Глава 5
5 апреля 2002 г.
И вот теперь его первая, когда-то так жестоко обманутая любовь сидела напротив него, спокойная и уверенная в себе. В ней ощущалась несуетная властность, которую дают только большие деньги. «А может быть, чистая совесть», – тут же одернул себя Николай. Подошедшему официанту она заказала только бутылочку «Перье», хотя Звягинцев – болван! – усиленно предлагал ей завтрак.
Вообще Николай заметил, что поведение Звягинцева изменилось. Он произносил свою заранее заготовленную речь, причем – тут надо отдать ему должное! – вполне свободно, как бы без подготовки, но теперь в его манере появилось нечто новое. Он словно пытался с ходу угадать, какие отношения их связывают, как далеко они зашли и как на этом может сыграть он, Звягинцев. Все это неприятно царапнуло Николая. Он продолжал угрюмо молчать, не сводя с Веры глаз.
– Мы задумали грандиозный телепроект, нечто вроде «Старых песен о главном», – говорил Звягинцев. – Но это будет нечто принципиально новое: известные актеры и певцы будут разыгрывать ключевые моменты великих произведений русской литературы.
– Покажете по Первому каналу, как Раскольников рубит топором старушку? – насмешливо осведомилась Вера.
– Ну, зачем вы так? – поморщился Звягинцев. Тут Николай невольно улыбнулся: с тех самых пор, как Звягинцев загорелся этой идеей и начал ее проталкивать, его все преследовали Раскольниковым и старушкой. – Мало ли других сцен? Сильных, ярких, великолепных! Наша цель – вернуть молодежи вкус к чтению, пробудить интерес к литературе. Пусть гордится нашим наследием!
Он бросил взгляд на Николая, давая понять, что пришел его черед вступать с репликой, но Николай промолчал. Вера неожиданно пришла ему на помощь, вернув разговор в экономическое русло.
– И у вас есть государственное финансирование? – спросила она.
– Разумеется! – снисходительно кивнул Звягинцев. – Государство нас поддерживает.
– Простите, государственное финансирование предполагает строчку в бюджете. Она у вас есть? Будет? Ну, хорошо, допустим. Если она у вас будет, зачем вам участие частных банков? Бюджетные средства, безусловно, разместят в Сбербанке или в ВТБ. Каким же образом вы собираетесь переводить их в частный банк?
Звягинцев прямо-таки забронзовел от сознания собственной солидности:
– Есть система доверенных банков, и банк «Атлант» в нее входит. Если частные банки нам помогут, мы будем вести расчеты не через первичный банк, а через любой по нашему выбору. Если платежи будут проходить через ваш банк, для вас это прямая выгода. А главное, участие в таком проекте для вас – дополнительная и, заметьте, бесплатная реклама. Престиж. Имидж. Это престижно – стать спонсором патриотической акции, поддержанной на государственном уровне.
– Если я правильно поняла, вы хотите обратиться за помощью и в другие коммерческие банки?
– Это не секрет. Мы затеваем предприятие грандиозного размаха, и чем больше средств соберем, тем лучше. А преференция по ведению наших счетов, естественно, будет отдана тому, кто даст нам больше денег. – И Звягинцев опять посмотрел на Николая: поддержи, мол.
– Извините, но у меня создалось впечатление, что никаких госбюджетных средств у вас пока нет и поддержки других банков тоже нет. Вы обратились к нам, чтобы, заручившись нашим согласием, заинтересовать другие коммерческие структуры, а затем и государство. Это похоже на «пирамиду». Я изложу ваш план руководству, – с нажимом продолжила Вера, не давая Звягинцеву возразить, – но дам отрицательное заключение. Мы подобные проекты не финансируем. – Она поднялась из-за стола, открыла сумочку и положила на стол сторублевку: плату за бутылочку минеральной воды, к которой так и не притронулась. – Всего хорошего.
Она повернулась и направилась к выходу.
