Глава 3
Две смерти Кармен
«Это пахло новым наступлением»
Тем временем в мае германские бомбардировщики проводили серию непрерывных налетов на железнодорожные узлы, вокзалы и станции в прифронтовых районах с целью парализовать железнодорожные перевозки в рамках подготовки наступления на Курской дуге. Апофеозом этой акции стала операция «Кармен» – массированный авиаудар по железнодорожному узлу в Курске.
Название было выбрано не случайно. В опере Жоржа Бизе, которую публика впервые увидела в 1875 году, в четырех актах разыгрывается драматичная история любви, заканчивающаяся трагедией. Главный герой – Хосе убивает свою возлюбленную. Операция «Кармен» была спланирована как серия из четырех комбинированных массированных налетов с участием пикирующих, обычных бомбардировщиков, а также штурмовиков и истребителей-бомбардировщиков. Итогом «драмы» должно было стать полное уничтожение крупного транспортного узла.
Первый налет был произведен на рассвете 2 июня. В частности, пикирующие бомбардировщики из II./KG51 «Эдельвейс» взлетели с аэродрома Брянск. Среди них был и Ju-88A-4 9К+JN Ханса Гроттера. Согласно записям в его летной книжке, самолет поднялся в воздух в 02.50 по берлинскому времени, а в 04.45 вернулся обратно после 115 минут полета[38].
Во втором, состоявшемся в 7.20 по берлинскому времени, участвовало 55 самолетов, в том числе 20 ВМ10 из I./ZG1, 11 Ju-88A из III./KG1 «Гинденбург», 24 Не-111 из II./KG4 «Генерал Вефер» и несколько FW-190А из штабной эскадрильи JG51 «Мёльдерс». Причем последние тоже использовались отнюдь не в роли истребителей, а сбрасывали бомбы.
Аэрофотосъемка, сделанная вскоре после бомбежки самолетом-разведчиком Ju-88D из 4-й эскадрильи Aufkl. Gr.11, показала, что вся территория узла охвачена пожарами, а на путях горят сразу несколько эшелонов.
После этого последовал еще один удар, а затем в ночь на 3 июня массированный ночной налет. Это была одна из крупнейших операций такого рода с начала войны, в результате которой железнодорожный узел Курск был практически стерт с лица земли[39].
По советским данным, было сбито аж 145 немецких самолетов разных типов, хотя на самом деле люфтваффе потеряли только пять бомбардировщиков и один истребитель:
– He-111H-6 W.Nr. 7315 унтер-офицера Шрея из 6-й эскадрильи KG4 был подбит зенитной артиллерией. Однако его экипажу удалось дотянуть до линии фронта и выпрыгнуть с парашютами;
– Не-111Н-6 W.Nr. 7052 унтер-офицера В. Кретчмера из 3-й эскадрильи KG27 был подбит советским истребителем и совершил вынужденную посадку на советской территории. При этом сам Кретчмер сумел перейти линию фронта и выйти к своим, бортмеханик обер-ефрейтор Х. Грусс утонул при переправе через реку, остальные члены экипажа пропали без вести;
– Ju-88A-4 W.Nr. 4441 из 8-й эскадрильи KG1 был сбит истребителем, экипаж пропал без вести;
– Ju-88A-4 W.Nr. 4435 из III./KG1 был сбит зенитной артиллерией, экипаж пропал без вести;
– Не-111Н-11 W.Nr. 110074 из 9-й эскадрильи KG55 был сбит истребителем, экипаж пропал без вести;
– Bf-109G-4 W.Nr. 19356 из 6-й эскадрильи JG3 был сбит истребителем, пилот пропал без вести.
Еще как минимум два истребителя-бомбардировщика: Bf-110F-2 W.Nr. 2701 и Bf-110G-2 W.Nr. 5212 из I./ZG1 были атакованы советскими истребителями, однако сумели с тяжелыми повреждениями вернуться на аэродром Ледня.
А командование люфтваффе в эти дни заканчивало подготовку к крупнейшей стратегической операции с начала войны на Восточном фронте. Высокий уровень подготовки экипажей бомбардировщиков, только частично укомплектованных молодежью с малым фронтовым опытом, давал высокие шансы на успех. В течение прошедших полутора лет самолеты дальней разведки сделали огромное количество аэрофотоснимков всех городов Поволжья и их промышленных предприятий, так что уточнить расположение целей и выработать полетное задание не представлялось трудной задачей. Кроме того, у многих пилотов за плечами уже был опыт налетов на Горький и другие города, проводившихся в 1941–1942 годах.
