Глава 3
– В древнекитайских источниках Ли-Кан, он же Рекем, – так в древности называли Петру – упоминается как один из конечных пунктов Великого шелкового пути из Китая, в то время называвшегося Серика – страна шелка, на Ближний Восток, где сходились морские и сухопутные пути из Южной Аравии.
– Столица набатеев действительно была очень важным перевалочным пунктом в торговле пряностями и благовониями из Южной Аравии и Индии, – уточнил заявление Маркова глава экспедиции. – В Южную Аравию из Набатеи вел старинный караванный тракт через оазисы ал-Ула, Йатриб и Мекку. Морская дорога из Индии шла вдоль аравийского побережья Красного моря в порт Эйлат, а позже и в Ампелону, отвоеванную у египтян, которую набатеи назвали Левке-Коме. Здесь товары перегружались на верблюдов и перевозились в Петру, а оттуда – в Газу или Риноколуру и снова морем, теперь уже Средиземным, доставлялись в страны западного мира.
– Между прочим, если верить «Периплу Эритрейского моря», в Петре набатеи держали гарнизон и брали с купцов неплохую пошлину – в размере одной четверти товара, – вновь перехватил инициативу Игорь. – Правда, последний царь Набатеи Раббэль II перенес столицу в Бостру.
– Да-да, я читал об этом, – заинтересованно откликнулся Лыков, – но из литературы, которую мне довелось держать в руках, трудно понять, зачем он это сделал. А вы как думаете? – обратился он к руководителю экспедиции.
Тот поправил очки в черной массивной оправе:
– Сложный вопрос. Некоторые исследователи считают, что таким образом Раббэль пытался избавиться от излишней опеки своих же демократических органов власти.
– То есть?
– Ну там отчетов перед народным собранием, периодического устройства совещаний-пиршеств, где ему приходилось выслушивать нелицеприятные речи от старейшин. По мнению других ученых, перенос столицы на север вызван экономическими причинами. Парфяне жаждали захватить посредничество на Великом шелковом пути в свои руки и старались не допускать прямых контактов китайских купцов с римской Сирией, поэтому все больше караванов в Дамаск шло через Бостру. Набатеи при этом выступали проводниками, так как к Бостре путь шел через Аравийскую пустыню, а набатеи имели многовековой опыт по переводу верблюжьих караванов через безводные территории. Обосновавшись в Бостре, Раббэль II прочно брал в свои руки контроль над этим торговым путем, который становился все более важным, я бы сказал, стратегическим.
– Да… – задумчиво протянул Лыков, – действительно, весьма веский довод.
– Вот именно, – кивнул археолог. – Но лично я думаю, что последний царь Набатеи преследовал не только экономическую цель – получить больше выгоды, но и политическую – он пытался, закрепившись на путях, ведущих через Заиорданье в Сирию, сохранить независимость государства от Рима, хотя бы относительную – как сателлита, союзника…
Марков скептически хмыкнул:
– И это во время правления Траяна, который признан самым успешным завоевателем среди римских императоров? Раббэль II, очевидно, был безумцем, если надеялся, что Набатея сможет избежать судьбы соседних государств, которые к этому времени – началу второго века – уже поголовно стали римскими провинциями.
Профессор снисходительно усмехнулся:
– Да ведь он не читал учебников, в которых написано, что при Траяне, получившем титул optimus princeps – наилучший император, Римская империя максимально расширила свои границы и пережила период наивысшего расцвета. Набатейский царь просто боролся за свободу своей страны всеми доступными ему средствами.
– Что заслуживает всяческого уважения, – тихо проговорил Лыков, задумчиво глядя в окно автомобиля на проносящиеся мимо удивительной красоты ландшафты. Джип то и дело нырял с высоких плато в живописные долины. Мягкие очертания красновато-песочных холмов и обширные равнины с пасущимися белорунными овечками настраивали на мирный лад, навевая мысли о библейских временах. Они уже второй час двигались на юг Иордании по Королевскому хайвею, возраст которого, о чем не преминул сообщить Сергею приятель, превышал пять тысяч лет.
– Хотя глядя на столь суперсовременное шоссе, в это трудно поверить, верно? – прищурившись, добавил археолог.
Марков явился сегодня в отель к восьми утра. Сергей, который был уже на ногах и ждал его, глядя на отливающие холодным блеском ботинки Игоря, не удержался от шутки:
– Ты как Пуаро – при любых обстоятельствах в лаковых штиблетах. Я еще вчера удивлялся, как ты не устаешь в такой обуви.
