Тень победы. Глава 2. Загадки дебюта Жукова (Виктор Суворов, 2001-2015)

В 1939 году в Монголии, на Халхин-Голе, состоялся дебют Жукова в роли полководца.

В Монголии находился один советский стрелковый корпус – 57-й особый. Командир корпуса – комдив Н. В. Фекленко. Начальник штаба – комбриг А. М. Кущев. По ту сторону границы – противник: несколько японских дивизий и бригад. В начале мая на границе Монголии возник вооруженный конфликт. Столкновения советских и японских войск перерастали в бои с применением авиации, артиллерии и танков. Никто никому не объявлял войну, но интенсивность боевых действий нарастала. Не все для советских войск шло гладко. И вот туда, в Монголию, посылают комдива Жукова с чрезвычайными полномочиями. Приказ Жукову: разобраться в ситуации и доложить.

5 июня 1939 года Жуков прибыл в штаб 57-го корпуса и потребовал доложить обстановку. Сам Жуков события в Монголии описывает так:

Докладывая обстановку, А. М. Кущев сразу же оговорился, что она еще недостаточно изучена. Из доклада было ясно, что командование корпуса истиной обстановки не знает… Оказалось, что никто из командования корпусом, кроме полкового комиссара М. С. Никишева, в районе событий не был. Я предложил командиру корпуса немедленно поехать на передовую и там тщательно разобраться в обстановке. Сославшись на то, что его могут в любую минуту вызвать к аппарату из Москвы, он предложил поехать со мной товарищу М. С. Никишеву (Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М.: АПН, 1969. С. 154[1]).

Жуков и комиссар Никишев вдвоем поехали на передовую.

Возвратившись на командный пункт и посоветовавшись с командованием корпуса, мы послали донесение наркому обороны. В нем кратко излагался план действий советско-монгольских войск… На следующий день был получен ответ. Нарком был полностью согласен с нашей оценкой обстановки и намеченными действиями. В тот же день был получен приказ наркома об освобождении комдива Н. В. Фекленко от командования 57-м особым корпусом и назначении меня командиром этого корпуса.

Жуков потребовал срочно усилить группировку советских войск. Ее усилили. Жуков потребовал прислать лучших летчиков-истребителей, которые только были в Советском Союзе. Летчиков прислали. В распоряжение Жукова прибыла группа летчиков-истребителей, в составе которой был 21 Герой Советского Союза. В то время это было очень высокое звание. Это были лучшие асы страны, каждый из которых уже имел не менее десятка побед в небе Испании и Китая, многие из них участвовали в воздушных боях над озером Хасан.

15 июля 1939 года 57-й особый корпус Жукова был развернут в 1-ю армейскую группу. Армейская группа – это нечто среднее между корпусом и полнокровной общевойсковой армией. 31 июля 1939 года Жукову было присвоено воинское звание комкор.

Противник тоже усиливал группировку своих войск. 10 августа японские войска, которые вели боевые действия на границе с Монголией, были сведены в 6-ю армию.

В середине августа в составе 1-й армейской группы Жукова было 57 тысяч бойцов и командиров, 515 боевых самолетов, 542 орудия и миномета, 385 бронеавтомобилей (в основном с пушечным вооружением) и 498 танков.

Весь июнь, июль и первую половину августа советские и японские войска вели жестокие бои на земле и в воздухе. Бои шли с переменным успехом. Интенсивность боев нарастала. Конфликт принимал затяжной характер.

И вдруг ранним утором 20 августа советская артиллерия провела внезапный артиллерийский налет по командным пунктам и зенитным батареям противника. После первого огневого налета – массированный удар бомбардировщиков, затем – артиллерийская подготовка продолжительностью 2 часа 45 минут. В момент переноса огня с переднего края в глубину боевых порядков противника советские стрелковые дивизии, мотоброневые и танковые бригады нанесли удары по флангам японской группировки.

23 августа советские войска замкнули кольцо окружения вокруг 6-й японской армии (Советская военная энциклопедия. В 8 т. М.: Воениздат, 1976–1980. Т. 8. С. 353). В этот день в Кремле Молотов и Риббентроп поставили свои подписи под договором о ненападении между Германией и Советским Союзом (который также известен как пакт Молотова – Риббентропа), который по существу был договором о разделе Европы и начале Второй мировой войны.

