– Повелитель! Доложить… Дозволь.
– Что ты мямлишь, как обессилевший бес, который хочет вымолить лишнюю минуту жалкого бесплотного существования! – Демон повернул голову на робкий голос троглодита-шпиона, тот уже несколько минут ползал в пыли, не решаясь потревожить повелителя. – Ты отвлёк меня от раздумий, так берегись, если твои вести окажутся недостаточно важными. Докладывай и убирайся!
– Начальники на сходку… Говорят, человек сбежал. Говорят, следопыты видели…
Страж впился горящим взглядом в маленькую фигурку раба у подножия своего холма и мгновенно, грубо, вывернул наизнанку все его мысли. Возникшее в первую секунду подозрение утвердилось мысленным образом того, что в действительности подсмотрел и подслушал шпион, который, кстати сказать, и не думал ничего скрывать (он прекрасно знал: обмануть повелителя невозможно).
За века безраздельного владычества в своей обширной провинции, страж набрал чудовищную силу, и его гнев налетел как цунами. Даже в мире людей приборы зафиксировали мощный всплеск геомагнитного поля, многие люди со слабым здоровьем, живущие поблизости, почувствовали дыхание смерти, и собаки разом взвыли, поджав хвосты. А для мира земли гнев демона был поистине разрушительным. Всколыхнулись и столкнулись в неистовом порыве воздушные потоки, вскипела зыбкая атмосфера, в одно мгновение сошлись чёрные тучи, и заблистали синие колдовские молнии. Множество бесов в секунду исчезли, вспыхнув последней искоркой, а оставшихся разогнал безжалостный ветер. Троглодиты все до единого рухнули вниз лицом там, где стояли; они зажмурились и зажали уши, чтобы заглушить вой и свист ветра и страшный гул раздражённой земли. Некоторые новобранцы, впервые столкнувшиеся с такими делами, не выдержали страха и бросились на нож, а кое-кто из стариков-ветеранов умер от разрыва сердца.
Демон призвал к ответу офицеров. Он лично пытал каждого, пока не выведал все подробности. Он узнал, кто и когда обнаружил следы, как «дезертировал» троглодан Хошт, наспех собрав небольшой отряд и объяснив другим командирам, что отправляется на охоту. При этом Хошт забрал с собой тех солдат, которые обнаружили следы беглецов, а сами следы велел затоптать.
Когда, в самый подходящий момент, явились двое из отряда Дохара, истина открылась как на ладони. Демон подумал: его тихой провинции коснулись отголоски войны, которую еще ведут на востоке воины короля зла. Там нет покоя, там жгучая магия света и несгибаемая воля людей, там гибнут лучшие из демонов. И теперь силы добра осмелились поднять голову здесь, на этой земле, которая, казалось, давно омертвела и стала лишь тенью былой цветущей земли. Задавленный судьбой старик-домовой, которому осталось жить считанные годы в холодном каменном мешке, и жалкий хозяин маленького леса посреди безжизненной пустоши осмелились бросить вызов могущественному наместнику. Их мелкое чародейство, бессильное против мощи всеобщего зла, помогло мальчишке сбежать от безмозглых рабов, тогда как сам наместник слишком понадеялся на преданность троглодитов. Что ж, теперь орды троглодитов навсегда очистят провинцию от светлых сил, покончат с лесной магией, перебьют непокорных лещан.
Обитатели мира людей – собственно, сами люди, которые привыкли считать себя повелителями всего, что их окружает – даже и не предполагали, что в центре большого города на обширной площади стоит замок наместника короля зла. Многочисленные прохожие, пересекая площадь, не задумывались, почему здесь прохладно и неуютно даже в знойный летний день, отчего собаки беспокоятся и убегают, поджав хвост, если случайно забредут в это место, а птицы облетают его стороной, и с какой стати всегда послушный курильщику огонёк зажигалки мечется как бешеный даже в безветрие. Упрямый курильщик вновь и вновь щёлкает зажигалкой и всё-таки добивается своего: сигарета пускает серый дым, и человек торопливо идёт дальше – ему нет дела до каких-то там мелочей. И невдомёк ему, что он пересекает запретную, смертельно опасную зону.
