Глава 5
Сабин убил человека у нее на глазах.
С тех пор прошло несколько часов, за это время они не раз сворачивали лагерь и перемещались в другое место, но кровавый образ человека, рухнувшего на колени, а затем повалившегося лицом вниз, захрипевшего и умолкшего навсегда, все еще преследовал ее.
Гвен была знакома эта свирепая ярость, обуревавшая Сабина, – та же ярость заставляла ее убивать. Она знала, что Сабин был суровым, резким и что простые человеческие чувства были незнакомы ему. Его выдавали глаза. Темные и холодные, расчетливые. Два дня назад он освободил ее из стеклянной камеры. Все это время она наблюдала за ним и поняла, что он все время настороже, подмечает каждую деталь, решая, как и когда использовать ее в своих целях. Все прочее не стоило его внимания.
Наверное, он и ее считал бесполезной. Сначала. А теперь ему нужна была ее помощь.
Но Гвен никак не могла забыть, что во время их первой встречи он оттолкнул ее. О, как это было унизительно. Одно прикосновение его огрубевших пальцев – и ее как магнитом потянуло к человеку, которому на нее наплевать. Но он был такой теплый, его кожа буквально излучала энергию, а Гвен так долго была одна, что не сумела удержаться.
«Не трогай», – сказал он ей тогда и, судя по выражению его лица, без колебаний ударил бы ее, если бы она снова коснулась его.
Это резкое, даже грубое обхождение напомнило ей, что ее спасители – чужаки, что их намерения могут быть столь же гнусными, как и у ее тюремщиков. Поэтому она старалась держаться от них на расстоянии, изучая их и подслушивая самые личные разговоры. Ее ментальный слух снова вернулся к ней, уровень шума снизился до приемлемого и уже не оглушал ее, позволяя слышать то, что не предназначалось для ее ушей, не морщась при этом от боли.
Один из таких разговоров, состоявшийся в это самое утро, постоянно звучал в ее голове.
«Мы уже почти месяц ищем и все без толку – артефакта как не было, так и нет. Сколько еще пирамид мы должны обыскать, чтобы найти его? Я думал, в последней пирамиде мы сорвали джекпот, ведь там были охотники, но…»
И снова они упомянули охотников. Именно так они называли Криса. Почему?
«Я знаю, знаю. Столько усилий – и все впустую: мы так и не продвинулись в поисках ларца».
Артефакт? Ларец?
«– Может, пора отдохнуть?
– Может быть. Пока Око не даст нам еще один ключ, мы не поймем, куда двигаться дальше».
Странная фраза. Какое-то око снабжает их ключами? Ключами к чему? И о каком оке идет речь? Может, так они называют Люсьена? Гвен заметила, что у него разные глаза – один голубой, другой карий.
«Будем надеяться, что Гален тоже ничего не нашел. Кроме осинового кола в сердце. В этом я готов ему помочь».
Кто такой Гален? И почему он так важен для них? Эти воины были… странными. Половина из них говорила так, будто сошла со страниц журнала «Средневековье». Остальные больше походили на членов уличной банды. Их связывали дружеские отношения, это было очевидно. Они заботились друг о друге, шутили и смеялись вместе, прикрывали друг другу спину в бою.
Трое мужчин и женщина-воин, Камео, поочередно заглянули в палатку Сабина, воспользовавшись его отсутствием – он разговаривал с Люсьеном. Каждый из них сказал Гвен одно и то же: тронешь его – и тебе несдобровать. Не дожидаясь ее ответа, они исчезали так же стремительно, как и появлялись. Голос этой женщины… Гвен содрогнулась. Каждое сказанное ею слово погружало ее в пучину страданий.
Она довольно долго пробыла в палатке одна и могла бы сбежать. По крайней мере, могла попытаться. Но бескрайняя пустыня, немилосердно палящее солнце, и кто знает, что еще могло встретиться ей… – все это и еще страх удерживали ее на месте.
