Твердость характера. Как развить в себе главное качество успешных людей. Часть I. Значение слова твердость характера и почему она столь важна (Ангела Дакворт, 2016)

Все, кто попал на учебу в Военную академию в Вест-Пойнте, прошли самый тщательный отбор. Конкурс в Вест-Пойнт такой же серьезный, как в самые престижные университеты страны. Для поступления необходимо иметь не только отличные оценки, но и высокие результаты «Академического оценочного теста» (SAT)[2] и теста «Американское тестирование» (ACT)[3]. Однако, например, в Гарвард абитуриент не должен подавать документы еще в одиннадцатом классе, а также заручаться поддержкой своей кандидатуры у члена Конгресса, Сената или даже вице-президента США. Кроме того, абитуриенты обычных вузов не обязаны иметь отличные баллы по физкультуре (оцениваются бег, количество отжиманий и подтягиваний на турнике).

Ежегодно в Вест-Пойнт подают документы более 14 000 человек, которые на следующий год должны окончить среднюю школу или колледж. После приема документов число абитуриентов быстро снижается до 4000. Чуть больше половины из этого числа (то есть 2500) проходят следующий отборочный этап, и лишь 1200 человек ежегодно становятся кадетами Вест-Пойнта. Практически все поступившие – это прекрасно подготовленные спортсмены в самых разных видах спорта, большая часть кадетов были капитанами школьных спортивных команд.

Несмотря на такой тщательный отбор, еще до окончания обучения из Академии уходит каждый пятый. Любопытно, что значительная часть кадетов покидает учебное заведение во время первого летнего семинедельного курса «учебки»[4].

Интересно, почему человек, два года потративший на поступление, покидает Академию в первые два месяца?

Конечно, стоит иметь в виду, что эти два месяца далеко не самые простые. В уставных документах Вест-Пойнта «учебку» описывают как «с физической и эмоциональной точки зрения наиболее сложный период за все четыре года обучения в Вест-Пойнте… предназначенный для того, чтобы сделать из нового кадета настоящего солдата».

День начинается в 5 утра. В 5.30 поднимают флаг и все кадеты стоят в строю по стойке «смирно». После этого весь день кадетов заполнен до предела. Они занимаются физической подготовкой (бег или гимнастика), а также разными видами спорта, учатся маршировать, изучают теорию, оружие, занимаются стрельбой. В 10.00 вечера грустный звук трубы дает сигнал отбоя. На следующий день все повторяется снова. Нет никаких выходных, перерывы в обучении и тренировках – только на прием пищи. Личное время – лишь чтобы успеть привести себя в порядок. В это время кадеты не общаются ни с кем за пределами Академии.

Вот так описывал «учебку» один из прошедших ее кадетов: «Физически, психологически, социально и в смысле военной подготовки, которую ты должен пройти, это очень сложное и напряженное время. Если в тебе есть слабина, в «Бараках» она обязательно проявится и станет очевидной. Цель «Бараков» в Вест-Пойнте – закалить кадета».

Так кто же успешно преодолевает период «Бараков» в Академии? Таким вопросом я задалась в 2004 г., на втором году аспирантуры, занимаясь психологией. Я была далеко не первой: психологи, работавшие в американской армии, пытались найти ответ на этот вопрос уже несколько десятилетий. В 1955 г. молодого психолога Джерри Кагана призвали в армию и отправили в Вест-Пойнт – провести ряд тестов, чтобы установить, какие кадеты-новобранцы успешно пройдут «учебку», а какие нет. Как выяснилось, и Каган был не первым психологом, работавшим над этой задачей. Я познакомилась с ним в колледже и потом два года проработала в его лаборатории на полставки.

Джерри Каган рассказывал, что его первые попытки понять, кто отсеется на «учебке», а кто – нет, потерпели полное фиаско. Он угробил много часов на то, что показывал кадетам разные картинки и просил придумать историю к ним. Смысл этого теста – выявить скрытую глубоко в подсознании мотивацию, способную объяснить, почему кадеты готовы выдержать все трудности и пройти курс «учебки» до конца. Ход мыслей психолога в принципе был правильным, однако эта идея не принесла никаких результатов. Кадеты рассказывали самые затейливые истории, но эти истории ничего не говорили о том, какие решения курсанты примут в реальной жизни.

С тех времен несколько поколений психологов занимались вопросом отсева курсантов и вообще проблемами психологического истощения человека, но никто так и не смог дать ответ, почему зачастую самые умные и перспективные кадеты уходят из Вест-Пойнта на начальном этапе обучения.

Вскоре после того, как я начала заниматься этими вопросами, я познакомилась с психологом Майком Мэтьюзом, который много лет проработал в Академии. Майк объяснил мне: во время отбора абитуриентов психологи Вест-Пойнта достаточно точно определяют тех, кто потенциально может добиться успехов в этом учебном заведении. Психологи разработали систему под названием «Общая оценка абитуриента». Она учитывала результаты «Академического оценочного теста» и теста «Американское тестирование», средние школьные баллы выпускного класса абитуриента, оценку лидерских качеств и уровень физической подготовки.

Система «Общей оценки абитуриента» была попыткой психологов Вест-Пойнта предугадать, насколько успешно кадет проявит себя на протяжении четырехлетнего курса обучения, насколько успешно освоит набор знаний и навыков, необходимых, чтобы стать офицером и руководителем.

Система «Общей оценки абитуриента» – важнейший критерий приема в Вест-Пойнт. Тем не менее эта система не дает точного прогноза, пройдет ли кадет «учебку». Более того, кадеты, получившие наибольшее количество баллов по «Общей оценки абитуриента», покидали «учебку» с той же вероятностью, как и те, кто получил наименьшее количество баллов. У Майка было много вопросов, но мало ответов, поэтому он сказал мне, что с радостью примет любую помощь.

Сам Майк пошел в армию молодым парнем. И хотя он не проходил подготовку в Вест-Пойнте, на собственном опыте прекрасно знал, что ждет молодых новобранцев в «Бараках». Он знал, что в «учебке» новобранцев каждый день заставляют делать то, что они еще не умеют делать.

– После двух недель «учебки», – вспоминает он, – я дико устал, мне было очень одиноко. Мне казалось, что у меня ничего не получается. И вообще я был готов уволиться из армии, как, впрочем, и все мои однокурсники.

И действительно, часть новобранцев уволилась из «учебки», однако сам Майк выдержал и остался в армии.

Майка удивило, что успешное прохождение «учебки» практически никак не было связано с талантами новобранца. Молодые солдаты бросали «учебку» не потому, что у них не хватало способностей. Самым важным фактором для успешного прохождения курса молодого бойца был психологический настрой и решимость ни за что не сдаваться.

Идею о важности упорства и решимости я слышала не только от Майка. Я тогда училась в аспирантуре, и меня волновал вопрос – в чем причина достижения человеком успеха и какие качества для этого необходимы. Я проводила много интервью с известными бизнесменами, спортсменами, учеными, художниками, журналистами, врачами и адвокатами. Я просила: «Расскажите о наиболее успешных людях вашей профессии. Что выделяет их и чем они отличаются от большинства специалистов в вашей области?»

Иногда мне рассказывали о личностных чертах и особенностях людей, которые были очень сильно завязаны на ту или иную профессиональную сферу. Например, многие бизнесмены упоминали желание человека идти на риск. Мне говорили так: «Надо уметь принять взвешенное и продуманное решение о вложении многих миллионов долларов, а вечером лечь спать и быть в состоянии спокойно уснуть». Однако подобная сентенция оказалась глубоко чуждой художникам, которые во главу угла ставили стремление творить: «Мне нравится создавать. Не знаю почему, но я получаю от этого удовольствие». У спортсменов была совершенно иная мотивация. Им было свойственно желание побеждать и ощущать адреналиновый всплеск: «Победители любят столкновение и конфронтацию. Победителям не нравится проигрывать».

Кроме специфических для каждой профессии черт, я заметила ряд более универсальных качеств, которые и представляли для меня наибольший интерес. Вне зависимости от профессиональной области наиболее успешные люди были наделены талантом, и им в жизни везло. Я уже не раз слышала эти доводы и нисколько не сомневалась в их правильности.

Однако истории успешных людей этим не ограничивались. Многие вспоминали молодых поднимающихся звезд, очень одаренных и талантливых, которые, к всеобщему удивлению, потеряли интерес и бросили свое занятие задолго до того, как смогли полностью реализовать потенциал. Судя по рассказам, им было не под силу пережить неудачи.

«У некоторых все прекрасно, пока дела идут хорошо, но они буквально разваливаются на куски, когда их постигает неудача».

Один из успешных людей, с которым я беседовала, рассказал историю, которую я хорошо запомнила: «У нас в команде был парень, который изначально был не самым лучшим писателем. Мы читали написанные им рассказы и угорали от смеха, потому что они были очень неуклюжие, и это была сплошная мелодрама. Но этот парень постепенно писал все лучше и лучше и в конце концов получил стипендию Гуггенхайма».

А вот слова другого человека: «Она никогда не бывает вполне довольна своей работой. Вроде бы пора бы уже успокоиться – ведь прошло много лет. Но нет, она по-прежнему является самым суровым своим критиком». Вот это прекрасный пример настойчивости и требовательности к себе.

Почему же успешные и высокопрофессиональные люди столь строго относятся к результатам своего труда? Потому что большинство из них, по собственному мнению, никогда не смогут соответствовать своему же высокому идеалу.

Они считают, что не достигли тех высот, к которым стремятся. Они испытывают чувства, диаметрально противоположные спокойствию и удовлетворению. Каждый из них стремится осуществить что-то очень важное и интересное. Их в равной степени увлекает и сам процесс движения к цели, и ее достижение. Хотя их работа иногда бывает скучной, сложной и даже доставляющей им много неприятностей и головной боли, они никогда не бросят занятие, которым горят и которое любят всей душой. Их не останавливают сложности.

Независимо от профессии для всех преуспевших в своем деле характерна совершенно отчаянная решимость. Эти люди, во-первых, очень трудолюбивы и не боятся сложностей, и, во-вторых, они ясно представляют, чего хотят добиться. То есть они не только решительные, но знают, что делать и в какую сторону двигаться.

Получается, что для успешных людей характерно сочетание двух качеств: страсти и упорства.

Я задалась вопросом, как можно измерить упорство. Ведь оно нематериально и его нельзя потрогать руками. На протяжении долгих лет психологи в Вест-Пойнте не смогли найти четких критериев оценки и измерения упорства. Многие из тех, с кем я проводила интервью, утверждали, что в состоянии мгновенно увидеть это качество в человеке, но не могли предложить мне какой-либо способ, чтобы я сама могла его оценить.

Я внимательно пересмотрела собственные записи, сделанные во время и после интервью. Потом я начала писать вопросы, иногда даже словами интервьюируемых людей, – о том, что значит упорство.

Половина вопросов касалась настойчивости, и я просила респондентов выразить свое отношение к следующим утверждениям: «На пути к важной цели я поборол трудности» и «Я всегда заканчиваю то, что начинаю».

Вторая половина вопросов касалась страсти: «Меняются ли ваши интересы из года в год?» и «Случалось ли вам в течение короткого времени гореть какой-то идеей или проектом, но потом полностью потерять к ним интерес?».

Так постепенно у меня появилась Шкала упорства – тест, или опросник, который показывает, насколько упорным человеком вы являетесь.

В июле 2004 г., на второй день после начала учебного курса, 1218 кадетов Вест-Пойнта ответили на вопросы моей анкеты – Шкалы упорства.

За день до этого кадеты попрощались со своими родителями (согласно уставу, на это отводится ровно 90 секунд), мужчинам побрили головы, всех переодели из гражданской одежды в серо-белую военную форму Академии и раздали ключи от ящичков для хранения личных вещей. И хотя все новобранцы вроде бы уже прекрасно умели стоять в строю, кадеты четвертого курса объяснили, как это надо правильно делать («Становись по моей линии! Не на моей линии, не переступая мою линию и не заступая за нее! Становись по моей линии!»).

Я получила результаты теста и в первую очередь обратила внимание, что они совсем не коррелируют с результатами теста «Общей оценки абитуриента» – основного критерия для принятия в Вест-Пойнт. То есть талант, который пытались выявить с помощью этого теста, не имел никакого отношения к упорству, а упорство – к таланту.

Майк уже обратил мое внимание, что подобные результаты получены в отношении обучения пилотов американских ВВС. Но когда я сама впервые получила такое подтверждение, я была очень удивлена. Интересно, почему же талантливые люди не всегда упорны? Ведь, по логике, талантливый человек должен быть настойчивым и упорным, потому что лишь тогда его таланты могут максимально раскрыться.

В книге мы поговорим о том, почему талант вовсе не гарантирует присутствия упорства.

К окончанию «учебки» Академию покинул 71 новобранец. Как выяснилось, мой опросник оценки упорства с достаточно высокой точностью предсказал, кто сможет пройти курс «Бараков», а кто – нет.

На следующий год я снова вернулась в Вест-Пойнт, чтобы еще раз опробовать тест на кадетах-новобранцах. И в тот год мой опросник вновь довольно успешно выявил тех, кто не сможет закончить «учебку».

Напомню, что результаты «Общей оценки абитуриента» у тех, кто прошел курс «учебки», и у тех, кто не смог его одолеть, были практически одинаковыми. Я внимательно изучила любые минимальные различия в данных теста «Общей оценки абитуриента» и не нашла в них ничего такого, что помогло бы выявить, насколько упорным является тот или иной кадет.

Так какое же качество является решающим, чтобы пройти «учебку»?

Это не результаты оценочных тестов, не лидерские качества и не спортивные таланты. Оказывается, для прохождения «учебки» самым важным человеческим качеством является упорство.

Я решила проверить свои выводы не только на новобранцах в Вест-Пойнте, но и в других ситуациях, где многие бросают начатое из-за трудностей. Я хотела понять, насколько вообще упорство помогает людям не бросать на полпути принятые на себя обязательства, не изменять данному себе слову.

Я начала тестировать упорство у продавцов, ведь людям этой профессии ежечасно приходится слышать слово «нет». Я просила продавцов таймшеров заполнить мой опросник, а также выполнить несколько других тестов. Я вернулась в ту же компанию спустя полгода, и мне сообщили, что 55 процентов работавших тогда продавцов уволились. Результаты теста на упорство довольно правдоподобно предсказали, кто уйдет из компании, а кто останется. Я точно установила, что это зависело чаще всего от упорства, а не от какой-либо другой черты характера: например, экстравертности, эмоциональной стабильности или добросовестности.

Потом мне позвонили из системы городского образования Чикаго. Как и психологи в Вест-Пойнте, сотрудники системы образования Чикаго хотели знать, сколько учеников получат дипломы об окончании средней школы и какая их часть не сможет этого сделать.

Той весной тысячи учеников, которые на следующий год должны были окончить школу, заполнили опросник Шкалы упорства, а также ряд других тестов. Спустя год 12 процентов из общего количества учеников так и не смогли получить диплом о среднем образовании. Ученики, которые получили диплом, оказались более упорными. Степень упорства не только показывала, смогут ли ученики окончить школу, но и определяла, насколько хорошо они относятся к учебе в целом и к школьным занятиям в частности, и даже – насколько безопасно и спокойно чувствуют себя в учебном заведении.

Одновременно тестировали большую группу взрослых, учившихся в колледже. Как показали результаты этих тестов, все, кто получил степень бакалавра, доктора, диплом врача или лицензию адвоката, оказались более упорными, нежели просто прошедшие четыре года обучения колледжа. В свою очередь, все, окончившие колледж, были упорнее тех, кто учился в колледже, но не получил диплома.

