Глава 4
в которой Уолтер Хант и Ганнибал Мэтью побивают мавров, и становятся свидетелями самурайской стойкости.
Утро выдалось прекрасным. Уолтер уснул рядом с такой женщиной, в существовании которой можно было бы вообще усомниться, если бы это рассказал кто-то, если бы это не было прочувствовано собственным телом. Проснулся, правда, в одиночестве, но это уже не имело значения.
– После такого и сдохнуть не страшно, – произнес Хант вслух на полном серьезе.
Услышав тяжелые шаги Ичина, Уолтер спешно натянул простыню до шеи.
– Слышу, сэры проснулись! – с забавным акцентом протяжно сказал японец. – Пора вставать. Птицы поют, солнце светит! Время за полдень. Скоро деловой обед. Хокудо-сан ждать не любит.
Пришлось собраться, умыться холодной водой и сбрызнуться одеколоном. Хант слышал, что от очень дорогого алкоголя не бывает похмелья, но чтобы вот так! Нет, ну в голове шумело, конечно, но сравнить это с тяжким бодуном после вечера в Монте-Карло, это все равно, что сравнить шутливую женскую пощечину с добрым ударом сапогом по яйцам.
Что самое приятное – помнилось все в подробностях, от начала вечеринки после примерки, до момента провала в сон на кровати фешенебельного отеля. Нет, ну конечно, виски стоимостью тысячу долларов за бутылку сильно отличается от виски стоимостью пятьдесят долларов за бутылку. Даже от виски стоимостью триста долларов за бутылку он отличался разительно.
Номер состоял из трех комнат, одна из которых, самая большая и круглая, выполняла функции гостиной. У Мэтью он был таким же, судя по всему, но Ичин предложил военный совет провести во владениях Ханта.
Ганни выглядел тоже свежо. Ичин выглядел как Ичин – легче перепрыгнуть, чем обойти. На его лице последствия вечеринки не отразились никак. Впрочем, оно и понятно, ему, с такой массой тела, надо выпить не меньше той бочки, в какой они парились, чтобы хоть немного дало по мозгам.
– Так, сэры, – начал инструктаж Ичин. – Мне велено ввести вас в общий курс дела. Чтобы во время обеда вы могли принять взвешенное решение.
– Нас точно убьют во время этой операции? – спросил Ганни. – Со стопроцентной вероятностью?
– Нет, – ответил японец.
– Тогда мы решение приняли. Ввязываемся в игру.
– Это не игра, – вздохнул Ичин.
– А что? Приключение? Ну, приключение, дружище, это тоже игра. Особенно когда на кону три миллиона долларов.
Такие речи от друга Хант слышал впервые, а потому несколько озадачился. Игрок до мозга костей, Мэтью, всегда считал победу важнее выигрыша. А тут – на тебе. Три миллиона. Хотя, зная, насколько Мэтью силен в классическом покере, можно было сомневаться в его искренности. Он мог вести свою игру и ждал, когда их оставят одних, чтобы рассказать о задумках.
– Суть в том, что методика закладки тайников известна только курьерам, – начал рассказывать Ичин. – Разглашение этих данных строжайше запрещено.
– Хочешь сказать, что даже Хокудо-сан, не в курсе?
– Представьте себе, не в курсе. Это в его же интересах. Подобные сведения он может получить только по каналам связи. А он не доверяет никаким каналам связи. Даже корпоративным. Объявись в штате корпорации крыса, систему можно будет похоронить.
– Разумно, – согласился Ганни. – Но ведь методику разработали не курьеры.
– Конечно. Но методика – это только модель. О ней я вам расскажу, конечно. В деталях. Но сама методика ни в поиске тайников, ни в понимании ситуации, поверьте, вам не поможет. Потому что она содержит только ключи, концепции. Это чем-то похоже на популярные в Японии настольные ролевые игры. Слышали о таких?
– Краем уха, – слукавил Мэтью.
Хант сразу сообразил, что его приятель обладает куда большей информацией, чем хочет показать дружелюбному японцу. И хорошо.
