Глава 1
Анья, богиня Анархии, дочь Беззакония и разжигательница беспорядков, стояла на краю танцпола, глядя на колышущееся в такт музыке море полуобнаженных женских тел. Все красавицы были специально отобраны Владыками Преисподней для полуночных развлечений – как вертикальных, так и горизонтальных.
Сигаретный дым окутывал их волшебным туманом, а льющиеся из медленно вращающегося под потолком шара лучи света размашистыми кругами прорезали полумрак ночного клуба. Краем глаза Анья заприметила крепкую мужскую задницу, ритмично двигающуюся вперед и назад, ублажая бьющуюся в экстазе женщину. Задницу бессмертного существа.
«Вечеринка в моем вкусе, – порочно усмехнувшись, подумала она. И плевать, что ее сюда никто не звал. – Словно кто-то или что-то может помешать мне прийти!»
Владыки Преисподней были восхитительными бессмертными воинами, одержимыми демонами, некогда заключенными в ларце Пандоры. Сейчас, накачиваясь спиртным и утоляя похоть, они прощались с Будапештом – городом, который на протяжении многих веков называли своим домом.
Анье хотелось стать частью этого действа. С одним из воинов в особенности.
– Расступитесь, – прошептала она, с трудом подавив желание заорать во все горло «Пожар!» и посмотреть, как смертные, истерически вопя, в панике бросятся к дверям.
«Вот будет потеха».
Ее слова заглушила вырывающаяся из динамиков неритмичная рок-музыка, пульсирующая в унисон с ее бьющимся с перебоями сердцем. Толпа тем не менее повиновалась, похоже, на некоем подсознательном уровне.
Дорога освобождалась медленно… очень медленно…
Наконец в поле зрения Аньи показался герой ее мечтаний. Жаркий вздох застрял у нее в груди, по телу прошла дрожь. Люсьен. Красиво покрытый шрамами, неодолимо мужественный и одержимый демоном Смерти. Сейчас он сидит за столиком у дальней стены, вперившись ничего не выражающим взглядом в Рейеса, своего друга и товарища по бессмертию.
О чем они говорят? Если Люсьен хочет, чтобы одержимый демоном Боли свел его с какой-нибудь смертной женщиной, то одной ложной пожарной тревогой они точно не отделаются. Стиснув зубы и склонив голову набок, Анья сосредоточилась на этой парочке, абстрагировавшись от царящего вокруг шума, и прислушалась.
– …Она была права. Я проверил спутниковую съемку на компьютере Торина. Из моря действительно поднимаются храмы. – Рейес одним глотком осушил содержимое серебристой фляжки, которую держал в руке. – Один в Греции, а другой вблизи Рима, и при нынешней скорости проявления их можно будет исследовать уже завтра.
– Почему же смертные о них не знают? – Люсьен по привычке потер подбородок двумя пальцами. – Парис просмотрел выпуски новостей по всем каналам, но ничего не услышал. Даже домыслов.
«Глупый мальчишка, – подумала Анья, испытывая облегчение оттого, что говорят они вовсе не о сексе. – Вы знаете о них только потому, что я так захотела».
Никто другой храмы не увидит – попросту не сможет. Она проделала этот трюк с помощью миленькой маленькой штучки под названием «хаос», самого мощного источника ее силы, и укрыла храмы штормами, которые будут держать смертных на расстоянии. В то же время Владыкам она скормила достаточно информации, чтобы вытащить их из Вуды.
Она хотела выманить Люсьена из города и вывести из игры. На короткое время. Обескураженным мужчиной легче управлять.
Рейес вздохнул:
– Быть может, это дело рук новых богов. Я все больше склоняюсь к мысли, что они ненавидят нас и жаждут нашей смерти просто потому, что мы наполовину демоны.
Лицо Люсьена оставалось непроницаемым.
– Плевать на то, чьих это рук дело. Утром мы тронемся в путь, как и планировали. Мне не терпится исследовать один из этих храмов.
Рейес швырнул пустую фляжку на стол и с такой силой вцепился в спинку стула, что побелели костяшки пальцев.
– Если повезет, там отыщется треклятый ящик.
Анья провела языком по зубам. Треклятый ящик – он же ларец Пандоры. Сделанный из костей богини Угнетения, ларец обладает достаточным могуществом, чтобы удерживать внутри самых ужасных демонов, которым даже в аду не нашлось места. Во власти ларца извлечь демонов из Владык Преисподней, тела которых стали их невольными вместилищами. А пока существование этих восхитительных яростных воинов зависит от демонов. Нечего и говорить, что их желание завладеть ларцом невероятно сильно.
Люсьен кивнул:
– Не думай об этом сейчас – завтра для этого будет уйма времени. Иди же, веселись. Незачем тебе тратить время в моем скучном обществе.
Скучном? Ха-ха! Анья никогда не встречала столь волнующего мужчину.
Поколебавшись мгновение, Рейес ушел, оставив Люсьена в одиночестве. Ни одна смертная женщина к нему не подходила. Да, они бросали на него взгляды, но их отпугивали шрамы. Ни одна не хотела иметь с ним дело – и потому оставалась в живых.
«Он занят, стервы».
– Заметь меня, – негромко скомандовала Анья.
Прошла минута. Люсьен не повиновался.
Зато ее приказ услышали несколько смертных и повернули голову в ее сторону, а Люсьен продолжал сидеть, с тоской глядя на лежащую перед ним на столе пустую фляжку. На беду Аньи, бессмертные невосприимчивы к ее чарам. То была маленькая привилегия, дарованная им богами.
– Ублюдки, – пробормотала она. – Со всех сторон обложили ограничениями! Лишь бы унизить смиренную Анархию.
Анья была не в чести, когда жила на Олимпе. Богини ее недолюбливали, опасаясь, как бы она, точная копия своей блудницы-матери, не совратила их мужей. И боги ее не уважали, опять же из-за матери. А вот парни ее желали. Во всяком случае, до тех пор, пока она не отправила к праотцам их дражайшего Капитана Бессмертной Гвардии. Тогда ее провозгласили смертельно опасной.
Идиоты. Капитан заслужил то, что она с ним сделала. Поделом ему! Маленький говнюк хотел ее изнасиловать. Оставь он ее в покое, и она пощадила бы его. Но не-е-е-е-ет. Анья не сожалела о том, что вырвала черное сердце из его груди и, насадив на копье, выставила напоказ у храма Афродиты. Нисколечко. Она заколет кинжалом любого, кто попытается лишить ее бесценной свободы выбора.
Выбор. Слово звякнуло в мозгу, возвращая к реальности. Чего ей, черт подери, будет стоить убедить Люсьена выбрать ее?
– Заметь меня, Люсьен. Пожалуйста!
И опять он ее проигнорировал.