В это время я начала работать с личным составом сил специального назначения армии США, или «зелеными беретами». Это элитные подразделения хорошо обученных солдат, которые должны выполнять наиболее сложные и опасные задания. Все солдаты этих подразделений проходят многоступенчатую и сложную подготовку. Я тестировала солдат, прошедших девятинедельный курс «учебки», четырехнедельный курс обучения пехотинца, трехнедельный курс парашютиста и четырехнедельный подготовительный курс ориентации на местности. Все это – очень сложные подготовительные курсы, и на каждой из стадий определенный процент новобранцев не выдерживает и уходит из армии.

После этих этапов наступает еще более сложный отборочный курс сил специального назначения. По словам командира подразделения генерала Джеймса Паркера, именно в течение этих курсов «решается, кому быть «зеленым беретом», а кому – нет».

По сравнению с отборочным курсом сил специального назначения «учебка» кадетов Вест-Пойнта кажется пляжным отдыхом на солнечном побережье Анталии. Солдаты встают до рассвета, и их безостановочно «гоняют» до девяти вечера. Зачастую проводят ночные марш-броски (бывают ночные и дневные марш-броски по шесть и девять километров). Иногда в эти марш-броски солдат отправляют с полной выкладкой – весом более 30 килограммов. Помимо этого солдатам приходится преодолевать полосу препятствий под названием «Чертов Ник»: они должны плыть под водой, над поверхностью которой натянута колючая проволока, идти по бревнам над обрывами, распаковывать сброшенные с самолета грузы и карабкаться по веревочным лестницам.

Далеко не все доходят до отборочного курса сил специального назначения, а во время самого курса 42 процента солдат покидают его, так и не закончив. Так что же отличает тех, кто этот курс заканчивает, от тех, кто решает добровольно уйти? Упорство.

Именно присутствие упорства объясняет, почему люди добиваются успеха в учебе, бизнесе и в службе в армии. Я выяснила, что в области продаж важен опыт работы: новички сбегают легче, чем имеющие опыт. Анализируя результаты тестов учеников государственных школ Чикаго, я пришла к выводу, что заботливый учитель, который помогает ученикам, увеличивает их шансы на успешное окончание школы. Для прохождения отборочного курса сил специального назначения, как вы можете сами легко догадаться, важна хорошая физическая подготовка. Но если взять людей приблизительно одинаковых способностей, то во всех этих областях успеха добивались те, кто оказывался упорным.

В тот год, когда я начала учиться в аспирантуре, вышел документальный фильм «Завороженный». Эта картина рассказывает о трех мальчиках и пяти девочках, которые готовятся к национальному конкурсу по правописанию для учащихся и участвуют в нем. Финал этого конкурса ежегодно проходит в Вашингтоне, и все три дня проведения мероприятия транслируют по телеканалу, специализирующемуся на спортивных мероприятиях.

Чтобы попасть в число финалистов, участникам необходимо победить тысячи учеников из сотен школ по всей стране. Финалисты должны без ошибок писать редкие и сложные слова. В этом конкурсе много этапов. Сначала тестируют внутри класса, потом выбирают победителя среди учеников всех параллельных классов школы, а потом определяют победителей на уровне отдельной школы, района и области.

Я посмотрела этот фильм и задумалась: какую роль упорство может играть для правильного запоминания заковыристых и сложных слов, многие из которых иностранные?

Я связалась с директором конкурса и его бывшей чемпионкой Пейдж Кимбл, и она тоже заинтересовалась психологическими особенностями победителей этого соревнования. Кимбл согласилась разослать 273 опросника финалистам конкурса, которые должны были определиться через несколько месяцев. Все ответившие на вопросы получали подарочный сертификат на 25 долларов. В общей сложности две трети финалистов конкурса отправили мне по почте ответы на мой опросник. Самому старшему было пятнадцать, а самому младшему – семь лет.

Кроме опросника, по Шкале упорства я попросила учеников написать, сколько часов в день они занимаются правописанием. Как выяснилось, в среднем финалисты занимались правописанием более одного часа в будни и более двух часов в выходные дни. Однако различия в том, сколько времени в подготовку вкладывают отдельные ученики, были огромными: некоторые финалисты практически не готовились к тестам, а некоторые занимались правописанием по девять часов в каждый из выходных дней.

Кроме этого, часть финалистов конкурса прошли устный тест, определяющий их разговорные способности. Надо сказать, что в целом ученики продемонстрировали недюжинные способности устной речи. Однако разброс среди результатов был огромным: некоторые оказались почти вундеркиндами для своего возраста, а иные – твердыми середнячками.

Я посмотрела финал конкурса по телевизору и увидела, как его победитель, тринадцатилетний Анураг Кашьяп, правильно написал слово appoggiatura[5].

После окончания конкурса я проанализировала результаты всех тестов. И вот к каким выводам я пришла. Результаты теста по Шкале упорства, который ученики прошли за несколько месяцев до финала, точно предсказали, насколько успешно каждый из них выступит в финальном состязании. Проще говоря, упорные дети добились лучших результатов и «вылетели» из конкурса позже, чем те, кто обладал меньшим упорством. Почему? Потому что они больше времени тратили на подготовку и участвовали в большем числе соревнований.

Отличие таланта от упорства показали результаты тестов, проведенных среди студентов последних курсов престижных университетов «Лиги плюща»[6]. Те, кто получил высокие оценки по результатам «Академического оценочного теста», в целом оказались чуть менее упорными, чем их сверстники.

Я обдумала всю полученную информацию и пришла к следующему выводу, и он красной нитью проходит по всей этой книге. Потенциал человека – это совершенно отдельная вещь. И как этот потенциал человек использует – это уже его личное дело.

Прежде чем стать психологом, я работала учителем. Именно тогда, еще задолго до Вест-Пойнта, я поняла, что для достижения успеха недостаточно одного таланта.

Когда я начала работать учителем, мне было 27 лет. Я уволилась из международной консалтинговой компании McKinsey, чей офис был расположен в небоскребе в центре Манхэттена. Мои коллеги по McKinsey были очень удивлены, что я ухожу из компании по собственному желанию. Они не могли понять, почему я увольняюсь с места работы, о котором многие страстно мечтают, почему я ухожу из уважаемой и влиятельной компании, сотрудники которой считаются умнейшими консультантами на планете.

Коллеги решили, что я устала от напряженной рабочей недели – приходилось вкалывать по 80 часов – и хочу перейти на более свободный график. Замечу, что ни один преподаватель не согласится с подобным заявлением и скажет, что работа учителя – одна из самых сложных в мире. Почему же я ушла из McKinsey?

Будущее показало, что именно работа преподавателем, а не в консалтинге оказалась правильным и продуктивным шагом в моей жизни. Во время обучения в колледже я работала частным учителем и помогала ученикам из местных государственных школ. После окончания колледжа я два года участвовала в бесплатной программе углубленного образования. Потом я поступила в Оксфорд и изучала нейробиологию и нейронные связи, вызывающие дислексию. Поэтому когда я снова начала преподавать, то почувствовала себя в своей тарелке.

Тем не менее переход из консультанта в преподаватели не был простым. В качестве консультанта я получала неприлично много, а получив первую зарплату преподавателя, долго думала, как смогу выжить на эти мизерные деньги.

Вместо суши, которые консультантам доставляли в офис за счет клиента, ланчем преподавателя был принесенный из дома бутерброд. Я ездила в школу по той же ветке метро, только выходила не в центре Манхэттена, а проезжала еще шесть остановок на восток. Изменилась и моя рабочая одежда. Вместо дорогих туфель, жемчугов и сшитых на заказ костюмов я стала носить простую одежду, которую не испортит мел, и практичную обувь, в которой можно целый день проводить на ногах.

Я учила детей двенадцати-тринадцати лет. Большинство семей моих учеников проживали в бедных кварталах. Осенью, когда я начала работать, в нашей школе снимали фильм о сложной жизни в городских гетто. Я была преподавателем алгебры и геометрии для седьмого класса и помогала ученикам разобраться с азами этих наук.

С первых недель работы мне стало очевидно, что некоторые ученики легче и быстрее схватывают материал. Я получала удовольствие от преподавания талантливым детям. Они быстро понимали логику, необходимую для решения похожих друг на друга задач. Они наблюдали, как я разбираю пример у доски, после чего говорили: «Ага, все ясно!» – и дальше решали задачи самостоятельно.

Но к концу четверти я с удивлением заметила, что часть моих одаренных учеников показали результаты гораздо ниже тех, на которые я рассчитывала. Несколько талантливых ребят неожиданно оказались в самом конце по успеваемости.

При этом часть учеников, которым было сложно с лету «схватить» новое, показали хорошие результаты, приятно удивив меня. Чаще всего это были дети, которые регулярно посещали занятия. Они не валяли дурака, не пялились в окно, а записывали и задавали вопросы. Если они не могли решить задачу, то не сдавались, работали, просили меня помочь во время обеденного перерыва или дополнительных занятий. И их усердие окупилось хорошими оценками.

Мне стало ясно, что талант не может гарантировать получения хороших оценок. Для этого одного таланта недостаточно.

Должна признаться, такие выводы меня несколько удивили. Считается, что есть люди, которым математика дается легче, чем всем остальным, и многие склонны думать, что такие ученики должны успевать лучше. Если честно, я сама так думала. Мне казалось, что ученики, более способные к математике, должны добиваться бо́льших успехов, нежели их менее одаренные в этом предмете сверстники. Более того, я была уверена, что со временем одаренные ученики только увеличат отрыв от остальных.

Оказалось, я чересчур большое значение придавала таланту. Другими словами, я слишком увлеклась талантом.

Постепенно в моей голове зрел ряд вопросов. Может быть, когда я объясняла новый материал, который некоторые ученики не поняли сразу, мне надо было объяснять чуть дольше и расписать на доске еще несколько примеров? Возможно, мне стоило по-другому подавать материал, чтобы он был более понятным? Или мне следовало не уповать на талант, а больше внимания уделять прилежанию и усидчивости?

При этом я заметила, насколько логично и убедительно рассуждали мои самые слабые в математике ученики, когда говорили о предметах, которые их интересуют. И эти слабые ученики казались очень знающими и профессиональными, когда обсуждали статистику бросков баскетболистов, тексты понравившихся им песен, запутанные сюжеты и диалоги в фильмах. Когда я лучше узнала своих учеников, я поняла, что каждый из них освоил и пережил ряд довольно сложных жизненных проблем. Неужели такие умные ребята не в состоянии понять, как решить простое уравнение с одним неизвестным?

Не буду утверждать, что все мои ученики были в равной степени талантливыми. Тем не менее я подумала, что если им дать достаточно времени и все будут стараться, то любой из них сможет понять школьную программу по математике для седьмого класса.

К концу года, когда я начала преподавать в школе, я вышла замуж. Мой муж тоже работал в McKinsey и, как и я, ушел из компании. Мы решили уехать из Нью-Йорка и перебраться в Сан-Франциско. Я нашла работу в средней школе Ловелл. По сравнению с нью-йоркской школа в Сан-Франциско была совершенно другой.

Школа Ловелл расположена в низине около побережья Тихого океана. Это единственная государственная школа в городе, куда учеников принимают по результатам академической успеваемости. Многие ученики поступают в лучшие университеты не только Калифорнии, но и всей страны.

Вы можете подумать, будто в этой школе учатся только маленькие гении, для оценки знаний которых еще не придумали соответствующих тестов. Однако я пришла к выводу, что ученики школы Ловелл отличаются скорее прилежанием и внимательным отношением к работе, чем IQ. Однажды я задала ученикам своего класса вопрос, как много времени дома они посвящают учебе, и выяснила, что они занимаются по многу часов. И не в неделю, а ежедневно.

Бесспорно, как и в любой другой школе, ученики тратили на занятия разное количество времени. Некоторые талантливые ученики, которым математика давалась легко, в итоге добивались менее впечатляющих результатов по сравнению со своими сверстниками. При этом несколько «трудяг» постоянно получали очень хорошие оценки за контрольные работы.

Одним из таких трудяг был мальчик по имени Дэвид Луонг.

В Ловелл было два уровня классов по алгебре: продвинутый математический класс и обычный, который вела я. Дэвид был в моем классе. И ни один мой ученик не набрал достаточного количества баллов, чтобы попасть в продвинутый класс.

Сначала Дэвид ничем не выделялся среди других. Он был тихим и сидел на последних рядах в классе. Он не часто поднимал руку и очень редко вызывался выйти к доске.

Однако во время тестов и контрольных он всегда сдавал мне идеально выполненные задания, за которые получал отличные оценки. Если я и отмечала красным цветом один из его «неправильных» ответов, то зачастую оказывалась, что не права была я, а не он. Я заметила, что он очень стремится к знаниям. В классе он слушал мои объяснения с неизменным вниманием. А после уроков нередко оставался и вежливо просил, чтобы я дала ему какое-нибудь задание посложнее.

Я начала ломать голову, почему такой хороший ученик оказался в моем, а не в математическом классе. Когда я окончательно убедилась, что в моем классе Дэвиду делать нечего, я пришла с ним к главному преподавателю кафедры математики и объяснила сложившуюся ситуацию. К счастью, это была замечательная мудрая женщина, для которой развитие учеников было важнее бюрократической волокиты. Она немедленно начала процесс перевода Дэвида из моего класса в продвинутый математический.

Я потеряла хорошего ученика, который перешел к другому учителю. Замечу, что Дэвид в новом классе получал далеко не только «пятерки».

– Когда я перешел в продвинутый класс, то почувствовал, что отстаю от остальных, – рассказывал мне Дэвид позднее. – На следующий год мы начали изучать геометрию, и мне было очень непросто. «Пятерок» я не получал, учился на «четверки».

Он вспоминает, что первую контрольную работу по математике в новом классе он написал на «три».

– И какие мысли у тебя были тогда по этому поводу? – спросила я.

– Ну, я, конечно, не был счастлив, но не стал на этом «зарубаться». Я знал, что перешел в новый класс, и все тут. Я понял, что надо думать о будущем. Я подошел к учителю и попросил мне помочь. Хотел уяснить, что из пройденного материала я не понял. А также что я должен изменить в своей работе и делать по-другому.

В выпускном классе школы Дэвид уже учился по программе для самых сильных учеников. Весной перед окончанием школы он получил «пятерку» на выпускном экзамене по математике.

После окончания школы Дэвид пошел учиться в Суортмор-колледж, который окончил с двумя дипломами: инженерным и экономическим. Вместе с его родителями я присутствовала на церемонии вручения дипломов и вспоминала тихого ученика, сидевшего на заднем ряду в моем классе. Дэвид доказал своим примером, что упорный человек может добиться в этой жизни очень многого, а также что результаты тестов на интеллект не дают полной картины настоящих возможностей человека.

Два года назад Дэвид защитил докторскую диссертацию по специальности инженера-механика в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Темой его диссертации была оптимальная работа алгоритмов термодинамических процессов в двигателях внутреннего сгорания грузовиков. Получается, что Дэвид использовал свои знания в области математики, чтобы увеличить эффективность работы двигателя. Сейчас он работает в компании Aerospace Corporation. Жизнь показала, что мальчик, который не попал в продвинутый класс по математике, потому что результаты его тестов были недостаточно хорошими, стал работать в космической индустрии.

Я учила детей и все больше убеждалась, что судьбу человека определяет отнюдь не его талант. Меня все больше и больше увлекала идея, как человек может изменить свою жизнь при помощи упорства. Эта тема настолько меня захватила, что я перестала преподавать и стала психологом.

Попав в аспирантуру, я узнала, что психологи уже давно ломают голову, почему некоторые люди добиваются успеха, а другие – нет. Любопытно, что одними из первых этот вопрос обсуждали Чарльз Дарвин и его троюродный брат Фрэнсис Гальтон.

