Тебе, Победа!. Книга первая. ДРУГОЙ КРАЙ МИРА (Кирилл Мошков)

До позапрошлого года население Акаи никогда не бывало больше двадцати человек. Да и вообще первые постоянные обитатели появились на ней пятнадцать лет назад. Это были не переселенцы – переселение тогда еще было закрыто – а планетологи из Института планет земного типа. Было тогда такое поветрие в Институте. Фонд имени Галацкого выделил тогда Институту деньги на создание стационаров на отдаленных планетах. Примерно на сотне еще не описанных планет земного типа станции были заложены в таком количестве, чтобы покрыть хотя бы основные климатические зоны: ближе к Центру и тем более к Солнечной Стороне – по восемь на планете и даже по двенадцать, ну а на таких безнадежно удаленных мирах, как Акаи – по четыре. Конечно, об организации сменяемости состава речь не шла, набрали добровольцев. Поселиться здесь предстояло надолго, скорее всего – навсегда.

От Солнечной системы до звезды Пеллинор, в систему которой входит Акаи, в среднем сто семьдесят дней лету. Конечно, на современных кораблях – класса дзета или дзета-дельта – можно добраться и дней за сто десять – сто двадцать, но кто станет гонять дорогущую дзета-машину ради нескольких планетологов? Так что здесь, в противоположном от Солнца конце Галактики, люди селились прочно и основательно.

В ста двадцати часах лету от Акаи, вблизи соседней звезды – Амбера – есть ретрансляционная станция, которая обслуживает несколько сотен радиобакенов этой части Пространства. Это ближайший пункт, куда летают корабли. Раз в полгода через станцию «Амбер» проходит служебный инерционник связистов. Примерно в это же время со станции в профилактический облет отправляется катер, который в течение двух месяцев обходит двадцать шесть ближайших к Амберу бакенов «нулевого» диапазона. Один из этих бакенов висит над северным полушарием Акаи, и катер сутки проводит у него. Пока двое инженеров тестируют бакен, один из двух пилотов на одноместной торпеде спускается на планету. Пилот доставляет почту, разнообразные посылки, некоторые приборы и оборудование, которое Объединенная служба ретрансляции берется передавать сотрудникам Институтов планетологии. С собой он ничего не забирает – все данные планетологи передают в Институт через Галанет, на который у них есть выход через «нулевой» диапазон. Разве что пакет каких-нибудь закусок соберут ему с собой обитатели планеты, чтобы он угостил скучающий по натуральной пище экипаж.

Торпеда прилетает всегда в одни и те же дни – седьмого мая или пятого октября – и садится на бетонной, поросшей травой площадке перед домиком станции «Акаи – Северо-Запад». Торпеду ждут: из домика выходит Александр Мартен и его жена Моник, жизнерадостные галлы на пятом десятке, и выбегают их дети – Реми и Клярис, которую вся семья называет Клю. Пилот обедает у них, болтает с ними часа полтора, выгружает багаж и улетает – иногда, чтобы еще раз появиться у них через полгода или год, иногда – чтобы исчезнуть из их жизни навсегда: на «Амбере» персонал сменяется каждые восемнадцать месяцев.

Естественно, что и багаж и почта предназначены не только Мартенам. В тот же вечер Александр связывается с тремя остальными станциями и сообщает, что посылки прибыли.

Доминик Эрве, их соплеменник, всегда прибывает за своими посылками первым. Его станция на том же материке, что и «Северо-Запад». только в восточном полушарии, в девяти тысячах километров от Мартенов.

«Северо-Запад» стоит в бескрайних холмистых равнинах, на карте планеты именуемых «Благодатной землей». На тысячу километров раскинулся этот край с долгим теплым летом и короткой, но крепкой и снежной зимой. Здесь отличные урожаи на небольших полях при станции и прекрасно растет мясо в баках маленькой белковой фермы. Когда прилетает массивный, кряжистый Эрве, которому шестьдесят с лишним лет, Мартены никогда не отпускают его без солидного запаса их собственной муки, овощей, ветчины и пива, потому что станция «Северо-Восток» стоит на хотя и прекрасном, но почти бесплодном побережье бурного Восточного океана, Океана Ветров, как он обозначен на карте. Эрве всегда обеспечен продуктами моря, но вот с хлебом и мясом у него туговато. Впрочем, он никогда не бывает в долгу: на «Северо-Запад» его глайдер летит не порожняком, он умудряется запихать в него килограммов пятьдесят соленой рыбы, консервов из моллюсков (это его хобби) и вареных в масле водорослей вроде морской капусты.

В течение ближайших трех дней после визита Эрве, как правило, появляется кто-то из обитателей станции «Юго-Запад». она почти на той же долготе, что и станция Мартенов, но до нее шесть с лишним тысяч километров к югу. Там живут целых две семьи. Собственно планетологи – это Али Юсуф Джабер, семидесятилетний темнокожий гигант, и его родная младшая сестра Лейла Джабер. У шестидесятилетней Лейлы есть дочь, Айше, которая живет всего в паре километров от матери с мужем Экибо Н'Коту и тремя малолетними детьми. Это семейство к планетологии отношения не имеет и тихо-мирно занимается сельским хозяйством. За Али Юсуфом на Акаи тоже последовала семья – жена Зейнаб, маленькая сухонькая арабка, и младший из их детей, Рахмет, со своей белокожей подругой Тони. Детей у Рахмета и Тони пока нет, к планетологии они тоже имеют мало отношения и в основном занимаются бесконечными пешими путешествиями по просторам южного материка, на картах обозначенного как Новая Аравия.

К Мартенам, как правило, прилетает либо Лейла, либо Рахмет и Тони. Сам Али Юсуф у них после высадки на планету был лишь однажды. Джаберы очень приветливы и общительны, но времени у них хронически не хватает – на Новой Аравии у них огромная ферма, да и природа материка невероятно пышна и многообразна, и изучение ее поглощает их целиком. Джаберы обычно тоже привозят гостинцы – рис, сушеные фрукты – но от северного хлеба с благодарностью отказываются, из вежливости принимая только немного пива и копченостей. Не в пример Эрве, обычно остающемуся ночевать, Джаберы, как правило, улетают обратно часа через два-три после прилета.

Последний же из обитателей Акаи, сорокалетний славянский медведь Иван Ряполов, обычно собирается почти неделю – всегда у него оказываются неотложные серии опытов, которые он должен завершить, «а то касатки уйдут рожать и фиг их достанешь до осени». Он живет на своем «Юго-Востоке» с женой, Милой, тоже русской, его ровесницей, но ее Мартены в последний раз видели при высадке на планету: потом у них пошли дети, каковых теперь четверо, и Мила со своей станции не выезжает. Ряполов нелюдим, хотя и не мизантроп. С собой он обычно привозит килограммов пять сушеной рыбы, которую называет смешным словом «taran'ka». и двухлитровую бутыль из-под фиксанта, наполненную чистым, как слеза, самогоном – эту жидкость он гонит из плодов хлебного дерева, произрастающего на его гористом острове. Сам он почти не пьет и гонит самогон специально к визиту (Мартены, впрочем, тоже крепче пива почти ничего не пьют, и бутыль растягивается у них на полгода – остатки, как правило, с удовольствием употребляет очередной пилот). Мартен-старший обычно отдаривается двадцатилитровым бочонком пива, и обе стороны этим совершенно довольны.

Ряполов прилетает обычно под вечер, усталый после пятнадцати часов полета, ужинает, отпуская за вечер две-три грубоватые шуточки и роняя несколько слов о своей жизни посреди спокойного, как исполинское озеро, Юго-восточного океана, и остается ночевать. В пять утра он улетает, чтобы продолжать свои опыты.

Так обитатели Акаи жили до позапрошлого года.

Тем летом Реми Мартену должно было исполниться четырнадцать, а его сестре в январе сравнялось двенадцать. Сразу после прилета очередной торпеды, в середине мая, Мартен-старший вышел на обычную связь с Институтом, чтобы подтвердить получение заказанных приборов и выяснить, нет ли новостей, касающихся Акаи. Выяснилось, что новости есть.

– Два месяца назад с Талейрана к вам вышел корабль с переселенцами, – сообщил дежурный. – Будет на орбите Акаи дней через двадцать. Какая у вас посадочная полоса?

– Сорок на девяносто, – ответил пораженный Александр. – Переселенцы? К нам? С Талейрана? Разве на Талейране мало места?

– Это какая-то религиозная группа, – ответил дежурный. – Они обратились в Институт, дирекция им разрешила занять участок, какой вы им выделите.

– Сколько хоть их? – спросил Александр.

– Шестьдесят человек, – ответил дежурный.

Через три недели в рубке станции действительно раздался вызов.

– Господин Мартен? – спросил очень вежливый голос, когда к терминалу подошел Александр.

– Да, – отозвался планетолог.

– Мы говорим с вами с борта баржи 2-12-85, которая час назад легла на орбиту Акаи, – сказал очень вежливый голос. – Мы – шестьдесят переселенцев, получивших разрешение поселиться на этой планете. Номер нашего разрешения 724548. Можем ли мы приземлиться?

– Естественно, – сказал Александр. – Мы рады всем. Планета совершенно не заселена, места хватит на всех. Дать вам пеленг на посадку?

– Да, благодарю вас, – отозвался очень вежливый голос. – Сможем ли мы посадить баржу на вашу посадочную площадку?

– А каковы размеры баржи?

– Высота сто семь метров, посадочный диаметр – двадцать три. Не беспокойтесь, мы потом отстрелим ее назад, и она автоматически уйдет на траекторию буксировки. Мы прибыли сюда навсегда, если вы не против.

Через час баржа с переселенцами показалась в зените. Все четверо обитателей станции вышли на крыльцо и, задрав головы, смотрели, как серо-стальная цилиндрическая башня медленно и беззвучно приближается к ним, все увеличиваясь в размерах. Наконец, стосемиметровая толстая свеча замерла на бетонной площадке, точнее, в нескольких сантиметрах от ее поверхности – если бы тысячетонная громада встала на бетон, она промяла бы и раскрошила всю площадку.

Мартены спустились с крыльца и пошли к барже. Тем временем в нижней части корабля открылся люк, опустился трап, и по нему в покрывавшую край площадки траву спустились босые человеческие ноги.

Монаху было лет пятьдесят или, может быть, больше. Оранжевое его одеяние контрастировало с коричневато-желтой кожей тела и бритой головы. На удлиненном носу сидели круглые очки. Он смиренно поклонился Мартенам и с едва заметной улыбкой покивал каждому в отдельности – бородатому длинноволосому Александру, ради встречи гостей принарядившемуся в новые джинсы и новую рубашку; сухопарой смешливой Моник в голубом платье; тощему, прокаленному солнцем Реми – он был в шортах и босиком, длинные, как у отца, волосы были забраны в хвост и повязаны косынкой; такая же алая косынка была на длинных темных волосах голенастой Клю, одетой в такие же, как у брата, шорты и красную футболку.

– Господа, – очень вежливо сказал бритоголовый монах. – Мое имя Сакамото Кодзё. Мы ни в коем случае не собираемся мешать вашей жизни или злоупотреблять вашим гостеприимством. Укажите нам район, который мы можем занять, и мы немедленно двинемся в путь: мы прибыли сюда, чтобы построить монастырь.

Мартен развел руками.

– Что ж, Сакамото-сан… Если таково ваше желание… Что касается района – вот карта. Видите, вот здесь? Мы как раз называем это место Долиной Мудрости, нам кажется, для монастыря оно идеально подойдет. Там прекрасные леса, луга, река, озеро. Точно на востоке отсюда. На чем вы будете двигаться?

– На животных, – серьезно сказал монах.

Мартен забеспокоился.

– На животных?

– Не волнуйтесь, – улыбнулся монах. – Это мулы, они неспособны к размножению, поэтому здешний биоценоз не пострадает. Разве что животные пощиплют немного травы.

– Ну что ж, ваша святость, – успокоился Мартен. – Тогда счастливого вам пути. Да, извините за нескромный вопрос… тысячу раз прошу извинения, если невольно задену вас… я слышал, что буддийские монахи живут только подаянием и не должны работать, как же вы…?

Сакамото с улыбкой слегка поклонился.

– Вопрос резонный, и вы нисколько нас не задели. Действительно, монахи древнейших направлений буддизма, каковых в Мире большинство, должны следовать названным вами правилам. Но, кстати, и прежде так было не во всех школах. Например, монахи Дзэн сами готовили себе пищу и убирали свои жилища. Но мы не принадлежим к тхеравадинам и даже к махаяне, наше учение, Сингон, Сообщество истинных слов, родилось уже в галактическую эру. Это вовсе не древнее учение Сингон, созданное Кобо Дайси. Это новая его ступень, возникшая, когда человек начал свое продвижение в Галактике, которое принято называть Экспансией. Естественно было, что прибывающие на новый мир монахи могут умереть с голоду, не исполнив своего предназначения, потому что нет мирян, которые могли бы обретать духовные заслуги путем постройки монастырей или пожертвования пищи монахам. Наш великий первоучитель, сэнсэй Кавабата Ясунори, создал новую доктрину Сингон, которая предписывает монаху несколько иной путь по сравнению с древними доктринами. Кстати, он использовал некоторые положения Дзэн. Мы направляем свое познание не только внутрь, но и вовне, мы исследуем и сравниваем, мы кормим себя сами, но все это нисколько не противоречит учению Будды. Все это – лишь часть расширенной медитативной практики и весьма результативно в деле конечного освобождения от страданий. Впрочем, это несомненно предмет более продолжительного разговора, который мы, я надеюсь, совершим в будущем. Пока же нас ждет дорога, если вы не возражаете.

– Конечно, – несколько смущенно отозвался Мартен. – До Долины Мудрости отсюда всего семьдесят километров. Завтра-послезавтра вы будете на месте. Если у вас будут возникать проблемы, обращайтесь к нам в любое время.

– Благодарю вас, – поклонился монах. – Милостиво извините за причиненное вам беспокойство, за нарушение пылью наших странствий чистоты вашего очага. Защита и благословение ваших трудов да будут с вами.

Мартены смущенно поклонились, стараясь повторить движение Сакамото, а пожилой монах легко взбежал по трапу в брюхо баржи и вскоре появился оттуда, ведя под уздцы смирного мула, нагруженного связками книг и шанцевым инструментом. Еще раз поклонившись Мартенам, Сакамото поднялся в седло и тронул поводья, и тут же на трапе показался еще один монах, также ведя под уздцы мула. Шестьдесят человек, все в оранжевых дхоти, и шестьдесят мулов вышли из чрева баржи. Каждый монах вежливо кланялся Мартенам, затем садился на мула и присоединялся к каравану.

Когда шестидесятый монах, поклонившись, оседлал мула, замыкавшего уходящую на восток длинную вереницу всадников, люк баржи тихо закрылся, гигантское тело дрогнуло и тронулось в зенит. Всадники в оранжевых робах все еще виднелись среди холмов, а свеча баржи уже растаяла в синеве неба…

Мартены посудачили немного о шестидесяти новых обитателях планеты, затем Александр пошел сообщить о них на три остальные станции, а его жена и дети вернулись к своим делам. Прошло полтора года, в течение которого они никаких сведений от монахов не получали. Однако Александр и Реми, отправляясь в далекие экспедиции, дважды пролетали над Долиной Мудрости на глайдере и видели, что монахи строятся и вообще жизнь у них кипит. Так что за переселенцев не беспокоились.

Полтора года спустя по первому снегу из Долины Мудрости на станцию приехал монах. Он ехал уже не на муле, а на гипподе, местной лошадке, какими и Мартены пользовались для недалеких путешествий. Оранжевый дхоти был надет поверх снежно-белого шерстяного костюма, бритую голову защищала от холода плотная белая войлочная шапка с ушами, за спиной монаха висел лук.

Бхикку был крайне молод и представился как Сакамото Ёсио, ученик настоятеля Сакамото Кодзё. Он принял приглашение войти в дом, войдя – призвал благословение Трех Драгоценностей на семью хозяев и не без удовольствия разделил с Мартенами трапезу, поскольку провел в седле много часов.

После обеда Александр пригласил гостя осмотреть окрестности. Тот надел свои войлочные, подбитые кожей сапожки, и они вышли.

– Все ли благополучно у вашей уважаемой братии? – спросил Александр, с удовольствием вдыхая морозный воздух. Увязавшиеся с ними Реми и Клю в одинаковых замшевых костюмах умчались куда-то вперед, и в ближнем перелеске звенели их веселые голоса.

– Да, благодарю вас, – любезно отозвался молодой Сакамото. – Мы уже отстроили временный храм, жилую пристройку, конюшню… Правда, большая часть наших мулов пала в первую зиму от какой-то болезни. Но среди нас есть два опытных коневода, они определили, что эти местные лошадки вполне пригодны и для работы, и для верховой езды и легко приручаются…

– Да, мне надо было, конечно, сразу дать вам мои материалы по здешней флоре и фауне, – виновато сказал Мартен. – Это сэкономило бы вам много усилий. Впрочем, наверное, это никогда не поздно? Я с вами передам флоппик.

– Мы были бы вам очень признательны, – слегка поклонился монах, – но у нас нет компьютеров.

Мартен приподнял брови.

– Ну, тогда распечатаю и дам на бумаге. А, простите, как вы живете без компьютеров?

