Глава четвертая,
в которой Огнезор вынужден вернуться к тому, с чего начал, чтобы найти след
Привычка темного мастера появляться в самое неподходящее время словно из ниоткуда сильно раздражала Сенара и, чего уж скрывать, пугала не на шутку.
«Интересно, – мрачно раздумывал он, – чего во всем этом больше: продуманного расчета или обычного позерства?»
Но вслух, конечно, ни о чем подобном не заикнулся – наоборот, рот его при нынешней нежданной встрече привычно, будто сам по себе, выдал отменно вежливое и даже чуточку подобострастное приветствие, пока глаза шарили с видимым сожалением по высокой пивной кружке и аппетитно зажаренному цыпленку, сиротливо забытому на кривом грязном столике у окна.
– Я рад, что ты послушался моего совета и не стал покидать Крам, – игнорируя все любезности, просто сказал Огнезор.
– Разве я мог поступить иначе, – обиженно буркнул охотник, с трудом отрываясь от разглядывания несостоявшегося ужина.
Темный мастер лишь хмыкнул в ответ. Его фигура угрожающе нависала над Сенаром: руки скрещены на груди, глаза сквозь прорези в маске внимательно осматривали собеседника – будто диковинного зверя, сумевшего прикинуться обычным дворовым псом. Но вот обман раскрыт – и удивленный хозяин теперь гадает, кто же перед ним такой и есть ли у этой твари клыки? А может, подходящая для воротника шкура?..
Последняя мысль почему-то совсем старику не понравилась.
– Так чем обязан, высокий мастер? – поежившись, спросил он.
– Обязан, обязан, – зловеще пообещал Огнезор. – Что ты там Гильдии врал насчет охотников?
– Не понимаю, о чем ты, – осторожно отозвался Сенар, все силы прилагая, чтоб голос его не сорвался и не дрогнул.
Лицо в маске вдруг склонилось к нему – так близко и стремительно, что старик отпрянул, вжимаясь в неудобное кресло. И застыл как завороженный под тяжелым, обжигающим, вынимающим душу взглядом.
– Не играй со мной, охотник! – тихо предупредил Огнезор. – Знаешь, что может сделать с человеком мастер Разума? Я получу ответы, так или иначе. Лучше будет, если ты скажешь сам…
– Чего ты хочешь? – затравленно пробормотал Сенар.
– Пару ответов. Всего лишь.
– Я и так рассказал об охотниках все, что знаю!
– Да-а? – Издевка в Огнезоровом голосе промораживала до костей. – И не соврал ни разу? Что ж ты тогда мастерам, что тебя раньше допрашивали, сказал, будто у охотников каждый сам по себе? И нет над вами никакого руководства? И чиновники да стража имперская вас только из-за подкупов не трогают? Что ж ты про лицензию второй степени, что у тебя на шее болтается, ничего не сказал?..
Рука Сенара невольно потянулась к серебряной монетке, висящей на шнурке у него под рубашкой.
«Как он узнал?»
– Думаешь, я тогда, в твоей спальне, только твой ночной колпак и разглядывал? – словно отвечая на его мысли, говорил темный мастер. – Думаешь, не понял, что это за серебрушка такая?
Белые его пальцы теребили краешек темной маски, невольно (а может, с умыслом) привлекая стариковский взгляд к опасно поблескивающему металлу перстня, голос все больше наливался льдом…
– Раз лицензии у вас есть, – продолжал давить юноша, – значит – и контакты с имперскими службами, значит – и представлять вас кто-то должен официально! Не о том ли «Сообществе» проболтался Реми?..
– Я! НЕ ПОНИМАЮ! О ЧЕМ ТЫ! – почти закричал старик.
На миг повисла тишина.
– Очень… зря… – обронил темный мастер.
Синие глаза в прорезях маски вдруг выцвели до прозрачного, обдавая холодом. Рука Огнезора потянулась к Сенаровой щеке, похлопала, будто ободряюще, и вцепилась внезапно в сухую стариковскую кожу. Сердце охотника подскочило и замерло, отозвавшись горячим перебоем в висках. Но он не мог отвести взгляда. Словно мышь перед змеей. Мышь, сгорающая в ледяном пламени!
«Вот за что ему, проклятому, это имя дали!» – еще успел подумать Сенар перед тем, как его будто вывернули наизнанку.
