Территория Церкви
19 марта 1922 года В. И. Ленин написал известное письмо «членам Политбюро о событиях в г. Шуе и политике в отношении церкви». Это событие, как известно, открыло новую волну гонений на Церковь под видом изъятия церковных ценностей. Прошло 90 лет. Пора поговорить о современной кампании по свертыванию программы строительства православных храмов в России.
Время установочных статей никуда не делось, как бы нас не убеждали в обратном. На днях в «Известиях» вышел текст под невразумительным названием: «Модульные храмы могут лишить прописки». Но с многозначительным подзаголовком: «Концепция строительства церквей в Москве может быть изменена». Напомним: речь идет о муниципальной программе по строительству 200 православных храмов, совместно принятой священноначалием РПЦ и столичной мэрией. Сделано это было для удовлетворения религиозных потребностей верующих в многолюдных окраинных районах и для того, чтобы восполнить потери Церкви в советский период, когда власть разрушила в Москве около 1000 храмовых зданий. Сегодня эти благие намерения хотят пустить под нож. Строительство «модульных храмов» планируют обставить большим количеством дополнительных условий (вроде допустимой плотности застройки, наличия/отсутствия деревьев поблизости и т. д.). При ближайшем рассмотрении выясняется, что дело на самом деле вовсе не в условиях, а в неких «общественных настроениях».
Расправа готовилась давно. В 1922‑м представился удобный момент: в стране царил голод, а слухи о «несметных сокровищах в лаврах» пропагандисты распускать не ленились. Ленин писал: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь подавлением какого угодно сопротивления».
Священноначалие знало о голоде и не оставалось безучастным к страданиям народа. Обращаясь к пастве в своем «Воззвании к духовенству и верующим Российской Православной Церкви по поводу изъятия церковных ценностей» (15/28 февраля 1922 г.) Патриарх Тихон объявил, что организованный им «Всероссийский Церковный Комитет помощи голодающим начал сборы денег, предназначенных для оказания помощи голодающим». Но Комитет и его благотворительность были признаны «излишними». Большевики не пожелали принять помощь из рук православного духовенства. ВЦИК постановил изъять из храмов драгоценные вещи, в том числе евхаристические чаши и другие богослужебные предметы. Это было необходимо большевикам в качестве повода для уничтожения предсказуемо протестующих священников и мирян, для разгрома Церкви, чтобы она не смогла оправиться от удара «десятки лет». В ленинском письме прямо сказано: чем больше священников мы расстреляем в ходе изъятия, тем лучше.
Большевистская политика была хорошо продумана. Вожди революции стремились стереть православие из культурной памяти народа, а для этого Церковь надо было унизить, пригнуть к земле, сделать неприкасаемой…
Это удалось лишь частично. Загнав православие в подполье и чередуя «оттепели» с «заморозками», режим получил неожиданный всплеск религиозности в 70-80‑е годы XX века. А затем тактику пришлось кардинально поменять. В 90‑е либеральные преемники ВКП(б) стремились убедить народ и Церковь в том, что наступает эпоха неслыханной свободы. Масштабная экспроприация (под видом приватизации), либеральная цензура на ТВ, очередная хорошо организованная разруха и танки в центре Москвы плохо вписывались в эти реляции. Но кое-кого убедили. В Церкви все-таки жила надежда на то, что настало новое время. Мимикрия на время удалась.
Сегодня, через несколько месяцев после запуска «Программы‑200», председатель комиссии по делам общественных объединений и религиозных организаций Мосгордумы Антон Палеев внезапно констатирует: «Программа в буквальном смысле свалилась на Москву. Город был не готов в авральном режиме разместить столько храмов. Если граждане будут выступать против, мы будем поддерживать их и отменять решения о строительстве. Это касается тех мест, где жителям мешает возведение храма или недобросовестно прошли общественные слушания».
Апеллируя к «простым российским труженикам», представители Мосгордумы отмечают, что среди них есть те, кому храмы не нравятся (вопрос «А как быть с торговыми центрами, автосервисами, ночными клубами, которые не нравятся верующим?», как всегда, остается без ответа). Объекты светского назначения строятся без учета мнения жителей, в том числе православных, тогда как проект любого храма изучается под лупой. Точнее, изучался. Сегодня «Программа‑200», похоже, под угрозой. Тот факт, что православных прихожан и лояльных неверующих намного больше, чем антиклерикалов, московские власти не останавливает. Что общественные слушания по храмам проходят с большим перевесом их сторонников – тоже. Тема скандальная, ее стремятся скорее закрыть. О том, что скандальность имеет явный привкус политической дискриминации, не вспоминают.
