Глава 3
Зачем Сталину Аландские острова?
Фюрер подчеркнул: задача овладения Финским заливом является первостепенной, так как только после ликвидации русского флота станет возможным свободное плавание по Балтийскому морю (подвоз железной руды из Лулео). Захват русских портов с суши потребует 3–4 недели. Лишь тогда подводные лодки противника будут парализованы. Четыре недели означает 2 миллиона тонн железной руды.
Планируя будущую войну, любой хороший стратег составляет карту путей, по которым стратегическое сырье попадает в его страну и в страну противника. Свои пути следует защитить, пути противника – резать.
Если составить карту с источниками стратегического сырья и путями, по которым оно доставлялось в европейские страны, по состоянию на 1939 год, то каждому будет ясно: положение Германии в то время было исключительно тяжелым. По большому счету, тогда в Германии не было сырья. Германия была связана сотнями уязвимых нитей со всем миром. Захват Польши, Дании, Норвегии, Бельгии, Голландии, Люксембурга, Франции, Югославии, Греции, присоединение Австрии и Чехословакии эту проблему не решило. Господство над многомиллионными людскими массами и огромной территорией, на которой почти не было сырья для промышленности, вело к распылению сил, но не сулило никаких выгод.
Вот только один аспект этой проблемы. Германия, Франция и Бельгия имели мощную сталелитейную промышленность, но не имели запасов железной руды. Известно, что победа куется в заводских цехах, катится по рельсам и кончается на фронте ударом штыка. Но кувалды на заводах, рельсы на железных дорогах и сам штык – это сталь. Слишком многое на войне и в тылу, от линкоров до набоек на солдатских сапогах, сделано из стали. Из-за нехватки стали в Германии в ходе войны Геринг, второй человек в нацистской иерархии, предлагал наладить производство бетонных паровозов[3]. Из-за нехватки стали поврежденные мосты приходилось восстанавливать, заменяя стальные конструкции бревнами, а из-за этого – резко сокращать грузоподъемность железнодорожных составов. Из-за нехватки стали при восстановлении поврежденных двухпутных (двухколейных) участков железных дорог с одного из путей приходилось снимать рельсы и использовать их для восстановления другого пути. Железнодорожные пути с двухсторонним движением превращались в одноколейные. Это замедляло весь ритм экономической жизни Германии и оккупированных ею стран.
В любом случае Гитлер не мог надеяться на скорую победу – у него было слишком много врагов. А затяжная война обрекала Германию на поражение. Для того, чтобы продержаться несколько лет, следовало обеспечить подвоз железной руды. А руда добывалась на самом севере Швеции и через Балтийское море шла в порты Германии.
Хороший стратег должен был видеть это слабое звено всей германской экономики: погрузка железной руды в шведском порту Лулео, долгий путь Ботническим заливом вдоль берега Финляндии, мимо Аландских островов, мимо островов Готланд, Эланд, Бронхольм, разгрузка в портах Германии. Железную руду грузили почти у самого полярного круга и везли через все Балтийское море из самого северного порта в самые южные.
Ни британский, ни французский, ни любые другие флоты перевозкам железной руды на Балтике угрожать не могли. Прорыв этих флотов в Балтийское море – прорыв в мышеловку.
А советскому флоту никуда прорываться не надо. Он уже тут. Он мирно ждет на своих базах.
Для обороны Советского Союза иметь флот на Балтике вовсе не нужно. До 1940 года Советский Союз имел совсем небольшой участок морского побережья. Более двухсот лет Петербург был столицей империи, и на этом участке все русские цари, начиная с Петра, возводили укрепления. Весь берег был превращен в сплошную цепь морских крепостей, фортов, укрепленных районов и береговых батарей.
Береговая батарея – это нечто более внушительное, чем батарея полевой артиллерии. Береговая батарея могла иметь орудийные башни с линкоров или крейсеров. Под этими башнями – лабиринт бетонных казематов. Хорошая корабельная башня крейсера или линкора весит несколько сотен тонн. Иногда – и пару тысяч тонн. В отличие от корабля, ту же орудийную башню, установленную на берегу, можно дополнительно защитить броневыми плитами любого веса. Под орудийной башней можно возвести казематы из фортификационного железобетона с перекрытиями любой толщины. И надо сказать, что в районе Питера русскими царями было уложено в землю достаточно бетона и стали. Большевики добавили.
