Глава 10
…Призраки всегда бродят около своих могил, около мест, где их сгубили, эти места извечно влекут к себе заблудшие души…
Наслаждаясь тишиной пустого учебного заведения, Хенси медленно спустилась по лестнице и завернула за угол, ныряя в более узкий и тёмный коридор, что был перпендикулярен главному, и оканчивался спортзалом и чёрным выходом.
Полностью погрузившись в полумрак – ни у кого не было физкультуры в это время и коридор почти не освещали за ненадобностью – девушка услышала едва уловимые шаги за спиной. Она остановилась на мгновение, но быстро передумала и пошла дальше, даже не обернувшись. «Уборщица, наверное», – подумала Хенси, доставая плеер и разматывая наушники. Уже намереваясь вдеть наушники и окунуться в музыку, девушка замерла, её отвлёк оклик за спиной, заставивший ноги встать на месте, врастя в землю.
– Уф, тебя не докричаться, – Мориц дышал немного неровно после бега, и его глаза слегка бегали.
У Хенси пропал дар речи. В её голове не укладывалось, зачем Трюмперу нужно было гнаться за ней? Зачем он её остановил?…
Отчаянно сопротивляясь, Хенси бессвязно что-то визжала, до белых костяшек вцепившись в руку Морица, что силой тянула её голову вниз.
– Мориц, прошу тебя, нет, не надо! – всхлипнула девушка. Ситуация становилась не то, что напряжённой, она начинала пугать и заставляла наплевать на принципы.
Но, вместо пощады, Мориц замахнулся и ударил девушку коленом, попав в живот, в тазовую косточку. Удар был не сильным, и был скорее призван испугать, нежели причинить настоящую боль и увечья, но для слабой и напуганной девушки его оказалось достаточно…
Автомобиль резко затормозил, слишком резко, отчего Хенси, сидящая сзади на пассажирском сиденье, полетела вперёд, ударяясь лбом о переднее сиденье и просыпаясь от сна-кошмара. В любой другой день, в любой другой момент она бы размазала водителя, не оставила бы от него даже мокрого места, уничтожила бы, может быть, не физически, но морально…
Но сейчас девушка не злилась, она была даже благодарна мужчине за то, что он спас её от цепких лап кошмара, с которым, увы, она была не в силах совладать. Какой бы сильной и опасной не была Хенси, над своей памятью она была не властна…
– Извините, мисс, – с заметным акцентом и волнением в голосе сказала мужчина, оборачиваясь. – Там просто кошка выбежала…
– Ничего страшного, – прервала мужчину девушка, отмахиваясь и запуская руку в рюкзак. – Сколько с меня?
Расплатившись, Хенси покинула такси. Учтивый таксист помог ей достать вещи, которых было всего-то одна сумка, она не сопротивлялась, щурясь от солнца – забыла очки – и смотря на свой дом. На тот самый дом, что она бросила почти пять лет назад, в спешке, словно загнанный зверь, покидая страну. Кто бы мог подумать, что она не просто захочет вернуться на чёртову опостылевшую родину, но и захочет вновь шагнуть в те стены, что знали так много боли?
«Не моей боли», – подумала девушка, ухмыляясь, пытаясь убедить в этом себя. У неё получалось.
Таксист вернулся в машину и тихо тронулся с места, оставляя девушку стоять на обочине. Закинув сумку на плечо, она направилась к дому. Он был в ужасном состоянии – заросший газон, какие-то непонятные кустарники-сорняки, огромный слой пыли на окнах. Покидая дом, Хенси не оставила никого, кто мог бы за ним смотреть, но и продавать, сдавать не стала. Это был её дом, её место, потому она просто заперла его, так сказать, законсервировала, ожидая, что он простоит так до самой её кончины, а после просто перейдёт к властям, которые уже распорядятся им, как посчитают нужным. Возможно, случись это, у властей было бы много вопросов к ней, Хенси, но задать их они были бы уже не в силах.
