3
Брюс взглянул на часы. До конца комендантского часа – до шести утра – оставалось двадцать минут. Все это время он вынужден был смотреть, как Уолли Хендри завтракает. Зрелище малопривлекательное – Хендри ел методично, но неаккуратно.
– Ты можешь есть с закрытым ртом? – не выдержал Брюс, не в силах больше терпеть.
– Без твоих советов обойдусь! – Хендри оторвался от тарелки. Утыканный рыжей щетиной подбородок и воспаленные, распухшие глаза напоминали о вчерашней оргии.
Брюс отвел взгляд и снова посмотрел на часы.
Огромных усилий стоило не поддаться безумному искушению и не отправиться на станцию немедленно. Если рискнуть, то в лучшем случае будет арест и двенадцать часов задержки, пока все разрешится. В худшем – стрельба и несчастный случай.
Он налил себе еще одну чашку кофе и медленно отпил. «Нетерпение – моя слабость, – подумал он. – Все мои ошибки из-за него. Хотя с возрастом я все-таки изменился к лучшему: в двадцать лет хотел прожить жизнь за неделю, а теперь и за год сойдет».
Допив кофе, Брюс вновь сверился с часами. Без пяти шесть, уже можно – как раз до грузовика дойти.
– Надеюсь, вы готовы, господа.
Он оттолкнул стул, взял рюкзак и, закинув его на плечо, вышел из комнаты.
Раффи сидел на груде камней в одном из ангаров из гофрированного железа. Его солдаты, разведя с десяток небольших костров на бетонном полу, готовили завтрак.
– Где поезд?
– Хороший вопрос, босс, – оценил Раффи.
– Он давно уже должен быть здесь, – со стоном заметил Брюс.
– «Должен быть» совсем не то, что «есть», – пожал плечами сержант-майор.
– Черт! – не выдержал Брюс. – А нам еще грузиться. Теперь раньше полудня точно не уедем. Пойду к начальнику станции.
– Лучше с подарком, босс. У нас еще остался ящик.
– Нет, черт побери! – прорычал Брюс. – Майк, пошли со мной.
Вместе они перешли пути и вскарабкались на главный перрон, где оживленно беседовала группа железнодорожных служащих. Брюс с яростью на них обрушился.
Два часа спустя состав, пыхтя, направлялся к складскому двору. Брюс стоял на подножке кабины машиниста.
– Monsieur[4], вы ведь не в Порт-Реприв? – обеспокоенно спросил темнокожий коротышка-машинист, сверкнув белыми зубами и ярко-красным пластиком десен вставной челюсти.
– Именно туда.
– Ничего не известно о качестве путей. Туда вот уже четыре месяца транспорт не ходит.
– Я знаю. Будем продвигаться осторожно.
– Рядом со старым аэродромом на железной дороге стоит пост ООН, – возразил машинист.
– У нас пропуск есть. – Брюс ободряюще улыбнулся. Его плохое настроение испарилось, как только он получил средство передвижения. – Останови возле первого ангара.
Тормоза зашипели, и состав замер у бетонного перрона. Брюс соскочил с подножки.
– Ну, Раффи, за дело! – крикнул он.
Первыми в составе Брюс поставил три открытые товарные платформы с бронированными бортами – их легче оборонять. Из-за бортов, доходивших до груди, ручными пулеметами «брен» простреливался бы перед и фланги. Затем следовали два пассажирских вагона – там будет каптерка и помещение для офицеров, а на обратном пути там разместятся беженцы. Наконец, последним шел локомотив – в конце поезда он менее уязвим, да и не дымит на весь состав.
Припасы загрузили в четыре купе и наглухо закрыли окна и двери. Затем Брюс принялся за устройство обороны. На крыше одного из вагонов он поместил пулемет, окружив его мешками с песком, и организовал себе пост, откуда хорошо просматривались открытые платформы, локомотив и, конечно же, окрестности. Остальные пулеметы он поставил на переднюю платформу и поручил командование Хендри. Взятые со склада три новые рации Керри распределил так: одну отдал машинисту, вторую Хендри, а третью оставил себе. Связь обеспечена.
К полудню приготовления завершили, и Брюс повернулся к Раффи, который сидел рядом с ним на мешках с песком:
– Все?