Ёсио улыбнулся.

– Все материалы мы держим в бумажном виде, как заведено. Пользование бумажными книгами прекрасно развивает память, внимание, и потом, оно заповедано издавна. А для связи нам не нужны компьютеры, мы пользуемся мысленной связью.

– О-о, – поразился Мартен. – Я читал о таком. Это телепатия?

– Своего рода. Мы не можем мысленно общаться с каждым. Только специально подготовленные члены общины могут связаться с другими столь же подготовленными на частотах обычной нуль-связи. Используя входные каналы радиобакенов, через нуль-диапазон мы можем связываться с членами нашей общины во всей Галактике. У нас есть монастыри даже на Земле.

Мартен только головой покачал.

– Так я вам распечатаю кое-что по этим местам.

– Мы были бы вам очень признательны. Мы еще, честно говоря, не принимались за подробное изучение здешней природы, поскольку обустройство отняло практически все это время. А хотелось бы. Особенно нас интересуют травы: среди нас есть специалисты по траволечению… Кстати, – вдруг спросил Ёсио с детским любопытством, – кто это так ухает по ночам возле воды?

– Мы тоже недоумевали, – хмыкнул планетолог. – В первое лето я думал – помрем со страха. Оказалось – это такая не очень большая птичка, что-то вроде утки или, скажем, водяной вороны. Я так и назвал ее «вран водяной».

Осмотрев – с большим вниманием – ферму, младший Сакамото вышел вместе с Мартеном на берег небольшого ручья – вода его чернела в снежной раме, коричневые ветви ив красиво склонялись над берегами, уже тронутыми льдом.

– Msieu Martin, peui-je ave quelqe mo avec vou? – очень серьезно спросил монах на франсэ-эспасьяль. Мартен вздрогнул:

– Vou parle ma langue? Et-vou de Saqe-Chazze?

Он встречал людей, говоривших на земном французском, франсэ-орижиналь, но никогда не встречал никого, кто говорил бы на франсэ-эспасьяль – ну, кроме своих земляков с далекого Сак Шаз.

– Oui, je parl, mai je ne soui-pa de Saqe-Chazze, – ответил монах и продолжал на том же языке: – Мсьё Мартен, мой Учитель просил передать вам следующее. Вы знаете, что наша община ушла с Талейрана?

– Да.

– Тамошний настоятель, преподобный учитель Мидорикава Андо, послал нас освоить для праведной жизни этот новооткрытый мир.

Ёсио помолчал, вглядываясь в темную быстротекущую воду.

– Вы знаете Талейран?

– Да, конечно, – кивнул Мартен, крутя в пальцах тонкий ивовый прутик. – Я даже жил там несколько месяцев, и там я познакомился с Моник – мы сдавали выпускной курс на полигоне нашего Института. Девятнадцать лет назад, в двадцать пятом, надо же…

– С тех пор на Талейране многое изменилось, – сказал монах. – Его Южный континент постигла ужасная судьба.

– Южный континент? – удивился Александр. – Странно. Что там могло случиться? Он ведь в аренде у частной горнодобывающей компании, по-моему – Lightning Mining and Engineering. Там же одни горы и пустыни.

– Там добывали уран, – тихо сказал монах. – Много лет там работали рудники и шло некое строительство. Федеральная администрация Талейрана не обращала на это строительство внимания, пока над пустыней не произошел ядерный взрыв.

Мартен вскинул брови.

– Взорвались склады урана?

– Нет. Это было испытание оружия.

– Ведь ядерное оружие запрещено, – пробормотал Мартен. – Их арестовали?

– Это оказалось невозможным. – Монах столкнул ногой в воду немного снега с берега. – Аренда заключена в пятнадцатом году сроком на сто сорок лет. Адвокаты Lightning доказали как дважды два: арендуемая территория – собственность компании до окончания срока аренды; запрещение атомного оружия не действует на Талейране, поскольку Талейран – Особая федеральная территория, и Конституция Конфедерации действует на нем только в чистом виде, без законов Основного кодекса. А Конституция запрета на разработку, производство и испытания оружия не предусматривает. Так что Lightning продолжает испытывать там оружие. Все Южное полушарие Талейрана теперь отравлено.

Мартен негодующе покрутил головой и вполголоса сказал слово, которого Моник терпеть не могла и он поэтому при ней никогда его не произносил:

– Merd!

– Пять дней назад учитель Мидорикава Андо с Талейрана обратился по мысленной связи к моему сэнсэю Сакамото Кодзё. Он предупредил, что мы вместе с планетой Акаи можем оказаться в большой опасности. По его сведениям, Lightning – только легальная часть большой криминальной структуры, которая действует уже около тридцати лет и постепенно крепнет по всей Конфедерации. Так вот, эта компания пыталась приобрести лицензию на несколько территорий следующих планет: Кадавр, Тесла, Роланд, Саура и Акаи.

– Кадавр? Саура? – переспросил Александр. Теслу и Роланд он знал.

– Это марсоиды, – объяснил бхикку, – в той же системе, что и Тесла.

– Но им же, наверное, отказали в лицензии?

– Безусловно. Но Lightning – очень, очень мощная организация. Зарегистрированы они на Луне, но там у них только представительский офис. Есть отделения и на Земле, и еще на полудюжине федеральных планет, и даже в Империи – и в Космопорте Галактика, и на Телеме. Однако нет достоверных сведений, где находится их штаб, мозговой центр. Есть подозрения, что он замаскирован под какую-нибудь дочернюю или смешанную компанию где-нибудь на федеральной или независимой Периферии. Вы ведь знаете, на многих независимых планетах очень мягкое законодательство, налоговые льготы, оффшорные зоны…

– Знаю, – кивнул Александр. – Я же как раз родом с такой планеты, с Сак Шаз.

Он кинул в ручей свой прутик, с которого в волнении ободрал всю кору.

– Так вот, – продолжал монах. – В лицензии «Лайтнингу» отказано, но это не означает, что они не попытаются достичь своих целей иными путями, через подставных лиц, через липовые контракты, через взятки, в конце концов. Я прислан сказать вам, чтобы вы были начеку, как основной представитель вашего Института на этой планете. Остерегайтесь принимать какие-либо деловые предложения, касающиеся передачи территорий хотя бы во временное пользование, пока не убедитесь всеми доступными вам средствами, что вас не обманывают. И знайте, что в лице нашей общины вы имеете верного союзника…

Монах и планетолог еще немного посовещались и, обменявшись рукопожатиями, двинулись обратно к станции. Фигурки Реми и Клю мелькали уже возле заснеженного прямоугольника посадочной площадки, где у них была выстроена снежная крепость.

– Кстати, мсьё Мартен, – тут Ёсио вновь перешел на линк, – если весной или летом вы или ваши дети захотите посетить нас, мы будем очень этому рады. Ворота нашей обители всегда открыты для гостей…

Прошла зима. После последних жестоких февральских морозов быстро установилось тепло, и за март сугробы осели и посерели. Двадцать шестого Александр, как обычно, вышел на ежемесячную связь с Институтом и передал очередной пакет информации. После чего задержался в эфире на пару минут – поболтать со знакомым дежурным.

– К вам там, кстати, опять летят, – сказал дежурный.

Александр слегка вздрогнул, вспомнив предостережения монаха, и нервно спросил:

– Кто?! Кто летит?

Несколько удивленный дежурный отозвался:

– Да отшельник один. Один человек летит. Вышел в отставку, хочет от мира удалиться. Разрешение у него есть, номер запишите.

– Что-то зачастили к нам, – сказал Александр, фиксируя номер.

– В «Экспансии» спецвыпуск вышел – «Новый переселенческий бум». – усмехнулся дежурный. – Вы просто далеко, поэтому к вам не так ломятся. А вот на Шарк – знаете Шарк, в системе Хануман, во Внешней Сфере? – туда только за февраль пошло два транспорта по три тысячи семей…

Экстренный сигнал разбудил Александра около двух ночи. Он открыл глаза и стал спускать ноги с кровати, да тут еще сонная Моник толкнула его: «живей, дети проснутся». но, когда Александр вошел в рубку, там уже был Реми в широких трусах, который говорил в микрофон:

– Акаи, Северо-Запад…

Александр присел рядом с сыном и подумал, что Реми уже совсем взрослый, ему скоро шестнадцать – уже в июне – и ему пора решать, полетит ли он все-таки учиться или останется на Акаи. И еще он с уважением подумал о дочери – хотя ей только в январе исполнилось четырнадцать, она уже твердо знает, что будет ксенобиологом, следующим летом полетит учиться если и не на Землю, то хотя бы в Левантский университет и вернется на Акаи через пять лет дипломированным специалистом. Реми же все еще колебался. Он соглашался с родителями, что образование нужно, но ему вовсе не хотелось улетать с Акаи куда бы то ни было.

– Акаи, Северо-Запад, – повторил Реми.

– Извините, – послышался смущенный голос. – Задумался… Здесь личный модуль гамма-669-17, меня зовут… э… Джон Смит. У меня есть разрешение поселиться на вашей планете…

– Добро пожаловать, – сказал Реми, взглядывая на отца.

– Номер разрешения, – проговорил ему в ухо Мартен и показал на экран блокнота, где в столбце напоминаний между «сводить итоги серий по миграции голубянки болотной» и «проверить третий или пятый дозатор на ферме, западает» виднелся и номер разрешения, записанный вчера.

– Назовите, пожалуйста, номер вашего разрешения, – очень любезно сказал Реми.

– Пожалуйста, – откликнулся Смит и продиктовал номер.

– Все правильно, – кивнул Реми. – Пожалуйста, садитесь. Вам нужна площадка?

– В принципе не обязательно, у меня тут личный модуль, я его арендовал у связистов на Амбере, это такой шкафчик в два моих роста, он сядет где угодно, только я потом должен его обратно отправить.

– Погодите, – прервал Реми многословного гостя, протирая заспанные глаза. – У вас что, нет вещей?

– Мало, – отозвался Смит с готовностью немедленно все перечислить, и Реми торопливо предложил:

– Есть два варианта, господин Смит. Либо вы летите в южное полушарие, там сейчас поздняя теплая осень. Либо вы сядете на нашу площадку, несколько дней поживете на нашей станции, а мы поможем вам выбрать место для постройки дома. У нас весна.

– А это не будет неудобно? – опасливо спросил Смит.

– Нет, конечно, – засмеялся Реми. – Возьмите пеленг на нашу площадку. Только садитесь после рассвета, у нас нет световой сигнализации.

– А когда у вас рассвет?

– Часа через четыре, четыре с половиной.

– Три витка… Тогда я пока посплю. О, да я вас, выходит, разбудил. Извините…

– Ничего, мы тоже поспим. – ответил Реми. – До встречи.

Отец с сыном вышли в маленький холл. Здесь было темно. Через полуоткрытую дверь с террасы вливался холодный ночной сумрак, отблеск истаивающих снегов окрестных равнин. Реми поежился. Александр задумчиво сказал ему:

– Взрослый ты уже, парень. Решай скорее.

– Да я уже решил, – отозвался в темноте Реми, с хрустом потягиваясь. – Клю пусть летит, у нее шило в попе. А я тут останусь. Запишусь на какие-нибудь заочные курсы, по картографии там, по геологии, еще на какие-нибудь – и буду тут с тобой вкалывать. Нам ведь тут делать – не переделать.

– Ну что ж, – Александр невольно зевнул. – Может, так и лучше. Биология требует фундаментального, очного образования… А вот картография и геология – это можно и по заочным курсам. Года два… и я помогу, и мама… Даже диплом кое-какой будет, уровня колледжа… А Клю пусть летит. На билеты у нее будет три скидки – по возрасту, по абитуре и от Института. Значит, обойдется тысячи в четыре с половиной… Ничего, осилим. Пусть там мужа себе какого-нибудь найдет и тоже сюда привозит.

– Это какого еще мужа? – отозвалась из своей комнаты Клю и тоже вышла в холл, белея в темноте длинной ночной рубашкой. – Я полечу учиться, понятно? А за шило в попе ты щас получишь, – двинула она брата в бок.

Реми засмеялся, поймал в темноте сестру за плечо и обнял.

– Это что еще за нежности, – рассердилась Клю, звонко шлепнув брата по голой спине.

– Не сердись, сестрица, – сказал Реми. Голос у него ломался: когда он говорил громко, получалось высоко, а вполголоса – низко и бархатисто, как сейчас. – Хочешь, новость скажу? На рассвете у нас тут переселенец приземлится.

– Какой еще переселенец? – заинтересовалась Клю. – Врешь небось?

– Пап, скажи ей.

– Не врет. Ладно, дети, я спать пошел. Не шумите. Ложитесь-ка лучше.

Александр удалился в свою комнату. Моник спала. Александр лег и закрыл глаза, но уснуть мешали возбужденные голоса детей из холла. Пришлось еще раз встать и цыкнуть. Дети забились в каморку Клю и зашептались неслышно.

– А может, это беглый преступник? – Клю свернулась под одеялом. Реми, сидевший на краю ее постели, прыснул:

– А откуда у него тогда разрешение? Нет, это человек богатый, иначе как бы он смог арендовать личный модуль? Ну, понимаешь, есть такие люди – не нравится им жить на старых мирах. Суета, тысячи людей, города там… И они уходят жить на такие планеты, как наша.

– Я бы тоже не смогла жить на старой планете, – задумчиво проговорила Клю. – Я сроду больше семи человек вместе не видела.

– Как же, а когда монахи прилетели?

– Ну, Реми… Это, знаешь, как сон. Все одинаковые, в этих их оранжевых штуках… Нет, здесь у нас хорошо.

– А хочешь на Левант лететь.

– Я ж учиться. А потом, посмотреть – так, недельку – я бы и Землю хотела, и Космопорт, и всякие другие планеты… Миры Кальера, Телем, Ашдол, конечно… Легору…

– Я бы хотел на Землю и на Телем. И в Космопорт. Там, говорят, есть залы, где собираются по десять тысяч человек и слушают музыку…

– На Земле, я читала, прямо под открытым небом собиралось по полмиллиона человек слушать музыку…

– Полмиллиона человек, – покачал головой Реми. – Не могу представить… Ой, полтретьего уже. Пойду я посплю, а то он в полседьмого прилетит.

Клю вздохнула и вытянулась под одеялом, устраиваясь поудобнее. Реми вскользь провел рукой по ее волосам и выбрался в холл. Сунулся на террасу: сквозь прозрачную стену мигали звезды в разрывах медленно плывущих седых туч, озаренных единственной луной Акаи. Реми поежился от холода и нырнул в свою комнату – под одеяло…

Едва рассвело, Реми уже мерил шагами посадочную площадку. Несколько предыдущих дней были безоблачными, и снег с бетонного покрытия почти сошел, оставив обильные лужи ближе к краям.

Около семи в зените показался «шкафчик» – сизо-стальная торпеда такой же модели, что прилетали в мае и октябре. Реми отошел к краю и, задрав голову, следил за приближением гостя.

Зашлепали по лужам непромокаемые сапожки, и возле Реми возникла Клю в такой же, как у брата, замшевой куртке, алой косынке и джинсах.

– Летит, – сообщил ей Реми.

– Вижу, – отозвалась Клю.

Торпеда была уже совсем низко; минута – и она повисла над площадкой, затем тихо качнулась, лязгнула о бетон и замерла. Люк толчком поднялся, и из чрева торпеды спрыгнул на просохший бетон невысокий, поджарый молодой человек в черном космофлотовском комбинезоне, коротко стриженный, веселый и доброжелательный. Глаза у него были невиданного зеленого цвета, как у академика Ловано на фотографии в комнате Реми.

– Здра-а-асте, – пропел он, протягивая руку.

– Здравствуйте, – смущенно сказал Реми. Ему не часто приходилось наяву видеть незнакомых людей, поэтому он несколько оробел. А вот Клю нисколько не смутилась, когда переселенец элегантно поцеловал ей руку – весело засмеялась и сказала:

– Ой, чудо какое! Так делают, да? Вы нас простите, мы тут дикари. У вас есть багаж? Давайте, мы вам поможем. Пойдем в дом, хорошо? Мама с папой уже встали, завтрак готовят.

Очарованный Дж. Смит засмеялся.

– О, какой у меня багаж! – Он нырнул в люк и вытащил большой космофлотовский рюкзак и белый пластиковый контейнер размером с чемодан. – Вот и все. – Гость захлопнул люк и поспешно отступил от торпеды. Модуль ожил. Нос его приподнялся, стальная сигара оторвалась от бетона и устремилась в небо, а Дж. Смит, улыбаясь, оглядывал младших Мартенов. – Ну, я готов. Честно говоря, помираю с голоду.

Оттаявший Реми оживленно сказал:

– Эта проблема решается в два счета. Давайте, я помогу.

Он наклонился было к белому контейнеру, но Дж. Смит, чуть не подпрыгнув, возопил:

– Тихо-тихо-тихо! Это – осторожнее! Ой! Извините. Это дом-развертка. Он мне стоил бешеных денег, и я все боюсь его раньше времени активировать.

Кончилось тем, что он все же доверил Реми нести свой драгоценный дом, сам взгромоздил на себя гигантский рюкзак, и они втроем зашлепали к станции.