Основной объект атаки – Горьковский автозавод – находился на левом берегу Оки на юго-западной окраине города. Само предприятие занимало площадь примерно в четыре квадратных километра, но вокруг него на огромной территории находились всевозможные вспомогательные и транспортные объекты, а также жилые поселки, которые тоже следовало разрушить. Уязвимым местом промышленного комплекса был единственный водозабор, с которого поступала вода в цеха и жилые кварталы.
Данные, полученные от разведки, позволили разработать детальный план первой атаки. Сначала над Горьким должны были появиться «Хейнкели» специализированной авиагруппы I./KG100 «Викинг», которым предстояло выполнять роль цельфиндеров. После обозначения цели осветительными бомбами вторая волна бомбардировщиков должна была поразить водозаборную станцию и основные узлы водопровода в районе автозавода. Далее следовал удар зажигательными и фугасными бомбами непосредственно по производственным корпусам. На большинстве самолетов был установлен новый высотный прицел Lotfe 7D, который позволял производить прицельное бомбометание с больших высот, в том числе ночью.
В преддверии первого налета на аэродромы Олсуфьево, Сещинская, Брянск, Орел-Вест, Карачев было завезено большое число всевозможных авиационных боеприпасов. Тяжелые зажигательные бомбы, мины ВМ1000, фугасные бомбы весом от 50 до 2000 килограммов, осколочные 70-килограммовые бомбы и обычные кассетные коробки, представляли, на взгляд наземного персонала, «весьма изысканную коллекцию»[40]. Были подготовлены и большие запасы горючего.
Командование люфтваффе позаботилось и о прикрытии баз бомбардировщиков от ударов советской авиации. Большинство из них находились в непосредственной близости от линии фронта и были досягаемы для атак штурмовиков. На полевых аэродромах в районе Орла базировались I., III., и IV./JG51 «Мёльдерс». Первая группа эскадры была полностью оснащена истребителями «Фокке-Вульф» FW-190, вторая – «Мессершмиттами» Bf-109, а третья – и теми и другими. Здесь же находилась испанская эскадрилья 15./JG51. Там же базировались откомандированные с ленинградского участка фронта I. и II./JG54 «Грюнхерц», воевавшие на FW-190А. Таким образом, для ПВО аэродромов бомбардировочной авиации могли быть привлечены пять истребительных авиагрупп.
Надо отметить, что, в отличие от планировавшейся вермахтом операции «Цитадель», советское командование в данном случае понятия не имело о планах люфтваффе. В мае разведка получила данные о якобы готовящемся массированном налете на Москву. Называлась даже примерная дата – 5–6 июня. Утром 2 июня после долгого перерыва над Москвой на высоте 8000 метров появился немецкий самолет-разведчик Ju-88D. На перехват были подняты многочисленные истребители, в том числе два МиГ-3 из 565-го иап ПВО, базировавшегося на аэродроме Кубинка. Используя наведение с земли с помощью РЛС, младшие лейтенанты Сырейщиков и Мазуренко сумели осуществить перехват, внезапно атаковав «Юнкерс» со стороны солнца. Однако этого оказалось недостаточно, и разведчик продолжал полет, уходя в сторону линии фронта. В то же время МиГ-3 Мазуренко попал в турбулентный поток, идущий от винтов Ju-88, и свалился в штопор.
После этого Сырейщиков продолжил погоню в одиночку. Он зашел в хвост противнику и открыл огонь с большой дистанции, одновременно бортстрелок «Юнкерса» начал стрелять по преследователю. Тогда «сталинский сокол», опасаясь, что разведчику удастся уйти, решил идти на таран и, разогнавшись, ударил по хвосту Ju-88. Тяжелая машина сразу перешла в беспорядочное пикирование и рухнула на землю в районе поселка Бородино. Сам младший лейтенант Сырейщиков выпрыгнул на парашюте и благополучно приземлился. Сбитым самолетом оказался Ju-88D W.Nr.1069 обер-лейтенанта Йозефа Фельтена из 4-й эскадрильи Aufkl.Gr.14. Все четыре члена его экипажа, не успев покинуть падающий самолет, погибли, а посему допросить их не удалось.