Анья топнула ногой. Неделями она укутывалась в невидимость, как в плащ, и следовала за Люсьеном, наблюдая, изучая. Вожделея. Он и не подозревал, что она шныряет поблизости, сгорая от желания посмотреть, как он совершает всякие непристойности: раздевается, ублажает себя… улыбается. Ладно, улыбка к непристойностям не относится. Увидеть, как его испещренное шрамами, но все же прекрасное лицо озарится улыбкой, ей хотелось ничуть не меньше, чем созерцать его обнаженное тело, искрящееся от возбуждения.
Уважил ли он хотя бы эту нижайшую просьбу? Нет!
Иногда ею овладевало желание, чтобы Люсьен никогда не попадался ей на глаза, и она сожалела, что несколько месяцев назад позволила Кроносу – новому царю богов – увлечь себя россказнями о Владыках Преисподней. «Возможно, это я идиотка».
Кронос тогда только сбежал из Тартара, тюрьмы бессмертных, о которой она знала не понаслышке. Он заточил туда Зевса и его союзников, а также родителей Аньи. Когда Анья вернулась за ними, Кронос уже поджидал ее. Он потребовал отдать ему ее величайшее сокровище, а когда она отказала – нет уж, дудки! – попытался запугать.
«Дай мне то, что я хочу, или Владыки Преисподней явятся за твоей душой. Они одержимы демонами и жаждут крови, как голодные дикие звери, поэтому без колебаний освежуют твою прелестную плоть, так что только косточки останутся». Бла-бла-бла и все такое.
Его слова ничуть не напугали ее, а, наоборот, подзадорили. В результате она сама отправилась на поиски воинов, намереваясь победить их и посмеяться Кроносу в лицо, как бы говоря «смотри, что я сделала с твоими большими страшными демонами».
Одного взгляда на Люсьена оказалось достаточно, чтобы ею овладело наваждение. Позабыв о причинах, побудивших ее прийти к нему, она даже помогла этим предположительно злобным воинам.
Люсьен был полон противоречий, разрывающих ее на части. Он покрыт шрамами, но не сломлен, покладист, но непреклонен. Спокоен, как классический бессмертный, и не кровожаден, как утверждал Кронос. Одержим злым духом, но никогда не отступает от собственного кодекса чести. Каждый день и каждую ночь он имеет дело со смертью, но все же сражается за жизнь.
Очаровательно.
Более того, всякий раз, как она приближается к нему, его цветочный аромат возбуждает в ее голове греховные, порочные мыслишки. Почему? Любого другого пахнущего розами мужчину она осыпала бы насмешками, а Люсьена ей так сильно хочется отведать на вкус, что слюнки текут и кожу покалывает от отчаянного томления по его прикосновениям.
Даже сейчас, просто глядя на него и представляя, как его аромат щекочет ей ноздри, Анья покрылась мурашками. Чтобы избавиться от них, потерла себя руками. Потом представила, что ее гладит Люсьен, и восхитительная дрожь вернулась.
Боги, какой же он сексуальный! А глаза какие необычные! Она таких ни у кого не видела. Один – небесно-голубой, другой – карий, и оба лучатся естеством мужчины и демона. А его шрамы… Анья только и мечтает, как бы их полизать. Жаждет этого. Его шрамы прекрасны и служат доказательством боли и страданий, которые он претерпел.
– Эй, красотка, потанцуй со мной! – услышала она голос одного из воинов у себя над ухом.
«Парис», – поняла она, распознав в его тоне чувственное обещание. Он, должно быть, закончил трахать ту смертную у стенки и теперь подыскивает новую для утоления похоти. Обязан продолжать поиск.
– Проваливай.
Не обескураженный отсутствием у нее интереса, он схватил Анью за талию:
– Тебе понравится, клянусь!
Она избавилась от него одним взмахом кисти. Одержимый демоном Разврата, Парис был наделен бледной, почти светящейся кожей, ярко-голубыми притягательными глазами и таким миловидным личиком, что ангелы сочли бы его за своего. Но он не Люсьен и ничего для Аньи не значит.
– Держи руки при себе, – пробормотала она, – пока я их тебе не отрезала.
Он рассмеялся, сочтя ее слова шуткой и не ведая, что Анья с легкостью приведет угрозу в исполнение. Создавая мелкие беспорядки, она никогда не бросала слов на ветер. Это попахивало слабостью, от которой Анья давным-давно зареклась.
Ее недруги только и ждут, когда она даст слабину.
Хвала небесам, Парис больше не пытался к ней прикоснуться.
– За поцелуй, – хрипло сообщил он, – я позволю тебе сделать с моими руками что угодно.
– В таком случае я и дружка твоего отрежу. – Ей не нравилось, что ее отвлекают от созерцания Люсьена, особенно потому, что шанс побаловать себя выпадал редко. В последнее время она только и делала, что пыталась перехитрить Кроноса. – Как тебе такое предложение?
Парис расхохотался так громко, что сумел привлечь внимание Люсьена. Тот поднял глаза и посмотрел сначала на Париса, потом на Анью. У нее едва не подогнулись ноги. О, великие небеса! Парис был немедленно позабыт, а ее дыхание сделалось прерывистым. Не привиделось ли ей пламя, что внезапно вспыхнуло в неодинаковых глазах Люсьена? Не показалось ли, как затрепетали его ноздри?
«Сейчас или никогда». Облизнув губы, не сводя с него взгляда, она направилась к нему плавной чувственной походкой. На полпути остановилась и пальчиком поманила к себе. Мгновение спустя он оказался стоящим перед ней, будто притянутый невидимым поводком, сопротивляться которому был не в силах.
Вблизи он оказался шестью футами шестью дюймами мускулов и опасности. Подлинное искушение.
Губы Аньи медленно растянулись в улыбке.
– Наконец-то мы встретились, Цветочек.
Не дав ему времени на ответ, она просунула левое бедро ему между ног, потерлась о его крепкий пах и эротично развернулась к нему спиной. Ее льдистоголубой корсет удерживался лишь тоненькими ленточками, а юбка так низко сидела на талии, что был виден верх стрингов. Какой конфуз!
Мужчины – как смертные, так и бессмертные – обычно тают, увидев нечто недозволенное.
Люсьен с шипением втянул в себя воздух.
Улыбка Аньи стала шире. Что ж, неплохой прогресс.
Ее неторопливые движения шли вразрез с быстро бьющимся сердцем, но она продолжала медленно и плавно извиваться. Поднеся руки к голове, она неспешно провела пальцами по густым белоснежным волосам, потом спустилась ниже, поглаживая ладонями свою кожу и представляя, что ее ласкают его руки. Ее соски затвердели.
– Зачем ты призвала меня, женщина? – Его голос был низким и сдержанным, как и он сам, и возбуждал сильнее, чем могли бы касания другого мужчины.
У Аньи в животе все сжалось.
– Я хотела потанцевать с тобой, – пояснила она через плечо и снова принялась медленно, очень медленно тереться о него. – Разве это преступление?
– Да, – без колебаний отчеканил он.
– Отлично. Мне всегда нравилось нарушать законы.
Последовала пауза. Затем Люсьен спросил в замешательстве:
– Сколько Парис тебе за это заплатил?