Звягинцев так и остался сидеть на месте, а Николай, машинально сорвав со спинки стула куртку, бросился за нею следом.
– Вера, подожди!
Она не обернулась. Он нагнал ее уже за дверями зала.
– Нам надо поговорить.
– Нам не о чем говорить.
– Ради бога, позволь мне объяснить! Я не имею к этому отношения.
– Тогда что ты там делал? – нахмурилась Вера.
– Я хочу сказать, это не моя идея. Мне пришлось… Давай присядем где-нибудь. На минутку! – умоляюще воскликнул Николай. Он подхватил ее под локоть и увлек в полутемный бар. – Давай выпьем кофе. Или чаю, – добавил он торопливо. – Я помню, ты всегда любила чай.
– Что, более привычная обстановка? – Вера насмешливо оглядела стойку с высокими табуретами. – «Мы артисты, наше место в буфете»?
Это его задело.
– Если ты хочешь сказать, что я спился или начал колоться, то это не так.
Николай был не вполне искренен, но решил не вдаваться в детали.
– Рада за тебя. Но ты явно опустился, раз имеешь дело с такими проходимцами, как этот Звягинцев.
Николай заказал ей чаю, себе кофе, и они сели за маленький столик.
– Ты недооцениваешь Звягинцева. Он не проходимец, он очень пробивной продюсер. Он своего еще добьется. Не раз добивался. И он искренне считает, что без некоторой доли блефа в его работе не обойтись. Но я сейчас о другом. Вера, если бы я только знал, что в этом зале появишься ты, я бы ни за что…
– А если бы появился кто-то другой? Ему ты морочил бы голову без зазрения совести?
Николай опустил глаза.
– Я собой не горжусь. После того, как мы с тобой расстались, моя жизнь пошла вразнос.
– Думаю, ты драматизируешь, – возразила Вера. – Сам же говоришь, что не спился и не начал колоться…
– Но я впал в ничтожество! – перебил ее Николай. – Я хотел стать режиссером, а сам перебиваюсь какими-то жалкими клипами на ТВ.
– Я как-то раз видела тебя в «Останкино», – призналась Вера.
– В «Останкино»? – встрепенулся Николай. – А что ты там делала?
– Предсказывала финансовую погоду. Речь не обо мне. Ты говоришь, что перебиваешься клипами. И кто в этом виноват?
– Конечно, я сам! Ну, и твоя сестрица руку приложила. Она втянула меня во все это. Фотосессии, кастинги, съемки, клипы… Я и оглянуться не успел, как увяз по горло.
– Не вини ее. «Бачилы очи, що купувалы», – ответила ему Вера украинской поговоркой. Ее голос стал сух, даже враждебен. – Ты сам виноват. Это не по-мужски: вот так позволить женщине сесть себе на шею. Кстати, вы не собираетесь иллюстрировать «Анну на шее» в своем грандиозном проекте?
– Я вообще больше ничего иллюстрировать не собираюсь, – мрачно буркнул Николай. – Не знаю только, куда мне теперь податься.
– Но ведь когда-то ты собирался стать режиссером. Почему бы не вернуться к старому ремеслу?
– Это невозможно, – вздохнул он. – Я даже курса не окончил. Кто меня теперь возьмет? Куда? Кругом все забито.
– А ты смири гордыню и пойди вторым режиссером.
Николай безнадежно покачал головой.
– Ассистентом? Помощником?
– Разве что рабочим сцены, – с горечью усмехнулся Николай.
– Выход есть всегда, – жестко отрезала Вера. – Некоторые театры умирают на глазах, сдают подмостки под чужие спектакли. Пойди куда-нибудь, может, сгодишься.
– И что я там буду делать? С кем работать? В умирающих театрах нет никого и ничего.
– Ну, когда-то ты славился умением творить из ничего. – Вера вдруг решительно поднялась на ноги. – Что я тебя уговариваю как маленького? Меня все это не касается. Спасибо за чай.