– Что делать, охота пуще неволи, – рассмеялся археолог. – Ты же знаешь мою слабость – люблю все блестящее. Но на раскопе я, конечно, как и все, в кроссовках – в обуви с гладкими подметками по скалам не полазаешь. У тебя-то башмаки как в этом смысле?
– Отличная рифленая подошва, – Сергей продемонстрировал ботинок, – идеальна для гор, проверено на раскопках в Крыму.
Вскоре они на всех парах катили в Петру. Игорь познакомил его с главой экспедиции, и всю дорогу Лыков увлеченно беседовал со Станиславом Воронцовым, который несмотря на внушительный список регалий оказался еще нестарым человеком.
«Похоже, ему нет и шестидесяти», – решил про себя Сергей. Стас, как демократично отрекомендовался гостю руководитель экспедиции, оказался большим знатоком набатейской истории. Лыков с удовольствием задавал археологу вопросы, которые не давали ему покоя с того самого момента, как он сошел с трапа самолета, прочитав за время полета книгу о культуре и жизни древнего народа. Периодически в их диалог вклинивался Марков, нарочно, как показалось историку, вставляя вызывающие замечания, провоцируя профессора на возражения.
Спустя пять часов впереди показались куполообразные горы неправдоподобного красно-розового цвета.
– Прибыли, – торжественно изрек Игорь и, скорчив уморительную гримасу, заговорил противным голосом, пародируя туристического гида. – Итак, перед вами знаменитая Петра. Она располагается в долине, окруженной скалами из розового песчаника. Максимальная высота скал достигает тысячи трехсот тридцати шести метров, откуда и название древнего города, ведь πέτρα по-гречески означает «скала»…
– Да полно дурачиться, уверен, нашему гостю все это прекрасно известно, – недовольно проворчал Воронцов и обернулся к Сергею. – Мы сейчас заедем в наше жилище – администрация города предоставила нам отдельное здание, быстро перекусим, а затем сразу отправимся на раскоп, наши все сейчас там.
Автомобиль в это время уже ехал по улице, застроенной аккуратными трех– и четырехэтажными домиками белого и светло-бежевого цвета. Лыков вопросительно посмотрел на Игоря.
– Это Вади-Муса, – сказал тот, правильно истолковав его взгляд. – В верхнем городе, по которому мы сейчас едем, находится администрация, большинство домов местных жителей и отели подешевле. Отсюда до Петры пешком топать минут двадцать пять с горки. А мы обосновались в нижнем городе, где располагаются в основном дорогие гостиницы, магазины, рестораны, кафе и прочие атрибуты туристического бизнеса. Жилья там относительного немного, но, как сказал Стас, нам выделили целый дом.
– Надо сказать, было весьма любезно со стороны местной администрации поселить нас в нижнем городе, – добавил Воронцов.
– Угу, можно сказать, прямо у входа в историческую зону, – кивнул Игорь.
Джип тем временем, спустившись с пологого склона, петлял по узким улочкам и вскоре остановился возле одноэтажного дома из белого камня, перед которым располагался небольшой двор, обнесенный оградой. Из ворот вышел смуглый человек плотного телосложения в бедуинской накидке и приветственно поднял руку.
– Ассаляму аляйкум, – сказал он приглушенным низким голосом.
– Привет, Фейсал, – бодро откликнулся Марков, а Стас, тепло кивнув иорданцу, представил его Сергею:
– Наш охранник – мастер своего дела.
Араб вежливо поклонился.
– Надеюсь, поездка была удачной? – тихо спросил он профессора, в то время как его проницательные глаза внимательно разглядывали Лыкова.
– Вполне, вполне, – рассеянно ответил Воронцов. – Ну, прошу в дом. Игорь, покажи гостю его комнату.
– Мы тут устроились по-королевски, у каждого отдельная спальня, – похвастался Марков, быстро ведя Сергея через длинный коридор. – Постепенно разберешься, кто где, сейчас не буду тебе голову морочить. А вот и твоя комната, рядом с моей. Заходи.
Помещение оказалось маленьким и темноватым, зато узкая металлическая кровать была устлана роскошным пушистым пледом, а пол покрывал красивый ковер. На прикроватной тумбочке стояла настольная лампа с красным абажуром, возле входа приткнулся довольно неказистый умывальник.
– Это, конечно, не гостиница – обычный жилой дом, насколько можно, приспособленный для экспедиционных нужд. Умываемся мы у себя, а ванная и туалет, уже не обессудь, – в конце коридора, как в коммуналке.
