Глава 7
Моя система
Когда мне было шесть лет, я подсел на комикс «Мелочь пузатая» (Peanuts). Рисунки меня восхищали. Они были такими простыми и при этом необъяснимо безупречными. Как только я научился читать, я поглощал любую книгу комикса, попавшую мне в руки. Я заявил родителям, что когда вырасту, стану великим автором комиксов, как Чарльз Шульц. Это была моя цель, ясная, понятная дальше некуда. Я провел бесчисленные часы с мелками, карандашами, маркерами и бумагой. Я рисовал и рисовал. Но никогда не выходило. Я даже не был лучшим по рисованию в своем классе, где училось сорок человек. Однако я не сдавался.
Когда мне исполнилось одиннадцать, я подал заявку на «Курс школы известных художников для молодых талантливых людей». Это был заочный курс. Для меня он отлично подходил, потому что мне не нужно было выходить из дома. Я заполнил заявление, нарисовал то, что требовалось по заданию, ответил на тестовые вопросы о дизайне. Печально, но они отклонили мое заявление, потому что мне еще не исполнилось двенадцати. Я был слишком молод для них. Я был раздавлен.
Мама стала мне объяснять, как было принято в то время, что я могу добиться всего, чего захочу, если сосредоточусь на этом. Она сказала, что я могу стать президентом, астронавтом или еще одним Чарльзом Шульцем. Я ей тогда поверил, потому что в то время еще не мог заметить схему (паттерн) в ее рассуждениях. Ее байки включали в себя истории о Санта-Клаусе, Зубной фее, Пасхальном зайце и о ките, проглотившем парня по имени Иона.
Со временем я начал понимать что-то о том, что называют шансами. Некоторые вещи по своей природе реальны, а некоторые – нет. Я понял из наблюдений, что люди, ставящие себе особенно нереальные цели, были необычайно воодушевлены, когда все было хорошо, и полностью разочарованы, если что-то не складывалось, и просто глупы по большей части. Умные люди в моем маленьком республиканском городишке строили реальные планы и придерживались их. Некоторые шли в морскую пехоту, чтобы получить образование и опыт. Кто-то шел в семейный бизнес. Кто-то женился и становился отцом семейства или матерью. Несколько суперзвезд усердно учились и шли в медицину или получали работу юриста. Если бы меня попросили в ту пору перечислить двадцать профессий, я бы застрял после пятнадцатой. Профессии, которые я знал, состояли из тех, которые я наблюдал в нашем городке, и тех, которые видел по телевизору. Под телевизором я подразумеваю один канал, который ловил наш аппарат через антенну («уши кролика»), зато со звуком и изображением.
Мой отец был почтальоном и красил дома по ночам, если позволяла погода. Он советовал нам с братом выбрать почтовое дело и строить там свою карьеру. Работа в почтовой службе была размеренной, в основном в офисе, и имела массу приемуществ. Иногда, когда мать была занята, мы с братом и сестрой торчали на почте у папы. Нас завораживал заряженный пистолет, который можно было легко взять. Видимо, правительство считало, что с его помощью можно противостоять вооруженным грабителям, просто достать его и выстрелить. Это были другие времена.
После того как мама поняла, что ее трое детей выросли и могут обходиться без нее, она решила попробовать себя в торговле недвижимостью. Она стала агентом по продажам и работала довольно успешно, так что смогла скопить денег нам на высшее образование. С тех пор как мы начали понимать слова, мама повторяла, что мы обязаны получить высшее образование, хотим мы этого или нет. Из всей семьи только одна наша тетя окончила колледж. Мама решила поменять эту традицию. Позже, когда рынок недвижимости наводнили брокеры и агенты, она пошла на самую низкооплачиваемую работу, обматывала медную проволоку вокруг магнитов на динамиках по восемь часов в день. Эти деньги тоже шли на наше обучение. Их едва хватало, но это был шаг в правильном направлении.
Мама решила, что я должен стать адвокатом. Она потратила кучу энергии, чтобы убедить меня в том, что это хороший план. Два имеющихся в нашем городке адвоката хорошо зарабатывали, я хорошо учился и, казалось, мог законно претендовать на эту профессию. Я мало знал об этой профессии, но мне не нравилась концепция хорошо зарабатывать и при этом спасать мой городок. Тем не менее я согласился с маминым планом и настроился на карьеру юриста. Все, что мне было нужно, – это подумать, как оплатить колледж.