А в мире земли замок наместника недоступен живым существам, кто бы они ни были. Уродливые и бесформенные нагромождения чёрного камня складываются в могучую цитадель, если смотреть издалека. Форма и размеры замка служат одной цели – вытягивать из земли и неба отрицательную энергию, которая питает злое чародейство демона. Среди острых выступов и бугров выделяется главная башня – логово демона.
Неподалёку от замка теснятся троглодитские бараки – грубо сколоченные казармы на пятьдесят голов, которые кое-как защищают от непогоды, но за это навязывают своим обитателям тесноту, грязь, спёртый воздух, и бесконечные препирательства из-за места и пищи.
В стороне от бараков располагаются фермы, кухни, мастерские, склады, квартиры троглоданов, инкубаторы и жилища троглодиток. Перечисленные постройки обнесены прочным двойным забором, который охраняют вечно голодающие волки и одичавшие псы. Простым солдатам вход сюда запрещён. Волков кормят рано утром падалью и отходами, которые остаются после приготовления пищи троглодитам. Этих отходов волкам хватает на один укус, потому что троглодиты едят всё, кроме голых костей, кожи да соломы. Сами солдаты питаются утром и вечером. И у них есть все основания, как волкам, грызться между собой и завидовать охотникам, которые, хоть и с кровавыми мозолями, выглядят более сытыми.
Три недели отряды троглодитов собирались со всей провинции. Жилья не хватало, и старший троглодан распорядился селиться по двое на одних нарах. Солдаты злились, но терпели жуткую тесноту не только из страха перед наместником. Им обещали перед походом их любимый праздник – выборы троглоданов.
Хагант Борк доедал свою порцию. Сваленные в одну кучу овощи, мелкие кусочки жирного мяса, жёлуди и какие-то листья наполняли его желудок приятной тяжестью. Своё он всегда оставлял на потом, съедая в первую очередь порцию того неудачника, который оказывался справа или слева от него. Солдат уходил голодным, или отнимал у соседа, если тот отступался без драки. Но драки случались редко – хагант обеспечивал порядок за столом.
Борк откусил от ломтя хлеба, состоящего наполовину из жёсткой степной травы, и зачерпнул из котелка. Пытаясь разжевать что-то непонятное, он вдруг замер от острой боли. Опять рубленая кость попала на больной зуб. Он с трудом проглотил то, что мешалось во рту, а потом пальцами нащупал осколок. Хорошо, что он был достаточно большим и его удалось вытащить. Борк с досадой бросил осколок. У него и без того с утра было скверное настроение. Выборов он дожидался давно, жаждал троглоданской власти и привилегий. Троглоданы даже едят отдельно, их пища гораздо лучше. Они каждый день получают по кружке свежей крови, а хаганты – только по особым дням. Но стать троглоданом нелегко. Для этого нужно убить конкурентов из своего отряда, а потом сразиться с нынешним троглоданом.
Сегодня этот день настал, близится час выборов, а решимости у Борка остаётся всё меньше. Он не трус и не слабак, он теперь калека. Вчера вечером троглодан Мохон повредил ему ногу. Коварная троглоданская усмешка наводила на мысль, что несчастный случай можно было легко подстроить. Достаточно было найти двух послушных солдат и дать им тяжёлое бревно. В результате правая нога хаганта распухла, утром он с трудом втиснул её в сапог и еле доковылял до столовой. Теперь он сидел, вытянув ногу, и даже не мог получить удовольствия от пищи из-за больного зуба – глотал, почти не жуя.
В столовой появились дежурные, чтобы разогнать солдат и очистить место для другой смены. Троглодиты запихивали в рот содержимое котелков и торопились к выходу. Некоторые выскребали остатки в свои походные плошки, чтобы доесть где-нибудь в укромном месте. Борк запил еду мутным жирным напитком и присоединил свой голос к ругани дежурных. Самый медлительный солдат, как водится, получил от хаганта хороший удар по шее. Вслед за ним, стиснув зубы от боли, Борк заковылял к выходу. На улице глухо роптали и волновались новые отряды троглодитов, которые дожидались своей очереди. Борк протиснулся сквозь толпу и направился к своему бараку.
Из грязного закоулка его окликнули. Хагант взглянул на солдата и заторопился к нему. Они зашли за угол.
– Ну, давай, давай, Гхон, докладывай, чтоб тебя! – в голосе Борка слышалось нетерпение.
– Хагант, – тихо ответил собеседник, – я достал порошок. Мохон будет вялый, как больной старик.