Он всхлипнул от боли, страха, отвращения – и вдруг понял, что говорит. Вслух. И как раз то, что никогда, ни за что человеку перед ним не сказал бы…
– Сообщество… охотников… – Тяжело ворочался сам по себе его язык, к бесконечному ужасу хозяина. – Членов… немного… лишь те, кто достоин… знака неосудимости… У всех… лицензия… второй степени. Позволение на… воровство и… убийство… для самозащиты… Есть… место, где можно… оставить… весточку…
– Где оно? – спрашивал властный, безразличный голос.
И Сенар продолжал говорить – вновь и вновь, как в дурном сне, называя улицу в столице, дом, условные знаки, позволяющие войти, людей, к которым нужно обратиться… И еще какие-то имена, которых он и сам уже не вспомнил бы, какие-то новые знаки и цифры… И про лицензию, доступ ко многим сомнительным делишкам и людям подозрительным открывающую, говорил что-то. И про то, как получить ее трудно, но лишиться – просто, коли правила охотничьи негласные нарушишь. И про правила эти самые, про то, к примеру, что каждую тайну, мало-мальски важную, на всех делить надобно…
Казалось Сенару, что говорит он уже целую вечность. Так долго, что собственный язык его, совсем чужим ставший, закрутится вот-вот во рту да изогнется по-змеиному, а слова и вовсе сами по себе покатятся, зазвенят по полу монетками. Старик даже картинку эту живо представлять начал, почти монетки ловить приготовился, когда Огнезор убрал вдруг руку, позволив всё-таки замолчать.
«Вот странно! Тихо-то как стало!» – удивился он в первый миг, непонимающим взглядом обшарив темную комнату и юношу в маске – неожиданно сгорбившегося, с устало потухшим взглядом, с тяжело опущенными, дрожащими кончиками сжатых губ…
– Ты… хоть представляешь, идиот упрямый, как это… гадко? – Голос Огнезора походил на шипение.
– Ох, прости, что причинил тебе неудобства! – все еще задыхаясь, вызверился Сенар. Теперь, когда ужас почти прошел, дикая ярость переполняла его. – Я не преступник и не пленный! Ты не имел права проделывать… такое!
– Ах, конечно, господин бывший охотник! – ядовито выплюнул юноша. – Если тебя что-то не устраивает, можешь написать жалобу в Имперскую канцелярию! То-то посмеются они, читая!
Старик открыл было рот для ответа – но тут же захлопнул. Проклятый мальчишка прав: его гнев совершенно бессилен! Гильдия живет лишь по своим собственным законам, и единственное, что тут можно сделать, – не попадаться на ее пути…
– Но, знаешь ли, – словно угадывая его мысли, уже спокойно заметил Огнезор, – у меня есть нечто, очень даже способное тебя утешить!
Сенар уставился на пожелтевший свиток, извлеченный из-под плаща темным мастером, с плохо скрываемым недоверием.
– Что это?
– Твой «договор» с Гильдией, – обворожительно улыбнулся юноша. – Жизнь за определенные услуги, так, кажется? Думаю, твой долг теперь выплачен сполна…
– Ты хотел сказать, что я исчерпал свою полезность и Гильдии больше без надобности, – саркастически поправил старик.
– Можно и так, если тебе больше нравится, – равнодушно пожал плечами темный мастер. – Не думаю, что ты откажешься от такого подарка из-за тонкостей определения. Забирай – и люди Гильдии тебя больше не побеспокоят.
– А как насчет той, за которой ты охотишься? – приняв свиток, с внезапно нахлынувшей горечью проговорил старик. – Слухи расходятся быстро, а я не такой дурак, как ты мог подумать…
– Тогда ты должен понимать, что это вовсе не твое дело! – холодно отрезал Огнезор.
– Она ведь не заслужила такого! – почему-то продолжал упорствовать охотник. – Глупая девчонка, лишь чересчур хорошо выполнившая свою работу… Да она не знала даже, что ворует!
– Уж не пытаешься ли ты воззвать к моей совести? – едко перебил его мастер. – Разве ты не слышал: «Ни совести, ни души – только маска и путь Проклятого Бога»? Тебе надо чаще внимать менестрелям!..
Сенар поник и будто еще сильнее постарел. Повисло молчание.
Больше на него не взглянув, Огнезор шагнул к окну – похоже, спешил покинуть комнату излюбленным своим способом.