– Постой. – Николай тоже встал и заглянул ей в глаза. – Неужели нам больше не о чем поговорить? Неужели ты никогда не простишь меня?
– Мы уже однажды поговорили. Забыл?
И она ушла. На этот раз он не стал ее преследовать.
Оставшись один в пустом баре, Николай с тоской обвел глазами стойку. Вопреки собственным недавним уверениям, ему безумно хотелось выпить, но он ограничился тем, что закурил. Расплатился за чай и кофе, вышел из ресторана на улицу и закурил.
На Новый Арбат с его толпами и шумом движения идти не хотелось, и он свернул на Старый. В кармане у него зазвонил сотовый телефон. Вынув аппарат и убедившись, что звонит Звягинцев, Николай отключил связь.
Нет, он не забыл последней встречи с Верой, единственной после Сочи, но вспоминать о ней не любил, как не любил вспоминать и о том, что ей предшествовало.
Через обряд бракосочетания он прошел как во сне. Ему это казалось условностью. Просто надо расписаться в какой-то ведомости, а потом его отпустят и он будет свободен. Не тут-то было. Лоре, как чеховским сестрам, хотелось «в Москву, в Москву!». Она не могла скрыть своего торжества и нетерпения. Пришлось звонить родителям и, заикаясь, краснея, потея, объяснять, что он приедет не один, а с женой… И, нет, это совсем не та девушка, с которой он познакомился в мае и которую собирался представить родителям.
Он привез Лору в Москву, в свой дом. Даже сейчас при одной мысли об этом у него начали гореть щеки. Она вошла и, едва поздоровавшись, отправилась осматривать квартиру. Прошлась по комнатам, хотя ее никто не приглашал, окинула взглядом стены и потолки и одобрительно кивнула:
– Кубатура приличная. Но тесновато. На фиг вам столько книг?
– Они нас кормят, – ответила Наталья Львовна.
– А что, это все вы написали? Ну, я торчу… Да нет, не может быть.
На этот раз ей никто не ответил. Впрочем, Лора не нуждалась в ответах. Это Коля готов был сквозь землю провалиться, а она совершенно не смущалась. А что? Она была в своем праве.
Лидия Алексеевна страшно избаловала ее. Вера была в доме вместо прислуги, а Лора жила барыней. И точно так же она вздумала вести себя в его доме! С его мамой! В первый же вечер после ужина, когда Наталья Львовна попросила ее помочь вымыть посуду, Лора отказалась наотрез.
– Я в прислуги не нанималась, – заявила она с простодушной наглостью.
– Я тоже, – спокойно ответила Наталья Львовна. Коля хотел вмешаться, но мама покачала головой и решительно пригласила Лору к себе в кабинет. – Пожалуй, нам нужно потолковать с глазу на глаз.
Коля не хотел подслушивать. Того, что тихо и мягко втолковывала Лоре Наталья Львовна, он не слышал, зато визгливые выкрики Лоры разносились по всей квартире. По ним с легкостью можно было восстановить недостающую часть диалога.
– Я артистка! – кричала Лора. – Я модель! Мне нужно беречь ногти! Мне нужно выглядеть!
Наталья Львовна что-то негромко сказала в ответ.
– А как вы обходились до сих пор? – возмущалась Лора. – Вы же сами мыли посуду! Вам что, влом вымыть еще одну тарелку? Если вам это так принципиально, пусть за меня ваш сын вымоет!
Последнее слово осталось за Лорой. Она выскочила из кабинета, бросилась в Колину комнату, повалилась на кровать и залилась слезами. Верное, не раз испытанное средство опять сработало. Красный, сгорающий от стыда и унижения, от злости на самого себя Коля вымыл посуду, вынес мусор… Ему пришлось сделать то же самое и назавтра, и на следующий день…
Ничего особенно нового для него в этом не было. В доме Галыниных всегда все друг другу помогали. Это было нормально. Только Лора в разделении домашних обязанностей гордо не участвовала. Она торжествовала победу. А одержав первую победу, почувствовала, что можно и дальше хамить безнаказанно. Закрепившись на завоеванных позициях, она изо всех сил принялась развивать успех. Никакие замечания, одергивания, увещевания на нее не действовали. На самый крайний случай она выставляла в оправдание свою беременность.
