Или же дело в том ощущении, которое всегда возникает рядом с бывшими близкими друзьями. Самое горькое чувство в мире. – Я пытаюсь понять, могли ли мы тогда, в колледжские годы, как-то предположить, что с Веславом все так кончится?
– Или начнется, – Пол встал и прошелся по комнате. – Ты знаешь, я не был с ним особенно близок. Но Вежба был очень, очень умен. И в нем чувствовался некий надлом.
– Такое было, – я согласилась. – Одиночка по натуре. Одиночка, и при том харизматичный, притягивающий людей.
– Ты его любила.
Я резко качнула головой.
– Сомневаюсь, – вздохнула я. – Скорее, была его… фанаткой. Нет, конечно, он был мне дорог, но какими-то глубокими чувствами я это не назову.
Пол снова сел рядом.
– Тебе виднее, – он пожал плечами. – Ты знаешь, мне действительно нравятся ребята из «Нового дома». Если захочешь поговорить на тему Вортекса и религии, можешь связаться с ними.
Я отпрянула.
– Не, Пол, это точно не мое, – грубовато ответила я. – Считай это предубеждением против религии, но с подобными ребятами мне вряд ли по пути.
– Хорошо, я понял, – Крайчек поджал тонкие губы. Неужели я его задела?
Мы неловко помолчали. Все это было очень странно, будто Крайчек что-то не договаривал.
– Я, пожалуй, пойду, – я поднялась. – Прости, если что не так, Пол. Надеюсь, еще скоро увидимся.
Он кивнул.
Крайчек закрыл за мной дверь. Да уж, неловко вышло. Я задумалась о том, чего я вообще хотела от этой встречи? Мы уже давно не были настоящими друзьями, если такую формулировку вообще уместно употреблять в наше время… И в этом месте. Так наивно и по-детски это звучит… Почему мне еще хочется верить, что эта самая дружба существует? Но Пол уже давно перестал быть тем человеком, которого я знала еще с колледжа. Он отгородился от меня, да и ото всех, пытаясь выплыть, словно между двух потоков – интереса к магии и консервативных взглядов родственников – выплыть куда-то вверх. Он не смог понять меня, и я снова остро почувствовала свое одиночество в этих гулких, не созданных для человеческой жизни коридорах ВИПРА.
***
Краков, 2014.
Поезд прибывал в двенадцать утра, а в час мне уже нужно быть в колледже. Как успеть добраться от вокзала до нужной остановки? Я встала с кресла и начала быстро-быстро собирать вещи в рюкзак. Учебник заброшен под сидение, куртка валялась на полу, гора мусора обитала на столе. Я даже не успела перекусить перед первым занятием, поэтому быстро запихнула в рот остатки рогалика и запила его холодным чаем. Осталось десять минут; я нашла в кармане скомканный билет, фиолетовые буквы на котором гласили: «Варшава-Краков: прибытие в 12:10». Поезд медленно-медленно тормозил.
В Кракове было так же холодно, как и в столице. Мерзкий февральский ветер залезал мне под куртку, карабкался ледяными когтями по спине. Волосы раздувало ветром, и они мешали мне смотреть – я брела до остановки троллейбуса практически вслепую, как под снегопадом. И была чертовски рада, что я здесь. Не в Варшаве, не в Берлине – мягкие потоки магии Кракова обнимали меня, словно пуховое одеяло, освежали, будто чай с мятой. Я была дома.
Конечно, я опоздала на первый урок – ментальное сканирование, курс для будущих контролеров и архиваторов. Мы сидели за общим столом, точнее, несколькими столами, составленными буквой U. Рядом со мной – как всегда, Ингрид, моя лучшая подруга, скрипачка, отличница, и Пол, сын священника, тот еще авантюрист и искатель приключений, сующий везде свой длинный нос. Урок вела госпожа Майнас: вначале мы записали с десяток определений и формул, потом отложили ручки и сосредоточились на своем энергетическом поле, чтобы выполнить упражнения. В разгар медитации в моем кармане завибрировал телефон – и я украдкой прочитала сообщение от Ингрид: «Видела В. Угрюм, мрачен, великолепен, скучает». Я лишь покачала головой. Она так легко рассталась с ним – и совершенно не ревновала ко мне. Я бы, пожалуй, так не смогла.