Факт появления над столицей самолета-разведчика мог служить подтверждением, что немцы действительно готовятся к налету на Москву. Однако, вероятнее всего, все эти «данные разведки» являлись не чем иным, как очередной дезинформацией, преднамеренно распространенной немцами. Осознавая, что подготовку к столь масштабному удару по городам советского тыла скрыть вряд ли удастся, они предпочли «проинформировать» русских, что целью является именно столица СССР.
Тем временем командование люфтваффе назначило окончательную дату начала операции – 4 июня. Под влиянием успеха только что завершившегося авиаудара по железнодорожному узлу Курск как бы «по инерции» ей решено было присвоить кодовое название «Кармен II». Первоначальный план операции предусматривал также четыре подряд массированных налета, вследствие чего наступала смерть «главного героя» – «танкового завода» в Горьком. И лишь в дальнейшем, если бы позволила обстановка на фронте, должны были последовать удары по Саратову, Ярославлю и другим целям.
Накануне операции началась переброска эскадр 4-го воздушного флота на аэродромы Орловского выступа. П. Мёбиус из 9-й эскадрильи KG27 «Бёльке» вспоминал: «Мы базировались в жарком Мелитополе и, соответственно, имели легкую летнюю одежду. Прибыл приказ на вылет с запасом снаряжения (багажом) на два-три дня, фактически лишь с зубной щеткой. Мы поодиночке перелетели на передовой аэродром Олсуфьево. Для маскировки лететь туда было приказано на высоте 100 метров и облетать районы, где активно действовали партизаны. Это пахло новым наступлением, и мы были заинтригованы»[41].
Утром 4 июня «Хейнкели» из II. и III./KG55 «Грайф» также перелетели с аэродрома Сталино в Карачев и Сещинскую. А специализированная I./KG100 «Викинг», которой предстояло выполнять роль цельфиндеров, перебазировалась из Сталино в Брянск. Согласно записям в летной книжке фельдфебеля Хельмута Абендфотха, его Не-111 6N+EK поднялся в воздух в 06.57 и после 160 минут полета в 09.32 приземлился на новой базе[42].
В общей сложности на Брянско-Орловском аэроузле были сосредоточены девять бомбардировочных групп из семи эскадр. Общее оперативное руководство их действиями принял на себя командир 1-й авиадивизии генерал-лейтенант Альфред Бюловиус[43]. Было решено в первом налете использовать все имеющиеся боеготовые машины, чтобы, используя эффект внезапности, нанести автозаводу имени Молотова максимальный ущерб.
Для фиксирования результатов налетов на Горький была специально выделена 1-я эскадрилья Aufkl.Gr.100[44] гауптмана Маркуардта, оснащенная самолетами-разведчиками Ju-88D-1, Do-217Е, Ar-240 и Ju-86R.
Цель – Горький
Днем 4 июня на немецких аэродромах кипела работа, штабисты изучали карты Горького и схемы цели, разрабатывая маршруты полета и тактику бомбометания.
«Ранним утром 4 июня нас разбудили и выдали карты всего течения Волги и района вплоть до Ленинграда, кажется, в воздухе затевалось нечто крупное, – вспоминал об этом дне штурман Й. Вольферсбергер из 5-й эскадрильи KG27 «Бёльке», начавший свою службу в эскадре в конце 1942 года. – Говорили, что это будет налет на Москву и что уже имеются схемы целей, но около 16 часов было окончательно объявлено: цель налета – Горький, центр военной промышленности на Волге…
С наступлением лета нас редко можно было увидеть на улице днем, было жарко, и время до полудня мы так или иначе проводили, лежа в кроватях, и после завтрака каждый предавался своим собственным мыслям. Нередко наши разговоры касались возможности совершения вынужденной посадки в глубине русской территории или необходимости выпрыгнуть на парашюте и того, что мы должны были делать при этом. На всякий случай было бы хорошо держать в голове карту, а значит, и направление рек, железных дорог и т. п.».
Летный состав эскадр, безусловно, осознавал важность предстоящей операции. Тот факт, что германская авиация вновь готовилась выполнять наступательные задачи, сразу поднял моральный дух летчиков. Интенсивная авиационная подготовка на основе накопленного боевого опыта уже гарантировала половину успеха. Оставалось лишь точно выйти в район цели и поразить ее. Тем временем к вечеру вернулся самолет-разведчик, экипаж которого сообщил, что в районе Горького стоит безоблачная погода и дует северо-восточный ветер со скоростью 2,7 м/с[45].