Но остановился на миг, словно колеблясь, и почти неслышно прошептал:
– Единственное, что я могу обещать, – это честный поединок. Как знать, может, это даст ей шанс.
– Другим не давало, – буркнул старик, но собеседник его уже давно растворился в ночных тенях.
Рассвет застал Огнезора в дороге. Всю ночь он понукал своего Стрелокрыла, наслаждаясь скачкой, подставляя лицо встречному ветру, очищая разум от болезненной сумятицы, оставшейся после Крама. Первые лучи солнца осветили шпили Небесного города на горизонте, и уже через час копыта Стрелокрыла бодро выцокивали по булыжной мостовой, привлекая внимание сонных караульных и недовольных дворников.
Столица только-только пробуждалась: шумели телеги ранних торговцев, спешащих на городской рынок; плелась, позевывая, служанка с корзиной свежих овощей, которые ее привередливая госпожа пожелала на завтрак. Внушительная почтенная дама тащила домой совершенно пьяного своего супруга, ругаясь при этом весьма непочтенно, но все так же внушительно… Где-то звонили, созывая верующих к утренней молитве, храмовые колокола.
Огнезор спешился у помпезного здания Морской Канцелярии и, следуя подсказкам, полученным от Сенара, свернул на боковую улочку. Нужное юноше здание нашлось почти сразу: Сообщество охотников приютилось за серыми облупленными стенами ветхой общественной библиотеки. Когда-то много было таких по всей Империи, ныне же всеобщая ученость больше не в моде, вот и осталась от былого хранилища знаний умирающая развалина. Зажатая между процветающей ювелирной лавкой и домом какого-то чиновника, она изо всех сил боролась за выживание – и даже, кажется, еще работала. Не знай Огнезор, что в действительности прячется за фасадом здания, удивлению его не было бы предела.
Во всяком случае, тяжелая дверь здания поддалась легко, хоть и с натужным скрипом, а в пыльном полутемном холле юношу встретила кучка нищих студентов. Появление Огнезора привело их в совершенное замешательство: студиозы то и дело поглядывали ему за спину, будто ожидая увидеть там целый строй охраны, непременно полагающейся человеку, одетому столь роскошно.
Подчеркнуто игнорируя любопытные взгляды, высокий мастер направился к столику в углу зала, за которым дремала сморщенная старушка-смотрительница. За ее спиной обнаружилась запертая дверь, ключ от которой старушка, даже не проснувшись, протянула Огнезору в ответ на сказанные им кодовые слова. Войдя, мастер оказался в огромном темном зале, заставленном высокими – под самый потолок – полупустыми книжными полками. Вместо драгоценных фолиантов паутина и труха покрывали их. Где-то в конце зала едва тлел огонек свечи – на его свет и направился, петляя, юноша.
Полки громоздились то в ряд, то под углом друг к другу, образуя запутанный темный лабиринт, заблудиться в котором было не сложнее, чем в подземельях императорского дворца. Хотя образы, вырванные у Сенара, каждый раз безошибочно указывали нужный поворот, на преодоление огромной комнаты ушел почти час. Но Огнезор запасся терпением. Нет сомнений: поспеши он и поверни не туда, обязательно влез бы в какую-нибудь малоприятную ловушку – в деле хитроумного и тайного умерщвления себе подобных охотники ничуть не хуже мастеров Гильдии.
Наконец юноша вышел к маленькой дверце, в неровном мигании свечного огонька более похожей на закрытое ставней высокое окно. В кресле у двери дремал старичок, не менее сморщенный, чем его подруга на входе. На голос Огнезора старик встрепенулся, и маленькие темные глаза его загорелись злым подозрением. Дверцу он отпер лично, скрипя ключами, кряхтя и ругаясь. Затем вновь уселся в кресло, смежил веки и уже через минуту опять клевал носом, напрочь позабыв о подозрительном визитере.
За дверцей же обнаружился лестничный пролет: ступеньки появлялись откуда-то из темноты снизу и поднимались, должно быть, под самую крышу высокого двухэтажного здания. Как глубоко они уходили под землю, Огнезору, знающему не понаслышке столичные подземелья, думать не хотелось.
Лестница, скупо освещенная сочащимся сквозь решетчатые отверстия в стене дневным светом, упиралась в очередную дверь, на этот раз незапертую, за которой была еще одна комната: без окон и небольшая, но вполне жилого вида – с двумя застеленными кроватями, натопленным камином, заставленным яствами столом… И совершенно безлюдная. Будто хозяева, приготовившиеся сытно поужинать и уютно отдохнуть, вдруг просто растворились в воздухе, оставив все это для случайного гостя.