В ответ я послала Ингрид ухмылку – та даже не пыталась медитировать, а сидела, упершись коленом в стол и поигрывая мобильным телефоном.
Игнорируя косой взгляд Майнас, я все же попыталась выполнить это чертово задание. Разум прочистился, и я словно парила в мириадах светящихся линий, пульсирующих провалов тьмы и затягивающих, пестрых, как крошечные радуги, звезд. Я видела изнанку мира, совокупность сотен энергетических картин и ментальных взаимосвязей, словно кто-то наложил друг на друга стопку полупрозрачных слайдов с сюрреалистическими пейзажами. Все в порядке, аномалий нет, как и должно быть в тринадцатом магическом колледже города Кракова.
Колледж располагался в неприметном здании на окраине города, больше похожем на склад, чем на учебное заведение. Я поступила сюда сразу после окончания школы, без проблем сдав общий тест и табель с моим магическим потенциалом по шкале Лернера. И никакой помощи бабушки – начальницы аналитического отдела в берлинском Комитете ремесла.
После занятий я отправилась на улицу к ларьку с кофе и разнообразной выпечкой, купила рогалик с шоколадной начинкой и стала ждать, прислонясь к ограде колледжа, появления Вежбы. Я изучала темные силуэты студентов, мелькающие среди медленно падающих на землю крупных хлопьев снега. Наконец, Веслав величаво выплыл из здания колледжа: дверь перед ним открыла низенькая девчонка-первокурсница, за ней следом протопали два замученного вида парня. Веслав снисходительно отвечал им, время от времени листая толстый блокнот в серебристой обложке. Затем Вежба обратил внимание на меня и ускорил шаг, оставляя свой фан-клуб позади.
– Очередной блокнот, – заметила я, высвободившись из его объятий. – Наверное, это потому, что твоя лекционная тетрадка постоянно у меня.
– Безусловно, – Вежба пожал плечами. Он явно думал о своем. С ним всегда было одновременно очень спокойно, как будто оказался дома, и одновременно тревожно: Веслав мог в любую секунду забыть о том, что ты находишься рядом, ждешь общения, ждешь его реакции на свое существование. Но я привыкла.
– Твоя книжка, – я открыла сумку и вытащила толстый том в черном глянцевом переплете. Справочник по истории религий, который я брала у Вежбы в прошлом месяце, чтобы написать доклад. – Здесь закладка на странице с… эээ… Рудрой.
– И? – Веслав искоса взглянул на меня. Фиолетовые круги под его глазами указывали на проведенную за книгами или интернетом ночь.
– Я вспомнила твой реферат о животных. Тут сказано, что второе имя Рудры было Пашупати – «Хозяин зверей».
– Рудра – самый разрушительный, яростный из ведийских божеств, – Веслав забрал у меня книгу, задумчиво повертел в руках. Снег усилился, и мы медленно побрели по домам.
Лекционным тоном Веслав продолжил:
– Рудра создал два вида существ. Одних даже назвал в свою честь – ужасных змей, которые убивали все живое. Вторые, Маруты, такими зловредными не оказались, зато их матерью была сама Земля.
Я хмыкнула.
– Обожаю мифы.
– В мифах есть отрицательные персонажи и положительные, – отметил Вежба, будто не услышав моей реплики. – Положительные – скучны: это, как правило, боги, которых все любят. Или герои, которые этим богам поклоняются и за это получают свои секунды славы… А вот отрицательные – это уже куда интереснее, потому что их ненавидят и боятся. Чтобы человек придумал то, чего можно бояться, он должен испытывать очень сложные чувства.
Веслав всегда будто читал лекцию. Поначалу, сразу после знакомства, я пыталась иронизировать, подкалывать его; он шутил в ответ, но я быстро поняла, что в его шутках было куда больше яда и злобы, чем в моих. Он любил, когда я спрашивала, соглашалась, восхищалась им. Он выделял меня из смутного круга лиц своего фан-клуба, и это льстило.