– Там суть в том, – пояснил Ичин. – Что существуют определенные правила. Как считаются очки, как можно действовать, в каких рамках, а за какие нельзя выходить. Но сама игра представляет собой набор сюжетов, которые рождаются за игровым столом во время самой игры. Правила дают игре лишь направление развития. При этом каждая игра уникальна. Так и в системе, которую создал Хокудо-сан. Его сын владеет небольшой компанией, вроде издательства, основным направлением которой являются именно настольные ролевые игры. И именно он надоумил отца взять за основу такую систему. Благодаря общим правилам курьеры как бы говорят на одном языке, понимают, за какие рамки им нельзя выйти. Но при этом каждый тайник уникален, как уникальная любая игровая сессия в настольной ролевой игре.
– Забавно, – оценил Мэтью. – Мне нравится такой подход. Ну а ключи к тайникам?
– Ключей, как таковых нет. Руководствуясь правилами, курьеры создают тайники, чтобы найти их можно было в том и только в том случае, если удача, слепой случай, на твоей стороне. В противном случае не выйдет.
– Как-то не вяжется, – высказал сомнения Хант. – Если так, если все на случайностях, то и тайник, чисто статистически, можно обнаружить случайно.
– Это так только кажется, – покачал головой японец. – В этом и сила системы, что тайник нельзя найти случайно, и нельзя найти специально.
– Не понимаю, – признался Уолтер.
– Представьте себе цепь из ряда заданий. Ну, к примеру, в здании есть какое-то количество комнат. И вот вы, сэры, просто кидаете кости. Количество выброшенных очков – это номер комнаты, в которую вы входите после броска.
– Черт возьми! – не удержался Ганни от комментария. – Это же игра в чистом виде!
– Да, именно, – подтвердил Ичин. – И вот, если в нашем примере вы входите в третью комнату, то выигрываете первое звено цепи, если выкидываете любое другое число очков и входите в любую другую комнату, то отправляетесь по ложному пути и никогда уже не сможете добраться до тайника.
– Каждый дурак может выкинуть «тройку» случайно! – покачал головой Хант.
– Ну конечно! – Ичин широко улыбнулся. – Но в первой комнате снова кидаем кости. И у вас один верный шанс, остальные отправят по ложному пути. И если, к примеру, до тайника вам надо пройти через цепь комнат с номерами «три», «шесть», «четыре», «восемь» и «двенадцать», то это все меняет. В точности, именно в этой последовательности, пройдет ее, простите, не каждый дурак.
– Обалдеть, – Мэтью даже присвистнул. – И Хокудо-сан хочет, что бы я… Чтобы мы… Проделали нечто вроде такого пути?
– Именно. Вы должны будете, зная основные правила организации и поиска тайников, пройти путем передаваемого предмета от одного тайника к другому. Ваша задача – найти сам предмет, если он еще в тайнике. Вторая задача, попытаться понять, что случилось или могло случиться с курьерами, путь которых вы будете проходить.
– Интересная задача, – задумчиво произнес Мэтью.
– Еще бы понять, насколько она может быть опасной, – добавил Хант.
– В работе наших курьеров самым опасным является пересечение границ, – пояснил Ичин. – Пронос запрещенных к ввозу предметов мимо пограничников, таможни, полиции. Но вы от этого будете избавлены, так как предмета при вас не будет.
– Ясно, – кивнул Мэтью.
– Ну, раз ясно, сэры, я вынужден вас на некоторое время оставить. Вот вам брелочек с одной веселенькой красной кнопкой. Если нажмете на нее, сигнал с вашими точными координатами улетит на сателлит, а с него на мой приемник, где бы я ни находился. И я брошусь к вам на помощь со всем своим самурайским рвением.
«У парня развита самоирония», – поразился Уолтер, все больше меняя отрицательное мнение о японцах на положительное.
Ичин оставил на столе небольшой черный брелок. Красная тревожная кнопка на нем действительно оказалась веселой, так как была выполнена в виде смайлика с желтыми глазками и улыбающимся полукругом рта.
– Охренеть… – Хант попытался выразить все обуревавшие его эмоции одним словом. – А, знаешь, о чем я вчера вечером думал?
– Очень интересно… – рассеянно произнес Ганни.
Он взял с тумбочки небольшой блокнотик и ручку с логотипом «Хилтона». Сел, и слушая Уолтера начал что-то писать.
– Ты меня вообще слушаешь? – обиделся Хант.
Вместо ответа Мэтью придвинул блокнот приятелю и тот прочитал: «Слушаю тебя не только я, скорее всего. Болтаем о незначительном. Значительное пишем, прикрывая от взглядов возможных камер».