Все стены, кроме той, в которой горел камин, покрыты были множеством деревянных ящичков со знаками староимперского алфавита над истертыми медными ручками.
Огнезор со вздохом огляделся, отыскивая нужный значок, увидел его на ящике у себя за спиной, осторожно открыл, опасаясь, что старое дерево рассыплется. Что ж, стоит отдать охотникам должное! Костяные библиотечные пластинки как способ связи – весьма остроумно!
На гладких пластинах двумя вертикальными полосками выделялись колонки все тех же старинных знаков, аккуратно выцарапанных и обведенных краской. К счастью, юноша отлично в них разбирался, хотя со знаниями, вырванными у Сенара, расшифровать их мог бы и полный неуч.
«Первая полоса – имя охотника, вторая – месторасположение Книги Посланий», – вспоминал Огнезор, перебирая пластинки. Большинство из них либо были пусты, либо потемнели от времени так, что разобрать вытертые надписи представлялось почти невозможным. И только изредка попадалась сверкающая полированной белизной и свежей краской: охотников за тайнами в последнее время было не так уж много.
Наконец нашлась нужная пластина. Запомнив шифр на ней, мастер вернулся на лестницу, а оттуда – в комнату со стеллажами.
Старичок вроде бы спал по-прежнему. Огнезор забрал у него потухшую свечу, зажег ее касанием пальцев и вновь углубился в книжный лабиринт, считая повороты и полки. У одной из них он остановился, осветил неаккуратно нацарапанный номер и солидный фолиант над ним.
Книга имела вид довольно почтенный, хоть и потрепанный, а на первой, сильно пожелтевшей странице еще явственно читалась сделанная аккуратным чиновничьим почерком надпись: «Лая из Таркхема. Год рождения 862 с основания Империи. Номер императорской лицензии 59978 (получена в первый месяц осени года 881), степень неосудимости – вторая. Постоянное место жительства отсутствует. Основной посредник – господин Реми из Малаша». Следующие страницы были исписаны довольно небрежно, чаще других встречались два почерка: в одном Огнезор узнал руку Реми, другой, видимо, принадлежал самой Лае. Одно из первых посланий гласило: «Четвертый месяц весны, 883. Кому: всем (продублировано в Общей Книге). Если кому попадется серебряный медальон с двумя портретами, один из которых – мой, сообщите или доставьте немедленно, это очень важно, хорошее вознаграждение гарантирую. Лая».
Огнезор перелистал несколько страниц, просматривая сообщения. Затем вернулся к началу и стал внимательно перечитывать все подряд, то и дело удивленно приподнимая брови. Перечень «подвигов» Лаи действительно был потрясающим, как и указанные под некоторыми «делами» гонорары. Прошел почти час, и свеча уже догорала, когда юноша добрался до последней страницы. Открывало ее довольно корявое и ужасно безграмотное послание: «Сколька ты будеш мучать меня, красавитса! Прихади вечерам в «Тихий двор», угасчаю! Бор-воин». Далее шел короткий насмешливый ответ: «Вот еще! (продублировано в книге Бора)». Затем запись полуторамесячной давности, сделанная рукою Реми: «Последний день лета, 887. Лая, девочка, есть хорошее дело. Жду в обычном месте». И еще одно послание, датированное неделей позже: «Солнце мое, я нашел твой медальончик! Если тебе все еще интересно, жду в Оллане на восьмой день второго месяца осени, трактир «Спиногрыз». Денег не надо, мы с тобой по-другому поладим. Уже предвкушаю. Храш из Оллана».
Последняя запись была сделана рукой Лаи. Прочитать ее Огнезору удалось не сразу – очень уж небрежно, словно в спешке, свивались в слова корявые буковки. Сообщение гласило: «Для Реми и всех. Меня все еще преследуют люди Гильдии. Сегодня был седьмой. Сколько еще будет, не знаю. Для безопасности Сообщества и своей собственной связь прерываю. Если кто-нибудь сумеет помочь, помогите. Лая». Смазанную подпись едва можно было разобрать. Дальше книга была пуста.
