Тверской бульвар в искусстве и в трех революциях
У классиков, начиная с Пушкина, Тверской бульвар упоминается много раз. В «Войне и мире» по нему ездил в санях Пьер Безухов, в «Анне Карениной» в сопровождении лакея и гувернантки гуляли Долли, Натали и Кити, и сам Лев Николаевич, будучи ребенком, совершал подобные прогулки.
У Тургенева в повести «Клара Милич (После смерти)» бывший студент Московского университета Яков томится на бульваре в ожидании возлюбленной актрисы Клары. В рассказе Чехова «Припадок» сюжет завязывается на этом же месте.
В «Хождении по мукам» Алексея Толстого, когда по вечерам играл духовой оркестр, сюда приходили сестры Даша и Катя Булавины слушать музыку, Они случайно увидели отправлявшегося на войну петербургского красавца-поэта, в которого обе были безнадежно влюблены. Став Дашей Телегиной, героиня романа встречает здесь Бориса Савинкова, причастного к самым громким убийствам царских сановников, бывшего помощника военного министра Временного правительства, безуспешно пытавшегося свергнуть советскую власть.
Не только в романе, но и наяву вождь боевой организации партии социалистов-революционеров часто бывал на Тверском бульваре. «Вчера вечером я приехал в Москву. Она все та же. Горят кресты на церквах, визжат по снегу полозья. По утрам мороз, узоры на окнах, и у Страстного монастыря звонят к обедне. Я люблю Москву. Она мне родная. …На бульварах темно, мелкий снег. Где-то поют куранты. Я один, ни души. Передо мною мирная жизнь». Это цитата из романа «Конь бледный». Автор его – писатель Ропшин, он же Борис Викторович Савинков.
А теперь цитирую «Записки террориста», изданные в СССР спустя три года после его ареста при переходе государственной границы и последовавшего после допроса самоубийства на Лубянке, а может быть, убийства:
«Борис Вноровский снял офицерскую форму и по фальшивому паспорту поселился в гостинице “Националь” на Тверской. В среду я встретился с ним в “Международном ресторане” на Тверском бульваре».
Студенту Московского университета дворянину Борису передал Савинков бомбу и доверил метнуть ее в адмирала Федора Дубасова, приказавшего стрелять из пушек по восставшей Пресне. В форме морского офицера молодой террорист исполнил поручение, швырнул бомбу в генерал-губернатора, его ранил, адъютанта убил и сам погиб на месте, обагрив кровью Тверскую улицу перед резиденцией наместника царя.
Чай кончен. Удлинились тени,
И домурлыкал самовар.
Скорей на свежий, на весенний
Тверской бульвар…
Так Марина Цветаева начинает поэму «Чародей», посвященную сестре Анастасии Цветаевой, вспоминая скоротечную страстную любовь, испытанную сестрами к сверстнику-поэту. (На склоне лет Анастасия Ивановна, испытавшая тюрьмы и лагеря, рассказала мне, что от Марины, решившей вернуться из эмиграции в СССР, муж и дочь, приехавшие ранее нее в Москву, скрыли новость об ее аресте.)
Мечтая о могучем даре
Того, кто русской стал судьбой,
Стоя я на Тверском бульваре,
Стою и говорю с тобой.
Памятник С.А. Есенину. Фото А.А. Скорохода
С недавних пор Сергей Есенин в бронзе стоит посреди бульвара.
«Старинный двухэтажный дом кремового цвета помещался на бульварном кольце в глубине чахлого сада, отделенного от тротуара резною чугунною решеткой… Дом назывался “домом Грибоедова” на том основании, что будто бы некогда им владела тетка писателя… Ну, владела или не владела – мы того не знаем. Помнится даже, что, кажется, никакой тетки-домовладелицы у Грибоедова не было…»
В «Мастере и Маргарите» этот особняк на Тверском бульваре Михаил Булгаков точно называет «Домом Герцена», встреча с ним нас ждет впереди.
В живописи Тверского бульвара не так много, как в литературе. Посвященные ему акварель Константина Юона и две картины Аристарха Лентулова в Третьяковской галерее известны. О третьей – малоизвестной картине Зураба Церетели – расскажу позднее.
Начну с «Ночи на Тверском бульваре», созданной сто лет назад сыном страхового агента, выходца из Швейцарии. Юон родился в Москве, учился в классах на Мясницкой. Его не тянуло на родину отца. Пленила древняя архитектура Москвы, особенно храмы и дворцы на Боровицком холме. Арбат, хотя сам художник на нем жил и обучал живописи в своей школе, его не вдохновил. Никто из русских художников, как Юон, не писал так часто Красную площадь и Кремль. На его картинах – вербные базары и кормление голубей на Васильевском спуске. Он запечатлел захват Кремля в октябре 1917 года, демонстрации и военные парады на Красной площади, включая тот, что состоялся, когда Москва была на осадном положении, 7 ноября 1941 года.
