Теория войн. Книга первая. РИТМЫ И ЦИКЛЫ (Г. С. Кваша, 2011)

Обращаясь к истории родного государства, историки всегда вступают на очень скользкий путь. Слишком большой соблазн впасть в эмоциональную зависимость от тех или иных эпизодов, вольно или невольно отдавая свои симпатии тем или иным героям. В рамках Теоретической истории совсем другие проблемы, совсем иные пристрастия. Теоретик не имеет узконаправленной национальной симпатии, он не может любить только тиранов или только просветителей, он жаждет увидеть каждого на своем месте, для него важно, чтобы тираны стояли во вторых фазах, просветители в четвертых. Чтобы в третьих фазах варили свой мутный бульончик стаи номенклатурщиков, а в первых фазах шло мощнейшее накопление энергии. И уж само собой, чтобы ярко проявлялись отличительные черты Империи, Востока и Запада… Наконец, самое вожделенное – чтобы еще и даты стояли точно. Так вот во всех этих смыслах история России – прекрасное поле для Теоретической истории. Все в ней четко и точно, все на своих местах. А даты, даты просто идеальны! С такой филигранной точностью не сработал ни один народ, не реализовалась ни одна история. И в этом смысле так и хочется сказать: «Слава России!» – она в муках и страданиях родила идеальную историю, настолько точную, что все швейцарские часы можно собрать в кучу и утопить в Женевском озере.

Опустив доимперский Восточный цикл, Первую Россию и первый промежуточный Восточный цикл, начнем сразу со второго Восточного цикла (1205–1349). Далее пойдут три Имперских цикла (1353–1497), (1653–1797), (1881–2025), а также циклы так называемых имперских перемычек, идущий по Восточному ритму цикл (1505–1649) и незавершенный цикл по Западному ритму (1801–1873).

Имперское величие Первой России (Древней Руси) (909–1053) все более и более отдаляется и забывается. Русь привыкает к своему политически беспомощному Восточному состоянию.

В первой фазе второго Восточного цикла нашли продолжение процессы, толчок которым дал первый Восточный цикл. По нарастающей шло экономическое господство Северной, Владимиро-Суздальской Руси над Южной, Галицко-Волынской. По нарастающей шли процессы разделения единого древнерусского государства на два самостоятельных, правда объединенные единой религией. С. Соловьев рубежным годом окончательного разделения считает 1223-й – смерть Мстислава Удалого. Этот князь был последним из князей Южной Руси, который играл важную роль в усобицах северных князей.

Главным событием первой фазы стало вторжение монгольских войск. Оно пришлось на 1237–1240 годы. Вторжение прошло в два этапа. На первом этапе (1237–1238) удар был нанесен Северо-Восточной Руси. На втором этапе (1239–1240) дошло дело до Юго-Западной Руси. Нашествие обернулось грандиозной исторической катастрофой, людские потери были огромны, Русь встала на грань регресса, ассимиляции с завоевателями.

Теперь обратимся ко второй фазе (1241–1277). В 1240 году заканчивается военное противостояние Руси и Орды. Новый великий князь Ярослав Всеволодович впервые едет в Орду. В 1243 году Батый официально назначает его великим князем. Так заканчиваются родовые отношения в княжеском роде Рюриковичей и наступает время удельной Руси.

В. Ключевский: «…княжества тогдашней Северной Руси были не самостоятельными владениями, а данническими «улусами» татар… Власть этого хана давала хотя бы призрак единства мельчавшим и взаимно отчуждавшимся вотчинным углам русских князей… их князья звались холопами «вольного царя», как величали у нас ордынского хана… Но обижаемый не всегда тотчас хватался за оружие, а ехал искать защиты у хана, и не всегда безуспешно. Гроза хана сдерживала забияк… не раз предупреждалась и останавливалась опустошительная усобица… Русские летописи не напрасно называли «поганых агарян» батогом божиим, вразумлявшим грешников, чтобы привести их на путь покаяния» [1].

Однако на глубинные процессы развития Руси иго не повлияло. Стоило наступить силовой второй фазе и ее Идеологическому периоду (1241–1253), как тут же начался фантастический национальный подъем, настолько сильный, что память о нем хранится до сих пор в народном сознании. Можно пересмотреть невероятной силы фильм Сергея Эйзенштейна «Александр Невский» («Вставайте, люди русские, на славный бой, на смертный бой»…), можно зайти в православный храм и послушать, что говорят там о значении святого благоверного князя Александра Невского. Разумеется, грандиозный масштаб личности князя – это естественный ответ силовой второй фазы на энергетическую силу, набранную народом за предыдущие 36 лет. Ледовое побоище на Чудском озере (1242), а также Невская битва (1240) были результатом всплеска национального самосознания. Значение Александра Невского в русской истории никак не уменьшается от существования монгольского ига. Между Владимиром Мономахом и Дмитрием Донским он единственная почитаемая всеми историческая фигура.

Александр стал создателем системы татаро-монгольского ига. Это стало бы политическим преступлением с точки зрения морали Имперского цикла, но в Восточном цикле создало ему в народе славу как успокоителя, мудрого князя и т. д. А ведь четыре поездки Александра в Орду были четырьмя этапами наложения тяжелейшей дани на ранее свободные области Русской земли: Суздальскую, Рязанскую, Муромскую, Новгородскую. Теоретическое экономическое закабаление второй Восточной фазы обернулось вполне конкретной хозяйственной удавкой. Но это ведь Восток, и куда важнее сохранить идеологический суверенитет. Орда не посягала на православие, именно в этом причина миролюбивой восточной политики князя. А вот католическая военная интервенция крестоносцев встретила его суровый отпор. Тут никаких компромиссов быть не могло. Отстаивая чистоту православия в дискуссиях с католическими священниками, Александр произнес знаменательные слова: «Все это мы знаем хорошо, но от вас учения не принимаем» [2].

Смерть Александра Невского люди восприняли как трагедию. Митрополит Кирилл так объявил народу об этой скорбной вести: «Дети мои милые! Знайте, что зашло солнце земли Русской» [2].

Третья фаза (1277–1313) цикла началась усобицей сыновей Александра Невского – Дмитрия и Андрея – за великое княжение. Через годы усобицы Дмитрий вернул себе великое княжение, но не успокоился на этом и пошел разорять уделы бывших противников. Ордынские войска разгромили четырнадцать городов. Смерть Дмитрия и вокняжение Андрея не привели к успокоению. Княжеский съезд 1296 года едва не закончился резней, в стиле номенклатурных разборок. Наиболее критический для Востока Экономический период (1301–1313), как и положено по теории, показал всю глубину политической безответственности князей. В 1302 году начинается усобица Москвы и Твери за великое княжение, где соперники не гнушаются никакими средствами. Великий князь Андрей и его брат Даниил Московский вскоре умирают, на их место заступает новое поколение: Юрий Московский и Михаил Тверской. Спор переносится в Орду, где Михаил получает титул великого князя, так как пообещал собрать гигантскую дань. Оба возвращаются на Русь: Михаил – разорять государство сбором дани, Юрий – усиливать свое княжество… В ответ на «партизанские» действия московского князя (удержал Переяславль, Коломну, убил рязанского князя) Михаил выступил в поход на Московское княжество и разорил его в 1308 году.

Четвертая фаза (1313–1349) должна принести Экономическое освобождение. Но это только в конце фазы. А пока идет 1313 год, который знаменует собой коренной перелом в усобице Москвы и Твери. Началось планомерное наступление Москвы по всем направлениям: в политике (московские князья наконец-то добиваются великого княжения), в идеологии (перенос кафедры митрополита из Владимира в Москву), в экономике (в 1314 году сильнейшая в экономическом отношении область Руси – Новгород – принимает добровольно московского посадника, предпочитая экономический союз с Москвой военно-принудительному – с Тверью).

Политика объединения слабых уделов стала основой Экономического чуда Москвы.

С. Соловьев писал: «Московский князь скупает… отдаленные северо-западные и северо-восточные княжества, волости, как видно, пустынные, бедные, которых князья не были в состоянии удовлетворить ордынским требованиям» [2].

Устроителем Московского княжества стал Иван Калита. Прозвище этого финансового гения XIV века говорит само за себя – Иван Денежный Мешок. Он действительно умел делать деньги. Он собирал двойную, тройную, дополнительные дани, превращая Москву в банк Великороссии, так как в Орду шла лишь малая часть этих денег. На оставшиеся он покупал земли, выкупал из плена русских людей, селил их на пустынных территориях. Деньги Калиты обеспечили годы спокойствия для Руси. Выросло целое поколение, которое и вышло потом на Куликово поле.

Впрочем, экономическое могущество пока ничего не давало государству в смысле политической стабильности. По-прежнему беспрерывной чередой шли заговоры, оговоры в Орде, лжесвидетельства, науськивание ордынских войск на непокорные княжества и т. д. и т. п.

Что касается идеологии, то тут, конечно, прогресс фантастический. Именно во втором Восточном цикле православие стало не просто национальной религией, оно стало основой национальной принадлежности. Именно с этого времени впервые звучит мысль, что православный – значит русский. Церковь становится основой государства, залогом его единства.

С. Соловьев рассуждает: «Митрополиты русские не стараются получить самостоятельное, независимое от светской власти существование. Пребывание в Киеве, среди князей слабых, в отдалении от сильнейших, от главных сцен политического действия всего лучше могло бы дать им такое существование; но Киев не становится русским Римом: митрополиты покидают его и стремятся на север, под покров могущества гражданского; и на севере не долго остаются во Владимире, который, будучи покинут сильнейшими князьями, мог бы для митрополитов иметь значение Киева, но переселяются в стольный град одного из сильнейших князей и всеми силами стараются помочь этому князю одолеть противников, утвердить единовластие» [2].

Но можно рассуждать и по-другому: митрополиты не бегают за князьями, а ищут центр силы, постепенно оттесняя от реальной власти князей.

Для большинства историков Русь XIV–XV веков никакая не империя, а крошечное государство, раздробленное, изможденное внутренними распрями и беспрецедентным внешним давлением (монголо-татарское иго). Но в Теоретической истории энергия собирания русских земель, стремительность подъема с коленей в полный рост – это и есть Имперский цикл.

В далеком прошлом остались могучие преобразования Ольги, крещение Руси, Владимир Красное Солнышко, Ярослав Мудрый. По окончании первого Имперского цикла (1053) на Русской земле прошло уже два полных Восточных цикла (1061–1205), (1205–1349), а вместе с ними обыденным стало бессилие политической организации и всесилие религиозной структуры. Три века Восточного ритма поставили политическую состоятельность Руси на грань возможного. Юго-запад под Литвой, северо-восток под монголом, постоянные усобицы князей ослабляли государство и разоряли население. Зато невероятно утвердилась и поднялась православная церковь, фактически взявшая власть на Руси, обеспечивая в отсутствие реальной политики единство русского народа.

Иван Калита, как уже было сказано выше, практически покупал кусками политическое благополучие, пытаясь из этих лоскутков сшить новое могущество для Руси. Увы, никакое самое фантастическое богатство не заменит мощь, даруемую Имперским самосознанием. Наоборот, именно на фоне богатой жизни особенно ясно видно его политическое бессилие.

Но уже первая Имперская фаза, пусть в смутном и неясном виде, демонстрирует начало какого-то странного нового движения. Иван Красный (1353–1359) – тихий, миролюбивый и слабый… Он вел себя не просто пассивно, а как бы активно наоборот, то есть уклонялся от столкновений, неизбежных при истинной пассивности.

Н. Карамзин: «Кроткий Иоанн уклонился от войны с Олегом Рязанским, терпеливо сносил ослушание новгородцев… В самой тихой Москве, незнакомой с бурями гражданского своевольства, открылось дерзкое злодеяние, и дремлющее правительство оставило виновников под завесою тайны…» [3]

Ну и т. д. Таким образом, политический хаос Восточного ритма плавно перетекает в подспудное накопление энергии, когда любой конфликт не столько разрешается, сколько оттягивается, откладывается в долгий ящик. Так создаются условия для грядущих революций, будущих потрясений.

В дальнейшем фаза длится столько же, сколько длится жизнь Дмитрия Донского (1359–1389), а потому, говоря о Дмитрии, о его эволюции, мы, по сути, описываем саму фазу. У Дмитрия не было реальных сил для объединения Руси… Задача Дмитрия была в том, чтобы внушить всем, кому можно, идею неизбежности объединения, причем именно вокруг Москвы. Показательно, что он предпочитал уговаривать, брать клятвы («за себя и за наследников своих признавать меня старейшим братом»), утверждать новую Русь по законам братства, а не по законам силы. Сила появится лишь в четвертой фазе, когда Москва будет присоединять к себе по княжеству в год. Сила будет во всем: в народе, в войске, в самом стольном граде. Пока же центростремительная сила была лишь в Дмитрии, еще очень молодом человеке.

И само собой, что при наступлении Идеологического периода (1377–1389) пришло время от внутренней политики переходить к внешним свершениям. Пусть не победа, но демонстрация Имперской силы была попросту необходима. Без такой демонстрации не случилось бы дальше ничего. В конце концов, Империя – это и есть реализация духовной мощи народа.

Главное событие первой фазы – Куликовская битва (1380), – третий год Идеологического периода, Дмитрию Донскому 30 лет.

С. Платонов: «Военное значение Куликовской победы заключалось в том, что она уничтожала прежнее убеждение в непобедимости Орды и показала, что Русь окрепла для борьбы за независимость. Политическое же и национальное значение Куликовской битвы заключалось в том, что она дала толчок к решительному народному объединению под властью одного государя, московского князя. Приняв на себя татарский натиск, Дмитрий явился добрым страдальцем за всю землю Русскую; а отразив этот натиск, он явил у себя такую мощь, которая ставила его, естественно, во главе всего народа, выше всех других князей. К нему, как к своему единому государю, потянулся весь народ. Москва стала очевидным для всех центром народного объединения, и московским князьям оставалось только пользоваться плодами политики Донского и собирать в одно целое шедшие в их руки земли» [4].

Дмитрий, казалось бы, должен был жить и жить, всего-то 39 лет. В определенном смысле он умирает не своей смертью, а смертью первой Имперской фазы, в мае месяце, в год Политического решения. С таких вот исторических «случайностей», собственно, и начались когда-то Поиски периодичности.

Итак, 1389 год. Умирая, Дмитрий успел все, что надо, сказать и жене, и детям, и боярам, оставив также духовное завещание, в котором впервые передал великое княжение старшему сыну Василию без санкции Золотой Орды – как «свою вотчину». Есть историческая справедливость в том, что этот «младенец незлобием» и «орел высокопарный» не вошел во вторую фазу, где пришлось бы действовать совсем другими методами.