31 августа 1939 года был завершен полный разгром окруженной японской группировки в Монголии. На следующий день началась Вторая мировая война.

Разгром японских войск на Халхин-Голе имел стратегические последствия. У руководителей Японии был выбор: нападать на Советский Союз или на Соединенные Штаты и Великобританию. Они решили напасть на Соединенные Штаты и Великобританию. Одна из причин такого выбора – урок, который Жуков преподал японским генералам на реке Халхин-Гол.

За разгром японских войск на Халхин-Голе Жуков 29 августа 1939 года был удостоен звания Героя Советского Союза. Ему была вручена медаль «Золотая Звезда» и высшая государственная награда – орден Ленина.

Кстати, медаль «Золотая Звезда» была учреждена 1 августа 1939 года в разгар боев на Халхин-Голе. До этого обладатели звания Героя Советского Союза никаких знаков отличия не имели.

Жуков прибыл в Монголию с чрезвычайными полномочиями. Ресурс полномочий он исчерпал полностью и даже с перебором. Каждый знал: Жуков расстреливает беспощадно, по любому поводу и без повода. Письменных свидетельств тех расстрелов я набрал столько, что их будет достаточно для любого трибунала.

Я знаю, что вы намерены возразить: да, Жуков – садист, да, Жуков расстреливал своих солдат и офицеров на Халхин-Голе не только ради наведения порядка, но и в свое удовольствие, однако какую операцию он провел!

Согласен. Операция действительно блистательная. Но обратим внимание на неприметную деталь. Давайте вспомним, кто был у Жукова начальником штаба на Халхин-Голе.

Прочитаем первое издание мемуаров Жукова, второе, третье – и так до самого последнего. Ни в одном издании «Воспоминаний и размышлений» я не нашел имени этого начальника штаба. Между тем Жуков помнит и называет имена героев-летчиков и героев-танкистов, героев-разведчиков и героев-кавалеристов. Жуков помнит своих заместителей, командиров дивизий, бригад, полков и даже батальонов. Жуков помнит имя Д. Ортенберга, редактора газеты 1-й армейской группы, – правда, тому есть особая причина. Жуков продвигал Ортенберга, Ортенберг прославлял Жукова. Через два года Ортенберг был уже главным редактором «Красной звезды» – главной газеты Красной Армии. Это он раструбил на весь мир о подвиге панфиловцев, которые, сражаясь под гениальным руководством непобедимого Жукова, истребили фантастическое количество немецких танков.

В своей книге Жуков вспомнил имена врачей, которые героически лечили раненых. Жуков назвал по именам целый табун политработников, вспомнил полдюжины московских писателей и фотокорреспондентов, которые были на Халхин-Голе – К. Симонова, Л. Славина, Вл. Ставского и прочих. Правда, и тут была особая причина. В преддверии Второй мировой войны молодые коммунистические агитаторы оттачивали на Халхин-Голе свои перья. Начинающий Константин Симонов, например, в то время строчил книгу о грядущем мировом господстве коммунистов. Жуков был горячим сторонником идеи захвата коммунистами мирового господства, потому всех, кто эту идею проповедовал, он проталкивал вперед и вверх к номенклатурным благам.

И все-таки странно: о каком-то Константине Симонове Жуков упоминает, а о начальнике своего штаба – нет.

А ведь за этой «забывчивостью» что-то кроется.

Предыдущего начальника штаба Жуков назвал – это был комбриг А. М. Кущев. Он обстановки не знал. Его сняли. Жуков об этом помнит. Назначили нового. Но Жуков не указывает, кого именно. Если новый начальник штаба не справлялся со своими обязанностями, его следовало снять, как и предыдущего, и назначить третьего. У Жукова были особые полномочия. Когда Жуков потребовал прислать в Монголию лучших летчиков-истребителей Советского Союза, их прислали. Если бы Жуков потребовал нового начальника штаба, то никто бы ему не возразил. Лето 1939 года. Большой войны еще нет. Из всей Красной Армии воюет пока только один корпус. Этот корпус, развернутый затем в армейскую группу, в тот момент был лицом Красной Армии. По его действиям и враги, и друзья будут судить обо всей Красной Армии. На карту поставлена репутация вооруженных сил Советского Союза. В интересах руководства страны было иметь на Халхин-Голе самого лучшего начальником штаба.