Впрочем, беременность иссякла очень скоро. Недели через три после приезда Лора вдруг исчезла на целые сутки. Коля места себе не находил, искал ее по больницам и моргам, заявил в милицию, где ему посоветовали еще немного подождать. Через день она явилась. Бледная, непричесанная, без косметики. На улице ей стало плохо, сказала она. У нее выкидыш. В доказательство она протянула ему справку из какой-то частной клиники, коих в Москве развелось великое множество.
Коля ей не поверил.
– Не было никакого ребенка, – глухо проговорил он, не спрашивая, а утверждая. – Когда человеку становится плохо на улице, его везут в больницу, а не в частную клинику. Кстати, больницы я проверил. Все до единой.
– Говорю же тебе, мне стало плохо! Я не знаю, куда меня увезли.
– Врешь. Даже спорить не хочу. Скажи только: то нападение с ножом тоже было подстроено?
– Ты же не единственный режиссер на свете, – презрительно усмехнулась Лора.
Коле хотелось пощечиной смахнуть эту усмешку, но он сдержался.
– Ладно, все это не суть важно. Раз ребенка нет, мы можем развестись.
– Развестись? – взвизгнула Лора. – Да хоть сию минуту! Но я имею право на жилплощадь!
– Нет, не имеешь.
– Я здесь прописана.
– Не прописана, а зарегистрирована, и претендовать на жилплощадь ты сможешь только через пять лет. Но я так долго ждать не буду.
– Ты собираешься выкинуть меня на улицу?! Лора закатила грандиозную истерику, Наталье Львовне пришлось отпаивать ее валерьянкой. Она уговорила сына потерпеть, попытаться хоть как-то наладить отношения, «раз уж так вышло».
Коля сам не понимал, как дошел до жизни такой. Где были его глаза? Да что глаза, где были его уши? Лора «гыкала», говорила «звунишь», «ляжь», «ехай»… и много чего еще. Как же он раньше не слышал? Чем думал? Уж точно не головой.
Вера, выросшая в одном доме с Лорой, вспомнил он, говорила правильным русским языком. Впрочем, о Вере в это первое время Коля старался не думать. Ему было слишком больно, слишком стыдно. Но ему и не нужно было вспоминать, она стояла у него перед глазами. Ее застывшее, помертвевшее лицо, когда она вошла в его спальню в то роковое утро после ночных бдений с песнями на берегу, преследовало его, как кошмар.
Если друг оказался вдруг…
Бог миловал, Коля так и не узнал, что Лора делала авансы его отцу. Действовала она инстинктивно, сама не задумываясь над своими мотивами, во многом по привычке. Про запас, на всякий случай. Вдруг пригодится?
Расколоть семью, заручиться поддержкой свекра, уважаемого человека, солидного, с положением… Иметь поле для маневра, рычаг для шантажа… Но тут у нее ничего не вышло. При первой же попытке Александр Николаевич крепко взял ее за плечи, отстранил от себя и холодно отчеканил:
– Еще один такой заход, девочка, и вылетишь отсюда, как пух.
Но он ни слова не сказал ни жене, ни сыну.