В протоколе № 1 совещания в ГПУ о проведении кампании по изъятию церковных ценностей было сказано: «Считать необходимым, чтобы ЦК разработал в срочном порядке тезисы для агитаторов и инструкцию для организации общественного мнения (письма благодарности от голодных губерний, отчеты сопровождающих маршруты представителей верующих, постановления прихожан церквей и т. д.)». Вся эта пиар-кампания была нацелена на то, чтобы слепить из Церкви образ врага. Нынешние чиновники управ и префектур творчески развивают технологии Ленина и Троцкого.
Реабилитация Церкви явно не задалась. «Программа‑200» совпала по срокам с начавшейся в стране антицерковной кампанией. О том, что совершается резкий разворот в отношениях с Церковью и переход к борьбе с христианским мировоззрением, православные доверчиво не догадывались, несмотря на явные и весьма зловещие признаки. Власть перед выборами зачищала и утрамбовывала политическую площадку. Церковь мешала – патриархальным отношением к проблемам семьи, образования, морали. Не поддавалась «оптимизации». Не верила в «креатив». И оказалась… непрофильным активом в государстве-корпорации.
Пробные шары в виде антирелигиозных выставок и публичного уничтожения икон (это делали художники-актуалисты под защитой истеблишмента) сменились уже категоричным по тону «письмом академиков», призвавших восстановить в стране «научное мировоззрение». Затем в СМИ была вброшена тема шельмования РПЦ МП и отказа ей в историческом праве на преемственность с дореволюционной Церковью. Общественность готовили к неприятию якобы происходящей «клерикализации страны». Наконец, дело дошло до антиклерикальных пунктов в предвыборной идеологии сторонников Михаила Прохорова – политической фигуры будущего, как его позиционируют на прогосударственных телеканалах.
Все происходило в лучших традициях советской кампанейщины. Церковный нейтралитет был использован властью во время передела собственности и в период отстройки «вертикали». Но сегодня, в эпоху «модернизации», он не нужен. Проект оформился, и мы в нем лишние. Интересы православного населения не совместимы с ролью России как сырьевого придатка и страны третьего мира с повальной наркоманией, ювеналкой, гендерной неразберихой и разрушением семьи. Наши интересы сброшены с повестки дня. Снова РПЦ превращается в классового врага, в «тормоз прогресса», в «реакционный элемент». Мы мешаем, потому что нас слишком много и у нас твердые социальные приоритеты (см. Социальную концепцию РПЦ). Отсюда оголтелая антицерковная политика последних полутора лет.
Примечательнее всего, что ленинские приемы антицерковной агитации вновь взяты на вооружение. Унизить, оболгать, придавить Церковь – важнейший пункт политической повестки. Большевики не захотели принять от Церкви помощь для народа и уничтожали духовенство от его имени. Что мы видим сегодня? На волне «декоммунизации» последних 20 лет Церкви пообещали частично восполнить то, что когда-то отобрали. Вернуть место в обществе и восстановить храмы, если уж нельзя воскресить расстрелянных пастырей. Но под напором либералов заявленная программа «600 храмов» втрое скукожилась, превратившись в «Программу‑200». И даже это подвергается саботажу. В бой против православных брошены отборные специалисты по информационным войнам. Старые опытные архиереи говорили мне еще год назад: если дадут построить 50–60 храмов – то и это будет невероятно!
Мы видим, что и десоветизация 90‑х, и оттепель 60-х предназначались не для всех. На некоторые категории населения они не распространялись, и православное большинство оказалось в собственной стране дискриминируемой группой населения. Во времена Хрущёва «перемирие» с Церковью 1943–1948 годов было осуждено как явление периода культа личности, а антицерковная кампания подавалась под видом возвращения к «ленинским нормам». Нечто похожее мы наблюдаем и сегодня, только на месте «ленинских норм» – неолиберальная доктрина.