А ведь перед нами загадка истории. Если начальник штаба был плохим, почему Жуков не потребовал, чтобы прислали хорошего? Если начальник штаба был хорошим, почему Жуков о нем не упоминает? Так и хотелось спросить: что вы скрываете, Георгий Константинович?

Сегодня мы знаем, что книгу «Воспоминания и размышления» писал не Жуков. Однако он указан в качестве автора, и книга написана от лица Жукова. Поэтому для удобства изложения давайте считать, что Жуков имел какое-то отношение к ее написанию.

Разгадка «забывчивости» авторов мемуаров Жукова совсем простая. В любых источниках о Халхин-Голе мы находим нужное имя. «Начальником штаба группы с 15 июля до сентября 1939 года был комбриг М. А. Богданов» (Маршал Советского Союза М. В. Захаров. Новая и новейшая история. 1970. № 5. С. 23).

Маршал Захаров не просто так упомянул имя начальника штаба 1-й армейской группы, и вовсе не случайно сделал это в 1970 году. За этим кроется вот что. В 1969 году вышли мемуары Жукова. Имя начальника штаба 1-й армейской группы Жуков называть почему-то не стал. И тогда другие маршалы, не только Захаров, стали напоминать Жукову: эй, не забывай, кто у тебя был начальником штаба! Твою операцию на Халхин-Голе планировал Богданов! Почему ты о нем забыл?

Жуков на Халхин-Голе не требовал для себя лучшего начальника штаба, ибо знал: Богданов – именно тот, кто ему нужен, лучшего не бывает. А вот когда пришла пора славу делить, то у Жукова словно случился провал в памяти.

Жуков помнит о многом:

Я уже касался организации партийно-политической работы в наших частях. Партийные организации внесли огромный вклад в решение боевых задач. В первых рядах были начальник политического отдела армейской группы дивизионный комиссар Пётр Иванович Горохов, полковой комиссар Роман Павлович Бабийчук, секретарь парткомиссии особого корпуса Алексей Михайлович Помогайло, комиссар Иван Васильевич Заковоротный (Воспоминания и размышления. С. 172).

Где бы я ни был – в юртах или домах, в учреждениях и воинских частях, – везде и всюду я видел на самом почетном месте портрет В. И. Ленина, о котором каждый монгол говорил с искренней теплотой и любовью (там же. С. 173).

Наши доблестные комиссары и политработники «везде и всюду» развесили портреты вечно живого Ильича. Это очень даже здорово. И хорошо, что Жуков упоминает об этом. А вот как план блистательной операции разрабатывался, Жуков припоминает смутно.

Прочитаем еще раз слова Жукова о том, как родился план операции на Халхин-Голе, которые цитировались в начале этой главы. Если верить Жукову, во главе 57-го особого стрелкового корпуса стояли ни на что не годные военачальники – командир корпуса Фекленко и начальник штаба Кущев. В районе боевых действий они не бывали и обстановки не знали. Жуков взял с собой комиссара Никишева и поехал в район боевых действий. Потом произошло следующее (повторно цитирую воспоминания Жукова):

Возвратившись на командный пункт и посоветовавшись с командованием корпуса, мы послали донесение наркому обороны. В нем кратко излагался план действий советско-монгольских войск <…> В тот же день был получен приказ наркома об освобождении комдива Н. В. Фекленко от командования 57-м особым корпусом и назначении меня командиром этого корпуса.

Если внимательно разобрать эту цитату, то можно сделать вывод, что план составлялся коллективно. Но в нашей памяти оседает совсем другое. Жуков не говорит «я решил», «я послал», однако именно так мы воспринимаем его рассказ. Жуков очертил круг лиц, которые были посвящены в план: он сам, комиссар Никишев, комдив Фекленко и начальник штаба Кущев.

Однако каждому ясно, что комиссар мог лишь присутствовать при составлении плана, но не мог быть его соавтором. Работа комиссара – следить, чтобы командир регулярно читал передовицы центральных газет и труды классиков марксизма-ленинизма, чтобы пил в меру, и чтобы в каждой монгольской юрте был портрет Ленина.