Стыдясь родителей, Коля снял однокомнатную квартиру для себя и Лоры. За квартиру надо было платить, Лорины прихоти надо было удовлетворять, и он, с трудом урывая время для занятий в РАТИ, освоил многоканальное видеооборудование, стал подрабатывать постановкой музыкальных клипов, рекламных роликов, даже номеров для чужих команд КВН…
Он и сам не знал, зачем так старается. Как будто хотел наказать себя. Все это он делал уж точно не ради Лоры. После переезда в Москву, еще до своего «выкидыша», она совершенно перестала волновать его как женщина. Он постоянно, поминутно вспоминал Веру – тоненькую и хрупкую, как веточка, вспоминал ее доверчивые глаза, ее чистоту и нежность, тот единственный раз, когда они любили друг друга на лесной поляне в горах.
Лора, видимо, что-то чувствовала и злилась. Иногда она влезала к нему в постель, и между ними вспыхивали безобразные сцены. Он не хотел ее, но она умела его «завести», а когда он приходил в бешенство, ловко оборачивала против Коли его же гнев. Секс превращался в нечто омерзительное, грязное, скотское, они рвали друг друга, как дикие звери, но Коле казалось, что чем грубее, тем больше ей нравится.
– Зачем ты это делаешь? – задыхаясь, спросил он после одной такой сцены.
– Оттачиваю технику, – нагло ухмыльнулась Лора ему в лицо. – Тебе ж на меня плевать. Приходится самой о себе заботиться.
Как многие провинциалки, она почему-то воображала, что в Москве для нее зарезервировано место Аллы Пугачевой. Когда выяснилось, что место занято, Лора почувствовала себя обманутой и всю досаду стала вымещать на Коле. Она требовала перспективных знакомств, показов, просмотров, словом, золотого ключика, отпирающего волшебную дверцу.
– Ты что, собираешься сниматься в порнофильмах? – прозрел вдруг Коля.
– Ты мог бы пристроить меня куда-нибудь в театр, – ушла от прямого ответа Лора.
– Разве что в анатомический, – с ненавистью бросил ей Коля.
Шутка не сразу дошла до Лоры, но, когда дошла, она кинулась на него, как кошка, и расцарапала ему лицо. Коля перехватил ее руки, но она брыкалась, вырывалась, уворачивалась, кусалась, а когда ему все-таки удалось ее подавить, опять попыталась перевести драку в секс.
Коля решил, что с него хватит, и сказал ей об этом прямо.
– Что, хочешь чистеньким остаться? – злорадно ощетинилась Лора. – Да чем ты лучше меня?
– Ничем, ты права.
– Вот и не вороти нос! Все об Верочке об своей мечтаешь?
Коле хотелось крикнуть, чтобы она не смела упоминать о Вере, но он вовремя сообразил, что только подзадорит ее еще пуще.
– Одно могу сказать, – ответил он, – тебя я никогда не любил.
– Плевала я на твою любовь! – взвилась Лора. – Мне в Москву надо было! Не по вокзалам же мне мотаться?
– Тебе там самое место, – не сдержался Коля и ушел, хлопнув дверью.
С какой завидной оперативностью она его подловила! Чуть ли не в первый день после возвращения из Дагомыса! Когда же она успела все это подготовить и разыграть как по нотам? Интересно, ее мать была в сговоре с самого начала? Наверняка. Может, они созванивались, пока Лора еще была в Дагомысе, откуда ему знать? Коля живо представил себе, как все это происходило. Может, Лидия Алексеевна позвонила дочери:
– Закругляйся там. Тут перспективный кадр нарисовался. С московской пропиской. Не Верке же его отдавать. С какой стати? Перебьется. Она и так в Москву едет. Поживет в общежитии.
Так или примерно так. Ему стало тошно.
После того случая Коля стал пресекать все попытки сближения. Однажды, вернувшись домой с очередных съемок, он застал Лору в постели с мужчиной. Его это даже не удивило. Совершенно спокойно, без малейшего раздражения, он вытолкал за дверь постельного партнера своей предприимчивой половины и выкинул ему вслед одежду и ботинки.
– Ты что себе позволяешь? – возмутилась Лора. – Если ты сам со мной не спишь, что ж мне теперь, в монашки идти?