– Все, босс.
– Скольких нет?
Брюс знал по опыту, что никогда все сразу не собираются.
– Восьмерых, босс.
– Как, еще трое? Значит, у нас только пятьдесят два человека. Как ты думаешь, эта троица тоже рванула в лес?
Пятеро из его солдат дезертировали с оружием в день прекращения огня. Видимо, они присоединились к одной из банд шуфта, которые разбойничали на дорогах, атаковали из засады неохраняемый транспорт, при любой возможности насиловали. Редкие счастливчики из пленных отделывались побоями, а те, кому повезло меньше, становились трупами. В общем, бандиты хорошо проводили время.
– Нет, босс. Эти трое – хорошие ребята. Они, наверное, развлекаются в cité indigène[5] и совсем забыли о времени. – Раффи покачал головой. – Мы их найдем за полчаса, только надо обойти все бордели. Выполнять?
– Отставить. Некогда. Нам засветло нужно быть на Мсапе. Ну ничего, вот вернемся и заберем их.
«Интересно, – подумал Брюс, – когда еще в армии со времен англо-бурской войны так спокойно относились к дезертирству?»
Он взял рацию и нажал кнопку приема.
– Машинист.
– Oui, monsieur[6].
– Трогай, только медленно. Остановишь состав недалеко от поста ООН.
– Oui, monsieur.
Состав плавно выехал со складского двора, постукивая на стрелках. Справа остался промышленный квартал, где на перекрестке авеню дю Симетьер стояли вооруженные часовые армии Катанги. Через некоторое время поезд проехал окраины, и впереди замаячил пост ООН. Внутри Брюса нарастало беспокойство. Пропуск, который лежал у него в кармане, был подписан генералом Ри Сингхом. Раньше на этой войне еще никогда не передавали приказы индийского генерала ирландскому сержанту через суданского капитана. Прием обещал быть неравнодушным.
– Я надеюсь, что они про нас знают.
Майк с деланным безразличием закурил сигарету, внимательно и тревожно вглядываясь в кучи свежей земли по обе стороны путей – места огневых позиций.
– У этих ребят есть базуки, а сами они ирландские арабы, – пробормотал Раффи. – Из всех арабов самые сумасшедшие – ирландцы. Не хотите получить из базуки в глотку, босс?
– Нет, спасибо, Раффи, – отказался Брюс и нажал кнопку рации. – Хендри!
На головной платформе Уолли Хендри взял аппарат и, держа его на уровне груди, оглянулся на Брюса.
– Керри?
– Прикажи канонирам отойти от пулеметов, а остальным положить винтовки на пол.
– Есть.
Уолли стал пробираться по платформе, отталкивая солдат от бортов. Брюс чувствовал напряжение, навалившееся на поезд, смотрел, как его люди неохотно кладут на пол винтовки и стоят с пустыми руками, угрюмо глядя на приближающийся пост ООН.
– Машинист! – вновь сказал Брюс в рацию. – Снизь скорость. Остановись в пятидесяти метрах от поста. Если будет хоть один выстрел, открывай дроссель и несись мимо них на полной мощности.
– Oui, monsieur.
Похоже, что навстречу поезду делегацию не выслали. Виднелось только зловещее заграждение из кольев и бочек из-под горючего на путях.
Стоя на крыше, Брюс спокойно поднял руки над головой в знак мирных намерений – и напрасно. Жест словно вывел его солдат из оцепенения, взметнулись руки со сжатыми кулаками.
– ООН – merde! – воскликнул один из рядовых.
Крик тут же подхватили другие, и по составу понесся воинственный клич, сначала в шутку, а потом и всерьез. Голоса становились все громче.
– ООН – merde! ООН – merde!
– Заткнитесь, чтоб вас! – заорал Брюс и шлепнул по голове ближайшего к нему солдата. Тот словно и не заметил: глаза его туманила заразная истерия, которой так подвержены африканцы. Рядовой подхватил с пола винтовку и прижал ее к груди, а все его тело дергалось в ритм возгласу.
Брюс подцепил край его стальной каски и спихнул ее солдату на глаза, оголив шею. Удар дзюдо – и рядовой свалился на мешки с песком, а винтовка выпала из рук. Керри в отчаянии огляделся: истерия расползалась.