Материалы, подобные известинскому, не появляются сами собой – их размещают. И происходит это не когда попало. Именно сейчас момент благоприятен для окончательного решения «проблемы» с храмами, да и вообще «православного вопроса» в России. Либеральный тренд раскручен, почва в СМИ подготовлена, социологи подключили свой ресурс в виде статистических флуктуаций. Можно смело объявлять о наступлении новой эпохи госатеизма или ее современного синонима.
Строительству храмов в Церкви всегда придавали особое значение. Самопожертвование епископов и священников в советское время нередко было связано с тайным восстановлением или строительством храмов. Так, епископ Гермоген (Голубев) сумел под видом реконструкции построить Успенский собор в Ташкенте. Именно за строительство храма попал в заключение отец Павел Адельгейм. Митрополит Алексий (Ридигер) боролся за возвращение церквей в Санкт-Петербурге в советское время и сумел вернуть Никольский храм на кладбище Александро-Невской лавры. Есть и другие примеры. Претерпеть пришлось много унижений, но Церковь никогда не оставляла попыток восстановить свою поруганную территорию. Не оставит и сегодня.
Мы понимаем, что на смену госатеизму в любой момент может прийти государственный антиклерикализм. Впереди нас ждут попытки фальсификации церковной истории, шельмование иерархов РПЦ, в первую очередь ключевой для новейшего времени фигуры Патриарха Сергия и его промыслительной миссии. В православных социальных сетях обсуждается раскольная концепция «двух церквей» у одной Чаши – опаснейшая ересь, выросшая в воспаленном политизированном сознании некоторых церковных публицистов и библеистов. Мы видим, как внутри самой Церкви появляются фигуры, подталкивающие мирян и священноначалие заключить контракт со светскими идеологами и сбросить РПЦ в бездну «модернизации».
Но главное сейчас – это защита нашей духовной крепости, православных храмов. Здесь нельзя останавливаться. Или мы строим и двигаемся вперед, или не строим и скатываемся назад. Или победим, или нас ликвидируют. Это не аллегория и не красное словцо. Отметины ленинской тактики слишком заметны в действиях антиклерикалов.
Мне довелось работать в Верхней палате Федерального собрания. Через меня проходила вся почта, связанная с религиозной тематикой. Это были сотни и сотни писем с просьбой верующих о помощи. 80 процентов – жалобы на чиновников или бизнесменов, опирающихся на чиновников, которые препятствуют строительству церквей. Сергей Миронов, конечно, помогал многим приходам, но в итоге я понял, что мы имеем дело не с отдельными недостатками, а с жесткой системой неприятия православия горсткой коррумпированных антиклерикалов. В ужасе я обнаружил, что это системный антиправославный тренд.
Прогнозируя ухудшение ситуации, весной 2011 года на базе портала «Религаре» мы создали Православный правозащитный центр «Территория Церкви» (www.religare.ru) и сосредоточились в первую очередь на защите храмов. Отсюда и наше название. Но понятие «территории Церкви», разумеется, шире, чем храмовая земля: это территория христианства.
Ближайшее будущее не будет легким. Об этом мы предупреждали восемь месяцев назад в своем манифесте: «С 1991‑го года борьба с православием ни разу не ставилась на политическую повестку дня. Сегодня это, к сожалению, произошло. Молчание власти – верный показатель потери ею иммунитета к антихристианской идеологии. Христианство – единственная религия, Бог которой умер за человека, не вписывается в стандарты безликого глобального “человейника”, каким хотелось бы видеть нашу страну новейшим инженерам человеческих душ. Нас беспокоит бесправное положение приходов и общин перед лицом произвола чиновников. Нас беспокоят препятствия, чинимые строительству православных храмов. Нас беспокоит непримиримая ненависть некоторых политических сил к православной вере и нашей Церкви».
Нас услышали не все, а некоторые в православной среде даже посмеивались, полагая, что мы впадаем в алармизм. Теперь наши единоверцы убедились в нашей правоте. Уж лучше бы нам было ошибиться. Но от реальности не уйти. Придется ломать стереотипы спокойного существования и культурцентристской обмирщенной религиозности.