– Так чем тебя так заинтересовал этот хозяин зверей, хотелось бы спросить? – Веслав засунул руку в карман и позволил мне положить свою на его локоть. Я подстроилась под его шаг.
– Мне было интересно, какие возмущения звери оказывают на ментальный фон, про это мало пишут зоологи, – заметила я, – а на истории магии…
– Ты спала, – усмехнулся он. Снег усилился. Веслав натянул на голову капюшон. – Ты много прогуливаешь.
– Магдалена сказала мне то же самое, – я вспомнила безобразный скандал с матерью; пока бабушки не было дома, она просмотрела мою лекционную тетрадь и заявила, что я пропускаю лекции и меня скоро выгонят. Я обозвала ее экстрасенсом и захлопнула дверь в свою комнату прямо перед ее носом.
– И почему я вообще провожаю тебя на автобусную остановку? Шла бы сама. В наказание, – усмехнулся Вежба.
Он обожал катать меня на эмоциях, как на качелях: дарил подарок и игнорировал меня днями; бросал трубку посередине разговора – и неожиданно оказывался под окнами с букетом цветов. Я ценила каждый жест внимания с его стороны, будто вдыхала аромат розового куста. И тут же сжимала стебель в кулак, чтобы как следует пораниться шипами, чтобы потекла кровь. Я восхищалась им.
Осознавала, что он не любит меня – и не любила в ответ.
***
– Продолжай. У тебя был пик на двадцать – двадцать три… – Верона отлепила от моей руки датчик и положила на стол. Я присела на кушетку, потерла лоб рукой.
– Я не помню, что дальше. Кажется, он поехал со мной, потом сидели в каком-то баре, потом поехали к нему домой… – я поморщилась. – Ты же сказала, что все эти подробности тебе не нужны.
– Я считываю только твой информационный фон, – Верона закрыла ноутбук и откинулась в кресле. Снежно-белая стена за ее спиной была украшена лубочной картиной с горным пейзажем – дурной вкус, но мазня хоть как-то разряжала обстановку лабораторной клетушки. – Как прошел первый инструктаж?
– Ох, паршиво, – я одернула рукава черной спортивной куртки и поджала под себя ноги. – Унылая медитация, прямо как в шестом классе, потом – невнятный бубнеж о ежедневном ведении сонника и подобная чушь. Здесь столько всего приходится делать, – совсем уже жалостливым голосом закончила я.
– Ничего, сегодня у тебя много свободного времени. Нашу процедуру повторим еще два раза, – Верона вежливо улыбнулась и привстала. – Прости, у меня дела.
– Понятно, – я направилась к двери. Что ж, раз на сегодня рассусоливание воспоминаний о Веславе закончено, я могу немного потренироваться – здесь есть чудесный зал для отработки заклинаний, ну или поболтать с Полом. Все три моих дня пребывания в ВИПРА я постоянно встречала Крайчека в столовой, мы оба держались вежливо, но скованно.
Пол не брезговал крохотной библиотекой на самом верхнем этаже, под стеклянной крышей. Удивительно, что здесь, как и в нашем Комитете, библиотеку сделали наверху. Забавное совпадение. Только книг в ВИПРА было маловато, так как и постоянные обитатели этого места, и гости предпочитали подключаться к локальной сети. Марс, человек, который назвался придатком к компьютеру, действительно оказался таковым: он с самой юности изучал тему зачарования компьютеров, электроники, микросхем и плат и в итоге смог так настроить свое сознание, чтобы практически полностью соединить разум с машиной при помощи магии. Конечно, о Марсе писали в желтых газетах, но кто на полном серьезе поверит в такую сказку?
Зал для отработки заклинаний располагался в подвале. Это было гигантское помещение размером с два или три футбольных поля, вдоль стен которого находились столы с патронажами для артефактов, десятки ящиков Андерсена, десятки редких заклинаний в бутылочках. Как правило, здесь почти никого не было – только подозрительно тихие дети или группа старичков, как-то особенно торжественно медитирующих на матах. На меня подобная обстановка не давила. Может, я стала привыкать к Мондиру и всем этим чудным ВИПРАвским порядкам.