– Кто даст порошок?
– Я всыплю его в чаши. Ты не должен пить перед боем.
– А если заметят?
Гхон усмехнулся:
– Не заметят. Я сам буду подносить.
– Ты? – удивился Борк. – А как же Гхун?
– Он сдох. Больше никто не назовёт меня его именем, а его – моим. С этого утра я троглоданский адъютант.
– И сегодня же станешь одним из моих хагантов, если твой порошок даст мне победу. Ты добыл его где я сказал?
– Да, у железных людей. Я рисковал головой. Не забудь о нашем уговоре, хагант Борк!
– Сделаю как сказал. Теперь иди, нас не должны видеть.
Когда Гхон ушёл, Борк прислонился к стене и поднял глаза к небу. Его распирала радость, он предчувствовал своё торжество. Завтра он уже будет носить троглоданские знаки, у него будет отдельное помещение, охрана, слуга и много чего ещё. Нога скоро заживёт, ведь она не сломана, а только вывихнута. Мохон умрёт, а Борк станет троглоданом!
Ровно в полдень окрестности троглодитского посёлка огласились воем рогов и грохотом барабанов. Толпы солдат повалили к площади, окружённой со всех сторон дырявыми холмами, надеясь занять место поближе к арене. Они радовались возможности поорать, попировать и получить удовольствие от кровавых схваток, которые вскоре разыграются у них на глазах. Обычно офицеры строго следили за порядком и тишиной в своих отрядах. Разговаривать в полный голос троглодитам разрешалось только в бараках или когда они находились вдали от замка, на охоте или на войне. Шум вызывал раздражение их повелителя.
Но в день выборов всякие запреты снимались, жалкие рабы на двенадцать часов становились свободными и в силу своей примитивной культуры использовали эту свободу в полной мере: после праздника с площади приходилось уносить задавленных, затоптанных, изувеченных, побитых и просто объевшихся до смерти солдат. Выборы начинались в полдень и заканчивались в полночь, в этот промежуток времени зрители видели множество боёв и поединков за троглоданское звание. Солдаты шумно приветствовали новых бойцов, но это не шло ни в какое сравнение с неистовым рёвом, которым сопровождался каждый удачный удар. Чем больше крови проливалось на арену, тем яростнее выражали свой восторг зрители.
Арена была огорожена низким барьером, который охранялся людьми. Имея человеческий облик, эти люди обладали душой, в которой было мало человеческого. Ни любви, ни жалости, ни чести, ни стремления к справедливости, а только упоение силой, жажда крови и страстное желание видеть муки поверженного врага. Их посёлок стоит здесь очень давно, большинство железных людей родились тут и провели своё детство под присмотром Смерва. Все они искусные воины, а некоторые овладели простой магией. Силой и свирепостью хищного зверя выделяются они даже в толпе троглодитов, которые считаются прирождёнными солдатами. Страж использовал железных людей для своей охраны и для запугивания троглодитов. Жили они свободно, держали рабов и не признавали ничего, кроме воли своего повелителя. Закованные в чёрные латы, они стоят сейчас у изгороди, хмуро наблюдая за происходящим, и ни один троглодит не смеет приблизиться к барьеру.
Хагант Борк тоже внимательно наблюдал за боями, отмечая про себя удачные и неудачные уловки противников. Вокруг бесновались солдаты его отряда. Только что с арены унесли очередную партию претендентов, которые не могли передвигаться самостоятельно. Потом произошёл короткий поединок, и новый троглодан, поставив ногу на голову поверженного предшественника, принял троглоданскую цепь. Секретарь занёс его имя в офицерскую книгу.
– Что, хагант, ножка болит? Уже не хочешь быть троглоданом? – услышал Борк издевательский голос прямо над ухом.
Вокруг захохотали. Он, не глядя, ткнул кулаком и попал в чьи-то зубы. Потом дал пинка солдату, который стоял впереди, и тоже засмеялся через силу, чтобы скрыть досаду.
„Откуда они прознали? – подумал Борк. – Никому нельзя доверять“.
Он никогда не афишировал свои планы относительно выборов, но почему-то все о них знали, и это приводило его в бешенство. Ничего, он ещё посмеётся над ними! Уже скоро.