Береговая оборона Балтийского флота на 21 июня 1941 года имела 124 береговых батареи, на вооружении которых было 253 орудия калибром от 100 до 406 мм и 60 орудий калибром 45 и 76 мм (Краснознаменный Балтийский флот в битве за Ленинград. М.: Наука, 1973. С. 8). Характеристики этих орудий поражают воображение. Например, 305-мм трехорудийные башенные установки бросали снаряды весом 470 кг на дальность 43,9 километра. Огневая производительность одной орудийной башни – 6 выстрелов в минуту. Это почти три тонны металла. А 406-мм орудие одним выстрелом бросало снаряд весом 1108 килограммов на дальность 45,5 километра и могло производить следующий выстрел через 24 секунды после предыдущего (ВИЖ. 1973. № 3. С. 78).
Кроме береговых батарей и фортов в районе Ленинграда было сосредоточено весьма внушительное количество морских орудий на железнодорожных транспортерах. Эти орудия находились в бетонных укрытиях. Вокруг Ленинграда была построена разветвленная сеть железных дорог. Орудия на железнодорожных транспортерах могли совершать маневр и вести огонь с заранее подготовленных и укрытых огневых позиций, а затем быстро их покидать. Основное орудие железнодорожной артиллерии – 180-мм пушка: вес снаряда – 97,5 кг, скорострельность – 5 выстрелов в минуту, дальность стрельбы – 37,8 километра. Однако были и гораздо более мощные пушки калибров 203, 254 и 356 мм. 356-мм пушки на железнодорожных транспортерах стреляли снарядами весом 747,8 килограммов на расстояние 44,6 километра.
Непосредственные подступы к Ленинграду прикрывали три морских укрепленных района: Кронштадтский, Ижорский и Лужский. Подходы к городу простреливались перекрестным огнем орудий огромной мощи с разных направлений. Каждая батарея, каждый форт, укрепленный район и морская крепость имели запас снарядов и продовольствия, которых им хватило бы на всю войну. Никому не пришло бы в голову высаживать тут десант или штурмовать город.
Кроме этого Балтийский флот имел 91 зенитную батарею, общее число зенитных орудий – 352.
Зачем ко всему этому иметь на Балтике еще и флот?
Если мы намерены обороняться, то боевые корабли в Балтийском море не нужны. В случае острой необходимости, даже не имея боевых кораблей, можно было погрузить мины на баржи и быстро перекрыть ими устье Финского залива.
В оборонительной войне советскому Балтийскому флоту делать нечего. Так и случилось: всю войну он бездействовал. В случае нападения противника советский Балтийский флот оказывался предельно уязвимым. Противник мог просто блокировать советский флот, выставив на мелководных подступах к базам несколько сотен мин. Именно это и случилось в июне 1941 года. Корабли, особенно крупные, в оборонительной войне были вынуждены прижиматься бортом к борту в мелководном и узком заливе. В слепой кишке, точнее – в аппендиксе.
В 1939 году Гитлер вступил во Вторую мировую войну против всего мира, имея всего лишь 57 подводных лодок. Противниками германского флота были сверхмощные флоты Британии и Франции, потенциальным противником был флот США. Германскому флоту пришлось вести неравную борьбу в Атлантике и на Средиземном море. На Балтике у Гитлера не осталось почти никаких сил. Летом 1941 года германский флот имел в Балтийском море 5 учебных подводных лодок и 28 торпедных катеров, часть из которых тоже были учебными. Все остальные суда были вспомогательными: минные заградители, тральщики, катера различного назначения (Руге Ф. Война на море. 1939–1945 гг. М.: Воениздат, 1957. С. 209).
Миролюбивый товарищ Сталин взирал на схватку Германии, Франции и Британии и наращивал мощь своего Балтийского флота.
Зачем?