– Мне еще и заплатят? О, чудненько! – Усмехнувшись, Анья чуть отступила и стала тереться о него ягодицами, выгибаясь и извиваясь как можно более чувственно. Привет, эрекция. Жар тела Люсьена едва не растопил ее. – В какой валюте? В оргазмах?
В ее мечтах в этот момент он всегда хватал ее и пронзал своей восставшей плотью, а в реальности отпрыгнул, словно от готовой вот-вот взорваться бомбы, проложив между ними треклятую дистанцию.
На Анью мгновенно накатило ощущение утраты.
– Никаких прикосновений, – процедил Люсьен. Наверняка он изо всех сил старается говорить спокойно, но голос все равно звучит надрывно. Сдавленно. Скорее напряженно, чем соблазнительно.
Анья прищурилась. Все вокруг наблюдали за ними и видели, как Люсьен ее отверг.
«Это вам не ток-шоу, – нахмурившись, мысленно сообщила она им. – Так что отвернулись к чертям собачьим!»
Один за другим смертные повиновались. Однако остальные Владыки приблизились к ней, внимательно приглядываясь. Им, конечно, любопытно, кто она такая и что тут делает.
Она понимает, что им нужно соблюдать осторожность, ведь их по-прежнему преследуют Охотники – смертные, глупо верящие в свою способность создать утопию мира и гармонии, избавив землю от Владык и заключенных в них демонов.
«Плевать на них. Твое время истекает, детка». Она снова сосредоточила внимание на Люсьене, повернув к нему голову, но не корпус.
– На чем мы остановились? – хрипло поинтересовалась она, проводя пальцем по резинке своих стрингов, не останавливаясь, пока не привлекла его жаркий взгляд к блестящим ангельским крылышкам в их середине.
– Я как раз собирался уходить, – выдавил он.
От этих слов ногти ее удлинились, превратившись в когти. Он все еще хочет отшить ее? В самом деле?
Она явилась ему во плоти, даже зная, что боги смогут определить ее точное местоположение, – а этого делать не стоило, ведь они хотят прикончить ее как паршивую тварь. Она не уйдет из этого клуба без награды.
Анья развернулась и принялась с удвоенной решимостью раскачивать бедрами и ласкать торс Люсьена своими длинными светлыми волосами. Прикусив нижнюю губу, она выпятила грудь.
– Я не хочу, чтобы ты уходил! – воскликнула она, надув губки.
Он отступил еще на шаг.
– Что случилось, сладенький? – Она безжалостно двинулась за ним. – Маленькой девочки испугался?
Его губы сжались в тонкую ниточку, и он ничего не ответил. Хвала небесам, хоть не отстранился.
– В этом все дело?
– Ты понятия не имеешь, в какую игру ввязываешься, женщина.
– Напротив! Думаю, что имею.
Окинув его взглядом, она замерла от восхищения. Он великолепен. Лучи всех цветов радуги скользят по его лицу и телу, безупречному, как у высеченной из камня статуи. Под черной футболкой и потертыми джинсами прячутся крепкие мускулы, от одного вида которых Анье хочется немедленно запустить руку себе в трусики.
«Мой».
– Я же сказал – никаких прикосновений! – рявкнул он.
Анья посмотрела ему в глаза и подняла руки вверх, показывая, что сдается.
– Я тебя и не трогаю, сладенький. – «Но хочу это сделать… собираюсь… и сделаю», – мысленно добавила она.
– Твой взгляд утверждает обратное, – сдавленно процедил Люсьен.
– Это потому…
– Я с тобой потанцую, – оборвав ее на полуслове, встрял в разговор другой воин. Опять Парис.
– Нет, – твердо ответила Анья. Она хочет Люсьена, и только Люсьена. Никого, кроме него.
– Она может быть наживкой, – произнес другой Владыка, вероятно оглядывая ее с подозрением.
Она узнала глубокий тембр его голоса. Сабин, одержимый демоном Сомнения.
Наживка? Помилуйте! Стала бы она совращать кого-то не из собственного эгоистичного интереса! Наживки – это глупые девчонки, склонные к самопожертвованию; в их задачу входит соблазнить Владыку до беспамятства, чтобы позволить охотникам подкрасться и убить его. Какая идиотка стала бы убивать Владыку? Куда приятнее немножко позабавиться с ним в постели!
– Сомневаюсь, чтобы после чумы охотники сумели так скоро стянуть сюда новые силы, – заметил Рейес.
Ах да. Чума. Один из Владык одержим демоном Болезни. Если он коснется кожи смертного, то заразит ужасным недугом, который неимоверно быстро распространяется и убивает.
Зная это, Торин всегда носит перчатки и редко покидает крепость, сидя там в добровольном заточении, чтобы уберечь людей от своего проклятия. Не его вина, что несколько недель назад группа охотников пробралась в крепость и перерезала ему глотку.
Торин выжил, охотники – нет.
К сожалению, вокруг роится слишком много других охотников. Они как мухи, честное слово! Прогони одну, и вскоре две займут ее место. Даже сейчас они где-то поблизости, выжидают случая напасть. Владыкам нужно быть начеку.
– Кроме того, им не удалось бы пробиться через нашу систему безопасности, – добавил Рейес, и его резкий голос вывел Анью из раздумий.
– Точно так же, как не удалось придумать способа пробраться в крепость и едва не обезглавить Торина? – возразил Сабин.
– Проклятье! Парис, останься здесь и присмотри за ней, пока я проверю периметр. Сабин, идем со мной.
Шаги, приглушенные проклятия.
Вот черт. Найди воины хоть малейшие следы охотников – и Анье не удастся убедить их в своей невиновности. По крайней мере, в этом преступлении. Люсьен никогда не поверит ей, никогда не расслабится в ее присутствии. Никогда не притронется к ней, разве что в гневе.
Она не позволила переживаниям отразиться на лице.
– Я, может, толпу увидела и пробралась внутрь, – обратилась она к Парису и еще одному изучающему ее Владыке и напряженно добавила: – Может, мы с большим парнем пару минут обойдемся без постороннего вмешательства? И побудем наедине?
Намек они, возможно, и поняли, но не ушли.
Прекрасно. Их присутствие ей не помеха.
Анья снова принялась медленно покачиваться в такт музыке, не сводя глаз с Люсьена и лаская себе живот.
«Положи же свои пальцы на место моих», – спроецировала она желание ему в мозг.
Люсьен конечно же этого не сделал. Но его ноздри мило раздувались, пока глаза следили за движениями ее ладоней. Он сглотнул.
– Потанцуй со мной. – На этот раз она произнесла слова вслух, в надежде, что он не сможет с легкостью проигнорировать ее. Она провела языком по губам, увлажняя их.
– Нет, – сипло и едва различимо ответил он.
– Ну пожалуйста, красавчик, я тебя не разочарую – буду твоей вишенкой на торте.