Предыдущий командир корпуса быть соавтором плана тоже не мог. Жуков его описал как кретина, который обстановки не знал, в районе боевых действий не был и потому, очевидно, ничего умного гениальному Жукову подсказать не мог. Не зря его тут же и сняли. Начальник штаба был таким же.

Прочитав описание дезорганизации, царившей в штабе 57-го корпуса до приезда Жукова, читатель автоматически исключает этих двух недоумков из числа авторов гениального плана. Но кроме них и комиссара Никишева в числе посвященных в новый план боевых действий Жуков назвал только себя. Если предыдущего командира корпуса, начальника его штаба и комиссара из числа авторов плана исключить – а мы делаем это почти автоматически – то среди авторов остается только один Жуков.

В воспоминаниях Жуков говорит об авторах плана во множественном числе: «мы пришли к выводу», «посоветовавшись с командованием корпуса» и так далее. Но книга написана так, что читатель остается в твердом убеждении: кроме Жукова никто ничего умного предложить не мог и не предлагал.

Разработка плана разгрома целой японской армии – дело непростое. Нужно собрать и обработать огромное количество данных, уяснить обстановку, принять решение и сформулировать замысел разгрома. Кроме того, надо спланировать действия всех частей и соединений, организовать разведку и охранение, обеспечить взаимодействие всех со всеми, разработать боевые приказы и четко поставить задачи всем участникам операции. Нужно организовать систему связи, подготовить средства скрытого управления войсками. Нужно организовать систему огня и бесперебойное снабжение войск боеприпасами, топливом, саперным, медицинским и прочим имуществом, продовольствием и прочая, и прочая.

Если все это Жуков готовил сам, значит, он был плохим командиром. Разрабатывать планы должен штаб. Понятно, штаб делает это под руководством командира. Но командир не должен подменять собой начальника штаба. Если командир выполняет чужую работу, значит, у него не остается ни сил, ни времени выполнять работу собственную.

Разработкой плана в любом штабе занимается оперативный отдел. Все остальные отделы штаба работают в его интересах. Если командир составляет планы сам, а начальник штаба и начальник оперативного отдела штаба бездельничают, значит, командир не смог организовать работу подчиненных.

Вот пример того, как не надо руководить войсками. «Красная звезда» (27 января 2000 г.) сообщает о подвиге заместителя командующего 58-й армией генерал-майора М. Малофеева в Чечне. Его подвиг состоял в том, что генерал-майор «первым поднимался в атаку». Понятное дело, в атаке он был убит. «Красная звезда» восхищается мужеством заместителя командующего армией: ух, какой смелый! Между тем, это свидетельствовало не о мужестве, а о катастрофическом состоянии российской армии и полной неспособности генералов управлять подчиненными. Если заместитель командующего армией сам вынужден ходить в атаку, значит, такую армию надо разогнать, а руководителей Министерства обороны – уволить.

Если командир полка сам красит заборы и чистит сортиры, а его солдаты маются от безделья, это означает, что командир не достоин занимаемой должности и командовать не способен.

И если нам скажут, что Жуков все планы составлял сам, то это вовсе не комплимент.

Люди, писавшие мемуары Жукова, это понимали. Потому далее в книге коротко сказано:

Разработку плана генерального наступления в штабе армейской группы вели лично командующий, член Военного совета, начальник политотдела, начальник штаба, начальник оперативного отдела (Воспоминания и размышления. С. 163).

Член Военного совета и начальник политотдела – это комиссары. Их роль мы уже уяснили. Названы они тут для того, чтобы продемонстрировать любовь Жукова к политработникам и комиссарам. В 1957 году Жукова сбросили с вершин власти в том числе и за то, что он пытался вывести Советскую Армию из-под контроля Коммунистической партии, то есть совершить государственный переворот, политконтролеров и комиссаров из армии изгнать или, в крайнем случае, оставить им роль организаторов художественной самодеятельности и воскресного отдыха солдат и офицеров. После падения Жукова власть в стране взяли люди, которые на войне были комиссарами: Хрущёв, Булганин, Брежнев, Епишев, Кириченко и другие. Побитый, скулящий Жуков всю оставшуюся жизнь пресмыкался перед этими комиссарами и просил прощения. Вся его книга – гимн политработникам и комиссарам. Партия наш рулевой! Ах, если бы комиссары во всех юртах не развесили соответствующих портретов, не видать бы мне победы на Халхин-Голе! И в войне с Германией никакой победы не было бы без комиссаров! Нас партия в бой вела! На войне я, великий Жуков, хотел найти комиссара Брежнева и посоветоваться с ним! Но он был на Малой Земле, где шли жестокие бои. Ах, если бы я с ним посоветовался, то, глядишь, и войну выиграли бы раньше.