Этот Гальтон был самым настоящим вундеркиндом. В четырехлетнем возрасте он уже умел читать и писать. К шести годам он выучил латынь, умел делить столбиком и наизусть зачитывал целые страницы текстов Шекспира. Учение давалось ему легко.

В 1869 г. напечатали первое научное исследование Гальтона, посвященное первопричинам высоких достижений. Гальтон составил список людей, добившихся больших успехов в науке, спорте, музыке, поэзии и адвокатской работе, и собрал об этих людях всю доступную биографическую информацию. Фрэнсис Гальтон пришел к выводу, что успешных людей выделяют три характеристики: большие «способности» в сочетании с исключительным «рвением» и «склонностью к тяжелому и упорному труду».

Дарвин прочитал первые пятьдесят страниц этого труда и написал своему родственнику письмо. Он выразил удивление, что тот одним из трех качеств успешных людей назвал талант. «Я всегда говорил, что люди, за исключением полных дураков, не очень сильно отличаются уровнем интеллекта. Они отличаются лишь умением трудиться и рвением, и я совершенно уверен, эти качества представляют собой самую большую и важную разницу».

Не будем забывать, что сам Дарвин принадлежал к тем успешным людям, которых Гальтон пытался понять. Чарльза Дарвина считают одним из самых известных и влиятельных ученых всех времен и народов. Он был первым, кто объяснил, что разнообразие видов животных и растений возникло благодаря естественному отбору. Причем Дарвин был очень внимательным наблюдателем не только в отношении флоры и фауны, но и людей. Можно сказать, что благодаря внимательному наблюдению небольших различий он смог создать свою теорию естественного отбора.

И при этом Дарвин придерживался мнения, что главные факторы успеха – рвение и умение работать, а не интеллектуальные способности и таланты.

Интересно, что биографы не отмечали у него какой-либо сверхъестественный интеллект. Вне всякого сомнения, Дарвин был умным человеком, однако с ним никогда не происходили случаи божественных озарений. Дарвин был, по сути, мыслителем, который тщательно обдумывал и вынашивал свои идеи.

Вот как писал сам Дарвин в своей биографии. «У меня совершено отсутствует быстрота восприятия, которая часто встречается в некоторых умных людях. Мои способности к долгому абстрактному мышлению крайне ограниченны». По мнению ученого, из него бы не получился хороший математик или философ. Кроме прочего, у Дарвина была далеко не самая выдающаяся память: «У меня такая плохая память, что я никогда не мог запомнить хотя бы одну строчку стиха. Я не в силах надолго запомнить и держать в голове числа и даты».

Вполне возможно, что Дарвин просто скромничал. Однако он сам очень высоко оценивал свое умение наблюдать и внимательность, которые помогли ему понять законы природы. «Мне кажется, я лучше, чем многие люди, замечаю то, на что многие часто не обращают внимания. Я умею наблюдать. Кроме этого, я умею трудолюбиво и скрупулезно собирать и анализировать факты. И, наконец, самое важное, я всегда страстно любил естествознание».

Один из биографов Дарвина описывал ученого как человека, продолжающего размышлять над проблемами после того, как другие уже давно перестали ломать над ними голову и занялись решением других, более простых проблем.

«Если человек чем-то удивлен и озадачен, то нередко он говорит себе: я потом об этом подумаю, после чего благополучно забывает о нерешенной проблеме. Похоже, Дарвин никогда себя так не обманывал. Он не забывал о вопросах, на которые не смог найти ответ, и держал их в голове до тех пор, пока не получал какие-либо новые сведения, имеющие отношение к этой проблеме».

Спустя приблизительно 40 лет после описываемых событий на другой стороне Атлантического океана психолог из Гарвардского университета Уильям Джеймс задался вопросом, почему люди с разным успехом достигают своих целей. Джеймс написал на эту тему эссе, опубликованное в журнале Science (в те годы, как и сейчас, это самый авторитетный журнал не только по вопросам психологии, но и по естествознанию и общественным наукам). Эссе называлось «Энергии человека».

Уильям Джеймс размышлял о достижениях и неудачах своих друзей и коллег, а также о том, какой разный эффект имели его собственные усилия в некоторых конкретных случаях. Он писал:

«По сравнению с идеальным состоянием можно сказать, что мы наполовину спим. Огонь не горит в полную силу, заслонка печи максимально задвинута и закрыта. Мы используем только небольшую часть наших психических и физических ресурсов».

Джеймс констатировал, что между потенциальными возможностями человека и фактической эффективностью его действий есть большая разница. Он не отрицал, что люди обладают разными талантами (кто-то может быть наделен предпринимательским талантом, кто-то – расположен к занятиям спортом, а иной может иметь художественные способности), но писал, что «индивид не достигает пределов своих возможностей. Человек обладает самыми разными задатками, которые он никак не использует. Его энергетический уровень никогда не доходит до максимума, а его поведение нельзя назвать оптимальным».

«Бесспорно, любые показатели имеют свои максимальные значения и пределы. Деревья не вырастают до самого неба. Пределы человеческих возможностей существуют, но большая часть человечества даже близко к ним не приближается. Люди обладают огромными ресурсами и возможностями, однако лишь единицы умеют их максимально употребить».

Хотя эти слова были написаны в 1907 г., они не потеряли своей актуальности и в наше время. Так почему же мы склонны придавать такое значение таланту? И какой смысл вообще говорить о потенциальных возможностях, когда большинство людей не умеют их использовать? И, наконец, почему мы считаем, что наш талант, а не приложенные усилия играют решающую роль в достижении успеха?

В течение нескольких лет в США проводили исследования на федеральном уровне и задавали людям вопрос: что важнее – талант или приложенные усилия? Оказывается, американцев, которые считают, что талант важнее, вдвое больше, чем тех, кто ставит во главу угла работу и приложенные усилия. Точно так же американцы думают и о спортивных достижениях. Однако когда задают вопрос: «Какие качества вы считаете самыми главными при найме на работу нового сотрудника?», американцы в пять раз чаще выбирают трудолюбие, в сравнении с умственными способностями.

Психолог Чия-Юнг Цай опросила экспертов по музыке, и результаты этих опросов полностью подтверждают приведенные выше. Эксперты утверждали, что обучение и многочасовые репетиции гораздо важнее врожденного таланта. Однако когда Чия перефразировала свой вопрос, выяснилось, что респонденты испытывают больше доверия к музыкантам, наделенным талантом от природы.

Чия провела с профессиональными музыкантами следующий эксперимент. Она предложила им прослушать короткий отрывок записи в исполнении двух пианистов, сказав, что послужной список и профессиональные достижения этих исполнителей приблизительно одинаковы.

На самом деле за обоих пианистов играл один и тот же человек, но участники эксперимента об этом не знали. При этом она сообщила, что один из исполнителей наделен талантом от природы, а второй – трудяга, который добился всего благодаря мотивации, усидчивости и трудолюбию. И хотя участники эксперимента ранее заявляли, что труд важнее таланта, после прослушивания записей большинство экспертов сочли, что у одаренного от природы исполнителя шансы быть принятым в хороший оркестр выше и его ждет успешное будущее.

Чия-Юнг Цай провела подобный эксперимент со специалистами в другой профессиональной области, где трудолюбие и упорство очень значимы, – среди предпринимателей. Она собрала группу из нескольких сот человек, имевших тот или иной опыт в бизнесе, и разделила участников пополам. Половине участников эксперимента она зачитала резюме и характеристику предпринимателя-трудяги, который добился успеха благодаря долгой и упорной работе и накопленному опыту. Второй половине респондентов зачитали резюме одаренного от природы предпринимателя, который преуспел благодаря врожденным способностям. После этого обе группы респондентов прослушали одну и ту же аудиозапись с описанием бизнес-предложения, исходящего от предпринимателя, о котором им рассказали ранее.

Как и музыканты, предприниматели решили, что более успешным и перспективным с точки зрения приема на работу окажется человек, наделенный талантом от природы. Кроме этого, бизнес-предложение талантливого от природы человека вызвало более положительную реакцию, чем предложение трудяги.

В результате другого исследования Чия пришла к выводу, что люди, когда их просят выбрать между двумя предпринимателями – талантливым и трудягой, – выбирают все-таки одаренного от природы. С точки зрения респондентов шансы обоих предпринимателей становились одинаковыми только в случае, когда у трудяги было на 40 000 долларов больше стартового капитала и на четыре года больше опыта руководителя.

Проведенные Чией эксперименты помогают лучше понять двойственное отношение людей к труду и таланту. Говорить мы можем одно, но то, что мы говорим, порой не соответствует тому, что мы чувствуем в глубине души. Мы нередко утверждаем, что внешняя привлекательность не столь важна для любовных отношений, хотя на самом деле большинство людей учитывают именно внешность при выборе партнера, с которым собираются пойти на свидание и завязать романтическую связь.

Такое отношение можно назвать скрытым предрассудком против всех, кто добился успеха тяжелым трудом, и скрытым благоволением всем, кто добился места под солнцем благодаря врожденным способностям и таланту. Мы далеко не всегда признаемся в этой установке не только окружающим, но и самим себе. Однако она становится очевидной, если мы проанализируем собственные действия и выбор, который делаем в жизни.

Любопытно, что жизнь самой Чии являет прекрасный пример противопоставления жизненного пути трудяг и одаренных от природы. В настоящее время Чия занимает пост профессора в Университетском колледже Лондона и печатает свои статьи в престижных научных изданиях. В детстве она получила образование в Джульярдской школе[7]. Она прошла программу, предназначенную для тех, кто «обладает талантом, большим потенциалом, и планирует карьеру в области музыки». В школе царит «атмосфера, помогающая раскрыться художественному дару».

У Чии несколько дипломов Гарвардского университета, в том числе диплом бакалавра по психологии, и она окончила университет с отличием. У нее есть два диплома магистратуры: по истории науки и по социальной психологии. И она защитила в Гарварде не только докторскую диссертацию по организационному поведению и психологии, но и докторскую по музыке.

Как вам такие достижения? Отмечу еще, что Чия имеет два диплома от консерватории Пибоди по игре на фортепиано и преподаванию музыки, она выступала на сцене Карнеги-холла, Линкольн-центра, Кеннеди-центра, а также была в составе оркестра, игравшего в честь назначения нового президента Европейского Союза.

Глядя на список ее профессиональных достижений, можно прийти к выводу о том, что Чия исключительно одаренная молодая женщина. И если ее собственные исследования в сфере психологии верны, то такое объяснение ее успеха всегда звучит гораздо более притягательно и таинственно, чем фраза: «Бог ты мой! Какая трудолюбивая и упорная молодая особа!»

Многие исследования посвящены нашему отношению к талантливым людям. Они показывают, что мы оказываем одаренному человеку большое внимание и ждем от него исключительно высоких результатов. Мы внутренне настроены на то, что такие люди преуспеют, и часто наши ожидания становятся реальностью.

Я задала Чие вопрос, как она сама расценивает свои музыкальные способности и достижения.

– Ну, наверное, можно сказать, что у меня есть небольшой талант, – ответила она. – Но главное здесь не это. Дело в том, что я очень любила музыку и в детстве каждый день играла по 4–6 часов.

Даже поступив в колледж и имея совершенно другую нагрузку, она продолжала репетировать приблизительно столько же часов в день, поэтому можно утверждать, что у нее и талант есть, и работать она умеет.

Интересно, почему же она вкладывала в занятия музыкой так много времени, поинтересовалась я. Зачем? Ее кто-нибудь заставлял?

– О нет! Я сама хотела заниматься. Я хотела играть все лучше и лучше. Когда я репетировала, то представляла себе, что сижу перед полным залом и после выступления зрители мне хлопают.

В тот год, когда я ушла из McKinsey, трое партнеров фирмы опубликовали отчет под названием «Война за таланты». Этот отчет позже выпустили в виде книги, и она стала бестселлером. Вот основная мысль этого отчета: взлет и падение современных компаний зависит от их способности привлекать и удерживать «игроков первой лиги».

«Какой смысл мы вкладываем в слово талант?» – спрашивали авторы McKinsey в самых первых страницах отчета. И вот как они ответили:

«В самом общем смысле талант – это сумма способностей человека: внутреннее дарование, знания, опыт, интеллектуальные задатки, умение оценивать ситуацию, черты личности и драйв. Сюда необходимо добавить способность индивида учиться и расти». Как видите, это достаточно длинный список, и он отражает сложности, с которыми сталкивается каждый из нас, когда его попросят точно описать, что такое талант. Впрочем, меня нисколько не удивляет, что первым в списке стоит «внутреннее дарование».

Однажды вышел номер журнала Fortune, на обложке которого крупным шрифтом стояло название компании McKinsey. В статье, посвященной компании, были такие слова: «Когда вы встречаетесь с одним из молодых партнеров этой компании, у вас складывается впечатление, что если выпить с ним пару дринков, то он может наклониться к вам через стол и предложить какую-нибудь глупую игру наподобие сравнения ваших результатов "Академического оценочного теста"». Журналист хотел подчеркнуть, что в компании McKinsey придают огромное значение аналитическим способностям сотрудника – тому, насколько у человека «светлая голова».

Действительно, в McKinsey нанимают и платят очень хорошую зарплату людям, окончившим магистратуру в Гарварде и Стэнфорде, а также выпускникам других вузов, из чьих резюме следует, что у них с головой более чем в порядке.

Я помню, что в ряде интервью при приеме на работу в McKinsey мне неоднократно задавали вопросы, призванные оценить мои аналитические способности. Однажды меня спросили:

– Сколько теннисных мячей производится в год в Соединенных Штатах?»

– Мне кажется, можно попытаться найти ответ на этот вопрос двумя способами, – ответила я. – В первую очередь я бы попыталась связаться с человеком, который может это знать, или торговой организацией, занимающейся распространением мячей.

Человек, проводивший со мной интервью, кивнул, давая понять, что ждет моего второго ответа.

– Или можно сделать общее предположение о среднем статистическом показателе и использовать функцию умножения.

Мой интервьюер широко улыбнулся. Он получил от меня то, что хотел.

– Так вот, в Америке живет приблизительно 250 миллионов человек. Допустим, что наиболее активно люди играют в теннис в возрасте от 10 до 30 лет. Это приблизительно одна четвертая часть населения страны. Получается, что в Штатах живет около 60 миллионов потенциальных игроков в теннис.

То, что я говорила, очень нравилось человеку, который проводил со мной интервью. Я продолжала свои чисто умозрительные логические выкладки, деля и умножая разные цифры. Я понятия не имела, сколько людей в стране играют в теннис, как часто они это делают, сколько мячей используют во время игры и сколько мячей приходит в негодность или теряется.

Я выдала ему какую-то цифру, которая наверняка совершенно не соответствовала действительности, потому что все мои рассуждения строились на цифрах «с потолка». В конце я сказала:

– В общем-то, рассчитать все это несложно. Я сейчас преподаю одной маленькой девочке; мы с ней занимаемся дробями и поэтому много считаем в уме. Но если вы хотите знать, что бы я действительно сделала, чтобы ответить на ваш вопрос, то я могу вам сказать. Я бы позвонила человеку, который знает, сколько в стране производится теннисных мячей.

Человек, проводивший интервью, улыбнулся и сказал, что получил от меня все, что хотел. Он также сказал, что видел и мои результаты «Академического оценочного теста», которые в компании используют для подбора кандидатов.

Как бы там ни было, но McKinsey настоятельно советует корпоративной Америке создавать культуру, где выше всего ценят талант, и в этом смысле слова консультантов с делом не расходятся.

Я получила предложение работать в нью-йоркском офисе McKinsey, но первый месяц своей работы провела в дорогом отеле в городке Клеаруотер, штат Флорида. В отеле проживало около тридцати новых сотрудников McKinsey, у них не было никакого опыта в бизнесе, но они с отличием окончили престижные университеты. Помню, что с одной стороны от меня сидел парень, получивший докторскую степень по физике, с другой – хирург, а сзади два адвоката.