То была чистой воды провокация, и Люсьен сверкнул глазами. Анья поняла, что это ей вовсе не привиделось. Ее затопила надежда, по прошествии нескольких секунд сменившаяся разочарованием – Люсьен до нее так и не дотронулся. Время действительно ее враг. Чем дольше она остается здесь, тем больше шансов попасться.
– Ты не находишь меня привлекательной, Цветочек?
У него под глазом дернулся нерв.
– Меня не так зовут.
– Ну ладно. Давай попробуем по-другому. Ты не находишь меня привлекательной, Кексик?
Теперь у Люсьена задергался мускул на щеке.
– Не имеет значения, что я о тебе думаю.
– Это не ответ на мой вопрос, – протянула она, снова надувая губы.
– А я и не собирался отвечать.
Грр! Что за раздражающий тип! «Попробуй что-то другое. Что-то вызывающее. Как будто до сих пор я вела себя по-иному».
Ладно. Отвернувшись, Анья легла на пол. Юбка ее задралась, явив взору Люсьена синие стринги с крылышками в середине. Анья задергалась, как во время полового акта, и стала медленно поворачиваться, демонстрируя себя во всей красе.
Люсьен втянул носом воздух. Его могучее тело напряглось.
– Ты пахнешь клубникой со сливками, – сказал он. Выглядел он при этом как изготовившийся к прыжку хищник.
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста», – мысленно молила Анья.
– Спорим, что я и на вкус такая же, – добавила она, похлопав ресницами. В его устах упоминание запаха прозвучало как ужасное оскорбление.
Люсьен издал низкий горловой рык и угрожающе шагнул к ней. Занес руку, чтобы… Что? Схватить ее? Ударить? Интересно, что он сделает? Опомнившись, он сжал пальцы в кулак. До замечания о ее запахе он держался отстраненно, но все же выказывал проблески интереса. Теперь весь его интерес заключался в том, чтобы придушить ее.
– Тебе повезло, что я не прибил тебя здесь и сейчас, – произнес он, подтвердив мысли Аньи, но руку все же опустил.
Анья замерла на месте и уставилась на него с разинутым ртом. Он хочет ударить ее, потому что у нее фруктовый запах? Как же это… как же это чрезвычайно… разочаровывает. Мозг услужливо подкинул еще одно слово – «опустошает», но она отмахнулась от него. Она едва знает этого мужчину, поэтому он никак не может оказать на нее такое воздействие.
Она, конечно, не рассчитывала, что он падет к ее ногам, но все же ожидала благосклонности. Хотя бы небольшой.
Мужчинам нравятся женщины, которые вешаются им на шею, так ведь? Несчетное количество лет наблюдает она за смертными, и подобное поведение всегда приносит плоды. «Ключевое слово, детка, – смертные. Люсьен не смертный и никогда им не был. Но почему он меня не хочет?»
За все то время, что она подглядывала за ним, он не выказал благосклонности ни одной женщине. К Эшлин, возлюбленной своего друга Мэддокса, он относится с добротой и уважением, а к Камео, единственной среди них воительнице, – мягко и почти по-отечески заботливо. Никакой страсти.
Но и мужчин женщинам он не предпочитает и не задерживается на них взглядом с вожделением или намеком на более нежные чувства. Может, он влюблен в конкретную женщину, поэтому остальные его не интересуют? Если так, эта сучка умрет!
Анья провела языком по зубам, и руки ее сами собой сжались в кулаки. В зале продолжал клубиться дым, неуловимый, фантастический. Смертные женщины снова высыпали на танцплощадку, пытаясь соблазнить Владык, но те продолжали рассматривать Анью, выжидая окончательного вердикта о том, кто или что она такое.
Люсьен не сдвинулся с места ни на дюйм, будто прилип к полу. Анья подумала, что стоит перестать попусту тратить силы, признать поражение и уйти, пока Кронос ее не нашел. «Сдаются только слабаки». Верно. Она решительно вздернула подбородок и силой мысли сменила гремящую из динамиков песню. Ритм мгновенно замедлился, сделался более плавным.
Придав лицу соответствующее выражение, Анья неторопливо двинулась к Люсьену, сведя на нет разделяющее их расстояние. Проведя пальцами вверх по его мощной, твердой груди, она содрогнулась. Никаких прикосновений – ха-ха! Она ему покажет! Нельзя сделать из Анархии покорную ручную собачонку.
По крайней мере, он не отпрянул.
– Ты потанцуешь со мной, – промурлыкала она. – Это единственный способ от меня избавиться. – Чтобы подразнить его, она встала на цыпочки и нежно прикусила мочку его уха.
Из горла Люсьена вырвался низкий рокот, и он наконец-то обхватил ее руками. Сначала она подумала, что он оттолкнет ее, но он притянул ближе, вдавливая ее грудь в свой торс и раздвигая ей ноги левым бедром. Она тут же увлажнилась.
– Хочешь танцевать – значит, будем танцевать.
Люсьен стал медленно и чувственно покачивать ее из стороны в сторону. Тела их оставались тесно прижатыми друг к другу, и Анья терлась нижней частью живота о его бедро. Вспышки удовольствия растекались по ее телу, воспламеняя до последней клеточки.
Великие боги, это лучше, чем она воображала. Капитулируя, Анья закрыла глаза. Люсьен огромен. Везде. Она кажется себе крошечной против его широких плеч, а его мускулистый торс грозит вот-вот поглотить ее целиком. Он ласкает ей щеку теплым дыханием, подобно внимательному любовнику. Трепеща, она провела руками по спине Люсьена и погрузила пальцы в его темные шелковистые волосы. «Да. Еще».
«Притормози, девочка». Даже если он и возжелает ее, как она его, целиком ей его не заполучить. В этом отношении она так же проклята, как и он. Все же Анья может наслаждаться моментом – что и делает. Люсьен наконец-то отвечает ей!
Он нежно потерся носом о ее подбородок.
– Все мужчины в этом здании вожделеют тебя, – мягко произнес он, но слова его были так остры, что могли порезать. – Почему ты выбрала меня?
– Потому что, – ответила она, вдыхая исходящий от него пьянящий аромат роз.
– Это не ответ.
– Я и не собиралась отвечать, – повторила Анья его слова. Ее соски по-прежнему оставались твердыми, очень твердыми, и терлись о корсет, возбуждая в ней пламя страсти. Кожа сделалась невероятно чувствительной, а мозг реагировал на малейшие движения Люсьена. Ощущала ли она прежде нечто столь эротичное? Столь… правильное?
Люсьен схватил ее за волосы с такой силой, что едва не вырвал несколько прядей.
– Ты находишь забавным дразнить самого уродливого мужчину в зале?
– Самого уродливого? – И это притом, что ее тянет к нему, как ни к кому и никогда прежде? – Парис мне, как видишь, совсем не интересен, сахарный мой.
Это заставило Люсьена остановиться. Он нахмурился и отпустил Анью, затем затряс головой, будто пытался прояснить мысли.
– Прекрасно знаю, кто я, – прорычал он с едва заметной горечью. – Уродливый – это еще мягко сказано.