Хотя Гвен выросла среди ледяных пиков Аляски, она, пожалуй, сумела бы справиться с песком и солнцем. Она надеялась на это. Ее страшило неизведанное. Что, если она наткнется на какое-нибудь жестокое племя? Или стаю оголодавших хищников? Или на очередную шайку мерзавцев?
К тому же однажды она уже рискнула отправиться вслед за своим тогдашним приятелем Тайсоном, – и чем это закончилось? Ее заперли в стеклянную клетку. И все же… Если хоть один из этих воинов дотронется до нее, она пойдет на риск. По крайней мере, можно попытаться. Однако они не трогали ее, держались на расстоянии, и Гвен это радовало. В самом деле. То, что Сабин выполнял свое обещание – не трогать, – было как подарок с небес. Правда.
– Ты в порядке?
Воин по имени Страйдер плюхнулся на удобное кожаное сиденье рядом с ней. Они находились в частном самолете, высоко в небе. Время от времени самолет попадал в зону турбулентности и его начинало мотать из стороны в сторону.
Как ни странно, Гвен это ничуть не тревожило.
Девушка подавила горький смешок. Она шарахалась от каждой тени, а тряска в самолете, которая могла привести к катастрофе, оставила ее равнодушной. Может быть, потому, что она сама умела летать… вроде бы… хотя уже целую вечность этого не делала. А может, по сравнению с тем, что ей пришлось пережить за минувший год, авиакатастрофа казалась детской забавой.
– Ты какая-то бледная, – прибавил он, не услышав ответа. Достав из кармана пакет с конфетами, бросил пригоршню в рот, потом протянул ей.
Она почувствовала дивный аромат корицы, от которого у нее потекли слюнки.
– Тебе нужно поесть.
Что ж, по крайней мере, она не сжималась от страха. Это уже прогресс. Но зачем эти парни постоянно подсовывают ей какую-то несъедобную гадость?
– Нет, спасибо. Я в порядке.
Она еще не вполне оправилась от пирожных, которыми угостил ее Сабин.
Впрочем, Гвен совсем не жалела, что съела их. Этот бесподобный сахарный вкус… ощущение сытости… райское блаженство. Которое длилось всего несколько секунд. Впредь она будет умнее и не станет есть предлагаемую ей пищу. Боги прокляли ее, как и всех гарпий. Она могла есть только то, что украла или заработала. Это было наказание за преступления, совершенные предками. Несправедливо, но что она могла поделать…
Что ж, можно и поголодать.
Гвен слишком боялась возможных последствий, чтобы воровать еду у этих людей. Еще больше она боялась того, что они могут заставить ее сделать ради нескольких бесценных кусочков.
– Ты уверена? – спросил он и отправил в рот еще несколько карамелек. – Они маленькие, но тут этого добра много.
Из всех мужчин лишь он обращался с ней по-доброму. Его ярко-голубые глаза никогда не смотрели на нее с презрением. Или с яростью, которая иногда мелькала в глазах Сабина.
Сабин. Ее мысли постоянно возвращались к нему.
Она поискала его взглядом. Он развалился в кресле неподалеку, глаза его были закрыты, ресницы отбрасывали тень на высокие скулы. На нем была камуфляжная форма, на шее поблескивала серебряная цепочка, запястье охватывал мужской кожаный браслет (Гвен почему-то показалось, что он подчеркнул бы это слово – мужской). Во сне его лицо казалось расслабленным. Как оно могло быть одновременно суровым и полным мальчишеского обаяния?
Это была загадка, которую Гвен хотелось бы разгадать. Может быть, если она найдет ответ, ее перестанет тянуть к нему. Она и пяти минут не могла провести без того, чтобы не задаться вопросом – где он, что делает. Сегодня утром, например, Сабин собирал вещи, готовясь к отъезду, а она представляла себе, как ее ногти вонзаются в его спину, как она впивается зубами в его шею. Не с целью причинить ему боль, а чтобы доставить удовольствие себе!