Вторая (черная) фаза досталась его сыну Василию, возведенному на престол 15 августа 1389 года. Дело объединения Руси было продолжено, но уже в открытую, без иллюзий и самообмана. Василий I жестко прошелся по удельным князьям, так что ни один из них не смог вмешаться в московскую усобицу за великое княжение в третьей фазе. Удельная Русь приказала долго жить.

1389 год – это год начала создания православного самодержавия как нового вида политической власти. Власть начинает концентрироваться в одной точке, у одного лица. А поскольку основную роль в революции 1389 года играл сам Василий I, подавлению (а подчас и уничтожению) подлежала не такая уж многочисленная, к тому же связанная родственными узами прослойка удельных князей. В 1389 году Василий устанавливает окончательный контроль Москвы над Владимирским княжеством (владение Владимиром давало право великого княжения на Руси). Он, впервые в русской истории, выкупает ярлык на нижегородское княжение и карательными мерами приводит к повиновению его князей, подчиняет своего дядю князя Владимира Андреевича. Такова емкость революционного года.

Чернота силовой второй фазы – удел молодых. Летописец писал о Думе Василия I, что «…не было больше в Думе княжеских старых бояр и обо всех делах начали советоваться молодые» [2].

Вторая и третья фазы вместе составляют маскировочный период. Василий I и Василий II действительно «спрятались» между Дмитрием Донским и Иваном III, все лавры победы над чужеземным игом и становление Московского царства оставив им. Ни один Василий, ни другой не возглавляли военные походы. Если Москва подвергалась какому-нибудь нашествию, то они уезжали в спокойное место. Василий I возобновил выплату дани татарам и скромно занимался делами Северо-Восточной Руси, оставляя своему тестю, великому князю Витовту (см. главу «Тоталитарная Литва (1345–1489)»), вершить судьбы «Всея Руси». При Василии II Северо-Восточная Русь вообще погрязла в усобице. Образ слабой политики вводил в заблуждение всех. Однако за этой ширмой шли очень мощные процессы, династия была сохранена, единство было достигнуто, государственный интерес окреп и затмил все иные интересы, и при Иване III это дало замечательные плоды.

Третья фаза (1425–1461), само собой, более бюрократическая, номенклатурная. Московские бояре после смерти Василия I стали проводить самостоятельную политику по защите малолетнего князя Василия II, вступили в борьбу за великое княжение. Регентский совет: Софья Витовтовна, боярин Всеволожский, митрополит Фотий. Именно с регентским советом вступил в борьбу за власть, за великое княжение сын Дмитрия Донского Юрий Дмитриевич и его сыновья Василий Косой и Дмитрий Шемяка. Московская усобица длилась несколько десятилетий. Это были не открытые военные действия, а интриги, разорение уделов соперников, насылание кочевников на эти земли, ослепления, отравления, заточения и прочее. Коалиции в процессе этой борьбы создавались и разваливались, были князья-перебежчики, которые торговали своим словом – кто больше заплатит.

Но постепенно сквозь сонную одурь «темного времени» прорываются новые силы, те, что приведут государство к расцвету четвертой фазы.

О Московской Руси времени Василия II пишет историк А. Зимин: «Бояре возглавляли государев двор как военно-административную корпорацию. Они выполняли отдельные общегосударственные поручения… Постепенно у них складывается круг функций, который станет традиционным в более позднее время… Именно двор стал организатором побед Василия II и кузницей кадров для администрации Русского государства» [5].

Итог третьей фазы выглядел ужасным и никак вроде бы не предвещал очень скорых побед. Революция 1461 года началась с массовых казней… Кругом одно беспокойство и неустройство. В Большой Орде к власти пришел энергичный и честолюбивый Ахмат, мечтающий возродить былой блеск державы Чингисидов. Над восточным рубежом нависает новое Казанское ханство, держава сыновей Улу-Мухаммеда. Обостряется конфликт с Великим Новгородом. Неспокойно в Пскове, на вече произошло драматическое событие – наместника «спихнули» со степени. Оскорбленный князь поехал жаловаться в Москву. Новый митрополит Феодосий, жесткий и суровый аскет, руководствуясь требованиями церковной дисциплины, вздумал приструнить московских посадских священников. Церкви стояли без попов, отрешенных от службы. Посад роптал…

И тем не менее четвертая Имперская фаза (1461–1497), идеально совпадающая с временем правления Ивана III (1462–1505), явилась общепризнанным периодом национального триумфа.

Ю. Алексеев: «Для стратегии Ивана Васильевича характерно стремление действовать на разных направлениях, на широком фронте с конечной целью выхода к главному политическому центру противника. С таким размахом военных действий, с такой постановкой задач, с таким упорством в их достижении мы встречаемся в русской истории впервые» [6].

В результате этой стратегии вассалом Москвы стало Казанское ханство; было окончательно сброшено татаро-монгольское иго (Стояние на Угре, 1480); разбиты войска Ливонского ордена. И это все несмотря на то, что Русское государство стояло перед реальностью войны на три фронта: Литва, Орден, Орда.

Мощь Москвы была столь велика, что Иван III поставил задачу объединения вокруг нее всех православных земель в пределах древнерусского государства. Две войны с Великим княжеством Литовским положили начало этому процессу – православное население переходило на территорию Русского государства. Была поставлена и решена на данном этапе и новая задача – выход к Балтийскому морю и участие в морской торговле без посредников.

При Иване III идет мощнейший процесс законотворчества, итогом которого стал Судебник 1497 года. Идет строительный бум. Это при нем построены Грановитая палата, Успенский и Благовещенский соборы Кремля…

Вторая Россия завершила свой Имперский цикл в 1497 году. А далее снова Восточный ритм, и, стало быть, 8 лет на переход с одного ритма на другой… И новый цикл во временных рамках (1505–1649).

Переход от Имперского цикла к Восточному, как это и следует из теории, сопровождался политической деградацией. Первый правитель третьего Восточного цикла Василий III был, по сути, последним собирателем Русской земли (ликвидация Псковской республики, присоединение Смоленского, Рязанского, Черниговского, Северского княжеств, усмирение Казанского ханства и др.). Историк С. Соловьев, например, признавая, что Василий III продолжил дело отца по собиранию земель русских, утверждал, что абсолютная власть его не приводила к политической мощи возглавляемой им страны.

Политическое бессилие начинает проявляться уже в том, что при множестве войн (мир для государства тогда был скорее случайностью) войны эти не решили ни одного политического вопроса, подготавливая при этом экономический крах государства.

Смерть Василия III открыла дорогу боярской вольнице, которая еще больше разорила страну. Бояре, разбившись на партии князей Шуйских и Вельских, повели ожесточенные усобицы друг с другом из личных и фамильных счетов, а не за какой-либо государственный порядок. А вот для идеологических дискуссий всегда находились силы и время (Восток все-таки). Например, про то, что Москва – это Третий Рим… А еще шла борьба иосифлян и нестяжателей. Ну и т. д.

Духовные лица вновь хлынули на государственные должности. С Василия III утвердился в княжеском роде обычай пострижения в иноки перед смертью. Монахами умерли сам Василий III, Иван Грозный, Федор Иванович, Борис Годунов…

Вторая фаза (1541–1577) сразу показала свой жесткий нрав; уже в 1543 году 13-летний мальчик (будущий Иван Грозный) приказал казнить всесильного временщика князя Андрея Шуйского, и этот приказ подростка был исполнен.

В. Ключевский писал: «…все его политические идеи сводятся к одному этому идеалу, к образу самодержавного царя, не управляемого ни попами, ни рабами. Иван IV был первым из московских государей, который узрел и живо почувствовал в себе царя в настоящем, библейском смысле помазанника Божия»[1].

Иван Грозный вводит опричнину (1565). Это начало Экономического периода (1565–1577). Он получает неограниченные полномочия и… постоянно созывает Земские соборы. Иван Грозный собственноручно организовывал экономическое разрушение страны (то самое Экономическое закабаление вторых фаз Востока), походы опричников по епископствам, на Новгород и т. д.

Опричников иногда называют гвардейцами Ивана Грозного, проводя параллель с гвардией Петра I. Сходство между двумя этими организациями только в одном – обе они порождение вторых, революционных фаз. На деле гвардия Петра I – это чисто политическое явление, в конце концов она стала основой нового класса общества – дворянства. Опричнина Ивана Грозного появилась и исчезла без всякого исторического следа по воле своего же создателя. Она была создана по подобию монастырского монашества. Службы проводил сам Иван Грозный, являясь игуменом. Таким образом, опричнина носила чисто идеологический характер.

Есть устойчивая традиция, по которой принято сравнивать Ивана Грозного с Петром I или со Сталиным. Но ведь Иван Грозный, точно так же, как его истинные исторические предшественники, такие как Владимир Мономах или Александр Невский, – не революционер. По сути своей он вполне традиционный деятель. Иван Грозный ничего не изменил в православном самодержавии. Разве можно сравнить воинствующий атеизм Петра I или богоборчество большевиков с атмосферой религиозного экстаза, в которой проводились все преобразования Ивана Грозного?

С. Соловьев: «Царь Иван отличался набожностью и имел самые возвышенные представления о своей миссии верного сына и защитника православной церкви. Ни один из московских государей не заботился столько о своей репутации благочестивейшего государя, сколько Грозный» [2].

Третья фаза (1577–1613) настолько разрушительна, что возникает даже опасность исчезновения России из мировой истории. Политическая неразбериха достигает своего апогея. Иван Грозный третьей фазы кардинально отличается от Ивана Грозного во второй. С окончанием второй фазы (1577) царь отменил опричнину, закончилась эпоха казней. На первый план вышли споры в царской семье. Свой голос появился у наследника Ивана Ивановича. Он и стал первой жертвой номенклатурной разборки. Смерть Ивана Грозного в 1584 году стала официальным началом коллективного руководства. Умирая, царь назначил в помощь своему преемнику Федору Ивановичу правительственную комиссию из пяти бояр. И начались интриги, заговоры, тайные убийства, насильственные пострижения в монахи.

B. Ключевский пишет: «…когда династия пресеклась и, следовательно, государство оказалось ничьим, люди, естественно, растерялись, перестали понимать, что они такое, пришли в брожение, в состояние анархии…» [1]

На престол претендовали все кому не лень: Лжедмитрий I, Лжедмитрий II, поляки, казаки, шведы.

Очень часто Экономический период (1601–1613) выделяют в отдельную эпоху, называют Смутным временем. Но Смута не стала рубежом в развитии государства, не дала ничего нового, она лишь подводила итоги.

C. Платонов: «Чаще всего за потрясениями этого рода следовали важнейшие изменения в политическом строе той страны, которая их испытывала; наша смутная эпоха ничего не изменила, ничего не внесла нового в государственный механизм, в строй понятий, в быт общественной жизни, в нравы и стремления, ничего такого, что, истекая из ее явления, двинуло бы течение русской жизни на новый путь, в благоприятном или неблагоприятном для нее смысле» [4].

Третий Восточный цикл дал картину полного слияния светского и духовного, верховной власти и православия. В нем православие стало религией Третьего Рима, частью государственных институтов. Как церковь Третьего Рима, православие решало две задачи: утверждение идеологического величия русского православия и достижение единообразия религии на всей территории государства. В годы правления Василия III начались споры, как служить, как петь, как читать, со временем возник своеобразный идеологический террор. Москва то погрязала в догматизме и начетничестве, то разгоняла еретиков. Нигде в мировой истории мы не встречаем такого случая, когда бы церковь столь определенно встала на сторону государственной централизации. Так, иосифлянство разработало политическую теорию, где обосновывало право московских князей на самодержавие.

Мощь православия проявилась в Смутное время. Именно оно спасло государство, возродило в полном объеме идею самодержавия. Москва была сдана полякам, но незыблемо стояла, отражая годовую осаду, Троице-Сергиева лавра; лидером освободительного движения стал патриарх Гермоген. К 1611 году борьба за национальную независимость стала отождествляться с борьбой за веру предков.

Долгожданное освобождение приносит только четвертая фаза (1613–1649). Причем идеологический подъем рождается сразу, без разгона, с самого первого года фазы. Уже в 1613 году Земским собором избрана новая династия. Поляки изгнаны из Москвы. Четвертая фаза становится поистине золотым временем для православия. Впервые во главе государства стало духовное лицо – патриарх Филарет, отец царя Михаила. Он носил титул государя-соправителя. Именно он и стал устроителем Русского государства.

С. Платонов: «Нельзя сказать, чтоб до Филарета не старались об устройстве земли… Но благодаря отсутствию, так сказать, хозяйского глаза, каким явился Филарет, все намерения правительства исполнялись небрежно, с массою злоупотреблений со стороны администрации и населения…» [4]

Через сложную дипломатическую работу был достигнут мир на всех границах, новая династия добилась от поляков отказа от прав на русский престол. Была проведена огромная законодательная работа во времена правления царей Михаила и Алексея. И в 1649 году Соборное уложение царя Алексея подвело итоги развития Русского государства в третьем Восточном цикле.

Этот Имперский цикл выдернул Россию из окраинного захолустья в самый центр Европы, создав современную военную державу, с мощной армией и мощным военным классом (дворянство) во главе. Россия стала одним из трех-четырех главных европейских политических игроков.

Первая фаза (1653–1689). До 1633 года страной правил Филарет. Сын его, Михаил Федорович, был фигурой малозначительной, умер в 49 лет, в 1645 году. При юном Алексее Михайловиче фактически управлял его воспитатель («дядька») боярин Борис Морозов. Именно его управление и вызывают «экономические» восстания, в 1648 году в Москве, в 1650 году в Пскове и Новгороде и так далее по всей стране.

Вот на этом фоне в 1653 году и начинается Имперский ритм. Как и 300 лет назад, начинается он с эпидемии чумы. В этом же году был созван последний Земский собор. Так была подведена незримая черта под предшествующим периодом российской истории. Из новых веяний достаточно внезапный договор с Украиной. Малороссия просилась под крыло Москвы, спасаясь от католического террора поляков и в 1630 году и в 1648 году, но Москва отказывала в просьбах, понимая, что ей не выдержать новой войны с Польшей, а главное, находясь в Восточном ритме, Россия не имела никакого стремления соединять свою судьбу со слишком уж западным родственником.

Совсем другое дело ритм Имперский, в котором все годится для политической экспансии – и свое, и чужое. Таким образом, присоединение Украины стало первым шагом в череде новых присоединений, идущих в системе «колонизации без ассимиляции», когда в единое тело России включались земли и народы, основательно вросшие в иные цивилизационные блоки, – тюрки-мусульмане Поволжья, Урала и Сибири, католическо-униатские украинцы правобережья, народы Прибалтики и т. д.