«Это же только я, дура, разговаривая с мертвецами, – думала девушка, вставляя ключ в заржавевший замок. – Сомневаюсь, что бравые служители закона стали бы заниматься такими глупостями…».
Дверь подалась и отворилась, окатывая девушку запахами застоялости, пыли и какого-то тлена. Этот дом напоминал сейчас склеп, музей памяти и страшных, но прекрасных моментов одного прекрасного злого гения, который творил в этих стенах свои «шедевры».
«Лучшие шедевры, – подумала девушка, бросая сумку на пол, проводя рукой по тумбочке у двери и смотря на пушистый слой пыли, оставшийся на коже. – И лучшие дни… конечно, если не сравнивать с той жизнью, когда я ещё не знала, что такое боль».
Хмыкнув, Хенси заперла входную дверь, бросив ключи в вазочку, предназначенную для разных мелочей – приобретение Бруно, парень всегда любил подобные милые, но, на самом деле, совершенно не обязательные вещи. Была бы воля Хенси, ключи бы валялись по всей квартире и попытка открыть дверь гостю превращалась бы в настоящий квест.
«Впрочем, – подумала она, проходя по гостиной, смотря на диван, – я никогда особо не любила гостей… А все мои „желанные гости“ уже навряд ли смогут меня навестить».
Рассмеявшись собственным мыслям, рассмеявшись жёстко, сухо, но, на самом деле, как-то горько и безысходно, девушка прошла на кухню, стёрла ладонью пыль с кофеварки и, заправив её бодрящим составом, включила. Загудев, аппарат начал варить.
– Работает, – прошептала она, хмыкнув. – Что ж, будто ничего и не менялось, будто и не было этих пяти лет…
Оставив машину работать, Хенси покинула кухню, занесла сумку с вещами в свою спальню и вновь вернулась в гостиную. Она вспоминала, думала о том, как пять лет назад въехала в этот дом, ожидающий своей хозяйки уже не первый месяц, как жила здесь, планировала, мстила, любила…
– Вот последнее вообще неуместно, – прошептала она, морщась.
Девушка оглянулась по сторонам, словно ища кого-то, ища того, с кем можно поговорить, она так привыкла, что, вопреки убеждению о своём одиночестве, рядом всегда кто-то есть. Кто-то, кто принимает её до конца, кто позволяет ей всё. Да, право, сейчас ей так не хватало этого кого-то: живого, настоящего, бесконечно преданного.
«Ты сама начинила его грудь свинцом», – подумала она, вздыхая.
Она вспомнила о Бруно, да, она скучала по нему, скучала не как по человеку – как человек он для неё никогда не существовал – но, как по… щенку? Точно, парень был для неё чем-то вроде собаки, только уважения и любви ему перепадало меньше, чем могло перепасть самой грязной и блохастой псине.
Но он, Бруно, был тем идеальным созданием, что ходило за ней по пятам, позволяя всё и всё прощая.
– Всё ли? – шепнул внутренний голос.
Нет, не всё. Одно он не смог ей позволить и простить. Впрочем, Хенси отплатила ему тем же. Она сотни, тысячи раз прокручивала в своей голове эту мысль:
«Я никогда тебе не принадлежала, так как ты мог позволить себе меня ревновать? Как ты мог позволить себе решать, как мне будет лучше?».
Возможно, она убила парня даже не за то, что он убил Морица, лишил её призрачного глупого счастья. Она убила его скорее за то, что он решил выбрать за неё, лишил её возможности править своей жизнью, как она привыкла, как она всегда делала.
После, теми долгими тёмными ночами, когда кончались таблетки и ей не спалось, Хенси думала обо всём произошедшем. Она не жалела, не жалела никого. Она была уверена, что убила бы Морица, покончила бы с ним в итоге, потому что простить его до конца она едва ли смогла бы, но…
Но в тот конкретный момент, в то утро, после разговора с Себастьяном, она шла к нему не как безжалостный мучитель, убийца, а как обычный человек, обычная девушка, которая просто надеется обрести своё счастье. Но его, счастье, очередной раз отняли у неё, поводив перед носом, словно куском мясо перед голодным животным.