За прошедшие годы у нее было несколько любовников, но подобные мысли никогда прежде ее не терзали. Она была нежным созданием, черт побери, даже в постели. Это он и его плевать-мне-на-все-кроме-победы-в-моей-войне пробуждали в ней… тьму. Ничего удивительного.
Она должна была бы преисполниться отвращением к тому, что он сделал, перерезав человеку горло. Ну, или, по крайней мере, должна была закричать, остановить его, протестовать, однако какая-то часть ее, та самая темная половина, зверь, от которого она не могла избавиться, знал, что должно произойти, и радовался этому. Она хотела, чтобы этот человек умер. Даже теперь в глубине души была благодарна Сабину. За восхитительно жестокий способ свершения акта правосудия.
Это была единственная причина, по которой она добровольно села в этот самолет. Самолет, летевший не на Аляску, а в Будапешт. И еще, почтительная сдержанность, которую демонстрировали все воины. Ах да, и, конечно, пирожные. Нет, не стоит поддавать ся этому сладкому искушению. Или все же…
А может, пора уже вести себя как взрослая девочка и стянуть одно пирожное, пусть даже рискуя быть наказанной. Она давно этого не делала, и в отсутствие практики ее навыки слегка заржавели, но теперь, когда ее выпустили из клетки, муки голода обострились, стали просто нестерпимыми. Ее тело слабело. Кроме того, если воины попытаются остановить ее, она начнет действовать, даст им отпор. И отправится наконец домой.
Если решаться, то сейчас. Очень скоро у нее не останется ни сил, ни ясности мыслей, чтобы стащить хотя бы упавшую крошку, не говоря уже о полноценной пище. И уж конечно, у нее не будет сил сбежать. Хуже всего было то, что ей приходилось бороться не только с голодом, но и с отчаянным желанием погрузиться в сон.
На нее не было наложено проклятие, обязывающее ее постоянно бодрствовать, но сон на глазах у всех противоречил кодексу поведения гарпий. И тому была веская причина! Погрузившись в забытье, она становилась беззащитной перед нападением. Или похищением. Сестры Гвен не особенно придерживались правил, но эту заповедь они соблюдали неукоснительно. И она не нарушит ее. Больше не нарушит. Она и без того уже навлекла на них позор.
Однако без еды и без сна ее здоровье быстро ухудшится. Вскоре гарпия возьмет верх, заставляя ее сделать хоть что-то для своего спасения.
Гарпия. Они были неразделимы, но Гвен считала себя и свою половину двумя различными сущностями. Гарпии нравилось убивать, а ей – нет. Гарпия предпочитала темноту, а Гвен – свет. Гарпия наслаждалась хаосом, а ей больше по душе был покой. Нельзя ее выпускать.
Гвен обвела глазами самолет в поисках вожделенных пирожных. Ее взгляд остановился на Амане. Он был самым сумрачным из воинов и за все время, что Гвен находилась среди них, не произнес ни слова. Он сидел в самом дальнем от нее кресле, сгорбившись, прижав руки к вискам и издавая стоны, словно его пожирала невыносимая боль. Рядом с ним сидел Парис, мужчина с яркими голубыми глазами и бледной кожей – воплощение соблазна, подумала Гвен. Он задумчиво смотрел в иллюминатор.
Напротив расположился Аэрон, с ног до головы покрытый татуировками. Он тоже почти все время молчал. Эти трое явно хлебнули лиха. «А я-то думала, это мне пришлось нелегко. Что же с ними случилось? И знают ли они, где пирожные?»
– Гвендолин?
Она вздрогнула, голос Страйдера отвлек ее от размышлений.
– Да?
– Ты все еще здесь?
– О, прости.
Он о чем-то спрашивал?
Самолет снова тряхнуло на воздушной кочке.
