6
Тогда, в 1904, я ещё любила солнце. В ту зиму ни я, ни Вера не поехали за границу и часто прогуливались вдоль Мойки, рядом с которой обе жили, а иногда доходили и до Невы.
Погода уже второй день стояла пушкинская: палящее солнце и свирепый мороз, обжигающий лицо и другие открытые участки кожи. Стоило только высунуть из муфты руку, она мгновенно начинала краснеть. Верочка была особенно жива и хороша собой с румянцем на щечках.
– Я видела, как вы вальсировали с Феликсом
Она, как всегда неожиданно, вспомнила события прошедшего неделю назад бала и, как обычно, все перепутала.
– Нет, – возразила я, – с Феликсом я танцевала полонез.
Громкий смех подруги разнесся далеко по набережной.
– И впрямь. Но, в общем, не имеет значения, потому что я хотела спросить, не делал ли он попыток заговорить с тобой о возможной помолвке с Николаем?
Очень многие в свете были убеждены, что вскоре я сделаюсь супругой старшего сына Юсуповых.
– Да, Вера, Феликс сказал, что Николай всеми силами стремиться развеять подобные крайне нелепые слухи, поэтому открыто избегает моего общества.
Мы подошли к набережной. Покрытая изломленными льдинами, вздыбленная и как будто колючая Нева показалась мне особенно красивой. Мои мысли умчались куда-то по её волнам, но, впрочем, не очень далеко от Романа Остен-Сакена.
– Тебе что не нравится Николай?
Вера вернула меня назад, в настоящее, в котором я почувствовала, что мои пальцы отказываются двигаться от холода.
– Никогда не рассматривала его с этой точки зрения, – несколько нервно проговорила я, – к тому же, судя по всему, ему не нравлюсь я, так что нечего и вести этот разговор.
Конечно, я слукавила. Вероятность услышать от Николая предложение в какой-то момент была велика, поэтому я не могла не задумываться о том, хочу ли я провести с князем Юсуповым жизнь, рожать ему детей, которые, если верить родовому проклятью, умрут молодыми. Хорошо поразмыслив, я получила отрицательный ответ, поэтому испытывала облегчение от того, что вслух произносить его не пришлось. Вера поняла и приняла мой довод, но вдруг объявила о самом главном достоинстве Николая:
– Он невероятно богат.
Подняв глаза к небу, моя подруга мечтательно прикусила губу. При своей расчетливости Вера была, как ни удивительно, очень романтична. Скоро, однако же, она сделалась совершенно серьезной и покачала головой.
– Ещё эти нелепые, эксцентричные развлечения с Феликсом. Те самые, с переодеванием.
– Всего лишь сплетни.
Я резко оборвала её, пока она не начала вдаваться в подробности, кто, когда и в каком именно ресторане видел Николая с Феликсом переодетыми в женское платье. Хотя в глубине души я понимала, что свидетелей слишком много, и что все они не могут лгать так слаженно, я считала своим долгом не высказываться о столь ненормальном поведении своих хороших знакомых, а позволить им самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Наверное, Вере и другим подругам в такие моменты со мной бывало не слишком весело и интересно.
Развернувшись, мы пошли в сторону дома, где ждал теплый плед и горячий чай. Замерзли не только руки и лицо, но и ноги. Однако я чувствовала, что чем дальше мы уходим от Невы, тем теплее становится воздух. До дома, находившегося на пересечении Мойки с Невским, нам следовало преодолеть совсем небольшое расстояние, но и оно в такой морозный день давалось с трудом. По дороге я уговорила Веру зайти к нам на чай.
– А как тебе Роман Евгеньевич? – наконец, я решилась задать ей этот вопрос.
Она была моей самой близкой подругой, но, очевидно, не заметила в моем голосе и намека на увлечение.
– Он довольно обыкновенный, и не сказать, чтобы впечатляюще богат. Так папа сказал, во всяком случае.