Уолтер перевернул блокнот запиской вниз и продолжил:
– Я вчера думал, что до момента, когда ты решил мне помочь, у меня и шансов выжить не было никаких. А после, мы за несколько часов заработали сначала почти сто косарей, потом по три миллиона на каждого, а затем еще… Как Ичин выразился? Культурную программу в азиатском стиле.
– Да, программа мне тоже понравилась, – широко улыбнулся Ганни. – А Ичин оказался отличным парнем. Хорошо, что он будет с нами.
– Да я не о том! – Уолтер нахмурился. – Мне кажется, Хокудо-сан прав, и ты настоящий везунчик.
– То же мне, открытие! – Мэтью с иронией глянул на приятеля.
Пока шел обмен ничего не значащими фразами, Хант написал: «Мне кажется, тебя проверяют на везучесть. Все подстроено, начиная с Макса. Старая узкоглазая обезьяна наверняка знала, что мы знакомы и догадывалась, что ты не бросишь меня в беде».
Мэтью придвинул блокнот и написал: «Может и так. Я берусь за дело не из-за денег. Тайна и игра. Ты – как знаешь. Можешь не рисковать».
Острие шариковой ручки быстро двигалось по бумаге, оставляя букву за буквой, но на более глубоком нано-уровне оно воздействовало на внедренную в бумагу тончайшую силиконовую сетку, преобразуя каждую нанесенную черточку в цепь электрических импульсов. Чип размером с сердце блохи обрабатывал информацию и по беспроводному каналу отправлял ее к мощному спутниковому передатчику, замаскированному под висящий на стене телефон. Оттуда, в зашифрованном виде, данные уходили сначала на спутник, а с него на смартфон «старой узкоглазой обезьяны», позволяя Таидо Хокудо читать написанное в режиме реального времени.
– Гоядзины есть гоядзины, – со вздохом констатировал господин Хокудо, прочтя свое новое прозвище и борясь с закипающим внутри самурайским гневом. – Нельзя обижаться на убогих. Особенно, когда мир только из них почти и состоит. Как дети… Ну, правда, как дети… Впрочем, вышедшего из-под контроля ребенка не только можно, но и нужно привести в себя добрым шлепком по попке. Шлепком пятидесятого калибра, если потребуется.
В глазах сидящего напротив сына читалось непонимание, смешанное с почтением. Парню не было и двадцати пяти, но держался он уверенно и с достоинством, как и положено потомку древнего рода.
– Отец, как вы можете! – произнес он. – Возиться с этими… червяками! Почему я не могу сделать то, что вы поручаете им?
– Дорогой мой Масахиро. Ты зря кипятишься, думая, что доверие, которого ты заслуживаешь, я демонстрирую двум дуракам-гоядзинам. Пойми, я представления не имею, в какой ширины пасть неизвестности им придется сунуться, и что их там ждет. Я не могу, не имею права так рисковать тобой. Потому что ты – мой наследник. И наследник «ХОКУДО». Да, я надеюсь, что они выполнят хоть часть задания раньше, чем разозлят меня до такой степени, что я прикажу Ичину их пристрелить, как бешеных лисиц. Но ведь дело не в этом. Выполнят они часть, или всю миссию, или провалят ее не начав, я все равно не смогу поручить ее тебе. Потому что мы с тобой оказались в роли ловцов такой дичи, которая запросто может проглотить и тебя, и меня, и… Если я прав, эта дичь, при желании, может отправить всю Землю в задницу демона ёкай. А может и всю нашу Вселенную.
– Вы не преувеличиваете, отец?
– Нисколько. По тем скудным данным, которые удалось собрать моим людям в разных уголках света, это нечто из ряда вон выходящее, уж поверь. Поэтому мы с тобой поступим мудро, и запустим в клетку к этому льву сначала двух гоядзинов. Посмотрим, что с ними станет. А уже потом поймем, как поступить нам самим.
– Вы как всегда проявляете мудрость, отец, – склонив голову, ответил Масахиро.
Ему, как потомку самурайского рода, не пристало демонстрировать эмоции, а потому следовало загнать ненависть к двум гоядзинам поглубже в недра души.