И все же главные события года, безусловно, связаны с церковными реформами Никона, начатыми по инициативе правительства и в соответствии с его политическими целями именно весной 1653 года. Унификация культа подчиняла церковь общегосударственной системе централизации. Реформы были враждебно встречены значительной частью русского духовенства. Никон и светская власть преследовали раскольников…

Религиозный философ Владимир Соловьев указывал на истоки Имперских реформ: «Грех Петра Великого – это насилие над обычаем народным во имя казенного интереса, грех тяжкий, но простительный. Патриарх Никон – это церковная иерархия, ставящая себя вне церкви, извне преобразующая быт религиозный и производящая раскол…» [7]

А вот характеристика, данная В. Ключевским: «Несмотря на свой пассивный характер, царь Алексей своими часто беспорядочными и непоследовательными порывами к новому и своим умением сглаживать и улаживать, приручил пугливую русскую мысль к влияниям, шедшим с другой стороны. Он не дал руководящих идей для реформы, но помог выступить первым реформаторам с их идеями… Создал преобразовательское настроение» [1].

Если бы первая фаза осталась без продолжения, то понять в ней что-либо было бы невозможно, настолько она лишена осмысленности, единства замысла и исполнения, даже планы ее не столько планы, сколько намеки, предвестники приметы. Однако, прекрасно зная содержание второй, третьей и четвертой фаз, мы можем с удивлением обнаружить почти всем великим свершениям Имперского цикла начало именно в его первой, мистической фазе.

С. Платонов: «Нова в реформе только страшная энергия Петра, быстрота и резкость преобразовательного движения» [4].

Пророчеством будущих гвардейских переворотов стал захват Софьей власти с помощью стрельцов (военного класса). Сама же Софья удивительнейшим образом предрекла преимущественно женское управление во всем Имперском цикле. Восстание Степана Разина (1670 год – 19 лет до второй фазы) достаточно симметричным образом предсказывало восстание Емельяна Пугачева (1773 год – 12 лет после третьей фазы), недаром эти два восстания так прочно слились в учебниках истории. Важнейшим пророчеством на весь грядущий цикл явилось беспрецедентное для «тишайшей» фазы количество военных лет. Алексей Михайлович практически все время воевал, формулируя на весь Имперский цикл польский, шведский и турецкий вопросы.

Разумеется, что главным прорицанием будущего Петра I, того, что поднимет Россию на дыбы, был тот же самый Петр, еще до 17-летия устраивавший «потешные игры», но уже мечтающий о великом флоте, о регулярной армии взамен поместного ополчения и стрельцов. Как знать, может быть, именно в детстве возникла у него неприязнь к Москве (дрязги раскольников, стрелецкие бунты) и жажда новой столицы.

Как островок новой жизни в Москве появляется Немецкая слобода.

B. Ключевский: «Создатели Немецкой слободы из ревнителей русской старины опять получили не то, что хотели. Немецкая слобода планировалась как резервация иноземцев, чтобы они не смущали своей раскованной и веселой жизнью патриархальных москвичей. Однако Немецкая слобода стала «проводником» западноевропейской культуры в России» [1].

Таким образом, практически все петровские «сумасбродства» в той или иной степени уже начинались до его власти, до его времени, до второй фазы. Однако, проведенные как бы во сне, не явно, пунктиром, на фоне гораздо более мощных и неподвижных декораций старины, все эти изменения не производили революционного впечатления.

Очень важно, что уход благополучной в экономическом смысле четвертой Восточной фазы искажает и деформирует экономику. Закрепощение крестьян было во многом следствием именно экономических нелепостей.

C. Соловьев: «В государстве, где вместо денежного жалованья раздают землю, где земли больше, чем денег, в таком государстве не думают об освобождении крестьян, напротив, думают об их закрепощении, ибо, давши землю, надобно и дать постоянного работника, иначе жалованье не в жалованье… прикрепление крестьян – это вопль отчаяния, испущенный государством, находящимся в безвыходном экономическом положении» [2].

В 1689 году Петру уже исполнилось 17 лет и он мог начинать свою фазу, в которой был и царем, и Богом все 36 лет (именно даты 1689 и 1725 стали одними из главных в поисках периодичности). Завершилось 12-летие межпартийной борьбы, начавшейся после смерти Алексея Михайловича Тишайшего.

С. Платонов: «Отношения к началу августа 1689 года стали до того натянутыми, что все ждали открытого разрыва; но ни та ни другая сторона не хотели быть начинающей, зато обе старательно готовились к обороне… приход к власти Петра летом 1689 года стал разрешением давно зревшего политического кризиса, вызванного неестественным состоянием фактического двоевластия» [4].

К власти пришли Нарышкины, юный Петр сделался самодержцем, его сестра Софья заключена в монастырь.

Главным детищем Петра I была гвардия (цените политика по созданным им структурам!). Два отборных полка, практически никогда не воевавшие. Сферой деятельности гвардейских полков оказалась политика. Гвардия Петра была его опорой в борьбе за власть и в удержании власти, она была его «кузницей кадров». Гвардейские офицеры и сержанты выполняли любые поручения царя – от организации горной промышленности до контроля высшего генералитета.

Петр впервые ввел фискально-террористическую структуру в законченные организационные рамки. Были, например, созданы «майорские сыскные канцелярии». В 1715–1718 годах образовалась целая сеть этих гвардейских следственных органов, подотчетных только Петру и возглавлявшихся лично ему преданными лицами. Кроме того, вместе с Сенатом был создан и институт фискалов – государственных контролеров. Перемены грандиозны.

В. Ключевский: «В эпоху Петра старое московское дворянство пополняется из всех слоев общества, даже из иноземцев, людьми разных чинов… Табель о рангах 1722 года широко открывает этим «разночинцам» служебные двери в «лучшее старшее дворянство» [1].

При Петре I перенесена столица, изменено летосчисление, принята новая азбука, подвергся ревизии образ жизни, вплоть до одежды и рациона, появились новые праздники. Рубили «окно в Европу», причем рубили по живому.

Но Европа ошибалась, видя в России лишь послушного ученика, все это было хитрой политической маскировкой. Онемечивание России шло столь стремительно и мощно, что ко времени правления Петра III никто не сомневался в том, что у России нет ни своих интересов, ни своих амбиций. 72 года она добросовестно играла роль младшей сестры Европы, предоставляла свою армию для разрешения европейских споров и ничего не требовала взамен. Но вот кончилось Темное время, смыт грим, и изумленная Европа видит свергнутого Петра III, всесильную гвардию, мощное, насквозь военизированное государство, а во главе его императрицу, обладающую абсолютно независимым от чьего-либо влияния мышлением.

Третья фаза началась тотчас после смерти Петра I, ровнехонько в 1725 году. Наступила эпоха дворцовых переворотов. Череда императриц третьей фазы. Празднества и увеселения Анны Иоанновны… Маскарады, поражавшие ослепительным блеском и роскошью, – во времена Елизаветы. И при всем этом идет подготовка к прорыву четвертой фазы. Время Елизаветы подготовило многое для блестящей деятельности Екатерины и внутри, и вне России. Таким образом, историческое значение времени Елизаветы определяется его подготовительной ролью по отношению к следующей эпохе…

Четвертые фазы русских Имперских циклов так легко увидеть сквозь толщу веков: 35 лет Ярослава, 43 года Ивана III, 34 года Екатерины II. Лучше их, пожалуй, никто ведь и не правил. И имена соответствуют – Мудрый, Великий, Великая…

В. Ключевский писал о временах Екатерины: «Блестящий век, покрывший Россию бессмертной, всесветной славой ее властительницы, время героев и героических дел, эпоха широкого, небывалого размаха русских сил, изумившего и напугавшего вселенную» [1].

Не было ли здесь преувеличения? Пожалуй, что не было, если учесть, что Вселенная в то время ограничивалась Европой и что XIX век, полностью подчинившийся Британии, был еще впереди.

Так же как и при Ярославе и Иване III, при Екатерине II, казалось бы, идет сражение со всем миром. Россия перестала быть чьим-то постоянным союзником, ее политика сделалась абсолютно самостоятельной. Риск был велик – сумей Европа объединиться против России, пришлось бы тяжко. Но разъединенная Европа, точно завороженная, наблюдала за фантастическим парадом российских побед. Может быть, это случилось именно потому, что в Европе не верили в силу русского оружия, в реальность российской национальной политики – ведь все Темное время (1689–1761) не было заметно ни силы, ни самостоятельности России. И когда Румянцев, Суворов или Ушаков стали одерживать свои фантастические победы над многократно превосходящими силами противника, наверное, европейцам стало страшно.

Екатерина отвоевала у Польши и Турции земли с населением до 7 миллионов душ обоего пола, так что число жителей ее империи с 19 миллионов в 1762 году возросло к 1796 году до 36 миллионов. Впрочем, дело, конечно, не в новой географии России, а в том, что на всех своих границах она обрела гарантированное спокойствие. Отныне ей больше не грозят ни Турция, ни Польша, ни Швеция. Будущее покажет, что врагу России придется идти к ней издалека. И все же ошибается тот, кто отнесет имперские успехи на счет грубой военной силы. Нет, это была победа всего нового и передового и в военном искусстве, и в дипломатическом. В четвертой фазе Империя оказывается впереди всех и в конце концов наступает доминирование во всех сферах.

Князь Безбородко, завершая свою дипломатическую карьеру, говорил молодым русским дипломатам: «Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела» [1].

Увы, как только Имперский цикл закончился (1797), политическая мощь России стала падать. Контрольный пакет политических акций перешел к Британии на весь XIX век, когда все войны заканчивались к ее пользе.

От Алексея Тишайшего до Екатерины II все было подчинено одному – построению военного государства. Вот почему еще задолго до своих великих побед, в 1763 году, Екатерина говорила: «У меня лучшая армия в целом мире…»[1]

Что касается искомого Идеологического освобождения, то оно проистекало из освобождения дворянства. Дворянам разрешалось продолжать службу по своей воле, сколько и где пожелают. В Манифесте от 18 февраля 1762 года признавалось, что служба и учение устранили грубость и невежество и укоренили благородные мысли, из чего делался вывод, что более нет никакой необходимости принуждать дворян к службе. Им даже разрешалось служить за границей. Какое фантастическое сходство с нынешней четвертой фазой (1989–2025), с ее лидирующим классом технократии! Так три фазы выращивают новый властный класс, а четвертая фаза дает ему полную свободу. В этом разгадка всех чудес четвертой фазы, а также постимперского развития. Крестьяне служат дворянам, поскольку те служат государству, но при освобождении дворян от службы и крестьяне вроде бы должны освободиться, но не тут-то было…

Екатерина II подумывала об освобождении крестьян, но время для этого еще не пришло.

Все, что так безоглядно разрушается во второй фазе, в четвертой воссоздается, но уже на новом уровне. Вот, скажем, Петр I уничтожает столичное благолепие, перенеся столицу на пустое место, да еще какое ужасное – в болото, но уже в четвертой фазе, при Екатерине II, новая столица приобретает в полной мере столичный блеск. Во второй фазе разрушаются законы, в четвертой воссоздаются. Начиная с указа о вольности дворянства в 1762 году и кончая уже павловским актом о престолонаследии от 5 апреля 1797 года – все 36-летие было строительством и становлением нового правового порядка. Императрица сама называла свое время «эпохой законобесия» [1].

Санкт-Петербургский Эрмитаж со своими картинами, Ложами Рафаэля, тысячами гравюр, камей… Блеск Царского Села… Все это Екатерина.

Еще одна грань Идеологического освобождения – обретение внутренней свободы, потеря генетического страха. Общий дух гуманизма и доброжелательства пронизывает страну.

В. Ключевский заметил по поводу Екатерины II, что «…обойтись без книги и пера ей было так же трудно, как Петру I без топора и токарного станка» [1].

Сама Екатерина II писала: «Я не боюсь чужих достоинств, напротив, желала бы иметь вокруг себя одних героев и все на свете употребляла, чтобы сделать героями тех, в ком видела малейшее к тому призвание» [1].

«Из грозной силы, готовой только карать, о которой страшно было говорить и думать, власть превращалась в благодетельное, попечительное общество, о котором не могли наговориться, которым не умели нахвалиться» [1].

В этом, собственно, и состоит перевертыш в соотношении второй и четвертой фаз. Во второй самоограничением и дисциплиной увлечен народ, в четвертой – власть.

Смешно это или грустно, но во всей многовековой истории России Западному ритму посвящено всего-то 72 года. Само собой, что и требования к столь короткому и нетрадиционному пути исторического следования не могут быть слишком строгими. Тем не менее слова из песни не выкинешь, Теоретическая история работает с тем, что есть. Датировка очевидна…

Четыре года на переход с Имперского ритма на Западный – это те самые годы, что у власти простоял Павел I (1797–1801). Юный Александр I, обещавший вернуть порядки бабушки Екатерины, конечно же заблуждался. Он открыл то, чего еще никогда не было в истории России, – Западный ритм. Чтобы не было скучно в одиночку осваивать незнакомый ритм, прихватили в компанию к себе Древнюю Грузию. «Дней александровых прекрасное начало» (А. Пушкин) – это в основном первые 12 лет, то есть Экономический период. Пройдя через войну с Наполеоном, Александр резко изменился. После 1813 года он уже скорее реакционер – часто меняет свое окружение, удаляет от себя начинавших с ним юных реформаторов. «Загадочный сфинкс» разочаровался в своей стране, своем народе, осознал, что Россия не готова к свободе. Так что Идеологический период первой фазы никакого перелома в сознании не принес, да и не мог принести (фаза-то первая).

1825 год – восстание декабристов и одновременно начало Политического периода (1825–1837), максимально критического для Западного цикла. К власти приходит Николай I, один из самых злополучных властителей в истории России, Николай Палкин, как его многие называли. С самого начала ему пришлось заниматься максимально противоестественным для власти делом – усмирять властвующий класс, опору самодержавия – дворян. Все управление государством он пытался замкнуть на себя, превратить всех в послушных исполнителей своей воли, создав гигантский аппарат собственной канцелярии, оттеснившей все прочие органы управления (Сенат, Госсовет, Кабинет министров). Впрочем, политическая жесткость периода смягчалась мутной необязательностью первой фазы.