Ответ меня не удивил, ведь Вера часто оценивала мужчин по тому, какое имущество находилось в их собственности. Я не осуждала её за это, поскольку их семейное материальное положение оставляло желать лучшего. Мне же Роман казался необыкновенной хотя бы потому, что после одной только встречи он не покидал мои мысли.
Подойдя к дому, мы с Верой почти одновременно увидели незнакомый экипаж.
– У вас гости?
– Не помню, чтобы мама предупреждала меня о них, – ответила я неуверенно.
С присущей мне стремительностью я забежала в дом. Первым же, кого я увидела в нашей гостиной, был Роман Евгеньевич. Он быстро встал, заметив меня, и поклонился.
– Здравствуйте, – произнесла я, на ходу снимая верхнюю одежду, что, наверное, выглядело не очень красиво, – какой сюрприз!
Гость только мягко улыбнулся. Избавившись от шубки, я протянула гостю свою руку. Он задержал её в своей чуть дольше положенного, пробормотав что-то вроде:
– Совсем ледяная…
Взглянув на родителей, я заметила, что лица их обоих приняли одинаковое удивленно-озабоченное выражение.
– Нам бы горячего чаю, – приказала я служанке, после чего села напротив гостя.
– Вы сильно замерзли? – спросил отец.
Вера охотно начала рассказывать о степени обледенения частей своего тела, чем привела маму в состояние жуткого и навязчивого беспокойства.
– Между прочим, я говорила, чтобы вы не выходили гулять. Теперь остается надеяться, что вы не простудитесь.
Она повернулась ко мне и добавила:
– Если бы у нас не было гостей, я бы тотчас тебя отправила принимать горячую ножную ванну, а потом в постель.
– Как хорошо, что вы зашли, Роман Евгеньевич, – сказала я.
Все присутствующие, и даже мама, рассмеялись.
– Князь, – папа махнул головой в сторону Остен-Сакена, – рассказывал нам о своей учебе в Оксфорде. Представляешь, Марго, он получил докторскую степень по физике.
– Правда?
Обладателя докторской степени я в свои семнадцать лет представляла себе сорокалетним и обязательно непривлекательным мужчиной, так что Роман никак не подходил под этот образ. Но, он подтвердил слова моего отца.
– Да, провел там 9 лет, и вот результат.
Он остановил взгляд на моем лице и снова улыбнулся. Пока я пыталась отгадать, сколько же ему лет, они с папой начали обсуждать Макса Планка и его продолжавший шуметь в ту пору «квант действия». А нам с Верой принесли чай.
– У вас в доме тоже есть бальная зала? – неожиданно осведомился гость.
Видимо, у моего отца закончились эпитеты, которыми он восхвалял Планка и его труд, поэтому у нас с Романом появилась возможность поговорить между собой.
– Да, жаль, что не такая большая, как в Зимнем.
Я не могла упустить такую возможность продолжить наш разговор, поэтому спросила:
– Вы хотите взглянуть?
– Да, это всегда интересно
Не допив чай, я поднялась с места. Вдвоем с Романом пойти мы не могли. Пришлось звать с собой Веру. Она сделала недовольное лицо, но все же послушно поднялась и пошла за нами.
В общем, можно сказать, мы остались наедине, поскольку Вера, конечно, залу видела, и не раз, поэтому, не проявив к подобной экскурсии никакого интереса, осталась у входа. Мы же проделали круг по всему помещению, после чего князь заключил:
– Здесь очень уютно, в Зимнем же у меня такого ощущения не сложилось, так что, Маргарита Сергеевна, зря вы так сожалели о небольших размерах этой комнаты.
Никто и никогда за сто с лишним лет так не произносил моего имени, я уверена. Так нежно и, вместе с тем, изящно, как будто это самое красивое имя в мире. Мы пошли к выходу, и как только Вера оказалась впереди нас, Роман повернулся, взял меня за руку и тихо проговорил:
– В следующую субботу у Константина Николаевича будет прием, и я очень надеюсь вас там встретить.
После этого он поцеловал мою руку и очень скоро раскланялся и уехал. Стоит ли пояснять, что с того дня я только и занималась подготовкой к приему у Путятина.