Сами же гоядзины, понятия не имея, что каждая написанная ими буква просматривается, продолжали играть в молчанку и переписываться, как школьники на уроке. Мэтью написал небольшой трактат на тему: «Почему я берусь за это дело». Из этого рукописного труда следовало, что Таидо предложил им окунуться в игру, которая действительно, на самом деле, станет тестом удачливости. Что самого Мэтью теория удачи интересовала всегда, а тут можно будет воспользоваться данными, собранными такой могучей корпорацией, как «ХОКУДО». Причем Ганни отметил, что не верит в теорию Таидо в том виде, в котором он ее изложил, ибо это уже за всякими рамками возможного. Скорее, речь идет о более простых вещах, а накрутил Таидо с той лишь целью, чтобы вызвать его, Ганни, любопытство. Причем, старой узкоглазой обезьяне это с успехом удалось. Но в любом случае речь идет об удаче и об игре. К черту покер и стритрейсинг! Пора встряхнуться по-настоящему!
Ознакомившись с докладом приятеля, изложенным на пяти страницах блокнота, Уолтер выступил с ответным письменным заявлением, суть которого сводилась к тому, что разок он уже встряхнулся по-настоящему, вот недавно совсем, у Макса, и если бы не Ганни, то его бы так тряхнуло автоматной очередью в живот, что ни о каких играх уже и помышлять было бы невозможно. И, если быть честным, Хант предпочел бы в это дело не вмешиваться. Но есть два аспекта, которые не дают ему так поступить. Первый аспект связан с Ганни, так как они друзья, а друзей в таких ситуациях не бросают. Второй аспект был связан с тремя миллионами долларов. И при всей любви к игре Хант всегда радовался не только выигрышу, но и призу, что и отличало его от Ганни. Но, так или иначе, мы вместе, старик, и все такое.
Прочитав эту сбивчивую тираду, написанную отвыкшей от пера рукой, Ганни улыбнулся.
– Ну, значит мы команда, – произнес он вслух.
– «Игроки», – добавил Хант.
– В смысле? – не понял Мэтью.
– Ну, команда «Игроки», – пояснил Уолтер.
– Ты серьезно?
– А почему нет?
– Да потому. Банально до ужаса. И пошло.
– Думаешь?
– Просто уверен, дружище. Мы же не на конкурсе геокешеров собираемся выступать. На кой бес нам название?
– Для командного духа. – Хант пожал плечами.
– Трех миллионов тебе для духа мало?
– Слушай, старик! – чуть обиделся Уолтер. – Хорош меня попрекать бабосами! Ты от своих тоже не отказался.
– Все, принято! – Ганни шутливо поднял руки, мол, сдаюсь.
Оба приятеля рассмеялись. У обоих на душе скребли кошки, оба понимали, что ни такие деньги, ни такие задания не обходятся без последствий. Но они действительно были игроками. Оба. Каждый в своей ипостаси. И оба не могли упустить шанса ввязаться в подобную авантюру.
Обед, на который через пару часов отвез приятелей Ичин, носил совершенно официальный и сугубо деловой характер. Виски, что называется, «на старые дрожжи» легло замечательно, и быстро привело приятелей в то расположение духа, когда инстинкт самосохранения отступает на пару шагов, а петушиное геройство, наоборот, пробивается на первый план.
Стол накрыли в нью-йоркском офисе, только несколькими этажами ниже кабинета самого Таидо, в специально предназначенном для этого банкетном зале. Из приглашенных присутствовали: Мэтью, Уолтер, Таидо Хокудо, Ичин и Масахиро Хокудо, которого «старая узкоглазая обезьяна» представила не без пафоса в качестве сына и будущего наследника империи «ХОКУДО». Были японские поклоны, которым гоядзинов спешно обучил Ичин по дороге, был обмен любезностями. Все по правилам.
Скромно ели, немного пили. Зато много говорили.
К тому моменту, когда Хокудо-старший закончил излагать концепцию, почему он в качестве приглашенных экспертов выбрал именно Мэтью и Уолтера, принесли сырых осьминогов. Гоядзины вежливо отказались, чем вызвали неприсущее клану Хокудо веселье в стане представителей корпорации. Оказалось, что автором шутки являлся никто иной, как Ичин, запомнивший ряд вчерашних высказываний американских друзей. За что Хант мысленно окрестил его «молодой узкоглазой обезьяной».
Потом выступил Ганни, выразив безмерную признательность за оказанное доверие. Он сообщил, что он и Хант, то есть, оба, вместе, именуемые далее как команда «Игроки», постараются это доверие оправдать всеми доступными, а коль припрет, то и недоступными способами.