Николай решительно ворвался во вторую фазу (1837–1873), проведя мощнейшие финансовые преобразования (реформа Канкрина). Это был его звездный час, точнее, звездное 12-летие, но уже в Идеологическом периоде (1849–1861) ему совсем нечего было делать; неплохо разбираясь в экономических процессах, идеологически император был пуст. И сразу все посыпалось: государство оказалось никуда не годным, император расстроился и умер в самый разгар Крымской войны. Расхлебывать пришлось Александру II, который завершил войну хоть и с некоторым уроном, но сохранил лицо, подведя страну к величайшему рубежу, а именно к отмене крепостного права в 1861 году.

Политический период (1861–1873), который должен был стать одной из промежуточных ступеней в развитии страны, затянулся на долгие 32 года, аж до 1893 года. Ведь внутри Идеологической лакуны (1861–1905) почти все внимание уделялось именно внутреннему противостоянию (политика). В 1873 году вроде бы начинается Экономический период, Россия впервые присоединяется к мировому экономическому кризису. Но все перечеркивает скрытая от взора Имперская революция 1881 года.

Этот Имперский цикл посвящен индустриализации и технократизации России, замене крестьянского населения на промышленное, созданию лидирующего технократического класса взамен военной аристократии. В идеологическом смысле Россия впервые в своей истории выходит на уровень абсолютного новаторства, ей предстоит создавать новую мировую идеологию, которая приведет к новой, беспрецедентной шкале общечеловеческих ценностей. При сохранении форм, найденных Четвертой Англией, будет открыто принципиально новое содержание.

После, прямо скажем, неудачного входа в Западный ритм (1801–1873) Россия возвращается к хорошо известному ей Имперскому пути. Отчего произошло отторжение русским телом Западной крови, можно рассуждать очень долго: тут и неподготовленность народа к политической активности, и позор Крымской войны, нежелание уступить рычаги управления страной экономическим структурам… А может быть, просто шла подготовка к так называемому Центральному эпизоду?

Попав после второй Западной фазы в первую Имперскую, Россия не могла не ощутить дискомфорт. Запад, или Империя, – это ведь только один аспект, второй не менее важный аспект – это определенная последовательность действий (фаз). Впервые в своей многовековой истории Россия пошла вспять, опустившись из второй фазы обратно в первую. Политическое закабаление Запада повисло в историческом пространстве, так и оставшись без своего освобождения. Полученная якобы свобода в 1861 году никакой реальной свободы народу не принесла. Об этом написано очень много. Ряд современников и историков конца XIX – начала XX века называл эту реформу «крепостнической» и утверждал, что она не привела к освобождению крестьян, а лишь определила механизм такого освобождения, причем ущербный и несправедливый. Временнообязанные крестьяне, барщина… Освобождением практически и не пахло. Так называемые дворовые крестьяне вообще остались без средств к существованию. Ну и т. д.

Историк М. Покровский: «Вся реформа для большинства крестьян свелась к тому, что они перестали официально называться «крепостными», а стали называться «обязанными»; формально они стали считаться свободными, но в их положении абсолютно ничего не изменилось или даже ухудшилось: в частности, пороть крестьян помещики стали еще больше. Быть от царя объявленным свободным человеком и в то же время продолжать ходить на барщину или платить оброк: это было вопиющее противоречие, бросавшееся в глаза. «Обязанные» крестьяне твердо верили, что эта воля – не настоящая…» [8]

Предчувствие катастрофы охватило буквально все слои общества. Началось сильнейшее разложение, как в дворянской среде, так и в царской семье. Гибель монархической идеи стала очевидна. Все 36-летие (1881–1917) нарастала революционная активность. Бесконечная череда покушений, терактов… Собственно, 36-летие и началось с одного из таких революционных актов, а именно казни императора Александра II Освободителя. А ведь на него покушались долго и упорно (1866, 1867, 1879, 1880), пока за дело не взялось его величество Время (Поиск периодичности).

Со стороны власти можно наблюдать никак не меньшее движение в сторону катастрофы. Недаром многие историки упрекают Александра III в том, что он свернул либеральные реформы Александра II, отстранил либеральных министров, ввел жестокие законы, всюду ограничивал права и свободы, установил контроль Священного синода над всеми начальными школами, ввел циркуляр о «кухаркиных детях», упразднил должности мировых судей… Запреты, запреты, запреты… Николай II продолжил самодержавную реакцию. А дальше – поражение в Русско-японской войне, революция, кровь, Распутин, мировая война и совсем уже безвольные и бесславные последние дни, отречение, арест и, собственно, все!..

Немудрено, что конец первой фазы многими воспринимался как конец истории России вообще, слишком много всего пресеклось. Однако если повнимательнее приглядеться к экономическому развитию России, то можно увидеть, что в целом большевики продолжили дела первой фазы, бросившись догонять индустриальный мир, придуманный англичанами. Кажется, что за 36 лет Россия проходит весь путь, что прошла Англия за 150 лет. Телефон, трамвай, уголь, чугун, сталь и рельсы, рельсы… Темпы индустриализации были потрясающими. Не хватало только технократизации населения, именно того, чем в первую очередь и займутся большевики.

Все, что в дальнейшем произойдет в Имперском цикле, в той или иной степени уже заявлено в первой фазе. Будущая тотальная индустриализация всей страны… Кровь собственного народа, пролитая властителями на Ходынском поле, а потом и на Дворцовой площади, прольется еще не раз и в невиданных доселе масштабах. Даже лидерство будущих «технарей», их психологические особенности, отстраненность от так называемой классовой преданности, уже вполне проглядывают в стиле управленческой деятельности Сергея Витте (физико-математическое образование).

Историк М. Покровский писал: «80-е годы темной полосой пересекли историю русской интеллигенции и русской культуры вообще. Что-то остановилось, что-то переломилось… То была пора перелома в русском народном хозяйстве, а вместе с тем и во всей народной жизни» [8].

Еще более определенно суждение Ричарда Пайаса: «Между 1878 и 1881 годами в России был заложен юридический и организационный фундамент бюрократически-полицейского режима с тоталитарными обертонами. Можно с уверенностью сказать, что корни современного (советского) строя следует искать скорее здесь, чем в идеях Руссо, Гегеля или Маркса» [9].

Новые цели и могучий напор первой фазы, однако, реализуются на фоне старого уклада: могучее (количественно) крестьянство, казачество, дворянство, купечество, церковь – все, кого так безжалостно сметет 1917 год и его ближайшие последствия.

Вторая и третья фазы, так ловко укрывшиеся за понятием «советская власть», – это время, когда старый дом разрушен, а новый только строится… Возникает воистину бесклассовое общество, старые классы в загоне, а новые только зарождаются, претерпевая мучительные трансформации. Безукладность Темного времени (советской власти) была мучительна для общества, ведь сын не наследует отцу ни материально, ни профессионально, ни духовно. Формируется новый, невиданный человек, человек вообще, без корней, как бы с чистого листа. В негативе такой человек становится палачом, садистом, или хамелеоном, пустозвоном. В позитиве же это новатор, первооткрыватель, максимально непредвзятый человек, космополит, человек вселенной. Слабые – ломаются, сильные становятся сильнее. Теперь, по прошествии многих лет после советского периода, можно просто поражаться тому, как много нового и непохожего на мировой продукт создано в нашей стране в условиях изоляции от мировых тенденций. И в технической области, и, особенно, гуманитарной. Уникальный кинематограф, еще более уникальная мультипликация и совсем уже уникальная детская литература… И т. д. Отдельные фигуры, такие как братья Стругацкие или Михаил Булгаков, – это даже не мировой уровень, а намного выше уровня мировой литературы.

Революция 1917 года опиралась на технократический класс (пролетариат), и весь цикл посвящен технократизации государства, отставшего от научных и технологических прорывов Четвертой Англии (1761–1905). Технократизация населения включила в себя в том числе уничтожение гигантских слоев населения (продуктивное крестьянство, казачество, духовенство). Все они подлежат восстановлению в четвертой фазе, но уже без возвращения былых привилегий. На место уничтоженной элиты приходили люди из самых низов, если не сказать «со дна». Такова специфика всех вторых фаз. В духе второй фазы обратный перенос столицы, смена летосчисления и азбуки. В употребление входят новые имена, сплошь и рядом переименовываются города, разрушаются храмы. Страна меняет облик до неузнаваемости. А ведь сколько энергии на все это требовалось! Такой силы была ненависть к прошлому. В том же ряду массовые «переселения народов»…

Власть, особенно харизматический лидер нации, приравнивается к богу. Для того чтобы убедиться в этом, стоит вспомнить картину народной скорби при смерти вождя, будь то Александр Невский, Петр I, Ленин или Сталин. Кажется, что небо падает на землю, звериный крик извергается из народной груди. Вождь – единственный свет в оконце, без него все пусто и голо…

А вот маскировочная картинка второй и третьей фаз всегда разная. От Петра до Елизаветы Россия прикидывалась «младшим братом» Европы. Теперь все не так, теперь СССР – это длинный строй заводов и фабрик, преимущественно оборонных, и столь же длинная череда бараков. Однако с 1989 года начинается смыв грима, и миру предстает новая Россия – богатая, стабильная, доброжелательная держава, открытая любым, самым прогрессивным веяниям.

Смерть Сталина, случившаяся день в день по историческим часам (Поиски периодичности), очень быстро продвинула вперед партийную номенклатуру. ГУЛАГ начал рассыпаться. Шаг за шагом крепла власть мощного бюрократического аппарата, сначала защитившего своего ставленника – Хрущева, а позже безжалостно его сместившего. Кулуарная, аппаратная борьба, интриги, заговоры – вот стиль, пришедший на смену террору. Так было при князе Владимире (Первая Россия), так было при Василии II (Вторая Россия). Власть политбюро по-своему уникальна, всех подробностей механизма власти этого коллективного мозга мы не знаем и по сию пору. Однако бюрократизация – не самоцель. Цель иная, куда более значительная: вовлечь в бюрократическую, а стало быть, в государственную систему все население страны. Всех поголовно сделать государственными людьми, искоренить всякую попытку противопоставления себя государству. Технократизация страны была практически стопроцентной, вместо крестьян – рабочие совхозов, вся страна – фабрики и заводы, еще чуть-чуть – и реки бы начали поворачивать. По валовым цифрам мы вышли на первые места… И в этом смысле не надо пугаться спада числовых показателей в четвертой фазе (1989–2025), попросту пришло время навести порядок, выкинуть лишнее, оптимизировать процессы, научиться жить расчетливо и выгодно.

Так называемая перестройка, затеянная КПСС в 1985 году, оборачивается внезапной смертью этой самой КПСС и всей системы ее власти в период от 1989 по 1991 год. А ведь считали себя такими непотопляемыми, так вроде бы жестко все в стране контролировали… В этом смысле непонятно, зачем вообще в Империи было бороться против власти. Внутри фазы она слишком прочная, на переломе между фазами разваливает себя сама. Все демократы мира, вместе взятые, не могли нанести более страшного удара советской партноменклатуре, чем ее преданный и старательный слуга, ставленник и ученик Михаил Горбачев. «Контрольный выстрел в голову» умирающей КПСС нанес опять же ее воспитанник – Борис Ельцин. Впрочем, этот уже действовал сознательно.

Теперь у власти находятся дети коммунистов и внуки чекистов – технократы и прагматики. Они свободны от клятв императору или коммунистическим идеалам. Это делает их патриотами своего кошелька, своей семьи, но и… своего государства. Такую родину нельзя не любить. Некоторая духовная нищета четвертой фазы прервется в 2013 году. Что касается политической мощи, то она налицо: Россия одержала ряд оглушительных политических побед (Украина, Грузия, крепнущий союз с континентальной Европой, все более и более осознающей нелепость своей североатлантической преданности). Впрочем, главные победы впереди и станут видны в момент разрушения двойного американо-китайского Монстра.

Если первый великоимперский народ обеспечил создание главной идеологической парадигмы современного человечества (единобожие), а третий великоимперский народ обеспечит создание стабильного (без войн) политического устройства мира, то второй (англичане) – должен был обеспечить разработку и внедрение в жизнь универсального экономического порядка. И в этом смысле при описании английских имперских циклов есть определенная проблема. Как отделить собственно Имперское, а стало быть, политическое развитие от экономических идеалов этого развития? Тем не менее это возможно. Имперский каток в английском исполнении, собственно, и нужен был для утверждения слишком смелых для обыденного Запада экономических идей. Запад был и остается эволюционным способом развития. Для прорыва, каковым стали научная и технологическая революции, нужны были самоуверенность и наглость Имперской власти, преданность и стоицизм Имперского народа.

Глава 1 ТРЕТЬЯ АНГЛИЯ (1473–1617)

Наверное, это самый славный период в английской истории и, может быть, самая блестящая иллюстрация существования Имперских циклов за русскими границами.

В отличие от России, не знавшей до конца своего третьего Имперского цикла, что такое Западный ритм, у Англии огромный интервал между вторым и третьим Имперским циклами полностью ушел под Запад. Идеология в Западном ритме отступает на задний план, народ начинает осознавать свои права, подготавливая Политическое чудо четвертой фазы. Высшую власть осуществляют крупнейшие собственники; деньги, капитал вершат судьбы государства. Политическая мощь государства не уходит совсем (как на Востоке), но становится, разумеется, намного скромнее. Англия в XV веке перестает быть центром Европы… Отставшие было в своем развитии страны Европы начинают постепенно догонять Англию.

Народ-идеолог Империи превратился в Западном цикле в народ, отстаивающий свои права. В результате длительной эволюции складывается система английского парламента. В 1265 году парламент – это еще случайность, с 1295 года он уже более регулярное явление, а уже в 1343 году обретает свой окончательный вид (палата лордов, палата общин). Дважды парламент низлагает неугодных королей: Эдуарда II в 1327 году и Ричарда II в 1399 году. Королевская власть все более приобретает черты исполнительной, парламент – законодательной власти. Рядом с ними совершенствуется и расширяется судебная власть. В правление Эдуарда I (1272–1307) суд обретает полную самостоятельность.

Таким образом, народ борется за свои политические права, а государство за свои экономические возможности. Под этим углом зрения стоит рассматривать Столетнюю войну (1337–1453), которая, по мнению историков, отражала растущую силу английского купеческого капитала, а также заинтересованность многочисленного и влиятельного слоя землевладельцев Англии в торговле шерстью. Ее подлинной целью было политическое объединение Англии, Фландрии и Гаскони, уже связанных между собой торговыми отношениями.

Экономическая эволюция привела к исчезновению, с одной стороны, крепостных крестьян, с другой стороны – крупных землевладельцев (Запад все усредняет). Появился многочисленный средний класс – зажиточные крестьяне. Тем самым была выбита база существования феодалов. Им ничего больше не оставалось, как заняться самоистреблением в Войне Алой и Белой розы (1455–1485). Но нет худа без добра: доведенная до абсолютных пределов унижения великая Англия вступает в третий Имперский цикл.