Я не торопясь начала отрабатывать боевые заклятья. Между столбов помещались прозрачные мишени, которые отображали информацию о полученном уроне и точности: десять бросков перочинным ножом – восемь в яблочко; средний потенциальный урон можно оценить как «посредственный». Я хмыкнула и уселась на пол.
«Беги быстрее». Почему-то я вспомнила ту таинственную записку. Сейчас, далеко от дома, сквозь толщу всех этих новых впечатлений и знаний, записка уже не казалась такой зловещей. Я даже толком не понимала, почему решила, что она от Веслава. С одной стороны, это логично, а с другой – абсурдно.
– Так это ты? Та самая девушка Вортекса? – раздался насмешливый голос. Я обернулась – позади меня, скрестив руки на груди, стояла незнакомая молодая женщина. – Мне рассказывали про тебя.
– А мне про тебя – нет, – я поднялась на ноги, – какая досада, правда?
– Правда, – ответила незнакомка. – Ничего особенного, впрочем, про тебя не расскажешь…
– Слушай, я понятия не имею, что тебе надо, – нахмурилась я. Эта странная леди начинала меня по-настоящему бесить. – Либо представься, и давай поговорим по-человечески, либо уйди и не мешай.
– Меня зовут Кайя, – пожала плечами девушка и подошла ближе. Я смогла как следует рассмотреть ее: ниже меня ростом, с грубоватым лицом, темные волосы заплетены в косу – очень похожа на спортивного тренера или инструктора по йоге.
Я снова села на пол.
– Ты знаешь, я тут тоже вроде как на тестах, или собеседованиях, – продолжила Кайя, уже в менее наглом и провокационном тоне, – и многие маги говорят о тебе. Вроде как ты – их единственная ниточка к Вежбе…
– Не единственная, – хмуро перебила я. Кайя села напротив меня.
– Единственная, – веско сказала она. – Ты – то, что связывает Вортекса с его физическим прошлым, контактер с обеими его формами. Поэтому и ВИПРА, и берлинцы, и ядерщики – они все за тобой следят, наблюдают и будут это делать до тех пор, пока не уничтожат Вортекса или с тобой что-нибудь не случится.
– Очень оптимистично.
– Поэтому люди из ВИПРА и учат тебя, заставляют тренироваться. Ты нужна им сильной и живой, ясно? А ты… – Кайя взмахнула рукой, – ты, если честно, посредственность.
Я вздохнула, преодолела усталость, слегка просканировала ментальный фон странной собеседницы. Ого. Меньше двойки по Лернеру – что она вообще здесь делает?
– Ну ты сама-то не фонтан, – фыркнула я. И это было еще слабо сказано.
– Дело не во мне, – Кайя прищурилась. – Считай мои слова проявлением заботы. Спросишь, какое мне до тебя и Вежбы дело? Честно говоря, особенно никакого. До ВИПРА, самого по себе, с его армией скелетов в шкафах, интрижками и Страшными Секретами – может быть.
– Так расскажи мне, – я взяла с пола бутылку воды и сделала большой глоток.
– Не могу, – Кайя поднялась, неуклюже изображая дружелюбие, махнула рукой в прощании, – еще увидимся, Хлоя.
– Ага, – пробормотала я. Странная собеседница скрылась за двойными дверями зала, а я рассеяно почесала затылок и призадумалась. Нет, то, что здесь все и всегда загадочно и непонятно, – дело привычное, но вот суровые девушки, которые с чего-то заводят со мной уничижительные разговоры – нечто новенькое. Лицо Кайи казалось мне немного знакомым. Кажется, я ее видела в столовой в компании с Марсом, вечно окруженным стаями фанатов. Что ж, Кайя вполне могла быть, например, журналисткой – их сейчас в Мондире масса, они пишут тщательно проверяемые статьи, чтобы выдавать людям дозированную информацию и контролировать настроения в народе.
Единственная ниточка к Вежбе… Честно говоря, никогда не воспринимала себя в таком ключе.
Эта связь была отравляющей, горькой, призрачной, словно дым осенних костров – сплошная поэзия, печаль и панический, тянущий из меня все силы и эмоции, страх.