Стало темнеть, близилась ночь. Вокруг арены разожгли костры. Разнесли факелы. Во время короткого перерыва притащили огромные чаны с горячей похлёбкой и бадьи с питьём. Началась давка, проголодавшиеся солдаты лезли по головам, хотя знали, что этой еды хватит всем, есть можно вдоволь до самой полуночи – опустевшие чаны тут же заменят полными. Борк не притронулся к еде (биться на сытый желудок – самоубийство), только зачерпнул кружку жидкости, пахнущей жиром и палёной шерстью. Напиток был наваристым и тягучим – видно, растопленный жир слабо разбавили в честь такого дня. Он с удовольствием выпил и облизал губы. В кружке остался кусок вываренной кожи.
Затрубил рог. Его надрывный пронзительный вой раздавался до тех пор, пока не установилась относительная тишина. Секретарь объявил одиннадцатый отряд. Вышел троглодан и начал громко вызывать желающих сразиться. Он насмехался над солдатами и всячески обзывал их, потом демонстрировал свои трофеи, давая понять, что у его противников нет ни единого шанса. Через полчаса он лежал на земле с разодранным горлом.
Наступила очередь двенадцатого отряда, в котором состоял Борк. Вместе с восемью солдатами, как и он жаждущими власти или желающими просто помахать кулаками, хагант вышел на арену. В неверном свете костров он поймал пристальный взгляд Мохона. Тот был удивлён тем, что его главный противник всё-таки вышел на бой.
„Что, не ожидал? – усмехнулся про себя Борк. – Думал, избавился от меня? Я вытрясу из тебя потроха. Только бы продержаться в свалке. Что-то многовато вышло болванов. Только бы устоять“.
Двое людей-охранников тщательно обыскали каждого, в том числе и самого троглодана – оружие здесь не допускалось. Мохон насмешливо осмотрел девятерых претендентов, дал сигнал к схватке и отошёл в сторону.
Бой начался стремительно. Каждый заранее наметил себе самого опасного противника и хотел выбить его в первую очередь. Борк был готов к тому, что станет первой мишенью для всех восьмерых. Он отступал к барьеру, раздавая удары направо и налево. Бил изо всех сил, метя в лоб, стараясь оглушить противника. Но ему противостояли сильнейшие бойцы отряда, опытные в рукопашной схватке, с каждым из которых приходилось повозиться даже на тренировке. А теперь они все вместе набросились на него. Он получил почти одновременно три удара в голову, его череп выдержал испытание, не треснул, но голова загудела и закружилась. Сильный удар в живот как будто выбил боль из головы и заставил согнуться. Но Борк ответил тем же, солдат рухнул с выпученными глазами и разинутым ртом, он больше не вставал и еле дышал, когда его уносили. А хаганта били по затылку и по спине, он вертелся на одной ноге и кое-как отбивался, пока кто-то не додумался сделать ему подсечку. Борк рухнул на спину, перевернулся на живот и закрыл руками голову. Его добросовестно пинали и топтали, а он злорадно скалился и рычал сквозь зубы. Он даже готов был расхохотаться, когда увидел, что этот бой, как и все предыдущие, которые он наблюдал, развивается по известным законам. Солдаты вскоре оставили упавшего хаганта и принялись избивать друг друга. Этого следовало ожидать. Не следует только вставать раньше времени. Борк лежал на окровавленной земле, жевал песок и копил силы.
Схватка становилась всё упорнее и острее по мере того, как уменьшалось количество бойцов. Оставшиеся пятеро были мастерами своего дела, они дрались почти на равных, нанося друг другу опасные удары и так же эффективно парируя их. В какой-то момент дерущиеся разделились на две группы: двое наседали на одного, а двое других сошлись в поединке. Одного довольно быстро уложили, и его противники тотчас схватились друг с другом. Четверо долго дрались попарно, пока не осталось двое победителей. Тяжело дыша, они начали медленно сходиться. Оба были окровавлены, но ещё твёрдо держались на ногах. Хагант понял, что дольше тянуть нельзя. Когда дерущиеся приблизились к нему, он вскочил и ударил ближнего. Как потом выяснилось, он сломал ему шею.
Припадая на больную ногу, Борк надвигался на последнего противника и видел страх в его глазах. Ему было приятно, он уже убил, по меньшей мере, двоих, и этот теперь в его власти. Похоже, у него серьёзно повреждена правая рука. Солдат отступал, он готов был бежать с арены, но знал, что его разорвут недовольные зрители.