Свеча догорела, и к выходу Огнезор добрался почти на ощупь, считая повороты. После затхлой библиотечной пыли прохладный осенний воздух приятно освежал кожу и легкие. Молодой мастер огляделся в поисках своего коня, щурясь от яркого солнца: Стрелокрыл спокойно ждал там, где его оставили, а рядом, вытянувшись и потея от усердия, стоял караульный.
– Приветствую, господин! – бодро прокричал он подошедшему Огнезору. – Вот, берегу твою лошадь от посягательств всякого сброда! Разве можно оставлять такое отличное животное без присмотра?
– Как же без присмотра? Я верю в усердие, доблесть и бдительность нашей городской охраны, – с нескрываемой иронией ответил юноша, вручая пару монет караульному. Тот довольно засопел в ответ на сей весьма сомнительный комплимент и принялся нескладно кланяться, потихоньку удаляясь.
Огнезор же, отложив размышления обо всем увиденном и прочитанном на потом, поспешил к Черному переулку, где располагался тайный вход в Общий Дом Гильдии: уже некоторое время его не оставляла мысль о еде и недолгом отдыхе.
– Огнезор! Ты вернулся? – поставив поднос, Слава заторопилась ему навстречу.
Ученики, спешно поглощающие завтрак за длинными общими столами, завертелись и с любопытством уставились на появившегося в дверях трапезной высокого мастера.
Огнезор поморщился. Затем молча кивнул девушке и слабо, будто нехотя, улыбнувшись, указал на отделенные тонкими плетеными перегородками столики для мастеров.
Слава тут же засуетилась: наградила подзатыльником подвернувшегося некстати дежурного, не слишком старательно скребущего пустые столы; за шиворот поймала какую-то ученицу, отправив ее за блюдами для «господина высокого мастера»; поспешно и грубо отказалась от общества девушки-подмастерья, с которой прежде собиралась разделить трапезу…
Странно и неприятно было видеть, как эта тщеславная, циничная гордячка ведет себя так… заискивающе.
Огнезор старался не смотреть.
Не зря, видно, прижилось в народе выражение «любить, как темный мастер»… Когда у тебя нет прошлого, не за что зацепиться в этой жизни и вряд ли есть во что верить, да ты притом еще и недостаточно глуп, чтоб с чистой совестью и фанатичным блеском в глазах исполнять чью-то волю, – пустота, безразличие ко всему грозятся переполнить тебя, и за любое сильное ощущение хватаешься с жадным интересом, со слепой одержимостью голодного, с нелепым упрямством законченного психа. И не важно, за что именно хвататься – лишь бы ярко, по-настоящему, будто и правда жизнь твоя не бессмысленна… Потому и выражение «ненавидеть, как темный мастер» было тоже.
Славе просто не повезло.
Он успокаивал себя этой мыслью, стараясь быть терпеливым ради их прошлой дружбы. Но терпения недоставало все больше…
– Ты, должно быть, ужасно голоден, если сразу пришел сюда, – не подозревая о его мыслях, говорила девушка, устроившись уже за низким столиком. – Когда ты вернулся?
– Сегодня на рассвете. Я потом расскажу, Слава, – отмахнулся Огнезор от ее расспросов.
Сзади тихо зашуршала, отодвигаясь, перегородка, зашаркали неуверенные шаги. Застыл, уткнувшись юноше в спину, чей-то, сначала робко-удивленный, а потом зудяще-любопытный, взгляд.
Мастер резко обернулся – но успел схватить лишь тонкий огонек, едва различимую тень эмоции, тут же поспешно схороненной в почтительно потупленных глазах. Перед ним, с трудом удерживая нагруженный снедью поднос, стояло тощее некрасивое существо – бледное до синевы, с острым личиком, водянисто-серыми глазами, кривыми, будто насильно срезанными, прядями грязно-русых волос, по привычке все еще зачесанных так, чтобы закрывать лицо, но не достигающих и середины лба…
Девчонка, совсем еще ребенок. Боги, сколько же ей? Двенадцать? Тринадцать? Да ей до ученицы еще расти пару лет!
Огнезор нахмурился. Конечно, иногда Гильдия забирала особенно талантливых и раньше положенного возраста – действие, по мнению юноши, совершенно бессмысленное, поскольку даже не всякий крепкий, подготовленный подросток переживал здешнее «ученичество». Что уж говорить о ребенке?
Но девочка вроде держалась – на ногах стояла твердо, в истерику не впадала. Глядела, правда, исподлобья, с диковатой ненавистью часто битого волчонка, но это и неудивительно – при ее-то малоприятной внешности и… «специализации».