На картине Юона «Лубянская площадь», с непорушенным Китай-городом, тьма извозчиков кружит на санях вокруг единственного авто зимой 1905 года. Тогда еще не пролилась на снег кровь в декабре. Баррикад, поваленных трамвайных мачт и телеграфных столбов у художника на картинах нет. Есть «Кофейня» на Тверском бульваре. То было излюбленное место встречи художников и поэтов напротив дома, где сейчас Театр имени Пушкина.
Публикуемая в книге акварель написана закоренелым реалистом. Залитый светом электричества бульвар полон ночной жизни. Горят огни фонарей, манит прохожих заведение, где у входа стоит, как часовой, половой в белом. В книге «Москва в моем творчестве» Юон назвал «Ночь на Тверском бульваре» ноктюрном, «с таинственными силуэтами фигур, выступающих на фоне рассыпавшегося звездой света от яркого фонаря кафе». За столиками – завсегдатаи. Две пары молодых мужчин и женщин и две грациозные дамы в многоэтажных шляпках и длиннополых платьях по парижской моде доживают счастливые дни перед грядущими революциями.
Игрой света и тьмы акварель напоминает картины импрессионистов, писавших парижские бульвары и кафе с красивыми женщинами. Юон их видел, когда жил в Париже, учился там, когда писал декорации к «Борису Годунову» для «Русских сезонов» Сергея Дягилева. Но за импрессионистами не последовал, что позволило жить без гонений в советской Москве, не признавшей «упадочное искусство».
Кофейня на Тверском бульваре, по словам Александра Чаянова, «некогда претворена в одной из картин Юона». На бульваре началось действие одной из его фантастических повестей под многословным названием: «История парикмахерской куклы, или Последняя любовь московского архитектора М. Романтическая повесть, написанная ботаником Х и иллюстрированная антропологом А.М.: Изд. авт. и художника, II год республики».
То есть 1918 год. Тогда юная советская власть позволяла литературные вольности. Герой повести – архитектор, страдавший от неразделенной любви, едет в Венецию, чтобы избавиться от сердечных мук. Чаянов в молодости брал уроки рисования и живописи в школе Юона. Сам гравировал и коллекционировал гравюры художников Западной Европы, собрал замечательную коллекцию. Вымышленных героев наделял своими увлечениями. Архитектор коллекционировал иконы, фарфор, эротическую графику и стремился в Венецию еще и потому, чтобы увидеть Тициана, Джорджоне и художников, чьи имена мало кто знал.
В кофейне на Тверском бульваре бывал «московский ботаник Х». Он же товарищ министра земледелия во Временном правительстве, профессор Тимирязевской сельскохозяйственной академии, основатель ее института экономики Александр Чаянов. А также литератор и искусствовед, знаток Москвы, читавший лекции по краеведению в Московском университете… Ему бы с такими талантами родиться в эпоху Возрождения. А на его долю выпало жить в годы «военного коммунизма», нэпа и «Большого террора», который не обошел стороной полного жизни и страстей гения.
Его соавтор, иллюстратор фантастической повести, скрывавшийся под псевдонимом «антрополога А.М.», известен. Им был график, живописец и реставратор Алексей Рыбников. В него влюбилась жена «ботаника Х» и ушла от мужа к «антропологу».
Очевидно, поэтому другие фантастические повести украшал гравюрами другой художник, потомок запорожского казака Алексей Кравченко. До революции он успел совершить путешествия не только по Италии, но и по Индии. Прославился гравюрами, иллюстрациями русской классики. В двадцатые годы удостоился Гран-при в Париже на международной выставке прикладного искусства. Считают, что этот художник «надолго определил развитие “романтической тенденции” в отечественной графике». В ХХI веке Алексей Рыбников не забыт энциклопедиями и коллекционерами, его выставки прошли в Академии художеств и Третьяковской галерее.
Акварель «Ночь на Тверском бульваре» появилась четыре года спустя после митингов у памятника Пушкину в 1905 году, демонстраций, схваток москвичей с полицией, казаками и жандармами, предшественниками внутренних войск. О них напоминает мемориальная доска на доме 20 с надписью: «Здесь во время октябрьских боев 1917 года при взятии дома градоначальника героически погибли члены Союза рабочей молодежи товарищи Жебрунов и Барболин». Николай Жебрунов пал в 19 лет, Сергей Барболин – в 20. Николай служил в авторемонтной мастерской в Сокольниках. Сергей – там же в трамвайной мастерской, и перед гибелью захватывал вагон с оружием на станции Сокольники-товарная.
Другой памятник малозаметен среди зелени бульвара. Каменный куб поставлен на ребро в землю с надписью «В память о революционной борьбе московских рабочих в сентябре 1905 года и в октябре 1917 года». В надписи – явное умолчание. Революции – на совести не только рабочих, но и множества тех, кто не стоял у станка.