Хокудо-старший поздравил команду с крещением и выразил надежду, что удача ее не подведет, и миссия будет выполнена от начала и до конца. В заключение речи он поинтересовался, удовлетворены или американские друзья вчерашней культурной программой, на что получил два искренних утвердительных ответа.
Затем произошло главное. Ичин принес здоровенный бронированный ноутбук, каким, при необходимости, его самого можно было отправить в нокаут, и передал его Таидо Хокудо. Тот, приправив действия пафосными речами, совершил ритуальный перевод шести миллионов долларов на счета Ханта и Ганни, по три миллиона каждому.
За это выпили. Потом выпили еще. И потом еще совсем капельку – на два пальца чистого виски без содовой. Потом Хокудо-старший и Хокудо-младший откланялись и началась опять культурная программа в азиатском стиле, возглавляемая Ичином.
Правда, на этот раз несколько по иному сценарию. Ичин предложил отправится в казино. Мэтью хоть и изображал из себя крепко пьяного, но соображал отлично. Он сделал вывод, что, как и было обещано, операция началась сразу после обеда и перевода денег, а потому ушки надо держать на макушке и ничего не промухать под веселый шумок.
Начали с покера, причем Ханту и Ганни было предложено сыграть за разными столами. Деньги на ставки Ичин метал по первому требованию, а потому Хант, наверное, впервые в жизни, сосредоточился именно на игре, а не на выигрыше. Именно тут он и понял Ганни. Вот от души понял, на всю катушку. Деньги имеют значение только до тех пор, пока ты в них нуждаешься. А когда за тебя кто-то другой оплачивает ставки, и когда у тебя у самого на счету три миллиона, все меняется. И сам ты меняешься в первую очередь. Кардинально. Ты перестаешь нервничать, как пацан, откидываешь в сторону дешевые понты, да и блеф уходит на второй план. Ты начинаешь играть, строить планы, комбинации, взвешивать шансы, и все это в чистом виде, без тумана меркантильности, который все портит.
Как только у Ханта возникло это ощущение, ему поперло так, как не перло еще никогда в жизни. Причем он отдавал себе отчет, что вот это как раз, не слепая удача, а результат вдумчивого и спокойного анализа, проведенного незамутненным взором. Может в этом и есть секрет удачливости Ганни, о которой среди друзей ходили легенды? Может дело как раз в том, что деньги для него на самом деле, без бахвальства, не имеют значения?
Уолтер вспомнил, что в книге Ластбадера «Белый ниндзя», которую он в юности прочел не без удовольствия, говорилось о состоянии незамутненной водной глади. Типа, когда гладь пруда ровная, тогда и отражает она все без искажений. Но стоит поднять на ней волнение, тут же начинаются искажения и ошибки. И человеческое восприятие, считают япошки, устроено точно так же. Чем оно спокойнее, тем точнее отражает действительность и тем меньше человек совершает ошибок. А деньги, любая мысль о них, спокойствия не прибавляют ни в какой мере.
Игра шла. Причем шла так, как не шла еще ни разу в жизни Уолтера. Он косил соперников, ставил их на колени и давил, как вшей. Эйфория от побед нарастала, количество фишек вообще перестало иметь значение… И тут Ичин попросил покинуть игровой стол.
– Что? – Хант даже не сразу понял.
– Вам, сэр, необходимо закончить игру, – настойчиво повторил японец.
Возражать было бессмысленно. Пришлось сгрести гору фишек и отправиться обменивать их на деньги. У кассы уже стоял Ганни с объемом пластиковых кружочков, вдвое превышавшим находящийся в лотке Ханта. Ну, с ним Уолтер соревноваться и не собирался.
– Я понял Дао игры! – сообщил Уолтер приятелю без всяких обиняков.
– Да ну! – Ганни иронично вздернул брови.
– Да. Деньги в ней не главное.
– Поздравляю, дружище! Вот теперь я могу взять шпагу, стукнуть тебя ею по башке и торжественно посвятить в рыцари игры.
– Без шпаги! – попросил Уолтер. – У меня завтра и без нее башка будет, наверное, раскалываться.
Никогда еще у Ханта от наличности не трещали карманы. Но в этот вечер было именно так, в самом прямом смысле без всяких аллегорий. Правду говорят, что деньги липнут к деньгам. Пропустив еще на два пальца крепкого в баре, троица, с подачи Мэтью, решила, что культурную программу надо закруглять, так как завтра начнется работа, а она потребует максимума здравости.