Прядь светлых волос упала Страйдеру на лоб, и он нетерпеливо откинул ее назад. В воздухе снова запахло корицей. У Гвен заурчало в животе.
– Знаю, есть ты не будешь, – сказал он, – но, может быть, тебя мучает жажда? Хочешь что-нибудь выпить?
Да. Пожалуйста, да.
– Нет, спасибо, – ответила она, сглотнув слюну.
– Возьми хотя бы бутылку воды. Она закрыта, так что можешь не беспокоиться, мы ничего туда не подмешали.
Он достал из подставки для чашек поблескивающую, холодную как лед бутылку и поводил ею перед лицом Гвен. И все это время бутылка была там?
Мысленно она готова была разрыдаться. Бутылка так и манила ее…
– Может быть, потом, – хрипло проговорила она.
Страйдер пожал плечами, словно ему было все равно, но в его глазах она заметила разочарование.
– Тебе же хуже.
Должно же быть что-то поблизости, что она могла бы незаметно стянуть. Гвен снова осмотрела салон самолета. Ее взгляд упал на полупустую бутылку с вишневым напитком рядом с Сабином. Она облизала пересохшие губы. Нет, хуже будет Сабину. Как только Страйдер уйдет, она попробует стащить бутылку – и плевать на последствия.
Может быть. Нет, она сделает это. А пока Страйдер здесь, может быть, удастся получить ответы на интересующие ее вопросы. К тому же ей нужно время, чтобы набраться храбрости.
– Почему мы воспользовались самолетом? – спросила она. – Я же видела, как тот, кого называли Люсьеном, исчез вместе с другими женщинами. Мы могли бы добраться до Будапешта за несколько секунд.
– Не все из нас хорошо переносят подобные путешествия.
Его взгляд остановился на Сабине.
– Так некоторые из вас слабаки?
Слова сорвались у Гвен с языка прежде, чем она успела хорошенько подумать. Подобную дерзость она могла бы сказать своим сестрам, единственным людям в мире, с которыми могла быть самой собой, не страшась взаимных обвинений. Бьянка, Талия и Кайя понимали ее, любили и сделали бы все, чтобы защитить.
Однако Страйдер не обиделся, напротив, слова Гвен позабавили его. Он разразился смехом.
– Ну, что-то вроде того, хотя Сабин, Рейес и Парис предпочитают думать, будто подхватывают вирус всякий раз, когда куда-то переносятся.
Близнецы Бьянка и Кайя вели себя точно так же. Они скорее поверят в то, что их поразила болезнь, чем признают свою ограниченность хоть в чем-то. Талия, холодная как лед и крепкая как сталь, просто ни на что не реагировала.
Веселье Страйдера постепенно утихло, он внимательно оглядел Гвен с ног до головы.
– А знаешь, ты совсем не такая, как я представлял.
Держи себя в руках. Не шевелись.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну… а ты не обидишься?
…И не превратишься ли случайно в чудовище? Это он имел в виду? Кажется, он боялся ее темной половины так же сильно, как и она сама.
– Нет.
Может быть.
Он пристально смотрел на нее, словно раздумывал, стоит ли доверять ее словам. Наконец кивнул:
– Кажется, я уже говорил это раньше. Судя по тому немногому, что я знаю, гарпии – отвратительные создания с безобразными лицами, острыми клювами и вообще наполовину птицы. Они злобные и безжалостные. Ты… ты совсем не такая.
Как, неужели он уже успел забыть, что она сделала с Крисом?
Гвен взглянула на Сабина, мирно дремавшего в кресле. Его дыхание было глубоким, до нее донесся аромат лимона и мяты. Разве он не говорил Страйдеру, что не все легенды правдивы?
– У нас дурная репутация, вот и все.
– Нет, дело не только в этом.
Да, не только. Но она не может рассказать ему все.