– Остановите их, Хендри, де Сурье! Остановите их, черт подери!
Голос капитана потонул в рокоте толпы.
Один рядовой схватил винтовку с пола и пробирался к борту, собираясь начать стрельбу. Он передернул затвор.
– Муамбэ! – заорал Брюс, но не смог перекричать рев.
Мгновение – и все взорвется огнем из базук и пулеметов.
Брюс задержался на краю крыши и, рассчитав расстояние, прыгнул солдату на плечи. Под тяжестью Брюса рядовой рухнул, ударившись лицом о стальной борт, и вместе с капитаном повалился на пол. Палец солдата соскользнул со спускового крючка, винтовка вырвалась из рук, и раздался выстрел. Тут же наступила тишина. Брюс поднялся на ноги, вынимая пистолет из брезентовой кобуры на поясе.
– Так, – тяжело дыша, выдавил он, оглядываясь вокруг. – Кто-нибудь хочет попробовать? – Он поймал взгляд одного из своих сержантов. – Ты! Давай, стреляй, я жду!
При виде револьвера тот обмяк, и выражение безумия постепенно сошло с его лица. Он опустил глаза и неловко переступил с ноги на ногу.
Брюс оглянулся на Раффи и Майка, стоящих на крыше, и громко сказал:
– Следите за ними. Пристрелите первого, кто опять начнет.
– Есть, босс. – Раффи перекинул винтовку из одной руки в другую. – Ну, кто первый? – бодро вопросил он, глядя вниз.
Настроение отряда переменилось, открытый бунт уступил место робости. Послышался тихий гул голосов.
– Майк, – с тревогой крикнул Брюс, – предупреди машиниста, он пытается провести поезд без остановки!
Звук двигателя стал громче – заслышав выстрел, машинист увеличил скорость, – и поезд на всех парах мчался к посту ООН.
Майк Хейг схватил рацию, что-то прокричал в нее. Поезд, взвизгнув тормозами, остановился в ста ярдах от заграждений.
Брюс неторопливо взобрался на крышу вагона.
– Пронесло? – спросил Майк.
– Черт! – Брюс потряс головой и слегка дрожащими руками зажег сигарету. – Еще пятьдесят ярдов, и… – Он повернулся и оглядел солдат. – Сволочи! В следующий раз, когда соберетесь покончить с собой, на меня не рассчитывайте. – Рядовой, которого он сбил с ног, сидел на полу, потирая огромный синяк над глазом. – Друг мой, – повернулся к нему Брюс, – у меня до тебя еще дойдут руки. – И затем к другому, который растирал шею: – И до тебя тоже! Сержант-майор, запишите их фамилии!
– Есть! – рявкнул Раффи.
– Майк. – Голос Брюса смягчился. – Пойду подольщусь к парням с базуками. Как только подам сигнал, трогайтесь.
– Может, мне с тобой пойти? – спросил Майк.
– Нет, останься здесь.
Брюс взял винтовку, закинул ее за спину и, соскользнув на землю по приставной лестнице, зашагал прочь. Гравий хрустел у него под ногами.
«Хорошенькое начало экспедиции, – подумал он мрачно. – Еще не выехали за пределы города, а уже чуть не попали в переделку. Ну, хорошо хоть эти придурки-ирландцы в свалке не выпустили пару-тройку гранат из базуки».
Капитан прищурился и разглядел верхушки касок над земляными укреплениями.
Без ветра, который сопровождал движение поезда, становилось жарко. Брюс снова покрылся потом.
– Ни с места, мистер, – раздался из-за укрепления чей-то глубокий звучный голос с ирландским акцентом.
Керри замер на деревянной шпале. Теперь ему были видны лица людей под касками – хмурые, неулыбчивые.
– Что за стрельба? – продолжал все тот же голос.
– Случайность.
– Больше не допускайте, а то у нас тоже может произойти случайность.
– Не хотелось бы, Пэдди.
Брюс улыбнулся уголками губ, а ирландец чуть раздраженно продолжал:
– Куда и зачем направляетесь?
– У нас есть пропуск, хотите взглянуть? – Брюс достал из нагрудного кармана свернутый листок.
– Куда и зачем направляетесь? – повторил ирландец.
– Направляемся в Порт-Реприв, вывезти жителей.