– У вас весна, – возбужденно говорил Дж. Смит, оглядываясь. – Как у вас тут чудесно. Что, тут повсюду такие пейзажи?

– На ближайшую тысячу километров – такие, – ответил Реми. – У нас правда хорошо. Вам понравится.

Дж. Смит искоса глянул на Клю, смутился и опять затараторил:

– Я, честно говоря, не подозревал, куда лечу. Я выбрал этот мир наугад, специально не глядя, и не подозревал, что у вас тут так здорово. Просто замечательно.

Они поднялись на крыльцо и вошли на террасу, где рука об руку ждали гостя Моник и Александр.

– Здравствуйте, – просто сказал Мартен-старший, пожимая руку Дж. Смиту и помогая снять рюкзак. – Я Александр Мартен, это моя жена Моник.

– А мы забыли представиться, – сказал Реми. – Я Реми Мартен, а это моя сестра Клю.

– А-хха-а, – протянул гость. – А меня зовут Йонас Лорд.

Лица Александра и Реми моментально вытянулись.

– Я не хотел в эфире называть свое имя, – сказал Йонас Лорд. – Я здесь не совсем по своей воле.

Александр вздохнул.

– Ну и ладно. Расскажете нам, что захотите, ладно, Йонас?

– Йон. Просто – Йон.

– Хорошо, Йон. А я тогда – Алекс. Идемте завтракать.

За столом Йонас Лорд был необычайно любезен, жизнерадостен и говорлив, и Мартены с удовольствием его слушали. Он рассказал им свою историю – весьма весело, и Мартены смеялись его шуточкам от души – рассказчик он был необычайный. Впрочем, про себя они заметили, что в самой истории ничего особенно забавного не было.

Йон родился двадцать шесть лет назад в Космопорте Галактика, столице Империи Галактика. Космопорт – своего рода рукотворная планета, только населенная и з н у т р и, а не снаружи – столетие за столетием разрастается вширь в полутора световых годах от Солнечной системы, превратившись за полторы тысячи лет своего существования в одну из двух – наряду с Землей – метрополий Галактики. Йон вырос там, там учился, закончил Галактический Имперский университет по специальности «история галактической экспансии» и стал журналистом – довольно известным, поскольку обладал кое-какой, по его словам, борзопискостью. Пройдя через несколько космопортовских популярных газет, Лорд попал в известный всему человечеству – и Империи, и Конфедерации Человечеств, и независимой Периферии – еженедельник «Экспансия». Он писал, писал и писал – и в два года стал весьма известен и популярен. Но подлинную славу принесли ему события сорокового года. Волею судеб Йон оказался вблизи тех, кому суждено было спасти Галактику от братоубийственной войны и восстановить в Империи Галактика законную власть, хитроумно узурпированную темными силами. Лорд написал книгу об этих событиях, разошедшуюся стомиллионными тиражами по всей Галактике, заработал на этом почти три миллиона имперских марок (или, считая в более привычных для Мартенов деньгах, восемь с половиной миллионов долларов) и оставил журналистику.

– Я читала вашу книгу, – тихонько вставила Клю. – Папа мне выволочку сделал – я ее из «Амазона» скачала… За двенадцать долларов.

Йон посмеялся вместе со всеми и продолжал.

Два года с лишним он спокойно прожил, деля свое время между написанием «кое-чего для себя», праздными тусовками в Космопорте и столь же праздными поездками на Землю, которую очень любил.

– Но, видите ли, я от природы… м-м, а вот это особенно вкусно… от природы лишен благоразумия, а в известном месте у меня шило.

Клю прыснула:

– Как у меня.

Лорд бросил на нее мгновенный внимательный взгляд и продолжил:

– Получилось так, что полтора года назад я снова связался с «Экспансией» – надоело бездельничать. Мне уже нужды не было писать для денег, я пообещал им работать… ну, не забесплатно – а за стандартный тариф, по какому и я получал до 40-го. Мог себе теперь позволить выбирать темы. Сначала я сделал интервью с одним из свои прежних героев – с Роби Кригером, он вернулся на родину, на Телем, занимался интересными вещами… Интервью вышло, успех, редактор дал карт-бланш. И понеслось… Я раскопал очень сложную и страшноватую тему – махинации этих новых инженерных компаний на слабо освоенных планетах. В двух случаях я победил: на Мордоре и на Эфире. По моим статьям в «Экспансии» на планетах устраивались прокурорские проверки, возбуждались уголовные дела, мошенники шли под суд. И я было решил, что удача будет со мной всегда. У-у, какая ветчина… Это ваша собственная? Удивительно… Так вот. В сентябре прошлого года я взялся за третье дело. И проиграл.

– Lightning? – вдруг спросил Александр.

Действие этого слова было ужасающим. Побелевший Лорд выронил вилку, вскочил с вытаращенными глазами и закричал:

– Как?!! И здесь? Откуда?

Александр тоже поднялся, испугавшись этой странной реакции; дело спасла Моник – тронув гостя за рукав, она проговорила:

– Йон! Не надо. Все хорошо. Алекс, расскажи ему.

Мартен, сев на место, перевел дух и рассказал все – и о монахах Сингон, и о Талейране, и о полученном старым настоятелем мысленном предупреждении. Тогда Лорд успокоился и сел. Помолчав немного, он ужасно покраснел и сказал:

– Мне очень стыдно за свою несдержанность. Простите, что я вас так напугал.

– А мы не напугались, – вдруг тоненьким голоском сказала Клю. – Расскажите, Йон, что такого они вам сделали. – И она улыбнулась Лорду так, что Реми про себя поразился – он раньше такие улыбки только в кино видел.

– А… – Лорд махнул рукой. – Я начал копать очень энергично, и раскопал удивительные факты. Причем все подкрепленные документами. Они, кстати, у меня с собой, имейте в виду: за мной могут охотиться, если со мной что-то случится – вы должны знать, где документы… Да. Итак, я раскопал факты. Lightning – это только вывеска, хотя и главная, вывеска большой мафиозной структуры. Кстати, те две компании, которые я так шумно разоблачал на Мордоре и на Эфире, тоже принадлежали этой же банде. Это огромная банда. Она полностью подчинила себе экономику по крайней мере девяти независимых планет Периферии, она пустила глубочайшие корни в экономике Конфедерации и даже в Империи кое-чем располагает. У них есть свой небольшой, но мощный флот, ядерное и субъядерное оружие, огромные вооруженные формирования под видом охранных агентств. Это очень, очень серьезная, очень мощная, очень богатая и абсолютно безжалостная банда. Основную часть информации я добыл в Солнечной системе, потому что они там гнездятся. Когда я вернулся в Космопорт 26 сентября, я обнаружил, что они меня раскрыли. В меня трижды стреляли, причем один раз – прямо в Главном зале ожидания Космопорта. Я еле добрался домой. Нанял по телефону охрану, охрана приехала – и вдруг получила какой-то приказ по радио, ничего мне не сказала и исчезла. В мою квартиру так просто не попасть, там я чувствовал себя в безопасности, но что-то меня дернуло ехать в редакцию. Доехал, слежки не обнаружил, но редактор мне сообщил, что ничего публиковать не станет, и почему-то потребовал сдать ему все полученные мной материалы. Я ему, конечно, ничего не отдал, выбежал оттуда… оказывается, за мной все это время следили. Я попытался улететь на Землю – не вышло: перед самой посадкой в корабль меня вдруг арестовали. Правда, через два часа отпустили с извинениями – оказывается, приняли не за того. Даже почему-то вернули мне все мои материалы: видно, в имперской полиции своих людей у бандитов не было. Я сунулся опять в Залы ожидания – опять появились какие-то рыла и опять в меня стреляли, я спасся чудом Господним, не иначе. Вскочил в экспресс, поехал куда-то… все равно куда, только бы подальше. Так оказывается, меня на каждой станции ждали! Я высунулся на одной, на другой – везде стоят, нагло, не скрываясь, смотрят на меня и ухмыляются! Пришлось доехать до конечной, в Восточном полушарии Космопорта. Тут меня осенило. Там тоже есть причалы, но не пассажирские; зато оттуда вылетают переселенцы, это я хорошо знал еще по работе в «Экспансии». У меня первое задание в «Экспансии» как раз было такое, я сопровождал на Вальхаллу группу переселенцев, так вот мы тогда вылетали из Восточного полушария… Я заскочил в магазин возле Терминала Переселенцев, у меня с собой была кредитная карточка… Купил там эту форму, кое-какие вещи и, с огромной переплатой – вот этот дом-развертку… У выхода я едва ускользнул от того типа, который стрелял в меня после полицейского участка… – Сумбурная речь Лорда внезапно прервалась, он на секунду прикрыл глаза рукой. – Сейчас я понимаю, что наделал массу глупостей и упустил массу возможностей. Но я был в панике. Я не особенно храбрый человек, скорее – наоборот, и я просто паниковал. Вылет через Переселение сверкал передо мной, как единственная возможность уйти от преследования. Как назло, не было ни одной крупной партии переселенцев. Я оглядывался на терминал – там стояли те типы и ждали меня. Я вошел в представительство вашего Института. Мне предложили несколько планет, в том числе Акаи. Я спросил, какая дальше всего от Солнечной стороны? Акаи. Где это, спрашиваю? Мне отвечают: это другой край Мира. Хорошо, говорю, туда мне и нужно. Я приобрел разрешение на фамилию Смит – у меня с собой были именно такие документы, спасибо моим друзьям, а свои собственные я оставил на всякий случай дома. И вот я здесь. Я летел сто семьдесят дней и за это время, конечно, раз сто раскаялся в том, что сделал, и увидел две тысячи нереализованных, упущенных возможностей. Но сделанного не воротишь… и, может быть, это и к лучшему. Я проиграл дело, которое невозможно было выиграть, но зато остался жив.

Лорд задумался. Все долго смотрели на него. Наконец он сказал:

– Я не хочу подвергать вас опасности. Сегодня же я уеду куда-нибудь подальше от вашего дома…

– Нет-нет, – сказал Александр очень твердо. – Так не пойдет, Йон. Здесь вы, во-первых, в безопасности. А во-вторых, мне кажется, надо посоветоваться с монахами Сингон.

Йон, подумав, кивнул.

– Это разумно. Мой приятель писал в «Экспансии» об этой школе, это люди честной жизни и глубокого знания. Это разумно.

– Папа, – тихо и твердо сказала Клю. – Мы должны помочь.

– Монахи ведь приглашали нас к себе, – сказал вдруг Реми, сам удивляясь своей смелости. – Мы с Клю и Йоном поедем к ним. Кстати, по дороге Йон может присмотреть себе место для жилья. А, Йон?

Йон посмотрел в живые карие глаза этого мальчишки, видевшего незнакомых людей всего несколько раз в жизни, и поразился его уверенности и твердости. Впрочем, подумал он, на новых мирах редко встретишь слабого, никчемного человека. Другое дело, что слабых и никчемных так много на мирах старых…

Выехать решили рано утром. Лорд никогда не ездил верхом на лошади, поэтому вместо гипподов Реми заседлал своего любимца – огромного лосеподобного зверя по имени Конь. Конь жил у них пять лет, с тех пор, как Моник подобрала его теленком в болоте с перебитой ногой. С тех пор теленок превратился в чудовищных размеров тварь с ветвистыми рогами почти двухметрового размаха, черной мохнатой шкурой на туловище трех с лишком метров длиной, страшными тяжелыми копытами и общей массой около полутора тонн. На нем спокойно можно было ехать втроем, да еще и с багажом.

На рассвете Реми подвел Коня к крыльцу. Конь важно кивал длинной губастой головой и басом фыркал. Клю поцеловала зверя во влажный нос и, уцепившись за стремя, легко взобралась ему на шею. Реми подал ей ее и свой арбалеты, рюкзаки и прочую амуницию, которую Клю сноровисто принялась укреплять в многочисленных гнездах и карманах обширного седла.

Лорд подошел к Коню не без опаски, но, когда зверь посмотрел на него умными фиолетовыми глазами и приятельски кивнул, Йон успокоился и довольно легко взобрался на седло позади Клю. Клю отвернулась от крыльца, где стояли отец и мать: близость этого необыкновенного человека очень волновала ее, и она не была настолько наивна, чтобы не понимать, как именно она ее волнует. Ей не хотелось, чтоб это заметили родители. Впрочем, Реми-то все заметил.

Отец и мать замахали руками, и уезжающие замахали руками, и Конь пошел; Реми плотно уселся впереди Клю, вдев ноги в стремена и обозревая дорогу поверх разлапистых рогов Коня. Зверь, радуясь походу, зафыркал, копыта его тяжко зашлепали по грязи и остаткам сугробов, и в этом шуме Реми на секунду, изогнувшись, обернулся к сестре и сказал ей:

– Не теряй… м-м… Ne perd-pa la tet, p'tite soeur.

Сестра сердито нахмурилась и кратко ответила на линке:

– Я постараюсь.

Я подумаю, надо ли стараться, решила она про себя. Может, потерять голову уже как раз пора.

Конь шел ровно и неостановимо, как танк. Реми рассчитывал пройти на нем все семьдесят километров за один световой день.

Первый привал сделали около полудня, пройдя не менее тридцати километров. Коня не расседлывали – могучая тварь словно и не замечала сбруи: едва все трое спрыгнули с его огромной спины, как зверь с достоинством удалился в кусты кормиться.

Реми пошел поискать валежника для костра, хотя это представлялось делом совершенно безнадежным: под кустами еще темнели дырчатые сугробы, вряд ли сейчас в лесу было что-нибудь сухое.

Йон выбрал место посуше и с наслаждением улегся: от непривычной езды ломило спину и ноги.

Клю села на жухлую прошлогоднюю траву неподалеку от него.

– Вы, наверное, столько видели в жизни, – говорила она как бы сама себе, не глядя на Йона. – Столько разных миров, людей, кораблей. Впрочем, я вам не очень завидую, знаете… Вы вот примерно восьмидесятый человек, которого я вижу в жизни – а мне уже четырнадцать. Но мне кажется, что моя жизнь и ваша слишком разная в чем-то главном. Я бегаю по лесам, одна, с братом или с родителями, уже лет десять. Я лесной человек, хотя большинство ночей провожу под крышей. А вы – человек космоса. Нам, по-моему, вообще не в чем друг другу завидовать.

– Это правильно, – отозвался Йон, глядя в голубое небо с белыми мазками облаков. – Только мне твой опыт теперь будет куда важнее, чем тебе или твоему брату – мой. Я ведь теперь буду жить здесь.

Кусая губы, Клю ничего не ответила: ей почему-то захотелось плакать, но это желание тут же прошло.

– А что касается – человек космоса, человек леса… – продолжал Йон, глядя в небо, – то я не человек космоса. То, что я раз триста или больше летал на космических кораблях – ничего не значит, я на них летал в виде груза. С тем же успехом можно было бы назвать меня человеком сна оттого, что я каждую ночь сплю. Впрочем, какую ерунду я болтаю! – Йон расстегнул ворот комбинезона: на солнышке становилось жарко. Секунду спустя он услышал быстрый звук «молнии» и глянул на Клю: она сняла куртку, оставшись в сером джемпере и джинсах, сидела на корточках перед рюкзаком, разбирала пакеты с едой, не глядела на Йона – и у Йона вдруг появилось желание во что бы то ни стало поймать его взгляд, он приподнялся и сказал:

– Клю.

Она мгновенно глянула на него и тут же отвела глаза. Йон неожиданно смутился и спросил:

– Эти леса не опасны?

Помедлив, Клю сказала неустойчивым голосом:

– Кому как. Вообще – не очень.

– Ты сердишься на меня за что-то? – вдруг спросил Йон.

Тут Клю посмотрела на него в упор, нахмурилась – и улыбнулась.

– Ты уже здесь, – ответила она, незаметно перейдя на «ты». – Какой смысл сердиться на это? Или радоваться? Ты здесь, мы едем к монахам, потом будем выбирать тебе место для жилья. Все в порядке. – Она резко поднялась и пошла куда-то, легонько покачивая узкими бедрами. Йон долго смотрел вслед ей, пока она не скрылась в лесу. Тогда он, глубоко вздохнув, лег на спину – и вдруг вскочил, сообразив, что не слышит ни издаваемого Конем хруста веток, ни чьих-либо шагов.

– Трус, – сказал он вслух. – Тебе сказано: лес не опасен. Сейчас кто-нибудь вернется.

В лесу затрещало. Йон быстро повернулся на звук, инстинктивно расстегивая клапан под мышкой.

В кустарнике двигалась неясная черная туша. Йон напрягся, но оружия не достал. Стволы густых рябинообразных зарослей тряслись все ближе, и наконец на поляну, качая рогатой башкой, вышел Конь под седлом и во вьюках.

– Это ты, Конь, – неуверенно пробормотал Йон, не зная, как одному быть с животным. Конь быстро приближался. Бледнея, Йон не двигался с места. Конь подошел вплотную, остановился, вздохнул и наклонил голову к самому лицу Лорда.

– Конь, – проговорил Йон, глядя в темно-лиловые выпуклые глаза. – Хорошо. Все хорошо.

Он осторожно протянул руку и коснулся длинной губастой морды. Конь качнул головой, мокрые губы проехались по руке. Конь фыркнул, тяжело вздохнул и потерся мордой о плечо Йона. Йон шатнулся, но устоял.