Вольферсбергер продолжал свой рассказ: «Около 17 часов пришло предварительное распоряжение, определявшее экипажи и машины, оно давало уверенность, что все уже решено. Если ничего особенного не произойдет, я так или иначе буду участвовать в вылете. Предполетный инструктаж был назначен на 19.00, а до этого у нас еще было время для ужина, написания писем и т. п. Сейчас едва ли можно было различить воинские звания, все были одеты в летные комбинезоны, и приятели приветствовали друг друга рукопожатиями.
Незадолго до 20.00 один из офицеров построил экипажи, и сразу же в дверях появился шеф[46]. «Привет, летчики! – приветствовал он нас и сразу же скомандовал: – Вольно, пилоты и штурманы ко мне!» С бумагой и карандашами в руках мы столпились вокруг большого стола, на котором перед нами лежала карта. «Итак, налет всеми имеющимися в наличии машинами на военный завод в Горьком на Волге. Время старта с 20.00 до 20.10 в следующей последовательности: «Антон», «Цезарь», «Паула», «Эмиль», «Фриц», «Берта», «Зигфрид», «Отто», «Мари», «Северный полюс» и последним «Курфюрст»[47]. Бомбежка в районе 22.40–22.45, перед нами действуют 2-я эскадрилья из KG4, таким образом, цель может уже гореть и, кроме того, освещена осветительными бомбами. Последние помогут облегчить бомбометание. Заход на цель с севера на юг, затем – отворот вправо. Высота произвольная, но тем не менее не ниже 2000 метров. Ветер дует с курса 30 градусов со скоростью 10 км/ч, над целью безоблачно. У кого есть вопросы? Сверим часы! Так, ну, а теперь ни пуха ни пера!»[48]
Записав координаты нескольких радиомаяков и принятые сигналы осветительными ракетами, летчики бросили последний взгляд на подробные снимки автозавода, сложили карты и пошли к самолетам. Старший техник доложил экипажу Вольферсбергера, что их Не-111Н 1G+NN готов к вылету, а оружейник сообщил, что в него загружены восемь тяжелых зажигательных бомб Flamm C250. Перед тем как подняться на борт, каждый летчик подошел к хвостовому оперению. По обычаю он произносил девиз: «Только настоящий летчик перед стартом писает на хвостовое оперение».
В 19.57 по берлинскому времени двигатели первых машин были заведены и набирали обороты. Вскоре были запущены и моторы «Хейнкеля» Вольферсбергера. «Двигатели первых машин набирают обороты, – вспоминал он. – Мы поступаем так же, и наши моторы равномерно гудят. Постепенно темнеет. Включается освещение, и теперь можно все видеть. Штурман сидит на откидном стуле в носу, так что он может обозревать пространство вокруг и вести отсчет: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, таким образом, мы под номером десять.
«Антон» уже стоит на линии старта, последний салют, дроссели открыты, и уже ревут тысячи лошадиных сил обоих Jumo 211, – хвост приподнимается, самолет отрывается от земли, уборка шасси, скорость растет, и машина набирает высоту. С точными интервалами в 45 секунд за ней следуют другие машины. Так, сейчас перед нами только одна, она разбегается, и теперь включается наш секундомер.
И уже мы стоим на линии старта, стрелка движется безостановочно. Застегнуть привязные ремни, через две секунды рычаги дросселей медленно двигаются вперед, и уже бортмеханик, сидящий между пилотом и штурманом, докладывает о показаниях приборов, прежде всего о скорости. Итак, 120, 140, 160, 180… на 190 км/ч самолет отрывается от земли. Внутри тяжелый груз, который несет смерть и разрушения. Это всегда особенное ощущение, когда твердая почва уходит из-под ног и вы поднимаетесь в воздух»[49].
