Глава 18
– Здравствуй, Хенси, – тонким, восторженным голоском голосом поприветствовала девушку женщина, открывшая дверь.
– Здравствуйте, – сдержанно ответила Хенси, кивая.
– Проходи, чего же ты на пороге стоишь? Устала с дороги? Как добралась? – слишком много вопросом, слишком высокий голос, от которого начинает болеть голова.
Пройдя в дом, Хенси поставила чемодан на пол и сильнее сжала ремень сумки, осматриваясь. Помещение было большим, светлым и казалось несколько перегруженным дорогими предметами интерьера, которые, из-за большого своего количества, теряли лоск и изысканность, выглядя несколько дешёво и безвкусно.
– Хенси, – высокий голос вновь вырвал девушку из раздумий, – я как ты добралась?
– Нормально, – ответила девушка. Она не сказала правды, но и не соврала – ей просто не хотелось обсуждать что-либо сейчас. – А вы… – девушка сделала паузу, рассматривая женщину. Она была чуть выше Хенси и чрезмерно худа. У неё были выбеленные волосы до плеч, искусственные губы и небольшие, бегающие глаза, обрамлённые густо напомаженными, а, может быть, и нарощеными или накладными ресницами. Всем своим видом женщина не вызывала ни капли уважения, нарываясь скорее на сочувствие. Она походила на недокормленную индюшку, так Хенси её и окрестила про себя. – Вы – Агата? – наконец спросила девушка.
– Да-да, дорогая, так и есть, – поспешно закивала женщина. – Только обращайся ко мне на «ты», к чему такая официальность? Мы же родственники, как-никак! – женщина рассмеялась и опустилась на корточки, бесцеремонно открывая чемодан Хенси.
– Я бы хотела сама разложить свои вещи, – сказала Хенси, стараясь сделать свой тон как можно более дружелюбным. – Вы можете показать мне мою комнату?
– Ты, – поправила девушку женщина, – мы же договорились!
– Ни о чём мы не договаривались, – подумала Хенси, но вслух сказала другое: – Да, Агата, извини, – выдавив из себя улыбку, которая казалась не менее фальшивой, чем губы мачехи, Хенси закрыла чемодан, ставя его.
– Наверное, ты устала с дороги?
– Немного.
– Пошли, – женщина махнула рукой и пошла в сторону блестящей от лака лестница. – Я покажу тебе твою комнату.
Пока они поднимались по лестнице, женщина не переставала что-то говорить, вызывая в уставшей девушке раздражение, пока Хенси, мысленно махнув рукой, вовсе не перестала её слушать. К счастью, Агата не требовала поддержания диалога, прекрасно отвечая за двоих на свои собственные вопросы.
– Конечно, – думала Хенси, – я рада, что у меня есть такой отчим, как Макей, но как отец мог променять маму на такую, как эта Агата? У неё же мозгов не больше, чем у улитки… – она покосилась на женщину. – Только улитка выглядит более привлекательно и молчит, что добавляет ей определенного шарма по сравнению с это женщиной…
– Пришли, – радостно заявила женщина, распахивая дверь и пропуская Хенси в комнату. – Твоя спальня, надеюсь, тебе будет здесь удобно.
– Не волнуйтесь, – сухо ответила девушка, – я не прихотливая.
– Это очень хорошо дорогая, в твоём возрасте многие имеют слишком высокие требования и амбиции, я рада, что ты не прыгаешь выше головы, – пропустив испепеляющий взгляд Хенси, Агата продолжила: – Знаешь, я думала, что после случившегося ты будешь играть на чувстве жалости к себе, просить какого-то особого отношения. – Хенси буквально вросла в пол, не понимая – эта женщина настолько тупа, что не понимает, что говорит или она просто издевается? – В конце концов, всё будет хорошо, Хенси, подумаешь, какая-то мелочь… – Хенси не заметила, что с её судорожно сжатых кулаков начала капать кровь из пробитых ногтями ранок. – Эй, Хенси, что с тобой?