– Все хорошо, – вдруг отчетливо сказал Конь басом. Йон так и сел на землю, а Конь повернулся и резво пошел объедать ближний кустарник.

Лорд посидел немного, приходя в себя. Потом поднялся и вдруг обнаружил, что Клю уже довольно близко – метрах в десяти.

Волосы у нее были мокрые, джемпер свободно накинут на плечи, по зеленой футболке и джинсам расползались темные пятна.

– Что случилось? – испугался Йон.

– Ничего, – удивилась Клю. – Я купалась. Там озеро, за холмом.

– Купалась? В конце марта? Снег же еще!

– А что? Мы круглый год купаемся. Ну, только не когда ниже нуля…

– По Цельсию?

– По Фаренгейту, конечно. У вас же в Космопорте Фаренгейт?

Йон только присвистнул. Ноль по Фаренгейту – это ведь минус 18 по Цельсию!

– Отвернитесь. Я переоденусь. Конь! Ко-онь!

Пришел, сопя и жуя, Конь. Клю сняла с него один из вьюков и шлепнула зверя по крупу, отпуская.

– Он у вас правда говорящий, или у меня глюки? – спросил Йон, провожая Коня глазами.

– Что-что у вас?

– Глюки. Галлюцинации. Ну, кажется мне, что ли?

– Не кажется, – коротко ответила Клю и наклонилась, распаковывая тючок. – Он умеет повторять отдельные слова. Это не значит, что он разговаривает, как человек. Ну, отвернитесь.

Йон отвернулся, уставившись на Коня и слушая шуршание ткани сзади.

– А как соотносится «человек леса» и стеснительность? – вдруг спросил он.

– Никак, – ответила невидимая Клю. – Мы с вами почти незнакомы. Только и всего. Своего брата я не стесняюсь. Да и вас тоже. Только мне было бы неприятно, если бы вы на меня смотрели.

– Да? – спросил Йон, не вкладывая в это слово никакого особенного смысла, и был поражен мгновенным отпором Клю:

– Да! Нет! Не знаю! Не смейте поворачиваться.

– А что будет, если я повернусь? – пробормотал Йон.

– Я не знаю, – почти со слезами сказала Клю, – только не поворачивайтесь! Ладно?..

Йон молча стоял, глядя на пасущегося Коня. Клю сзади яростно шуршала одеждой и вдруг, обойдя Лорда, возникла перед ним – в сухой футболке, сухих джинсах и босиком, с головой, повязанной косынкой – и, заглянув ему в глаза своими живыми карими вишенками, умоляюще сказала:

– Ты только не обижайся на меня, ладно? Я ничего не знаю о жизни, вот и капризничаю.

Она осторожно протянула тонкую смуглую руку и холодными пальцами коснулась щеки Йона.

– Колючий, – засмеялась она и вдруг одним прыжком кинулась обуваться и надевать джемпер. Ошалевший Йон поглядел вслед девочке, ничего не сказал и вздохнул. А тут и Реми появился в дальних кустах с увесистой охапкой хвороста на плече.

– Купалась? – только и спросил он сестру и, не дождавшись ответа, принялся сооружать костер. – Йон, умеете костер разводить?

– Не-а, – отозвался Йон, присаживаясь рядом и внимательно следя за руками Реми. – Я же из Космопорта, Реми. У нас там негде не то что костры разводить – я ведь, кроме крыс и пауков, никаких диких животных не видел лет до шестнадцати.

– Ужас, – искренне отозвался Реми, поглядывая то на сестру, то на Йона. Клю, стоя к ним спиной, яростно сушила волосы косынкой. – А чем вы занимались в детстве?

– В школу ходил.

– И все?

– А, – махнул рукой Йон. – Там есть всякие заброшенные коридоры, целые кварталы, где больше никто не живет. Потом, весь Космопорт пронизан разными ходами, транспортными тоннелями, коммуникационными колодцами – там годами никого не бывает. Лазили там, играли в подземные войны на Дессе, в Ужас Космоса…

– А что такое Ужас Космоса? – вдруг спросила Клю, садясь около Йона. Костер затрещал. Реми раскладывал еду из контейнеров, вынутых Клю из рюкзака.

Йон, улыбнувшись, помолчал и сказал:

– Клю, сейчас яркое солнце, тепло, хорошо. Вот давай – стемнеет, и я расскажу, ладно? Тогда это прозвучит.

Клю засмеялась легко и весело (Йон внезапно испытал своего рода облегчение от этого смеха):

– Ладно. Только расскажите обязательно, не забудьте, хорошо?

Перед закатом леса расступились, и вокруг потянулись распадки, перелески, холмы, небольшие озера.

– Осталось километров десять-двенадцать, – крикнул, оборачиваясь, Реми. – Нажмем или заночуем здесь? Конь, по-моему, не устал.

Йон ответил:

– Воля ваша, только я бы тут остановился. Если мы заявимся в монастырь на ночь глядя, это будет не совсем удобно. А вот с утра…

– Хэ! – крикнул Реми, и Конь встал, тяжело переступая с ноги на ногу. – По-моему, правильно. Клю, как ты считаешь?

– Я бы тоже тут остановилась, – ответила Клю, потягиваясь. – Давай вот туда, на холм, ладно?

Лагерь раскинули удивительно быстро. С Коня была снята вся сбруя и вьюки, на лысой вершине холма меж нескольких огромных валунов встала палатка, перед ней, разгоняя сгущающиеся сумерки, затрещал костер. Разбитый Йон заполз в палатку и высунулся оттуда, подперев голову руками. Клю вытащила спальник наружу и улеглась на нем, сняв сапожки и укрыв ноги запасной курткой. Реми сидел возле Йона, скрестив ноги, на сложенном запасном потнике.

Пока ужинали, совсем стемнело. Небо очистилось, покрывшись крупными звездами. Йон несколько раз переворачивался на спину и смотрел в небо, привыкая к незнакомому рисунку созвездий. Мимо зенита ползла крохотная луна серпиком, над западным краем горизонта странной двойной белой бабочкой светился далекий Центр Галактики, полуприкрытый пылевыми скоплениями. На севере ярко, заметным лучистым кружком сияла ближайшая звезда – Амбер, до которой было меньше светового года.

Когда посуда и контейнеры с едой были сложены в рюкзак, Реми откинулся на один из вьюков и сытым голосом сказал:

– Йон, вы обещали рассказать про Ужас Космоса.

Йон усмехнулся и помолчал. Озаренная костром Клю приподнялась на локте и стала смотреть на него глазами, блестящими от огня.

Наконец, выдержав подобающую паузу, Йон начал:

– Люди узнали об Ужасе Космоса тысячу двести лет назад, когда впервые вырвались за пределы Солнечной Стороны и проникли к Мирам Небул и дальше, к Центру Галактики. Тогда за пределами тридцати парсек от Солнца не было системы радиобакенов, не было гиперсвязи, не было маяков и диспетчерских, и расселение людей по Галактике только начиналось.

Множество опасностей и неведомых страхов подстерегали человека в Пространстве.

Экипажи некоторых кораблей внезапно поражали необъяснимые эпидемии. Люди вымирали, иногда даже не успев подать сигнал бедствия, за несколько часов. Мертвые корабли иногда столетиями могли носиться в пространстве. Один раз с таким кораблем состыковался мощный, суперсовременный по тем временам военный крейсер – и весь его экипаж вымер в течение двух часов. Два этих корабля, навечно соединенные, и поныне бродят где-то в Галактике, если только их не затянуло гравитационное поле какой-нибудь звезды.

Случалось, что целые экипажи поражало безумие. Иногда люди приходили в себя спустя которое время и ужасались тому, что натворили в беспамятстве. Иногда же не оставалось никого, чтобы рассказать о произошедшем.

Страшна была участь тех, кто услышал Голос Пустоты…

– А это еще что? – вздрогнула Клю.

– На самых разных частотах люди по всей Галактике и иногда даже за ее пределами слышат время от времени Голос Пустоты, – объяснил Йон. – Это бесполый и вряд ли даже человеческий голос, с плачущей интонацией произносящий одну и ту же фразу несколько раз подряд, потом он отключается, и никто не может поймать пеленг этого сигнала. Что он говорит – никому не известно до сих пор, язык этот – если это язык – расшифровке не поддается. Но тот радист или пилот, который услышит Голос Пустоты – пропал. На всю жизнь его поражает сильный и абсолютно иррациональный страх Пространства. Таких людей приходилось в лучшем случае срочно списывать с летной работы… если их успевали довезти до ближайшего порта и не дать застрелиться.

– Где-то я о таком читал, – пробормотал себе под нос Реми, но перебивать Йона не стал.

– Есть еще Шепчущие, – вдохновенно продолжал Лорд. – Это спокойные человеческие голоса, они не вызывают ужаса, они часами твердят на линке, иногда – на старых языках – одни и те же слова. В основном что-то о порте приписки, о пеленге на причал – короче, как будто перехваченные и закольцованные фрагменты стандартных портовых переговоров. Сигналы эти исходят из пустоты. Корабли ловили пеленг и пускались на поиски источника, и всем казалось, что еще пара биллиметров – и передатчик будет найден, как вдруг пеленг терялся, оказывалось, что передача идет уже совсем с другого направления. Известно много случаев, когда корабли погибали от какой-нибудь нелепой случайности, охотясь за Шепчущими.

Тысячу сто лет назад в коридоре одного рейсового корабля вблизи Пандоры впервые появился Сын Тьмы…

– О, Боже, – сказала Клю.

– Это был абсолютно черный бестелесный силуэт человеческой фигуры. Он проходил по коридорам и переходам корабля, ни на что не реагируя и сторонясь людей; если, преодолевая страх, люди пытались зажать его в угол, он немедленно исчезал. В таких случаях он почти в ту же минуту – сравнивали, сопоставляли – нигде не видели его одновременно; так вот, в ту же минуту он появлялся в коридорах какого-нибудь корабля или станции за несколько парсек от того места, где его пытались ловить. В тех же случаях, когда ему дают набродиться по кораблю, он уходит сам и не появляется годами и десятилетиями…

Йон замолчал. Огонь, догорая, трещал. На склоне внизу с хрустом топтался в невысоком кустарнике Конь. Вдалеке печально крикнула ночная птица, и сейчас же у далекой реки заухал водяной вран.

– Но самым поразительным был Ужас Космоса. Ни один корабль не мог считать себя защищенным от него. Внезапно в отсеках появлялись невысокие коренастые люди в шкурах и с копьями в руках. Не выползали, не выходили – именно внезапно появлялись, с ревом, свистом и ором. И с дикой жестокостью принимались убивать всех, кто попадался на их пути. Они не грабили, ничего не захватывали – только убивали. Почти всегда от них удавалось отбиться. Они оставляли вполне материальные трупы, обломки оружия, обрывки шкур – и, почуяв поражение, мгновенно спасались бегством и исчезали, но куда? Ни чужого корабля, ни даже планеты земного типа на световые годы вокруг… Они исчезали, зверски перебив тех, кого заставали врасплох. Анализировали их тела (раненых никогда не удавалось захватить, все живые исчезали), их оружие, их одежду – никаких указаний на то, какая земля могла породить их. Homo sapiens с обычным метаболизмом. Ясно, что с планеты земного типа, но их ведь десятки тысяч! Ученые так и не смогли разработать никакой правдоподобной теории этого феномена, а фольклор космонавтов утверждает, что эти люди попадают на корабли силой своей воли и сражаются отчаянно, думая, что попали в обиталище злых духов. Последний случай такого нападения зафиксирован лет четыреста назад в самом оживленном уголке Галактики, на линии Космопорт – Легора…

– Боже мой, Господи, – сказал Клю. – А я-то еще хотела спать на улице. Пустите меня в палатку.

Она поднялась и потащила в палатку свой спальник. Реми слегка шлепнул ее:

– Трусиха.

– Да! – заявила Клю, выпрямляясь. – Трусиха! А ты? Еще брат! Трусиха… – с возмущением повторила она. – Сам, можно подумать, не перепугался.

– Страшно, – подтвердил Реми, посмеиваясь. Впрочем, Йон заметил, что мальчик тоже как-то косится на звездное небо. Едва Клю устроилась в середине палатки, Реми тоже влез внутрь, снял сапоги и опустил полог.

– Застегни, – сердито сказала Клю.

Реми послушно застегнул палатку, и воцарилась абсолютная тьма.

Йон залез в мешок, лег на спину и потянулся. Рядом возилась, устраиваясь, Клю, за ней – Реми.

– Простите, что я вас так напугал, – несколько виновато сказал Йон.

– Да ну вас, – сказала Клю. – Вы меня ДО СМЕРТИ напугали. Я теперь буду темноты бояться.

Реми вздохнул и сказал:

– Собиралась наша Клю лететь учиться… Теперь ее в корабль не загонишь.

Клю сердито фыркнула.

– Я тебе поиздеваюсь. Дай руку! Я боюсь. Спокойной ночи, Йон.

– Спокойной ночи, – растерянно откликнулся Йон: он не ожидал столь скорого окончания вечера.

Несколько минут прошло в тишине. Потом Йон услышал тихий шепот:

– Спишь? Братик, ты спишь? Remy, dorm-tu?

Реми ровно сопел и не отвечал. Тогда последовало быстрое движение, и мягкие губы Клю поцеловали Йона в лоб.

– Спокойной ночи, – прошептала девочка, опускаясь обратно на свое место.

– Спокойной ночи, – шепотом ответил Йон и долго еще лежал, прислушиваюсь к ровному сонному дыханию брата и сестры. Потом усталость победила, и Лорд заснул.

Он открыл глаза внезапно, как будто вынырнул. Светало. Рядом тихо посапывала Клю. Реми в палатке не было, клапан был расстегнут, сквозь щель вливался ледяной утренний воздух. Йон приподнялся и стал разглядывать спящую девочку… Или девушку? Не мог он для этого чертенка подобрать правильного слова.

Клю пошевелилась, открыла глаза, искоса глянула на него и лукаво улыбнулась. Йон не нашел слов и просто улыбнулся в ответ, тогда она – почему-то чуть печально – сказала:

– Доброе утро, многоуважаемый Йонас. Вы на меня очень сердитесь за вчерашнее?

– Помилуй Бог, не знаю, на что тут можно сердиться, – совершенно искренне отозвался Йон. – Доброе утро. – Он быстро наклонился и поцеловал Клю в щеку. Девочка зажмурилась с улыбкой и спряталась в подголовник спальника.

Тут снаружи раздались приближающиеся шаги, и в палатку просунулся Реми.

– Доброе утро. Клю, спишь?

– Не-а, – раскрасневшаяся Клю вынырнула из спальника, но Реми не заметил ее смущения.

– Поднимайтесь. – Он был очень озабочен. – Посмотрите. Мне это очень не нравится.

Йон выскочил из мешка, ожидая ломающей боли во всем теле после вчерашней скачки, но неожиданно обнаружил, что вполне может двигаться. Он наскоро сделал восстанавливающее упражнение (вспомнил молодость и годы занятий форсблейдом). Вслед за ним из палатки выбралась Клю, торопливо натягивая куртку – было холодно. Над миром висел пронзительный, кристально ясный рассвет.

Реми легко забрался на один из валунов, окружающих палатку.

– Залезайте, Йон.

– По-моему, уже можно на «ты», – проворчал Йон, не без труда поднимаясь вслед за мальчиком. Он хотел помочь залезть и Клю, но она сама буквально взлетела вслед за ним. На плоской верхушке валуна было довольно тесно, поэтому она как бы невольно прижалась к Йону. Тот не отстранился, даже положил руку на ее плечо, но все ощущения, которые она надеялась испытать, были безнадежно испорчены: Йон, глядя на восток, чуть левее красного шара встающего Пеллинора, невольно присвистнул, да и сама она невольно нахмурилась, даже испугалась.

В алом свете занимающегося дня на горизонте, среди холмов, на огромную высоту вздымался черный столб дыма.

– Это там, куда мы едем, – мрачно сказал Йон.

– Да, – ответил Реми.

– Плохо, – мрачно сказал Йон.

– Да, – ответил Реми. – Я свяжусь со станцией, узнаю, может, есть какие-то новости.

Он спрыгнул на соседний валун, пониже, освободил от рукава запястье с радиобраслетом и принялся вызывать «Северо-Запад».

Йон и Клю продолжали вглядываться в плотный, угрожающе клонящийся к северу дымный столб.

– Йон, – тихонько сказала Клю. – Случилось что-то ужасное. Я чувствую.

Она сделала маленький шажок вперед, оказавшись чуть впереди Йона, и он положил сзади вторую руку ей на плечо.

– Не бойся, – проговорил он не очень уверенно. – Справимся. Вы же лесные люди. Я, правда, в лесу – дуболом, но вообще не так уж и безнадежен.

Он слегка прижал ее к себе – попытался успокоить. Клю вздохнула, высвободилась и спрыгнула вниз, к брату. Йону ничего не оставалось, как последовать за ней.

Реми поднял к ним растерянное лицо.

– Станция не отвечает, – упавшим голосом сказал он.

– Ну, может, вышли куда-нибудь, – успокаивающим голосом сказал Йон и тут же понял, что сморозил глупость.

– Отвечает автомат, – сердито сказал Клю, – а потом вызывает кого-нибудь к терминалу.