– Не убивай меня, хагант! Буду служить тебе как собака, – хрипло взмолился он, когда его спина упёрлась в барьер.
Борк мрачно покачал головой и схватил его за горло. Глаза несчастного троглодита вылезли из орбит, он был безжалостно задушен под восхищённый рёв толпы.
Победитель откинул со лба потные волосы и торжествующим взором обвёл зрителей, плохо различимых в темноте за линией костров. Потом обернулся к Мохону и твёрдо выдержал его тяжёлый взгляд. Пока уносили убитых и раненых, Борк отдыхал у барьера. Ему хотелось пить. Он знал, что сейчас по традиции поднесут чаши со свежей кровью, чтобы троглодан и его противник, которые должны биться насмерть, почувствовали прилив сил и порадовали публику жаркой схваткой. Он помнил, что ему пить нельзя.
Вскоре появился Гхон с ритуальными чашами, сделанными из человеческих черепов, инкрустированных серебром. Мохон взял ту, которая была ближе к хаганту, и Борк порадовался предусмотрительности своего сообщника, догадавшегося всыпать порошок в обе чаши. Троглодан жестом поприветствовал публику и медленно осушил чашу. Хагант протянул руку за второй, но как бы небрежно задел край ритуального щита, служившего подносом. Чаша заскользила по гладкому металлу, Борк попытался схватить её двумя руками, но этим только ухудшил дело – чаша опрокинулась и упала на землю, кровь расплескалась.
Толпа взорвалась хохотом. На хаганта показывали пальцами и улюлюкали. Мохон наклонился к его уху и, смеясь, прокричал:
– Ты просто щенок, хагант Борк. Твоя черепушка скоро покатится, как эта чаша.
Борк не ответил. Он копил злость.
Резко прозвучал рог, медленно и грозно забили боевые барабаны. Это был сигнал к началу поединка. Противники начали сходиться. Борку приходилось всё время разворачиваться вправо, потому что Мохон заходил со стороны больной ноги. А Мохон вдруг сделал обманное движение и стремительно напал слева. Хагант получил в одно мгновение три удара, а ответить успел только одним. Этот удар – точно между глаз – разъярил врага, который рассчитывал на лёгкую победу. Мохон проскользнул за спину Борка и пнул его по искалеченной ноге, быстро отскочил, чтобы не попасть под ответный удар, и захохотал, когда увидел страдания противника.
Борк скорчился от боли и заскакал на одной ноге, стараясь сохранить равновесие. Мохон обошёл арену по кругу, размахивая руками и приглашая зрителей посмеяться вместе с ним. Толпа ревела. Хагант был беспомощен, он не мог не то что догнать противника, но даже быстро повернуться в его сторону. Ему казалось, нога превратилась в огромное горящее бревно. Борк терпел невыносимую боль и каким-то чудом держался вертикально. Он изредка отбивался, рассчитывая каждый удар, и кружился на месте.
Наконец, Мохон свалил его на колени. Он попытался встать и не смог. Конец был близок. Борк ждал последнего удара, следя за Мохоном окровавленными глазами. Мохон подходил уверенно и медленно, упиваясь обречённостью врага. И вдруг он споткнулся. Его повело в сторону, и он едва удержал равновесие. Остановился и потёр лоб. Порошок! Он, наконец, подействовал! Борк сначала боялся поверить, но убедился, воспрянул духом и, собрав все силы, ударил троглодана головой в живот. Мохон отлетел к барьеру и лежал, раскинув руки. Его нижние рёбра, наверно, были сломаны, он дёргал головой и даже не пытался подняться. Борк на коленях подполз к нему и схватил за горло. Зрители сначала притихли (настолько неожиданной была развязка), а потом разразились радостным рёвом. Это был триумф Борка. Он откусил у Мохона большой коготь в качестве трофея и кое-как поднялся на ноги, чтобы принять троглоданскую цепь. Его шатало, несколько солдат из его отряда бросились к нему и торжественно унесли с арены.
Выборы троглоданов закончились далеко за полночь, потому что количество отрядов приближалось к двадцати. Восемнадцать новых и старых, сохранивших свои полномочия, троглоданов принесли офицерскую присягу наместнику. Ещё неделю солдаты терпели тесноту, пока готовился к походу огромный обоз. А шестнадцатого октября армия двинулась.