Ее сестрам повезло, у них были отцы-оборотни. Отец Талии умел превращаться в змею, отцом близнецов был феникс. А вот ее отец был ангелом, но ей не разрешали говорить об этом. Никогда. Ангелы были слишком чисты, слишком хороши для ее племени, к тому же у Гвен было много недостатков. Как всегда, при мысли об отце ее сердце болезненно сжалось.
У гарпий сложилось матриархальное общество, отцам позволено было видеться с детьми, если они того желали. Отцы ее сестер были частью их жизни. Отца Гвен лишили этой возможности. Мать запретила ему встречаться с дочерью. Она рассказала Гвен об отце только затем, чтобы предостеречь: если она не будет осторожна, станет совсем как папенька, высокоморальной личностью, неспособной даже пищу украсть, неспособной солгать, пекущейся о других больше, чем о себе. Но и после того, как Табита сняла с себя всякую ответственность за дочь, сочтя ее безнадежной, отец не предпринял ни единой попытки увидеться с Гвен. Да знает ли он вообще о ее существовании? Тоска о несбывшемся больно кольнула в сердце.
Всю свою жизнь она мечтала о том, как в один прекрасный день отец, преодолев все преграды, придет к ней, крепко обнимет и унесет далеко-далеко. Она мечтала о его любви и преданности. Мечтала о том, как будет жить с ним на небесах, огражденная на веки вечные от зла на земле и ее собственной темной половины.
Гвен вздохнула. Когда речь заходила о ее родословной, упоминалось лишь одно имя – Люцифер. Он был сильным, коварным, мстительным и жестоким. Короче говоря, худшего врага не придумать. Никто не хотел связываться с ней, с каждой из них, страшась князя тьмы.
Вообще-то Люцифера действительно можно было считать членом ее семьи. Он был ее прадедом. Дедом ее матери. Гвен никогда не встречалась с ним, отпущенный ему год на земле истек задолго до ее рождения, и она очень надеялась, что их пути никогда не пересекутся.
Тщательно обдумывая дальнейшие слова, она глубоко вздохнула, чувствуя исходящий от Страйдера запах дыма костра и восхитительной корицы. К со жалению, ему не хватало нотки порочности, которая присутствовала в запахе Сабина.
– Люди склонны очернять все, что недоступно их пониманию, – сказала она. – По их представлениям, добро всегда побеждает зло, поэтому все, что сильнее их, они считают злом. А зло, понятное дело, уродливо.
– Точно подмечено.
В его голосе звучало понимание. Теперь самое подходящее время выяснить, что же он понял, решила Гвен.
– Я знаю, что вы бессмертные, как и я, – медленно проговорила она, – но я так и не поняла, кто же вы такие.
Он смущенно заерзал на месте, поглядывая на друзей, словно ища поддержки. Все, кто слышал слова Гвен, поспешно отвели взгляд. Страйдер вздохнул, эхом отзываясь на вздох Гвен.
– Когда-то мы были воинами богов.
Когда-то. Значит, теперь это уже не так.
– Но что…
– Сколько тебе лет? – спросил он, прервав ее.
Гвен хотела было возразить против неожиданной смены темы, но передумала. Вместо этого она тщательно взвесила все за и против, решая, стоит ли говорить правду. Она задала себе три вопроса, которым каждая гарпия-мать учит дочерей: можно ли использовать эту информацию против нее? будет ли у нее преимущество, если она сохранит ее в тайне? может ли ложь оказаться полезнее правды?
Никакого вреда не будет, решила она. Преимущества, правда, тоже, ну и пусть.
– Двадцать семь.
Страйдер удивленно поднял брови и уставился на нее.
– Ты хочешь сказать, двадцать семь сотен лет, верно?
Это было бы верно, если бы он говорил о Талии.
– Нет. Просто двадцать семь. Двадцать семь обыкновенных лет.
– Но ты же не имеешь в виду человеческое летоисчисление?