Недоброжелатели православия хорошо понимают, что для нас главное. Храмы – это наше сердце. Отголосок рая, мостик к жизни вечной, территория детей Божьих и их пастырей. Сюда они решили нанести главный удар. Вот почему «Программу‑200» стремятся заморозить. Что делал Ленин в первую очередь? Разрушал храмы и уничтожал тех, кто этому воспротивился. Именно об этом – его письмо, о котором мы напомнили в начале этой статьи. Хрущёв, связанный по рукам и ногам десталинизацией, уже не мог позволить себе прямой террор. Но и он массово взрывал храмы в 60‑х, обосновывая это то насущными задачами метростроя, то необходимостью строительства дорог.
Как вы думаете, какая главная идеологема была вброшена через СМИ в связи со скандальной историей с Pussi Riote? Следите внимательно: XXC находится на балансе Москвы, а не РПЦ МП – XXC является концертной площадкой – в XXС действуют общие правила для публичных мест – Храм Христа Спасителя не является сакральным местом. Символ русского православия не является Храмом! Первый раз его разрушили физически. Сегодня, в век «политтехнологий», в этом нет необходимости, его разрушат через СМИ. Если мы не будем сопротивляться.
Но мы будем сопротивляться.
Мы вели борьбу за спасение Новоспасского монастыря и поддерживали петербургских коллег в борьбе за закрытие абортария в здании Крестовоздвиженского храма на Фонтанке. Мы стараемся противостоять антиправославной истерии в СМИ и ведем мониторинг информационного поля, выявляя политических заказчиков, исполнителей и тактические приемы антиклерикальных организаций. Информируем общественность об антиправославной ксенофобии и нарушении гражданских прав наших единоверцев.
Нам нужны сторонники и помощники. Мы не просим денег. Мы просим помочь фактами и примерами, свидетельствующими о том, что происходит с нашими единоверцами в разных уголках страны. Пусть нам напишут те, кому есть о чем рассказать, кто пострадал от произвола чиновников, кому мешают строить храмы. Наш адрес info@religare.ru. Мы с благодарностью примем и советы, и рекомендации. Мы рады познакомить вас друг с другом и укрепить наше братство. Создавайте в своих городах собственные центры «Территория Церкви». Для этого не нужно ни денег, ни офисов, ни регистраций. Это может делать один христианин. Или два. Или семья. Или три семьи, как это сложилось у нас, в нашей «Территории Церкви». Нужно лишь понимание, что Церковь нуждается в нашей помощи, и уверенность в том, что защита Территории Церкви – это общее дело.
Помогайте друг другу. Не бойтесь защищать друг друга. Не бойтесь строить и украшать храмы даже там, где мало людей и где, казалось бы, для православия нет будущего. Будет храм, будет жизнь. Они предрекают смерть Храму. В ответ мы спросим: «Где твое жало?»
О Поясе Богородицы и «офонаревших» паломниках
Как только речь заходит о церковных вопросах, касающихся православной ойкумены России, экспертное сообщество охватывает специфическое возбуждение, которое иначе чем страхом перед возвращением общества к своему христианскому фундаменту я объяснить не могу.
В ноябре 2011 года в столицу привозили святыню, Пояс Богородицы. Событие для многих верующих долгожданное. Верующие шли поклониться святыне, излить свою любовь, укрепиться в вере, попросить о сокровенном. В общем, знали, куда шли. Поэтому были спокойны.
Журналисты, экспертная тусовка и просто те, кто не дурак побазлать о «сакральном», напротив, в большой ажитации. Дискуссий было много. И весьма симптоматичных. Выяснилось следующее. У социологов, психологов, работников пера и ноутбука, оказывается, не много, а очень много вопросов к тем, кто стоял на ветру Фрунзенской набережной. Например: «В России такое еще возможно?» «Да знают ли они, куда пришли, зачем пришли?» «А если заменить этот их пояс на молчание Чумака – почувствуют разницу?»
Постепенно вопросы превратились в обличения, и стоявшие в очереди оказались ответчиками за все: за плохую организацию, спекуляцию пропусками для вип-персон, за то, что греки не продлили пребывание Пояса. И просто за то, что пришли.
Эксперты считают, что народ «не тот»
Интеллектуалы разного достоинства, калибра и идейной ориентации серьезно, не по-детски удивлены. В самом деле: какие-то незнакомые, пришлые, вдруг собрались, рискуя здоровьем. К «честнейшей Херувим и славнейшей без сравнения Серафим». Вроде русские. Но какие-то другие, не такие, как мы…
Конец ознакомительного фрагмента.