– Ага, нас предупреждали, – кивнул ирландец, блеснув тремя капитанскими звездочками на погонах. – Покажите пропуск.
Брюс сошел с путей и, взобравшись по земляному валу, отдал ирландцу розовый бланк. Капитан пробежал глазами пропуск и обратился к стоящему рядом:
– Все в порядке, сержант, убирайте заграждения.
– Можно пускать состав? – спросил Брюс.
Ирландец снова кивнул.
– Смотрите мне, чтобы больше случайностей не было. Мы не жалуем наемных убийц.
– Непременно, Пэдди. Это не твоя война, и ты тут ни при чем, – огрызнулся Брюс, спрыгнул на рельсы и помахал Майку Хейгу, стоявшему на крыше вагона.
Сержант-ирландец и несколько рядовых расчистили пути. Пока состав с грохотом подползал ближе, Брюс пытался побороть раздражение. Колкость ирландца ранила его. «Наемный убийца…» Да, он им и был. Способен ли человек опуститься еще ниже?
Поезд поравнялся с ним, и Брюс, схватившись за поручни, вскочил на площадку. Насмешливо махнув на прощание ирландскому капитану, он вскарабкался на крышу.
– Ну что там они? – спросил Майк.
– Надерзили оперным голосом, – ответил Брюс, – а так ничего серьезного.
Он взял рацию.
– Машинист.
– Monsieur?
– Не забудь мои инструкции.
– Я не буду превышать сорока миль в час и остановлю в любую секунду.
– Хорошо!
Брюс выключил рацию и сел на мешок с песком между Раффи и Майком.
«Ну, – подумал он, – наконец-то едем. Шесть часов до Мсапы. Это еще ничего. А вот дальше… Бог знает, один Бог знает…»
Пути повернули, и беленые дома Элизабетвиля исчезли за деревьями. Поезд въезжал в леса саванн.
Позади состава черный дым локомотива уходил вбок, внизу ритмично стучали стрелки, а рельсы тянулись на много миль вперед и сливались вдали с оливково-зеленой массой леса.
Брюс поднял голову. Небо было по-тропически голубым и ясным, хотя на севере собрались тучи, а под ними стеной стоял дождь, на котором зажгло радугу солнце. Тень от тучи двигалась по земле медленно, как стадо пасущихся буйволов.
Брюс Керри ослабил завязки шлема и положил винтовку рядом с собой.
– Хотите пива, босс?
– Еще как.
Раффи отправил одного из своих солдат в вагон. Посыльный тут же вернулся, неся шесть бутылок. Сержант-майор открыл зубами две, пиво вспенилось, и половина содержимого растеклась по крыше вагона.
– А пиво-то как взбесившаяся баба, – проворчал Раффи, передавая Брюсу бутылку.
– По крайней мере оно мокрое.
Брюс отхлебнул – теплое, газированное и слишком сладкое.
– Что поделаешь! – сказал Раффи.
Капитан посмотрел вниз на солдат, которые устраивались для длительного путешествия. Все, кроме дежурных пулеметчиков, отдыхали, лежа или сидя на корточках. Многие разделись до белья. Какой-то худющий парнишка спал, подложив под голову каску; тропическое солнце било ему прямо в лицо.
Брюс допил пиво и выбросил бутылку. Раффи открыл следующую и молча вложил ему в руку.
– Почему мы так медленно едем, босс?
– Я приказал машинисту не гнать, чтобы можно было остановиться, если вдруг пути взорваны.
– А… Эти балуба способны и на такое. Все они сумасшедшие арабы.
Теплое пиво, выпитое на жарком солнце, успокоило Брюса. Как хорошо не участвовать в кипящей вокруг жизни и не принимать решений.
– Послушайте, как поезд разговаривает, – сказал Раффи.
Брюс слушал стук колес.
– Да, я знаю. Можно заставить его сказать все, что хочешь услышать, – согласился он.
– А он еще и петь может, – продолжал Раффи. – У него своя музыка. Как эта.
Он набрал воздуха в гигантскую грудь, поднял голову и дал себе волю.