Всю мою жизнь связали с Вортексом, плотно-плотно, крепко-накрепко. Работать – чтобы помочь выследить его, учиться – чтобы противостоять ему, спать, есть, передвигаться по городу – чтобы просто функционировать для достижения высшей цели.
Больше у меня ничего нет. Больше я ни на что не гожусь…
Спасибо тебе, Кайя, что напомнила.
Я уже собиралась покинуть зал, как появилась Верона в ярко-голубом спортивном костюме. Мы обменялись парой фраз и начали спарринг. Первый опыт прошел так себе, но сегодня я была слишком зла и напряжена после разговора с Кайей и сразу почувствовала, как проще и легче концентрируюсь и насколько труднее Вероне блокировать мои заклятья. Ничего сложного и опасного: капелька вампирских заклятий, любимая антигравитация, позволяющая отталкиваться от стен, нож, летающий, как бумеранг, – Верона с легкостью отклонялась от него, ведь ей как опытному боевому магу не нужны специальные заклятья, чтоб легко и быстро двигаться. Для своих заклятий я использовала особую карточку ВИПРА. В углу зала, в большой кадке, стояли бамбуковые палки: мы использовали их для разминки. В сражениях на таких палках были свои тонкости, но Верона оказалась хорошим учителем, и драться с ней вышло сплошным удовольствием.
– Я думала, ты откажешься от боя, – с уважением сказала Верона, когда я в изнеможении положила палку на пол и села с ней рядом.
– Осталось мало времени, почему бы не позаниматься побольше, – заметила я. – Кто знает, когда вы меня снова позовете в Мондир.
– Это случится быстрее, чем ты думаешь, – Верона мягко улыбнулась.
***
Краков, 2014.
Это было в библиотеке. Погруженный в чтение Пол не сразу заметил, как я вошла. Сводчатый потолок низко нависал над накрытыми сукном столами, узкие окна пропускали совсем немного света. Я всегда считала, что подобная угрюмая обстановка создает рабочее настроение.
Мое же настроение в то утро было сродни тому оттенку отчаяния, что спокоен, как ледяное горное озеро: тебе не хочется ни двигаться, ни вдыхать и выдыхать воздух, ни открывать рот, чтобы извлечь очередной бессмысленный звук.
Я с минуту понаблюдала за погруженным в чтение Полом и, наконец, обратилась к нему:
– Привет.
Тот дернулся, как от укуса, резким движением руки отодвинул книжку и уставился на меня:
– Что ты тут делаешь? Ты не… – и он все понял; медленно откинулся на стуле назад и нервно вздохнул.
– Ты уже знаешь. Мне позвонили утром.
– Мне тоже. Его мать.
Пол поднялся, подошел ко мне и за локоть вывел на улицу – кажется, на нас строго воззрилась библиотекарь.
Я стояла под мелким дождем, уставившись в одну точку.
– Что она сказала?
– Несчастный случай, – глухо ответила я. – Больше ничего не известно. Ты поедешь со мной в Берлин?
– Зачем? – Пол отшатнулся. – Тебе там ничего не скажут. Веслав…
– Ингрид так же отреагировала, – перебила я, – и Марек. И все колледжские преподаватели, с которыми я сегодня говорила. Они все мне очень сочувствуют, но кроме сочувствия, им предложить нечего.
После этого я развернулась и ушла. Пол не окликнул меня, не догнал – он вернулся в библиотеку и продолжил учить, читать, забивать свою голову буквами и словами, которые спасали его, на свой особый манер.
Тогда я винила его. Потом – нет.
Ингрид же спасалась в объятиях очередного друга. Прочие друзья и знакомые Веслава усиленно занимались учебой, чтобы успешно сдать последний экзамен зимой. Я, кажется, будто уснула: не помнила, что делала, ворочаясь в мутном потоке обломков собственной разбитой жизни долгие месяцы, пока не попала на работу в Комитет номер шесть.
***
Кто знал, что Веслав переступит порог лаборатории и исчезнет, чтобы возродиться как Вортекс? На что была похожа его смерть? Осталось ли где-то его мертвое тело?
Баум и Хантинг сошли с ума после того, как стали свидетелями этого. Или уже были безумцами, получив доступ к тем заклятьям, что открыли им доступ в мир чудес.