Еще в 1933 году Сталин сказал: «Балтийское море – бутылка, а пробка не у нас» (свидетельство Адмирала Флота Советского Союза И. С. Исакова. Знамя. 1988. № 5. С. 77). И вот Сталин из трех своих линкоров два почему-то держал на Балтике. В закупоренной бутылке. В 1941 году только на Балтике Сталин имел 65 подводных лодок, включая крейсерские. Ни одна страна мира не имела такой крупной группировки подводных лодок, сосредоточенной в одном районе.
Давайте же посмотрим на карту глазами германского стратега. Какую задачу может поставить Сталин своим линкорам и подводным лодкам в закрытой акватории Балтийского моря? Только одну: топить германские транспорты с рудой. Другой работы для них здесь нет.
Кроме подлодок и линкоров Сталин имел на Балтике 2 крейсера, 21 лидер и эсминец, 48 торпедных катеров и другие силы.
На Балтике германский флот своей авиации не имел (ВИЖ. 1962. № 4. С. 34). Советский Балтийский флот имел в своем составе 656 боевых самолетов, в основном бомбардировщики и торпедоносцы (Боевой путь Советского Военно-Морского Флота. М.: Воениздат, 1974. С. 537).
Снова спросим: зачем? Зачем такое количество торпедоносцев и бомбардировщиков, если крупных боевых кораблей у Гитлера на Балтике практически нет? Ответ тот же: эти силы Сталин держал здесь не против боевых кораблей. Они должны были топить транспорты с рудой.
В любой момент советский флот мог сняться с якорей, выйти в район германских и шведских портов, заблокировать их тысячами мин, а беззащитные транспорты потопить. Это было бы концом войны для Германии. И этого не могли не понимать в Берлине. Гитлер воевал против Британии и Франции, а за его спиной над Балтикой сверкал занесенный топор Сталина.
Жуков рассказывает, что Сталин не хотел давать Гитлеру повода к войне. А тут не повод, тут причина. Германские стратеги видели угрозу со стороны советского флота на Балтике и искали способы ее нейтрализации.
В конце ноября 1939 года Сталин совершил весьма крупную ошибку: начал войну против Финляндии. Война завершилась блистательной победой Красной Армии: никто в мире в таких снегах, на таком морозе, на практически непроходимой местности не штурмовал столь мощных укреплений. Это было по силам только Красной Армии.
Однако победа в Финляндии была вторым звоночком Гитлеру: Сталин подбирается к шведской руде. Красная Армия по приказу Сталина прорвала финские укрепления и остановилась. Финляндия без укреплений беззащитна. В любой момент Сталин мог отдать приказ, и наступление Красной Армии могло возобновиться. С территории Финляндии можно было беспрепятственно бомбить шведские рудники и железные дороги. Никто не смог бы этому помешать. Один только захват Аландских островов, принадлежавших Финляндии, позволял закрыть устье Ботнического залива, и это означало бы победоносное для Советского Союза завершение Второй мировой войны.
Но это не все. В оккупированной Гитлером Европе не было леса. Лес – в Финляндии и Швеции. Прекращение поставок леса через Балтику имело бы множество последствий. Лес – это шпалы. Нет леса – нет строительства и восстановления железных дорог. Древесина в больших количествах требовалась угольным шахтам. Нет древесины – нет крепи для ведения горных работ – нет угля. Уже в мирное время ежегодная нехватка древесины в Германии составляла 6 миллионов тонн. Вместо древесины приходилось использовать картофельную ботву. Это признавал сам Гитлер (Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск: Русич, 1993. Запись от 5 июня 1942 г.). И это – в мирное время, когда поставкам леса через Балтику никто не мешал. Стоило сталинским подводным лодкам ударить по немецким лесовозам, и Германия осталась бы без древесины. Не думаю, что в Европе хватило бы картофельной ботвы, чтобы эту нехватку восполнить. Да и не в каждом деле картофельная ботва может служить полноценной заменой древесине. Из ботвы можно делать бумагу низкого качества, но нельзя делать шпалы, ботвой нельзя крепить угольные шахты.