– Станция не отвечает, – проговорил Реми. – Даже несущая частота пуста. А браслет работает, я слышу несущую спутника.

– А можно связаться с остальными станциями? – спросил Йон.

Реми качнул головой.

– Только с терминала. Браслет слишком слабый. Поймать спутник я могу, а подать на него сигнал – нет.

– Реми, – сказала Клю. – Я боюсь. Что-то случилось.

Мальчик сидел, неподвижно уставясь в серый ровный бок камня. Постепенно брови его нахмурились, глаза приобрели собранное выражение, губы сжались. Он резко поднялся.

– Да. Что-то случилось. Я думаю, что-то плохое. Йон, у вас есть какие-нибудь предположения?

Йон внезапно почувствовал признательность этому тощему, на вид такому жесткому мальчику: тот как бы признавал опыт Йона – хотя, может быть, в основном и бесполезный здесь.

– Последние месяцы, – хрипло сказал Йон и прокашлялся, – последние месяцы у меня по любому поводу одно предположение: Lightning.

– Кто они и чего хотят? – вдруг спросил Реми. – Я этого не понимаю.

– Да, я же так ничего и не рассказал, – вздохнул Йон. – Коротко – дела обстоят так. Lightning – это только вывеска, официальное прикрытие. За этой конторой, за этим преступным синдикатом стоит тайная политическая сила, цель которой – развалить Конфедерацию человечеств и подмять под себя большую ее часть. Эта сила – замкнутое сообщество, о ее деятельности очень мало сведений, это своего рода орден или тайное братство. У меня здесь, с собой, неопровержимые свидетельства того, что в нее входят некоторые очень известные в Конфедерации политики и промышленники, даже федеральные министры! Все это у меня здесь, на одном хардике, – Йон постучал ладонью по левому нагрудному карману комбинезона. – Вот как эти бандиты действуют. Орден – они называют его shura, по-арабски – «совет» – только принимает решения. Сами они, эти политиканы, ничего не исполняют. Они только собираются где-нибудь на Луне или в каком-нибудь отеле в Земле-Большой, собираются на полдня и опять разлетаются по всей Солнечной системе. А их решения выполняет верхушка Lightning – они называют ее «нарийя», по-арабски это то же самое, что по-английски – Lightning, то есть молния. Кроме «нарийи», никто в Lightning не знает, откуда исходят приказы. Нарийя располагает дискретными, но хорошо организованными и законспирированными военными силами. Они их держат на всех планетах, где у них есть денежный интерес или свои производства. Маскируют их под охранные агентства, под учебные лагеря, под спортивные общества… Набирают туда всякую шваль, каторжников, дикарей с дальней Периферии, бандитов… Я был поражен! Оказывается, в любом большом городе, где есть молодежные банды, работают вербовщики нарийи! Полиция не нарадуется – уличная преступность уменьшается; рано радуются! Из уличных подонков уже много лет вербуют отряды нарийи… Нарийя целые планеты скупает! Не удается закрепиться законными путями – пускают в ход взятки, подкуп, угрозы, убийства!

– Понятно, – прервал его уже полностью овладевший собой Реми. – Клю, сестренка, пожалуйста, будь умницей. Никто не обещал нам, что всю жизнь будет хорошо, что все будет так, как нам хочется. Давай держаться так, как нас учили. Ладно?

Он поцеловал сестру, и Клю, хмурясь, вытерла мокрые уголки глаз.

– Так вы считаете, что они дотянулись сюда, – сказал Реми, повернувшись к Йону.

Йон кивнул, оглядываясь на видимый в треть небосклона столб дыма.

– Это за вами?

– Вряд ли, – сказал Йон. – Если б они наверняка знали, что я не просто копаю под них, а что у меня есть… то, что у меня есть… Если б они точно знали, мне не удалось бы уйти. Они только знали, что я под них подкапываюсь и два раза раскрыл махинации их филиалов. И этого хватило, чтобы четыре раза стрелять в меня прямо в Космопорте… Скорее всего, сбывается предупреждение ваших монахов. Видно, у Lightning есть интерес и к этой планете. Что может их здесь интересовать?

Реми задумался. Тут заговорила Клю:

– У нас есть всякие полезные ископаемые, но вряд ли им это нужно – так далеко от обитаемых мест. Может, им просто нужна сама планета?

Реми кивнул:

– Именно потому, что она так далеко.

Поразмыслив, Йон согласился:

– Похоже. База, место отдыха, учебный центр, полигон – планета и впрямь для этого подходит. Весьма может быть, что им как раз и нужен такой лакомый кусочек… Что будем делать?

Реми поднялся, посмотрел на восток через верхушку большого валуна и опять сел.

– Я предлагаю быстро дойти до монастыря и разведать, что там случилось. А потом– форсированными маршем к дому.

Обдумали это предложение втроем – и признали, что ничего лучше не придумаешь: надо было, конечно, торопиться к станции, но и оставлять в тылу неизвестность тоже было нельзя.

Был свистнут Конь, мгновенно собран лагерь, уничтожены следы стоянки – и четвероногая махина понесла трех путников вниз по слону холма.

Реми жестким взглядом смотрел поверх разлапистых рогов Коня, по движениям Клю сзади (она села на круп) Йон понимал, что она оглядывает лес справа и слева. Йон остро пожалел о своей бесполезности – в лесу он видел и понимал не больше, чем в квантовой механике гиперперехода. Зато у него был девятизарядный «наполеон» и три запасных обоймы, а у Мартенов – только арбалеты. Впрочем, Йон был уверен, что в меткости что Реми, что Клю ему сто очков вперед дадут. Единственное его преимущество было в убойной силе оружия… да еще, пожалуй, в скорострельности: хоть и шестизарядные, арбалеты Клю и Реми требовали изрядного времени на взвод тетивы – надеть стремечко на левую ногу, левой рукой держа за ложе, правой взяться за рычаг, подхватить левой и, выпрямляясь, двумя руками взвести рычаг, чтобы тетива отошла за спускной крюк и пружина подала дюралевый болт со стальным наконечником в стреловод. Поднимая оружие, нужно было еще и перекинуть рычаг обратно, чтобы он не ударил по пальцам при выстреле.

Конь углубился в перелесок на добрых полкилометра по довольно заметной кабаньей тропе. Вдруг, повинуясь движению поводьев, зверь резко встал, и Реми, вскинув руки, потянул из-за спины оружие. Сзади Йона резко толкнула Клю, делая то же самое; он едва не свалился с седла, однако удержался и даже вытащил пистолет. Но, пока он искал глазами цель, Реми уже отпустил арбалет и спрыгнул с холки Коня, поскользнулся на сырой тропе, но удержался и побежал с протянутой рукой навстречу молодому буддийскому монаху в грязном, изорванном дхоти.

Лорд тоже спустился с седла.

Монах очень вежливо пожал руку Реми, поклонился и сказал, волнуясь:

– Мсьё Мартен… благословенны небеса… какое чудо!

Видно было, что он чрезвычайно устал и угнетен.

– Йон, – обернулся Реми. – Это Сакамото Ёсио, наш друг, который приезжал к нам в ноябре. Сакамото-сан, это Йон Лорд.

Юный монах поклонился и даже нашел в себе силы вежливо улыбнуться:

– Как, знаменитый журналист и писатель Йон Лорд? Я узнаю ваше лицо. Вы – автор «Жизни против тьмы». не так ли?

– Что же у вас случилось? – подхватил Лорд монаха под локоть. Юноша почти падал от усталости; спрыгнув с Коня, Клю повела могучего зверя в ближайшие заросли. Туда же отвели Сакамото, усадили его на торопливо расстеленную попону, и монах, раскачиваясь от горя, сказал:

– Монастыря больше нет. Я единственный остался в живых.

Он закрыл глаза, пытаясь сдержать эмоции.

– Учитель погиб первым… Они застрелили его прямо в храме… После его смерти я не имел права умереть, потому что я единственный, кроме него, посвящен на этой планете в сокровенные тайны учения Сингон…

Самообладание, видимо, почти покинуло его. Он говорил, словно захлебываясь.

– Вся уважаемая благородная община пала, они прикрывали меня, и я бежал в лес, со мной был Ёхара, он был ранен… я нес его на плечах… и последняя пуля убила его, вошла в его тело, которое защитило мою голову… – По щекам монаха потекли слезы, он стащил с бритой головы, покрытой едва заметной щетинкой, грязную войлочную шапку, закрыл ей лицо и замолчал, раскачиваясь из стороны в сторону.

Йон и Реми смотрели на него, опустив руки и не зная, что делать. Клю сердито глянула на них, дернула плечиком и захлопотала: добыла из вьюков еду и питье, опустилась на колени возле Сакамото, принялась утешать его и кормить… Йон и Реми сели рядом и, пока юный монах ел, рассказали ему все – и про прилет Йона, и про злоключения, приведшие его на Акаи, и про то, что станция «Северо-Запад» не отвечает на радиовызовы. Тем временем Ёсио (он решительно воспретил Лорду и Маренам называть себя по фамилии) насытился, овладел собой и, стесняясь недавних столь бурных проявлений эмоций, рассказал о том, что случилось в монастыре.

Вчерашнее утро не предвещало никакой беды. Как обычно, монахи поднялись перед рассветом, вкусили скромную трапезу, совершили службу в храме и приступили к своим ежедневным делам – к работе, как это ни странно звучит для знатоков традиционного буддизма. Но Сингон, буддизм галактической эры, учит, что самосовершенствование возможно и через действие в миру. Монахи разошлись по территории монастыря, и каждый занялся тем, что было для него определено как главное дело сегодняшнего дня. Ёсио вместе с настоятелем Сакамото Кодзё удалился в храм. Две недели назад настоятель провел для Ёсио последние, самые суровые испытания перед тем, как назвать его своим преемником и присвоить высший перед настоятельским ранг Сингон – звание отшельника, ямабуси. Теперь, в ожидании дня летнего солнцестояния, когда должно было совершиться присвоение ранга, Ёсио совершенствовал свою теоретическую подготовку. О, он давно овладел всеми тайнами, всеми совершенствами основ мистической практики Сингон. Он знал пятьсот сорок восемь магических фигур, складываемых пальцами – химмицу. Он знал девятьсот девяносто четыре мистические формулы акустического воздействия – гомицу, позволяющие вылечить головную боль, стать невидимым или ходить по потолку. Он умел погружаться в священном забытье имицу столь далеко, что только следуя по ста сорока четырем ступеням погружения, можно было обнаружить в глубине его дух, стремительно удаляющийся к глубинам познания сущности космического будды Дайнити. Теперь же он изучал некоторые особенно сложные труды мыслителей Сингон для того, чтобы связь его теоретических знаний и практических умений окрепла и укоренилась в повседневной практике.

Несколько часов Ёсио и настоятель просидели над разложенными книгами и рукописями. Незадолго до обеда, то есть около одиннадцати утра, в храм вбежал монах и, поклонившись, с тревогой сообщил, что над монастырем заходит на посадку черный флаер военного образца.

Настоятель очень удивился: флаеров на Акаи быть не могло. Он знал, что на станциях были пятиместные глайдеры, но флаер? Тут еще один монах вбежал и крикнул, что флаер сел перед воротами и сюда идут двенадцать вооруженных мужчин в зеленой одежде, а на борту флаера изображена сдвоенная молния.

При этих словах настоятель побледнел, насколько это возможно было при коричневом цвете его морщинистого лица, и вскрикнул:

– Молнии! Это Lightning! Беги, достойный ученик, беги – Ёхара, спаси его во что бы то ни стало!

– Учитель, я… – запротестовал было Ёсио, но Учитель воздел руки и громко крикнул:

– Беги! Я приказываю!

И тут, едва Ёсио сделал несколько шагов к выходу в жилую пристройку, в дверях храма показались рослые мужчины в комбинезонах цвета хаки и белых кепи. Двое из них, ни слова ни говоря, вскинули автоматы.

Ёхара сбил юношу с ног, и это спасло его – старого настоятеля прошили оглушительные очереди, но Ёсио успел выкатиться в соседнее помещение, вскочил и кинулся было туда, где у стены стояли копья, но Ёхара, выполняя последний приказ Учителя, вытолкал его из дома, и они побежали к монастырской стене; Ёхара сунул в руку юноше нож, вслед им гремели очереди – и уже на стене Ёхара закричал: пуля раздробила ему колено. Ёсио тащил крупного, рослого Ёхара, задыхаясь и крича от ужаса за тех, кто принял бой там, в монастыре – с копьями против автоматов; и уже среди первых деревьев леса их настигла очередь, стоившая жизни Ёхара.

Ёсио не верил в смерть этого сильного и мудрого человека, по чьим чертежам построен был монастырь; он нес тело по лесу, пока не упал. Отдышавшись, он осмотрел Ёхара – тот был мертв, бесповоротно мертв. Пули разорвали его грудную клетку. Плача от отчаяния и бессилия, юноша стал рыть могилу для Ёхара, но тут – довольно близко – послышалась погоня. Слава трем драгоценностям, погоня была без собак. Пришлось только накрыть лицо Ёхара тканью, взять его нож (свой Ёсио выронил на опушке) и бежать, бежать изо всех сил. До темноты он водил преследователей по лесу, который знал как свои пять пальцев. С заходом солнца погоня ушла в сторону монастыря, и юноша, задыхаясь, повалился под деревьями на каком-то лесном пригорке. Однако отдыхать ему пришлось недолго, всего три или четыре часа. Над деревьями появился флаер и принялся рыскать, ища его, по-видимому, при помощи инфракрасной оптики. Пришлось снова мучительно долго бегать по лесу в поисках укрытия. Пару раз его обнаруживали, но святые небесные силы отвели от него страшные выстрелы лучевика, рушившие целые деревья. Наконец, Ёсио нашел спасение – для этого надо было только применить подряд четыре формулы гомицу в такой последовательности, которую он знал только теоретически. Ёсио дождался очередного выстрела, упал, разбросав руки, погасил в себе дыхание и в три приема отключил мозг, став почти невидимым для наблюдения. Те, кто смотрел на него в инфравизир, увидели, как красное пятно его тела стало стремительно сереть и исчезло. «Готов». – удовлетворенно сказали на борту, и флаер ушел над верхушками деревьев в сторону монастыря. И, едва Ёсио поднялся на ноги, приходя в себя после столь сложной и трудоемкой маскировки, как за лесом полыхнуло, поднялось зарево, и через четверть минуты донеслись три отдаленных, легких, как бы воздушных хлопка, шипящим эхом расползшихся по лесу.

Он далеко ушел, смог добраться до монастыря только часа через два. Точнее, до того места, где монастырь был. Флаер сбросил на него три зажигательных бомбы. Догорал храм, догорали пристройки, пылали конюшни, рушилась стена монастыря, горела сама земля и деревья вокруг. До середины ночи Ёсио бродил вокруг пылающих остатков своего мира, затем, уже под утро, спотыкаясь, побрел по знакомой тропе в сторону станции «Северо-Запад»… Там через три часа он и встретил Коня с тремя путниками.

Несмотря на свою очевидную тренированную выносливость, Ёсио столь же очевидно был до предела вымотан и физически и эмоционально.

– Сможешь ли ты спать сидя в седле? – спросил его Реми. Они легко перешли на «ты». поскольку были почти ровесниками.

– Думаю, что да, – пробормотал молодой монах. Кожа его посерела, глаза были полузакрыты: он держался из последних сил.

На Коня взгромоздились вчетвером. Впереди, как и прежде, сидел Реми; теперь взведенный арбалет постоянно лежал на рогах Коня. За ним устроилась Клю, держа арбалет в левой руке и придерживая ногой за стремечко. Между Клю и Йоном устроили монаха. Он героически пытался держаться прямо, но, как только Конь пошел ровной, стремительной иноходью, юноша ткнулся лбом в плечо Клю и отключился. Йон сзади охватил его левой рукой подмышками, в правой сжимая пистолет.

За всю дорогу сделали только два очень коротких привала – Реми и Клю подгоняли друг друга и Коня, так что шестьдесят километров были пройдены к пяти вечера.

На последнем холме Реми резко остановил Коня и звенящим голосом сказал:

– Так я и знал. Ну так я и знал.

Клю ничего не ответила, только задышала часто и громко.

Йон выгнулся, пытаясь из-за всех троих передних всадников и из-за рогов Коня увидеть…

И увидел.

Станции «Акаи-Северо-Запад» больше не было.

Только ферма уцелела, и четким прямоугольником светлела посадочная площадка среди жухлой прошлогодней травы и черных остатков сугробов.

Здание станции превратилось в ровный черный квадрат, засыпанный ровным слоем хрусткого шлака: испепеленные конструкции дома провалились в выгоревший подвал, заполнив его до краев.

– Термобомба, – сказал Йон, ни к кому не обращаясь.

Реми держался хорошо. Его глаза потемнели, губы сжались, но он не плакал. Не плакала и Клю, но на нее было просто страшно смотреть. Она то порывалась бежать куда-то, чтобы искать отца и мать, то металась вокруг фермы, то падала на землю и лежала неподвижно, глядя в небо.

Уцелел глайдер. Видимо, его выкатывали из ангара, когда все случилось: он стоял буквально в пяти метрах от груды шлака, бывшей когда-то станцией. Дверца его была распахнута, земля возле дверцы взрыта. Видны были следы: кого-то волокли от глайдера в лес.