Первыми явную борьбу с царским правительством начали студенты Московского университета. Узнав, что за «беспорядки» отдали в солдаты студентов Киевского университета, 23 февраля 1901 года возник бурный митинг в здании на Моховой. Его окружила полиция и конные жандармы. Когда взбунтовавших студентов заперли в Манеже, им на помощь пришла вся Москва.
«Толпа двинулась по Тверской улице к дому генерал-губернатора с красными знаменами. – Где взять этих красных символов народного братства? Какой-то смельчак, недолго думая, сорвал с подъезда казенный флаг и стал поспешно отдирать белые и синие полосы. Новая идея нашла подражателей…
К толпе с балкона вышел генерал-губернатор и увещевал выходить под российским флагом. Толпа дошла до памятника Пушкину, и начался митинг, который длился день и ночь под пение “Марсельезы” и возгласы “Да здравствует свобода!”»
Так написал участник демонстрации Владимир Тан-Богораз, автор декадентских стихотворений и «Чукотских рассказов», романов о жизни народов Севера, этнограф и лингвист с мировым именем. Наукой начал заниматься в царской ссылке. Три года он кочевал среди чукчей, изучая их язык, быт и нравы, жил в Соединенных Штатах и там курировал этнографическую коллекцию Американского музея естественной истории. Перед революцией 1905 года вышла его книга «Русские в Канаде». Таких интеллигентов на демонстрациях и в революциях, повторюсь, было множество.
В тот день 1901 года появилась на Тверском бульваре первая в истории Москвы баррикада, ставшая символом русской революции. Она нарастала как снежный ком, падающий с горы, после расстрела у стен Зимнего дворца 9 января. В ответ на расправу во власть имущих полетели пули и бомбы социалистов-революционеров.
Ведомый Борисом Савинковым недоучившийся студент Московского, Санкт-Петербургского и Львовского университетов Иван Каляев, партийная кличка «Поэт», в Кремле взорвал великого князя Сергея Александровича. Другой эсер, учитель Петр Куликовский, на Тверском бульваре, 22, в доме московской полиции, где принимал население градоначальник граф Шувалов, выстрелами в упор его смертельно ранил.
Закрылся Московский университет. Забастовали пекарни. Произошло первое столкновение с полицией. Начало всеобщей стачки безмерно обрадовало томившегося в эмиграции Ленина и побудило назвать его «первой молнией грозы, осветившей поле сражения».
И в тот же день, 27 сентября 1901 года, в Большом театре состоялась премьера оперы Римского-Корсакова «Пан Воевода», поставленной Сергеем Рахманиновым. Но всем было не до премьеры. Все слушали «музыку революции», как скажет позднее Александр Блок.
«В Москве происходят сильные беспорядки, – писал композитор жене из Москвы в Санкт-Петербург после премьеры. – Газеты не выходят. Забастовали рабочие всех типографий; на Тверском и Страстном бульваре ходят толпы, говорят речи; разгоняют нагайками. Третьего дня я сам видел громадную толпу, шедшую с пением “Дубинушки”, а Тверская улица была перегорожена казаками и жандармами».
Вернувшись домой, Римский-Корсаков обработал песню для симфонического оркестра с хором. «Дубинушку» в упоении пел Федор Шаляпин в «Метрополе», став на стол в роскошном зале ресторана, заполненном господами. Присяжные поверенные, преуспевавшие врачи, архитекторы, домовладельцы хором подпевали, не представляя, чем кончатся демонстрации. Как известно, завершилось все огнем и кровью, похоронами тысячи убитых.
Вторую – Февральскую – революцию все запомнили без крови, в красном цвете бантов и флагов. С ними вышли на улицы домовладельцы и бездомные, офицеры и солдаты, аристократы и пролетарии. На двух картинах Аристарха Лентулова «Тверской бульвар» красный цвет горит на фоне куполов Страстного монастыря и памятника Пушкину.
Этот сын сельского священника после духовного училища и семинарии занимался живописью в Пензе, Киеве, Санкт-Петербурге. Жил в Италии и Франции, когда авангард породил кубизм, футуризм, экспрессионизм и другие левые направления. Все они слились на его картинах с образами древней русской архитектуры, иконописи и лубка в стиль, узнаваемый с первого взгляда. На больших ярких панно «Москва», «Василий Блаженный», «Звон колоколов Ивана Великого» в «динамично сталкивающихся звучно окрашенных плоскостях». В Москве вошел в авангардное объединение «Бубновый валет», экспонировался на выставках «Мира искусства», писал портреты, оформлял Театральную площадь и Большой театр, многие спектакли. При советской власти преподавал, в годы пятилеток писал индустриальные пейзажи, создал картину «Строительство метро на Лубянской площади», где уничтожали древние стены, башню Китайгорода и церкви. Отдал дань соцреализму. И умер в военном 1943 году.
О третьей революции на Тверском бульваре и третьем авторе, написавшем «Тверской бульвар», – далее.