Она замерла, глядя в его двуцветные глаза. Неужели он действительно не подозревает о собственной привлекательности? Он излучает мощь и жизненную силу. И дикую, почти животную мужественность. Ее в нем очаровывает абсолютно все.
– Раз ты такой сведущий, сладенький, то должен знать и о собственной сексуальности и угрожающей красоте.
Ей хотелось большего. По ее позвоночнику вновь пробежал холодок, пробирая до костей. «Дотронься же до меня снова».
Он окинул ее взглядом сверху вниз:
– Угрожающей? Означает ли это, что ты хочешь, чтобы я причинил тебе боль?
Она неспешно улыбнулась:
– Только если ты меня отшлепаешь.
Его ноздри снова затрепетали.
– Как я вижу, мои шрамы тебя не смущают, – проговорил Люсьен лишенным эмоций голосом.
– Смущают? – Шрамы его не портят, а, наоборот, делают неотразимым.
Ближе… ближе… Да, прикосновение! О, всемогущие боги! Анья заскользила ладонями по его торсу, упиваясь ощущением съеживающихся под ее пальцами сосков и напрягающихся мускулов.
– Они меня заводят.
– Ты лжешь, – возразил он.
– Временами, – призналась она, – но не сейчас.
Она внимательно всмотрелась в его лицо. Как бы он ни получил свои шрамы, приятным процесс точно не был. Он страдал. Много. Осознание этого неожиданно рассердило так же сильно, как прежде очаровывало. Кто ранил его и за что? Ревнивая любовница?
Выглядит так, словно кто-то выхватил нож и исполосовал Люсьена, как дыню, а потом попытался сложить куски вместе и кое-где ошибся местами. Большинство бессмертных исцеляются очень быстро, и признаки ранений исчезают без следа. Так что, даже будучи основательно порезанным, Люсьен должен был поправиться.
Есть ли у него подобные шрамы и на теле? У Аньи подогнулись ноги, ее захлестнула новая волна возбуждения. Она неделями подглядывала за ним, но так и не увидела ни кусочка его скульптурной плоти. Каким-то образом он всегда умудрялся переодеваться и мыться уже после ее ухода.
Возможно ли, что он ощущал ее присутствие и потому таился?
– Не знай я, что к чему, счел бы тебя наживкой, как думают остальные, – сдавленно процедил он.
– Откуда же тебе известно, что к чему?
Он изогнул бровь.
– Так ты наживка?
«Надо пройти этот путь до конца, не так ли?» Заверив, что она не наживка, тем самым выдаст свою осведомленность. Полагая, что достаточно хорошо изучила Люсьена, она понимала, что подобное заявление ее не спасет и он будет вынужден убить ее. Ну а уж если признается, что является наживкой, он ее тем более убьет.
Ситуация проигрышная, как ни крути.
– А ты хочешь, чтобы я ею была? – поинтересовалась она самым соблазнительным голосом. – Я стану кем пожелаешь, милый.
– Довольно, – взревел он, на краткий миг сбрасывая маску вечного спокойствия. Лицо его полыхнуло неистовым пламенем. Ох, сгореть бы в нем дотла! – Мне не нравится игра, в которую ты играешь.
– Никаких игр, Цветочек, честное слово.
– Что тебе от меня надо? Не смей лгать!
Вот уж точно непростой вопрос. Она хочет ощутить на себе всю силу его мужественности. Хочет неспешно раздеть его и исследовать все уголки его тела. И чтобы он раздел и исследовал ее. Чтобы он ей улыбался. Чтобы его язык проник к ней в рот.
Сейчас достижимым казалось только последнее. И то лишь в результате нечестной игры. Хорошо, что Обманщица – ее второе имя.
– Я согласна на поцелуй, – выдохнула она, глядя на его мягкие розовые губы. – Вообще-то я даже настаиваю на поцелуе.
– Охотников поблизости я не обнаружил, – сообщил внезапно оказавшийся рядом с Люсьеном Рейес.
– Это ничего не значит, – возразил Сабин.
– Она не охотница и не работает на них. – Ни на мгновение не сводя глаз с Аньи, Люсьен взмахом руки отослал друзей прочь. – Хочу побыть с ней минутку наедине.
Анью ошеломила его уверенность. Он намерен побыть с ней наедине? Наконец-то! Вот только приятели его стоят будто вкопанные. Придурки.
– Мы незнакомы, – сказал ей Люсьен, продолжая разговор, словно их и не перебивали.
– Ну и что? Перепихнуться с незнакомцем – самое обычное дело. – Выгнув спину, она прижалась к его затвердевшему члену. М-м-м, эрекция. Он не утратил ее, все еще возбужден. – От малюсенького поцелуйчика вреда не будет, не так ли?
Люсьен впился пальцами ей в талию, заставляя замереть на месте.
– А потом ты уйдешь?
Его слова должны были оскорбить Анью, но она так запуталась в сетях удовольствия, что не придала им значения. Пульс ее принялся исполнять дикий танец, а в животе разлилось неведомое приторное тепло.
– Да.
Поцелуй – это единственное, что она может от него получить, как бы сильно ей ни хотелось большего. И она добьется своего любым способом: принуждением, насилием, обманом. Она устала представлять, каким мог бы быть поцелуй Люсьена, и жаждет испытать его в реальности. Должна испытать в реальности. В конце-то концов. Наверняка на вкус он не такой удивительный, как она себе навоображала.
– Не понимаю я этого, – пробормотал он, полуприкрыв глаза. Темные ресницы отбрасывали тени на его испещренные шрамами щеки, придавая ему как никогда опасный вид.
– Все нормально. Я тоже не понимаю.
Люсьен склонился над Аньей, опалив ей кожу своим горячим дыханием с ароматом цветов.
– Чего ты добьешься одним поцелуем?
Всего. Предвкушение пульсировало в ней, и она провела кончиком языка по губам.
– Ты всегда такой болтливый?
– Нет.
– Поцелуй ее уже, Люсьен, или это сделаю я, наживка она или нет, – со смехом выкрикнул Парис. Хотя и добрый, его смех звенел сталью.
Люсьен продолжал сопротивляться. Анья чувствовала, как колотится о ребра его сердце. Ему неловко в присутствии зрителей? Плохо. Она рискнула всем ради этого и теперь не позволит ему идти на попятный.
– Все тщетно, – возразил он.
– Ну и что. Тщета может быть забавной. Ладно, хватит уверток, время действовать. – Анья притянула к себе его голову и с силой прижалась губами к его губам. Его рот мгновенно открылся, и их языки встретились в глубоком, влажном проникновении. По ее телу прокатилась волна жара, когда она ощутила вкус роз и мяты.
Стремясь к большему, Анья углубила поцелуй. Люсьен нужен ей весь, целиком. Не владея собой, она потерлась о его член. Люсьен сжал в кулаке ее волосы, полностью поработив рот. Как же просто ее засосало в водоворот страсти и желания, утолить которое может только Люсьен. Она вошла во врата рая, не сделав ни единого шага.
Кто-то зааплодировал. Кто-то засвистел.