Глубокий зычный голос сержант-майора привлек внимание отдыхавших внизу солдат. Те, кто успел развалиться на полу, вздрогнули и сели. Присоединился еще один голос, сначала робко, потом более уверенно. Мелодию подхватили и остальные. Слова не имели значения, певцов заводил ритм. Они пели вместе уже не один раз, и теперь, как в хорошо спевшемся хоре, каждый голос нашел свое место, солисты вели, меняя темп, импровизируя и ускоряясь до тех пор, пока изначальная мелодия не исчезла, превратившись в один из племенных напевов. Брюс узнал в нем посевную песню – одну из его любимых. Он сидел, прихлебывая теплое пиво, а вокруг него штормовыми волнами разливалось хоровое пение, изредка прерываемое соло тенора.
Поезд двигался прямо в грозовые тучи на севере.
Вскоре из вагона внизу вышел Андрэ и, протиснувшись сквозь толпу, добрался до Хендри. Они о чем-то заговорили, и Андрэ внимательно, с серьезным лицом слушал, подняв голову на высокого Уолли.
Хендри обозвал Андрэ «куколкой». Описание очень подходило нежному лицу с большими карамельными глазами. Стальная каска казалась слишком велика для юноши. Андрэ внезапно рассмеялся, все так же глядя в глаза Хендри.
«Интересно, сколько ему лет? – подумал Брюс. – Наверняка не больше двадцати. Никогда я не встречал никого менее похожего на наемного убийцу».
– Как, черт побери, де Сурье угораздило попасть в эту заварушку? – произнес он вслух, и сидящий рядом Раффи ответил:
– Когда все началось, он работал в Элизабетвиле и не смог вернуться в Бельгию. Почему – не знаю, но, наверное, что-то личное. Его фирма закрылась, и, кроме как здесь, он нигде не мог найти работу.
– Ирландец на пропускном посту назвал меня наемным убийцей. – Размышления о судьбе Андрэ возвратили Брюса к мыслям о своем положении. – Я об этом раньше не думал, но, наверное, он прав. Вот кто мы такие.
Майк Хейг сначала молчал, а потом заговорил решительно:
– Взгляни на эти руки!
Брюс невольно посмотрел на них и первый раз заметил, что они тонкие, с длинными изящными пальцами – красивые руки творца.
– Посмотри, – повторил Майк, сжимая и разжимая пальцы. – Они созданы для того, чтобы держать скальпель, чтобы спасать жизни. – Он уронил руки на ствол винтовки, лежавшей у него на коленях. Тонкие длинные пальцы чуждо смотрелись на голубом металле. – А что они держат сейчас!
Брюс раздраженно передернулся. У Майка опять приступ самокопания. Черт побери… Хейг же прекрасно знает, что в наемной армии Катанги не принято вспоминать прошлое – его не существует.
– Раффи, – рявкнул Брюс, – ты что, не собираешься кормить своих людей?
– Будет сделано, босс. – Раффи открыл еще одну бутылку и протянул ее Керри. – Держите и постарайтесь не думать о еде. Я сейчас что-нибудь раздобуду.
Напевая, он загромыхал прочь по крыше вагона.
– Три года… А кажется, что вечность прошла, – продолжил Майк, словно Брюс и не прерывал его. – Три года назад я был хирургом, а теперь… – В его глазах отразилась скорбь, и Брюс пожалел его в глубине души, где держал под замком все свои чувства. – Я был хорошим хирургом, одним из лучших. Королевский колледж. Харли-стрит. Больница Гая. – Майк горько рассмеялся. – Представляешь, меня на «роллс-ройсе» возили читать лекции студентам о моей новейшей методике холецистэктомии!
– И что произошло? – Вопрос вылетел сам собой, и Брюс осознал, как близко к поверхности он подпустил свою жалость. – Нет, не говори мне ничего. Это твои дела. Я не хочу знать.
– Я расскажу, Брюс. Я хочу рассказать. Как-то легче становится, когда поговоришь.
«Сначала, – подумал Брюс, – и я хотел говорить, хотел смыть боль словами».
Несколько секунд Майк молчал. Пение внизу становилось то громче, то тише, а поезд все ехал по лесу.