Никто из нас ничего не знал ни об управлении бизнесом, ни о какой-либо отрасли промышленности. В течение месяца нам прочитали мини-курс бакалавра по бизнес-менеджменту. Все мы очень быстро учились, поэтому в короткое время смогли освоить массу новой информации.

Нам рассказали о денежных потоках, разнице прибыли и дохода, а также напичкали информацией о «частном секторе». Потом нас отправили в разбросанные по всему миру офисы компании, чтобы мы присоединились к командам консультантов, призванным решать проблемы частного бизнеса.

Услуги, оказываемые консультантами McKinsey частному бизнесу, были очень конкретными. За огромную месячную плату бизнес нанимал команду консультантов, чтобы она решила проблемы, слишком сложные для людей, работавших на компанию. После нескольких месяцев работы консультанты писали отчет, и он должен был быть гораздо более серьезным, нежели все то, что могли «родить» сами сотрудники компании.

Составляя презентацию со смелыми и далекоидущими рекомендациями для огромного медицинского концерна, я подумала, что на самом деле я понятия не имею, что мы в ней советуем этой гигантской компании. Вполне возможно, суть презентации понимали старшие консультанты, но мы, младшие консультанты, не имевшие опыта работы с бизнесом и только что окончившие институты, понимали в менеджменте гораздо меньше.

Так зачем же компании нанимали консультантов McKinsey за совершенно астрономические деньги? Считалось, что мы, сторонние люди, не были связаны какими-либо внутриполитическими соображениями, которые могли быть у работников компании. Все задачи бизнеса в McKinsey решали на основе имеющейся информации и путем построения самых разных гипотез и сценариев развития. Я думаю, что были и другие причины, почему бизнес нанимал консультантов McKinsey, но самая главная, на мой взгляд, такова: все считали, что консультанты гораздо умнее сотрудников компании.

Нанимая McKinsey, частный бизнес нанимал «самых лучших и самых умных». Возможно, мы и были самыми умными, однако у меня не было уверенности, что от этого мы были самыми лучшими.

В отчете «Война за таланты» сказано, что добиваются успеха лишь компании, агрессивно продвигающие по служебной лестнице наиболее талантливых сотрудников и точно так же агрессивно увольняющих тех, у кого таланта явно недостаточно. В таких компаниях существует вполне обоснованная огромная разница в зарплатах для талантливых и менее талантливых сотрудников. Почему? Потому что корпоративная культура должна способствовать продвижению самых талантливых, а люди менее талантливые должны уходить и искать работу в другом месте.

Журналист Дафф МакДоналд проанализировал работу компании McKinsey глубже всех прочих. Он считает, что бизнес-культуру McKinsey было бы правильней назвать «Войной со здравым смыслом». МакДоналд обращал внимание, что дела многих компаний, упомянутых в «Войне за таланты», шли не самым лучшим образом через несколько лет после выхода в свет отчета консалтинговой компании.

Журналист Малькольм Гладвелл тоже выступил с критикой выводов, содержащихся в отчете. По словам Гладвелла, компания Enron была лучшим примером корпоративной культуры, продвигаемой консультантами McKinsey. И все мы прекрасно знаем, как плачевно закончилась история компании Enron.

В свое время это была одна из крупнейших нефтяных компаний, которую журнал Fortune шесть лет подряд называл самой инновационной компанией Америки. Но когда в 2001 г. было заявлено о банкротстве компании, выяснилось, что ее огромные доходы объяснялись систематической подтасовкой бухгалтерской отчетности. Компания Enron закрылась, и тысячи ее сотрудников, которые не имели никакого отношения к обману, потеряли работу, пенсионные сбережения и медицинскую страховку. На начало 2000-х это было крупнейшее банкротство за всю историю корпоративной Америки.

Конечно, не стоит списывать банкротство Enron на то, что у ее сотрудников был очень высокий IQ. И не стоит объяснять крах компании тем, что ее сотрудники не были достаточно упорными. По мнению Гладвелла, в Enron сложилась такая корпоративная культура нарциссизма, что каждый сотрудник чувствовал себя обязанным постоянно доказывать, что он умнее своего коллеги. Некоторые вели себя очень нагло и самодовольно и постоянно демонстрировали превосходство, чтобы скрыть неуверенность. В Enron сложилась корпоративная культура, где акцент делался на краткосрочные достижения, а не на долгосрочную перспективу.

Любопытно, что документальный фильм о банкротстве компании так и назывался «Самые умные парни в комнате». В период, предшествовавший банкротству компании, ею управлял Джефф Скиллинг – очень умный и, прямо скажем, самодовольный и наглый бывший консультант McKinsey. Скиллинг ввел в Enron ежегодную оценку персонала, в результате которой компания увольняла 15 процентов всех сотрудников, оказавшихся в самом низу списка. То есть в компании велась такая кадровая политика, что независимо от производительности и эффективности работы все, кто выглядел слабее остальных, были вынуждены покидать Enron.

Столь негуманную систему отбора сотрудники компании называли «прореживанием грядки». Скиллинг считал, что такая кадровая политика служит краеугольным камнем работы всей компании. Однако именно эта политика во многом и привела к тому, что в Enron поощрялись краткосрочные успехи и победы любой ценой, а также сложилась атмосфера нечестности и обмана.

Так настолько ли хорош талант, как мы привыкли думать? Являемся ли все мы талантливыми и одаренными в равной степени? На оба вопроса я отвечу отрицательно.

Способность быстро освоить большой объем материала и научиться чему-то новому – это, вне всякого сомнения, полезная черта, и некоторым это дается легче, чем другим. Но почему же я считаю неправильным то, что обычно мы лучше относимся к людям, одаренным от природы, нежели к трудягам? В чем недостатки таких популярных телешоу, как «Америка ищет таланты», «Х-Фактор» и «Дети-вундеркинды»? Что плохого в том, что мы разделяем уже семи-восьмилетних детей на «талантливых и одаренных» и всех прочих? Что плохого в конкурсах талантов?

Мне кажется, делая чрезмерный акцент на таланте, мы совершаем большую ошибку, потому что оставляем в тени большинство людей. Получается, мы подписываемся под заявлением, будто все остальные качества, включая упорство, гораздо менее значимы.

Вот вам для примера история Скотта Кауфмана. Офис Скотта находится через две двери от моего, а сам он типичный академический психолог. Большую часть своего времени он читает, думает, собирает информацию, занимается статистическими подсчетами и пишет. Его статьи печатают в научных журналах. Он знает множество сложных слов. Он имеет дипломы Карнеги-Меллон, Кембриджского и Йельского университетов. И в качестве развлечения он играет на скрипке.

Тем не менее в детстве Скотту учеба давалась непросто.

– У меня постоянно был отит, – объясняет Скотт. – Я плохо слышал и поэтому медленно схватывал информацию. Я всегда был в классе одним из отстающих.

Его оставили на второй год в третьем классе. Более того, его перевели в класс для неуспевающих детей. Потом школьный психолог попросил его выполнить IQ-тест, результаты которого были столь ужасными, что Скотта перевели в спецшколу для детей, испытывающих серьезные сложности в учебе.

Когда Скотту исполнилось четырнадцать лет, один наблюдательный учитель отозвал его в сторону и спросил, почему он ходит в класс для отстающих. До того самого момента сам Скотт нисколько не сомневался в той оценке его способностей, которую ему давали в школе. Он твердо решил, что у него нет таланта, и не ждал ничего великого от жизни.

Жизнь Скотта изменилась после встречи с учителем, поверившим в скрытый потенциал ученика. Прежде Скотту говорили: «Вот это потолок твоих возможностей, больше ты ничего не можешь сделать», но подход учителя был совсем другой: «Кто знает, на что ты способен?» Только тогда Скотт задумался – кто он. Действительно ли он – ребенок без будущего и ему суждено всю жизнь плестись в конце класса для умственно отсталых детей?

После этого Скотт записался во все кружки, какие были в школе. Он начал учить латынь. Петь в хоре. Участвовал в постановке мюзикла. Он не лелеял надежды добиться одинакового успеха во всем, но освоил то, чему учили в кружках. И понял, он – далеко не безнадежный.

Игра на скрипке давалась ему довольно легко. Его дедушка в течение полувека был скрипачом в оркестре Филадельфии, и внук попросил у деда помощи. Скотт начал играть на скрипке летом и занимался этим по 8–9 часов в день. Ему нравилось играть на скрипке, и он жаждал успеха: «Я хотел доказать, что в состоянии достичь поставленной цели. Хотел продемонстрировать это кому угодно. В тот момент мне было совершенно все равно, будет ли это скрипка или любое другое занятие».

Он делал успехи, и осенью того года его приняли в школьный оркестр. Если бы история на этом закончилась, она могла бы и не иметь никакого отношения к упорству. Но вот что произошло потом. Скотт начал репетировать еще больше. Чтобы иметь возможность подольше заниматься, он зачастую не обедал. Иногда он даже пропускал школьные уроки, чтобы подольше поиграть. В год окончания школы он уже был второй скрипкой в оркестре (то есть вторым по мастерству игры на скрипке во всем оркестре), он еще пел в хоре и получал самые разные грамоты и призы за успехи в области музыки.

К тому времени он уже очень хорошо учился и посещал массу кружков. Большинство его друзей ходили в классы для одаренных и талантливых детей, и Скотт хотел, чтобы его тоже туда перевели. Скотт мечтал рассуждать о Платоне, решать сложные проблемы и узнавать быстрее и больше. Но этому мешали результаты теста IQ, полученные несколькими годами ранее. Он вспоминает разговор, произошедший тогда со школьным психологом. Психолог нарисовал на салфетке кривую и, показывая на ее верхнюю часть, сказал:

– Это средний уровень. – Психолог перевел палец направо, выше по кривой, и продолжил: – Вот где ты должен быть, чтобы тебя перевели в класс для одаренных детей. – И, передвинув палец влево, где кривая понижалась, закончил: – Ты сейчас находишься вот здесь.

– Скажите, – спросил Скотт, – а бывает такое, когда достижения становятся важнее потенциальных способностей интеллекта?

Психолог отрицательно покачал головой и сказал, что разговор окончен.

Той осенью Скотт решил, что хочет заниматься вопросами так называемого «интеллекта», чтобы самому разобраться с этим. Он подал документы на курс когнитивистики, или науке о мышлении, в Университет Карнеги-Меллон, но получил отказ. Учитывая, что у него были блестящие оценки и много не входящих в обязательную программу предметов, Скотт понял, что причина – в его низких результатах «Академического оценочного теста».

– Но я решил не сдаваться, – вспоминает он. – Я сказал себе: я все равно добьюсь того, чего хочу. Я знаю, что хочу изучать, и меня ничто не остановит.

После этого Скотт прошел прослушивание для зачисления на оперную программу, которая была в Университете Карнеги-Меллон. Почему? Да потому, что на музыкальном отделении не придавали особого значения результатам «Академического оценочного теста». Здесь преподавателей больше интересовало исполнительское мастерство абитуриентов, и Скотта приняли.

В течение первого года обучения он в качестве дополнительного курса пошел на курс психологии. Потом он выбрал этот курс в качестве своей второй специализации. И чуть позже перевелся на отделение психологии. Скотт окончил университет членом Phi Beta Kappa[8].

Я, как и Скотт, прошла тест на IQ в начальных классах. Результаты теста были далеко не блестящими, и я не попала в классы для одаренных и талантливых детей. На следующий год меня тестировали снова (скорее всего, на повторном прохождении теста настоял мой преподаватель), и на сей раз результаты были лучше. Они показали, что я «одаренный ребенок».

Какой же вывод мы можем сделать из вышесказанного? Тесты на определение таланта приносят крайне мало пользы, да и все психологические тесты, включая тест на определение упорства, недоработаны и далеки от идеала.

Впрочем, можно сделать и другой вывод. Мы излишне концентрируемся на определении задатков и полностью забываем о том, чего человек может достичь, собрав волю в кулак и приложив максимум усилий.

В следующей главе мы поговорим о том, какое значение имеет упорство.

Не проходит и дня, чтобы я не услышала или не прочитала слово «талант». Причем в любом разделе газеты – от спортивных новостей до бизнес-колонок, в биографиях актеров и музыкантов и передовицах о новых, перспективных политиках – везде я встречаю намек на присутствие у кого-то природного дара. Такое ощущение, что всех, кто достиг чего-то стоящего, мы тут же наделяем исключительным «талантом».

Если мы придаем такое большое значение таланту, мы недооцениваем все остальные качества. В самом экстремальном случае в глубине души мы придерживаемся такого представления:

Вот, например, что сказал в эфире радиокомментатор. Он сравнил Хиллари и Билла Клинтонов и заявил, что оба супруга – мастерские коммуникаторы и большие политики. Но про Билла говорят, что он – талантливый политик, а Хиллари – сделала себя таковой, «добилась». Билл – талант, Хиллари – «трудяга». А за этим маячит вот еще какой неозвученный вывод: Хиллари никогда не будет Биллу ровней.

Я и про себя заметила: когда меня кто-нибудь по-хорошему удивляет, у меня в голове проносится мысль: «Вот это гений!» Но я-то точно не готова подписываться под этой мыслью. Так что же происходит? Почему существует такая устойчивая установка по отношению к таланту и почему от нее так трудно избавиться?

Несколько лет назад я прочитала исследование о пловцах-профессионалах под названием «Прозаичность мастерства». Собственно говоря, в названии статьи все уже сказано: любые удивительные достижения человеческого тела представляют собой набор отдельных элементов, каждый из которых в отдельности является совершенно обыденным и невыдающимся.

Вот что писал автор исследования социолог Дэн Чамблисс:

«Высшее достижение состоит из десятков небольших умений и действий, каждое из которых было в свое время заучено. Каждое из этих действий отрепетировано до совершенства, и все они соединены и синхронизированы. В каждом из этих действий нет ничего сверхчеловеческого. Мастерства достигают только путем правильности в их исполнении и в последовательности».

Впрочем, прозаичность продать всегда сложно. Дэн закончил исследование и дал почитать коллеге несколько глав своего труда.

– Без сенсации получилось, надо текст немного «приукрасить», – посоветовал ему его приятель. – Тебе, старик, надо сделать этих людей немного поинтереснее…

Дэн сам был профессиональным пловцом и несколько лет работал тренером на полставки. Он был доцентом и решил изучать талант на примере пловцов, сравнивая разных спортсменов. Он шесть лет провел, проводя наблюдения и собирая интервью у спортсменов самого разного уровня – от олимпийцев до членов местного клуба по плаванию и их тренеров. Он часто ездил со спортсменами на соревнования и жил рядом с ними. Он говорил мне:

– Талант – это распространенное непрофессионалами объяснение причин выдающихся спортивных достижений.

Он говорил, что, по мнению многих людей, «талант – это словно невидимая субстанция, которая отличает наиболее успешных спортсменов». Нам кажется, что у этих спортсменов «есть особый дар», которого нет у всех остальных, какие-то физические, психологические или генетические отличия. Мы полагаем, что талант или есть, или отсутствует. Некоторые рождены быть спортсменами, а иные – нет.

Я совершенно согласна с ходом мыслей Дэна. Когда мы не в состоянии объяснить, как спортсмену, музыканту или кому угодно удается сделать что-то потрясающее, нам остается только всплеснуть руками и сказать: «Ну, это просто дар! Такому научиться нельзя». Мы не хотим верить, что опыт и тренировки могут помочь человеку достичь такой высокой степени мастерства, поэтому объясняем это природными способностями.