– Да это все пустое, какие проблемы… – равнодушно отозвался Лыков, думая о своем. Он прислонил к стене чемодан и, чуть поколебавшись, решился:
– Игорь, я тебе хотел кое-что сказать.
– В чем дело, старина? Выкладывай, не стесняйся.
Сергей, запинаясь, рассказал Игорю о лице в музее и обыске его вещей.
– Понимаешь, я настолько уже запутался, что даже сейчас мне почудилось нечто невообразимое.
– Что?
– Вот этот ваш охранник…
– Фейсал?
– Да.
– А что с ним не так? Он отличный парень.
– Я в этом нисколько не сомневаюсь. Только, видишь ли, его лицо мне кажется знакомым. По-моему, это он подглядывал за нами в музее.
Марков задумчиво почесал в затылке:
– Та-ак, действительно странно, – протянул он. – А ты уверен, что это был именно он?
– Даже не знаю, – заколебался Лыков. – Меня удивляет сама мысль о слежке – это кажется таким нелепым.
– Не так уж это нелепо, как ты думаешь, – неожиданно заявил в ответ Игорь и, искоса бросив взгляд на приятеля, быстро продолжил:
– Здесь есть кое-что. Я не хотел сразу тебя огорошивать, думал, будет лучше, если ты составишь собственное впечатление…
– Впечатление о чем?
– Видишь ли, тут все не так просто, за минуту не расскажешь… Стоп, босс идет, – вдруг прервал себя Марков и, хитро подмигнув Сергею, тихо добавил. – Вечером поговорим.
Заглянувший в комнату профессор успел переодеться, сменив модный костюм на удобный рабочий комбинезон из натурального льна. Он поинтересовался у Лыкова, как ему понравилась его обиталище, и пригласил в столовую. Она представляла собой просторный зал, в центре которого находился длинный деревянный стол, покрытый зеленой клеенкой и окруженный топорно изготовленными стульями, а все остальное пространство было заставлено узкими лавками, на которых как попало размещалась различная хозяйственная утварь – медные котлы, казаны, кастрюли и сковороды разных размеров. Старенький буфет был до отказа забит глиняной посудой, на стенах висели связки каких-то сухих трав. На маленьком столике стояли несколько чайников в окружении разноцветных жестяных коробочек с заваркой. Экспедиционный повар Самир ловко расставил на столе тарелки, поместив в центре большое овальное блюдо, наполненное незнакомыми Лыкову кушаньями – маленькими треугольничками из теста и шариками из мясного фарша.
– Это традиционные арабские закуски – фатаир и киббех, – сказал Марков, щедро накладывая на тарелку Сергея горячую еду, – очень вкусные.
Пока они подкреплялись, Фейсал распорядился насчет транспорта в Петру, и вскоре все трое уже сидели в странной на вид коляске с высокой крышей, в которую был впряжен забавный длинноухий ослик шоколадного цвета.
– Ну как тебе экипаж? – спросил Сергея приятель, когда повозка медленно тронулась в путь по каменистой дороге.
– Честно говоря, вид у этого сооружения прямо-таки допотопный. Я думал, вы ездите на машине.
– На автомобиле в Петру не проедешь, это запрещено, да и неудобно: последняя часть каньона Сик – очень узкое ущелье, – объяснил профессор. – А что касается вашего замечания, вы не столь уж далеки от истины. Во всяком случае, бедуины утверждают, что на похожих повозках, только поменьше, рассчитанных на двух седоков, ездили еще набатеи.
– Не сомневаюсь, что так и было, – смеясь, ответил Сергей, – конструкция вполне архаическая.
Продолжая улыбаться, он с интересом оглядывал окрестности. Яркое послеполуденное солнце слепило глаза, но все же развертывающееся перед ними зрелище было бесподобным. Они уже приблизились к каньону. Скалы удивительно яркого красного цвета с мягкими как бы текущими очертаниями возвышались по обе стороны дороги. Плавные переходы гор контрастировали с угловатостью неровных узоров, которыми были испещрены их мощные уступы. Казалось, еще немного, и удастся прочесть это зашифрованное послание из прошлого.
– Трудно поверить, что эти узоры, так похожие на древние письмена, простая прихоть ветра и эрозии, – не удержался Лыков.
– Вы правы, – Воронцов прищурился, вглядываясь в скалы, – но ведь песчаник всегда создает такую иллюзию, это очень мягкий материал.
– И поэтому как раз рукотворное письмо плохо сохраняется, – с сожалением добавил Марков. – Надписи находят здесь очень редко, так быстро разрушается эта порода.