Жуков, рассказывая о составлении плана наступления на Халхин-Голе, не мог не вспомнить комиссаров и их участия в боевом планировании. Как же без них! Названы комиссары и для того, чтобы за их спинами поставить начальника штаба с начальником оперативного отдела. Мол, и эти тоже присутствовали и что-то делали.

Начальник штаба 1-й армейской группы в воспоминаниях Жукова упомянут только один раз, но его имя не названо. И начальник оперативного отдела тоже помянут один раз, и тоже без имени.

Читая «Воспоминания и размышления», начинаешь думать, что Жуков обладал поистине нечеловеческой памятью, объем которой не измерить никакими гигабайтами. В мемуарах Жуков упоминает имена не только советских, но и монгольских солдат, и не только их имена, но и должности. Жуков упоминает рядового кавалериста Херлоо, водителя бронемашины Хаянхирва, наводчиков зенитных орудий Чултема и Гамбосурена и многих других. Подумать только: спустя тридцать лет Жуков все еще держит в памяти эти имена!

Читаю Жукова, а у самого слезы на глаза наворачиваются. Меня переполняют восторг и зависть: вот это память! Всех политработников по имени и отчеству помнит!

На фоне этой поистине невероятной способности помнить столько имен необъяснимым и подозрительным кажется отсутствие упоминания имени начальника штаба, который был (или по крайней мере должен был быть) мозгом 1-й армейской группы.

Но это не единственная загадка того периода. Загадок в жуковском дебюте много. А главная из них вот какая: в начале нового тысячелетия все документы по Халхин-Голу все еще закрыты грифами «Секретно» и «Совершенно секретно». Когда эти документы будут рассекречены, не знает никто.

А мы зададим вопрос: почему?

Для историка ключ к успеху – умение удивляться. Как только он начинает удивляться, так перед ним открываются двери, в которые никто до него не входил. Так давайте же поддержим науку, давайте издадим всероссийский вздох удивления: почему документы о боях на Халхин-Голе закрыты?

Что вообще можно прятать? Казалось бы, все известно об этом сражении: силы сторон, состав войск, вооружение, замыслы и планы, ход боевых действий и даже фамилии комиссаров с именами и отчествами, даже имена монгольских наводчиков и водителей бронеавтомобилей. Что же еще там можно засекретить? Да и зачем? Нет давно 1-й армейской группы. Еще 21 июля 1940 года 1-я армейская группа была развернута в 17-ю армию. Нет давно в Красной Армии мотоброневых бригад. Их не было уже в 1941 году. Нет давно и самой Красной Армии. И Советской Армии нет. Главная ударная сила Жукова на Халхин-Голе – пушечные бронеавтомобили БА-3, БА-6 и БА-10. Эти машины давно списаны и переплавлены, как и танки БТ-5 и БТ-7. Из полученной стали сделали другие танки. Но и они списаны и переплавлены. Давно умерли участники тех сражений. Пошел восьмой десяток лет с тех пор, как отгремели бои на Халхин-Голе, а некоторые документы по-прежнему остаются секретными.

Мое первое предположение было таким: Георгий Константинович Жуков был настолько велик, что руководители страны решили спрятать некоторые доказательства его величия, дабы оно не подавляло неокрепшую психику простых людей.

Но тут возникает нестыковка. Чем-чем, а излишней скромностью Жуков не страдал. В нашей истории был 41 Маршал Советского Союза, но только один из них в приказе Верховного главнокомандующего был назван хвастуном (см. приказ министра Вооруженных сил Союза ССР № 009 от 9 июня 1946 г., цитировавшийся в первой главе). Речь идет о Жукове, а приказ был о том, что Жуков приписывал себе чужие заслуги.