Все возможности старого уклада были исчерпаны, нация вновь встала перед необходимостью сплотиться, сжаться вокруг центра, чтобы родить новый уклад, новое чудо, вывести человечество на новую ступень развития. Третий английский Имперский цикл готовил человечество к эпохе научно-технического прогресса (1625–2025). Также Четвертая Россия (1881–2025) подготовит человечество к мучительному входу в эпоху гуманитарного прогресса (2025–2425).

М. Барг писал: «Целостная и вполне определенная эпоха, непохожая на другие. Это эпоха тюдоровской Англии. Ее хронологические рамки 1485–1603 годы. Понятие «тюдоровская Англия» обозначает специфическую систему экономики, власти и культуры» [10].

Указанный М. Баргом интервал охватывает 117 лет, 15 лет добавили Стюарты, 12 лет – Йорки, и вот уже готово Имперское 144-летие.

С окончанием борьбы за престолонаследие (Война Алой и Белой розы) свобода внезапно исчезает, наступает период конституционной реакции, быстро разрушающей медленное созидание предшествующего века. Деятельность парламента почти прекратилась или под подавляющим влиянием короны стала чистой формальностью. Законодательные права обеих палат были захвачены Королевским советом. Личная свобода была почти уничтожена широкой системой шпионства и постоянным применением произвольных арестов. Правосудие было унижено сильным расширением судебной власти Королевского совета, раболепством судей, давлением на присяжных. Так что Империя как Империя, будто и не было трех веков Западного ритма.

По словам Дж. Грина, «…при Тюдорах в Англии возник деспотизм, ничем не отличающийся от турецкого» [11].

Таковы законы сохранения исторической энергии: за государственное величие, за величие решенных государством задач расплачиваться приходится человеку.

В 1474 году Эдуард IV призвал к себе лондонских купцов и потребовал от каждого «добровольного подарка», соразмерного нуждам короля. Это уже Имперский ритм. В дальнейшем система «одолжений» развилась в принудительные займы и присутствовала весь Имперский цикл, начало же ей положил второй (!) год цикла.

Пренебрежение парламентом, поощрение промышленности и торговли, принудительные займы, конфискации земель крупных феодалов – все это начинал Эдуард IV. Эдуарду Тюдоры были обязаны введением широкой системы шпионства, применением пыток, привычкой вмешиваться в работу суда. Перечисленные имперские признаки сопровождались общим усилением власти и уменьшением беспорядка, что позволило говорить, что Эдуард IV правил почти как неограниченный монарх.

Наступивший Политический период (1473–1485) мощно и решительно пресек гражданскую, по сути, Войну Алой и Белой розы. Этот многолетний конфликт уже сделал свое дело, истощил знать и физически, и материально, дав возможность следующему королю, Генриху VII, создать сильное централизованное государство, которому уже не угрожали могущественные претенденты на трон и которое опиралось на новую аристократию в лице капиталистических землевладельцев, разбогатевших купцов и зарождавшегося сословия финансовых дельцов.

1485 год, вход в Экономический период. После того как на поле боя был убит король Ричард, королевство унаследовал граф Ричмонд, именуемый с тех пор Генрихом VII. Именно этим событием заканчивается Война Алой и Белой розы, заканчивается гениально, как это может быть только в Империи, и мистически, как это может быть только в первой фазе. На Генрихе сошлись все права на престол (от ланкастерского дома, к которому он принадлежал, от жены Елизаветы, дочери Эдуарда IV, а также право меча, добытое на поле брани). Никаких реальных претендентов на трон больше не осталось, две розы сплелись, путь к усилению власти был открыт.

Несмотря на мощное и достаточно жесткое 24-летнее правление Генриха, осталось множество примеров его милосердия, если не сказать мягкости. Генрих – этакий Алексей Тишайший на английский манер. Подавив в 1497 году (вход в Идеологический период) мятеж в Корнуолле, Генрих VII обошелся вообще без репрессий. В столь идиллической обстановке тем не менее закладывались практически все направления будущего величия Британии, а также рождались инструменты, создающие это величие. Так в 1487 году основана Звездная палата – высший и чрезвычайный судебный орган для расправы с политическими противниками тюдоровского абсолютизма.

Смерть Генриха VII последовала в точнейшем соответствии с историческим расписанием, 22 апреля 1509 года (Поиски периодичности). Пришло время второй фазы, время молодых.

Дж. Грин: «При вступлении на престол Генрих VIII едва достиг 18 лет, но его красота, сила, искусство владеть оружием, казалось, соответствовали его откровенному и великодушному характеру и благородству его политических стремлений. Он сразу прекратил вымогательства, практиковавшиеся под предлогом исполнения забытых законов, и привлек к суду финансовых помощников своего отца по обвинению в измене, чем подал надежду на более популярное управление. Никогда вступление нового государя не возбуждало больших ожиданий в народе» [11].

Общий фон был крайне благоприятным. Не было войн, не было голода, не прекращалась торговля… были мирные и дружеские отношения с Францией… все приметы указывали на счастливое и процветающее царствование. Такова вторая фаза – ожидание «цветущих садов» и сразу следом за этими ожиданиями – жуткая тьма террора, всенародный подъем и всенародная же мясорубка.

Три великих реформатора буквально перевернули Англию. Уже в 1510 году Колетом начата реформа обучения. В 1517 году Эразм Роттердамский издал первопечатный греческий оригинал Нового Завета с обширными комментариями. В 1516 году была опубликована «Утопия» Томаса Мора. Колет реформирует обучение, Эразм преобразовывает церковь, Мор ставит на ноги новую науку… Но в это же время всесильный Томас Уолси прибирает последние остатки свободы, формирует невиданное для Англии единовластие. Сын мясника из Ипсвича, в 1515 году он уже канцлер, руководит всеми внешними и внутренними делами, обладает неограниченной властью над церковью и судом. Энергия и размах беспредельны, но еще выше амбиции: Генрих VIII мечтает завоевать всю Францию, Уолси мечтает стать папой римским. Масштабы желаний сопоставимы с большевистскими мечтаниями о мировой революции.

Каждым своим шагом правители вторых фаз проверяют, насколько беспредельна их власть, они ждут сопротивления, но, не встретив его, буквально шалеют от крови, теряют последние остатки страха и совести, не боятся ни бога, ни дьявола.

В 1521 году (начало Экономического периода) Генрих VIII, завершив процесс укрепления своей власти, приступил к репрессиям. С 1521 по 1529 год он прошелся по всем слоям общества, дойдя до второго человека государства, каковым был сам Уолси. Тот был обвинен в государственной измене, и лишь внезапная смерть спасла его от эшафота. Пришедший на его место сын бедного кузнеца Томас Кромвель продолжил внутренний террор с новой идеологической силой.

В 1534 году, в самом начале Идеологического периода (1533–1545), был принят Акт о супрематии, король становится главой английской церкви.

Дж. Грин: «Единственное крупное учреждение, еще бывшее в состоянии оказывать сопротивление воле короля, было ниспровергнуто. Церковь стала простым орудием королевского деспотизма» [11].

Реформация, в том числе, привела к разгрому монастырей (в то время в Англии было около 1200 монастырей, основанных еще в древние времена). На распределении монастырских земель вырос новый правящий класс, новая аристократия.

Все связи с Римом были разорваны, Англия встала в оппозицию к католической Европе (аналогия с нашей холодной войной в таком же Идеологическом периоде второй фазы). Генрих VIII принимает титул Верховного главы англиканской церкви на земле. Тогда же принято Постановление для прекращения разномыслия.

Дж. Грин: «Не только дела и слова могли быть истолкованы как измена, но и само молчание. Требовали раскрывать свои мысли» ни.

Карали как католиков, так и протестантов, всех, кто не признал догмат «верховной королевской власти».

27 января 1547 года Генрих VIII умер, пережив свою фазу на два года. Ему было всего лишь 55 лет.

Э. Лависс, А. Рамбо: «Лорд-канцлер плакал, сообщая эту новость парламенту, члены которого также стали проливать слезы… Впрочем, скоро ободрились, помышляя о добродетелях нового короля, Эдуарда VI…»

Раздав пятую часть всех земель Англии, Кромвель и Генрих создали новую знать из креатур двора… и эта знать хотела властвовать. Разумеется, трансформация власти казалась объективной и объяснялась малолетством Эдуарда и непопулярностью королевы Марии. Все отныне решал правящий класс, и угождать надо было ему, а не королю или народу. Шло соперничество «новых лордов», вышедших из нетитулованного среднего и мелкого дворянства. Попытки установить чью-то диктатуру проваливались одна за другой. Такова третья фаза: ищется лидер, устраивающий знать и способный защищать именно ее интересы.

В 1553 году умирает Эдуард VI. Предпринимается попытка католического переворота. Но история не движется назад; попытка, по сути, провалилась. Впоследствии протестантские историки очень старались сгустить краски в описании ужасов католического управления, однако, думается, католический перегиб времен Марии был не сильнее, чем протестантский перегиб времен Эдуарда VI. На английском дворе третья фаза, а не вторая: и палачи не такие бесстрашные, и народ не такой безропотный.

Дж. Грин: «Растущая независимость парламента сказалась в отвержении одной за другой ряда мер, предложенных короной. Предложение лишить Елизавету права наследования не удалось даже внести в палаты… Палаты отвергли все предложения вернуть духовенству церковные земли» [11].

Во второй фазе и протестанты, и католики, и даже англикане могли попасть на плаху, ни один человек не мог получить гарантий… В третьей фазе если не совесть, то уж жизнь-то можно было спасти простым покаянием (у нас точно такая же разница отмечалась между брежневскими и сталинскими временами). Таким образом, первые 12 лет третьей фазы ушли на раскачку страны, влево-вправо… Разочарование в крайних вариантах заморских идей позволяет народу высвободить место для зарождения собственной, сугубо национальной идеи, что так важно для Империи, ведь она опережает все остальное человечество.

Что касается Марии, то только своевременная смерть в 1558 году спасла ее от общенационального восстания ненавидевшего королеву народа. Взрыв восторженной радости приветствовал вступление на престол Елизаветы. Страна была унижена поражением в войне 1557–1559 годов в союзе с Испанией против Франции. Англии грозили Франция и Шотландия, не было союзников, не было ни армии, ни флота, ни денег; все надежды были связаны лишь с личностью самой Елизаветы.

Говоря о гении Елизаветы, обычно говорят о свершениях четвертой фазы, пока же не до гениальности, необходимо строить национальную политику, строить тихо, чтобы никто ни о чем не догадался.

Дж. Грин: «Это была политика не гения, а здравого смысла. Ее цели были просты и ясны: сохранить свой престол, избавить Англию от войны, восстановить порядок гражданский и церковный. Она со смехом отвергала предложение протестантов объявить ее «главой веры» и «владычицей морей». Ее холодный, критический ум никогда не увлекался ни энтузиазмом, ни страхом до преувеличения или преуменьшения ее опасностей и сил. Она восторгалась «обходами» и «кривыми путями»… Она играла с важными кабинетами, как кошка с мышью, чисто по-кошачьи наслаждаясь недоумением своих жертв. Она выиграла время, а каждый выигранный год увеличивал силы Елизаветы. Что касается противостояния католиков и протестантов, то Елизавета его, по сути, заморозила. К суеверию католика и набожности протестанта она относилась одинаково с рассудочным пренебрежением. Если можно сказать, что Елизавета любила что-нибудь, так это Англию» [11].

Акт о единообразии (1559) примирил католиков и протестантов, как брежневская политика примирила сталинистов и хрущевцев. Народ устал как от безрассудства протестантов, так и от католической реакции.

Экономический период третьей фазы (1557–1569) называют периодом «устроения». Мир с Францией (1559), уплата внешнего долга, восстановление твердого денежного курса, Акт об испытании (1563), потребовавший от всех чиновников присяги на верность королеве, и отречение от светской власти папы… Интенсификация сельского хозяйства, зарождение промышленности постепенно поглощали людей, вытесненных с земли, «праздных» принуждали к работе, бродяг к оседлости. Начинается быстрое развитие английской торговли, сделавшей англичан всеевропейскими посредниками. Окончательно торговое преобладание Лондона утвердится после разорения Антверпена герцогом Парским (1585), но это уже будет в четвертой фазе.

Идеологический период третьей фазы (1569–1581) называют «периодом заговоров». Враг набирал мощь и обретал все более зримые контуры.

Дж. Грин: «В правление Елизаветы верность короне все более становилась среди англичан страстью, папа стал врагом нации. С каждым днем для католика становилось труднее примирять католицизм с верностью королеве и преданностью стране» [11].

Ужасы Варфоломеевской ночи (1572), казней Альбы (1567–1573) создавали в стране все более тревожные настроения. С другой стороны, католический мир уже 20 лет напрасно ждал поражения ереси в Англии. Папа еще в 1570 году отлучает Елизавету… и передает права на престол Марии Стюарт.

И тут наступает четвертая фаза (1581–1617). Фрэнсис Бэкон в работе «О счастливой памяти Елизаветы, королевы Англии» утверждает, что «на двадцать третьем году ее правления положение изменилось». Речь идет не об искусственной границе, придуманной в целях лучшего изложения событий, а о вехе, отмеченной и запечатленной в официальных документах. Речь идет именно о 1581 годе. С этого года папа и Испания начали открытую борьбу с Англией, но и Англия с Елизаветой именно в 1581 году перешли грань между политическими маневрами и открытой борьбой. Аналогичная трансформация с русской политикой произошла в момент появления у власти Екатерины II в начале четвертой фазы.

Дж. Грин: «Свою тайную помощь принцу Оранскому Елизавета оказывала по капле, а лондонские купцы из своих средств послали ему полмиллиона, сумму, равнявшуюся годичному доходу короны… Голландские корсары находили себе прибежище в гаванях Англии, английские суда при нападении на купеческие корабли испанцев поднимали голландский флаг… И если Елизавета и стояла за мир, то Англия высказалась за войну» [11].

Итак, в 1581 году Рубикон перейден. Лорд Лестер был послан на берега Фландрии с 8 тысячами человек, Дрейк был послан громить испанские колонии в Америке. Берега Кубы и Флориды подверглись опустошению… Параллельно с внешней борьбой активизировалась и внутренняя, Политический период как-никак. Искомое гражданское противостояние (1581–1585) шло достаточно сурово: заговор Сомервиля, казнь Парри, изгнание иезуитов. Ослабление власти в центре не могло не привести к усилению центробежных тенденций. Особые проблемы были, конечно, с Ирландией. Восстание (1579–1582) было подавлено с ужасной жестокостью… Не добавила веселья и казнь Марии Стюарт (1587).