– Однако справедливости ради надо сказать, что, возможно, причина не только в этом, – поспешил смягчить безапелляционность своего сотрудника профессор. – Некоторыми учеными высказывается предположение, что в зданиях Петры почти не осталось никаких надписей, поскольку набатеи тексты наносили на штукатурку, которой были покрыты стены. За многие века штукатурка облетела, уничтожив таким образом письменные источники.
Тем временем красно-коричневые стены, окружающие тропинку, становились все выше и сжимались все сильнее, пока наконец повозка не оказалась в невероятно узком пространстве, стиснутом громадами скал так, что вверху виднелся только маленький клочок неба. Воздух вокруг потемнел, и стало несколько страшновато. И вдруг за очередным поворотом в узенькой расщелине показалось сказочное в своей красоте видение – нежно-розовые резные колонны, словно плавающие в мягком сиянии. Лыков не смог сдержать восторга:
– Так вот она, знаменитая Аль-Хазне!
– Она самая, – проворчал Игорь. – Несколько приевшаяся картинка, надо сказать: этот фасад торчит буквально на каждой открытке.
– Но никаких сокровищ здесь на самом деле, конечно, нет? – Сергей полувопросительно глянул на профессора. – Ведь хазне по-арабски значит сокровищница.
– Разумеется, ничего здесь нет, – Стас пожал плечами, – это все бедуины выдумали. За роскошным фасадом находится выдолбленная в скале сравнительно небольшая пещера, состоящая из нескольких комнат, вероятно, культового назначения, как и большинство сохранившихся зданий в Петре. Если, конечно, не считать сокровищем сами стены с потрясающе красивыми розово-коричневыми узорами на фоне оливковых жил песчаника.
– Однако есть версия, что сокровища набатеев все-таки существуют, только спрятаны где-то в пещерах, на нижних уровнях, до которых археологи еще не докопались, – задиристо ввернул Марков.
Профессор слегка поморщился:
– Ну да, ну да. Но это дилетантская точка зрения, – он обернулся к Лыкову. – Не верьте. Этой версии, как выражается Игорь, придерживаются в основном местные жители да гиды, и то, по-моему, больше чтобы раззадорить туристов.
– Категорически протестую! – тут же воскликнул Игорь. – Сторонники этой гипотезы есть и среди ученых.
– Для такого утверждения должны быть основания, причем… – начал было Сергей, но приятель нетерпеливо прервал его на полуслове.
– Основания есть, и весьма солидные. По крайней мере, на мой взгляд. Во-первых, набатеи неизбежно должны были скопить значительные средства, поскольку, с одной стороны, выполняли роль, если можно так сказать, таможенников, собирая дань с проходивших через эти земли караванов, с другой – и сами были профессиональными торговцами. Они поставляли Риму товары, которые очень высоко ценились жителями империи, – благовония из Южной Аравии, пряности из Индии, шелковую ткань из Китая и прочее. При этом на вырученные деньги набатеи практически ничего не покупали, что и неудивительно – много ли надо полукочевому народу? Наряды, украшения? Но у набатеев даже цари ходили в простой одежде. Римляне были крайне недовольны таким поведением своих контрагентов, что засвидетельствовано историком Плинием, который писал: «По самым осторожным подсчетам, набатеи забирают у нас ежегодно богатств на сто миллионов сестерциев. В такую цену обходятся нам любовь к роскоши и избалованность наших женщин». Это подтверждает и Страбон, который в своей «Географии» упоминает о распространенной с давних пор молве об огромных богатствах набатеев, так как они-де обменивали благовония и драгоценные камни на серебро и золото, а сами никогда ничего не тратили из полученного. Но ведь набатеи должны были куда-то девать эти средства!
– Может быть, они употребили их на строительство этого неправдоподобного, словно неземного города, – тихо обронил Сергей, любуясь необычными зданиями-скалами, мимо которых медленно двигалась повозка.