Лекарскими подвалами от нее так и разило – издалека, до отвращения крепко. Как, впрочем, и целительским даром – на удивление мощным, ощутимым даже на расстоянии.
В храме на такую молились бы!
Вот только Гильдия добралась до нее первой…
А здесь у лекарей были совсем иные обязанности (не зря же их искусство прозывалось мастерством Боли!). И репутация совсем иная…
Проще говоря, ненавидели их здесь все и люто. Даже Огнезор, почти не подверженный предубеждениям, с трудом сдержал себя от внезапного приступа враждебности.
– В чем дело? – демонстративно прикрывая нос рукой, жестко спросила Слава. – Я разве тебя за едой посылала?
– Велели… мне, – хрипло, не глядя на них, произнесла ученица.
Огнезор вновь поморщился. Понятно: свои же девчонку сюда выперли! Испугались «страшнейшего из мастеров» – вот и нашли крайнюю.
Невольно в нем всколыхнулось сочувствие.
Ученица меж тем неловко опустила поднос на столик перед ними и принялась старательно расставлять посуду.
Мастер с интересом всмотрелся в корявую вязь символов у нее на воротнике, едва удержавшись от нехорошего смешка. Человек, посвящавший девчонку, явно обладал нездоровым чувством юмора. Кто еще мог дать этому страшненькому, злому на весь мир зверьку нежное имя «Мила»?
Будто уловив его насмешку, ученица бросила на Огнезора быстрый косой взгляд – и, сцепив зубы, под немигающим взором высокого мастера дрожащими руками схватилась за кувшин горячего, с пряностями вина.
– Долго еще?! – недовольно прошипела Слава, как раз когда девочка наклоняла кувшин над бокалом.
Мила дернулась – и, конечно, расплескала вино, безжалостно обжигая себе пальцы и, словно в насмешку, заливая густой темной жидкостью расшитые знаками Гильдии манжеты Огнезора.
Мастер на расплывающиеся по ткани пятна и быстро краснеющую кожу на кистях рук даже не взглянул: боли он, конечно, не чувствовал, а вот Славина реакция вызвала у него недоумение.
– Ах ты, тварь Темнословова! – закричала в ярости та, награждая неуклюжую ученицу звонкой пощечиной. Отчего вино в руках Милы, конечно, разлилось еще больше, покрывая белые, все в шрамах, пальцы розовыми волдырями.
На впалой щеке девочки краснел теперь яркий отпечаток ладони.
«Хорошо хоть пощечина, а не излюбленный Славин удар, способный и крепкому мужику сломать челюсть!..» – отрешенно подумал мастер, тут же отметив, что подруга его на этом не успокоилась и уже вновь занесла руку.
– Слава! – прикрикнул он. – Хватит!
Слава сердито застыла, посматривая то на юношу, то на сдерживающую злые слезы девчонку.
– Тебе разве не пора к ученикам? – холодно осадил ее Огнезор. – Я и сам здесь разберусь.
Побелев от ярости, девушка встала – неторопливо, с подчеркнутым высокомерным достоинством.
– Заходи ко мне после обеда, тогда и поговорим, – попытался он смягчить резкость своего тона примиряющей полуулыбкой. С излишней, впрочем, поспешностью отодвигая перед Славой перегородку.
Спиной он снова ощущал на себе взгляд жадных, ненавидяще-любопытных глаз, и рассерженная Слава, честно говоря, занимала его сейчас куда меньше, чем маленькая обладательница этих глаз.
– Итак, – обернулся Огнезор, – ученица второй группы, будущая целительница Мила…
Девочка напряглась, сжалась, вновь ожидая удара.
– Может, присядешь? – указал на низкую скамью мастер. – Стол в конце концов на двоих накрыт…
– Что? – непонимающе выдохнула она.
– Сядь, говорю! Есть хочешь?
Мила сглотнула, но упрямо помотала головой.
– Ну и дура, – вновь усаживаясь на скамью, тихо пробормотал Огнезор. – Еле стоишь ведь! Я бы отличал гордость от глупости…
Девчонка посмотрела на него с удивлением – и как-то чудно́, щурясь, будто на свет. Затем молча села за стол.