Вспомним знаменитый портрет Жукова, который написал художник П. Д. Корин. На портрете Жуков изображен в величественной позе, в парадном мундире, вся грудь в орденах. Только что завершилась Вторая мировая война. Страна лежит в развалинах. Мужики от 19 до 35 лет в большинстве своем погибли или покалечены; в полях, лесах и болотах лежат сотни тысяч трупов, их некому хоронить. В военном ведомстве лежат тонны орденов, которые надо раздать уцелевшим фронтовикам или их матерям и вдовам, но никто этим не занимается.

Но зачем же самому себя прославлять, зачем содержать ораву создателей мемуаров, если можно опубликовать документы Халхин-Гола? Но Жуков не спешил предъявлять народу доказательства собственного величия.

После смерти Сталина Жуков стремительно взобрался на самую вершину власти. На вершине стояли двое – Хрущёв и Жуков. Над ними – никого. Все архивы были в их руках – вот и покажи народу доказательства своей гениальности. Скажи народу: жить вам, люди, негде, живете в бараках, в подвалах, в коммуналках, одеты так, что за державу обидно, очереди за дрянной колбасой километровые, но у вас есть я! У вас есть великий, могучий, несокрушимый, гениальный полководец! Вот, читайте документы о сражении на Халхин-Голе!

Но так Жуков почему-то не поступил.

При Брежневе, Суслове, Епишеве[2] были сделано невероятно много для раздувания культа личности Жукова. Но почему-то строился этот культ без опоры на документы. Даже после смерти Брежнева культ Жукова был стержнем всей советской и затем российской пропаганды. Зачем же, товарищи дорогие, вы лепите Жукову памятник, зачем его сажаете на медного коня с задранным хвостом, зачем громоздите терриконы макулатуры о его подвигах, если есть куда более простой, дешевый и куда более убедительный способ прославить вашего кумира – просто открыть архивы?

Интересно поведение и самого Жукова. Допустим, находясь на вершине славы, он забыл об архивах и доказательств своего величия не представил. Не до того было. Но вот когда его вышибли с вершин власти, когда он сидел на даче, скучал, попивал водочку, а дружный коллектив литераторов строчил его мемуары – почему бы тогда не вспомнить об архивах? Почему бы не продемонстрировать народу документы? А если кто-то великого маршала к архивам не допускал, надо было об этом заявить: мол, рад бы вам правду про Халхин-Гол рассказать, да вот архивы недоступны.

Ах, сколько было воплей и стонов, что Жукову не позволяют говорить правду. Но ни сам Жуков, ни его соавторы, ни пропагандисты культа его личности не протестовали против того, что к архивам сражения на Халхин-Голе доступа нет.

Недоступность архивов, как ни странно, не мешает раздувать культ гениального полководца. Наоборот: недоступность архивов очень помогает лепить образ великого, мудрого и непобедимого военачальника.

Теперь позвольте высказать свое предположение.

Истинная роль Жукова в сражении на Халхин-Голе преувеличена. Это главная и, возможно, единственная причина, которая заставляла руководство страны прятать от народа соответствующие документы.

И это не только мое мнение. Задолго до меня это мнение о роли Жукова высказал Адмирал флота Советского Союза Кузнецов: «Позднее он все успехи в боях с японцами старался приписать себе» (ВИЖ. 1992. № 1. С. 76).

Не все, что творилось в монгольских степях, нашло отражение в документах. Не каждый документ попадал в архив. Жуков был большим знатоком архивов. Находясь на вершине власти, он истребил многое, что могло бросить тень на его величие. После Жукова все, кто раздувает культ его личности, продолжают очистительную работу. Но и то, что в архивах осталось, нельзя показывать никому. Слишком велика разница между тем, что вбивают в наши головы, и тем, что от нас прячут.