Одновременно с этим с аэродрома Сещинская один за другим поднимались в воздух «Хейнкели» из эскадры KG55 «Грайф». В 20.00 по берлинскому времени стартовало первое звено, за ним последовали остальные машины. Не-111Н 6N+ЕК Хельмута Абендфотха из I./KG100 взлетел с аэродрома Брянск в 20.13 по берлинскому времени[50]. Незадолго до «Хейнкелей» с этой же базы поднялись в воздух и «Юнкерсы» из II./KG51. Согласно записям в летной книжке Ханса Гроттера, его Ju-88A-4 «9К+PN» из 5-й эскадрильи взлетел в 19.45. Любопытно, что в качестве цели у него был обозначен военный моторный завод в Горьком («Kraftmotorenwerk in Gorki»)[51]. Возможно, речь шла об авиамоторном заводе № 466, расположенном на территории ГАЗа и выделенном в обособленное предприятие. О чем немцам было прекрасно известно, в распоряжении летчиков даже были трехмерные рисунки именно моторного завода.
Летчики потом вспоминали, что для каждого самолета эскадры был определен индивидуальный маршрут к цели, однако светлая ночь позволяла лететь даже в разреженном строю соединения. Для полета был выбран маршрут, огибающий Москву с юга. Линию фронта, отмеченную отсветами перестрелок, бомбардировщики пересекли в строю звеньев. При этом летчики из KG27 зафиксировали даже несколько прожекторов и отдельные выстрелы зениток, правда не причинившие самолетам никакого вреда.
«Мы медленно забираемся все выше, и линия горизонта на востоке становится светлее, – продолжал Вольферсбергер. – Вспышки из выхлопных патрубков двигателей слабеют, но их достаточно, чтобы видеть круги вращающихся винтов. Где-то впереди стреляют вражеские зенитки, лучи двух-трех прожекторов шарят вокруг в воздухе, подобно пальцам мертвеца, ага, пожалуй, это наши «приятели». Мы немного изменяем обороты двигателей, что вводит наблюдательные посты зенитчиков в заблуждение, и мы без малейшего ущерба преодолеваем первый рубеж обороны».
Всего в первом массированном налете на Горький участвовали 168 бомбардировщиков, в том числе Не-111 из II./KG4 «Генерал Вефер» майора Райнхарда Граубнера, KG27 «Бёльке» оберст-лейтенанта Ханса Хеннига фон Бёста, II и III./KG55 «Грайф» майоров Хайнца Хёфера и Вильгельма Антрупа и I./KG100 «Викинг» майора Пауля Клааса, а также Ju-88А из III./KG1 «Гинденбург» гауптмана Вернера Кантера, II./KG3 «Блиц» майора Юргена де Лаланде и II./KG51 «Эдельвайс» майора Херберта Фосса. Это был самый массированный ночной налет с начала войны против Советского Союза!
Самолеты шли на высоте 4000–5000 метров небольшими группами с интервалами 10–15 минут. Для навигации на первом отрезке полета экипажи использовали мощный радиопередатчик Московской радиостанции имени Коминтерна, который нетрудно было запеленговать на определенной волне и с его помощью правильно определить направление. Кроме того, транслировавшиеся там патриотические песни и гимны вносили разнообразие в долгий утомительный полет. Через некоторое время внизу появилась блестящая лента Оки, которая служила прекрасным ориентиром для конечного выхода на цель.
В Горьком теплый вечер 4 июня не предвещал никаких важных событий. На предприятиях началась ночная смена, уставшие рабочие дневной смены вернулись в свои неказистые дома и бараки, с тем чтобы наутро вновь идти «ковать победу». Те немногие жители, что были свободны от работы, допоздна прогуливались по улицам, наслаждаясь наконец пришедшим летним теплом. Молодые пары, гулявшие вдоль стен древнего кремля, поднимающегося на высоком откосе прямо над слиянием двух великих русских рек, последними наблюдали, как на западе, где-то за Окой и дымящимися трубами автозавода, зашло за горизонт приветливое июньское солнце. Никто и подумать не мог, что именно оттуда на их родной город надвигается грозная опасность.
После 22.30 штаб Горьковского корпусного района ПВО неожиданно получил от центрального поста ВНОС из Москвы тревожное сообщение о том, что большая группа бомбардировщиков противника пересекла линию фронта, прошла над Тулой и движется в северо-восточном направлении. После этого были введены в действие РЛС РУС-2с, операторы которых вскоре подтвердили, что со стороны Владимирской и Рязанской областей приближаются вражеские самолеты. В 23.56 по местному времени по приказу командующего корпусным районом ПВО генерала А.А. Осипова был подан сигнал «Воздушная тревога».