Дэн рассказывает, что в биографиях величайших пловцов мы можем увидеть множество факторов, которые в сумме делают их великими. Например, родители практически всех успешных пловцов интересовались этим видом спорта и имели достаточно денег, чтобы оплатить услуги тренера и поездки на соревнования, а также самую важную статью расходов – постоянный доступ к бассейну. Благодаря этому спортсмены посвятили тренировкам тысячи и тысячи часов, шлифуя отдельные элементы мастерства, сумма которых и позволяла им победить в соревновании.

Почему мы объясняем успехи спортсменов наличием особых талантов? Это как раз совершенно понятно.

– Большинство людей видят топовых спортсменов по телевизору каждые четыре года, когда транслируют их выступления на Олимпиаде. Мы не наблюдаем их во время ежедневных тренировок.

Дэн обращает наше внимание: порог одаренности, необходимый, чтобы стать успешным пловцом, гораздо ниже, чем многие из нас могли бы предположить.

– Но я надеюсь, что ты не хочешь сказать, что каждый из нас может плавать, как Майкл Фелпс?[9] – уточнила я.

– Конечно нет. Бесспорно, существуют некоторые анатомические особенности, которые невозможно получить благодаря тренировкам.

– А разве ты не согласен, что некоторые пловцы добиваются бо́льших результатов по сравнению с другими, даже если прикладывают столько же усилий и занимаются у тех же тренеров? – поинтересовалась я.

– Да, это так, – ответил Дэн. – Но самое важное: великим можно стать. Мастерство – это набор отдельных элементов, навыков.

Дэн предлагает посмотреть на жизнь спортсмена на «быстрой перемотке». Это помогает понять, что мастерство достигается многочасовыми тренировками в течение многих лет. Дэн считает, что мастерство складывается из самых обыденных действий.

– Неужели все так просто? – поинтересовалась я. – Получается, что мастерство – это сумма самых обыденных навыков. Все так прозаично?

– Ну, все мы любим тайны и чудеса. И я в этом смысле не исключение.

Тут Дэн рассказал мне историю о том, как ему однажды довелось посмотреть заплывы Роуди Гейнса[10] и Марка Спитца[11].

– Спитц выиграл семь золотых медалей во время Олимпиады 1972 г. Это был самый известный пловец до Майкла Фелпса, – объяснил он. – И вот в 1984 году, через двенадцать лет после ухода из большого спорта, он снова появляется. Ему уже около 35 лет. И он соревнуется с Роуди Гейнсом, который в то время был обладателем мирового рекорда в заплыве на 100 метров вольным стилем. Заплыв происходил в бассейне длиной 25 метров, и спортсмены устроили заплывы по 50 метров, то есть по две длины бассейна. В большей части заплывов победил Гейнс, но где-то к середине этого импровизированного соревнования вся команда собралась у бортика, чтобы увидеть, как плавает Спитц.

Все члены команды были прекрасно знакомы с Гейнсом и знали, каких результатов от него можно ждать, потому что тренировались вместе с ним. Все знали, что этот спортсмен, вполне возможно, выиграет золото на следующей Олимпиаде. Но поскольку Спитц был намного старше всех членов команды, никто с ним никогда не соревновался.

Один из спортсменов повернулся к Дэну и с изумлением прокомментировал плавание Спитца:

– Бог ты мой! Да он же просто как рыба!

Когда Дэн рассказывал про Спитца, в его голосе я услышала нотки уважения. Я стала задавать уточняющие вопросы. Так чем же именно Спитц удивил Дэна и остальных спортсменов? Можно ли было назвать его плавание божественным?

Дэн предложил мне почитать Ницше.

– Ницше? Немецкого философа? – удивилась я.

Интересно, как этот философ поможет нам понять феномен Марка Спитца? Но, как оказалось, Ницше долго размышлял над проблемами, которые волновали нас с Дэном.

«Когда все совершенно, – писал Ницше, – мы не задаем вопросов, как это получается. Мы наслаждаемся происходящим, словно оно по волшебству появилось из-под земли».

Прочтя этот отрывок, я подумала, что молодые пловцы наблюдали за Спитцем как за полубогом.

«По законченной работе художника невозможно определить, как произведение появилось на свет, – писал Ницше. – И в этом есть определенные плюсы, потому что когда человек наблюдает акт творения, он теряет свой пыл».

То есть получается, мы хотим верить, что Марк Спитц родился не таким, как все остальные, и поэтому плавает лучше всех. У нас нет ни желания, ни времени сидеть у бортика бассейна и часами наблюдать, как он тренируется и постепенно превращается из любителя в профессионала. Нам больше нравится, когда мастерство уже достигнуто и полностью сформировано. Мы выбираем сказку, а не прозу жизни.

Интересно, почему так происходит? Почему мы готовы обманывать себя и не думать о том, что Марк Спитц заслужил мастерство своим упорным трудом?

«Культ гения появляется благодаря нашему тщеславию и самовлюбленности, – писал Ницше. – Потому что если мы считаем, что гениями становятся по волшебству, мы не обязаны сравнивать себя с ними и убеждаться, что у нас есть недостатки… Если кого-то называют божественным, это означает, что у нас нет необходимости соперничать и состязаться с ним».

Мы превратили талант в божественный дар, и такая постановка вопроса нас вполне устраивает. Благодаря этому мы можем расслабиться и не пытаться что-либо изменить в своей жизни. И я тоже, когда только начинала преподавать, ошибочно ставила знак равенства между талантом и высокими достижениями. Я целиком сбрасывала со счетов усилия (как учеников, так и мои собственные).

Так что же такое настоящее величие? Ницше и Дэн Чамблисс пришли к одному и тому же ответу на этот вопрос. Великие дела делают «люди, думающие в одном направлении, они используют все в качестве рабочего материала, они внимательно относятся к своей внутренней жизни и внутренней жизни других людей, везде находят модели поведения и стимулы для дальнейшего развития и неустанно комбинируют все средства, находящиеся в их распоряжении».

А существует ли талант вообще? Ницше рекомендовал взять в качестве примера мастеровых, работающих руками. «Не стоит говорить о даровании и врожденном таланте! Можно назвать много имен великих людей, которые совершенно не были как-либо одаренны… Они приобрели, «наработали» свой гений (если использовать слово, которое мы часто произносим)… Все они обладали серьезным настроем хорошего рабочего, который сперва учится создавать отдельные части и только потом решается собрать из них что-то значительное. Они не торопились, потому что им нравилось хорошо делать маленькие, второстепенные вещи, а потом уже строить что-либо целое, единое и потрясающее».

На втором году обучения в аспирантуре я каждую неделю встречалась с моим научным руководителем Мартином Селигманом. Я очень нервничала в его присутствии – такое влияние Мартин оказывает на своих учеников.

Тогда ему было уже за шестьдесят, и он получил все возможные для психологов награды и отличия. В молодости он с большим успехом занимался исследованиями клинической депрессии. Позже в качестве главы Американской психологической ассоциации он дал название новому направлению: позитивной психологии – науке, которая занимается вопросами человеческого процветания.

Несмотря на то что Мартин профессионально занимается вопросами счастья и процветания, я бы никогда не назвала его радостным человеком.

Точно не помню, что именно я тогда ему рассказывала – или о том, как шла моя исследовательская работа, или о шагах, которые должна предпринять на следующей неделе… Неожиданно Мартин прервал меня:

– У тебя уже два года не было ни одной стоящей идеи.

Я уставилась на него, открыв от изумления рот. Какие еще два года? Я в аспирантуре меньше двух лет!

Тишина затянулась. Мартин сложил руки на груди.

– Можно сколько угодно заниматься анкетированием и подсчетом результатов. Тебе удается получить разрешение родителей на тестирование их детей. Да, за все это время ты сделала несколько вдумчивых наблюдений, но у тебя нет никакой теории. У тебя нет теории психологии достижений.

Снова тишина.

– Какой теории? – пискнула наконец я, даже понятия не имея, о чем я его спрашиваю.

Тишина.

– Перестань слишком много читать, иди и подумай.

Я вышла из его кабинета, вернулась в свой и расплакалась. Потом дома в присутствии мужа я поплакала еще. Я вслух и про себя проклинала Мартина, который так и не сказал мне, в чем заключается моя ошибка. И почему он не похвалил меня за то, что я делала правильно?

У тебя нет теории…

Несколько дней эти слова не выходили у меня из головы. Наконец я перестала плакать и ругаться на Мартина и села перед компьютером. Я открыла новый документ и, глядя на мигающий курсор на экране, поняла: я не сказала людям ничего, кроме того, что одного таланта в жизни недостаточно. Я и сама не разобралась, насколько и как именно связаны талант, усилие, мастерство и достижение.

Если одним талантом невозможно объяснить достижение, то чем же еще?

После того как Мартин укорил, что у меня нет теории психологии достижений, я решила ее создать. У меня накопилось более десятка толстых тетрадей с диаграммами. Более десятилетия я (иногда в одиночестве, а иногда вместе с коллегами) думала над этой теорией и вот, наконец, опубликовала статью, в которой содержались две простые формулы, объясняющие, как талант превращается в достижение.

Вот они:

Талант – это скорость, с которой человек развивает умение, прикладывая для этого усилие. Достижение – это результат использования человеком полученных умений. Конечно, значение имеют и дополнительные возможности – например, хороший учитель или тренер. Вполне возможно, что роль учителя даже важнее всех качеств самого ученика. Но моя теория не учитывает ни сторонних факторов, ни элемента удачи. Моя теория объясняет только психологию достижений. Так как и сама психология является не единственной и не всеобъемлющей наукой, то и моя теория остается незаконченной.

Но я считаю эту теорию полезной. Получается, если взять двух человек, находящихся в одинаковых обстоятельствах, то их достижения будут зависеть всего лишь от двух факторов – таланта и приложенного усилия. Талант, то есть склонность и быстрота усвоения каких-либо умений и навыков, имеет огромное значение. Однако в обоих уравнениях множителем является фактор усилия. Оно формирует навык. И именно усилие превращает полученное умение в достижение.

Позвольте мне привести вам несколько примеров.

В Миннесоте живет известный гончар по имени Уоррен МакКензи. Сейчас ему 92 года, и практически всю свою взрослую жизнь он был гончаром. В молодости он вместе женой, которая была художником, пробовал себя в самых разных видах творчества.

– Когда ты молод, то считаешь, что можешь сделать все. И мы рисовали, занимались гончарным делом, дизайном тканей, ювелиркой. В общем, думали, что можем заниматься всем по чуть-чуть. Будем во всех отношениях развитыми и разносторонними людьми, как в эпоху Возрождения…

Однако через некоторое время им стало понятно, что стоит заниматься тем, что лучше всего получается, а не оставаться любителем, балующимся десятью занятиями.

– В конце концов мы оба забросили рисование, шелкографию, дизайн тканей и сосредоточили все усилия на гончарном деле, потому что решили, что это занятие привлекает нас больше всего.

МакКензи рассказывал мне, что «хороший гончар может в день сделать 40–50 горшков». «Некоторые из этих горшков хорошие, другие – средние, а порой – из рук вон плохие». Только несколько из них можно продать, и только мизерная часть из них будет «радовать владельца не только функциональными, но и художественными качествами».

Известным МакКензи стал не благодаря тому, что изготовляет в день много горшков. Известным его сделала красота и форма его творений.

– Я стараюсь делать максимально интересные вещи, которые находят свое место в домах людей.

МакКензи работает каждый день. Он признается, что усилия помогли ему добиться большего мастерства.

– Я вспоминаю наши первые горшки, которые мы сделали, когда только начинали. Они были очень некрасивыми, без слез не взглянешь. Но в то время нам они казались отличными. Это было самое лучшее, что мы могли изготовить, но мы тогда были очень простыми и непритязательными, в наших первых работах не было гармонии и насыщенности, к которым я сейчас стремлюсь. Первые 10 000 горшков даются тяжело, – признается он, – а потом становится легче.

Постепенно МакКензи набирался опыта и создавал в день все больше и больше горшков:

Талант × усилие = умение

При этом увеличивалась доля высокохудожественных горшков:

Умение × усилие = достижение

Он прикладывал усилия и «делал максимально интересные вещи, которые находят свое место в домах людей». Он прикладывал усилия, и его произведения становились более качественными.

«Гарп был рассказчиком от природы».

Это – цитата из четвертого романа Джона Ирвинга[12] «Мир глазами Гарпа». Как и герой его романа, автор книги – прекрасный рассказчик. Ирвинга называют «великим рассказчиком современной американской литературы». Он написал более десятка романов, большинство из которых стали бестселлерами, и половину его произведений экранизировали. «Мир глазами Гарпа» был удостоен престижной Национальной книжной премии, а сценарий Ирвинга по его собственному роману «Правила виноделов» получил «Оскар» за лучший адаптированный сценарий.

Однако в отличие от Гарпа сам Ирвинг не был рассказчиком от природы. Гарп «мог складно выдумывать, и то, что он рассказывал, казалось очень естественным». Ирвинг же многократно переписывает тексты своих романов. Вот что он говорит о своем раннем писательском опыте: «Я переписывал большую часть того, что писал… Я четко осознавал, что у меня нет писательского таланта».

Ирвинг признается, что в старших классах он получал по английскому «тройки». Его результаты устного «Академического оценочного теста» – 475 баллов из 800 возможных. Получается, что почти две трети учеников владели родным языком лучше его. Ирвингу пришлось остаться на второй год, чтобы набрать достаточное количество баллов для окончания средней школы. Он вспоминает, что учителя считали его ленивым и глупым.

Однако на самом деле Ирвинг не был ни ленивым, ни глупым. У него была дислексия. «Если мои сверстники прочитывали задание по истории за час, у меня на него уходило два или три. Мне с большим трудом давалось правописание, и я вел специальную тетрадку, где записывал слова, в которых я постоянно делал ошибки». Когда сыну Ирвинга диагностировали дислексию, писатель понял, почему ему учеба давалась с таким трудом. Сын Ирвинга читал гораздо медленнее детей своего возраста, «держа кончик пальца под словом, которое читал. Именно так читал и я. Более того, я и сейчас так читаю. Все, что написал не я сам, я читаю очень медленно и ведя кончиком пальца под словом на строке».

Благодаря этим трудностям в учебе Ирвинг понял: чтобы «сделать что-то хорошо, мне надо сильно напрячься… Я осознал, что должен быть вдвое внимательнее. Я научился многократно переделывать, и эта черта стала частью моего характера. Я знал, что с лету у меня ничего не получится. Понял, что все приходит не сразу».

Делают ли подобный вывод и другие не наделенные талантом дети? Понимают ли они: чтобы добиться хорошего результата, надо многократно переделывать работу, бороться, быть терпеливым?

Возможно, некоторые это осознают. «Я уверен в своих романах, поскольку знаю, что у меня хватит сил и терпения многократно перечитать и «перелопатить» текст, каким бы сложным он ни оказался», – говорит Ирвинг. «Я – тот писатель, которому лучше всего удается переписывание текста. Причем на вычитку и доработку у меня уходит гораздо больше времени, чем на создание первого рабочего варианта книги или сценария».

«И это стало моим преимуществом, – комментирует Ирвинг свою неспособность в детстве быстро писать и бегло читать, как его сверстники. – Когда пишешь роман, не стоит никуда торопиться. Перечитать написанный текст всегда полезно».

Так, прилагая ежедневные усилия, Джон Ирвинг стал одним из самых признанных и плодовитых писателей нашего времени. Он не жалел сил и совершенствовал свое мастерство, что и помогло ему написать истории, захватившие воображение миллионов читателей, включая и меня.

Известный актер и музыкант Уилл Смит много размышлял о таланте, приложенных усилиях, умениях и достижениях. «Я никогда не считал себя особо одаренным или талантливым, – заметил он однажды. – Вот в чем я действительно мастер, так это в маниакальном соблюдении рабочей дисциплины».