Она не раз думала о том, как могла быть такой глупой и о том… что же хотел сказать ей Мориц в ту самую ночь, когда она не позволила ему этого сделать, закрыла ему рот, а после пришла сама. Пришла за правдой, надеждой и объяснением.
Порой, как бы не было страшно себе в этом признаваться, она думала, что всё ещё любит его. Любит хотя бы потому, что так и не смогла закончить, отомстить до конца. Да, его, Морица, больше не было, но не она убила его, не она отдала этот приказ, не она пожелала его кончины в тот день.
«Ты даже своей смертью всё испортил, – раз за разом горько думала она, пытаясь заглушить мысли табаком и спиртным, давясь ими. – И, как обычно, Трюмпер, своим поступком ты сделал другим плохо и больно… Из-за тебя, Трюмпер, умерли два таких хороших парня, а ты, я уверена, как был последним говнюком, так и остался. Надеюсь, ты горишь сейчас в аду».
Вздрогнув от сигнала кофеварки, девушка тихо выругалась себе под нос и отправилась на кухню, наливая обжигающий напиток в чёрную кружку. Сделав маленький глоток, ошпарив язык и поморщившись от этого, она открыла холодильник и тут же закрыла дверцу – из холодильного шкафа поползли такие запахи, что Хенси стало дурно.
«Господи, – вздохнула она, качая головой. – Я же даже продукты не выбросила, так и остались они лежать здесь и гнить…».
– Нужно купить новый холодильник, – сказала она, вновь поднося кружку к губам, но не делая глотка, помня о жаре. – Этот едва ли подлежит восстановлению. А, судя по вони, там разве что чумы не хватает. Эх, прав ты был, Бруно, я – засранка, и совершенно не умею следить за домом.
Включив холодильник в сеть, надеясь, что холод хоть чуть-чуть сгладит вонь, Хенси прихватила кружку с ароматным кофе и пошла вглубь дома.
Знакомые комнаты и переходы, всё покрыто пушистой пылью, всё пришло в запустение… Разглядывая эту убогую картину своего некогда шикарного жилища, Хенси думала о том, что дом её сейчас как никогда отражает её внутреннее состояние.
«У меня там, внутри, – думала она, ища ключ от потайной двери, – тоже пыль и прах бабочек. Только тебя можно отмыть, отчистить, было бы желание, а вот меня навряд ли возможно очистить от грязи…».
Дверь подалась и Хенси, вздохнув, ступила в затхлое, сырое помещение подвала, который сейчас ещё более стал напоминать бункер, склеп, последнее пристанище неприкаянных.
Пройдясь по подвалу, Хенси дошла до той самой комнаты, где содержались её пленники: сейчас там ничего не говорило о том, сколько трагедий здесь произошло, помещение было пустым и лишь следы от колец, на которых держались цепи, намекали на то, что в этом доме что-то не чисто…
Ухмыльнувшись своим мыслям, вспомнив о Томасе, который кричал здесь, плакал, думая, что Хенси похитила не только его, но и его любимого младшего братика; как она мучила его, била, как он испустил здесь дух… Гораздо раньше испустил, чем планировалось.
– Ты всегда был тупым и бесил меня, Ламберт, – поморщившись, сказала Хенси, словно парень мог её слышать. Хотя, если верить в загробную жизнь, то его дух точно оставался здесь, на месте своей мученической погибели и слышал ядовитые слова своей беспощадной истязательницы.
Но Хенси в это никогда не верила. Ещё в подростковые годы она была скептиком, а уж после всего того, что свалилось на неё она и вовсе отреклась, открестилась от всего, что было за гранью человеческих сил и возможностей.
«Есть только ты и жизнь, – любила повторять она. – Ты всё время что-то делаешь, что-то пытаешься, а она смеётся и ставит палки в колёса, нужно же ей как-то развлекаться…».
Вопреки всему, Хенси не злилась на свою жизнь, но и не любила её. Она, вообще, относилась к ней, как к чему-то стороннему по отношению к себе, она относилась к своей жизни, как к главной и непримиримой сопернице.