Городской сигнал ВТ был принят районами города на протяжении от одной до трех минут и продублирован электросиренами и гудками заводов в течение восьми минут[52]. Однако отвыкшие от бомбежек и воя сирен руководители и работники ряда предприятий не смогли своевременно принять необходимые меры. Имели место нарушения светомаскировки. Так, в железнодорожном депо станции Горький-Сортировочная были демаскированы шесть окон, продолжительное время освещавшие территорию депо. Требования работников МПВО замаскировать окна начальником депо Трофимовым не были выполнены, в результате пришлось просто отключить электроэнергию. На Борском стеклозаводе имени Горького после подачи сигнала ВТ явка медико-санитарной команды составила всего 4 %, дегазационной – 17 %, пожарной – 30 %. В то же время зенитчики, прожектористы лихорадочно готовились к отражению налета. В небо плавно взмыли аэростаты заграждения.
В 00.10 посты ВНОС около Вязников и Кулебак стали наперебой докладывать о том, что над ними в сторону города идут большие группы бомбардировщиков. Теперь сомнений не было, самолеты держат курс на Горький. «Была включена батарея СОН, – вспоминал зенитчик И.А. Левицкий. – Вскоре с нее доложили, что с запада приближается групповая цель, дальность больше 50 километров. Была объявлена готовность № 1. Зенитчики были готовы к бою. Командир батареи СОН доложил, что цели движутся небольшими группами с интервалами в 10–15 км на высоте пять – шесть тысяч метров».
Штаб корпусного района пребывал в напряжении. Все понимали, что предстоит нечто ужасное, чего город за два года войны еще не испытывал. Вскоре поступили донесения, что первые самолеты уже подходят к городу, и генерал Осипов приказал зенитно-артиллерийским полкам начать заградительный огонь. Первыми начали стрелять зенитки 742-го зенап подполковника М.Ф. Евгенова, потом открыла огонь артиллерия всех секторов. Девятикилограммовые снаряды с жужжанием устремились вверх, и небо над городом озарилось разноцветными разрывами снарядов. Грохот от стрельбы сотен орудий сотряс улицы и кварталы.
Лев Мардарьев, живший тогда в Сормовском районе, вспоминал: «Метрах в ста от нашего дома стояла зенитная батарея. Грохот от стрельбы был такой, что весь дом ходил ходуном, словно при землетрясении». Затем на крыши домов и бараков градом посыпались осколки. «Первый же выстрел орудия меня оглушил, но нужно было во что бы то ни стало продолжать стрелять, – рассказывала зенитчица Пелагея Паршина. – При выстрелах пушка буквально подпрыгивала, сверху на нас сыпался град осколков разорвавшихся снарядов. Осколки были острые и раскаленные, многие потом получали ранения, у кого-то даже отрывало руки».
Огненный листопад
Первыми над Горьким появились самолеты-цельфиндеры из I./KG100, несшие контейнеры Мк.250 с белыми осветительными ракетами. Чтобы скрыть главную цель налета, немцы сбросили их одновременно над Сталинским, Ленинским, Кагановичским и Автозаводским районами, а также над Окским мостом. Плавно опускаясь на парашютах, горящие ракеты осветили местность, словно подвешенные в небе люстры. Рабочий артиллерийского завода № 92 Анатолий Коровин вспоминал: «Эти люстры светили так ярко, что в городе повсюду стало светло как днем». Одновременно с бомбардировщиков было сброшено огромное число «зажигательных листочков» – кусков толстой фольги, обмазанных фосфором. Словно опавшие, пылающие в ночи листья, они медленно опускались на город, создавая ужасающее светопреставление.
Затем первая группа пикирующих бомбардировщиков Ju-88A нанесла удары по водозаборным станциям на Оке и основным узлам водопроводной сети Автозаводского района. Прогремели первые мощные взрывы, выбросившие в небо яркие языки пламени. В результате главный водовод диаметром 600 миллиметров был разрушен в шести местах, причем на нем вырвало участки длиной до 25 метров. Прямым попаданием тяжелой фугасной бомбы на перекрестке проспекта Молотова (ныне проспект Октября) и улицы Октябрьской был разрушен узел управления водоснабжения и теплофикации (колодец № 27). А в результате попадания бомб в Автозаводскую ТЭЦ, находившуюся на территории завода, там выбросило пламя котлов, что привело к немедленной остановке турбогенераторов. Одновременно вышла из строя подстанция, через которую поступала энергия из городской электросети. Таким образом, ГАЗ был полностью обесточен и лишен воды[53].