Игорь скептически фыркнул:
– Частично да, я готов согласиться, но не все же! Столько не стоил труд даже самых дорогих архитекторов и самых искусных каменщиков, которых набатеи пригласили для строительства, судя по римско-эллинскому стилю зданий Петры. И кроме того, есть еще одно обстоятельство в пользу версии о спрятанных сокровищах – набатеи были непревзойденными мастерами по созданию тайников. Исторически так сложилось, что этот народ много веков изощрялся в устройстве в пустыне и скалах секретных хранилищ самого бесценного в здешних местах сокровища – воды. Сохранилась технология оборудования набатейских подземных водохранилищ. На склоне ущелья выдалбливалась пещера квадратной формы со столбом посередине, который поддерживал потолок, с отверстием наружу. Отверстие делалось небольшим, но таким, чтобы в пещеру стекала дождевая вода. При этом отверстие тщательно маскировалось камнями или растениями, если они имелись, так что только тот, кто знал о водохранилище, мог его найти. И места этих тайников хранились в строгом секрете от чужеземцев. В таких укрытиях вода очень хорошо сохранялась длительное время. Торговые караваны могли спокойно месяцами ходить по пустыне – от тайника к тайнику. Отсюда вопрос: почему бы набатеям не использовать этот богатый опыт, когда понадобилось укрыть от наступающих римлян свои богатства?
– И многие ученые разделяют эту точку зрения? – поинтересовался Сергей.
– Достаточно. Кстати, и в наших рядах я не единственный сторонник этой гипотезы.
– Верно, – усмехнулся Стас. – Олег Сироткин еще почище выступает на тему несметных сокровищ набатеев, спрятанных в неких таинственных пещерах, прямо Цицерон.
Тем временем экипаж, подскакивая на неровных камнях древней мостовой, методично двигался мимо полуразрушенных красно-розовых стен набатейских памятников. Лыков, поглощенный интересной беседой, одновременно смотрел во все глаза, жадно впитывая необычные впечатления. Игорь, периодически прерывая дискуссию с профессором, попутно перечислял ему попадающиеся на пути достопримечательности:
– Остатки нимфея – городского фонтана, который располагался как раз на пересечении двух рек, питавших город. Дальше лестничный подъем к великому храму – это одна из лучших античных построек, по стилю напоминает барокко. Там сохранились фрагменты штукатурки и очень красивые стуковые рельефы – из извести с мраморной крошкой. Справа святилище богини Ал-Уззы, его еще называют храмом крылатых львов. А слева, видишь, три купола? Это комплекс терм.
– А впереди что? Какой роскошный дворец!
– Еще бы! Это храм Душары – главного божества набатеев.
За квадратным массивом святилища Душары повозка повернула направо и мимо садика и террасы ресторана, на котором красовалась вывеска «Бэссин», устремилась в северном направлении.
– Я хотел спросить насчет Аль-Хазне, – вернулся историк к интересующей его теме. – Вы сказали, здание имело культовое назначение. А разве это не усыпальница набатейского царя? Я читал, многие ученые придерживаются такого мнения.
– Возможно, – сдержанно ответил Воронцов. – Однако никаких признаков захоронений там не обнаружено.
– За всю историю раскопок в Петре вообще захоронения находили очень редко, можно пересчитать по пальцам, и то уже поздние, византийский период, – продолжил мысль профессора Марков и пристально посмотрел на Сергея. – В большом количестве человеческие скелеты находят только на территории Вади-Муса, там, где были жилые дома. Что ты на это скажешь?
– Ну, думаю, можно сделать вывод, что все эти здания действительно исключительно культового назначения, – задумчиво проговорил Лыков. – Возможно, это был город-храм, нечто подобное скальному святилищу Язылыкая у хеттов. Там храмовый комплекс тоже был расположен не в самом городе, а примерно в миле от жилых домов и тоже в пещерах, правда, естественного происхождения.
– Кстати, в Малой Азии есть еще одно место, отдаленно напоминающее сооружения Петры, только не в Каппадокии, а на юге, – добавил Воронцов. – Я имею в виду высеченные в скалах пещеры с портиками в Кавне, четвертый век до нашей эры, насколько я помню.
– Но в Петре были и жилые дома, – вмешался Игорь, – о чем говорит развитая система водоснабжения. Значит, это был не только храмовый комплекс.
В этот момент дискуссия неожиданно прервалась. Возница – коренастый пожилой араб по имени Халим, за всю дорогу не проронивший не слова, вдруг гортанно выкрикнул что-то неразборчивое, и ослик послушно остановился. Сергей поднялся с сиденья и окинул взглядом окрестности.
Повозка стояла на краю огромной открытой песчаной террасы, справа возвышался монументальный скальный фасад какого-то здания, похожего на дворец. По архитектурному решению оно напоминало Аль-Хазне, только линии декора были строже и камень отличался более желтым цветом.
– Вот это да! – изумленно выдохнул Лыков. – Ну и высота!
– Впечатляет, верно? – довольным тоном произнес Игорь. – Это самый большой памятник в Петре – высота более сорока метров, ширина – почти пятьдесят. Его называют Аль-Дейр – монастырь.