– Нет. Я меряю в собачьих годах, – сухо ответила Гвен и сжала губы. Когда она успела лишиться своей способности держать язык при себе? Но Страйдер, кажется, не рассердился. Скорее был озадачен. Неужели Сабин отреагирует так же, когда проснется? – А что не так с моим возрастом? – Едва эти слова слетели с ее губ, она вдруг поймала себя на неприятной мысли и побледнела. – Я что, так плохо выгляжу? Я выгляжу старой?
– Нет, нет, что ты. Конечно нет. Но ты – бессмертная. Ты могущественна.
А что, могущественные бессмертные не могут быть молодыми? Стоп!.. Он считает ее могущественной? Гвен охватило блаженное чувство. В прошлом могущественными называли только ее сестер.
– Да, и все же мне только двадцать семь.
Страйдер протянул руку – Гвен не знала зачем, но ей было все равно, – и она сжалась в своем кресле. С самой первой их встречи она тянулась к Сабину, ей нестерпимо хотелось, чтобы он прикоснулся к ней – почему, почему, почему? И сегодня утром она даже представляла себе, как занимается с ним всякими неприличными вещами, но мысль о том, что ее коснется кто-то другой, ей совсем не нравилась.
Страйдер опустил руку.
Гвен расслабилась и снова бросила взгляд на Сабина. Он стиснул зубы, его лицо покраснело, словно от едва сдерживаемого гнева. Приснился кошмар? Неужели во сне ему явились все, кого он когда-то лишил жизни, и теперь его терзают угрызения совести? Может, и хорошо, что Гвен не позволяла себе уснуть. Ее и саму мучили подобные кошмарные сны, и она ненавидела каждую секунду, проведенную в забытьи.
– Все гарпии такие же молодые, как и ты? – поинтересовался Страйдер, снова привлекая к себе ее внимание.
Можно ли использовать эту информацию против нее? Не лучше ли сохранить ее в секрете? Может ли ложь оказаться полезнее правды?
– Нет, – искренне ответила она. – Мои сестры гораздо старше меня. А еще красивее и сильнее. – Она слишком любила их, чтобы испытывать ревность. Слишком любила. – Они не позволили бы схватить себя. Их нельзя принудить делать то, что они не хотят. Они ничего не боятся.
Ох, кажется, пора заткнуться. Чем больше она говорит, тем более очевидными становятся ее собственные ошибки и недостатки. Пусть эти люди думают, что у нее достаточно храбрости в запасе. «Но почему я не могу быть как мои сестры? Почему я стремлюсь убежать от опасности, а они, напротив, встречают ее с улыбкой? Если бы кто-то из моих сестер заинтересовался Сабином, его отстраненность не отпугнула бы их, наоборот, они расценили бы ее как вызов и соблазнили его».
Подожди. Остановись. Это какое-то безумие. Сабин ее не интересует. Да, он привлекательный мужчина, и она даже представляла себе, как занимается с ним любовью. Но это было вызвано исключительно чувством благодарности. Он ведь освободил ее из темницы и убил одного из ее врагов. А еще он сбивал ее с толку. Он был жесток и суров, но не тронул ее. Признать, что ее влечет к бессмертному воину? Никогда.
Если Гвен начнет снова встречаться с мужчинами, она выберет рассудительного и заботливого человека, который предпочитает скучную работу в офисе, а не махание мечом. Человека, рядом с которым она будет чувствовать себя защищенной и любимой, несмотря на все ее недостатки. Словом, ей нужен человек, рядом с которым она будет обычной женщиной.
Вот чего Гвен хотела больше всего на свете.
Внимание Сабина было приковано к Гвен. Он не выпускал ее из виду с той минуты, как они сели в самолет. Ладно, с того момента, как впервые увидел ее. Она так боялась Сабина, что в его присутствии вряд ли позволила бы себе расслабиться и отдохнуть. Поэтому он решил притвориться спящим. Как выяснилось, это было правильное решение. Гвен оттаяла и открылась Страйдеру.