Но Его Величество Случай решил иначе. И культурная программа получила продолжение самым неожиданным для всех образом. Виной такому перевороту событий послужил мочевой пузырь Уолтера, который дал о себе знать на пути от казино до отеля.
– Ей богу не дотерплю! – пожаловался Хант сидящему за рулем Ичину. – И ты прикинь, если я лопну, то тебе придется самому машину оттирать.
Фыркнув, японец прижал машину к бордюру в том месте, где Гудзон не был наглухо забран набережной, а образовывал небольшой пляж на краю загаженного мусором пустыря. Лучшего места, чтобы справить малую нужду, не найти и в пяти милях вокруг, так что, по здравому размышлению, Мэтью решил присоединиться к приятелю.
Они пересекли пустырь, по всему пространству которого валялись пустые пластиковые бутылки, алюминиевые банки и другой мусор, способный доставить радость бездомным, собирающим его и продающим за бесценок. У самой реки в воздухе висел запах дыма.
– Дымок! – фыркнул Уолтер, расстегивая молнию на брюках. – Это кому пришло в голову устраивать пикник на помойке?
В этот момент, всего в дюйме от его головы пролетел увесистый обломок кирпича.
– Попали! – прокомментировал Ганни.
Хант обернулся и увидел пятерых чернокожих сыновей Африки, то есть, афроамериканцев, как их принято называть по правилам политкорректности. Хотя, как их не называй, белее они от этого не становятся. Ну и склонны сбиваться в банды, что об этом ни говори.
– Слышь, чувак, это чё у тебя в карманах набито? – протяжно пропел один из детей Гарлема. – Слышь, ты там бабосы прячешь, или я к кому обращаюсь?
Остальные четверо улыбались во все широченные физиономии с приплюснутыми, как у боксеров, носами. В руках у двоих были увесистые обрезки водопроводных труб, остальные вооружились булыжниками. Кроме оратора. Тот, по всей видимости, свое орудие как раз и метнул, промахнувшись, в голову Ханта.
Мэтью покосился в сторону дороги, но из-за деревьев «Хаммера» видно не было. Скорее всего, грабители решили, что два подвыпивших джентльмена с какого-то перепугу решили пройтись пешочком, а заодно и отлить у реки. Это позволило бы чернокожим грабителям без труда реализовать весомое численное преимущество в рукопашной схватке, отоварить джентльменов и обчистить их карманы.
Ганни не очень любил драться, зато редко отказывал себе в возможности повеселиться, а потому не посчитал зазорным нажать на брелоке в кармане тревожную кнопку с веселым смайликом.
– Чё ты там ручками шелудишь, чувак! – Предводитель шагнул вперед. – Выворачивай карманы, белоснежка! А то щас те интерфейс перепрограммирую.
Неожиданно выступил Уолтер. Он спокойно шагнул навстречу негру, и уверенным тоном потребовал:
– Документы!
– Чё? – от недоумения африканец замер, как вкопанный. – Какие, твою мать, гребаные документы?
Это перенесло точку инициативы от нападавших к потенциальным жертвам, кардинально сместив психологические акценты. А они в драке играют далеко не последнюю роль.
– Твои документы! – уточнил Хант.
– Ты чё легавый? Покаж свои!
Конечно, тут уже Уолтеру показывать стало нечего, кроме доброго хука справа. Удар вышел неожиданным для противника и, не смотря на чуть разные весовые категории, опрокинул негра на землю. Четверо оставшихся бросились в бой, сначала метнув булыжники, словно гранаты. Но эта артподготовка не нанесла приятелям никакого ущерба – увернувшись от кирпичей, они встали в боевые стойки, готовясь, как и положено американцем, дорого продать свою честь, свободу, и озвученные в начале конфликта бабосы, скорее всего, ставшие его причиной.
Началась свалка. Мало того, что негров было четверо против двоих, так еще половина из них была вооружена стальными дубинами. Каждый удар такой штукой грозит переломом или черепно-мозговой травмой, так что Ганни и Хант вынуждены были с первой секунды перейти в оборону и скорее уворачиваться от ударов, чем наносить их.