Тем временем к городу подходили новые группы «Юнкерсов» и «Хейнкелей», которые помимо фугасных и осколочных бомб несли тяжелые зажигалки, начиненные смесью бензина, каучука и фосфора. Пилоты эскадры KG55 «Грайф» потом вспоминали, что, даже не принимая в расчет разноцветный фейерверк от огня зенитной артиллерии всех калибров и плотную сетку лучей прожекторов, при подходе к городу первых атакующих волн самолетов было видно, что цель так хорошо освещена осветительными ракетами, что уже с большого расстояния место атаки для подлетающих машин было четко узнаваемо. Во время нахождения над целью командиры эскадр давали необходимые указания, чтобы обеспечить успех атаки всех своих экипажей[54].
Сектора автозавода были поделены между эскадрильями, каждый штурман держал перед собой фотоснимок подлежащего уничтожению объекта. Увидев ярко освещенные «люстрами» цеха, пилоты бомбардировщиков начали заход. Главный удар наносился по кузнечному, литейному и механосборочному корпусам.
От мощных взрывов с грохотом рушились перекрытия, взлетали в воздух станки, валились многотонные краны. Горючая смесь поджигала крыши, растекалась по стенам, расплавляя металлические балки и воспламеняя все на своем пути.
Й. Вольферсбергер из 5./KG27 «Бёльке» продолжал свой рассказ: «Мы еще в 50 километрах от цели, зенитки уже активны, также в достаточном количестве имеются прожектора. Повисла одна осветительная бомба, затем другая, внизу первые вспышки разрывов бомб. Зенитчики ведут себя нервно, они все еще не знают, какой завод мы атакуем. С короткими интервалами падают бомбы, следуют несколько сильных взрывов с последующими пожарами. Итак, наша цель перед нами.
Впереди отчетливо выделяется широкая лента Волги. Черные глубины этой большой русской реки уже часто слышали взрывы бомб, но она беззаботно течет дальше, так же как далее, не обращая ни на что внимания, течет и время, тогда как здесь, наверху, в настоящий момент всех волнует их судьба. Так, или похоже, мог думать любой в течение этих минут перед бомбежкой.
Сейчас 22.38. С одной из машин уже докладывают: «Всем бортрадистам, осветительные бомбы висят южнее завода, в середине цели пожар». Бортрадист следующего самолета сообщает о заходе на цель, и снова внизу вспышки. Зенитки посылают нам навстречу множество неприятных приветов»[55].
После попадания большого количества фугасных и зажигательных бомб страшный пожар охватил механосборочный корпус № 1, в котором находились главный сборочный конвейер, моторный цех № 2, термический цех и цех шасси. Корпус представлял собой семипролетное здание площадью 66 500 квадратных метров, в двух пролетах которого были смонтированы мостовые краны. Конструкция была выполнена в виде металлического каркаса с заполнением стен шлакобетонными камнями и с металлическими фермами. Переплеты наружных стен и фонарей также были сделаны из железа. Крыша состояла из сборных железобетонных кровельных плит со шлаковым отеплением, покрытых рубероидом.
От огромной температуры верхние пояса ферм и основания фонарей стали плавиться, сжатые элементы потеряли устойчивость, и в итоге ряд участков здания полностью обрушился. Горение пропитанного маслами пола и технологических запасов масла довело нагрев нижней части колонн до того, что они теряли устойчивость и оседали, увлекая за собой перекрытия. На участках, где температура от пожара была меньше, фермы теряли устойчивость верхнего пояса без обрушения, но со значительными деформациями и просадками[56]. У оказавшихся в этом аду рабочих не было никаких шансов выжить. В расположенном неподалеку литейном корпусе № 1 в результате прямых попаданий бомб взорвались доменные печи, и в небо поднялся огромный, почти километровый огненный столб.
Вольферсбергер видит это из кабины своего «Хейнкеля»: «Внизу разрывы, бомбы легли очень хорошо, а теперь – что это было? Мощный взрыв поднимает над заводом огромный огненный столб. Между тем подходят другие машины и тоже сбрасывают свой груз». Через несколько секунд его собственный самолет прошел над автозаводом, и восемь 250-килограммовых зажигательных бомб с воем устремились вниз: «Сейчас разрывы следуют один за другим, и эти бомбы также ложатся точно в цель. Завтра дальний разведчик точно определит, что мы поразили».