Помимо прочего, Германия не имела никеля. Без никеля воевать нельзя. Никель – в Финляндии. В начале 1940 года в ходе войны против Финляндии Красная Армия захватила никелевые рудники в Петсамо. Правда, потом, весной 1940 года, по мирному договору Советский Союз вернул их Финляндии, но теперь никель добывался на этих рудниках совместным советско-финским акционерным обществом при участии советских инженеров и рабочих. Советское правительство настаивало на том, чтобы директором был советский человек. Никель из Петсамо поступал и в Германию, и в Советский Союз, но поставки в Германию в любой момент могли быть прекращены: неподалеку от рудников стояла 104-я стрелковая дивизия 42-го стрелкового корпуса 14-й армии (командир дивизии – генерал-майор С. И. Морозов).
Представляю, как скрежетали зубами вожди руководители Германии, глядя на все это.
Германские стратеги вовсе не зря опасались нового советского вторжения в Финляндию. 25 ноября 1940 года нарком обороны СССР Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко и начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии К. А. Мерецков направили в штаб Ленинградского военного округа директиву. Этот документ был исполнен в одном экземпляре. Степень секретности – ОВ, совершенно секретно, особой важности. Документ начинается так:
В условиях войны СССР только против Финляндии для удобства управления и материального обеспечения войск создаются два фронта:
Северный фронт – для действий на побережье Баренцева моря и на направлениях Рованиями, Кеми и Улеаборгском;
Северо-Западный фронт – для действий на направлениях Куопио, Микеенли и Гельсингфорс. Командование Северо-Западным фронтом возлагается на командование и штаб Ленинградского военного округа.
Приказываю приступить к разработке плана оперативного развертывания войск Северо-Западного фронта <…>
Основными задачами Северо-Западному фронту ставлю: Разгром вооруженных сил Финляндии, овладение ее территорией в пределах разграничений и выход к Ботническому заливу на 45-й день операции <…>
Справа Северный фронт (штаб Кандалакша) на 40-й день мобилизации переходит в наступление и на 30-й день операции овладевает районами Кеми, Улеаборг <…>
Краснознаменному Балтийскому флоту, подчиняющемуся в оперативном отношении Военному Совету Северо-Западного фронта, поставить следующие задачи:
Совместно с авиацией уничтожить боевой флот Финляндии и Швеции (в случае выступления последней).
Содействовать сухопутным войскам, действующим на побережье Финского залива и с полуострова Ханко, обеспечивая их фланги и уничтожая береговую оборону финнов.
Обеспечить переброску двух стрелковых дивизий в первые же дни войны с северного побережья Эстонской ССР на полуостров Ханко, а также переброску и высадку крупного десанта на Аландские острова.
Крейсерскими операциями подводных лодок и авиацией прервать морские сообщения Финляндии и Швеции (в случае ее выступления против СССР) в Ботническом заливе и Балтийском море <…>
Настоящему плану развертывания присвоить условное наименование «С.3–20».
План вводится в действие при получении шифрованной телеграммы за моей и начальника Генерального штаба подписями следующего содержания: «Приступить к выполнению “С.3–20”».
Полный текст этой директивы опубликован в сборнике «1941 год» (М.: Международный фонд «Демократия», 1998. Книга первая. С. 418–423). Интересно отметить, что в этой директиве нет никаких упоминаний о том, что Красная Армия будет воевать «ради обеспечения безопасности города Ленина». И нет намеков на то, что боевые действия надо начинать в ответ на вражеское нападение. Нет привычных слов «если враги навяжут нам войну» или чего-то подобного. Все намного проще: в любой момент из Москвы в штаб Ленинградского военного округа поступит шифровка, и советские войска пойдут вперед – к Ботническому заливу, к границам Швеции, на Аландские острова! А пропагандистское обеспечение в задачи командования Ленинградского военного округа и Балтийского флота не входит. Этим займутся другие товарищи. В нужный момент они устроят новую «провокацию финской военщины» на наших границах, а потом объяснят трудящимся всего мира смысл миролюбивой внешней политики СССР и необходимость наших контрударов по «зарвавшимся финским агрессорам».
Сборник «1941 год» составлялся так, чтобы показать миролюбие Советского Союза и его «неготовность» к нападению на Германию. Составители сборника пошли на признание малых грехов, чтобы не признавать больших. Вот, говорят они, план нападения на Финляндию мы нашли, а план нападения на Германию – не нашли.