Анье показалось, что ее ноги оторвались от пола и ничто ее не держит. Мгновением позже ее спина оказалась прижатой к холодной стене. Аплодисменты неожиданно смолкли. Морозный воздух покусывал кожу.
«Мы на улице?» – удивилась она, но тут же снова застонала и, наплевав на все, обвила ногами талию Люсьена, продолжавшего языком завоевывать ее рот. Одной рукой он грубо стиснул ее бедро – боги, как же ей это понравилось! – а другую запустил в волосы и, крепко вцепившись в их густую массу, заставил склонить голову набок для более глубокого проникновения.
– Ты… ты… – яростно шептал он.
– Сгораю от желания. Не болтай. Поцелуй еще.
Самоконтроль Люсьена растаял в воздухе, и он погрузил язык в ее рот. Зубы их клацнули друг о друга. Страсть и возбуждение искрились между ними ярким пламенем, неистовым пеклом. Анья как будто на костре сгорала. Яростном. Причиняющим боль. Она попала в окружение огня, стала его частью.
И не хотела, чтобы это заканчивалось.
– Еще, – резко произнес он, обхватывая ладонями ее грудь.
– Да. – Ее соски напряглись, пульсируя от его прикосновения. – Еще, еще, еще.
– Так приятно.
– Восхитительно.
– Прикоснись ко мне, – прорычал он.
– Я это и делаю.
– Нет. Ко мне.
До Аньи дошло, что он имеет в виду, и понимание сильнее распалило желание. Возможно, он все же хочет ее. Стремится же он, как-никак, почувствовать прикосновение ее рук к своей коже. Это означает, что одного поцелуя ему недостаточно, он жаждет большего.
– С удовольствием.
Одной рукой она приподняла край его рубашки, а другой принялась гладить мышцы его живота. Нащупав шрамы, она содрогнулась, потому что покрытая рубцами кожа оказалась горячей.
От ее ласки мускулы его сжимались, и он прикусил ее нижнюю губу.
– Да, именно так.
Она почти кончила, так как его реакция подлила масла в жарко пылающий костер ее страсти. Из горла ее вырвался стон.
Обрисовав пальцами ареолы его сосков, она принялась за вершинки. От каждого прикосновения к ним ее клитор пульсировал, будто бы она ублажала себя.
– Мне нравится чувствовать тебя.
Люсьен провел языком по ее шее, оставляя след из чувственных вспышек. Глаза Аньи распахнулись, она едва не задохнулась, обнаружив, что они действительно на улице – в темном закоулке – и он прижимает ее спиной к стене клуба. Должно быть, он телепортировал их сюда, негодный мальчишка.
Из Владык один он наделен способностью переноситься с места на место силой мысли. Она и сама обладает этим умением. Жаль, что он не догадался переместить их прямиком в спальню.
«Нет, – мысленно поправила она себя, борясь с волной отчаяния. – Спальня – это плохо. Плохо, плохо, плохо».
Анье нельзя ни на секунду допускать мысли о плотских утехах. Другие женщины могут наслаждаться электризующими прикосновениями кожи к коже и стремящимися к разрядке обнаженными телами, но не Анья. Анья – никогда.
– Я хочу тебя, – грубо заявил Люсьен.
– Ну наконец-то, – прошептала она.
Он вскинул голову в окружении нимба темных волос; сверкнули голубая и каряя радужки его глаз, и губы Аньи обожгло новым поцелуем. Который длился и длился, и она охотно и счастливо растворилась в его сладости. Потрясенная до глубины души, она перестала быть Аньей, но стала женщиной Люсьена. Рабыней Люсьена. Она никогда не сможет им насытиться, и, будь ее воля, с радостью позволила бы ему проникать в нее снова и снова до скончания времен. Боги, реальность оказалась гораздо лучше любых фантазий.
– Хочу почувствовать всю тебя. Хочу ощутить твои руки на себе.
Она спустила на землю ноги, до сих пор обвивающие его талию, и потянулась к молнии брюк, стремясь высвободить его набухшую плоть и обхватить ее пальцами, но тут услышала эхо приближающихся шагов.
Люсьен, должно быть, тоже их услышал. Он замер, а потом отпрянул от Аньи.
Он тяжело дышал. Как и она. Ее ноги почти подогнулись, когда их взгляды встретились, и время на миг остановилось. Молнии страсти по-прежнему сверкали в повисшей между ними тишине; она и не догадывалась, что поцелуй может быть таким воспламеняющим.
– Поправь одежду, – приказал он.
– Но… но… – Она не готова остановиться, наедине они все еще или уже нет. Дай он ей долю секунды – и она умчит их в другое место.
– Ну же, не медли.
«Увы, телепортаций не предвидится», – разочарованно подумала она. Жесткое выражение его лица недвусмысленно показывало, что для него все закончилось. И поцелуй, и она сама.
С трудом оторвав от него взгляд, она осмотрела свой наряд. Корсет оказался стянутым под грудь. Твердые розовые соски хорошо видны, как два маленьких маяка в ночи. Юбка задралась до талии, открывая на всеобщее обозрение микроскопические стринги.
Анья привела себя в порядок, краснея впервые за сотни лет. «Почему сейчас? И имеет ли это значение?» У нее дрожали руки – позорная слабость! Она попробовала приказать им успокоиться, но единственной командой, какую желало слышать ее тело, была «прыгай обратно в объятия Люсьена».
Из-за угла показались несколько Владык. Вид у них был свирепый и угрюмый.
– Обожаю, когда ты вот так исчезаешь, – сказал тот, которого звали Гидеон. Раздраженный тон его голоса свидетельствовал об обратном.
Анья знала, что он одержим духом Лжи, потому не может произнести ни слова правды.
– Заткнись! – рявкнул Рейес.
Бедный, страдающий Рейес, одержимый Болью. Ему нравится резать себя. Однажды Анья видела, как он прыгнул с вершины крепости, чтобы насладиться ощущением переломанных костей.
– Хоть она и кажется безобидной, Люсьен, перед тем, как глотать ее язык, тебе бы стоило проверить, нет ли при ней оружия.
– Я почти голая, – раздраженно напомнила она, но никто не обратил на нее никакого внимания. – Какое оружие я, по-вашему, прячу?
Оружие на ней на самом деле имелось. Подумаешь, важность! Девушка должна защищать себя.
– У меня все под контролем, – невозмутимым тоном заверил Люсьен. – Полагаю, что смогу справиться с одной женщиной, вооруженной или нет.
Его спокойствие всегда очаровывало Анью. До настоящего момента. Куда подевалась пылкая страсть? Нечестно, что он так быстро пришел в себя, в то время как она все еще дышит с трудом. И дрожь в руках и ногах никак не унимается. Хуже того, и сердце колотится в груди, как военный барабан.
– Так кто же она? – спросил Рейес.
– Может быть, и не наживка, но все же она – нечто, – заметил Парис. – Ты ее телепортировал, а она даже не пикнула.