Верона захлопнула блокнот.
– Ты часто общалась с матерью Вежбы?
Я потерла виски и потянулась в кресле.
Голова болела, как будто воспоминания в черепной коробке взбунтовались и мстили мне за то, что их потревожили и вытащили на свет. Этот лабораторный кабинет был забит множеством старомодных приборов – латунь посверкивала в холодном люминесцентном свете, и это слегка раздражало.
– Я пару раз говорила с его матерью. Как я понимаю, она все еще живет в маленьком поселке под Гданьском?
Верона кивнула:
– Мы уже ездили к ней. О Вортексе речи не шло. Лишь вспоминали Веслава, каким он был, будучи человеком. Разговор не клеился, женщина оказалась… ну, в общем, не совсем трезва. Как нам с Валензой показалось, это ее типичное состояние на протяжении многих лет.
Я поежилась.
– Она и Веслав никогда не были особенно близки, – добавила я, – он не очень любил говорить о матери, немного ее стеснялся, что ли… Но у нее был мой номер телефона. Когда Веслав начал ездить в те лаборатории в Берлине и Цюрихе, он зачем-то дал ей его.
Верона отпила кофе из крошечной чашечки, поправила белый халат.
– Она любила сына. Связь между родителями и детьми – один из самых мощных энергетических процессов; эти связи, как грибница, пронизывают весь наш мир. Так же сильна только связь между влюбленными, потому что химические процессы…
– Прости, я пойду, – прервала я лекцию Вероны. Гремучую смесь магии и психологии нам преподавали в колледже; все эти постулаты я и сама неплохо помню.
Я направилась к двери кабинета.
– Не сердись на меня за то, что заставляю тебя вспоминать все это, – сказала Верона мне в спину.
– Я на тебя не сержусь. Я сержусь на себя, – открывая дверь, ответила я, – за то, что пыталась все это забыть.
– Никогда не перестану удивляться, – проговорила Верона. Я обернулась.
– Чему?
– Тому, какие все люди разные, – пластиково улыбнулась она.
Я решилась:
– Верона… Надеюсь, ты не посчитаешь это нарушением субординации, но ты сама говорила, что мы вроде как друзья… Где твоя семья? Как ты вообще попала в ВИПРА?
Ее лицо мгновенно изменилось. Нет, я не разозлила ее – это было нечто иное:
– Я расскажу тебе потом, – ровным голосом сказала она, – кратко говоря, меня взяли сюда через программу для одаренных детей. Я понимаю, что ты делаешь, Хлоя: я заставляю тебя быть откровенной, копаясь в твоих воспоминаниях и эмоциях, и тебе хочется взять реванш. Не так ли?
– Возможно, – я повела плечами. – Возможно, это просто любопытство.
– У меня масса работы, нужно разобраться с отчетами наших специалистов с Мальты, – сказала Верона. – Увидимся.
И я ушла. Что ж, попытка провалилась.
Узкие коридоры ВИПРА успели мне чертовски надоесть за эти дни. Низкие рифленые потолки, ряд желтых светильников на стенах, кафельный пол – и так повсюду, от подвальных этажей до большого зала с водопадом, возле которого теперь ежедневно толпились люди в белых одеждах.
Я обогнула водопад и уже хотела свернуть в боковой коридор, чтобы пойти к себе в комнату, как на мое плечо легла холодная жесткая ладонь.
Я резко развернулась, сбрасывая руку.
Рука принадлежала Кайе – та спокойно стояла позади меня.
– Что тебе надо? – резко спросила я.
– От Вероны идешь? Зря ты ей так много рассказываешь, – наставительно сказала эта неприятная персона. Я хмыкнула.
– Это не твое дело. Ты высказалась? Я могу идти?
– Тут один человек очень хочет с тобой пообщаться. Вот ему ты точно можешь доверять, – не моргнув глазом, протараторила Кайя и нахмурила брови, и я поняла, что не могу разобраться, сколько ей лет: совершенно детская, гротескная мимика на взрослом, с легкими морщинками вокруг глаз лице.
Я устало прислонилась к стене.
– Кто этот человек? Что ему от меня надо?
Кайя сложила руки на груди и покачалась на пятках взад-вперед.