Это бесило его больше всего.
Но он продолжал «спать» и не открыл глаза, даже когда Страйдер едва не коснулся Гвен. Сабина обуяло жгучее желание съездить другу кулаком по носу, вминая хрящи в мозг. Но их разговор заинтересовал его.
Девушка – а ее, несомненно, можно было так назвать, ведь ей было всего двадцать семь чертовых лет, и рядом с ней он чувствовал себя долбаным стариком – считала себя неудачницей во всех смыслах этого слова, а своих сестер – образцами для подражания. Красивее? Это вряд ли. Сильнее? Он содрогнулся. Они не позволили бы себя схватить? Каждого можно застать врасплох. Даже его самого. Они ничего не боятся? В каждом живет глубокий, темный как ночь страх. Даже Сабину он знаком. Он боялся поражения так же сильно, как Гидеон – пауков.
В тот день в подземелье Гвен была робка и напугана, он уже тогда понял, что она не уверена в своей силе и сомневается в своих смертоносных способностях, но понятия не имел, насколько глубоко эта неуверенность пустила корни. Она постоянно сравнивала себя со своими сестрами, и это говорило о том, что она сомневается во всем. Девушка была словно соткана из сомнений. И его присутствие лишь усугубляло ситуацию.
Все его любовницы были уверенными в себе, независимыми женщинами (от тридцати пяти и старше, черт побери). Он и выбирал их именно из-за этой уверенности в себе. Но все менялось, стоило его демону запустить в них острые когти сомнений. Ничто не могло заставить его ослабить хватку. Некоторые, как Дарла, даже наложили на себя руки, не в силах выносить постоянную критику. Демон все подвергал сомнению: их внешность, ум, окружение. После смерти Дарлы Сабин раз и навсегда завязал с женщинами и романами.
А потом он увидел Гвен. Он желал ее… о, как он ее желал. Наверное, Сабин мог бы провести с ней одну ночь и найти оправдание своему поступку. Вот только он сомневался, что одной ночи ему было бы достаточно. Только не с ней. Его фантазий хватило бы на целую вечность.
Пьянящая красота Гвен воспламеняла его кровь всякий раз, когда он смотрел на нее, тело изнывало от вожделения. Ее неуверенность и робость пробуждали в нем инстинкт защитника, а у его демона – разрушительные помыслы. Ее солнечный аромат, погребенный под слоем грязи, которую она так и не смыла с себя, постоянно преследовал его, притягивая к ней словно магнитом… ближе… еще ближе…
Уступить этому влечению значило погубить ее.
«Может быть, я буду хорошим и оставлю ее в покое».
Слушая эти увещевания, Сабин до боли прикусил язык и почувствовал во рту металлический привкус крови. Демон хотел заставить Сабина усомниться в его злокозненных намерениях. Ну уж нет. «Однажды я уже купился на это. Больше такого не повторится».
– Ты все время это делаешь, – сказал Страйдер Гвендолин, отвлекая Сабина от его размышлений.
– Что?
Ее голос звучал еле слышно, слегка хрипловато. Сначала Сабин решил, что в этом повинна ее усталость. Но нет, этот низкий голос с легкой хрипотцой был ее неотъемлемой чертой. Как и бьющая наотмашь сексуальность.
– Смотришь на Сабина. Он тебя интересует?
Она задохнулась от изумления и, очевидно, рассердилась.
– Конечно нет!
Сабин пытался не хмуриться. Легкая нотка сомнения ей не повредила бы.
Страйдер хмыкнул:
– А я думаю, что да. И знаешь что? Я знаком с ним уже несколько тысяч лет и много чего про него знаю.
– И что же? – пробормотала она.
– А то, что я не прочь поделиться с тобой некоторыми секретами. То есть я хочу сказать, что окажу дружескую услугу вам обоим, если заставлю тебя переменить свое мнение о нем.