Однажды, когда я учился в одиннадцатом классе, учитель по физкультуре заметил, что в нашей маленькой школе (в моем классе училось около сорока человек) никогда не было выпускника, получившего академическую стипендию. Он рассказал, что однажды один очень высокий и спортивный ученик получил спортивную стипендию, но на первом же курсе разбил колено. Но никто из нашей школы не получал академическую стипендию. Учитель с уверенностью добавил, что скоро ситуация изменится. Он заявил, что один ученик из нашего класса, похоже, наконец получит эту степендию. Это меня удивило. Я оглядел класс, не понимая, кто бы это мог быть. Любопытство взяло верх, и я поднял руку: «О ком вы говорите?» Он посмотрел на меня, как могут смотреть только учителя физкультуры, одновременно раздраженный и удивленный моим вопросом: «Ты».
Я ему не поверил. Это было просто его мнение. Но моя мама говорила мне, что я так или иначе буду учиться в колледже. Так что я был запрограммирован на решение этой задачи. Все это происходило во времена, когда родители не принимали такого активного участия в становлении ребенка. Я был предоставлен сам себе. Наш методист показал полку во всю стену, уставленную проспектами учебных заведений и книгами, и дал мне ценное наставление: выбери несколько колледжей, которые тебе понравятся, и заполни заявление. Это был не совсем тот совет, которого ждешь. Я пролистал несколько книжек и расстерялся. Откуда я знаю, что мне подойдет?
К счастью, за год до этого к нам в класс пришел новый ученик. У нас редко появлялись новые ученики. Я ходил в детский сад с тридцатью пятью из сорока детей моего класса, и почти вся школа находилась в одном здании. Этот новый мальчик, Питер, приехал из какого-то странного города, может, из пригорода, где знали, как устроен мир. Я стал подражать ему во всем. Я решил выбрать специальность по экономике, потому что Питер сказал, что это поможет мне получить степень в юриспруденции. Затем я последовал за ним в крошечную библиотеку методиста и узнал, что процесс подачи заявления содержится в этих проспектах. В итоге я наткнулся на два колледжа, у которых были симпатичные проспекты. Это значит, что до них можно было доехать на машине, в них можно было получить степень по экономике и у них были очень приятные фотографии кампусов.
У первого из выбранных мною коллеждей – Корнелл – было два недостатка. Первый – соотношение молодых людей и девушек было слишком удручающим и означало, что я останусь девственником после получения диплома. Второй – я опоздал по срокам, и прием заявлений был закончен. Они поместили меня в лист ожидания. Моим единственным шансом попасть в эту школу была эпидемия быстротекущей чумы, которая бы сразила всех абитуриентов, кто знал о сроке подачи заявления.
Вторым колледжем, в который я послал заявление, был Хартвик, располагавшийся в городе Онеонта штата Нью-Йорк. В Хартвик стоило пойти по нескольким причинам. Он был в часе езды от дома, так что можно было часто приезжать к родителям. Там была пользующаяся хорошей репутацией специализация по уходу за больными, поэтому девушек было достаточно. И они приняли меня. Так что других вариантов у меня не было. Тогда я понял, что не нужно просить поворотного в твоей жизни совета у мальчика по имени Питер, который известен только тем, что когда-то жил в пригороде, а может, даже и в самом городе, и что плохой идеей было подавать заявления только в два колледжа, а худшей идеей было выбирать учебное заведение по картинке в брошюре. (Полное разоблачение: идея поступать в колледж с наиблагоприятнейшим соотношением полов оказалась негениальной.)
Другой проблемой было то, что родители не могли себе позволить оплатить Хартвик, так как он был дорогим частным колледжем. Так что я подал на получение академической стипендии. К моему удивлению, хотя учитель физкультуры не был удивлен, Хартвик дал мне грант, который частично покрыл мое обучение. Итак, я получил небольшую стипендию от штата Нью-Йорк. Если сложить те деньги, что накопили родители, и те, что мне удалось накопить за годы, постригая газоны и разгребая снег, почти хватало. Я решил, что буду работать на нескольких работах во время учебы и наберу недостающие деньги. И вот началось мое обучение. Я нацелился на экономику, а затем на юридическую школу. Я почти сбежал из Винхама, штат Нью-Йорк. Легче не стало.
Вскоре после первого семестра в Хартвике я обнаружил новые развлечения, они могли бы попасть в статью под заголовком «Как развлекаются взрослые». Пить можно было с восемнадцати, так что меня только что спустили с поводка. Очень быстро, благодаря разным приятным безумствам, мои оценки упали ниже того уровня, который ожидают от академического стипендиата. Декан послал мне письмо с предупреждением. Если мои оценки не улучшатся, стедендия будет аннулирована. Почти в то же самое время я свалился с мононуклеозом. Студентки медицинского отделения были потрясены, они никогда не сталкивались с таким сложным случаем. Гланды так распухли, что горло было почти полностью перекрыто. Я даже не мог глотать. Врач в колледже посоветовал упаковать вещи и поехать домой, потому что я слишком изможден и устал, чтобы продолжать учебу. Он предположил, что я смогу в другой раз продолжить курс. Это, конечно, мое дело, сказал он, но он, как медик, советует поехать домой, поправиться и потом попробовать начать учебу сначала. Я проучился в колледже всего один семестер и был на грани полного провала.