Реми сказал, как отрезал:

– Я пойду по следам.

Йон открыл было рот, но ничего не сказал. Реми быстро ушел в лес и минут через пять вернулся.

– Клю, – сказал он и подошел к сестре.

Та поняла и села на землю, зажав рот обеими руками.

– Я думаю, что они умерли, – сумрачно сказал Реми. – Там закопанная большая яма. Мне кажется, эти гады вернутся: они там оставили лопату – не нашу… и глайдер бросили, я бы на их месте не бросил… Надо наших как следует… там мало земли насыпано… Ёсио, помоги мне, пожалуйста…

– Я пойду, – вскочила Клю.

– Нет, – как-то очень мягко остановил ее Реми. Я не хочу, чтоб ты это видела. Я не разрешаю. Пожалуйста, Йон, побудьте с ней. Только отойдите от глайдера. А то они ведь вернутся.

Реми стоило, видимо, невероятных усилий говорить так спокойно. Ёсио, молитвенно полузакрыв глаза, сложил ладони на груди и шагнул вслед за Мартеном, но тут его окликнул Йон:

– Ёсио. Пожалуйста, возьмите мою кассету. И спрячьте в… ну, вы понимаете…

Ёсио, поклонившись, принял маленький черный футляр с хардиком и пошел вслед за Реми.

И тут Клю заплакала. Это было как прорыв плотины. Конечно, они никуда не ушли от глайдера. Клю рыдала в объятиях Йона, а Йон утешал ее и, конечно, прослушал флаер. Он увидел мужчин в зеленой форме только тогда, когда они окружили их, наведя стволы автоматов.

Трое или четверо подошли к ним вплотную, и один, явно старший – жесткий черноусый, плохо выбритый тип с мутноватыми черными глазами – коротко спросил:

– Реми Мартен?

– Да, – мгновенно ответил Йон, но тут к черноусому подскочил другой, тоже черноусый и давно бритый, но низенький и какой-то расплывчатый:

– Командир, тому ведь лет пятнадцать.

– Ага, – холодно сказал командир. – Значит, Александр Мартен?

То есть как, подумал было Йон, но тут низенький сказал:

– А тому лет сорок.

– Ага, – холодно сказал командир и мгновенным броском ударил Йона ногой в лицо. Клю отчаянно завопила; тут же две пары железных рук скрутили ее, заткнули рот, понесли к флаеру, куда уже волокли за ноги запрокинувшегося окровавленного Йона.

Последнее, что увидела брыкающаяся и мычащая девочка – рогатая башка Коня, выглядывающая из-за стен фермы. Йона забросили в люк флаера, как куль. Потом ее втащили вслед за ним.

Командир жестко сказал:

– Живей, твари.

И вдруг глаза его скосились, он коротко произнес что-то вроде «ы-ых». изо рта его на сизый подбородок капнула алая кровь – и он мешком повалился в прелую мокрую траву. Из его загривка торчала алюминиевая стрела.

Мужчины в зеленом переглянулись и вразнобой ударили из автоматов в то место на опушке, спиной к которому стоял командир. С недалеких деревьев посыпались ветки, но тут еще один автоматчик, заорав, повалился в грязь, дрыгая ногами и хрипя: стрела пробила насквозь его шею. Те двое, кого оставили у глайдера, дали по длинной очереди в ту сторону, откуда, кажется, прилетела эта стрела (кстати, совсем не оттуда, откуда первая) и побежали к флаеру, но на полдороги один из них споткнулся, с воем покатился по траве и быстро затих со стрелой в затылке; пока автоматчики торопливо прыгали в люк, и второй безмолвно остановился, разинул рот и завалился на спину, часто дергая руками – арбалетный болт, пробив пластмассовую каску, вошел ему в голову.

Флаер зашумел, хлопнул люк, шипение разгона перешло в ровный гул мощной гравиустановки, и черный военный аппарат снялся и прыгнул в небо, оставив на сырой земле четыре трупа в зеленом. Сделав круг, флаер дал по опушке залп из лучевика – рухнуло несколько деревьев, пыхнуло и опало пламя в сизом пару, потянуло дымом из мокрых кустов. Флаер развернулся и ушел на северо-восток.

Тогда из леса показались две фигурки – одна в грязно-шафранных лохмотьях, другая в замше и джинсах. Замшевую куртку перехлестнул ремень заброшенного за спину арбалета. Реми на бегу нагнулся – раз, другой, третий – собирая вражеское оружие. Хлопнули дверцы белого плоского глайдера, и легкая машина свечкой взмыла в голубое-голубое небо Акаи.

– И не вздумай меня осуждать, – холодно сказал Реми юному монаху, беззвучно творившему молитвы. – Наш с тобой мир опрокинут, кончился. Ты защищаешься от зверей? Так вот, на Акаи теперь хозяйничают звери. Они убили вашего Учителя, твоих братьев, моего отца, мою мать, они схватили мою сестру, они схватили Йона. Это война, Ёсио. Я знаю, что буддизм не позволяет убивать, но знаю, что буддийские монахи брали в руки оружие, когда к ним приходила война. Ты со мной, Ёсио? Или нет?

– С тобой, – чуть слышно ответил Ёсио.

Не говоря более ничего, Реми увеличил скорость. На помигивающем дисплее радара появился точечный всплеск: радар засек удаляющийся флаер.

– Вот они, – сказал Реми и включил режим, которым никогда в жизни не пользовался – антирадарную маскировку. Помнится, его этот режим на пульте раньше очень смешил: от кого маскироваться на Акаи?..

Спазмы, душившие Реми, почти исчезли, и он говорил голосом, который сам не узнавал – холодным и сухим.

– Коня оставили, не расседлали, – вспомнил мальчик. – Ничего, он не обидится, в крайнем случае – подпруги перекусит… он дотягивается, я знаю.

Ёсио сидел в правом переднем кресле, сосредоточенно углубившись в размышления. По виду его невозможно было определить, что за чувства он испытывает, о чем думает. Он снова овладел собой – и стал монахом, монахом буддийским, человеком спокойствия и неколебимости. Пожалуй, можно было только догадаться, что он испытывает некоторую неловкость – еще бы: целые сутки он не был бесстрастен, целые сутки «терял лицо» и даже внешне поддавался суетности. Ёсио поднял голову. Лицо его было абсолютно непроницаемо. Он наклонился и взял с пола один из трех автоматов, ощупал смертоносный механизм длинными пальцами и спокойно сказал:

– Реми, объясни мне принцип действия этого оружия. Как им пользоваться?

Йон открыл глаза. Каким бы слабым форсблейдером он ни был, как бы лениво ни занимался форсблейдом семь-восемь лет назад, он худо-бедно умело восстанавливать контроль над своим телом после травмы. И вот он его восстановил. Он не был связан. Он был в узком шкафообразном помещении – подумав, он понял, что это скафандровый шкаф военного космического корабля: он, согнувшись в три погибели, лежал на характерных выступах, куда вставляются башмаки скафандра. Скула была разбита и уже запеклась. Йон ощупал себя. Пистолет, часы, нож, кое-какие мелочи из карманов исчезли, но, скажем, ремень оставался на нем.

Йон толкнул дверцу – заперто. Снаружи доносились голоса. Йон налег на дверцу, пытаясь отжать не слишком крепкий, как он помнил, замок – и вдруг замок лязгнул, журналист потерял равновесие и с невольным вскриком вывалился на серый синтетический ковер к ногам двух мужчин в зеленом.

Его мгновенно подхватили под руки и поволокли из каюты в коридор.

– Где девочка? – прохрипел он, пытаясь затормозиться ногами, и тут же получил коленом по ребрам.

– Молчать, – вот все, что он услышал, автоматически отметив, что сказано это было с акцентом линкера, человека далекой Периферии, не имеющего, кроме линка, родного языка.

Его втащили в помещение, по планировке которого он узнал резервную рубку крупного корабля.

– Имя? Фамилия? – жестко спросили его от пульта, и он вновь весьма ощутимо получил по ребрам.

– Джон Смит, – вспомнил Йон.

– Что делаешь на Акаи? – теперь он увидел говорившего: это был довольно высокий, темнокожий, похожий на индийца или афганца человек все в таком же зеленом комбинезоне с молниями вместо знаков различия. Кроме него, Йон увидел связиста в наушниках; еще были притащившие его двое охранников.

– Переселенец, – прохрипел Йон. – Номер разрешения…

– Засунь себе в жопу номер своего разрешения, – прервал его темнокожий. – Служил в Космофлоте?

Йон сообразил, что причина вопроса – его черный б/у космофлотовский комбинезон.

– Семь лет работал двигательным механиком на линии Земля – Земля-Большая, – не очень разборчиво, как обычно говорят космофлотовские технари, отозвался Йон. Это был его легенда, причем очень надежная.

– Тип корабля? – быстро спросил темнокожий. В легенду это входило, и Йон столь же быстро, упреждая колено охранника, ответил:

– «Туполев-десятитысячный».

– Номер борта?

– Ка – семь девять – восемь сотен – ка.

– Личный номер?

– Эм-уай-ю-тридцать-семь два-сорок пять-сорок восемь.

– Проверить, – приказал темнолицый. Связист мигом ввел цифры в терминал. Йон видел, как зажглись оранжевые квадратики связи через «нулевку». и почти сразу появился ответ.

Ого, подумал он, у них сверхскоростной доступ к Галанету, скорее даже – к ФедНету, закрытой федеральной сети. Круто работают!

– Джон Б. Смит, эм-уай-ю-тридцать-семь два-сорок пять-сорок восемь, уволился с борта Ка – семь девять – восемь сотен – ка первого сентября прошлого года, – прочитал связист.

– Ладно, – тоном ниже проговорил темнокожий, а Йона вдруг прошиб холодный пот: если они могут так быстро и легко влезать в сервера Космофлота, почему бы им не взять сейчас его, Йона, ген-тест и по ген-коду не выяснить за полчаса, кто он такой на самом деле? Однако, кажется, полученная информация удовлетворила темнокожего.

– Абдулла, держи этого, – приказал темнокожий. – Расул, девку сюда.

Странно, подумал Йон, у них мусульманские имена, хотя они линкеры, люди без нации, и не похоже, чтоб сильно религиозные.

Железное колено Абдуллы вдавило его в стул, ствол близкобойного разрядника уперся в шею. Послышалась возня, и второй охранник втащил в рубку вяло сопротивляющуюся, исцарапанную, растрепанную Клю.

– Джон, – отчаянно закричала она, увидев разбитое лицо Йона, и Йон пришел в тихий восторг от ее сообразительности.

– Эй, ты, – зарычал от пульта темнокожий, повернувшись к девочке, – это твой поганый братец стрелял из леса?

– Не знаю, – ответила Клю, но темнокожий махнул рукой:

– Мартен стрелял, это ясно. Ничего, найдем. Абдулла, сержанта сюда.

Охранник за спиной Йона повернулся было к селектору, но тут дверь сама раскрылась, и вошел еще один темнокожий, на этот раз бородатый, с красными молниями на мундире.

– Сержант, – кивнул старший от пульта. – Докладывай.

– Общий итог, капитан-джи. Наших потерь: у монастыря – один, на станции – сначала двое, при захвате этих – четверо, итого – семь.

– Много.

– В пределах нормы, капитан-джи.

– В пределах нормы… А вы уверены, что убрали всех?

– Мальчишка остался в лесу.

– Будем зачищать, прибьем… Остальные – точно?

Йон уловил колебание сержанта, потом тот сказал:

– Точно.

Так, подумал Йон. Значит, Ёсио числится убитым.

Капитан начал было что-то говорить, но тут вдруг связист поднял палец и вмешался.

– Капитан-джи, на связь.

Капитан удивленно двинул густыми бровями, взял наушник.

– Капитан Рафиз, – недовольно произнес он и вдруг вскочил.

– Я. Есть. Есть. Так точно. Есть. Понял, о великий. Есть. Есть. Нейтрализация закончена, о великий. Есть. До связи. – Он сорвал наушник и разразился свирепыми линкерскими ругательствами. Наконец, послышался и связный текст: – Чтоб им есть печенку своего отца, какой ш-ш-шайтан их приволок так рано! Связь, дай им пеленг на посадку! Чтоб им жарить свою мать в аду, я их ждал только завтра! Голову снимут! Сержант, всем чистить корабль – засрали до безобразия! Десять минут на уборку! Сам Сардар летит! Абдулла, Расул, пленных на третий ярус, держать в лучшем виде, Сардар их наверняка потребует!

Больше Йон ничего услышать не успел – их выволокли в коридор, протащили по лестницам и ярусам и швырнули в крохотную каморку – одиночную каюту, но без койки.

– О-ой… как тебя побили! – только и сказала Клю, буквально рухнув в объятия Йона.

– А ты? Тебя били? Что с тобой делали?

– Ничего особенного… во флаере держали на полу, не давали подняться, потом вытащили, проволокли по коридору и заперли в каком-то шкафу. Потом выпустили и притащили в рубку. Я только брыкалась очень, поэтому вся растрепанная. – Клю приподнялась, оглядываясь. – О, гляди, умывальник. – Она вытащила из своей куртки платок, намочила и принялась обтирать Йону лицо. Покончив с этим, строго сказала:

– А сейчас отвернись.

Йон послушно отвернулся. Возле него на стальной пол упала замшевая куртка, джемпер, зеленая футболка, полилась в раковину вода.

– Кто такой этот Сардар? – спросила сзади Клю.

– Сардар… – Йон смотрел на стальную дверь. Соблазн обернуться был куда сильнее, чем тогда, в лесу. – Сардар – это страшный человек. Боюсь, он сразу разгадает, кто я такой. Сардар – это член нарийи, командующий ее службой безопасности. Могущественнее его – только Ямамото, командующий вооруженными отрядами. Про Сардара я много слышал. Он возник в нарийе года два назад, за год до моего бегства, и сразу возглавил службу безопасности. Говорят, его рекомендовали сразу три члена совета-шуры, это большая редкость. Он молод, занимал какой-то важный секретный пост в Управлении безопасности человечеств, потом был оттуда внезапно уволен и сразу установил контакт с нарийей. Нарийя умеет проверять, значит – он идейный враг Конфедерации. Говорят, он страшен с виду, его лицо изуродовано.

Протянулась тонкая смуглая рука, на границе зрения мелькнуло гладкое плечо с брызгами воды, и футболка взметнулась в воздухе. Клю опустилась на колени возле Йона, заправляя футболку в джинсы.

– А что они с нами сделают? – спросила она серьезно.

– Наверное, убьют, – столь же серьезно сказал Йон. – И, скорее всего, будут пытать, иначе почему сразу не убили? Понимаешь?

Клю опустила голову и быстрым движением прижалась к Йону. Он обнял ее, осторожно провел рукой по узкой худой спине.

– У тебя были женщины? – вдруг быстро, глухим голосом спросила Клю, не отрывая лица от его груди.

– Да, – полушепотом ответил Йон в маленькое мокрое ухо и коснулся губами тонкой теплой кожи ниже уха, на шее.

– Мерзавец, – сказала Клю. – Грязный тип. Не слушай меня. Много женщин было у тебя?

Йон подумал, целуя ее плечо.

– Около двадцати.

– Животное, – обреченно прошептала Клю. – А жена у тебя есть?

– Нет, я не был женат. – Йон перебирал ее волосы, и вдруг за дверью раздались шаги, замок лязгнул, Клю молниеносно вскочила на ноги и принялась натягивать джемпер. Йон перевел дыхание.

– Выходите. – Этот охранник казался незнакомым, и форма на нем была другая – белая. Йон, не торопясь, как бы с трудом поднялся, давая Клю время надеть куртку, неуклюже шагнул, почти вывалился из камеры – и немедленно получил локтем по ребрам от Абдуллы, стоявшего тут же, за дверью:

– Шевелись, мразь!

– Но-но, – недовольно сказал тип в белом. – Руки не распускать, деревня.

– Слушаюсь, – мрачно отозвался Абдулла. Это явно из службы Сардара тип, подумал Йон, эвон как его Абдулла боится.

Йон обнял Клю за плечи, чтобы не дать Абдулле ее схватить. Их провели по лестницам и втолкнули в ту же рубку, где они были пятнадцать минут назад.

В рубке все стояли – темнокожий капитан, его бородатый сержант, еще человек пять незнакомых в хаки, трое незнакомых в белом; сидел только один человек.

Увидев его, Клю не сдержала стона ужаса: за всю свою жизнь она ни разу не сталкивалась с человеческим уродством.

Единственный из всех – и зеленых, и белых – этот человек имел явно европейское происхождение. Бритый череп отливал белизной: он был блондином. Половины лица у него как бы не было. Видимо, несколько лет назад он попал под луч боевого разрядника, и теперь вся нижняя часть его лица представляла собой застывшую уродливую маску, над которой жили только пронзительные карие глаза.

Но самое ужасное для Лорда заключалось в том, что именно эти глаза наполнили его душу ледяным ужасом – и огромной, удушающей горечью.

Он узнал этого человека.

Острые карие глаза стремительно ощупали Йона с головы до ног. Сардар не мог не узнать его. Не было ни малейшего шанса. Этот человек не мог не узнать в Джоне Б. Смите, отставном космофлотовском технике, знаменитого журналиста Йонаса Лорда. Это был конец.