Пару секунд жадно пожирала глазами аппетитные, золотистые обжаренные растительные побеги с кусочками мяса под пряным соусом, румяные хлебцы с сырной корочкой и тонкие ломтики засахаренных фруктов (блюда, не слишком изысканные, но все же на порядок лучше скудной ученической каши на рыбном бульоне), затем схватила первое, до чего рука дотянулась, и, не глядя больше на мастера, с рвением голодного звереныша принялась запихивать это в рот.
Огнезор устроился напротив, со вздохом покрутил в руках маленький столовый нож и затейливо изогнутую вилочку, втайне ощущая зависть к изголодавшейся ученице, которая могла совершенно не думать о манерах. И где только Гильдия набралась этих глупостей? Мало ему при дворе мороки…
Какое-то время оба молча жевали.
– Что ж ты так смотрела на меня, Мила? – нарушил молчание мастер.
– Как? – мгновенно взъерошилась та.
– Необычно, – попытался облечь свои ощущения в слова Огнезор. – Без страха, без… хм… восхищения… Без удивленного разочарования. Вообще, не как на человека, – скорее как на странную… вещь.
– Так ты и есть странный, – неохотно и совсем нелюбезно отозвалась она.
– Это я и без тебя знаю, – хмыкнул юноша. – Мне просто любопытно, что такое «странный» в твоем понимании?
Ученица с усилием подняла на него взгляд – точнее попыталась, тут же вновь потупившись. И даже, кажется, зажмурилась?
Удивленный, Огнезор протянул руку, неумолимо притягивая Милу за подбородок, принуждая ее смотреть глаза в глаза.
Она дернулась, пытаясь вырваться, вскрикнула – затем лицо ее потускнело, смялось, как скомканный бумажный лист, сощуренные глаза отчаянно заслезились.
– Пожалуйста, пожалуйста! – с мольбой выдохнула она. – Смотреть на тебя так близко… больно.
Разговор больше не выглядел просто любопытным. И уж никак не был забавным. Разжав пальцы на ее подбородке, Огнезор нахмурился.
– Почему? – очень серьезно спросил он.
– Слышал сказку? – поспешно уткнувшись в тарелку, хрипло заговорила девчонка. – Сказку о богине, что захотела свить кружево из всех судеб мира? Чтоб сплетались они в красоте и гармонии? Но только отвлеклась богиня, вылез из-за очага маленький дух-проказник и спутал все нити, да так беспорядочно и крепко, что никто уже не смог их разделить.
– Слышал, – осторожно кивнул юноша, потихоньку прикидывая, похожа ли Мила на ненормальную. Вообще-то очень даже! Правда, не больше, чем он сам…
Впрочем, о нормальности любого из обладателей дара можно еще ой как поспорить! Все они безумны. Так или иначе. В той или иной степени. Этот факт мастер Вера накрепко вбила когда-то в его ученическую голову, оставив гадать, какого же рода безумие поразит его самого…
– Иногда мне видится, – продолжала между тем ученица, – будто все люди состоят из таких вот спутанных нитей: своей и чужих. Всех цветов. Но если у других они тусклые, то твоя горит, как солнце. Так ярко, что слепит глаза… Ни у кого прежде я не видела такого. Разве это не странность?
– Да уж, странность, – сквозь зубы процедил Огнезор, не в силах сдержать раздражения. – Не чувствуй я, что не врешь, решил бы, что тебя кто-то из этих негодяев-подмастерьев подослал… Приятели, чтоб их, ученичества! С дурацкими шуточками!..
Девчонка не отвечала, еще ниже опустив голову.
– А слышала ли ты, Мила, – все больше распаляясь, продолжал юноша, – что у сказки твоей есть продолжение? Легенда о Первом Боге и его кровных? И знаешь ли ты, что я просто ненавижу эту проклятую историю?!
– О! – догадливо выдохнула ученица, мгновенно осмелившись поднять на Огнезора расширившиеся в изумлении глаза. – Вот, значит, что это… почему ты… горишь!
Куда только подевался злой настороженный волчонок! Теперь девчонка благоговейно сияла, будто узрев божественное откровение. И пялилась, пялилась, пялилась! Даже несмотря на явную боль в ее покрасневших слезящихся глазах!..
Маленькая ненормальная!
Неудивительно, что другие ученики так к ней относятся!
– Да хватит уже! – в сердцах ударил по столу Огнезор.
Мила будто из транса вышла, поспешно отведя взгляд.
– Говорил же, ненавижу эту суеверную ересь!