Ей вспомнился и Эдвард, тот самый ненавистный ей Эдвард Грейс Келли – бывший одноклассник, который стал пусть лишь фиктивной, но причиной её трагедии. Как он измывался над ней… и как она после отомстила.
Хенси улыбнулась, эти воспоминания грели душу, заставляя чувствовать, что, всё же, что-то внутри неё всё ещё есть, есть жизнь. Может быть, подобный смысл – худший из возможных, но иных у Хенси не было, и потому особенно мучительно ей было тогда, когда последнюю, самую «вкусную» и желанную жертву у неё увели из-под носа.
По ногам, по голым щиколоткам, обнажённым укороченными штанами, прошёлся сквозняк, который взялся непонятно откуда и заставил поёжиться.
– Что, Келли, – с гнусной улыбкой на губах спросила Хенси, – пытаешься сказать мне, что ты всё ещё здесь? Не верю.
Девушка фыркнула и покинула комнату, направляясь к следующей, куда более важной двери. Открыв её, Хенси втянула в лёгкие запах затхлости и необъяснимой сырости.
«Надеюсь, – подумала она, морщась, – всё здесь не пошло плесенью, не хочется полностью переделывать подвал».
В этой комнате всё было, как и пять лет назад: тумбочка у кровати, сама кровать, стул, на котором Хенси любила сидеть, ментально истязая своего «любимого врага». Она невольно улыбнулась своим мыслям-воспоминаниям и шагнула в помещение, проходя по голому полу, наступая на плохо выглядящий прикроватный коврик и невольно задерживая дыхание.
Сердце внутри сжалось, дыхание спёрло, а в носу защипало.
«Не смей плакать, тряпка!» – приказала себе девушка, шмыгая носом.
Там, на белой подушке, всё ещё остались запёкшиеся, выцветшие следы крови, его крови. Это было безрассудным, но девушка не то, что не устроила уборку в подвале, силясь скрыть следы своих преступлений, она даже не стала избавляться от окровавленных постельных принадлежностей, оставляя их на своём месте.
Приди кто-то в дом, заяви он в полицию, правоохранительные органы с лёгкостью распутали бы тот клубок необъяснимых убийств, что заплела Хенси. Но они не пришли, никто не пришёл. Бывшие школьные друзья давно не общались между собой, и их убитые горем родственники не могли подумать, что дети их нашли свой конец в доме и от рук бывшей одноклассницы. От рук той самой незаметной мышки, которая не вписывалась в их элитный класс, той самой «мышки», над которой их дорогие дети когда-то так жестоко надругались, растоптали и бросили умирать, не заботясь ни о чём.
«Я бы с удовольствием попросила у вас прощения, миссис Ламберт, мистер Ламберт, миссис и мистер Вебер и другие… Но… Но вы у меня, в своё время, прощения не просили, я всего лишь вернула должок. Всё честно».
Поморщившись, девушка села на край постели и провела ладонью по подушке со следами крови. Её, крови, было не много, пятна были блеклыми и уже совершенно не похожими на кровь, слишком много времени прошло.
Вздохнув, Хенси на несколько мгновений замялась, задумалась, но всё же решилась, склоняясь к подушке, почти касаясь её пропыленного материала носом и втягивая в лёгкие запах отвратительной затхлости и сладкой крови.
«Я бы отдала всё, чтобы вновь почувствовать твой запах», – подумала Хенси и тут же вздрогнула, резко садясь и влепляя себе звонкую пощёчину, от которой половина лица онемела.
– Не смей, – прошипела самой себе Хенси. – Не смей думать об этом! – закричала она, не заботясь о том, что кто-то может услышать – никого нет.
Схватив треклятую подушку, девушка со всей силы запустила ею в стену, случайно разрывая наволочку, потроша её, запуская пух по всей комнате. Остатки подушки ударились о стену, безвольно падая на пол.