Йон удивился сам себе: он не задрожал, не подал вида, что узнал Сардара. Только во рту пересохло. Прямо герой, подумал он.

Сардар медленно перевел взгляд на Клю. Клю коротко вздохнула. Она-то не могла его узнать, она просто боялась этого чудовищного лица.

Сардар отвел взгляд.

– Рафиз, – сказал он тихо и бесцветно.

– Я, о великий, – подобострастно отозвался темнокожий капитан.

– Этих двоих оставить, я допрошу сам, – так же тихо сказал Сардар. – Все вон отсюда.

Изумленный капитан на секунду замешкался, и тогда Сардар перевел взгляд на него.

– Я сказал ВОН, – повторил он еще тише.

Рубка моментально наполнилась тихим множественным движением и через секунду была пуста.

Сардар молча смотрел в сторону и вдруг сказал:

– Эй, связь, голову оторву. Отключись.

На пульте погасли какие-то огоньки.

Сардар медленно повернул голову и стал опять смотреть на Йона.

– Садитесь, – произнес тихий бесцветный голос. Изуродованные губы, за которыми виднелись черные от давнишнего ожога, страшные зубы, почти не шевелились. Казалось, этот леденящий голос шел откуда-то прямо из острых коричневых глаз.

– А? – глупо переспросил Йон.

– Садитесь, – повторил голос, приподнялась рука в черной перчатке (протез?) и указала на кресла связистов. Сам Сардар сидел на посту резервного пилота, развернув кресло спиной к пульту. Его сухое тело было до горла затянуто в ослепительно белый комбинезон без всяких знаков различия.

Йон медленно опустился в кресло, и тут вдруг на страшного человека с изуродованным лицом метеором кинулась Клю.

– Беги! Спасайся! – отчаянно завопила она, Йон, парализованный ужасом, скорчился в кресле, ожидая неминуемого гулкого шлепка разрядника и пронзительного крика, но ничего этого не произошло – рука в перчатке мягко, концами пальцев уперлась в живот Клю, и девочка, едва не потеряв равновесие, застыла, как парализованная.

– Заберите ее и посадите, – сказал бесцветный голос.

Вот тут Йона затрясло. Он с трудом заставил себя подняться, усадил в кресло закаменевшую Клю и рухнул сам. Клю зашевелилась, приходя в себя: рот ее был широко раскрыт, глаза неотрывно смотрели в страшное лицо человека в белом.

– А ты ведь узнал меня, – сказал Сардар Йону. Слова его прозвучали в тишине страшнее, чем рев ночного зверя.

– Да, узнал, – сипло и отчаянно ответил Йон. – Предатель. Сволочь.

Лицо Сардара исказилось, но это была всего-навсего усмешка. Повисла пауза, черты изуродованного лица постепенно вернулись к норме, если это можно было так назвать, и бесцветный голос ровно проговорил:

– Слушайте и запоминайте. Если хоть один звук, хоть один знак скажет о том, что я узнан – я вынужден, просто вынужден буду убить вас обоих в ту же секунду.

Сардар помолчал.

– Мне придется держать вас при себе, пока все не кончится. Все время. Это не слишком удобно. Правда, события могут повернуться так, что долго это не продлится. Но могут и не повернуться.

Он перевел взгляд с Йона на Клю и обратно.

– Вам понятно? Ни звука, ни взгляда, ни слова. Иначе девушка умрет первой, а Джон Смит… ну, кое-кому будет интересно узнать, как его зовут на самом деле. Он тоже умрет, но не очень скоро.

Ни Йон, ни Клю ничего не ответили. Сардар же быстрым кошачьим движением нажал на клавишу пульта связи.

– Все ко мне, – сказал он утомленно, и через пару секунд в рубку ворвались и почтительно построились вокруг сидящего все, кто был там раньше.

– Азамат, – тихо сказал Сардар.

– Я, о великий, – отозвался самый молодой, с холеным лицом, стриженый ежиком, в белой форме.

– За этих двоих, как начальник моей охраны, отвечаешь головой. Я забираю их себе. – Сардар медленно обвел взглядом присутствующих. Все смотрели ему в рот. – Должен же я когда-нибудь развлекаться. – Изуродованные губы исказились жуткой усмешкой. В ту же секунду все присутствующие, за исключением, конечно, Йона и Клю, бешено захохотали. Усмешка пропала – и хохот столь же молниеносно затих. Воцарилось почтительное молчание.

– Отвести их в резервную каюту моей охраны и запереть, – бесцветно распорядился Сардар. – Накормить. И чтоб волос с головы не упал. Исполнять. Остальным – слушать меня.

Йона и Клю жестко, но почтительно взяли под локти охранники в белом и вывели из рубки.

– Дуболомы кретинские, – раздельно и тихо сказал Сардар. – Вы насрали здесь очень сильно, вы лично, Рафиз. Очень грязно все сработано. Нарийя не прощает таких ляпов.

– Я выполнил приказ, – мрачно отозвался темнокожий капитан.

Сардар слегка повернул голову. На пульте связи, на дисплее состояния корабля, мигнуло несколько символов: пленных провели через шлюз между кораблем Рафиза и оседлавшей его яхтой Сардара, из которой он сам спустился в эту рубку десять минут назад. Помедлив, Сардар промолвил:

– Повторить приказ.

Рука в черной перчатке принялась постукивать пальцами по краю пульта. Все в рубке знали, что это означает: Сардар кипел. Все опустили глаза в смятении, боясь даже глянуть на эту руку. И уж, конечно, никто не заметил, как затянутые черным синлетом пальцы коснулись нескольких сенсоров…

Дверь каюты закрылась. Обессиленный Йон плюхнулся на плоскую койку, Клю присела рядом, и тут из невидимого динамика раздался негромкий, но отчетливо слышимый голос капитана Рафиза.

– Установить контроль над всеми поселениями планеты Акаи, нейтрализовать население, предотвратить огласку, полностью подготовить планету к прибытию транспортов…

– Так, – прервал его ледяной голос Сардара. Повисла пауза. Клю открыла было рот, удивленно глядя на Йона, но тот приложил палец к губам, напряженно прислушиваясь. Вновь послышался голос Сардара:

– Нейтрализовать, Рафиз. Разве там было слово «уничтожить»? Ваша деревянная шакалья башка даже не могла припомнить, что северо-западная станция – головная, что они, во-первых, раз в месяц связываются со своим Институтом, а во-вторых, два раза в год к ним приходит торпеда от связистов с Амбера. И, по нашим сведениям, очередной прилет связистов – через три-четыре недели. Понимаете? Вы засветили нас. Вся операция может пойти насмарку. Вы совершили непоправимую, необратимую ошибку, и все потому, что поленились выполнить приказ как следует. У вас свои методы, не так ли, Рафиз? Я знаю, что у вашей организации были свои методы, кода вы грабили поселенцев на Нижней Оси. Но ведь, кажется, вступая на службу Компании, вы дали присягу действовать НАШИМИ методами? Или я ошибаюсь?

Молчание.

– Больше того, Рафиз, вы даже своими методами не умеете действовать. Я уже выяснил, что в рапорте вы мне солгали, мерзко солгали. На северо-западе вы потеряли семь человек и оставили на воле щенка с оружием и глайдером. На северо-востоке – вообще позор, что у вас за безрукая деревенщина, Рафиз? Там ведь был только один старикан, уж если вы решились уничтожать население, а не нейтрализовать – что стоило быстро убрать его?

– Его не оказалось в здании станции, о великий, – начал было Рафиз, но Сардар, не повышая голоса, продолжал:

– Он не обязан был ждать вас, сидя на крылечке лапами кверху. А ваши люди были обязаны сразу найти его. Позор, Рафиз! Ваша «Морская Дева» – один из самых оснащенных кораблей в Компании. Каждая боевая единица обладает таким запасом оборудования, что можно блоху в океане отыскать! Позор, Рафиз! Вы! Ветеран Компании! Кого вы туда послали?

– Сержанта Нур-Аббаса с командой…

– Нур-Аббаса? Странно. Он в Компании был семь лет, не так ли? А старикан завалил его, как щенка. Как тот мальчишка на северо-западе завалил сержанта Резабая и троих стрелков. О звезды! Один старик грохнул пятерых из семерых бойцов, которых Компания считала неплохими!

– Молодец дедушка Доминик, – прошептала Клю.

– Дальше, – продолжал Сардар. – Северо-запад. Зачем вам понадобился этот монастырь, если у них даже не оказалось радиосвязи? Ну ладно, это относится не к тактике, а к стратегии, к вашему нежеланию действовать методами Компании. Все вам не дает покоя, как вы двадцать лет назад верховодили на Тезаурусе. Но если человек не желает понимать, что такое железная боевая дисциплина Компании, после семнадцати лет службы, то на что еще может рассчитывать руководство? Ни на что, Рафиз. Дальше. Северо-западная станция успела разослать по остальным сигнал тревоги. Да-да, Рафиз, не молчите, я это знаю. Я был бы плохим контрразведчиком, Рафиз, если бы у меня не было своих ушей везде, бездарный вы бабуин. Для северо-восточной станции сигнал пришел поздно, но, Рафиз, не надо лгать мне в отчете – ни на юго-западе, ни на юго-востоке ваши люди не нашли никого! Все успели уйти! Позор! И вы лжете мне в отчете! «Цели уничтожены!»

– Станции правда уничтожены…

– Но без людей, Рафиз. Уж если вы взялись трактовать приказ по-своему, так выполните его по-своему хотя бы. Ваши люди не нашли никого ни на юго-востоке, ни на юго-западе. Детский лепет, Рафиз. Приказ не выполнен. На юго-востоке вы даже глайдер не нашли! Это слишком, Рафиз. Пацаны, шестерки на улицах, и те знают, что значит не выполнить приказ. Подведем итог. Вы сдуру уничтожили именно ту станцию, куда прилетают связисты и откуда идет связь с ИПЗТ. Таким образом, вы нас безнадежно демаскировали. В тылу оставлены бойцы противника. Я не знаю, какие придется теперь приложить усилия, чтобы спасти операцию. Сюда прибудут семьдесят четыре тысячи человек, почти половина наших сил, им предстоят самые ответственные учения в истории Компании, транспорты шли сюда больше полугода, а тут…

Пауза.

– И к тому же двенадцать потерь, по крайней мере два глайдера и по крайней мере два бойца противника в тылу.

Пауза.

– Десятой части этого уже хватило бы, чтобы счесть проваленным то, за чем вас сюда послали.

Пауза.

– О Великий!

– Молчать, Рафиз. Именем Компании.

В динамике грянул пистолетный выстрел. Клю на койке возле Йона подпрыгнула и зажала рот руками. Было слышно, как в рубке повалилось тело.

– Тебе, Победа, – раздался голос Сардара.

– Тебе, Победа! – рявкнули мужские голоса.

– Убрать падаль. Командование «Морской девой» я принимаю на себя. Исполнительный заместитель – мой адъютант Нигматулла.

Шорох, возня.

– Теперь все вон. Азамат, охрану. Я иду обедать к себе.

Динамик замолк. Йон и Клю переглянулись, и девочка, душераздирающе вздохнув, положила Йону голову на колени. Йон обнял ее.

– Почему нам дали возможность это услышать? – пробормотал Йон. Пальцы его успокаивающе перебирали волосы Клю, а сам он невидящими глазами уставился в пластиковую обшивку стены, шепча: «учения… семьдесят четыре тысячи… юго-восток – глайдер…»

– Кто он такой? – чуть слышно спросила Клю.

Йон нахмурился и помедлил с ответом.

– Я тебе не скажу. Насколько я знаю, этот человек решителен и не знает сомнений. Правда, раньше он служил совсем другому делу… Но… о Боже! Я не могу поверить, понимаешь? Он не просто казался хорошим человеком – он был им, понимаешь? Но раз он здесь… А это он, он ведь меня узнал… Клю, если он сказал – убью, он это сделает. Я скажу ему, что ты-то не знаешь, кто он. Может, он и пощадит тебя…

– Не надо, – прошептала Клю. – Если ты умрешь, я не захочу больше жить. – Она повернулась, тонкие ее руки обвились вокруг шеи Йона. – Какой небритый… – Она приподняла голову, и Йон на секунду почувствовал ее мягкие губы на своих губах.

– Какая ерунда, – сердито сказал Йон, прижимаясь лбом к ее лицу. – Не смей так говорить и не смей так думать…

– Действительно ерунда, – послышался рядом ледяной тихий голос.

Йон и Клю мгновенно вскочили с койки.

– Значит, девочка еще не знает, кто я? – полуспросил-полуответил Сардар. Жуткая его фигура возвышалась в проеме двери, которую Йон и Клю не заметили – не той, через которую их привели. – Не знает… Хорошо. Я надеюсь, и не узнает. Главное – сидеть тихо, вы понимаете? Сидите тихо – и останетесь целы и невредимы. Кто знает… – Сардар вдруг прервал себя на полуслове и острым взглядом уставился на Йона, как удав. Йона затрясло от возмущения и страха, он чуть не брякнул что-то непоправимое, но тут Сардар отвел глаза и сделал неуловимое движение, повернувшись как бы внутри себя. Вместо уродливой искалеченной маски перед глазами Йона возник бритый, отсвечивающий белесой щетинкой затылок, и бесцветный голос сказал:

– Сейчас вас накормят. За синей шторой есть санузел. В ближайшие двенадцать, нет, восемнадцать часов вас никто не побеспокоит.

Фигура в белом сделала деревянный шаг в соседнее помещение, и тут Йон не сдержался – журналист в нем одержал верх.

– Минуту. Господин Сардар!

Бритый череп повернулся, открыв плоский страшный профиль. Клю от ужаса уткнулась Йону в рукав.

– В Компании нет господ, – проговорил Сардар. – Прибавляйте «джи». пожалуйста. Трудно предположить, что вы станете обращаться ко мне по нашему уставу – «о великий». Я слушаю.

– Сардар-джи… почему ты…вы… почему мы слышали то, что было в рубке?

– А вы слышали? – Сардар едва заметно кивнул. – Считай, что это входит в плату за костюм.

Фигура в белом сделала еще один шаг, и за ее спиной со свистом сомкнулась герметичная звуконепроницаемая дверь. Сардар исчез, оставив странный, колющий, с оттенком угара запах.

– Боже, какой он ужасный, – шепотом сказала Клю. – Какой костюм?

– Когда-то я одалживал ему костюм, – механически откликнулся Йон, глядя перед собой. – Ничего не понимаю. Тут что-то…

С шипением открылась дверь справа, та, через которую их привели. Измученная Клю ойкнула и опять вцепилась Йону в рукав, но это оказался всего лишь стюард – мальчик лет двенадцати в белом комбинезоне. Он молча вошел в каюту, держа перед собой обильно уставленный едой поднос. Йон открыл было рот, чтобы задать мальчику – он казался таким симпатичным – какой-нибудь вопрос, но тут в каюту из коридора заглянул рослый охранник с разрядником в руке, и Йон осекся. Мальчик поставил поднос на койку, коротко поклонился, ни на кого не глядя, и вышел. Дверь скользнула на место, и наступила тишина.

Вскоре после полуночи дежурный охранник вызвал мальчика-стюарда из кубрика личной охраны Сардара.

– Не спишь еще, Микис?

– Нет, сержант-джи, я поздно ложусь.

– Вот и хорошо. Можешь посмотреть, что там на броне с третьим воздухозаборником – знаешь, на галерее справа от выхода? Технари все спят.

– Слушаюсь, сержант-джи.

Мальчик вышел из рубки дежурного и неслышными шагами заскользил по центральному коридору, где горел тусклый ночной свет, к шлюзам. Миновав главный шлюз, он свернул к запасному, ткнул пальцем в опознаватель и вошел в тамбур. Подождав, пока откроется мощный внешний люк, Микис вышел на узкий технический балкон, опоясывавший корабль.

Над Акаи царила ночь. По небу ползли белые, озаренные луной клочья облаков, гася и зажигая звезды. Массивный, метров пятидесяти в диаметре диск десантного корабля «Морская дева» лежал на посадочных опорах посреди обширного скалистого плато, слабо освещенного белым лунным светом. Конус яхты Сардара седлал диск «Девы», возвышаясь над камнями метров на сорок: у яхты не было устройств для посадки на неровную поверхность, и она стояла на идеально ровной броне десантного корабля.

Мальчик прошел по балкону, опоясывающему конус у основания, и остановился у устремленной к зениту башенки одной из трех главных антенн корабля. Здесь, у антенны, после посадки открывался блок из нескольких внешних узлов, в том числе и один из трех воздухозаборников системы вентиляции корабля.

Мальчик наклонился к зеву воздухозаборника и с недоумением извлек из него ком какого-то тряпья. Он вынул из кармана плоский фонарик, намереваясь осветить странную находку, как вдруг чьи-то сильные пальцы впились сзади ему в шею, лишив одновременно возможности двигаться и дышать.

– Молчи, иначе умрешь, – сказал ему в ухо незнакомый голос на линке. – Понял? Я сейчас отпущу тебя, но попробуй только пикнуть – и я тебя убью. Понял?

– П-п-п-п… – закивал мальчик.