– Прости, – обреченно поникла девочка. – Ты теперь… убьешь меня?
– Что-о? – Разговор становился настолько нелепым, что мастер чуть не рассмеялся. – Убить тебя? Извини, милая, но мои услуги в этой области стоят слишком дорого! Тебе уж точно не по карману! Так что, если жить надоело, поищи себе более… хм… доступный способ самоубийства.
– Да что ты вообще знаешь о желании умереть! – вдруг зло выкрикнула она.
И теперь уже Огнезор опустил глаза.
– Больше, чем ты думаешь, – обронил он тихо.
Юноша и сам не понимал, что на него нашло. Откуда такая откровенность? Ведь даже Славе никогда не говорил…
Но сейчас почему-то закатал залитый вином рукав, обнажая запястье, демонстрируя сумасшедшей ученице длинный белый шрам, рассекающий его вдоль вены.
Девочка пораженно уставилась на тонкую светлую линию.
– Я думала, после исцеления шрамов не остается, – только и смогла хрипло выдавить она.
– О, этот мне специально оставили! – со значением усмехнулся мастер. – На память и в назидание. Чтобы знал, что в Гильдии даже умереть нельзя без позволения… Вернись к реальности, Мила! В этой жизни нет места божественным чудесам – только собственной силе и упрямству…
Он встал из-за стола, желая прекратить этот безумный разговор.
– Мне пора, – бросил сухо вместо прощания.
– Мастер! – Девочка вдруг подскочила к нему с какой-то отчаянной решимостью на угловатом лице.
– Ну что еще?
– Возьми меня к себе! У тебя же нет личного ученика, я знаю!
– Что за чушь! – фыркнул Огнезор. – Мила, я ничего не знаю об исцелении! И вряд ли у тебя есть хоть шанс продвинуться в мастерстве Сражения, Слова или Разума! Ну чему я могу научить тебя?
Ее решительность погасла, уступив место глухой безучастности.
– Да, конечно…
Неожиданно это встревожило юношу.
– У тебя неприятности с мастером Темнословом? – напрямик спросил он.
Ученица напряженно подобралась, сверкнула глазами, вновь живо напомнив сердитого звереныша.
– Наставник, кажется, хочет убить меня, – с деланым равнодушием сказала она.
– То есть больше, чем всех остальных? – уточнил Огнезор, не удержавшись от иронии. – Даже несмотря на уникальную силу твоего дара?
Мила насупилась, понимая, что ей не верят.
– Он боится, мастер! – бросила она с вызовом. – Недавно я предсказала ему скорую смерть…
– Очень прискорбно… – сострадательно поглядывая на ученицу, покачал головой юноша. – Прискорбно, что ты сама веришь в подобную ерунду! Впрочем, зная мастера Темнослова, допускаю, что он достаточно ненормален, чтобы поверить тоже…
На лице у Милы впервые за их разговор появилось ехидное подобие улыбки.
– Ладно, – сдался Огнезор. – Я поговорю о тебе кое с кем.
– С кем? – тут же осмелела девочка.
– Я бы сказал, что это пока не твое дело, но так уж и быть… Высокого мастера Веру знаешь?
– Мастер Боли и Разума?
– У нее редчайший двойной дар, способность воздействовать на тело и душу. И уж поверь, в исцелении она куда лучше Темнослова!
– Но, говорят, она давно не берет учеников. – В голосе Милы пробилось сомнение.
– Не берет кого попало. Но ей всегда интересны… необычные случаи.
Юноша не стал уточнять, что для Веры одинаково «необычны» и выдающиеся способности, и какой-нибудь особый вид… сумасшествия. Мила сама, похоже, догадалась. Может, она и ненормальная, но вовсе не дура. Впрочем, чего в ней больше – таланта или безумия, – Огнезор не стал бы ручаться.
Удары гонга неожиданно прервали их странный разговор, возвещая о начале нового часа, напоминая о множестве дел и полном отсутствии времени.
Со вздохом облегчения мастер отодвинул перегородку.
– Только учти, – не удержавшись, предупредил он напоследок. – Вера отличный наставник, но терпеть не может двух вещей. Слабости и глупости. Не справишься – пожалеешь, что не осталась с Темнословом.
– Я справлюсь! – мрачно пообещала Мила, и Огнезор подумал, что уж в ближайшие годы высокому мастеру Вере точно не придется скучать.