Между тем план «С.3–20» мог быть как самостоятельным, так и частью более широкого замысла. План «С.3–20» позволял войскам Ленинградского и Архангельского военных округов и силам Балтийского флота нанести удары по Финляндии до удара Красной Армии по Германии, одновременно с этим ударом или чуть позже. Но в любом случае такой удар по Финляндии был одновременно и ударом по Германии. В случае осуществления плана «С.3–20» советские войска захватывали никелевые рудники в Петсамо, Аландские острова и выходили к городу Кеми (не путать с нашим городом Кемь).
Теперь найдите на карте финский город Кеми и шведский порт Лулео. Вовсе не случайно в 1940 году на Балтике была сформирована 1-я бригада морской пехоты под командованием матерого советского диверсанта полковника Терентия Парафило. Работу для морской пехоты товарищ Сталин уже подыскал, а сталинские генералы ее спланировали. Оставалось только отправить в штаб Ленинградского военного округа шифровку: «Приступить к выполнению…».
И не надо искать планы войны против Германии. Если бы план «С.3–20» был осуществлен, это означало бы нанесение смертельного удара не только Финляндии, но и Германии.
Летом 1940 года Сталин присоединяет к Советскому Союзу Эстонию, Латвию и Литву, создает на их территории Прибалтийский особый военный округ и основные силы этого округа сосредотачивает на границе с Восточной Пруссией. С точки зрения подготовки страны к обороне в случае возможного нападения Германии такие действия – огромная ошибка.
Для оборонительной войны это совсем не нужно и очень даже вредно. Говорят, что Сталин отодвинул свою границу на запад и тем укрепил безопасность СССР. Но дело обстояло как раз наоборот. До оккупации Прибалтики Красная Армия на этом направлении имела разделительный барьер. В случае агрессии войска Гитлера должны были последовательно сокрушать вооруженные силы трех государств перед тем, как встретиться с Красной Армией. Даже если бы на сокрушение армий Литвы, Латвии и Эстонии ушло всего несколько дней, при таком раскладе внезапный удар по советским аэродромам на этом направлении все равно исключался. Красная Армия получала возможность поднять по тревоге свои войска и занять укрепленные районы. После разгрома армий трех прибалтийских государств войска Гитлера выходили к Чудскому озеру. Его невозможно было форсировать. В случае обхода озера войска Гитлера упирались в советские укрепленные районы.
Но все пошло по другому сценарию. Красная Армия вышла из своих укрепленных районов на передовые рубежи в Литве к самой германской границе, вынесла туда аэродромы, штабы, узлы связи, стратегические запасы. Для народов трех государств Прибалтики армия Сталина превратилась в агрессора и оккупанта, а Германия в случае нападения на СССР – в освободителя.
22 июня 1941 года войска Красной Армии на всем протяжении границы, в том числе и в Прибалтике, попали под внезапный удар германской армии, было нарушено управление войсками, советская авиация понесла значительные потери на приграничных аэродромах. Против Красной Армии в государствах Прибалтики стихийно вспыхнуло народное восстание. По нашим «освободителям» стреляли с каждого чердака. Войска Красной Армии остались в Прибалтике без укрепленных районов, а за их спиной, на территории России, остались пустые укрепленные районы без войск. Манштейн их захватил сходу.
Скептики возражают: если бы Сталин не оккупировал Прибалтику, то Гитлер мог захватить ее без войны, просто введя туда войска, как в свое время в Чехословакию.
На такую возможность был ответ. Надо было ясно и четко объяснить Гитлеру, что в ответ на попытки ввести германские войска в Прибалтику Советский Союз без предупреждения начнет топить на Балтике транспорты с рудой и лесом, минировать подходы к германским портам, бомбить Берлин, а на территорию государств Прибалтики бросит интернациональные бригады и миллионы советских добровольцев. А когда Гитлер истощится в войне против Советского Союза, Британия и Франция воспользуются ситуацией: в их интересах удушить Германию как опасного конкурента, и снова наложить на нее контрибуции.