– Монастырь? Почему?
– На задней стене вырезано много крестов, – пояснил руководитель экспедиции. – Вероятно, здесь совершали богослужения христиане в четвертом веке. А первоначально это был храм обожествленного после смерти набатейского царя Ободы I.
Пока они разговаривали, откуда-то вынырнул худенький парнишка в сильно потрепанных джинсах и красной футболке. Размахивая руками и показывая куда-то налево от святилища, он начал возбужденно кричать на ломаном английском, явно обращаясь к профессору. Пока тот, неторопливо сойдя с повозки, с недоуменным видом пытался разобрать бессвязную речь мальчишки, из-за уступа показался невысокий стройный мужчина лет сорока, узколицый и смуглый, но с неожиданно голубыми глазами, смотревшими дружелюбно и несколько иронично. Увидев его, Воронцов облегченно вздохнул и обратился к нему:
– В чем дело, Рамиз? Чего хочет этот парень? Я не понимаю ни слова.
– Маленький производственный конфликт, – фыркнул Марков прямо в ухо Сергею. – Не обращай внимания, у нас такие постоянно.
Тем временем Рамиз тихо говорил что-то профессору, который в ответ неодобрительно качал головой. Затем он обернулся к парню, который перестал кричать и напряженно вслушивался в разговор, и сделал успокаивающий жест.
– Вы все получите сполна, не волнуйтесь, – сказал он по-английски, стараясь четко выговаривать слова.
– Один из раскопщиков? – догадался Лыков. – Чем-то недоволен? Оплатой?
Марков слегка поморщился:
– А-а, обычная история. Когда они находят что-то стоящее, начинается торг. Вечно они подозревают, что им не доплачивают. Хотя на самом деле они получают вполне прилично.
– А что он нашел? Интересно бы взглянуть.
– Сейчас попросим Рамиза показать, – Игорь пожал руку командиру раскопщиков, который властно бросил несколько слов утихшему парню, после чего тот мгновенно исчез, нырнув за скалу, и познакомил его с Лыковым.
– У вас очень необычная внешность для араба, – не удержался Сергей. – Или вы европеец?
Рамиз улыбнулся.
– Нет, я сириец, но в Сирии много жителей с европейскими чертами лица.
– Из-за чего был сыр-бор на этот раз? – спросил Марков.
– А вот смотрите, – Рамиз достал из кармана небольшой пластиковый пакет с прикрепленным к нему картонным ярлыком, внутри которого находилась какая-то круглая вещица темно-оранжевого цвета со светло-коричневыми прожилками. Он вынул тонкий кружок с неровными краями и передал Игорю. Тот положил его на ладонь и повернулся к Сергею.
– Золотая штучка, несомненно. Только вот что это?
– Монета? – предположил Лыков, наклоняясь ближе.
– Вряд ли, – покачал головой Марков. – Здесь нет ни надписей, ни изображений, да набатеи и не чеканили золотых монет, только свинцовые и бронзовые, иногда серебряные. Кроме того, монеты по размеру гораздо меньше – от пятнадцати до двадцати миллиметров в диаметре. Думаю, это медальон, – задумчиво сказал он через несколько минут, повертев в руках находку. – Видишь, здесь что-то вроде сломанного ушка, очевидно, для шнурка.
– Или серьга, – предположил подошедший Воронцов. – У набатеев было распространено изготовление таких украшений. Кругообразные серьги из цельного листового золота прикреплялись к проволоке, которая продевалась в мочку уха, – закончив объяснение, профессор обернулся к Лыкову и сделал широкий гостеприимный жест. – Ну что ж, прошу к нашему шалашу.
Сергей с недоумением поглядел на отвесную скалу, на которую указывала рука археолога. Марков расхохотался:
– Ни за что не догадаешься, что здесь раскоп, верно?
– Да где же?
– Сейчас увидишь, – Игорь взял Лыкова под руку, и они вслед за главой экспедиции, который прошел вперед, озабоченно обсуждая что-то с Рамизом, завернули за тот самый уступ налево от фасада храма Ободы, за которым скрылся буянивший раскопщик.