Вот тогда-то все прищуренные взгляды обратились к Анье. За все столетия своей жизни ей не доводилось чувствовать себя такой беззащитной и уязвимой, как сейчас. Ради поцелуя Люсьена стоило рискнуть попасть в плен, но это не означает, что она должна терпеть допрос.
– Вы все можете просто заткнуться. Ни черта я вам не скажу.
– Я тебя не приглашал, и Рейес заверил, что никто из присутствующих с тобой не знаком, – сказал Парис. – Зачем ты пыталась соблазнить Люсьена? – спросил он тоном, подразумевающим, что никто не станет путаться с воином со шрамами по собственной воле.
Анью это взбесило, хоть она и знала, что в его намерения не входило нагрубить или обидеть, он просто констатировал то, что все они считали фактом.
– Что за допрос с пристрастием вы мне тут устроили? – Она одарила их одного за другим сердитым взглядом. Всех, кроме Люсьена. Смотреть на него она избегала из боязни, что может рассыпаться на куски, если выражение его лица по-прежнему остается холодным и бесчувственным. – Я увидела его, он мне понравился, и я пошла за ним. Велика важность. Конец истории.
Владыки скрестили руки на груди одинаковым «да что ты говоришь» жестом. Тут Анья заметила, что они обступили ее полукругом, хотя вроде и с места не двигались. Она едва сдержалась, чтобы не закатить глаза.
– На самом деле ты хочешь не его, – заявил Рейес. – Мы все это понимаем. Так что давай рассказывай, что тебе надо, пока мы тебя не заставили.
Заставили ее? Ох, испугали! Она тоже скрестила руки на груди. Несколько минут назад они подстрекали Люсьена поцеловать ее, не так ли? Возможно, она действовала по собственной инициативе. А они теперь готовы влезть к ней в голову, чтобы посмотреть, что за мысли там бродят? Ведут себя так, будто не замечают, что Люсьену по силам очаровать даже незрячую женщину.
– Я хотела, чтобы он сунул в меня свой член. Теперь понял, козел?
Своим признанием ей удалось шокировать Владык, и они замолчали.
Люсьен встал перед нею, загораживая собой от мужчин. Он что же… защищает ее? Как мило. Не нужно, но мило. Часть ее гнева испарилась, захотелось обнять его.
– Оставьте ее в покое, – велел Люсьен. – Она не имеет значения. Она не важна.
От этих слов ее состояние эйфории мгновенно испарилось. Она не имеет значения? Не важна? Он только что касался ее груди и терся своим возбужденным членом меж ее ног. Как он посмел заявить подобное?
Глаза ей застлало красной пеленой. «Вот что, должно быть, всегда чувствовала моя мать». Почти все мужчины, с которыми Дисномия делила ложе, осыпали ее оскорблениями, едва утолив свою похоть. «Легкодоступная, – говорили они. – Больше ни на что не годится».
Анья хорошо знала свою мать. Знала, что Дисномия всегда шла на поводу у своих необузданных инстинктов, а также просто искала любви. Для нее не имело значения, холост ее партнер или связан узами Гименея. Ему стоило лишь возжелать ее – и она тут же отдавалась. Возможно, в те непродолжительные часы, что она проводила в объятиях любовника, упиваясь его ласками, ее темные побуждения бывали утолены.
«Что делало последующее предательство еще более болезненным», – размышляла Анья, глядя на Люсьена. Она никак не ожидала, что он назовет ее «не важной». «Она моя» – возможно. «Она мне нужна» – может быть. «Не трогать мою собственность» – определенно.
Как бы Анья ни любила свою мать, она не желала себе такой жизни, поэтому давным-давно поклялась, что не позволит себя использовать. «Посмотрите-ка на меня сейчас. Я молила и выпрашивала у Люсьена поцелуй, а он считает меня не важной».
Зарычав, собрав в кулак всю свою значительную силу, ярость и боль, она отпихнула Люсьена, и он отлетел, как выпущенная из пистолета пуля, и впечатался в Париса. Ахнув, они отпрянули друг от друга.
Придя в себя, Люсьен быстро обернулся и посмотрел на нее:
– Больше такого не повторится.
– Вообще-то повторится, и в гораздо большем объеме. – Она шагнула к нему, занося кулак, готовясь выбить его ровные белые зубы.
– Анья, – с хриплой мольбой произнес он ее имя, – остановись!
Она замерла. Казалось, от шока у нее кровь загустела в жилах.
– Ты знаешь, кто я. – Это было утверждение, а не вопрос. – Откуда?
Они разговаривали всего один раз, несколько недель назад, но он никогда ее прежде не видел. Уж об этом она позаботилась.
– Ты следила за мной. Я узнал твой запах.
«Клубника со сливками», – обвиняющим тоном заметил он раньше. Анья вытаращила глаза. Все ее существо пронзила смесь удовольствия и унижения. Люсьен, оказывается, всегда знал, что она наблюдает за ним.
– Зачем же допустил, чтобы меня тут допрашивали с пристрастием, раз ты в курсе, кто я? И почему, если знал, что я слежу за тобой, не велел показаться тебе? – сыпала она вопросами.
– Во-первых, – пояснил он, – я не догадывался, кто ты, пока разговор не зашел об охотниках. Во-вторых, не хотел отпугнуть, не выяснив прежде твоих намерений. – Он замолчал, ожидая, что она заговорит, но она этого не сделала, и тогда он добавил: – Так каковы твои намерения?
– Я… ты… – «Вот черт! Что же ему сказать?» – За тобой должок. Я спасла твоего друга и освободила тебя от его проклятья. – Вот так. Разумно и правдиво, и, если повезет, отвлечет от разговора о движущих ею мотивах.
– Ну да! – Люьен кивнул, но плечи его напряглись. – Теперь все стало на свои места. Ты пришла получить плату.
– Вообще-то нет. – Она не хотела, чтобы он подумал, будто она так легко раздает свои поцелуи. У нее тоже есть гордость. – Пока нет.
Он нахмурил брови:
– Но ты только что сказала…
– Я знаю, что сказала.
– Зачем же ты тогда явилась? Зачем преследовала меня?
Снова ощущая досаду, Анья прижала язык к нёбу. Подошедшие Рейес, Парис и Гидеон не дали ей времени ответить. Все трое имели весьма угрожающий вид. Уж не думают ли схватить ее и обездвижить?
Не сказав Люсьену ни слова, она рявкнула на мужчин:
– Что надо? Не припоминаю, чтобы приглашала вас поучаствовать в разговоре.
– Ты – Анья? – Рейес с явным отвращением окинул ее взглядом с головы до ног.
Отвращение? Он должен быть благодарен! Разве не она освободила его от проклятия, что каждую ночь заставляло закалывать мечом своего лучшего друга на веки вечные? Да, черт побери. Она сделала это. Но сейчас он пронзает ее взглядом, который она хорошо знает и от которого у нее всегда встают дыбом волосы. Из-за амурного прошлого ее матери и повсеместного убеждения, что дочь пойдет по ее стопам, каждый греческий бог на Олимпе время от времени одаривал ее тем же отвращением.