– Спи с кем угодно, хоть с гориллой из зоопарка, – невозмутимо ответил Коля, – только не здесь.
– Я тоже здесь живу! И такие же права имею!
– За квартиру плачу я, – напомнил он, – и, если ты еще хоть раз приведешь сюда кого-нибудь, я врежу новые замки.
Угроза подействовала. Лора еще что-то недовольно бормотала себе под нос, но Коля ясно видел, что она просто хочет и на этот раз оставить последнее слово за собой.
Он давно уже, сразу после переезда, купил себе надувной матрац и спал на полу. Лорина кровать целыми днями стояла неубранная, и вообще стиль жизни у них установился такой: вещи будут разбросаны по всей квартире, если Коля их не соберет, посуда останется немытой, если Коля ее не вымоет, еды в доме не будет, если Коля ее не купит и не приготовит. Она же в прислуги не нанималась! Он приспособился и терпел молча.
Лора целыми днями бегала по каким-то сомнительным модельным агентствам и фотостудиям. Она идеально, как по лекалу, вписывалась в сформировавшийся еще в конце 80-х образ глянцевой секс-киски: прорывной бюст, пышный зад, губы, как у карпа, лакированные волосы, веки и ногти, холодный, оценивающий взгляд, притворяющийся томным. Ей довольно часто предлагали позировать, и она соглашалась, причем все заработанные деньги тратила исключительно на себя, но ей казалось, что это все не то, какая-то мелочовка. Ей хотелось сорвать сразу крупный куш. Выйти в звезды. Поэтому она просачивалась на закрытые вечеринки, презентации, международные промышленные выставки. Заарканить иностранца было верхом ее мечтаний.
К несчастью для Лоры, безмозглых секс-кисок с зазывной фигурой и глазами, как кассовый аппарат, кругом было пруд пруди, мосты мости. Коля наблюдал за ее попытками штурмовать вершины довольно равнодушно, только предупредил, чтобы не вздумала соглашаться, если будут предлагать работу за границей.
– Тебе-то что за дело? – тут же окрысилась Лора.
– Да мне-то по барабану, но вряд ли ты захочешь оказаться в каком-нибудь ближневосточном борделе. И что я потом скажу твоей матери?
– Мама меня понимала! – истерически взвизгнула Лора и залилась слезами, но Коля давно уже научился воспринимать ее истерики без эмоций.
Так они и существовали, почти не сталкиваясь. Их странный брак тянулся года полтора, пока Лора не нашла себе на какой-то презентации более перспективного кавалера. После этого они тихо и мирно развелись, но Коля так и не сумел вырваться из замкнутого круга рекламы, клипов, эстрадных номеров, тем более что Лора, уходя, оставила ему кучу долгов. Он с трудом дотянул до последнего курса, но выпускного спектакля не поставил и диплома не получил. Ушел со справкой о том, что проучился в РАТИ пять лет, прослушал такие-то и такие-то предметы.
Ему обещали работу в кино, сулили «полный метр», но он не хотел в кино, он по природе своей был театральным режиссером. Ему нужен был цельный спектакль со сквозным действием, а не набор дублей, когда все можно повторить, исправить, переиграть и снять финал в середине сюжета, а начало – в самом конце.
У него была только одна смутная надежда. После развода с Лорой он стал разыскивать Веру. Отправился в Плешку, но там ему, разумеется, ответили, что справок не дают. Тогда он узнал адрес общежития и поехал туда. В общежитии выяснилось, что такая не числится, но Коля познакомился со студентками, знавшими Веру, и они ему сказали, что она в общежитии не живет, снимает жилье где-то за городом, а вот где именно, они не знают. Зато они знали, на каком она факультете, в какой группе. На радостях он повел их в кафе и угостил мороженым. Всю дорогу они перешептывались, перемигивались, хихикали, пихали друг друга локтем в бок, но Коля все это списал на провинциализм и ничего не заподозрил. А они ничего ему не сказали.