Оказалось, что сразу за поворотом начинается своеобразная улица, состоящая из множества пещер, выдолбленных в толще массивной скалы. К ее вершине вела сильно попорченная каменная лестница, рядом с которой красовалась табличка с надписью на английском: «Работает Археологический институт Российской академии наук, просьба не беспокоить». Лыков осторожно ступил на истертые веками и ветрами ступеньки. Крутой подъем продолжался минут десять, так что он с непривычки даже запыхался, когда лестница наконец закончилась перед двумя высокими обелисками, которые, как стражи, охраняли вход в святилище, расположенное на вершине горы. Оно представляло собой небольшую круглую площадку, в центре которой возвышался выложенный из камней жертвенник с отходящими от него желобами для стока крови жертвенных животных. Но Сергея в данный момент мало интересовали подробности религиозного культа набатеев – как завороженный, он медленно поворачивался кругом, восхищенно обозревая открывшуюся его глазам невероятную панораму. Словно застывшее внезапно море красно-коричневых волн окружало его со всех сторон. Разноцветный песчаник под солнечными лучами играл массой необычных оттенков, что выглядело особенно эффектно на фоне лилово-багровых тонов скал, остающихся в тени.
– Ну как? – спросил Марков с таким гордым видом, словно показывал свое имение.
– Знаешь, просто не нахожу слов…
– Погоди, это только начало, ты еще закат посмотришь. Кстати, отсюда видно даже гробницу Аарона на горе Ор или, как ее называют арабы, Джебель-Гарун, – Игорь ткнул пальцем куда-то вдаль, – хотя она находится на юге примерно в пяти километрах от основного комплекса памятников Петры, а мы в самой северной ее части. Я тебя туда отведу как-нибудь. А теперь пойдем к нашему шалашу, как сказал босс.
Они пересекли площадку и стали спускаться по внутренней стороне горы в довольно узкую расщелину. Лестница, ведущая вниз, хотя и более крутая, была в гораздо лучшем состоянии, чем наружный серпантин, очевидно, благодаря своему расположению – скала защитила ступеньки от разрушительного действия ветра и дождя. Достигнув дна расщелины, Марков поманил историка вглубь, тот сделал несколько шагов в тесном пространстве и увидел вход в пещеру.
– Ого, у вас здесь дверь! – воскликнул он. – Как странно.
Действительно, грубо сколоченная деревянная дверь, сейчас распахнутая настежь, была оснащена основательной величины засовом, на котором висел примитивный амбарный замок.
– Ничего странного, – ответил Игорь, бросив на Лыкова недовольный взгляд. – Совершенно необходимое средство защиты от любопытствующих и черных археологов.
– Как, и здесь есть черные археологи?! – Сергей даже остановился от удивления.
– Ты наивный, – Марков рассмеялся. – Черные археологи везде есть. Это закон природы. Человеческой, разумеется. Ну, входи.
Переступив порог, Лыков оказался в обширной пещере с гладкими стенами правильной геометрической формы, на которых кое-где виднелись следы лепнины, и высоким потолком, цвет которого составляли, казалось, все мыслимые оттенки багрянца – от нежно-розового до темно-лилового. Левую часть помещения занимало археологическое снаряжение: лопаты разной формы, шпатели, фонари «летучая мышь», сита, рулетки, свинцовые отвесы и еще масса неизвестных Сергею инструментов. Картонные коробки, частично уже заполненные глиняными черепками, соседствовали с кучей пустых пока пластиковых мешков. В дальнем углу чинно выстроились в ряд компрессор, два пневматических молотка и несколько складных металлических лестниц, рядом издавал тихое гудение электрический генератор, от которого через всю пещеру тянулись разноцветные провода. Некоторым диссонансом громоздкому оборудованию выглядел раскрытый ноутбук на компактном переносном столике, над которым склонилась худощавая женщина в рабочем комбинезоне и соломенной шляпе с загнутыми полями. Она сосредоточенно набирала какой-то текст, то и дело заглядывая в блокнот.
– Привет, Лидуша, – окликнул ее Игорь. – Познакомься с нашим гостем. Сергей – историк. Вот, захотел посмотреть, как на самом деле собираются те материалы, из которых они потом делают столь далеко идущие заключения по части жизни человечества в далекие эпохи.
Лыков обменялся рукопожатием с легко поднявшейся со складного табурета женщиной.
– Ваше желание может оказаться опасным, – сказала она красивым контральто, улыбаясь и глядя на него проницательными серыми глазами.
– Почему же? – усмехнулся он.
– Наша работа по структуре похожа на айсберг. Основная часть скрыта от глаз посторонних, она происходит в лабораториях. А с виду все очень просто, даже примитивно, так что непрофессионал может легко сделать вывод о ненадежности добываемых нами сведений.
– Ну, мы, историки, строим свои гипотезы не только на основании данных археологии, хотя, не спорю, они очень важны. Кроме того, я знаком со спецификой вашей работы, так как уже бывал на раскопках.