Такое заявление было бы правильно понято во всем мире. В этом случае народы Прибалтики были бы не нашими врагами, а нашими союзниками. В этом случае «лесные братья» стреляли бы в спины не советских, а германских солдат. В этом случае на стороне патриотов Прибалтики воевали бы интернациональные бригады. А добровольцев во всем мире хватало.
Имея такую перспективу, Гитлер вряд ли решился бы на ввод войск в Эстонию, Литву и Латвию. Но если бы и решился, то в этом случае война с нашей стороны стала бы справедливой, оборонительной, великой и отечественной. И тогда нам не пришлось бы стыдиться за «освободительные походы», за массовые расстрелы, за оккупацию. Нам не пришлось бы прятать архивы военных лет.
В августе 1939 года позиция Советского Союза была объявлена четко и ясно: территорию Монголии мы будем защищать от японской агрессии как свою собственную. И защитили! Эта позиция была правильно понята во всем мире, в том числе и в Японии. В результате этой решительности и твердости нападение Японии на Советский Союз было предотвращено.
Почему же Советский Союз в августе 1939 года не занял такую же позицию по отношению к государствам Прибалтики?
Оккупация Прибалтики Красной Армией имела смысл только в случае, если замышлялась наступательная война против Германии. Красная Армия вышла прямо на германскую границу и вынесла свои аэродромы на самый передний край. С аэродромов Литвы можно было поддерживать наступление советских войск до самого Берлина. Вдобавок советский флот получил военно-морские базы в Таллине, Риге, Лиепае. Туда немедленно были перемещены главные силы флота и запасы. От Лиепаи до путей, по которым идут караваны с рудой, никелем и лесом, рукой подать. Удар отсюда мог быть внезапным и сокрушительным.
А Гитлеру – третий звоночек.
Но при чем тут Жуков?
А вот при чем. Жукова часто изображают гениальным стратегом: бросил взгляд на карту и понял всю стратегическую ситуацию. Так вот, если бы Жуков был стратегом, то он должен был видеть эти нити: в Германию из Швеции идет лес и железная руда, из Финляндии – лес и никель. Жуков должен был во время встреч со Сталиным указать на ненормальность ситуации. Если мы намерены перекрыть поставки леса, никеля и железной руды в Германию, то должны делать это немедленно. А если такого намерения нет, тогда надо было отвести угрозу от рудников и портов вероятного противника. В 1939–40 годах Жуков по своему служебному положению не должен был заниматься Финляндией, Швецией и Балтийским морем. Но шла мировая война, а Жуков был военачальником очень высокого ранга. Он был обязан следить за обстановкой в мире. У него было достаточно возможностей, чтобы указать руководству страны на пагубность сложившейся ситуации.
Жуков должен был знать военную историю. В начале XX века на Дальнем Востоке Россия стремительно и решительно прибирала к рукам сырьевые ресурсы Манчжурии и Китая, тем самым задевая жизненные интересы Японии. В ответ на такие действия Япония нанесла внезапный сокрушительный удар по российскому флоту. Последовавшая за этим русско-японская война завершилась поражением России и революцией 1905 года. Царь Николай уже в 1905 году едва не лишился трона.
Через 35 лет после русско-японской войны, то есть в пределах жизни одного поколения, сложилась точно такая же ситуация, но теперь не в районе Желтого моря, а на Балтике. Преднамеренно или по недомыслию советские стратеги своими действиями в районе Балтийского моря угрожали самому существованию Германии. А раз так, следовало ожидать внезапного удара со стороны Германии, причем ожидать в любой момент.
С января 1941 года Жуков был начальником Генерального штаба. Теперь он был уже не сторонним наблюдателем-профессионалом, но главой всех стратегов. Самое главное в военном деле – умение посмотреть на ситуацию глазами противника. Жуков должен был прикинуть: как чувствуют себя в Берлине, зная, что единственную тоненькую ниточку, которая связывает далекие шведские порты с металлургической базой Германии, советский флот может перерезать в любую минуту?
Если бы Жуков был хорошим стратегом, он должен был ясно видеть сложившуюся ситуацию. Но Жуков за обстановкой у советских границ либо не следил, либо ее не понимал, либо побоялся высказать свое мнение.