Это был как раз тот случай, когда разница между «хотеть» и «решить» имела значение. Я не хотел остаться в колледже, я решил. Следующие несколько недель я провел в кровати изолятора и, борясь со сном, читал книги, чтобы не отстать от класса. После выздоровления оказалось, что я обогнал программу по некоторым предметам приблизительно на месяц. Оценки поднялись до нужного уровня, и я продолжил учебу.
Я не воспользовался советом отца пойти работать на почту. И оказалось, что правильно сделал. Я поступил в колледж без особой помощи методиста, я остался учиться вопреки совету доктора. Пришло время отметать мнения экспертов и авторитетов, и это продолжается до сих пор.
Чем больше я узнавал о юриспруденции, тем больше понимал, что она мне лично не подходила. Я не отношусь к тем людям, которые чувствуют себя хорошо, когда выигрывают, хотя это означает, что другая сторона несет такие же или большие потери. Я бы даже чувствовал себя плохо, если бы знал, что мне надо защищать клиента, который заслуживает наказания и не несет его благодаря моим профессиональным ухищрениям. Я осмелился отклонить заманчивое предложение от друзей семьи под предлогом, что еще ничего не сделал, чтобы заслужить это. Я был человеком, которому нужна такая работа, которая делает других счастливыми, идеально, если это занятие побочно приносит богатство и известность. А для этого мне нужна была система.
Я решил, что мои таланты больше всего подходят для создания и руководства какой-нибудь компанией. Чтобы приобрести необходимые навыки, мне надо было получить ученую степень по экономике и найти работу на начальной позиции в большом банке. Я бы посещал все оплачиваемые компанией тренинги, какие мог, изучал бы все, что могло мне пригодиться с точки зрения банковской перспективы. Я также надеялся, занимаясь по ночам, получить степень MBA за счет компании. Я еще не знал, в каком точно направлении бизнеса буду занят. Все, что мне было известно, что я должен быть готов, когда придет время.
Все эти события подтолкнули меня к созданию своей системы. У меня до сих пор сохранился дневник, который я вел после окончания Хартвика, в нем я разрабатывал свой бизнес-план. Основная мысль была в том, чтобы создать что-то, имеющее ценность, и – внимание – я хотел, чтобы это был продукт, который можно растиражировать в неограниченном количестве. Я не хотел продавать свое время, по крайней мере напрямую, потому что у времени был вышеупомянутый лимит. Я не хотел, например, строить собственный автомобильный завод, потому что машины тяжело штамповать. Я не хотел связываться с работой по отдельным заказам, например со строительством домов, так как это подразумевает большой объем работы. Я хотел создавать, изобретать, писать, в любом случае придумать что-то широко востребованное и то, что легко растиражировать.
Этот план был не единственным руководством к успеху. Был другой тщательно разработанный план, который предполагал, что я могу стать продавцом, работающим за проценты в дорогом сегменте, как, например, редкое искусство, самолеты или офисные здания. Могли понадобиться годы, чтобы завоевать позиции в такой индустрии, но никто не обещал, что успех будет быстрым или легким. У меня не было гена продавца, так что продажа дорогих вещей была не для меня. Я пришел к выводу, что сфера, в которой я конкурентоспособен, – это творчество. Я буду пробовать одну идею за другой, пока не попаду в унисон с публикой. А потом я буду тиражировать свою идею как сумасшедший. В ближайшее время это бы означало терпеть одну неудачу за другой. В долгосрочной преспективе я готовил платформу для удачи, которую ждал.
Я разрабатывал основную стратегию для большого дела своей жизни и искал определенную фокусировку. Мир предлагает много возможностей, так что нужен механизм, который бы вычленял те из них, на которые стоит обратить внимание. Каким бы ни был план, фокус внимания всегда важен.
Моя система создания чего-то, что завоевало бы аудиторию, и последующего тиражирования этого практически гарантировала череду неудач. По своей задумке все старания были рассчитаны на далекую перспективу. Если бы я был ориентирован на цель вместо системы, я, думаю, отказался бы от попыток осуществить свой план после нескольких неудач. Я бы чувствовал, что бьюсь головой о кирпичную стену. Но я был ориентирован на систему и чувствовал, что с каждым днем становлюсь более способным, вне зависимости от судьбы моих проектов. И каждый день в течение всех этих лет я вставал, протирал глаза, выключал будильник с одной и той же мыслью.
Сегодня тот самый день.