Если я не прав, товарищи поправят, но предполагаю, что планы разгрома 6-й японской армии на реке Халхин-Гол были разработаны без Жукова, а его роль сводилась к тому, чтобы беспощадными расстрелами гнать людей в бой. В нашей истории такое уже было. В то же самое время, в том же десятилетии в Советском Союзе на удивление всему прогрессивному человечеству был совершен великий трудовой подвиг – в рекордные сроки был прорыт никому не нужный канал из Белого моря в Балтийское. Никто в мире каналов такой протяженности, тем более в субполярных широтах, никогда не рыл. За сооружение канала глава ГПУ Генрих Ягода получил высшую государственную награду – орден Ленина. Получил бы он и Золотую Звезду, но ее тогда еще не было.

В чем заслуга Ягоды? Разве он сам планировал трассу канала? Нет, не планировал. Разве он сам вел изыскательские работы на местности? Нет, не вел. Разве он рассчитывал объемы работ? Нет, не рассчитывал. Катал тачки с глиной? Нет, не катал. Дробил гранитные валуны? Нет, не дробил. Укладывал бетон? Нет, не укладывал.

Так за что ему высшая награда?

За расстрелы.

Время от времени Ягода появлялся на строительстве канала. Ему докладывали: вот тут инженеры в расчетах ошиблись, здесь не туда трассу погнали, тут нормы дневные не выполнены. А Генрих Григорьевич в ответ: расстрелять! Расстрелять! Расстрелять!

Правда, и его потом тоже… того…

Ух как можно мне возразить! Ух как можно мне вмазать: Жуков – это тебе не Ягода!

А в чем, собственно, разница? И могла ли она быть? 30-е годы XX века. Империя Сталина. И Генрих Ягода, и Георгий Жуков – выдвиженцы Сталина. Их выбирал один человек – Сталин. При выборе он руководствовался одними и теми же соображениями – сталинскими. ГПУ и армия – два силовых ведомства, весьма похожие друг на друга и проникнутые взаимным влиянием. Строителей сталинских каналов пропаганда называла не заключенными ГПУ, а каналоармейцами. Строительство называлось армейским термином – штурм. Армия, в свою очередь, была проникнута чекистским духом и насыщена стукачами из чекистского ведомства.

И армия, и лубянское ведомство были структурами антинародными. И военные, и чекисты одинаково повинны в истреблении народа. И армия, и лубянское ведомство были орудиями насилия и держались сами только на насилии, на силе оружия. Так почему же Сталин должен был выбирать для ГПУ руководителей по одним стандартам, а для армии – по другим? И почему мы думаем, что Беломорканал был построен на костях народа, а победа на Халхин-Голе стояла на фундаменте из другого материала? В мирное время на строительстве Беломорского канала агитаторы развесили множество плакатов и портретов, но главным двигателем прогресса был расстрел. Почему же мы верим Жукову, который рассказывает, что в боевой обстановке на Халхин-Голе хватило одних только портретов Ленина? Мол, развесили комиссары портреты, бойцы воодушевились и тут же победили. О расстрелах на Халхин-Голе Жуков не вспоминает, но мы-то уже знаем, что память его – с провалами.

И не надо мне возражать. И обзывать плохими словами не надо. Лучше откройте архивы и покажите всему миру, что мое осторожное предположение – не что иное, как злобный вымысел. А если архивы сражения на Халхин-Голе открывать нельзя, то объясните, почему.

Написал я эту главу и устыдился. В России многие до полного безумия любят Жукова, а я на любимца всенародного набросился. Так нельзя. Нужно смотреть на вещи с позиций позитивных.

Вот и давайте посмотрим на данную ситуацию доброжелательно. Давайте предположим, что в архивах хранятся секретные и совершенно секретные документы о сражении на Халхин-Голе, но в них ничего плохого о Жукове нет. В них – только свидетельства жуковской гениальности.

Если такое предположить, тогда мы попадаем в ситуацию пренеприятнейшую. Получается, что у нас был величайший полководец всех времен и народов, но народ о нем ничего не знает, а доказательства его славных подвигов спрятаны. Наши президенты и премьеры, маршалы, генералы и министры для отвода глаз раздувают культ личности Жукова. Они пишут бездарные восхваления и громоздят уродливые памятники. Но никто никогда не представил доказательств жуковской гениальности. А в это время где-то в недоступных хранилищах лежат в пыли доказательства жуковского величия. И наши вожди скрывают эти доказательства.

Почему?