– Дверь прямо за тобой, – так же спокойно сказала она, – Андерсен…
Фамилия прозвучала, как пароль. Шаг к двери, казалось, был самым долгим в моей жизни, я почувствовала каждую мышцу в своем теле. Не соображая, что делаю, я вцепилась в дверную ручку и с грохотом влетела в гигантский и, на первый взгляд, пустой кабинет.
Стеклянные шкафы вдоль стен заполнены книгами. На противоположной от двери стене, где полагалось бы быть окну, висела огромная – от покрашенного черной матовой краской пола до высокого потолка – роспись с концентрическими узорами – мандала. От нее шло еле заметное энергетическое сияние, будто от слабенького артефакта.
Перед мандалой находились низкий журнальный столик и кожаное кресло, в котором сидел незнакомый пожилой мужчина.
Я молча уставилась на него; за моей спиной кашлянула Кайя.
– Вот Хлоя Моргенталь, – не скрывая усмешку, произнесла она, – фамилия «Андерсен» действует на Хлою воистину магическим образом.
– Помолчала бы ты лучше, – огрызнулась я.
Пожилой человек не произнес ни слова, лишь спокойно изучал меня своими холодными голубыми глазами. На мгновение я подумала, что Майло вновь сменил тело; но какой толк в Ритуале при таком раскладе? И все же, почему мне кажутся знакомыми этот острый нос, выступающий подбородок, высокие скулы?
А потому, что я много раз видела их на портретах в учебниках, в интернете, в передачах про историю магии…
– Вы же Ларс Андерсен, так? – я нервно сглотнула. В горле образовался противный комок.
Пожилой мужчина кивнул.
Отец Майло. Черт побери, Верона словно специально вывела меня на разговор про мать Вежбы. Неужто догадывалась, с кем предстоит мне в ближайшее время встреча?
Никто никогда ничего мне не объяснит. Пока я здесь. Здесь не люди – непрошибаемые зеркальные стенки, вроде телевизионных экранов или ламп; и я, как светляк, бьюсь о холодное стекло в поисках своих ответов.
Я обернулась к Кайе – та вновь усмехнулась.
– Спасибо, дочь, – сухо сказал Ларс, и тут я поняла. Кайя – Катерина, та самая сестра Майло, что не стала профессиональным магом.
– Мне нужно поговорить с вами, Хлоя. Я знаю, что вам небезразлична судьба моего сына и судьба всего нашего мира, и, к моему глубочайшему сожалению, они обе теперь неразрывно связаны с вами.
– Всего лишь мира, – я пожала плечами. – Я слушаю вас.
Ларс усмехнулся.
– Я не так вас представлял, – он закинул ногу на ногу, взял с пола пухлый потертый портфель и начал копаться в нем. – Я думал, вы… хм. А вы жесткая и очень юная.
– Не стоит говорить мне, что вы представляли, – я улыбнулась. – Наверняка обидно получится.
Андерсен извлек наконец из портфеля толстую книгу с крестом на обложке и протянул мне.
– Библия? «Вы хотите поговорить о Боге?» – насупилась я.
– Откройте место, что закладкой отмечено, – Ларс был серьезен. Кайя примостилась у шкафа – периферическим зрением я все это время отмечала, как она переминается с ноги на ногу, не зная, как себя вести. Отца она явно стеснялась, а со мной привыкла общаться дерзко.
Но чтение Библии… Ладно, будем считать, что все гении со странностями. После разговора с Вероной сил на колкости у меня осталось крошечное количество, и любопытство пересилило недоумение.
– Открываю, – я начала листать толстую, почему-то пропахшую соленьями книгу. Я зажала закладку между пальцами и прочла:
– Первое послание к Коринфянам святого апостола Павла. Глава пятнадцать.
Ларс чуть подался вперед:
– Там, где карандашом отмечено. Читайте.
– «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся». И что дальше?
Я положила книгу на стол, не отрывая взгляда от его холодных глаз.
– Вы знаете, что между этим местом, ВИПРА, и Берлинским Комитетом есть определенное противодействие? – неожиданно спросил Андерсен.