Энтузиазм возвращает мистическая и загадочная победа над испанской Непобедимой армадой в 1588 году. Соотношение сил было убийственным. Против 80 кораблей англичан – 149 кораблей Армады, причем лишь четыре из английских равнялись малейшим из испанских галеонов. Зато английские корабли были вдвое быстрее, они не давали боя, «вырывали у испанцев одно перо за другим». В который уже раз повторилась история про Имперского Давида и Тоталитарного Голиафа. Один галеон за другим англичане топили, захватывали, сажали на мель. Потом на помощь победителям пришли силы природы и для Армады начался сущий кошмар… Поражение Непобедимой армады сделало Англию на долгие годы владычицей над морями… В этом истинный стиль Империи, даже самый малейший шанс она обращает в победу и с самой скромной победы начинает путь к мировому господству. Так в четвертой фазе имперского цикла родился облик Англии на многие годы вперед – владычицы морей, великой колониальной империи, в которой никогда не заходит солнце.

Елизавете уже 55 лет, проживет она еще 15, и это будет время славы и побед. Неудача Армады была первым из тех поражений, которые сломили могущество Испании и изменили общее политическое положение. Уже в следующем, 1589 году Дж. Норрис и Ф. Дрейк наносят «ответный визит» в Испанию и Португалию, и добивают раненого зверя в его логове. Буквально вся английская нация отправляется в испанские воды грабить награбленное испанскими колонизаторами.

Дж. Грин: «Каждый месяц в гавани Англии приводились испанские галеоны и купеческие суда. Война приобрела национальный характер, и народ повел ее за свой счет, купцы, дворяне, вельможи снаряжали суда корсаров» [11].

Так в начале Имперского цикла государство выкачивает деньги из народа, чтобы вести войну, а в четвертой фазе народ воюет сам. В этом блеск и величие четвертой фазы – государственная идея овладевает народом и реализуется без насилия и принуждения.

Во времена Елизаветы Тюдор были решены вопросы отношений с Испанией, Францией, Шотландией и Ирландией. Особенно удачно все сложилось с Шотландией, переход английской короны к Стюартам навсегда скрепил шотландцев и англичан в единую Великобританию…

Наконец, главное достижение четвертой Имперской фазы – это Идеологическое чудо.

Дж. Грин: «Рост грамматических школ осуществил мечту Томаса Мора и привел средние классы, от помещика до мелкого торговца, в соприкосновение с гениями Греции и Рима… До конца XVI века на английский язык были переведены все крупные поэты и историки классического мира… Масса печатников и печатных книг в конце царствования Елизаветы также показывает, что круг читателей и писателей далеко вышел из сферы ученых и придворных, которой он прежде ограничивался» [11].

Великие открытия в астрономии и географии подвели человечество вплотную к совершенно новой эпохе. Проводником в эту эпоху должна была стать Англия, причем начало перехода – четвертая фаза Имперского цикла.

Дж. Грин: «До того в царствование Елизаветы главное значение принадлежало интересам политическим и экономическим. Сцену занимали политики и воины… а литература почти не принимала участия в славных событиях эпохи. Но с того времени, как остатки Армады были оттеснены к ферролю, воинов и политиков затмевают великие поэты и философы» [11].

Эдмунд Спенсер и его поэма «Королева фей» в поэзии, взрыв театрального искусства и драматургии: Роберт Грин, Кристофер Марло и конечно же Уильям Шекспир, который в своем творчестве перешагнул все мыслимые и немыслимые барьеры – национальные, временные, интеллектуальные… Человек начал сознавать громадность своих внутренних сил, беспредельность своего могущества… Шекспир, как и Спенсер, был сыном торговца, но не будем забывать, что именно этот класс был тогда лидирующим классом, а потому не стоит удивляться, что Шекспир был вхож в самые высокие круги общества, хотя и не принимал участия в управлении государством.

А вот другой величайший деятель того времени, по сути дела пророк грядущего 400-летия, Фрэнсис Бэкон сделал, кроме научной, еще и политическую карьеру и дослужился до канцлера. Бэкон создал идеологию на всю эру научно-технического прогресса, все объяснив и про науку, и про производство, и про государственное устройство предстоящих четырех веков.

Приход Якова к власти (1603) произошел без малейшей революционности. Народная толпа встречала его с восторгом, дворяне принимали его в своих замках с большой роскошью… Таким образом, праздник четвертой фазы продолжался. Преемственность власти еще 9 лет сохранял Роберт Сесил, доставшийся Якову в наследство от Елизаветы. Однако после его смерти в 1612 году король отнимает у Тайного совета всякий контроль над делами, чтобы вверить власть очередному фавориту. Сначала это некий Карр, а потом Джордж Виллье, ставший герцогом Бекингемом, известным нам по истории с подвесками из «Трех мушкетеров». Воспользовавшись разногласием лордов и общин, Яков распустил парламент. 7 лет (1614–1621) с безумной смелостью он проводил свою теорию неограниченной власти, не стесняясь прошлого и не думая о будущем. Меж тем в ритмическом смысле его правление – это три разные эпохи: Имперское время (1603–1617), Зона технического перехода (1617–1621) и уже Западный ритм (1621–1625). Впрочем, никаких революций, все эти переходы и в теории, и на практике достаточно мягкие. Разумеется, различия найти всегда можно. Последняя авантюра Рэли – это 1616 год, а его казнь – 1618 год. 2 года разницы, а мы уже в новом мире, для которого Рэли не герой, а авантюрист и изменник. В 1616 году умирает другой гений эпохи, Шекспир. В 1618 году начинается Тридцатилетняя война в Германии, война, происхождение которой во многом связано с грубыми внешнеполитическими ошибками Якова I и Бекингема. Так закончился Имперский контроль над всем устройством Европы.

Загадка неполноты цикла существует пока только в головах теоретиков. Жизнь же идет своим чередом, и жизнь эта привела к становлению капитализма.

Э. Лависс и А. Рамбо так характеризовали окончание Имперского времени: «Поколение, которое в царствование Елизаветы задумывало или свершало великие подвиги, было блестящим, отважным и полуязыческим по своей любви к древности и к искусствам. А то поколение, которое его заменило, было степенным, высокомерным, рассудительным. Оно было одарено тяжелым, но солидным умом и упорно отстаивало свои убеждения и свои права» [12].

Это уже Западный мир, который быстро восстановил власть и могущество парламента, самоуважение граждан, но столь же быстро ослабил самоуважение государей и погубил государственное могущество.

За позорными промахами дипломатии в начале Тридцатилетней войны пошли еще более позорные войны Англии. Война с Францией (1627–1629), война с Испанией (1625–1630) были не подготовлены и чрезвычайно неудачны.

А потом закончилась Политическая лакуна (1593–1645) и начался настоящий кошмар – вся скопленная за годы политического молчания энергия хлынула наружу. Итак, 1645 год, начинается первый за 52 года Политический период (1645–1657). У нас в аналогичный момент вспыхнуло восстание декабристов. В Англии уже в 1644 году начинается противостояние парламента с королем. А уже через 5 лет, в 1649 году, казнь короля Карла I и прочие «прелести» гражданской войны.

Может быть, это очень хорошая экономика (Запад), но политика все же весьма слабая. В 1649 году республика, в 1653 году протекторат Оливера Кромвеля, в 1660 году восстановлена монархия. Вся эта политически бессмысленная чехарда скрывала действительно важнейшие экономические трансформации. Реставрация не затронула интересов буржуазии. За 28 лет Реставрации (1660–1688) тоннаж английского флота увеличился вдвое, быстро рос банковский капитал, создавались акционерные компании, главным образом для эксплуатации колоний. В политике же продолжались разброд и шатания. Тупого и ограниченного Якова II с помощью голландцев меняют на Вильгельма Оранского (Славная революция 1688 года). Однако власть короля была уже очень сильно ограничена парламентом.

Основные тяготы второй фазы (1657–1693) пришлись на время Реставрации, то есть правление Карла II (1660–1685). Оценки его правления чрезвычайно противоречивы. Ведь ценности Западного ритма еще так зыбки. При нем установилось разделение власти между королем и парламентом, сформировались политические партии тори и вигов. Во внешней политике, само собой, пришлось идти на большие уступки. Сближение с Францией и вступление в 1669 году в Идеологический период (1669–1681) привело к неожиданной войне с протестантской Голландией (1672). Важнейшим политическим событием правления стало принятие в 1679 году Хабеас корпус акта (англ. Habeas Corpus Act). И это концовка Идеологического периода.

Политический период (1681–1693) второй фазы привел к новым внутриполитическим стычкам. Вначале против Якова II было поднято восстание Монмута (1685), а затем случилась Славная революция (1688), покончившая с католическим королем. Яков еще попытался взять реванш, но был окончательно разбит в 1690 году.

В 1693 году началась третья фаза (1693–1729). Экономический период (1693–1705) почти полностью прошел при Вильгельме Оранском. Начинается стремительный взлет государства и превращение Англии в мировую державу. В 1694 году при поддержке короля был основан Английский банк, а в 1702 году была создана Ост-Индская компания.

Анна (1702–1714) – это в основном Идеологический период (1705–1717). При ней Англия приняла активное участие в Войне за испанское наследство (1701–1714), но на этот раз в стане противников Франции. Наряду с Тридцатилетней войной это была война Запад – Запад.

Дальше меняется династия, но это уже почти ничего не значит. Англия уверенно идет по пути научного и технического прогресса. У власти виги, кабинет министров становится все более независимым от короля, отчитываясь исключительно перед парламентом. Все большему устранению короны от участия в делах способствовало то, что первые короли Ганноверской династии Георг I (1714–1727) и Георг II (1727–1760) были ганноверскими курфюрстами, иностранцами, не имевшими влияния в Англии. Георгу I достается Политический период (1717–1729) третьей фазы – прямо скажем, не самое надежное и стабильное время. Стоит ли удивляться восстанию якобитов или грандиозному краху Компании южных морей, всколыхнувшему всю страну. Даже такие титаны, как Исаак Ньютон или Джонатан Свифт, потеряли на этом крахе огромные деньги. Реальным лидером страны были лорд Тауншенд и Роберт Уолпол, ставший первым премьер-министром Великобритании.

Время Георга II (1727–1760) полностью перекрывает Экономический (1729–1741) и Идеологический (1741–1753) периоды четвертой фазы. Уже упомянутый Роберт Уолпол вынужден был разгребать последствия финансовых авантюр третьей фазы. Его политика сводилась к низкому налогообложению во внутренней политике и избеганию войн во внешней политике. Это устраивало сельских сквайров, но вызывало недовольство крупных землевладельцев, требовавших приращения колониальных владений. Именно это недовольство в конечном счете спровоцировало вступление в четвертый Имперский цикл.

На входе в Идеологический период (1741–1753) сразу же началось несколько войн в колониях, а также Война за австрийское наследство (1741–1748).

Внезапная смерть Георга II в 1760 году ознаменовала весьма странный момент английской истории, когда Западный ритм внезапно пресекся, а Имперский ритм родился. Так что никакой теоретической Идеологической лакуны длиной в 44 года, а только 32 (1753–1785). Воцарение Георга III в 1760 году, чехарда премьер-министров – это уже первая Имперская фаза.

В новый Имперский цикл входила новая Англия, с мощно работающей двухпартийной системой, капиталистической экономикой, колониальной и торговой экспансией и кучей демократических процедур. Но ничто не помеха Имперскому ритму, демократия Империи не указ. Надо будет – отодвинут и демократию. Старые идеи уже изживали себя, мир стоял на пороге промышленной революции, революцию эту должна была возглавить Англия, но для этого нужен был очередной Имперский цикл.

Это завершающий, итоговый имперский цикл англичан, который, собственно, и должен был создать облик современного нам мира, что и случилось. И то, что мир получился сугубо коммерческим, – целиком заслуга специфики английского Имперского пути, но не Имперского ритма вообще.

Последние революции в Англии отгремели в XVII веке. Королевский дом влиял на исторический процесс все меньше. Мерить исторический процесс по партийной принадлежности премьер-министров или личным особенностям премьеров также довольно нелепо, уж слишком калейдоскопично они сменяли один другого. В XVIII веке революции заменили парламентские реформы. Смысл же всего цикла – это промышленный переворот, победа капитализма в одной отдельно взятой стране, что в конечном счете привело к победе капитализма во всем мире. При этом вроде бы как Западные символы (парламентаризм и рыночная экономика) стали инструментами имперского беспредела.

Первая фаза (1761–1797). Возможно, что своим переходом в более мощный ритм Англия всего-навсего хотела одним ударом выиграть Семилетнюю войну (1756–1763), начатую ею очень неудачно. И действительно, уныние было столь велико, что даже бесстрастный Честерфилд воскликнул в отчаянии: «Как нация мы больше не существуем!» Это было в 1756 году (Западный Идеологический период закончился в 1753 году), а уже через 7 лет Англия праздновала победу. С победы в Семилетней войне начинается величие Англии.

Дж. Грин: «Она завладела Северной Америкой, подготовила себе владычество в Индии, стала считать своей собственностью господство над морями; все это вдруг высоко поставило Британию над другими странами, расположенными на одном материке и осужденными поэтому играть сравнительно незначительную роль в последующей истории мира» [11].

Впрочем, не будем переоценивать фактор войны. Внушительные победы Англии в войне начались еще до Имперского ритма (1759). Другое дело, что воспользоваться победами этой войны дано было только Империи.

Первую половину XVIII века в Англии еще шел, по выражению Дж. Тревельяна, «век аристократии и свободы; век правления закона и отсутствия реформ; век индивидуальной инициативы и упадка учреждений… век роста гуманных и филантропических чувств и усилий. Такой век не стремится к прогрессу…» [13]

И ведь это сказано об Англии, которая шла впереди планеты всей, но сказано уже задним числом ввиду того фантастического прогресса, который начался в конце XVIII века и длился весь XIX век.

Нам, детям, а точнее, внукам технического прогресса трудно представить, с чего все начиналось. Механическая прялка «Дженни» – 1765 год, прядильная машина с водяным двигателем – 1767 год, прокатный стан – 1784 год. В том же 1784 году Джеймс Уатт получил патент на универсальный паровой двигатель… За период с 1760 по 1785 год было выдано больше патентов, чем за предыдущие полтора столетия. Как грибы после дождя начинают расти фабрики, фабричные города. В царствование Георга II (1727–1760) мануфактурное производство стояло по деревням. Города же были лишь торговыми центрами. Теперь город становится средоточием производства.