– Десять долгих лет я шел к этому и наконец достиг: любимая работа, заслуженное вознаграждение, жена всем на зависть, прекрасный дом, много друзей… Пожалуй, слишком много – успех плодит друзей, как грязная кухня тараканов. – Вынув платок, Майк вытер затылок – туда не долетал ветер. – Есть друзья – есть вечеринки. А на вечеринке после тяжелого рабочего дня отдохнуть можно только с рюмкой. Своей слабости поначалу не замечаешь, а потом становится слишком поздно, бутылка селится в ящике стола, и работается намного хуже. – Майк обернул палец платком и упрямо продолжал: – Внезапно ты это понимаешь. Понимаешь, когда по утрам у тебя трясутся руки, а на завтрак не хочется ничего, кроме рюмки; когда нужно оперировать, а выпивка – единственный способ, чтобы руки не тряслись. А окончательно это осознаешь, только когда нож дрогнет в руке и из артерии начнет бить кровь, а ты стоишь словно парализованный и смотришь, как она заливает халат и собирается в лужи на полу операционной.
Майк умолк, вытряс сигарету из пачки и закурил. Он сидел ссутулившись, а в глазах набежали тучи от осознания вины. Затем он выпрямился и заговорил увереннее:
– Ты, наверное, читал. Обо мне несколько дней кричали все газеты. Впрочем, я тогда еще не был Хейгом. Это слово я увидел на какой-то бутылке в баре. Глэдис, конечно, не бросила меня. Она такая. Мы уехали в Африку. На оставшиеся у меня сбережения мы купили в рассрочку табачную плантацию около Солсбери. Два года я не пил. Глэдис была беременна нашим первым ребенком, мы оба очень хотели детей. Все опять вставало на свои места. – Майк засунул платок в карман, и снова его голос потерял твердость, стал глухим и хриплым. – Однажды я поехал в деревню, на обратном пути зашел в клуб, где бывал и раньше. Вот только на этот раз просидел не полчаса, а до самого закрытия и на ферму вернулся с ящиком шотландского виски.
Брюсу опять захотелось его остановить; он знал, что будет дальше, и не хотел слушать.
– Той ночью начались дожди, и реки вышли из берегов. Телефонные линии оборвались, и мы оказались отрезаны от остального мира. Утром… – Майк замолчал и повернулся к Брюсу. – Наверное, от шока, что я опять в таком состоянии, у Глэдис начались схватки. Это был первый ребенок, а она уже не молоденькая. Схватки продолжались целые сутки, от усталости она уже не могла кричать. Без ее криков и мольбы о помощи стало так хорошо и спокойно… Она знала, что у меня есть все нужные инструменты, просила помочь. Ее голос прорывался сквозь туман виски, и мне так надоели ее крики, что я возненавидел жену. Наконец она замолчала, только я и не осознал, что она умерла, – просто обрадовался, что стало тихо и спокойно. – Он опустил глаза. – Я был слишком пьян и не пошел на похороны. Позже, не помню точно когда, я встретил в каком-то баре, кажется, в «Медном поясе», какого-то вербовщика. Он набирал добровольцев в армию Чомбе, и я записался. Мне казалось, что больше ничего не остается делать.
Солдат принес им ржаной хлеб с консервированным маслом, тушенкой и маринованным луком. Они молча жевали, слушая пение.
– Мог бы мне и не рассказывать, – наконец заметил Брюс.
– Я знаю.
– Майк…
– Да?
– Прими мои соболезнования. Может быть, от этого тебе станет легче.
– Станет, – ответил Майк. – Иногда нужно, чтобы кто-то… Нужно не быть совсем одному. Ты мне нравишься, Брюс.
Он выпалил последнее предложение, и Брюс вздрогнул, словно Майк дал ему пощечину.
«Дурак, – грубо накинулся он на себя, – ты открыл душу. И почти выпустил все наружу».
Он беспощадно, приложив нечеловеческое усилие, затолкал жалость обратно и схватился за рацию. Глаза утратили мягкость.
– Хендри, – сказал он, – кончай языком чесать. Я поставил тебя впереди следить за путями.
На головной платформе Уолли Хендри небрежно вскинул два пальца в неприличном жесте и встал лицом по ходу поезда.
– Пойди смени Хендри, – сказал Брюс Майку. – А его пришли сюда.
Майк Хейг поднялся и посмотрел на Брюса.
– Чего ты боишься? – спросил он слегка озадаченно.
– Я отдал приказ, Хейг.
– Есть, сэр.