По мнению Уилла, быть успешным – это в первую очередь не бояться работы. Когда однажды его попросили объяснить, как ему удалось войти в число самых известных актеров и исполнителей, вот что он ответил:

«Единственное, что отличает меня, – я не боюсь умереть на беговой дорожке. Я не знаю слова «переработать» – и точка. У кого-то может быть больше, чем у меня, таланта, кто-то может быть умнее, кто-то – сексуальнее. Ради бога, все это так. Но когда мы вместе с кем-то встанем на беговую дорожку, то будет только два варианта развития событий: мой соперник сойдет первым или я умру».

В 1940 г. ученые Гарвардского университета провели эксперимент с беговыми дорожками. Цель исследования звучала так: помочь людям жить более счастливо и успешно. В эксперименте участвовали здоровые молодые мужчины. Ученые попросили 130 второкурсников пробежать в течение пяти минут по беговой дорожке. Угол подъема дорожки и скорость движения ленты были столь высокими, что обычно никто не выдерживал более четырех минут, а некоторые выдержали всего полторы минуты.

Этот тест на тренажере был сложным – причем не только физически, но и психологически. Исходя из средней физической подготовки участников, исследователи хотели оценить «выносливость и силу воли». Они знали, что бег – это не только физическая активность, требующая напряжения мыщц, но и стресс, который «участник готов выдержать до тех пор, пока «наказание» не станет слишком суровым».

Спустя несколько десятилетий психолог Джордж Вайллант обследовал бывших участников того гарвардского теста. Дело в том, что каждые два года после окончания колледжа с ними регулярно проводили интервью. Через много лет на каждого участника собрали толстое «досье», где содержались их ответы на опросники, переписка с ними, а также расшифровки продолжительных интервью. Исследователи отмечали доход молодых людей, продвижение по карьерной лестнице, как часто они болели, чем любили заниматься и как отдыхали, сколько раз посещали психотерапевта, употребляли ли они транквилизаторы и другие психотропные вещества и насколько были довольны своей работой и семейной жизнью. Вся эта информация нужна была для оценки адаптации бывших студентов в жизни после окончания вуза.

Оказалось, что проведенный на двадцатилетних людях тест на беговой дорожке с большой точностью предсказал, каких успехов они достигнут в будущем. Джордж и его команда полагали, что время, которое человек выдержал на беговой дорожке, служит показателем физического здоровья, а оно и лежит в основе физиологического благополучия. Однако выяснилось, что физическая подготовка «минимально влияла на корреляцию проведенного на беговой дорожке времени и психического здоровья».

Получается, что актер Уилл Смит прав: приложенные усилия очень важны для достижения успеха в марафонском забеге под названием «жизнь».

– А вы сами сколько выдержали бы на такой беговой дорожке? – поинтересовалась я у Джорджа.

Я задала этот вопрос, поскольку мне казалось, что Джордж – человек очень упорный. Он узнал о тестах на беговой дорожке перед окончанием аспирантуры на психологическом факультете. Это исследование было своего рода эстафетной палочкой, которую психологи передавали от одной группы ученых другой, причем с постоянно уменьшающимся интересом и энтузиазмом по поводу этой затеи.

Можно сказать, что Джордж возродил это исследование. Он связался со всеми участниками теста по телефону и электронной почте. Кроме того, он лично провел интервью с каждым из них и изъездил немало стран, чтобы это осуществить. Сейчас Джорджу уже за 80, и он пережил многих участников того эксперимента. Теперь он пишет уже четвертую книгу об этом самом длительном и пока продолжающемся эксперименте над человеком.

В ответ на мой вопрос о его упорстве и выносливости Джордж ответил так:

– О нет! Я совсем не упорный. Если во время полета я решаю кроссворды, то обычно подглядываю ответы, устав разочаровываться в самом себе.

Ага, значит, на кроссворды у него упорства не хватает.

– И когда дома что-нибудь ломается, я передаю бразды правления моей жене, и она все это решает.

– Значит, вы не считаете себя упорным? – спросила я.

– Гарвардский эксперимент сегодня работает лишь потому, что я постоянно им занимался. Я следил за развитием событий, поскольку эта «игра» меня очень заинтриговала. Нет ничего интереснее, чем наблюдать за ростом человека.

И потом, после короткой паузы, Джордж рассказал мне, что в средней школе он занимался легкой атлетикой и участвовал в соревнованиях по прыжкам с шестом. На тренировках они очень много подтягивались.

– Я подтягивался больше всех остальных. И совсем не потому, что был спортсменом. Просто я очень много подтягивался. Много тренировался.

Однажды известного кинорежиссера Вуди Аллена попросили дать совет молодым творческим людям, и он сказал: «Обычно после того, как человек написал пьесу или роман, он ищет продюсера или выпускает книгу. Многие люди рассказывают мне, что у них есть желание писать, но они так и не доходят до дела и не создают ни пьесу, ни роман».

У Аллена есть одно прекрасное выражение: «В 80 случаях из 100 успех в жизни приходит тогда, когда ты появляешься в назначенном месте».

В 1980-х Джордж Буш-старший и Марио Куомо часто повторяли это выражение в своих выступлениях, превратив его в мем[13]. Получается, что лидеры республиканской и демократической партий расходились во взглядах по многим вопросам, но были единодушны, что необходимо закончить начатое.

Я сказала Джорджу: если бы я работала с этим экспериментом в Гарварде в 1940 г., то внесла бы него небольшое изменение. Я разрешила бы его участникам прийти на следующий день и снова сдать тест. Мне кажется, что часть студентов, недовольных результатами своего первого теста, вернулись бы на следующий день, чтобы его пересдать. Может быть, эти молодые люди стали бы расспрашивать ученых, есть ли физические и психологические стратегии, позволяющие дольше удержаться на беговой дорожке. Может быть, кто-нибудь захотел три, четыре или пять раз пересдать тест. В этом случае я могла бы получить статистические данные, какой процент испытуемых вернулись по собственной воле, желая улучшить результаты теста.

Мне кажется, что время, которое человек выдерживает на беговой дорожке, показывает, насколько он готов воплотить в жизнь свои планы, несмотря на дискомфорт. А желание вернуться на дорожку и количество попыток служит показателем упорства. Если человек не возвращается на дорожку, то его усилие равно нулю. Значит его умения не будут совершенствоваться.

Надо сказать, что беговая дорожка – хорошая метафора. Приблизительно 40 процентов людей, приобретающих тренажеры для дома, никогда ими не пользуются или делают это гораздо реже, чем рассчитывали. Но любой тренер или спортсмен знает, что успех определяется именно регулярностью занятий.

Как часто люди начинают какое-то дело и так никогда его и не заканчивают? Сколько тонн гантелей, беговых дорожек и велотренажеров пылится в подвалах и кладовках? Сколько детей начинают посещать спортивную секцию, но бросают ее через пару месяцев? Сколько женщин дают себе обещание связать свитер подруге, но заканчивают всего лишь один рукав? Все сказанное относится к диетам, овощным грядкам и компостным ямам. Очень многие из нас начинают с энтузиазмом новое дело, но бросают его, столкнувшись с первыми сложностями, так и не получив никакой пользы.

Увы, многие слишком рано и слишком часто бросают начатое. Последовательный и настойчивый человек не просто прилагает усилия в отдельно взятый день, он просыпается на следующий день и снова готов повторить все то, что сделал вчера.

Вот к какой приблизительной математической зависимости я пришла: один человек вдвое талантливее, но вдвое менее упорный, чем другой, может выйти со своим конкурентом на одинаковый уровень мастерства или умения, однако со временем достигнет меньших результатов.

Трудяги постоянно улучшают свои умения, они их применяют и используют. Они делают горшки, пишут книги, дают концерты, снимают кино. Если мы исходим из того, что значение имеет качество и количество горшков, книг, фильмов и концертов, то трудяга, обладающий умениями, равными с талантливым человеком, но вкладывающий в свое дело больше усилий, в дальнейшем достигнет большего.

– Противопоставление таланта и умений, – подчеркивает Уилл Смит, – вот ошибка всех, кто хочет чего-то добиться. Талант дается от Бога. А умения нарабатываются долгими часами работы и оттачиванием мастерства.

Должна добавить, что талант и достижение – совершенно разные вещи. Без усилия талант превращается в нереализованный потенциал. Без усилия умения – это всего лишь то, что человек мог бы сделать, но не сделал. При приложении усилия талант превращается в умение, а усилие делает умение продуктивным.

Не так давно я читала лекцию студентам в Бизнес-школе Уортона Пенсильванского университета. Я даже не успела собрать свои конспекты после окончания лекции, а ко мне подлетел и представился молодой предприниматель.

Это был очаровательный молодой человек, полный энергии и энтузиазма. Глядя на таких, сразу понимаешь, почему работа учителем приносит большое удовлетворение. Молодой человек на одном дыхании поведал мне историю о своем собственном недюжинном упорстве. Недавно он занимался фандрайзингом для своего стартапа и, не поспав несколько ночей подряд, собрал несколько тысяч долларов.

Я похвалила его, а потом добавила, что упорство больше связано с выдержкой, а не краткосрочными «аккордными» выбросами энергии, которые сложно поддерживать долгое время. Я попросила его, чтобы он написал мне на е-мейл, если через пару лет сможет сохранить свою активность в рамках этого проекта на высоком и стабильном уровне. Мол, тогда мы и поговорим о выносливости.

На лице молодого человека появилось изумление.

– Но через два года я, скорее всего, буду работать совершенно над другим проектом, – сказал он.

Это очень точное и своевременное замечание. Очень многие мероприятия хорошо начинаются, но плохо заканчиваются. Многие бизнес-планы летят в мусорную корзину.

– Хорошо, – ответила я. – Может быть, со временем вы будете работать не с этим стартапом, а с каким-нибудь другим. Но если этот стартап окажется совершенно из другой области и не будет иметь с первым предприятием какой-либо связи, то я не уверена, что ваш пример можно назвать примером большого упорства.

– То есть надо все время оставаться в одной и той же компании? – переспросил он.

– Не обязательно. Но упорные люди не меняют сферу работы так часто, как носки. Переход из одной профессиональной области в другую – я бы не назвала это упорством.

– Но если я буду переезжать с одного места в другое, но при этом очень упорно работать?

– Упорство – это не только умение усердно работать. Это лишь часть упорства.

Он помолчал.

– А почему?

– Ну, потому что невозможно добиться мастерства нечестными средствами. Чтобы стать настоящим экспертом и решать по-настоящему сложные проблемы, требуется время. Причем гораздо больше времени, чем многие склонны предполагать. Потом надо применять полученные навыки и умения для производства полезных людям товаров и услуг. В общем, Рим не за один день строился.

Он не прерывал меня, и я продолжила:

– И вот еще одна очень важная деталь. Упорство – это работа с тем, что тебе очень нравится, и то, чем ты собираешься заниматься долгое время.

– Надо заниматься тем, что ты любишь. Это я понимаю.

– Правильно! Это то, что ты любишь. Важно не просто влюбиться, важно оставаться влюбленным долгие годы.

А насколько упорны вы сами? Чуть ниже дана Шкала упорства, которую я разработала во время исследований в Вест-Пойнте. Я пользовалась ею для анализа исследований, описанных в этой книге. Внимательно прочитайте каждое предложение и отметьте оценку, которая, на ваш взгляд, соответствует реальному положению дел. Не думайте над вопросом слишком долго. Просто спросите, как бы вы сравнили себя не только с коллегами, друзьями и членами семьи, а с «большинством людей».

Чтобы подсчитать общий показатель упорства необходимо сложить все оценки и разделить сумму на десять. Максимальная оценка по этой шкале составляет 5 очков (невероятно упорный), а самая низкая – 1 (совершенно не упорный).

Приведенную ниже таблицу вы можете использовать для сравнения своих результатов с результатами множества прошедших тестирование американцев[14].

Не забывайте, что ваша оценка упорства отражает ваше состояние на данный момент. Возможно, вы были более упорным в молодости. И в следующий раз результат вашего теста по Шкале упорства тоже может оказаться другим. Упорство может меняться со временем, и я буду подробнее писать об этом ниже.

Упорство состоит из двух компонентов: страсти и выдержки. Если вы хотите копнуть глубже, то можете рассчитать оценки по каждому из этих компонентов. Для того чтобы получить оценку страсти, сложите ответы на вопросы с нечетным номером и разделите сумму на 5. Для оценки выдержки сложите ответы на вопросы с четным номером и разделите на 5.

Если у вас высокая оценка страсти, то, скорее всего, у вас и высокая оценка выдержки. И наоборот. Вполне возможно, что ваши оценки упорства чуть выше оценок страсти. Такая ситуация характерна для большинства людей, которых я тестировала. Например, я выполнила тест во время работы над этой главой, и в целом мой результат составил 4,6. Оценка моей выдержки – 5,0, а страсти – 4,2. Мне сложнее долго сосредоточиваться на достижении цели, чем работать изо всех сил, преодолевать трудности и переживать неудачи. Такова моя особенность.

Зачастую оценка выдержки оказывается выше оценки страсти. Это свидетельствует о том, что страсть и выдержка – разные вещи. В данной главе я расскажу подробнее, чем они отличаются, и разберу эти понятия по отдельности и вместе.

Выполняя тест на упорство, вы, вероятно, заметили, что в вопросах о страсти вас не спрашивают, насколько сильно вы стремитесь к достижению цели. Возможно, это показалось вам странным, потому что для описания чувств мы часто используем слова «страсть» или «страстно». Многие считают, что страсть – синоним вожделения или одержимости. Однако в интервью о том, какие качества необходимы для преуспевания, многие успешные люди говорят немного о другом подходе к задаче и другой самоотдаче. Они считают, что важна не столько интенсивность или сила, сколько последовательное и методичное осуществление некоего действия в течение долгого времени.

Например, я слышала об известных поварах, которые выросли на передачах Джулии Чайлд и пронесли любовь к кулинарному искусству до взрослого возраста. Я слышала об инвесторах, которым и через 40–50 лет работы интересен финансовый рынок, как и в первый день, когда они вышли на работу трейдером. Я слышала о математиках, которые ежедневно на протяжении многих лет пытаются разрешить одну и ту же математическую проблему, и им в голову не приходит мысль: «Да черт бы с этой проблемой! Займусь-ка я чем-нибудь другим».

Именно поэтому вопросы, относящиеся к страсти, сформулированы так, чтобы узнать, насколько последовательно вы стремитесь к достижению своих целей. Может быть «страсть» в данном контексте и не очень правильное слово. В любом случае я подразумеваю под ним длительное и очень сильное увлечение. Важно понимать: энтузиазм встречается часто, а вот выносливость, последовательность – гораздо реже.

Возьмем пример Джеффри Джентльмена. Уже более десяти лет Джефф возглавляет корпункт газеты New York Times в Восточной Африке. В 2012 г. он получил Пулитцеровскую премию в номинации «международный репортаж» за работу по освещению конфликтов в Восточной Африке. В мире журналистов он очень уважаемый человек – его чтят за смелость, ведь Джефф работает, рискуя жизнью, и готов писать о страшных и неприятных вещах.

Я познакомилась с Джеффом, когда мне было едва за двадцать и мы оба учились в магистратуре в Оксфордском университете. Это было задолго до работы в McKinsey, до того, как я преподавала и потом стала психологом. А Джефф, когда мы познакомились, не написал еще ни одной своей истории или репортажа. Мы оба тогда не знали, чем хотим заниматься, и пытались это понять.

Недавно я говорила с Джеффом по телефону. Он жил в Найроби и из этого города совершал все свои «вылазки» в разные части африканского континента. Мы вспомнили былые времена и обменялись информацией о детях. Я попросила Джеффа поразмышлять над тем, что такое страсть и какое значение это качество сыграло в его жизни.