– Я в порядке, – закрыв глаза и глубоко дыша, ответила Хенси. – Я устала, очень устала. Пожалуйста, можно мне остаться одной?
– Да, конечно, Хенси, – проворковала женщина, отходя к двери. – Через час будет готов ужин, спускайся к нам.
– Хорошо, – так же не открывая глаз, ответила девушка. – Я обязательно приду, а сейчас, пожалуйста, оставьте меня одну. – кивнув, женщина покинула комнату, прикрывая за собой дверь.
Наконец-то оставшись наедине с собой, Хенси разжала сведённые судорогой ярости кулаки и коротко шикнула от боли, которую только сейчас почувствовала. Смотря на кровавые полумесяцы на своих ладонях, девушка пыталась отвлечься от всего, не думать, но мысли, как это обычно бывает, никак не хотели оставлять ей в покое.
Заняв себя разбором чемодана, Хенси не заметила, как пролетел тот самый час, отведенный ей на покой. Когда в дверь постучали и за ней раздался высокий противный голос, Хенси закрыла глаза и попыталась сфокусироваться на своём дыхание. Ей хотелось запустить чем-нибудь в голову глупой женщины. И чтобы не реализовать своё желание Хенси начала петь про себя, когда Агата, так и не дождавшись разрешения, вошла в её комнату.
– Мы стали тенями – такая ирония и судьба – повторяла про себя Хенси слова знакомой песни, – как каждый цветок мы хотели цветения, но от нас не осталось даже следа.
– Ты готова?
– Да, – коротко ответила Хенси, захлопывая крышку уже пустого чемодана. – Куда я могу поставить чемодан?
– Оставь его здесь, – махнула рукой женщина. – Сунь его под кровать, я потом куда-нибудь уберу.
Спустившись вниз Хенси, вопреки ожиданиям, не застала там своего родного отца. Не то, чтобы девушка горела желанием его видеть – отношения их нельзя было назвать тёплыми, они ограничивались телефонными разговорами примерно раз в год и Гордон так ни разу и не навестил дочь, с тех пор, как бросил их Симоной. Особого желания видеть отца и тепла к нему у девушки не было, но, как-никак, он был её родным человеком, а сейчас ей было очень важно, чтобы кто-то близкий был рядом, пусть даже тот, кто однажды предал её.
– А где отец? – спросила Хенси, ковыряясь вилкой в подгоревшем блюде.
– Он уехал в командировку, – ответила Агата, – вернётся через два дня.
– Понятно… – разговор не клеился, да Хенси и не особо хотелось, чтобы он клеился. Девушка просто хотела как можно быстрее поесть и вернуться в свою комнату, которая была таковой только по определению, потому что там отвратительно и приторно пахло слишком сладкими духами Агаты, создавая ощущение её постоянного присутствия.
– Мама? – Хенси вздрогнула, услышав незнакомый детский голос. – Ой, здравствуйте…
– Это Хенси, солнышко моё, помнишь, я говорила тебе про неё?
Девушка повернула голову, рассматривая пухленькую девочку лет 10—11, которая переминалась с ноги на ногу, смешно дула и без того пухлые щёки и исподлобья поглядывала на мать и саму Хенси.
– Хенси, – коротко представилась девушка, – а как тебя зовут?
Это было очень странно, но Хенси даже не знала имени своей сестры. Пусть она была и не родной ей – девочка была дочерью Агаты, но не Гордона – но, всё же, они были какой-никакой семьёй. Смотря на всё более хмурящуюся девочку, Хенси думала, что всё это невероятно странно и грустно – она не знает имени своей сестры, сегодня она впервые увидела свою мачеху, с которой её отец живёт уже одиннадцать лет, да и самого отца она не видела ровно столько же. С того момента, как Гордон закрыл дверь в их с Симоной дом, он был для дочери лишь голосом из трубки и абстрактным понятием – «родной отец».