Но тут снова все поменялось. Сзади раздался рев, подобный реву океанского лайнера, и темнота извергла из себя чудовище. Точнее показался Ичин, но вид у него был, без прикрас, как у демона – черный костюм здорово подчеркивал этот образ. Еще больше его подчеркивала здоровенная кувалда, предназначенная, скорее всего, для ремонта колес «Хаммера», буде в этом возникнет необходимость. Ручка кувалды имела больше метра в длину, а молот весил килограммов двадцать, самое малое. Но Ичин, держа его в здоровенных ручищах, обращался с ним с такой же легкостью, с какой малыш обращается с детской лопаткой в песочнице.
Приятели едва успели присесть, как молот, описав дугу над их головами, припечатал одного из негров в плечо. Стальная труба, которую он держал в руке, осталась на месте ввиду законов инерции, а вот ее хозяин просто пропал из поля зрения, как пропадали чародеи в черно-белых фильмах тридцатых годов. В одном кадре он есть, а в следующем уже нет. Раздавшийся из мусорной кучи звук падения обозначил точку приземления незадачливого грабителя.
Не долго думая, Хант схватил упавшую к его ногам трубу и, уже на равных с противником, бросился в бой. По пустырю разнесся громкий металлический звон, словно два древних рыцаря устроили на мечах турнир за сердце прекрасной дамы. И хотя это были не мечи, а куски разобранного в Гарлеме водопровода, Уолтера охватил характерный для битвы азарт. Он даже представил себя крестоносцем, побивающим мавра. Все же виски, в определенных дозах, мощно подстегивает воображение.
После обмена ударами, когда Ханту дважды удалось поразить мавра в конечности, тот решил спасаться бегством. Но, в отличие от древних мавров, у этого не было возможности укрыться за стенами крепости, а потому Уолтер догнал его, сбил на землю подсечкой и добавил добивающий удар в челюсть. Скорее всего, этот, нанесенный из достаточно неудобной позиции, удар, физически не мог отправить мавра в нокаут, но сын Гарлема предпочел сделать вид, что это все же произошло – закрыл глаза и прикинулся черным шлангом.
Мэтью в рукопашном искусстве не был силен так же, как Хант, но зато оказался ловким и быстрым, как помойный кот во время эпической битвы за рыбью голову. Несколько раз, увернувшись от прогудевшей по воздуху трубы, он улучшил момент и пнул противника в коленную чашечку. Тот отпрыгнул, но стоило ему опереться на пораженную ногу, она не выдержала нагрузки и подогнулась. Это лишило негра необходимой мобильности, чем Мэтью и воспользовался в полной мере. Разогнавшись в два резких шага, он, подпрыгнув, полностью оказавшись в воздухе, сгруппировался, и всем телом рухнул на коленопреклоненного противника. Такой прием оказался равносильным падению на негра восьмидесятикилограммового мешка с высоты более метра. Ганни осталось подобрать трофейную трубу и броситься на помощь товарищам.
Но помочь он никому не успел, так как разъяренный Ичин в два удара разметал остатки маврского войска демоническим молотом.
– Ублюдки… – произнес японец, опуская кувалду. – На что угодно готовы, только бы не работать.
Инцидент казался исчерпанным, но в этот момент с края пустыря донесся визг не в меру раскрутившихся колес угоняемого «Хаммера». Один из негров, стоявший на шухере и не принимавший участия в схватке, решил, раз уж так вышло, спереть автомобиль победителей. Вот только такой мощи, каким обладал тюнигованный «Хаммер» с гибридным приводом, угонщик явно не ожидал. Наступив на педаль реостата, он подал на моторы такой ампераж, что машина осталась на месте, бешено вращая колесами. Ее быстро окутывали клубы дыма и пыли.
Не теряя ни секунды и не бросив кувалду, Ичин рванул вперед. Но не к «Хаммеру», как ожидал Уолтер, а наискось, с приличным упреждением, в ту точку, где, по мнению японца, машина окажется в следующие мгновения.
Хант никогда бы не подумал, что человек такой комплекции и такого веса может бегать с подобной скоростью. Ичин несся вперед, выставив перед собой молот, разметывая ногами мусор и выворачивая куски раскрошенного бетона. Было в нем что-то от паровоза, сметающего с путей устроенные индейцами баррикады. Еще больше это сходство подчеркивал фирменный рев японца. Так могла реветь сирена, предвещающая испытательный взрыв термоядерной бомбы.