– Я давно понял, где хочу быть, – сказал Джефф. – Я страстно мечтал жить и работать в Восточной Африке.

– Да? А я предполагала, что тебе очень нравится журналистика, а не определенная часть земного шара. А если бы тебя попросили выбрать – или ты журналист, или ты живешь в Африке, что бы ты тогда выбрал?

Я думала, что Джефф выберет журналистику. Но я ошибалась.

– Послушай, работа журналистом мне очень подходит. Я всегда стремился и хотел работать пером. Я прекрасно себя чувствую в новых ситуациях. Мне даже нравится столкновение взглядов, некая конфронтация, которая заложена в работе журналиста. Мне нравится бросать вызов власти, я знаю, что должно быть еще одно мнение, кроме официального. Но все равно я считаю, что журналистика – это средство, а не цель.

Страсть к Африке в Джеффе пробуждалась постепенно. При этом он сам активно создавал свою страсть.

Джефф переехал из Иллинойса в Итаку, штат Нью-Йорк, когда ему было восемнадцать лет, и он не имел никакого понятия, чем будет заниматься в будущем. В Корнельском университете он специализировался на философии отчасти потому, что «было меньше всего требований при поступлении на это отделение». Летом после окончания первого курса он туристом поехал в Восточную Африку. И эта поездка стала началом всех начал.

– Мне просто «крышу» сорвало. Там был дух жизни, с которым я хотел быть рядом и сделать его частью моей жизни.

Вернувшись в Корнельский университет, он пошел на курс суахили, а после второго курса взял год академического отпуска, чтобы поездить по миру. И тогда он снова попал в Восточную Африку и испытал то же самое манящее чувство.

Но это желание не решало вопроса, чем именно он сможет прокормить себя в Африке. И как же ему пришла в голову идея стать журналистом? Это предложил Джеффу профессор, сказав, что тот хорошо пишет. Тут Джефф подумал: «У меня в голове появилась глупая идея… Да кому интересно работать на какую-то скучную газету?» Джефф начал сотрудничать со студенческой газетой Cornell Daily Sun, но в качестве фотографа, а не пишущего человека.

– Когда я попал в Оксфорд, то чувствовал себя практически потерянным в смысле выбора специализации. Профессора были в шоке от того, что я все еще не знал, чем хочу заниматься. Они мне говорили: «Ты что? Зачем тогда ты здесь? Это серьезное учебное заведение. Если ты не знаешь, чего хочешь, тебе здесь не место».

На втором курсе Оксфорда Джефф решил, что ему стоит заняться журналистикой.

– Я выяснил, что такое работа журналиста, и понял, что она поможет мне попасть в Африку. И что это интересная, творческая работа – я могу писать как хочу. Я сказал себе: «Да пошло все к черту! Я вот этим и займусь». Тогда я составил очень четкий план действий, поскольку понимал: работа журналиста – очень поэтапная история, и мне надо идти от А до Б, а потом до В и Г и так далее.

Точкой «А» стала работа в студенческой газете Университета Cherwell. Точкой «Б» – работа летом стажером в небольшой газете в Висконсине. Точкой «В» – работа в St. Petersburg Times во Флориде. А «Г» – в Los Angeles Times.

Следующим шагом было назначение корреспондентом New York Times в Атланту. Потом Джеффа направляли корреспондентом в самые разные точки мира, чтобы освещать военные действия. А в 2006 г. Джефф стал начальником корреспондентского пункта New York Times в Восточной Африке.

– Это очень долгий путь, на котором мне пришлось многое повидать. Иногда было трудно, иногда страшно, но, в конце концов, я попал туда, куда хотел.

В общем, всем, кто считает, что страсть – это что-то связанное с фейерверком, можно сказать, что у Джеффа совершенно другой опыт. Фейерверк ярко взрывается, но быстро сгорает. От него остается лишь запах дыма и воспоминание о чем-то красивом. В жизни Джеффа его страсть была своего рода компасом, инструментом, с которым можно долго возиться, чтобы понять, как он работает, а потом он поможет выйти «длинной и извилистой дорогой»[15] туда, куда стремится душа.

Тренер команды Seahawks Пит Кэрролл задает такой вопрос: «У вас есть своя философия жизни?» Некоторым из нас ответить непросто. Мы можем сказать: «Ну, у меня много целей. Много проектов. Философия жизни – это о чем?»

А иные уверенно заявляют: «Вот что я хочу…»

Вопрос станет яснее, если мы поймем уровень, который имеет в виду Пит. Он не интересуется, к чему ты стремишься сегодня и даже в этом году. Он желает знать, что ты собираешься делать в этой жизни. В нашей терминологии это означает – какова твоя страсть?

Философия жизни самого Пита проста: «Делать то, что ты делаешь, лучше, чем это делали до тебя». Как и Джефф, он шел к этому долго. Переломный момент в его жизни произошел, когда его уволили с поста главного тренера New England Patriots. После этого минул целый год, на протяжении которого Пит не играл в футбол и никого не тренировал. И в это самое время один из его близких друзей предложил ему задуматься не просто о следующей работе, а кое о чем более абстрактном: «Тебе нужна жизненная философия».

Пит подумал и решил, что это действительно так. «Если мне еще раз придется управлять организацией, у меня должна быть философия, которая станет основой всех моих действий». Пит много размышлял. «Потом, на протяжении нескольких недель и месяцев, я много писал и сохранял записи в папках с пластиковыми файликами». В тот же период он читал книги о тренере Джоне Вудене, который десять раз приводил мужскую баскетбольную команду Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе к победе в национальном студенческом чемпионате. Это – рекорд для студенческого баскетбола.

Как и большинство других тренеров, Пит и прежде читал про Вудена. Но на сей раз Пит понимал его гораздо глубже. Вуден говорил: хотя команда должна очень многое уметь делать хорошо, самое важное – создать общее виденье.

Пит понял, что пред ним стоит несколько целей: выиграть определенную игру, чемпионат, правильно расположить на поле защиту и понять, как именно общаться с игроками. И ему следует координировать движение к этим целям. «Ясная и понятная философия ставит тебя в определенные границы и помогает решать возникающие задачи», – говорит он.

Можно сказать, что Пит видит определенную иерархию целей.

Внизу рисунка расположены конкретные задачи, которые необходимо решить в сжатые сроки. К примеру, мне надо выходить в восемь утра. Мне надо перезвонить человеку. Закончить писать электронное письмо, начатое вчера. Задачи этого уровня существуют только в качестве средств на пути к другим целям. Они нужны, чтобы достичь чего-то еще. Чем выше задача расположена на этом рисунке, тем более значимой, общей и абстрактной она является. Чем выше находится задача, тем скорее она не будет лишь средством решения других задач, а будет собственно конечной задачей.

На этом рисунке всего три уровня. Я сознательно упростила картину. Между главной задачей и задачами нижнего звена находится ряд задач среднего уровня. Например, выйти из дома в восемь утра – это задача нижнего уровня. Выполнение этой задачи гарантирует, что я выполню задачу среднего уровня – приеду на работу вовремя. Почему следует приехать на работу вовремя? Потому что надо быть пунктуальным и уважать своих коллег. Почему это так важно? Потому что я хочу быть хорошим руководителем.

Если, задав по поводу задачи вопрос «Почему?», вы отвечаете «Потому!», вы добрались до верха иерархии. Самая важная цель – это уже не средство для решения других проблем, это уже то, к чему вы стремитесь. Некоторые психологи называют это «конечной целью». Я считаю, что это и есть компас, который дает направление всей жизни и наполняет смыслом все нижестоящие задачи.

Другой пример – бейсболист Том Сивер. Когда в 1987 г. он в возрасте 42 лет ушел из большого спорта, на его счету было 311 побед, 3640 страйкаутов и 61 шатаут. В 1992 г. его имя включили в бейсбольный Зал славы после голосования с рекордно высоким процентом проголосовавших «за» – 98,8 процента. Цель Сивера с его двадцатилетней карьерой питчера была такова: «быть самым лучшим питчером изо дня в день и из года в год». И вот как эта главная цель помогла ему структурировать цели нижнего уровня.

«Я – питчер, и это обязывает и накладывает ограничения. Я должен соблюдать диету, вовремя ложиться спать, а днем заниматься своим делом. Вне поля мне приходится вести определенный образ жизни. Если я еду во Флориду, то не имею права сгореть на солнце, потому что тогда не смогу выходить несколько дней на поле, и я никогда не хожу без майки… Я всегда глажу собак левой рукой и левой рукой подкидываю поленья в камин. Зимой я ем творог вместо печенья, чтобы не набрать вес».

Можно подумать, что жизнь Сивера – это сплошные самоограничения. Но Сивер влюблен в свою работу. «Я обожаю быть питчером… Я посвятил этому занятию всю свою жизнь. Я решил, чем буду заниматься. Когда я хороший питчер, я счастлив, и я хочу продолжать быть счастливым».

Страсть – это не только то, что человеку очень нравится. Я вкладываю в слово «страсть» и тот смысл, что человек постоянно стремится к своей цели и всегда ей верен.

Человек засыпает и просыпается, размышляя над одними и теми же вопросами. Человек устремлен к своей цели, как стрела, и всегда готов сделать хотя бы мизерный шажок вперед по направлению к цели. В этом поведении может быть даже что-то маниакальное. Практически все действия человека обусловлены его жизненной философией и конечной целью. Если вы так живете, значит, вы правильно выстроили приоритеты.

Упорство – это способность постоянно держать в голове главную цель. Кроме того, упорство – это часть «жизненной философии», о которой и говорил Пит Кэрролл. Она делает жизнь интересной и помогает организовать и направить в нужное русло все действия человека. У большинства упорных людей задачи нижнего и среднего уровня подчинены достижению высшей цели. Если человек не особенно упорен, то система его целей не очень ясная и не очень хорошо структурированная.

Вот несколько примеров, как отсутствие упорства проявляется в жизни. Я встречалась со множеством молодых людей, у которых есть мечта. Они хотят стать врачами или играть в баскетбол в NBA. Они прекрасно представляют, как здорово бы это было, однако не в состоянии правильно расставить цели среднего и нижнего уровня, чтобы достичь своей мечты. Получается, что в иерархии их задач есть лишь самая важная, которая, увы, висит в воздухе и ничем не подкреплена:

Моя хорошая подруга и коллега Габриэль Эттинген называет такое поведение позитивным фантазерством. Габриэль исследовала ситуации, когда люди мечтают о достижении цели, но не планируют конкретных шагов и не думают, как решать возникающие на пути проблемы. Такое поведение дает кратковременное удовлетворение, но в конце концов ни к чему не приводит. В настоящий момент человек чувствует себя прекрасно, потому что решил стать врачом, но в дальнейшем его ждет большое разочарование, поскольку он не достигнет своей цели.

Нередко встречается и такая иерархия, где ряд целей среднего уровня никак не связан с главной целью жизни.

Бывают случаи, когда у человека есть несколько главных целей, никак между собой не связанных.

В некоторой степени противоречие целей – часть нашего существования. У меня, например, есть профессиональная цель и задачи, связанные с воспитанием детей. Даже Том Сивер признавался, что график поездок и тренировок профессионального бейсболиста не давал ему проводить с семьей столько времени, сколько ему хотелось. Хотя его главной целью в жизни был бейсбол, у него в жизни есть и другие важные вещи.

Как и у Сивера, в моей профессиональной жизни одна главная задача: «Использовать открытия психологии ради процветания наших детей». Кроме этого, у меня есть и другая иерархия целей, поскольку мы с мужем растим двух дочерей. Любой работающий родитель знает, что между профессиональными и семейными целями возникает противоречие. Мне кажется, что у меня перманентно не хватает времени, энергии и внимания. Но я держусь и живу с этим противоречием. До замужества я размышляла, как лучше поступить и что выбрать – карьеру или семью. Но потом пришла к выводу, что не существует универсального решения и каждый должен выбирать то, что подходит именно ему.

Поэтому представление, что каждая минута нашей жизни должна быть посвящена одной высшей цели, является во многом иллюзией. И это не принесет пользы даже самым упорным людям. Тем не менее можно ранжировать цели среднего и нижнего уровня, чтобы их достижение приближало вас к осуществлению высшей цели. И я считаю, что в профессиональной сфере достаточно одной большой цели.

Чем более структурирована и координирована иерархия целей, тем лучше.

Говорят, миллиардер Уоррен Баффет, который все свое богатство заработал сам и который владеет капиталом, вдвое превышающим сумму пожертвований, получаемых Гарвардским университетом, дал своему личному пилоту совет – о расстановке приоритетов стоящих перед человеком задач.

Однажды Баффет поинтересовался у своего пилота: дескать, у него наверняка есть мечты, никак не связанные с перевозкой самого Баффета из одного места в другое. Пилот ответил, что действительно у него такие мечты есть. И тогда Баффет изложил ему теорию трех шагов достижения цели.

Во-первых, надо написать список из 25 своих карьерных целей.

Во-вторых, как следует подумать и оставить 5 самых важных.

В-третьих, необходимо рассмотреть список тех 20 целей и задач, которые были отметены. И отныне стремления к ним нужно избегать всеми возможными способами, ибо они только отвлекают. Они отнимают время и энергию, не давая возможности достичь пяти главных, самых важных целей.

Когда я впервые прочитала эту историю, я подумала: «Черт возьми, да как же можно иметь 25 целей в карьере? Это же непростительно много». Потом я села и написала список своих рабочих проектов. И, дойдя до 32-го пункта, я поняла, что упражнение было эффективным и время я потратила не зря.

В первую очередь в голову лезли цели среднего уровня. Именно они сразу приходят на ум, когда надо написать не одну свою цель, а несколько.

Фрэнк Моделл, New Yorker, 7 июля 1962 г. The New Yorker Collection/The Cartoon Bank.

Желая сделать выбор более научным, я составила таблицу, чтобы оценить, насколько интересны и важны отдельные проекты. Каждую цель я оценивала по шкале от 1 до 10, где единица – самые неинтересные. Я оценивала каждую цель по критериям интереса и значимости, то есть дважды. Потом я умножила получившиеся цифры и получила баллы от 1 до 100. Ни одна из целей не дотянула до 100, но не нашлось и такой, которую я бы оценила «1» по какой-нибудь шкале.

Я попыталась последовать совету Баффета и обвела красной ручкой несколько самых важных и интересных целей, а все остальные выбросила из головы и решила никогда в жизни не думать о них.

Я пыталась, но у меня ничего не получилось. И я поняла, что многие мои цели связаны между собой. Большая их часть – средство достижения одной высшей цели – помогать детям процветать. У меня была буквально пара карьерных целей, не связанных с этим. И я заставила себя избегать их любой ценой.

Если бы я сейчас вместе с Баффетом прошлась по моему списку, он бы сказал, что задача этого упражнения – понять, что время и энергия ограниченны. Успешный человек должен уяснить, чего он ни в коем случае не должен делать. Я понимаю логику Баффета, но мне до него в этом смысле еще очень далеко. Однако этот тест действительно полезен. Когда приходится распыляться на достижение нескольких важных целей, это сбивает с толку. Нужен один внутренний компас, а не два, три, четыре или пять.

Я бы к трехшаговому упражнению Баффета добавила еще один шаг. Спросите себя: «Насколько все эти цели служат достижению общей цели?» Если они принадлежат одной иерархии, тем концентрированнее ваша страсть.

Станете ли вы известным питчером или заработаете кучу денег, если будете использовать этот метод выявления главной цели и расстановки приоритетов? Скорее всего, нет. Но у вас будет больше шансов быть там, где вы мечтали бы находиться.