– Пожалуй, – медленно пробормотала я, – я не улавливаю…
– Слушай! – резко перебила Кайя и подошла ближе к отцу. Я решила проигнорировать ее поведение.
– Покуда ВИПРА рассчитывает варианты при помощи Марса, а именно разработал план «Ритуал», который уже начал выполнять Эмиль, Берлин придумал свою концепцию борьбы с заклятьем апокалипсиса, – сказал Андерсен. Я поморщилась, когда он назвал Майло настоящим именем. Ларс встал и подошел ко мне ближе, взял Библию в руки и повертел ее. Он оказался совсем невысок – чуть выше Кайи.
– И как это связано с цитатой из книги? – спросила я.
– Прямым образом, – тоном лектора отрезал Андерсен. – Берлин хочет воспользоваться контрзаклятьем массового действия. Исходя из логики: коли Эмиль может убить всех людей, можно порвать эту цепь, превратив всех людей на планете не совсем в людей…
– Это звучит отвратительно, – вставила Кайя. Я молча согласилась с ней.
– В чем же будет выражаться… эта разница? Как они собираются все это провернуть? – сухо спросила я.
– Этого я не знаю. Видите ли, Хлоя, я долго работал с берлинцами, и эту информацию мне сообщили старые друзья… которым тоже известны крупицы. В частности то, что доступ к заклятью мог быть у троицы Вежба-Хартинг-Баум…
Так вот почему им уделяется так много внимания. Не только в Вортексе дело…
Ларс продолжил:
– Я рассказал все это вам лично, потому что мне и всему ВИПРА, как бы я не презирал многие их методы, важно, чтобы план Берлина провалился. Для этого мой сын должен выполнять свой Ритуал. И здесь уже важны вы.
– Я-то тут причем?
Кайя усмехнулась. Ларс ответил:
– Вы связаны с Эмилем. Поверьте, когда вы снова встретитесь, когда вы узнаете о Ритуале, цепи, что вас связывают, никогда не будут такими, как прежде.
Я отшатнулась. «Тянутся под водой крепкие стальные цепи»… Откуда он знает?..
– Хлоя, вы можете мне доверять, – продолжил Ларс. – У нас сыном отношения сложные, и я сам не могу к нему подобраться. Но я всегда желал ему лишь хорошего и желаю вам. Делайте то, что вам говорит ВИПРА; делайте то, что вам говорит ваш Краковский Комитет. Но помните, что в их большой игре вы – не пешка и в постановке этой – не марионетка. Задавайте вопросы. Пусть не им – себе. Это главное.
– Спасибо за напутствие, – пробормотала я. – Но все равно непонятно, что именно от меня требуется.
– Скорее всего, у вас будет возможность исчезнуть, – Ларс развел руками, – отстраниться. Например, вы сможете попросить о переводе в другой Комитет. Подключить родственников. Вариантов может быть много: чем дальше вы будете погружаться во всю эту историю с Вортексом, тем сложнее вам будет. Захочется убежать. Я прошу вас не делать этого.
– Потому, что я каким-то образом помогаю Ритуалу?
– Можно сказать и так. Поверьте, пока я не могу рассказать вам подробности. Вы знаете, что больше всего заинтересовало ученых и здесь, и в Берлине? То, что Вортекс попросил вас атаковать его. Он пристально изучал и изучает вас.
Я промолчала. Мне очень сильно не нравился этот разговор.
– А сейчас нам пора, – Ларс убрал библию в портфель и старомодно поклонился. – Телепорт откроют через пять минут, сегодня день был суматошный. Удачи вам, Хлоя.
Кайя и Ларс вышли из кабинета, я нелепо помахала им рукой вслед. С минуту тупо разглядывала корешки книжек в шкафу, цеплялась взглядом за цветные пятна, укладывая в голове все то, что сейчас узнала.
Спасибо Ларсу Андерсену. Если бы я, будучи десятилетней школьницей, которая готовила на урок истории реферат о создателе ящика для зарядки артефактов, узнала бы, что через много лет этот легендарный ученый пожелает мне удачи и своеобразно благословит…
Впрочем, я ощущала себя школьницей и сейчас – восторженной, растерянной, бесконечно глупой.