«Хаммер», продолжая вращать колесами, начал медленно набирать ход. Все же силы трения брали свое, и тяжелый внедорожник разгонялся. Однако неосторожность угонщика, слишком резво наступившего на педаль, дала Ичину необходимый десяток секунд, чтобы выскочить на дорогу метрах в тридцати по ходу предполагаемого движения грозной машины.
– Он что, сдурел? – прошептал Хант. – Он на таран собрался брать «Хаммер»? Грудью?
Ганни тоже опешил. Такого хода от Ичина никто не ожидал.
– Может он как этот… – предположил Уолтер. – Как ихний гребаный камикадзе, мать его? Решил погибнуть с честью?
– Не похоже на Ичина, – усомнился Ганни.
«Хаммер» медленно набирал ход, пока не схватился шинами за асфальт и не рванул вперед, как снаряд из ствола орудия. Сидящий за рулем негр прекрасно видел гордо стоящего самурая с молотом, но у угонщика и мысли не было, что тот может хоть чем-то ему повредить. Наоборот, сердце негра жаждало отмщения за поверженных в схватке товарищей. И он, плотнее прижавшись к обочине, решил смести Ичина на полном ходу.
Это было очевидно, но японец стоял, как столб. Не дрогнув, и смотря сквозь темные стекла очков прямо в лицо стремительно приближающемуся противнику. Кувалду он опустил к ноге, распрямился, расправил плечи.
– Капец ему, – с грустью констатировал Хант.
Когда «Хаммер» от Ичина отделяло не больше десятка метров, японец просто сделал шаг назад. И все, ничего больше. Просто один шаг назад. Но то, что произошло в следующую секунду, заставило Ханта и Ганни уронить челюсти от удивления.
«Хаммер», продолжая двигаться на приличной скорости, вместо того, чтобы сбить Ичина, как кеглю, в шаге от японца остановился. Нет, он не затормозил! Он сбавил скорость с шестидесяти километров в час до нуля мгновенно, словно заклинило пленку в кинопроекторе. Бац – и остановка. Машина была настолько тяжелой и так хорошо оцентрована, что от такого резкого торможения не перевернулась, не пошла юзом, а просто замерла в неподвижности. Задние колеса у нее чуть оторвались на миг от дороги, но тут же снова опустились на асфальт, подняв клубы пыли.
– Ни хрена себе! – прошептал Уолтер.
Ичин помахал приятелям рукой, мол, хорош пялиться, давайте сюда. И лишь подойдя ближе, Хант сообразил, что же именно произошло. На самом краю дороги в землю был глубоко вкопан обрезок рельсы, к которому кто-то когда-то что-то привязывал цепью. Вкопан он был глубоко, а свободный конец торчал сантиметров на шестьдесят выше грунта. Ичину по колено, а «Хаммеру» точно до середины бампера. И вот именно этим бронированным бампером внедорожник впечатался в рельсу, остановившую его, как броня останавливает пулю.
При колоссальном ударе угонщик с размаху впечатался головой в непробиваемое стекло. Жив остался, но в себя прийти обещал не скоро. Возможно, врачам даже придется бороться за его жизнь. Ичин выволок негра со своего места, швырнул на обочину и нехотя вызвал «911».
– Да, сообщил он. При попытке угона. На рельсу наехал, кто ж виноват! Боюсь, я сейчас на месте остаться не могу. Нет, если у вас претензии, предъявите их господину Таидо Хокудо. Да, тому самому. Он так велел, а я только выполняю приказы.
Он положил телефон в карман пиджака и добавил:
– Поехали. Вот, урод! Соплями мне всю приборную панель забрызгал!
Погрузившись в машину, приятели предпочли воздержаться от комментариев. Внедорожник, как ни в чем ни бывало, понес их к ночному Манхэттену.
– Так ты стоял как истукан, просто чтобы скрыть собой рельсу от угонщика? – все же спросил Уолтер.
– Ну да. А что такого? – Ичин глянул на него через зеркало заднего вида. – Заметил рельсу, решил использовать.
– Что такого? Я бы обосрался, если бы на меня несся «Хаммер».
– Я же говорил вам, что японцем можно только родиться, – рассмеялся здоровяк. – И еще сырые осьминоги… Очень способствуют.
– Причем тут сырые осьминоги?
– Если осмелишься сожрать, остальное уже не покажется таким страшным.
Все трое рассмеялись. Смех всегда разряжает напряженную обстановку.