Острые пальцы немного ослабили нажим, и мальчик судорожно перевел дыхание. Второй рукой незнакомец обшарил его, не нашел оружия, отобрал фонарик и спросил:

– Имя? Фамилия? Должность?

– М-микис Антонидис, стюард, – дрожа, пробормотал он.

– Что это за корабли?

– Десантный бот «Морская дева». бортовой номер ЕС-1020, и дзета-яхта «Гром». бортовой номер ЕС-1840…

– Ты знаешь что-нибудь о пленных? Девочка и мужчина… Они живы?

– Ж-живы… – Маленькому стюарду все страшнее делалось под этим движущимся небом, на холодном ветру, с этим тихим, вежливым голосом за спиной. – Ага забрал их себе, я носил им обед в каюту в семь часов вечера…

– Ага? Кто такой Ага?

– Ага… капитан «Грома»… великий Сардар…

– Так… – Незнакомец за спиной подумал. – Веди меня внутрь. Я должен вывести пленных наружу, а ты мне поможешь.

– Меня убьют.

– Сделай так, чтобы никто ничего не видел. Иначе я убью тебя.

– Меня убьют потом.

– Я заберу тебя с собой.

– Ага найдет. Он может все.

– Посмотрим. Веди. Брось тряпки.

Пальцы сделались чуть жестче и подтолкнули мальчика вперед.

– Господин…

– Я не господин тебе.

– Да, господин… Я должен буду вернуться в рубку, доложить, почему не работал воздухозаборник.

– Вернешься. Я буду рядом. Меня не увидят. Будешь вести себя так, как будто все нормально. Скажешь, в сопло внесло сухой куст, перекати-поле называется. Их здесь много носится.

На подгибающихся ногах стюард дошел до люка. Жесткие пальцы ввели его внутрь шлюза, не давая обернуться. Внутри шлюза пальцы отпустили его, и Микис инстинктивно обернулся. Страшный холод пронзил его: кроме него, в шлюзе никого не было.

– Иди, иди, – сказал голос, и, пока он звучал, Микис на секунду увидел в метре от себя невысокого, совершенно обнаженного бритоголового юношу азиатской наружности. Мальчик смущенно мигнул и перекрестился, шепча молитву по-гречески: кирие элейсон… Видение исчезло, но чья-то рука легонько подтолкнула Микиса, тот повернулся, трясясь, и пошел по коридору.

– Все в порядке, сержант-джи, – дрожащим голосом сказал он в рубку. – Там такой сухой куст залетел… Я вынул…

– Холодно, – понимающе кивнул дежурный. – Ладно, или отдыхай.

Пальцы невидимого юноши вновь взяли Микиса за шею, теперь совсем слабо и небольно.

– Веди, – шепнули ему на ухо.

Микис поднялся на один ярус. В полутемный коридор падал неяркий свет из приемной Сардара, где дремал охранник. Микис очень тихо прошептал в пустоту:

– Он услышит.

Невидимый палец прижался на секунду к его губам. В проеме двери никого не было, но на полу, в прямоугольнике света, мелькнула неясная тень. Микис, дрожа, увидел, как у охранника в белом на секунду появилась на шее, под ухом, небольшая, совсем нестрашная вмятина – и пропала; однако сержант обмяк, голова его упала на плечо.

Вновь тень на полу – и сзади в ухо Микису прошептали:

– Теперь до утра он не очнется. Открывай.

Микис трясущимися руками достал универсальный ключ, полагавшийся ему как стюарду офицерской палубы, и отомкнул каюту. Жесткие пальцы втащили его внутрь, заставили закрыть дверь.

Это был самый, самый благоприятный момент для того, чтобы надавить кнопку у обреза двери и вызвать резервную смену охраны, но Микис представил себе ужасное лицо Сардара, спрашивающего: «А почему ты вообще провел его в корабль?» или что-то в этом роде, и ничего не сделал, а в темноте перед ним молодой голос шептал:

– Йон, Клю, проснитесь… Тихо! Тихо, ради сил неба! Проснитесь! Это я, Ёсио! Я за вами! Нас выведут с корабля, вставайте скорее! Я обезвредил охранника! Не пугайтесь только, я невидим.

Вспыхнул неяркий свет у изголовья койки. В первую же секунду Микис заметил неясную тень на стене – ее отбрасывал невидимый Ёсио – а затем густо-прегусто покраснел: с койки вскочили… Положим, обнаженное жилистое тело пленного Смита не очень смутило стюарда, но вот пленная Мартен, прекрасная, как Афродита – так ему показалось… Девушка сердито стрельнула в него глазом, и Микис, красный как рак, отвернулся. А когда не выдержал и посмотрел снова, Афродита была уже в джинсах и футболке и торопливо застегивала ботинки.

– Сардара бы прихватить, – мечтательно произнес голос Ёсио.

Микис взволновался.

– Нет, нет, господин… что вы! Ага один стоит всех, кто есть на корабле. Я за этот полет такого насмотрелся!

– Да, Ёсио, – сказал, застегивая комбинезон, Йон. – Я знаю этого человека. Его сила неимоверна.

– Знаешь? Откуда ты его знаешь? – заинтересовался Ёсио, показываясь на секунду – он протягивал Йону отобранный у охранника разрядник. Увидев сухое обнаженное тело Ёсио, Клю полушутя ойкнула, но, поняв, что юного монаха нисколько не беспокоит ее взгляд, спокойно продолжала застегивать куртку.

Ёсио не то чтобы опять перестал быть видимым, но превратился в подобие той неясной тени, которую отбрасывал. Йон одобрительно взглянул в его сторону:

– Ты хорошо владеешь этим приемом, Ёсио.

– Нет, не очень хорошо, – раздался в комнате бесцветный приглушенный голос.

Пауза.

Микис, придушенно вскрикнув, распахнул дверь:

– Бегите!

И тут возле двери, совсем рядом с Микисом, возник доселе невидимый Сардар с пистолетом в руках.

– Подождите минуточку. Не надо, Йон, не надо, я стреляю быстрее. Ёсио, не крадитесь, я вас вижу. У вас на колене царапина. Остановитесь. Йон, брось оружие. Брось, я говорю.

Нехотя Йон бросил разрядник на пол. Ёсио от досады стал видимым.

Сардар помолчал.

– Ёсио, у вас здесь где-то глайдер? А в нем Реми Мартен, да?

Ёсио не ответил.

– У вас было предложение меня похитить.

– Было, – отозвался Ёсио.

– Я его поддерживаю, – серьезно, неожиданно окрашенным голосом сказал Сардар.

Все остолбенели.

– Я серьезно, – настойчиво сказал Сардар. – Вы окажете мне гигантскую услугу.

Ёсио, Клю и Йон переглянулись.

– Возьми, – Сардар протянул Йону пистолет.

Йон взял «питон». оглядел его, усмехнулся.

– Тот самый?

– Тот самый. Ёсио, поднимите разрядник. – Сардар сунул руки в карманы, ссутулился.

Ёсио подобрал маленький вилкообразный пистолетик.

– Идем. – Сардар на секунду остановился, глянул на Микиса. Тот съежился, опустил голову. – Иди в кубрик. Постарайся в ближайшие три дня ни во что не лезть, парень. Не повезло тебе с местом прохождения практики.

Микис скользнул в коридор, миновал полуоткрытую дверь приемной и помчался в кубрик. Там он нырнул в свой бокс, мигом разделся и, трясясь, залез под одеяло.

Завтра скажу, что простудился, лягу в лазарет, и будь что будет, решил он.

Сардар двинулся по коридору – руки в карманы, за ним – Йон с пистолетом, потом решительная хмурая Клю и неясная тень Ёсио с разрядником. В нижнем коридоре Сардар сделал им знак рукой. Йон выразительно поднял пистолет. Сардар кивнул, заглянул в рубку:

– Не спишь, сержант? Сиди… Я пойду на внешнюю броню, не сканируй меня, мне надо кой-чего проверить.

Пока он говорил, остальные, не сводя с него стволов, на цыпочках прошли мимо входа в рубку. Сардар снова засунул руки в карманы.

– Во сколько подходит караван?

– Через десять часов ровно, о великий, – отозвался дежурный из рубки.

Сардар кивнул и молча пошел по коридору прямо на оружие. Его пропустили. Открылся шлюз. Все выбрались на холодный ветер, под облачное ночное небо. Сардар привычным движением открыл подъемник и первым вошел в него, дождался, пока все влезут в кабинку, и направил ее вниз.

Через несколько секунд все четверо ступили на плоские, в широких трещинах базальтовые плиты.

– Куда идти, Ёсио? – спросил Сардар.

– Пока прямо, – отозвался монах. – Подождите.

Он извлек из неприметной трещины свою белую шерстяную одежду – лохмотья дхоти он использовал, чтобы заткнуть воздухозаборник – и войлочные сапоги. Оделся и сказал:

– Глайдер там, в скалах. Идти минут десять. Внимательнее – под ноги, здесь очень коварные трещины.

И, вдыхая запах ночи, маленькая группка людей зашагала к скалам.

– О каком караване шла речь? – спросил Йон. В салоне глайдера свет был выключен, и жуткого лица Сардара не было видно. Так с ним было легче разговаривать.

– Я все расскажу, когда мы взлетим, – отозвался Сардар. – Хотя мой выход и не сканировался, меня могут хватиться. В любом случае до прихода этого самого каравана нам нужно оказаться где-нибудь очень далеко отсюда.

– Почему?

– Я объясню, когда мы взлетим. Реми, поднимите машину и идите на высоте метров десяти, чтобы скалы закрыли нас от кораблей.

– Взлетать, Йон? – спросил Реми.

– Если он сам сдался нам и вывел нас с корабля, значит, ему нет резона подкладывать нам подлянку сейчас, – сказал Йон из темноты и зашипел: начал действовать ревиталан, заживляющая мазь из бортовой аптечки, которой Клю щедро смазала разбитую скулу журналиста. – И вообще я, кажется, начинаю понимать, в чем дело. Впрочем, он, наверное, сам нам сейчас расскажет. Взлетай, Реми.

Звезды над прозрачным колпаком глайдера качнулись и поплыли назад, Справа над горизонтом из-за скал показалось белое двойное пятно Центра Галактики. Реми внимательно смотрел на левый дисплей, чтобы не напороться на скалу: глайдер скользил над самой поверхностью плато.

– Я полагаю, лететь надо на «Юго-Восток». – раздался сзади голос Сардара. – Станция там уцелела, и с нее можно выйти на связь, а это все, что сейчас нужно.

– Как – станция уцелела? – спросил Йон. – Они же ее сожгли.

– Спроси у Клю, – усмехнулся Сардар.

Клю посопела, но сказала:

– Да. Дядя Иван, Мила и их дети живут в пещерах. Там огромные пещеры. Там у них глайдер, лаборатории, терминал – все. В здании станции у них была мастерская. Ее, видно, и сожгли.

– Сколько туда лететь? – спросил Сардар.

– Часов пятнадцать, – ответил Реми, – отсюда – даже больше, тем более – до восхода еще часа три, а у нас энергии – процентов тридцать.

– Все равно, летим туда, – проговорил Сардар с заднего сиденья. Слева и справа его стискивали плечами Йон и Ёсио с автоматами. – Я ожидаю серьезной погони не раньше, чем часов через одиннадцать, а то и двенадцать. Нам надо ее максимально опередить.

– Мы вышли из зоны сканирования, – сказал Реми. – Я поднимаюсь и выхожу на марш. Клю, пристегнись. Йон, Ёсио, автоматы поставьте и придержите, сейчас будет перегрузочка…

Глайдер прыгнул в звездное небо, за колпаком зашумел воздух, тела вдавило в кресла. Когда машина выровнялась, Йон с шипением потрогал нестерпимо зудящую скулу и нетерпеливо сказал:

– А теперь говори.

Помолчав, Сардар начал:

– Начнем, как на допросе. Я родился двадцать девять лет назад в Космопорте Галактика. В двенадцатилетнем возрасте выехал на Землю по квоте студенческого обмена и принял гражданство Конфедерации Человечеств, поступив в Первое Училище Космофлота на специальность «астрогренадерская служба». Закончил в шестнадцать лет, работал в Службе безопасности Космофлота, потом был переведен в Управление безопасности человечеств – в общем семь с половиной лет проработал на разных уровнях оперативной и резидентурной работы, затем был назначен командиром особого подразделения при Начальнике Управления. Участвовал в предотвращением войны между Империей Галактика и Конфедерацией Человечеств в сороковом году, за что награжден орденом Солнца, получил внеочередное звание капитана второго ранга и назначен на должность заместителя начальника Первого оперативного управления Безопасности человечеств. С марта сорок первого – капитан первого ранга, начальник Первого управления.

Сардар помолчал. Клю нарочито бесстрастным голосом сказала:

– Я читала книгу Йона, еще когда мы с ним не были знакомы. Вы – Легин Таук.

– Да, – ответил Сардар.

– Боже мой, – шепотом сказал Реми. – Вы?

– Да.

– Невероятно, – пробормотал Ёсио.

– Мое подлинное имя – действительно Легионер (или Легин) Таук, – терпеливо ответил Сардар. – Я продолжаю. В январе сорок третьего я был вызван новым начальником УБ и вместе с ним приглашен к только что избранному новому Президенту Галактического совета. Мне было предложено возглавить операцию по нейтрализации и уничтожению структур мафиозных организаций, сращенных с некоторыми органами Конфедерации и носящих название «шура».

– Ну, все правильно. Я – дебил. Прости меня, дружище, – мрачно сказал Йон. – А ведь я мог бы догадаться.

– Да вряд ли, – ответил Таук. – Ты ведь всегда видел меня только в моем собственном облике, а тут я перевоплощен и глубоко законспирирован. Нарийя умеет проверять, так что ты волей-неволей должен был поверить, что я сознательно перешел на их сторону. Для них была подготовлена сверхмощная легенда, я для них – бывший сотрудник УБ полковник Джо Страммер, а в Первом управлении продолжает трудиться некто капитан первого ранга Легионер Таук, и другую информацию им взять неоткуда.

– А, так вот почему я не должен был тебя узнать.

– Естественно. Ты ведь узнал бы меня как Таука, а я для них – Страммер. Мне сделали это лицо, изменили некоторые части генкода, но, если бы ты меня публично узнал – все пошло бы прахом. Так что это ты – и Клю – меня простите. Я не успел привести сюда корабль раньше… и остановить этих бандитов… возможно, все пошло бы по-другому…Но я ведь сам бегу.

– Объясняй, – решительно потребовал Йон.

– Убери автомат, – с едва заметной усмешкой в голосе отозвался Сардар-Таук. – По крайней мере вынь ствол из моего живота. Так вот, получается, что здесь, на Акаи, должен разыграться финал той партии, что я и Управление ведем с шурой. Вы имеете, наверное, представление, что такое шура? Я знаю, Йон, что ты под шуру копал, и скажи спасибо, что тебя раскрыл мой Азамат, а не контрразведка адмирала Ямамото: в последний момент я намеренно не состыковал двух исполнителей, и тебе удалось ускользнуть. Правда, я не знал – куда… Так вот, шура резко разделилась – это уже после твоего бегства. Раньше наши осторожные миллиардеры вели дело к тому, что Компания просто получит концессии на максимально возможное количество территорий, влезет на максимально возможное количество сегментов рынка, конкурентов застращает, задавит, разорит – и в конце концов Конфедерацию просто купят, разберут на запчасти, на Земле оплатят избрание нового правительства, конституционный референдум – и прощай, старушка Конфедерация, здравствуй, новая Единая Земля, как в добром старом две тысячи пятисотом! А потом, конечно, война с Империей, захват всех рынков в Галактике и бесконечное процветание… Это, собственно, и есть программа шуры, принятая еще лет тридцать назад, но она предусматривает слишком долгий путь – этак Компании чухаться еще лет двадцать… о, Клю заснула… не буди ее, Реми.

– Да что ей спать-то, – упрямо сказал Реми.

– У тебя, я видел, у самого глаза слипаются, – хмыкнул Йон. – Ты не спал?

– Если вы мне разрешите, я его сменю, – осторожно сказал Таук. – Только доскажу. Так вот, шура разделилась. Ямамото, этот мрачный тип, по-моему, помешался на Гитлере.

– На ком? – переспросил Йон и вполголоса взвыл: забывшись, почесал разбитую скулу.

– Это даже я знаю, – пробормотал Реми.

– А! – вспомнил Йон. – Наполеон… Гитлер… мировое господство, Pax Americana, всемирный лагерь социализма? Что-то такое… девятнадцатый век? Или семнадцатый?

– Да, примерно так, – усмехнулся Сардар. – Ямамото заявил, что хочет всего прямо сейчас, и его поддержали. О, как его поддержали! Все военное командование, вся нарийя… Миллиардерам оставалось только смириться. Был принят план учений. Выбрали эту планету. Выделили самые боеспособные, самые отборные части, погрузили их в транспорты – из конспирации свозили их на территорию концессии Lightning на Яйле – и отправили сюда. Здесь они должны научиться брать штурмом планеты земного типа. Потом полученный опыт будет распространен на все войска нарийи, опробован на Эриадоре, Стаголе, Мундо Нуэво и других федеральных планетах – и, наконец, Земля!

Конец ознакомительного фрагмента.