Одновременно с промышленным переворотом шел и сельскохозяйственный переворот. Отныне благодаря Имперским законам, а точнее, Имперскому беззаконию процедура укрупнения земельных владений не требовала согласия бывшего собственника. Через парламент пачками стали проходить частные законы, утверждавшие, по сути, насильственное изгнание крестьян с земли. Изгоняемый должен был довольствоваться компенсацией, назначенной ему парламентскими комиссарами. По сути, «огораживание» стало государственной политикой.

Арн. Тойнби: «Можно было подумать, что произошла какая-нибудь истребительная война или насильственная революция, вызвавшая переход земельной собственности от одного класса к другому» [14].

И быстрым этот процесс стал не ранее 1760 года. Перерождаться мучительно и внезапно – судьба тех народов, кто, оставив эволюционные ритмы, вступил на Имперский путь.

Третьей составляющей Имперского перерождения Англии стали могучие и внезапные транспортные преобразования. В этом можно заметить полное сходство первой английской фазы и первой российской фазы (1881–1917), также прославившейся дорожным строительством. Герцог Бриджуотер в 1759 году объединил свое парламентское влияние и свой капитал с гением полуграмотного инженера Бридли – и благодаря этому союзу в ближайшие 50 лет вся Англия была покрыта сетью водных путей. Именно транспортный прорыв сделал Англию единым рынком производства и потребления.

Дж. Тревельян: «Богатство и досуг увеличивались и охватывали все более широкие слои общества; гражданский мир и личная свобода были более обеспечены, чем в какой-либо предыдущий век… войны при помощи маленьких профессиональных армий почти не мешали мирным занятиям обитателей счастливого острова. Никогда империя не приобретала чего-либо с меньшими затратами, чем Канаду и Индию. Что касается Австралии, то капитан Кук просто подобрал ее из моря. Может быть, с тех пор как стал существовать мир, ни одно общество мужчин и женщин не наслаждалось жизнью в такой степени и так разносторонне, как английский высший класс в этот период. Литературные, светские и политические круги состояли из одних и тех же лиц» [13].

Но благодушная первая Имперская фаза не бесконечна. В истории России буря, предвещающая ужасы второй фазы, началась в 1914 году, когда до начала силовой фазы оставалось три года, в Англии буря началась в 1793 году, когда до начала второй фазы оставалось четыре года.

Вторая фаза (1797–1833). Революция грянула в 1797 году. Упорные забастовки, луддитские выступления, «продовольственные» волнения, борьба против спекуляции и дороговизны, «голодные бунты», протесты по поводу огораживаний, выступления против вербовки в армию и флот, солдатские волнения. Высшим подъемом борьбы стали грозные восстания более 50 тысяч моряков на 113 кораблях флота в 1797 году, создавших свою «плавучую республику»…

Иной взгляд на вторую фазу обычно связан с влиянием на Англию Французской революции и войн с Францией, тогдашним Тоталитарным двойником Великобритании. Великая Французская революция свершилась в 1789 году, за 8 лет до начала второй фазы в Имперской Англии, и своим характером определила не только 1797 год, но и весь характер второй английской фазы, так называемую «антиякобинскую реакцию». Страну захлестнула мутная волна неистового псевдопатриотизма, любые радикальные или просто критические заявления воспринимались как проявление профранцузских настроений.

Дж. Тревельян: «Эта долгая война, происходившая в критический момент нашего социального развития, была тяжелым несчастьем. Война, вызвавшая большие затруднения в экономической жизни и «антиякобинскую» реакцию против всех предложений о реформе и всякого сочувствия к жалобам и страданиям бедноты, создала наихудшую обстановку для промышленных и социальных перемен» [13].

Паника, вызванная в 1796 году попыткой французов вторгнуться в Ирландию, пробудила такие страсти, которые превратили страну в чистый ад. Война с Францией складывалась для Британского королевства весьма неудачно: брошенная союзниками, терпящая поражение за поражением от молодого талантливого генерала Французской республики Наполеона Бонапарта, Англия была вынуждена вывести свои войска и из Европы, и из Средиземноморья. Теперь, когда от флота и армии неприятеля ее отделял лишь узкий пролив Па-де-Кале, Англия сама жила в страхе перед возможным вторжением.

У второй фазы суровое, жесткое лицо, суровые, жестокие законы, чем бы их ни оправдывали. В некотором смысле начавшийся период можно назвать временем военного капитализма. Как вводился военный капитализм?

1793 год – начало войны с Францией, начало первого промышленного кризиса (перепроизводство), денежный и торговый кризис.

1794 год – приостановление действия Хабеас корпус акта (гражданские права), начало массовых арестов участников демократического движения.

1795–1796 годы – выход репрессивных, антидемократических законов.

В 1799 году военный капитализм уже вовсю свирепствовал, были приняты знаменитые «законы против коалиций», которые под страхом тюрьмы запрещали союзы рабочих. Все реальные оппозиционные организации одна за другой исчезли. Например, наиболее влиятельное Лондонское корреспондентское общество, образованное в 1792 году, в 1799-м прекратило свое существование.

Необходимая для второй фазы борьба с «врагами народа» конструировалась по обычному для вторых фаз сценарию: шпионы и доносчики всех мастей в реформистском движении «раскрывали бесчисленные заговоры», выдавали их руководителей и писали панические отчеты о беспрецедентном духе подстрекательства и бунтовщичества, якобы охватившем весь север Англии…

И еще о «могучей перемене в палате лордов». Согласно Дж. Грину, именно в 1797 году власть партий (власть демагогии) уступила место власти богатства, власти капитала. Так рождался английский мир, с его поиском богатства, что ныне наиболее ярко проявляется в США.

По мере того как промышленный капитал приобретал силу, он начинал влиять на законодательство. Палата общин сменила политику средневековой охраны политикой «административного нигилизма», то есть невмешательства в отношения хозяев и рабочих.

Арн. Тойнби: «Некоторые из [старых] экономистов действительно говорили, что людям следует предоставить умирать на улице» [14].

Настойчивые требования предпринимателей и капиталистов оградить их от вмешательства со стороны государства основывались на новомодной экономической концепции, получившей широкую известность под именем «свободной конкуренции». Из ее постулатов, в частности, следовало: добиваясь собственной выгоды, человек объективно служит интересам всего общества; в современных условиях недопустимо ограничение предпринимательской деятельности, которая и без того в существенной мере зависит от других сил рыночной стихии.

Разгул и беспредел второй фазы достигали абсолюта, регулирование было под таким же жутким запретом, как у большевиков конкуренция.

Ч. Поулсен: «Даже робкие попытки филантропов повысить минимальный возраст приема на работу детей с семи до девяти лет вызвали бурю протестов со стороны фабрикантов, утверждавших, что тем самым тиранически нарушается право детей на труд» [15].

Победа над Наполеоном в 1815 году не облегчила жизнь народа, как не облегчила жизни народа и наша победа в 1945 году. Казалось бы, после столь грандиозных побед должно было произойти смягчение нравов. Более того, именно послевоенный период стал наиболее мрачным. Символом послевоенной Англии стало так называемое Питерлоо (кровавые события в Манчестере 16 августа 1819 года, когда во время разгона полицией митинга погибло 15 и было ранено свыше 500 человек). Чем оправдать эту жестокость – ведь якобинцев дух простыл, Наполеон разбит?

Дж. Грин: «Мир, заключивший великую борьбу с Наполеоном, оставил Британию в состоянии возбуждения и истощения» [11].

В благополучной первой фазе Империя может позволить себе проигрыш войны (Россия проиграла японцам, англичане – США), во второй фазе Империя одерживает головокружительные победы. Англия после Венского конгресса стала практически монопольным владельцем мирового рынка.

Промышленная революция набирает ход: сконструированы строгальный, токарный, фрезерный, штамповочный станки. В 1825 году построена первая железная дорога, в 1830 году – первая большая железнодорожная магистраль (Манчестер – Ливерпуль). Коммерческий успех этой дороги обеспечил победу нового транспорта уже в третьей фазе. 1821 год – первый пароход, 1828 год – горячее дутье, 1829 год – паровой молот и т. д. В 1831 году английская доля в мировой промышленности и торговле составляла 42 процента, доля в сельском хозяйстве – 28 процентов.

Вход в третью фазу (1833) в рамках погрешности можно датировать 1832 годом (парламентская реформа). Не менее важными стали для Англии отмена рабства (1833), закон о сокращении рабочего дня для детей (1833), новый закон о бедных (1834), создание Великого национального объединенного союза профессий Великобритании (1834), основание первой чартистской организации – Лондонской ассоциации рабочих (1836). Во всем чувствуется свежее дыхание нации, водопад новых идей, общее потепление нравов («оттепель»).

Дж. Тревельян: «Чувство гуманности было теперь большой силой в политике. В 1833 году оно ценой 20 миллионов, с радостью уплаченной британскими налогоплательщиками; уничтожило рабство в империи. В том же году чувство гуманности прекратило злоупотребления детским трудом на английских фабриках» [13].

Число избирателей выросло на 200 тысяч. Избирательный ценз – доход. Таким образом, промышленная буржуазия, активно формировавшаяся как правящий класс всю вторую фазу, делает огромный шаг к обретению самостоятельности и реальной власти. Вторая фаза для черни, четвертая фаза для белой кости (новых аристократов), третья, соответственно, для среднего класса, для середняков.

Дж. Тревельян: «В городских правителях нового стиля было мало привлекательности и блеска, но они имели некоторую грубую силу и были склонны вводить улучшения» [13].

«Век угля и железа» вступал в свои права, бурно развивается железнодорожный транспорт, полным ходом идет строительство пароходов. Электрическая и телеграфная компания образовалась в 1846 году. На это же время приходится триумф однопенсовой почты (рождение почтовых марок). Успехи в металлургии, машиностроении следуют один за другим. Англия в одиночку (что чрезвычайно важно для распознания Имперского ритма) творила будущий облик всего мира.

Н. Ерофеев: «Завершив промышленный переворот ранее всех других стран, Англия оказалась в середине XIX века в очень выгодном положении: ее передовая промышленность позволяла ей побивать всех конкурентов дешевизной и качеством товаров. Это обстоятельство дало английской буржуазии фактическую монополию на мировом рынке. Англия все больше превращается в мировую фабрику, «мастерскую мира», по отношению к которой весь остальной мир играл роль поставщика сырья и покупателя готовых товаров» [16].

Предприниматели начинают сознавать необходимость тред-юнионов и выгоды, проистекающие из возможности вести переговоры с целью организации рабочих через наиболее интеллигентных ее представителей. Так постепенно сходят на нет конфликты, заложенные во второй фазе, и одновременно вырабатывается рецепт для решения конфликтов между трудом и капиталом во всех странах и на все времена.

Внешняя политика усыпляюще спокойна. Главная задача – расчленить Европу на враждующие группировки, контролировать все конфликты, но не вмешиваться в них, одновременно при этом продолжать мировую экспансию с целью открытия рынков для товаров имперской промышленности. При этом преимущество получают более мирные методы, нежели военные.

Тяга к гуманизму удачно сочеталась с твердостью духа и бодростью.

Дж. Тревельян: «Это была эра «мускулистого христианства», напряженной деятельности и холодных ванн.

Организованные игры, особенно крикет и футбол, быстро распространялись в школах, университетах, обычной жизни. Пешеходные прогулки и новое развлечение – горные восхождения – были характерны для энергичного и атлетичного поколения» [13].

Однако Имперский ритм – это поезд, идущий без остановок, и вслед за стабилизацией должен следовать застой, а за ним и кризис, ведущий к революции, начинающей четвертую фазу. Застой времен Пальмерстона (1855–1865) – это полнейшее бездействие внутри страны и активная внешняя политика, направленная на сохранение нейтралитета Англии в пяти великих войнах, потрясавших не только Европу, но и Новый Свет. Пальмерстон как английский Брежнев. С его смертью застой, который, казалось бы, пришел навеки, вдруг рассасывается, всюду начинаются волнения. Они нарастают до тех пор, пока не происходит перелом.

Экономический кризис с грандиозным крахом на Лондонской бирже («черная пятница»), волна митингов и демонстраций по всей стране, и в результате уже в 1867 году проведена избирательная реформа и отменен ненавистный закон о хозяевах и слугах, после чего рабочий и предприниматель стали равны перед судом. Ограничения падали одно за другим, и в окончательном своем виде закон, хотя и оставивший неприкосновенными главные основы английской избирательной системы, все же создал английскую, прежде всего рабочую, демократию. Так начинается Освобождение четвертой фазы.

После того как избирательная реформа совершилась, один противник ее сказал: «Ну вот, рабочие, маленькие люди, иначе говоря, большинство, призваны к политической жизни; нам остается теперь только просветить нашего хозяина». Проникнутый этой мыслью, министр Форстер 17 февраля 1870 года внес законопроект, устанавливающий обязательное посещение школы детьми от 5-летнего до 12-летнего возраста.

Итак, третья фаза умерла и на смену ей пришла четвертая фаза (1869–1905). Дж. Тревельян в своей «Социальной истории Англии» выделяет как отдельный этап английской истории «вторую половину Викторианской эпохи» (1865–1901): «Это либеральный, откровенный век, наиболее характерными людьми которого являются не аристократы и не лавочники, а люди с университетским образованием или люди интеллигентных профессий, читатели Милля, Дарвина, Хаксли и Мэтью Арнольда, Джорджа Элиста и Браунинга – образованные бородатые интеллигенты… Последние 30 лет царствования Виктории были в целом годами значительного процветания и увеличения богатства, долю которого получала большая часть общества… Нравы стали мягче, улицы более безопасны, жизнь более гуманной, санитарные условия быстро улучшались, жилища трудящихся стали менее скверными. Условия труда также улучшались, реальный заработок увеличивался, продолжительность рабочего дня сокращалась» [13].

Реформа армии 1871-го носила имя Кардвелла. Был значительно сокращен срок службы, но главное – была отменена продажа чинов. Теперь производство в чины проводилось лишь по заслугам, что, конечно, способствовало наведению порядка в армии.

Чудесам четвертой фазы Империи нет предела. В 1871 году Оксфорд и Кембридж стали доступны для всех независимо от вероисповедания; естественные науки и история быстро заняли свое место в научном мире рядом с классическими науками и математикой. Именно в Англии и именно в конце XIX века рождается современная дифференциальная наука, построенная на широчайших экспериментальных исследованиях, коллективном научном творчестве, бесконечном делении единой науки на множество частных наук. Россия начала XXI века должна будет ввести в мир новую интегральную науку, построенную на объединении частных наук в единое целое, на неких глобальных обобщениях.