«Сбивать бомбардировщик не надо…»
Тем временем силы противовоздушной обороны отчаянно пытались противодействовать налету. Однако их усилия оказались неэффективными. В оборонявших город зенитных полках отсутствовало оперативное управление огнем. Так, командир 742-го зенап подполковник Евгенов, командир 784-го зенап подполковник Бирюков и командир 1291-го зенап майор Зугер находились не на своих КП, а на наблюдательных вышках. Они видели лишь происходящее над своими головами и не успевали реагировать на изменения обстановки. Их команды приходили на батареи с опозданием и уже не отвечали реальной ситуации. Связь с батареями велась по телефону, а рации практически не использовались. В ходе бомбежки провода во многих местах были перебиты, и тогда связь вообще прекратилась[57].
Напрочь отсутствовало взаимодействие с прожектористами. Последние с трудом осветили 12 самолетов, но ни один из них артиллерия так и не обстреляла. Поэтому зенитчики вели лишь беспорядочный заградительный огонь на предполагаемом курсе и высоте полета бомбардировщиков. Но и он был бесполезным из-за непродуманной схемы расположения зенитных батарей. Находясь непосредственно у охраняемых объектов или вообще на их территории, они создавали наибольшую плотность огня прямо над ними, а не на подходах.
Имевшиеся станции орудийной наводки использовались неэффективно, вследствие отсутствия практических навыков такой стрельбы. Зенитчица Пелагея Паршина вспоминала: «Командование постоянно учило нас, что сбивать идущий над городом бомбардировщик не надо, нужно его отгонять, не дать сбросить бомбы». Таким образом, рядовым артиллеристам буквально вдалбливали, что заградительный огонь является эффективнейшим средством противовоздушной обороны. Попутно выяснилось, что работе РЛС РУС-2с в Сейме «мешает» высокий правый берег Оки, как будто этот факт нельзя было установить раньше, в ходе учений[58].
У летчиков 142-й иад дела тоже пошли наперекосяк. Командир дивизии полковник Иванов во время налета находился в нетрезвом состоянии, и командование пришлось принять его заместителю Ковригину. В воздух были подняты лишь двенадцать ночных истребителей, распределившихся по своим «зонам патрулирования».
В 23.40 взлетел и самолет капитана Шилова. По словам летчика, патрулируя западнее Горького на высоте 2700 метров, он на светлой части неба заметил силуэт бомбардировщика, идущего на Горький, который опознал не иначе как «Фокке-Вульф-200». Далее Шилов пошел на сближение с противником и на встречных курсах с дистанции 200 метров под ракурсом 1/4 произвел первую атаку, открыв огонь из пушек. Призрак «Кондора», развернувшись влево, стал уходить от истребителя.
Дальнейшие события советский летчик так описал в своем рапорте: «Оказавшись в хвосте бомбардировщика, произвел вторую атаку слева, снизу под ракурсом 1/4, дав длинную очередь из всех огневых точек с дистанции 30–50 метров. В это время стрелок-радист бомбардировщика открыл неприцельный огонь. После второй атаки на бомбардировщике противника задымился мотор и показалось пламя, он стал уходить на большой скорости со снижением»[59].
Продолжая преследование, Шилов, по его словам, произвел еще четыре атаки. При шестой попытке на его ЛаГГе отказало вооружение, тогда летчик принял решение идти на таран, но в ту ночь ему явно не везло. В момент сближения с бомбардировщиком в районе поселка Володары истребитель был пойман лучами прожекторов, и ослепленный ими капитан Шилов противника потерял.
Описание этого боя отражает общую картину неразберихи, творившейся в ночь на 5 июня в частях ПВО Горького. Во-первых, непонятно, как Шилов, проведя, по его словам, шесть атак спереди и сзади, не смог отличить двухмоторный самолет от четырехмоторного FW-200. Во-вторых, он заявил, что атаковал бомбардировщик, идущий курсом на Горький, а в донесении же корпусного района ПВО указано, что Шилов преследовал противника до города Ковров и там же приземлился из-за нехватки горючего. Непонятно даже, на каком именно истребителе летел Шилов. По одним данным, это был ЛаГГ-3, по другим – Ла-5.
Конец ознакомительного фрагмента.