Поначалу Анью обижало их самодовольное презрение, поэтому несколько сотен лет она вела себя как примерная девочка: одевалась точно монашка, говорила, только когда к ней обращались, всегда держала глаза долу. Каким-то образом ей даже удалось заглушить свою отчаянную потребность в разрушении. Все ради того, чтобы заслужить уважение существ, которые всегда будут видеть в ней шлюху.
В один судьбоносный день, когда она пришла с дурацкой тренировки для богинь в слезах, потому что улыбнулась Аресу, а стерва Артемида бросила в ее сторону: «Ну прямо вылитая мамаша», Дисномия отвела дочь в сторонку и сказала: «Что бы ты ни делала, как бы ни вела себя, они будут жестко осуждать тебя. Но все мы должны быть честными перед своей сущностью. Выдавая себя за другую, ты только ранишь себя и показываешь, что стыдишься того, кем и чем являешься. Другие будут питаться твоим стыдом, и вскоре он поглотит тебя целиком. Ты чудесное создание, Анья. Гордись собой, как горжусь тобой я».
С тех пор Анья стала одеваться так сексуально, как ей нравилось, говорить, когда и как хотелось, а под ноги себе смотрела, только чтобы полюбоваться своими сандалиями на ремешках. Она более не отрицала потребности в беспорядке. Верно, то был бесцеремонный способ сказать «да пошли вы» тем, кто ее отвергал, но, что гораздо важнее, она полюбила саму себя.
Никогда снова она не будет стыдиться.
– Знаешь… интересно увидеть тебя во плоти после всех исследований, что я недавно о тебе проводил. Ты дочь Дисномии, – продолжил Рейес. – Второсортная богиня Анархии.
– Нет во мне ничего второсортного. – «Второсортная» означает «не важная», а она так же важна, как и другие, высшие существа, дьявол бы их побрал. Из-за того, что отец ее неизвестен – теперь-то она знает, кто он, – ее и причислили к низшему разряду. – Я богиня. – Она вздернула подбородок, пряча эмоции.
– В ту ночь, когда явилась нам и спасла жизнь Эшлин, ты утверждала, что ею не являешься, – напомнил Люсьен. – Заявила, что ты просто бессмертная.
Анья лишь пожала плечами. Она так ненавидела богов, что редко причисляла себя к ним.
– Я соврала. Я часто так делаю. Не кажется ли вам, что это часть моего очарования?
Никто не ответил.
– Некогда мы были войском богов и жили на небесах, что тебе, несомненно, известно, – заговорил Рейес, будто бы она не сказала ни слова. – Я тебя не помню.
– Может, я тогда еще не родилась, умник.
В его темных глазах промелькнуло раздражение, но он спокойно продолжил:
– Как уже сказал, я изучаю тебя с самого твоего появления несколько недель назад, разузнаю все, что возможно. Давным-давно тебя бросили в тюрьму за убийство невинного человека. Затем, через сотню или около того лет заключения, боги наконец-то пришли к соглашению по поводу надлежащей кары. Однако прежде, чем они смогли вынести вердикт, ты сделала то, что ни одному бессмертному совершить не удавалось. Ты сбежала.
Анья не пыталась этого отрицать.
– Твои изыскания верны. – По большей части.
– Легенда гласит, что ты заразила хранителя Тартара какой-то болезнью, так что сразу после твоего побега он ослаб и потерял память. Для усиления охраны на каждом углу поставили стражников, поскольку боги опасались, что мощь тюрьмы зависит от мощи ее хранителя. Со временем стены действительно начали трещать и разрушаться, что в конечном счете привело к побегу титанов.
Он собирается и это вменить ей в вину? Анья прищурилась.
– Имея дело с легендами, – ровным голосом объявила она, – не забывай, что они частенько искажают правду, чтобы объяснить то, что смертным постичь не по силам. Забавно, что ты – герой стольких легенд, а не знаешь очевидного.
– Ты скрываешься здесь, среди смертных, – сказал Рейес, не обращая на нее внимания. Опять. – Но не довольствуешься мирным существованием. Ты развязываешь войны, крадешь вооружение и даже корабли. Ты разжигаешь громадные пожары и чинишь прочие беды, которые приводят к массовой панике и нарушению общественного порядка среди смертных, и сотни людей попадают за решетку.
По ее лицу разлился румянец. Да, все вышеперечисленное – ее рук дело. Впервые сойдя на землю, она не знала, как контролировать свою бунтарскую натуру. Боги были в состоянии защититься от нее, люди – нет. Кроме того, она была почти… одичавшей после многих лет тюремного заточения. Маленькое замечание из ее уст – «Ты же не позволишь своему брату болтать о тебе такое, правда?» – и между кланами развязывалась кровавая вражда. Появление при дворе – можно, например, поднять на смех правителей и их политику – и вот уже преданные рыцари пытаются убить своего короля.
Что касается пожаров, то порой внутреннее «я» подбивало ее «случайно» уронить факелы, чтобы полюбоваться пляской пламени. Ну а кражи… она не могла противиться голосу в своей голове, что нашептывал: «Возьми. Никто не узнает».
В конечном итоге Анья выяснила, что, подпитывая свою жажду к беспорядку небольшими проделками – воровством по мелочи, безобидной ложью и уличными драками, – глобальных бедствий можно избежать.
– Я тоже подготовилась к встрече с вами, – негромко произнесла она. – Ведь и вы когда-то жгли города и убивали невинных.
Теперь пришел черед Рейеса краснеть.
– Вы больше не те, кем были прежде, так же, как и я… – Договорить Анья не успела, так как внезапно налетел ветер, свистящий и резкий. Она сморгнула, растерявшись на секунду, но быстро смекнула, что случится дальше.
– Проклятье! – выругалась она.
И точно, все воины вдруг застыли на месте, подчиняясь силе более могущественной, чем они сами. Время остановило свой бег. Даже Люсьен, который внимательно наблюдал их с Рейесом перепалку, превратился в камень.
Черт, и она тоже!
«Ох, нет, нет, нет», – подумала Анья, и невидимые тюремные решетки спали с нее, точно листва с дерева на пороге зимы. Ничто и никто не сделает ее пленницей. Больше нет. Ее отец об этом позаботился.
Анья шагнула к Люсьену, чтобы попытаться освободить его – сама не зная почему, после всего, что он ей наговорил, – но ветер прекратился так же внезапно, как и появился. Во рту у нее пересохло, а сердце в груди зашлось в бешеном ритме танго. Ветер знаменует прибытие Кроноса, завладевшего небесным престолом всего несколько месяцев назад и установившего новые правила, новые желания и новые наказания.
Он нашел ее.
Вот радость-то. Как только перед ней возникла ярко-синяя вспышка, вибрирующая силой и разгоняющая тьму, Анья спешно телепортировалась. Она покинула Люсьена с чувством сожаления, испытывать которое вовсе не следовало, и унося с собой воспоминания об их поцелуе.