– Урод, – прошипела она, вставая и начиная срывать постельные принадлежности с кровати, разрывая их: то и дело слышался треск старой ткани. – Как же я тебя ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Она сорвалась на крик, на животный вой, путаясь руками в простыне, пододеяльнике. С ресниц упала горькая, едкая слеза, затем другая. Хенси всхлипнула и тотчас задержала дыхание, замолчала, не смея, не позволяя себе эти чувства.
– Как же я тебя ненавижу… – прошептала девушка. Верно, если бы можно было умереть дважды, яд её слов убил бы Трюмпера. – Ненавижу… – её голос дрожал, вибрировал, а в глазах застыло безумие и горькие слёзы.
Пождав губы, до боли стиснув челюсти, девушка сгребла постельное бельё в охапку и потащила наверх. Она несколько раз путалась, падала на лестнице, материлась так, что, верно, родоначальник немецкого языка крутился в гробу.
Выйдя в дом, Хенси потащила всё это в ванную комнату, забрасывая в ванну. Найдя в подсобке средство для розжига гриля, девушка вернулась в ванную, щедро поливая постельные принадлежности давно просроченной жидкостью, совершенно не заботясь о том, какие могут последствия. Отойдя на приличное расстояние, она достала зажигалку, включила её и, зафиксировав пламя, бросила. Бросок оказался, как и следовало ожидать, метким: бельё вспыхнуло, как солома, молниеносно тлея, исчезая в огне.
Периодически что-то трещало, едва уловимо взрывалось и вновь затихало, исчезало в огне. Хенси стояла, наблюдая за танцем пламени, за этим «прожорливым пиром» огня. Рукотворный пожар начал стихать, сходить на нет, теряя свою подпитку. Дождавшись, когда огонь и вовсе исчезнет, Хенси шагнула к ванной, включила душ и смыла истлевшие остатки вещей.
Убедившись, что огня больше нет, что не будет пожара, девушка покинула ванную комнату, вновь направляясь на кухню, заваривая новую порцию кофе – прошлая осталась забытой в подвале – и набрала номер. Смотря на экран, дожидаясь ответа, девушка нетерпеливо притопывала ногой. Когда ей наконец ответили, она без лишних слов перешла к делу:
– Здравствуй, Энди, надеюсь, узнал?
– Да, Хенси, здравствуй, – ответил неизменно спокойный мужчина. – Я уже и забыл, как звучит твой голос.
– Хочется верить, что ты не надеялся на то, что я сгинула с концами? – спросила девушка, оборачиваясь на пискнувшую кофеварку, наливая кофе.
– Нет, Хенси, не надеялся, я прекрасно понимал, что ты в порядке.
«В порядке? – подумала Хенси, её брови вздрогнули вверх. – Что ж, будь по-твоему…».
– Энди, ты можешь мне помочь?
– Что-то узнать?
– Нет, – она покачала головой. – Перед отъездом из страны я закрыла все магазины, поможешь их вновь открыть?
– Хенси, если ты успела забыть, это совершенно не моя компетенция…
– Тогда, – раздражённо ответила девушка, – найди, порекомендуй того, кто поможет!
– Деньги закончились?
– Нет, – хмыкнула девушка. – Но, раз я вернулась к старой жизни хочется и работу вернуть.
– И почему ты вдруг решила вернуться? Помниться мне, ты убегала с концами?
– Не нужно мне устраивать сеанс психоанализа, – нахмурилась Хенси. – Тогда мне нужно было уехать, я думала, что навсегда, но…
– Но дом потянул тебя, – закончил за девушку мужчина. – Незаконченные дела?
– Так, мистер Фрейд, заткнитесь! – рявкнула Хенси. – Если не хочешь помогать, так и скажи! А не издевайся!
– Я не издеваюсь, Хенси, – спокойно ответила мужчина. – Я не виноват в том, что ты так…
Не дослушав, Хенси отклонила вызов и ударила телефон об тумбочку, чудом не разбивая его. Упёршись предплечьями в тумбу, девушка уткнулась лицом в ладони, тихо, низко выругиваясь:
– Блять… Как же мне всё это надоело…
Не прошло и нескольких минут, когда телефон Хенси вновь зазвонил, заставляя её поднять глаза и взять аппарат в руки.