Удивительнейшим явлением английской жизни конца XIX века стало рождение мировой детской литературы на принципиально новом уровне. Дефо, Свифт писали свои «детские» книги для взрослых, детскими они стали потом, значительно позже. А вот Чарльз Лютвидж Доджсон (Льюис Кэрролл) написал свою «Алису в Стране чудес» (1865) и «Алису в Зазеркалье» (1871) для детей, и взрослыми эти книги стали, когда эти дети уже подросли. «Алиса…» вызвала множество подражаний и породила волну всеобщего чадолюбия. Другим достаточно новым и неожиданным креном английской литературы стало появление мощной линии романтической литературы, появление и становление приключенческой, детективной и фантастической литературы. Р. Стивенсон написал «Остров сокровищ» в 1883 году, Г. Хаггард – «Копи царя Соломона» в 1886 году, Р. Киплинг – «Книгу джунглей» в 1894 году. Сверстником Киплинга был Герберт Уэллс, чуть старше Оскар Уайльд. Фактически вся литература, которая в XX веке считается широко читаемой, родилась в Англии конца XIX века. Так рождался Английский мир – блестящий по форме и достаточно бедный, как это выяснится позже, по содержанию. Задача рождающегося сейчас Русского мира – не очень сильно меняя английскую форму, наполнить ее содержанием.

Новый радостный образ жизни способствовал резкому снижению пьянства и столь же резкому снижению смертности. В 1886 году соотношение рождений и смертей было в Англии 13 к 3, в Германии 10 к 8, во Франции 1 к 4! Доля Великобритании в мировой добыче угля в четвертой фазе падает с 51 до 30 процентов, а выплавка чугуна с 55 до 22 процентов, но при этом развивается химическая промышленность, электропромышленность и т. д. Уступая в темпах промышленного роста США и Германии, Англия стала добывать деньги более легким и чистым способом. Росли «невиданные доходы», складывавшиеся из посреднических и банковских операций. Англия экспортировала капитал. Усиленный вывоз капитала способствовал дальнейшему снижению темпов роста, ибо отвлекал капитал от своей страны. И это открытие английского Имперского гения стало прорицанием новой эпохи. Ну, кто теперь из высокоразвитых стран не вывозит капитал?

Но и четвертая фаза не бесконечна. Очень многие датируют начало кризиса Англо-бурской войной (1899–1902).

Н. Ерофеев: «В Англии годы Англо-бурской войны отмечены взрывом «джингоизма» – английской разновидности воинственного шовинизма» [16].

Последний Имперский Идеологический период (1893–1905). С Англо-бурской войной связывается появление в экономической и политической литературе понятия «английский империализм». Империализм является одновременно и наукой, и религией. От религии он заимствует мистическую идею о божественной миссии, предназначенной избранным расам, в особенности английской расе, и возлагающей на них обязанность обеспечить так далеко, как только возможно, строй христианской цивилизации.

Н. Ерофеев: «Для оправдания колониальной политики и угнетения колониальных народов была выдвинута теория «неодарвинизма», эта теория гласила, что англичане в результате длительного «естественного отбора» выработали в себе черты, которые делают их прирожденными правителями отсталых народов, «расой господ», которой суждено властвовать» [16].

Л. Казамиан: «Классическая политэкономия и дарвинизм глубоко родственны между собой, и перейти от одного учения к другому очень легко. Как одно, так и другое учение оправдывает торжество сильных и согласуется с инстинктивными стремлениями процветающего класса или энергичного общества. У сентиментальных умов, у религиозных натур они могли вызвать, и действительно вызывали, одинаковое отвращение: напротив, умам ясным и холодным оба учения могли одинаково нравиться своей реалистической объективностью. Теория трансформизма зародилась в уме Дарвина из попытки подтвердить идеи Мальтуса» [17].

Но чем больше говорилось о расовом превосходстве англичан, чем чаще громились дома противников колониальных войн, тем слабее становился истинный Имперский дух. Такая же история была в третьем цикле с Яковом I, когда усиление разговоров об абсолютизме сопровождалось ослаблением власти короля.

Л. Казамиан: «Англичане начинают искать удовольствий, коснеть в рутине… Их администрация делается все более и более медлительной и инертной» [17].

Тело оставалось прежним, но горячая Имперская кровь покидала его. Датой начала кризиса можно считать 1901 год. Англия теряет монопольное положение на мировых рынках. Так, образование в 1901 году Стального треста в США вызвало панику в Лондоне. Скупив акции пароходной компании «Лейланд», владевшей 65 судами, трест мог теперь ввозить свою сталь, пользуясь открытостью Англии неограниченно. При этом цена подчас была ниже себестоимости. Наконец, в 1902 году Чемберлен дозрел до таможенного протекционизма. Это уже был конец великой Имперской рыночной стихии. Тем же 1905 годом датируют беспрецедентное наращивание военно-морской мощи Германии (появление дредноутов). Столкновение с Германией становится неизбежным, начинается подъем массового рабочего движения (1907–1912). Начинается подъем национально-освободительного движения в Индии и т. д. и т. п.

Нет, конечно, Англия не утратила всей своей мощи в одночасье. В 1913 году флот Англии по тоннажу еще превосходил флот всех остальных стран, вместе взятых.

В Англии были крупнейшие товарные биржи, крупнейшие финансовые и страховые компании. Фунт стерлингов оставался мировой расчетной единицей. И все же тенденция по отставанию темпов роста промышленности уже стала очевидной: стареющая техника и вывоз капитала делали свое дело. В 1912 году прибыль от внешней торговли равнялась 33 миллионам фунтов, а от вывоза капитала – 176 миллионам. Англия превратилась в страну рантье. По образу жизни Англия шагнула в конец XX века, а мир в это время готовился к двум мировым войнам, в которых Англии уже не дано было сыграть решающей роли. Лишь теперь, после того как отгремели эти войны, мы можем по достоинству оценить роль Англии в создании современного образа жизни. К первой половине XX века со всеми его кошмарами Англия, потерявшая Имперское присутствие духа, была, по сути, не готова.

Дж. Тревельян писал: «Беспечные викторианцы мало знали о духе и внутренних делах милитаризованного континента, около которого находился этот зеленый и счастливый остров. Они больше знали о делах и людях Австралии, Америки и Африки. Европа с ее Альпами, картинными галереями и древними городами была для англичанина местом развлечений» [13].

Англия, привычная к Западному ритму, пусть и в некотором шоке, но все же восприняла Экономический ритм. Как-никак, в Имперском сообществе она представляла именно экономический фланг. Поскольку нам достоверно известна дата окончания Имперского цикла (1905), мы с легкостью вычислим дату начала Западного цикла (1909).

Первая фаза (1909–1945) вернула Англию с небес на землю, заставив влезать в европейские разборки. Германия, став после Первой мировой Тоталитарным двойником юной Четвертой России, как это бывает, перепутала имя своего главного противника и набросилась именно на Великобританию, об СССР как-то позабыв. Скорее всего, один только Герман Гесс и понял, что выбран не тот противник. Но его полет в Англию в 1941 году ничего не дал. А Гитлер напал на СССР, не прекращая войны с Великобританией и, возможно, именно ее считая своим главным противником.

Экономический период (1909–1921). В 1908 году король Эдуард VII назначает премьер-министром Герберта Асквита. В период его пребывания на посту главы правительства был осуществлен ряд важных социальных и экономических реформ, в частности введение системы социального страхования и государственного пенсионного обеспечения. В 1916 году, в разгар Первой мировой войны, глава коалиционного правительства либерал Герберт Асквит потерял поддержку палаты общин и ушел в отставку.

Идеологический период (1921–1933). Версальский мир (1921) и новое европейское устройство. Великобритания чувствует себя на короткое время «начальником Европы». Еще недавно, как мы помним, до Европы ей не было никакого дела, а уже скоро она с ужасом обнаружит существование новых лидеров (Германия и СССР) и принимает активное участие в урегулировании Рурского конфликта (1923). В 1931 году независимость обретают доминионы (Австралия, Новая Зеландия и др.) В этот же период Британия пытается испортить отношения с СССР и даже пытается организовать в 1929 году интервенцию. Поиск врага был произведен небрежно.

Политический период (1933–1945). Политическая лакуна, длившаяся 52 года, заканчивается. Мировой экономический кризис (1929–1933), зацепивший и Великобританию, к 1933 году в целом закончился. Но закончился также период высокой идейности, принципиальности и активной внешней политики, великая держава погрузилась в пучину политической беспомощности, что сделало вскоре бывшего властелина мира чрезвычайно одиноким государством. В 1938 году Чемберлен подписал Мюнхенский договор, отдававший Германии Судеты, а в 1940 году немецкие самолеты уже бомбили Лондон.

В 1945 году начинается вторая фаза (1945–1981), которая обычно приводит наверх более мощных и авторитарных людей. В экономическом периоде (1945–1957) таким человеком стал Клемент Эттли. Это он восстанавливал разрушенную экономику, проводил социальные реформы, обеспечил рабочие места после войны, национализировал ряд компаний, старался создать в Великобритании государство «всеобщего благоденствия». Даровал независимость Индии. Эттли был известен крайней скромностью и непритязательностью, избегал напыщенности в речах… Историками Эттли считается одним из самых выдающихся премьеров XX века, поклонницей его таланта была знаменитая Маргарет Тэтчер.

Идеологический период (1957–1969) привел к власти Гарольда Макмиллана, налаженная в предыдущем периоде экономика работала исправно, можно было заняться вопросами войны и мира, усилить внешнюю политику. При Макмиллане были решены проблемы африканских территорий (Гана, Нигерия и т. д.). 1960 год с тех пор называют «годом Африки». Макмиллан был известен жестким стилем руководства, впоследствии перенятым Тэтчер. В 1962 году он поменял весь свой кабинет (так называемая британская «ночь длинных ножей»). Очень важным признаком идеологических устремлений премьера было управление им издательством Макмиллана.

Политический период (1969–1981) должен был привести Британию к кризису, что и произошло. Консерваторы и лейбористы по очереди приходили к власти, Британия стремительно теряла лицо. Во время премьерства Хита произошло обострение ситуации в Ольстере – после расстрела мирной демонстрации 30 января 1972 года в Лондондерри, известного как Кровавое воскресенье, в Великобритании произошла серия терактов, что вынудило ввести прямое управление Северной Ирландией. В 1971 году была также проведена реформа местного самоуправления. В области внешней политики при Хите было сперва достигнуто принципиальное согласие относительно вступления Великобритании в ЕЭС, а в 1973 году Великобритания стала членом этой организации. Проевропейская позиция Хита вызвала значительные разногласия внутри партии.

Вытаскивать страну призваны были новая фаза и новый мощный лидер. Народ устал ждать, в 1978–1979 годах по стране прокатилась волна стачек, парламент объявил о недоверии правительству, и в мае на выборах победу одерживают консерваторы, а премьером становится легендарная Маргарет Тэтчер. Если бы парламент так не суетился, то Железная леди пришла точно в Идеологический период (1981–1993) и ей не пришлось бы два года доделывать дела уходящей второй фазы.

На посту премьера Тэтчер предприняла энергичные усилия по реформированию британской экономики и всего общества. Были приватизированы многие государственные компании, значительная часть которых была убыточной. Тэтчер также провела приватизацию на рынке коммунальных услуг… В результате массовой приватизации многие британцы стали акционерами, что легло в основу так называемого «народного капитализма». В финансовой сфере правительство Тэтчер боролось с инфляцией и бюджетным дефицитом. Для сокращения последнего применялись непопулярные меры: сокращение дотаций оставшимся государственным предприятиям, сокращение помощи депрессивным регионам, сокращение социальных пособий. Параллельно снижались прямые налоги и делались шаги по развитию мелкого бизнеса. Были проведены реформы пенсионной системы и системы социального страхования. И т. д.

В борьбе с профсоюзами переломными стали беспорядки в Брикстоне в 1981 году. Пик забастовок пришелся на 1984 год, а уже в 1985 году забастовки прекратились. Революция Тэтчер одержала победу.

А далее идет Идеологический период (1993–2005). Его начало, а стало быть, и конец Экономического периода организовал Джордж Сорос, обрушивший фунт в 1992 году («черная среда» 16 сентября 1992 года). Правительство Великобритании вынуждено было пойти на девальвацию фунта и выйти из европейской валютной системы (ERM). Мейджор признавал, что был очень близок к отставке в дни кризиса, и даже написал письмо с просьбой об отставке на имя королевы, хотя так и не отправил его. В Идеологическом периоде Британия решает извечный для себя вопрос: она все еще сама по себе или уже часть Европы? В этом смысле символично, что тоннель под Ла-Маншем был открыт в 1994 году.

Тони Блэр (1997–2007) несколько стабилизировал ситуацию. Теоретической основой модернизации страны выступила концепция Третьего пути, компромисса между рыночной экономикой и всеобщей социальной справедливостью.

В 2005 году Британия вступила в Политический период, который закончится только в 2017 году. Приход к власти достаточно сильного Джеймса Кэмерона никак не отменяет прогноза на крайнюю внутреннюю нестабильность. Что может быть слабее концовки третьей фазы?

Из четырех исламских Империй вне рассмотрения остаются Великие Моголы и Халифат. Современный Иран есть смысл рассмотреть изолированно. И только Турцию есть смысл рассматривать от Имперского цикла до наших дней, поскольку в русской истории турецкий фактор всегда был актуален.

Чрезвычайно яркий и точный цикл, как, собственно, и полагается всякому первому Имперскому циклу. Во многом этот цикл предвосхитил социалистическую Четвертую Россию. Чрезвычайно сильная политика, пренебрежение законами экономики и презрение к богатству…

К началу XV века на Имперской шкале отсчета истории человечества ситуация была весьма напряженной: Англия прошла уже два Имперских цикла: (825–969) и (1053–1197). Россия уже заложила свой фундамент в Имперском цикле Киевской Руси (909–1063) и вступила в 1353 году в свой второй Имперский цикл. Средневековье с грохотом обрушилось, похоронив множество исторических иллюзий… Человечество застыло в ожидании новых политических идей. И в этот момент миру был явлен мощнейший Имперский цикл Османов. Тут Теоретическая история, в ее сегодняшнем состоянии, остается в некотором недоумении. Можно очень жестко объяснять и даже предсказывать все последующие события в истории Турции, но объяснить причину возникновения самого Имперского цикла, не ссылаясь на волю Всевышнего, достаточно затруднительно. Впрочем, задача науки искать уравнения, расставлять в найденных уравнениях степени и коэффициенты, а вот указывать имя создателя уравнения (не первооткрывателя, а именно создателя) не обязательно.

Конец ознакомительного фрагмента.