– Можно я поем наверху? – надувшись, спросила девочка у мамы.
– Почему, моя маленькая?
– Я не хочу есть здесь.
Как бы Хенси не пыталась убедить себя в том, что ей это кажется, но понимание становилось всё более сильным – дело не в кухне, дело в ней – в Хенси, именно она смущает, а может и пугает ребёнка.
– Конечно, – думала Хенси, – какой ребёнок захочет ужинать в компании душевно больной сестры… – незаметно стиснув зубы, Хенси отодвинула от себя тарелку и встала. – Я пойду, – сказала она.
– Ты уже наелась? – спросила женщина.
– Да, спасибо, было очень вкусно, – девушка бесстыдно врала и даже не стремилась к тому, чтобы это звучало убедительно. – Я пойду, – не дожидаясь ответа, Хенси направилась к лестнице. Уже поднявшись на второй этаж она случайно услышала отрывок разговора, от которого сердце сжалось от обиды, а глаза защипало от слёз:
– Теперь мы вдвоём, останешься?
– Да, – отвечал матери детский голос, – с тобой останусь. Мама, я её боюсь…
– Не бойся, родная, она просто больная… – окончания фразы Хенси не дослушала, срываясь с места, врываясь в свою новую спальню и падая на кровать, сразу же сворачиваясь калачиком и подтягивая колени к самой груди.
Внутри всё жгло, болело и крутило: болью, обидой, злостью на судьбу, на себя, на Макея, на эту женщину, даже на девочку, которая, по сути, ни в чём не была виновата.
– Конечно, – давясь слезами, почти не дыша, отчего лёгкие начали болеть, шептала Хенси, – я псих… Я же псих! Зачем ко мне относиться по-человечески? Зачем…
Она долго-долго шептала что-то, скулила сквозь зубы, вздрагивая от каждого шороха, нервно оборачиваясь на дверь. Хенси боялась, что эта вездесущая Агата зайдёт и увидит её в таком состоянии, увидит её боль и слабость, лишний раз убедившись в том, что её дочь права – она – псих.
За этими размышлениями и судорожными рыданиями Хенси не заметила, как заснула. Заглянув в комнату к девушке, Агата долго смотрела на неё, а потом покачала головой. Хенси лежала в кровати полностью одетая и даже в обуви, свернувшись каким-то невообразимым, маленьким клубком. На подушке можно было различить мокрые следы от слёз, а на её руке, повёрнутой ладонью вверх, ярко выделялась на белом фоне кожи запёкшаяся кровь.
Погасив свет, женщина аккуратно закрыла дверь, стараясь не разбудить Хенси. Её состояние вызывало в душе Агаты тревогу, она побаивалась, как бы девушка не сорвалась, не начала громить дом, кидаться на неё и дочь. Несмотря на то, что время было позднее, женщина вернулась в свою спальню и набрала номер мужа. После пяти длинных гудков сонный мужской голос на том конце связи ответил:
– Аллё?
– Гордон, это Агата, – зачем-то представилась женщина, прекрасно зная, что её номер есть у мужа и наверняка определился.
– Агата, у нас сейчас пять часов утра, – сонно ответил мужчина, – что случилось?
– Гордон, – сказала женщина, нервно поглядывая на дверь, – Хенси приехала и… И она странно себя ведёт.
– Что ты имеешь в виду, любимая?
– Она какая-то нелюдимая, всё время запирается в комнате, плачет, замирает и смотрит куда-то в одну точку…
– Она ведёт себя агрессивно?
– Пока нет, но… Но вдруг?
– На такой случай, Агата, ты знаешь, куда звонить. Ты не потеряла номер?
– Нет.
– Хорошо. Это всё?
– Да, Гордон… Когда ты вернёшься?
– Через три дня, дорогая, – в голосе мужчины послышалась улыбка. – Может быть, смогу раньше, но не факт.
– Хорошо, Гордон. Я жду.
– Я люблю тебя.
– Я тебя тоже, очень.