«А твой приятель копает под тебя, – сказал демон, – наверное, сам хочет завладеть ею. Вряд ли стоит ему доверять после такого».
Поколебавшись, Сабин осадил его: «Он лишь хочет предостеречь Гвен, ради ее же блага. И ради меня. Так что заткнись».
– Я не желаю иметь с ним ничего общего, уверяю тебя.
– В таком случае тебе, наверное, неинтересно будет услышать то, что я хотел тебе сказать. Пожалуй, я пойду.
Осторожно приоткрыв глаза, Сабин увидел, что Страйдер поднялся с места.
Схватив его за руку, Гвен потянула его обратно:
– Подожди.
Сабину пришлось вцепиться в подлокотники своего кресла, чтобы побороть желание вскочить и разлучить эту пару.
– Расскажи мне, – попросила она.
Страйдер медленно опустился в кресло. Он улыбался. Как ни ограничен был угол обзора у Сабина, он увидел сияющую белозубую улыбку своего друга. Да он и сам едва не улыбнулся. Он был небезразличен Гвен.
«Наверное, хочет узнать, как сподручнее прикончить тебя».
«Проклятье, заткнись же наконец!»
– Хочешь узнать что-то конкретное? – спросил Страйдер.
– Почему он такой… холодный? – Она по-прежнему смотрела на Сабина, и ее взгляд буквально обжигал его. – Он со всеми такой или только мне повезло?
– Не переживай. Дело не в тебе. Он со всеми женщинами такой. Ему приходится сдерживать себя. Видишь ли, его демон…
– Демон? – выдохнула Гвен и резко выпрямилась. Ее лицо побелело, исказилось от ужаса. – Ты сказал – демон?
– О… э-э… разве я так сказал? – Страйдер растерянно огляделся. – Нет, нет. Тебе показалось. Я сказал, что он…
– Нет, ты сказал – демон. Демоны. Демоны и охотники, и еще эта татуировка в виде бабочки. Я должна была догадаться сразу, как увидела татуировки. – Расширенными от ужаса глазами она обвела салон самолета, вглядываясь в воинов. Секунду спустя Гвен уже была на ногах. Отскочив от Страйдера, она попятилась к туалетной комнате. Вытянула руки, словно пытаясь одним этим жестом удержать их всех на расстоянии. – Теперь… теперь я понимаю. Вы – Владыки Преисподней, да? Бессмертные воины, которых боги изгнали на землю. М-мои сестры перед сном рассказывали мне сказки о ваших злодеяниях.
– Гвен, – сказал Страйдер, – успокойся. Пожалуйста.
– Вы убили Пандору. Невинную женщину. Вы сровняли Древнюю Грецию с землей, затопив улицы кровью, наполнив их криками. Вы мучили людей, расчленяя их заживо.
Лицо Страйдера окаменело.
– Они заслужили кару. Они убили нашего друга. Пытались убить нас.
– Если она закричит, случится что-то невообразимо прекрасное, – мрачно сказал Гидеон, приблизившись к Страйдеру. – Даже не пытайся вырубить ее, и я не стану тебе помогать, договорились?
– Погоди. Прежде чем мы попытаемся скрутить ее и почти наверняка лишимся глоток, попробуем что-нибудь другое. Парис! – рявкнул Страйдер, не отрывая глаз от Гвен. – Ты нам нужен.
Парис решительными шагами подошел к нему как раз в то мгновение, когда Сабин, перестав притворяться спящим, вскочил.
– Гвен, – вмешался он, надеясь успокоить ее прежде, чем Парис пустит в ход свое обаяние. Но девушка судорожно втягивала в себя воздух, словно борясь с удушьем. Ее лицо исказилось от ужаса. – Давай поговорим…
– Демоны… вокруг меня демоны.
Она открыла рот, и с ее губ сорвался пронзительный вопль. Она кричала, кричала, кричала.