– Алло, – ответила она.
– И снова – здравствуй, – сказал Энди. – Я узнал, кто там занимался твоими делами, могу связаться, если ты так просишь.
– Да, – Хенси вздохнула и прикрыла глаза, потирая переносицу. – Займись этим, Энди, пожалуйста.
– Хорошо. Когда тебе нужно их открыть?
– Так быстро, как будет возможно, – ответила девушка, на неё вдруг навалилась необъяснимая усталость.
– Хорошо, я всё узнаю и перезвоню.
– Да, спасибо, – она кивнула и прикрыла глаза. – Извини, что я так сорвалась… нервы ни к чёрту, прости.
– Ничего страшного, я слишком давно тебя знаю, чтобы обижаться. Но то, что ты извиняешься приятно, это даёт определённую надежду…
– Надежду на что?
– Не важно, не бери в голову.
– Если не хочешь, чтобы я брала в голову, не нужно говорить! – вновь повысила голос девушка.
– Ты не хочешь, увидеться? Мне кажется, тебе нужно с кем-нибудь поговорить.
– Обойдусь, мистер Фрейд, – язвительно ответила Хенси. – Единственное, что мне сейчас нужно – нормальная шлюха. Напомнишь мне номер достойного сутенёра? Я записную книжку давно почистила, а наизусть помню только твой номер, да номер Тимоти…
– Не напомню, – ответил Энди. – Одного твоего «товарища» посадили, второй умер.
– И что теперь?
– Могу узнать о тех, кто сейчас этим промышляет. Но, мне кажется, тебе было бы проще спросить об этом Тимоти, он ближе к этому.
– Ага, – хмыкнула Хенси. – Только он в Америке, а я – в Германии. Что, по-твоему, мне проститутку из-за океана дожидаться?
– Не нужно кричать, от громкости голоса проблема не решиться быстрее.
– Браво, Капитан Очевидность, – хмыкнула девушка. – Ладно, узнай о моих просьбах и перезвони.
– Что в первую очередь узнавать?
– А сам как думаешь?
– Я ничего не думаю, мне нужен твой ответ.
Хенси вздохнула, мысленно считая до десяти, чтобы вновь не накричать на друга.
– Проститутка, сперва мне нужна проститутка.
– Так бы сразу, – ответил мужчина. – Хорошо, Хенси, жди.
Прошло не более двадцати минут, Хенси даже не успела допить кофе, когда Энди перезвонил, отчитываясь:
– Магазины можно будет начать открывать с 21…
– Этого месяца? – уточнила девушка, перебивая друга.
– Этого.
– Хорошо.
– Сутенёра я нашёл, правда, он не внушает мне доверия – новичок, да и молодой сильно… – Хенси презрительно фыркнула. – Но за проверенным сейчас полиция ходит, думая, оно тебе не надо?
– Не надо, – подтвердила девушка. – Диктуй номер «молодняка».
Созвонившись с сутенёром, который, судя по голосу, в самом деле был весьма молод, Хенси надиктовала свои требования, предпочтения, сказала, что стоимость не имеет значения и прочее, что обычно оговаривается в подобных беседах.
Через несколько секунд молчание в которые парень на том конце связи, видно, проверял базу, он вновь заговорил:
– Есть три наиболее подходящие девушки…
Выслушав про всех, Хенси остановила свой выбор на второй.
– Ника…
– Мне плевать, как её зовут, – грубо отрезала Хенси, оборачиваясь и смотря на улицу через грязное оконное стекло.
– Извините.
Парень не знал, с кем разговаривает, но по тону, по манере разговора он смог понять, что с клиенткой лучше не спорить и не злить её.
– Она должна быть у меня в девять вечера.
– И до которого часа?
– Оплачиваю до утра, думаю, вам будет не важно, во сколько я её на самом деле выставлю, если это будет не позже?
– Нет, мисс.
– Хорошо, записывайте адрес…