– Где, если не секрет?
– В Крыму и в Каппадокии на раскопках Хаттусы.
– О, это интересно, а вы?.. – но что Лидия хотела спросить, осталось неизвестным, поскольку в этот момент из находящегося в правой части пещеры квадратного отверстия, в которое спускались, извиваясь, электрические провода, послышался грохот и оттуда высунулась голова в каске с прикрепленным к ней фонарем, впрочем, тут же нырнувшая обратно.
– А-а, проклятье, я уронил его, – послышался сдавленный низкий голос.
Все трое столпились у отверстия.
– Это Аркадий Чертков, – бросил Игорь историку и громко крикнул в темный лаз, из которого пробивались сполохи света. – Что случилось, Аркаша?
Вместо ответа в проеме показался здоровенный камень с округлыми краями, в центре которого красовалась белая этикетка, а затем послышался хриплый голос Черткова:
– Эй, кто там, помогите вытащить эту штуковину.
Мужчины ухватили тяжелый камень с обеих сторон и осторожно положили на пол.
– Э-э, да тут никак надпись, – воскликнул Игорь. – Здорово. Теперь наконец опять будет работа для Олега, а то он уж затосковал.
– А он что, специалист по эпиграфике? – поинтересовался Сергей, рассматривая неровную словесную вязь, выбитую на плоском камне.
– О да, Олежка специализируется на семитических языках, он отличный дешифровщик набатейского, – живо отозвалась Лидия. – Правда, до сих пор, Игорь прав, для него было мало работы – нам всего трижды встретились надписи, и то лишь одна относится к времени Набатейского царства, а остальные более поздние. Кстати, надпись набатейского периода была на похожем камне, только несколько необычном – он весь разрисован черными поперечными полосами. Мы еще гадали, кто и зачем это сделал. Помнишь, Игорь? Олег предположил, что это часть какого-то набатейского обряда.
– Угу, – кивнул Марков. – Хотя религиозная обрядность набатеев нам почти неизвестна, не исключено, что Олег прав: кому и знать, как не ему…
– Да уж, будь Сироткин сейчас здесь, я бы его самого заставил тащить этот булыжник, – проворчал Аркадий, который тем временем выбрался наружу и присоединился к ним. – Уф, ну и запарился я, пока его выволок.
После короткой процедуры знакомства с Лыковым Чертков направился к ноутбуку, бросив на ходу:
– Не ждите меня. Я только занесу в дневник номер квадрата, где нашел камень.
– Мы сейчас работаем на втором уровне, – объяснил историку Игорь, пока они осторожно спускались по стремянке, – а вообще тут не меньше тринадцати культурных слоев.
– Так много?
– А что ж тут удивительного? В этих местах люди живут около пяти тысяч лет.
Внизу работа кипела вовсю. Наибольшую активность проявляли трое раскопщиков-арабов, которые под руководством Рамиза гремели металлическими ведрами и лопатами. Как пояснил Марков, они выполняют наименее квалифицированные операции, в том числе вытаскивают из пещеры отработанную каменную крошку. Затем он познакомил гостя со всеми членами экспедиции, кроме Олега Сироткина, который сегодня работал в музее Петры. Лыков, который впервые видел, как происходят раскопки в пещере, с любопытством наблюдал за действиями археологов. Особенно он заинтересовался работой художницы Дины Леруа. Ее тоненькая грациозная фигурка бесшумно скользила в перекрестном свете мощных фонарей среди занятых своим делом коллег. Острым карандашом она делала какие-то наброски в альбоме.
– Честно говоря, я не понимаю, что здесь можно изображать, – наконец, не выдержав, сказал ей историк. – Да и зачем, раз есть снимки?
– Но это же совсем другое, – улыбнулась Дина, глядя на него широко раскрытыми глазами почти фиолетового цвета. – Снимок запечатлевает настоящее, а рисунок восстанавливает прошлое. Моя задача – на основании имеющихся следов показать это место таким, каким оно было, когда здесь жили люди. Ведь это сегодня, когда вы входите в исторический комплекс, минут пятнадцать приходится идти по пустынной насквозь продуваемой равнине. А две тысячи лет назад Петра являла собой большой цветущий город-сад.
– Сейчас в это трудно поверить, – медленно проговорил Лыков, в памяти которого вновь возник так поразивший его вид бесконечного каменного моря.
– Тем не менее так было. Петра утопала в зелени: здесь росли абрикосы, маслины, инжир, а вокруг города на десятки километров простирались плантации финиковых пальм, виноградники, поля пшеницы и ячменя…