Упорство вовсе не подразумевает, что вы настырно, любой ценой преследуете каждую цель среднего уровня. Более того, возможно, стоит отказаться от пары целей, которых вы сейчас стремитесь достичь, – просто потому, что не все в жизни складывается так, как нам хочется. Необходимо работать засучив рукава и иногда даже чуть дольше, чем вы планировали. Но не стоит разбиваться в лепешку ради достижения вторичной цели.

Я размышляла, как важно отделять основные цели от менее значимых, слушая в местной библиотеке выступление известной карикатуристки журнала New Yorker – Роз Част. Она рассказала, что 90 процентов ее рисунков редакторы отвергают. И добавила, что на более ранней стадии ее карьеры процент отсева был еще выше.

Я позвонила редактору по комиксам и карикатурам журнала New Yorker – Бобу Манкоффу и спросила, какую долю предложений он отсеивает. Тот назвал цифру, которая показалась мне шокирующее высокой. Боб сказал, что в этом смысле Роз – скорее исключение из правил. «Слава богу!» – подумала я, с сочувствием думая о карикатуристах, девять из десяти работ которых идут в мусорную корзину.

Однако Боб сообщил мне, что обычно карикатуристам повсюду в мире приходится мириться с еще более частыми отказами. Правда, в его издании[16] «сотрудничающие по контракту» карикатуристы имеют больше шансов на публикацию в сравнении с прочими. Всего в неделю Бобу поступает около пятисот карикатур и рисунков, а каждый номер вмещает их приблизительно семнадцать. Я посчитала долю отсева – 96 процентов.

Бог ты мой! Да кто захочет жить такой жизнью?

В первую очередь – сам Боб.

Жизнь Боба служит доказательством, что ради достижения приоритетных целей следует спокойно относиться к тому, что ты иногда не достигаешь целей промежуточного уровня. Представьте, что самая важная цель написана чернилами, а подчиненные ей цели – карандашом: чтобы можно было их менять, а иногда и вообще стирать, освобождая место для новых.

Вот мой рисунок, правда, совсем не того качества, которого требуют в New Yorker:

Одна из целей нижнего уровня перечеркнута злым крестом, словно закрыта. Это – отказ, неудача, потеря времени, провал. Упорного человека такая ситуация расстроит, но он не станет переживать слишком долго.

Вскоре упорный человек найдет новую цель подчиненного уровня – поняв, как она служит главной цели, – и нарисует новый кружок.

Один из девизов «зеленых беретов»: «Импровизировать, адаптироваться, преодолевать»[17]. Многим в детстве говорили: «Если у тебя с первой попытки не получается, не сдавайся, пробуй еще». Мудрый совет, но лучше бы говорили так: «Пробуй, пробуй и пробуй снова, а потом предприми что-нибудь другое». Именно такой подход оптимален при решении задач подчиненного уровня.

А вот история самого Боба Манкоффа.

Как и у Джеффа Джентльмена – начальника корпункта New York Times в Восточной Африке, – у Боба в молодые годы не было четкого представления, чем бы он хотел заниматься. Бобу нравилось рисовать, и он пошел не в соседнюю с ним в Бронксе школу, а в Школу музыки и искусств Ла Гуардия (в 1970-х именно в этой школе снимали фильм-мюзикл «Слава».) Боб, попав в эту школу, столкнулся с таким высоким уровнем подготовки студентов, что испугался.

– Я увидел, как рисуют талантливые ребята, и решил, что я по сравнению с ними – посредственность, – рассказывает Боб. – После окончания школы я три года вообще не брал в руки карандаш.

Он поступил в Сиракузский университет, где изучал философию и психологию. На последнем курсе Боб купил книгу «Как научиться рисовать комиксы» известного художника Сида Хоффа.

Хофф придерживался простой и понятной философии: «Терпение и труд все перетрут». Журнал New Yorker опубликовал 571 рисунок Хоффа. Помимо этого Хофф проиллюстрировал более шестидесяти детских книг, а также сделал тысячи рисунков и комиксов, напечатанных в самых разных изданиях. Его книга начинается оптимистичными словами: «Сложно ли стать художником комиксов? Совсем нет. Чтобы это доказать, я написал эту книгу…» Хофф дает советы о композиции и перспективе рисунка, об изображении человеческой фигуры, мимики и тому подобного. Заканчивается книга главой под названием «Как пережить отказ».

Боб воспользовался советами Хоффа и нарисовал 27 комиксов. Он обошел ряд изданий (среди них не было New Yorker), чтобы что-нибудь продать. Во всех журналах Боб получил отказ. Многие редакторы просили его приносить побольше новых комиксов на следующей неделе. «Больше? – удивлялся Боб. – Да как же можно нарисовать больше 27 комиксов в неделю?»

Боб не успел прочитать последнюю главу книги Хоффа, как получил повестку – его вызывали на призывной пункт. В то время шла война во Вьетнаме, но у Боба не было никакого желания ехать воевать в Юго-Восточную Азию. Поэтому он быстро «перепрофилировался» и пошел в аспирантуру, чтобы изучать экспериментальную психологию. Следующие несколько лет Боб наблюдал за тем, как в лабиринтах бегают крысы, а вечерами рисовал. Непосредственно перед тем, как защитить диссертацию по психологии, Боб осознал, что не хочет делать карьеру ученого.

– Я тогда подумал: какая моя отличительная черта наиболее яркая? И решил, что я – самый веселый человек на свете. Именно так я о себе и подумал: я веселый, и мои шутки смешные.

У Боба было две возможности заработать на своем чувстве юмора.

– Я решил, что стану стэндап-комиком или художником-карикатуристом.

И Боб с головой окунулся в оба эти занятия.

– Весь день я писал тексты выступлений, а вечерами рисовал комиксы.

Однако через некоторое время он понял, что одно из этих занятий привлекает его больше другого.

– В те времена стэндап был совсем не таким, как сейчас. Камеди-клубов было очень мало. Слушать стэндап люди были готовы в провинции, но у меня не было никакого желания туда ехать. Я прекрасно понимал, что там мой юмор никто не поймет.

Тогда Боб бросил стэндап и продолжил рисовать комиксы.

Боб два года предлагал свои работы журналу New Yorker, но получил такое количество отказов, что мог бы легко обклеить ими стены своего туалета. Впрочем, ему удавалось продать свои комиксы другим изданиям, но к тому времени цель Боба немного изменилась. Если раньше он просто хотел быть карикатуристом, то теперь хотел стать одним из самых известных людей в выбранной профессии.

– Как известно, журнал New Yorker – это то же самое, что Yankees для бейсбола. Это лучшая команда. Если ты попал в эту команду, значит, ты один из самых лучших.

Однако от New Yorker он получал лишь отказы, и это его совсем не радовало. Настало время сменить тактику.

– Я пришел в главную городскую библиотеку и просмотрел все комиксы, которые были напечатаны в журнале New Yorker с 1925 года.

Боб полагал, что ему не хватает мастерства рисовальщика, но, внимательно изучив подборку журналов, понял, что многие из карикатуристов были далеко не лучшими художниками. Боб задумался: может, его подписи к комиксам слишком длинные либо слишком короткие? Но, изучая опубликованные комиксы, осознал, что причина отказов не в длине текста: обычно подписи к комиксам были короткими, но встречались и длинные.

Наконец Боб предположил, что редакторам не нравится его юмор. Однако исследование комиксов показало, что некоторые работы были довольно странными, а другие сатирическими, философскими или просто занятными.

Зато у всех комиксов, напечатанных в журнале, была одна общая черта – они заставляли человека задуматься. Была и еще одна черта – каждый карикатурист обладал своим собственным, неподражаемым стилем. Не существовало какого-то предпочтительного стиля рисунка и подписей к нему. Стиль всегда выражал индивидуальность художника.

Роберт Манкофф, New Yorker, 20 июня 1977 г., The New Yorker Collection/The Cartoon Bank.

Боб внимательно просмотрел все комиксы, которые когда-либо появлялись на страницах New Yorker, и понял, что рано или поздно его работы напечатают в этом престижном журнале. Он был уверен, что может создать комиксы даже лучше уже опубликованных в New Yorker. Он знал, что сможет рисовать комиксы, которые заставят людей задуматься, и создаст собственную манеру рисунка и подписи.

– Я попробовал несколько разных стилей. И наконец нашел собственный – рисование точками.

Сейчас это известный стиль, который так и называется – точечный. С этой манерой Боб экспериментировал еще в школе, после того, как впервые увидел работы французского импрессиониста Жоржа-Пьера Сера.

После почти двух тысяч отказов, полученных в период с 1974 по 1977 г., Боб отправил в издание карикатуру, изображенную выше. Эту карикатуру New Yorker принял и напечатал.

На следующий год Боб продал в New Yorker 13 карикатур, в 1979 г. – 25, а в 1980 г. – 27 карикатур. В 1981 г. New Yorker предложил ему работать по контракту, Боб согласился.

Сейчас Боб работает в журнале. Он советует молодым карикатуристам подавать по десять рисунков за раз, потому что «в комиксах, как и в жизни, девять из десяти проектов не срабатывают».

Иногда забыть о некоторых целях нижнего уровня просто жизненно необходимо. Особенно если подчиненную цель можно заменить другой целью, выполнение которой более реально. Стоит забыть о какой-либо цели нижнего звена и в том случае, если вы находите другую цель, ведущую к тому же результату более легким или приятным путем.

Как и в любом длительном путешествии, объездных путей и дорожек вам не избежать.

Однако не следует запросто менять основные цели. Здесь надо быть упорным. Я стараюсь не зацикливаться на проекте, который не пошел: отвергнутой научным журналом статье, просьбе о получении гранта или неудачном эксперименте. Неприятно, когда что-то не удается, но я предпочитаю долго об этом не думать и жить дальше. Однако я упорно борюсь за достижение своих главных целей и целей среднего уровня, потому что не хочу, как выразился Пит, изменять «свою философию жизни». У меня уже давно есть внутренний компас, стрелка которого всегда показывает, куда мне надо двигаться.

За много лет до того, как я начала заниматься исследованием упорства и провела свое первое интервью, психолог Стэнфордского университета Кэтрин Кокс провела глубокую оценку характеристик успешных людей.

В 1926 г. вышло ее исследование жизни 301 известного и успешного человека. Среди них были поэты, религиозные и политические лидеры, ученые, военачальники, художники, философы и музыканты. Все они умерли как минимум за четыреста лет до работы Кокс, и каждый из них добился в жизни столь многого, что их имена упомянуты в шести популярных энциклопедиях.

Вначале Кокс решила установить уровень интеллекта этих личностей в сравнении друг с другом и в сравнении с большинством населения. Она перелопатила много доступной биографической информации и приблизительно рассчитала IQ каждой исторической знаменитости в детском возрасте. Кокс напечатала лишь выдержки своего исследования (не знаю, можно ли назвать выдержками восемьсот страниц текста). Она расставила имена этих известных личностей по порядку: 301 человек – от самого глупого до самого умного – и описала достижения каждого.

По мнению Кокс, самым умным человеком планеты был философ Джон Стюарт Милль, который в возрасте трех лет выучил греческий язык, в шестилетнем написал историю древнего Рима, а в двенадцать уже помогал отцу вычитывать текст книги по истории Индии. По расчетам Кокс, его IQ в детском возрасте составил 190.

Самыми «глупыми» в списке исторических личностей Кокс с IQ в детском возрасте от 100 до 110 (это чуть выше среднего показателя по всей планете) оказались астроном Николай Коперник, физик и химик Майкл Фарадей и испанский писатель Мигель Сервантес. Исаак Ньютон попал в середину списка. IQ Ньютона предположительно составил 130. Это минимум, с которым современный ребенок мог рассчитывать, что его примут в класс для талантливых и одаренных детей.

Кокс пришла к выводу, что наиболее успешные и известные люди земли все же умнее большинства населения – чем, в общем-то, никого не удивила.

Но на основе ее исследований можно констатировать, что IQ играет незначительную роль как критерий разделения наиболее выдающихся и наименее выдающихся. Средний IQ в детском возрасте самых выдающихся гениев, которых Кокс назвала «первой десяткой», составил 146, а у наименее выдающихся представителей «последней десятки» IQ составил 143. Разрыв, как вы видите, совсем небольшой. Получается, что связь между величием и умом, по мнению Кокс, чрезвычайно незначительна.

Первая десятка гениев, согласно Кокс

Сэр Фрэнсис Бэкон

Наполеон Бонапарт

Эдмунд Берк

Иоганн фон Гете

Мартин Лютер

Исаак Ньютон

Уильям Питт

Джон Мильтон

Вольтер

Джордж Вашингтон

«Замыкающая» десятка гениев, согласно Кокс

Кристиан фон Бунзен

Томас Чальмерс

Томас Чаттертон

Ричард Кобден

Сэмюэл Тэйлор Кольридж

Жорж Жак Дантон

Франц Йозеф Гайдн

Фелисите Робер де Ламенне

Джузеппе Маццини

Иоахим Мюрат

Если не ум, то что же определяет попадание гения в первую или последнюю десятку? Кокс прочитала тысячи страниц биографий гениев прошлого и вместе со своей помощницей выделила и оценила 67 черт характера 100 гениев. Она сознательно выбрала так много черт характера (надо сказать, что в их числе оказались практически все, которые современная психология считает важными), чтобы понять разницу между выдающимися людьми и всем остальным человечеством, а также выявить отличия у гениев первой и последней десятки.

По большинству из 67 показателей Кокс отметила лишь тривиальные различия между самыми великими и населением в целом. Например, величие оказалось практически никак не связанным с жизнерадостностью, экстраверсией или чувством юмора. Примечательно, что гении далеко не всегда получали хорошие оценки в школе. Однако от прочего населения самые великие отличались по четырем характеристикам. И по тем же позициям отличались представители первой и последней десятки среди великих. Кокс назвала эти качества устойчивость мотивации.

Две из этих четырех черт можно приравнять к страсти, присутствующей в нашей Шкале упорства:

«Отношение человека к далеким целям (в сравнении с насущными проблемами). Активная подготовка к дальнейшей жизни. Последовательная работа ради осуществления конечной цели. Склонность закончить начатое дело, а не бросить его. Человек не отклоняется от главного ради новизны и свежести. Он не стремится заняться чем-то новым, чтобы «разнообразить» жизнь».

Две следующие характеристики, или черты, можно назвать настойчивостью:

«Сила воли или настойчивость. Спокойная решимость придерживаться выбранного курса. Склонность не бросать начатое дело из-за сложностей. Настойчивость, упорство, упрямство».

В своих заключительных комментариях Кокс писала: «Высокий, но не самый высокий уровень IQ в сочетании с выраженным упорством и последовательностью приводит к большему величию, нежели высший уровень IQ в сочетании с меньшей степенью упорства».

Какие бы результаты ни показал бы ваш тест на упорство, я надеюсь, что он заставил вас задуматься. Необходимо понимать свои цели и осознать, насколько они связаны с вашей страстью. Также тест дает представление, насколько вы в состоянии преодолевать неудачи и провалы.

Но это только начало. В следующей главе мы поговорим, как упорство человека изменяется со временем. А потом рассмотрим и поймем, можно ли стать более упорным.

А насколько упорство зависит от наших генов?

Всякий раз, когда я читаю лекцию об упорстве, мне в той или иной форме задают этот вопрос. Все мы интуитивно чувствуем, что некоторые наши качества и особенности (например, рост) определяются благодаря генетической лотерее, а некоторые (например, язык, на котором мы говорим) – результат нашего воспитания и опыта. Среди баскетбольных тренеров бытует поговорка «Невозможно натренировать рост», вот и многие из тех, кто желает подробнее узнать об упорстве, интересуются – не является ли это качество чем-то наподобие роста человека.

На вопрос, связано ли упорство в характере с нашими генами, можно дать короткий и развернутый ответы. Короткий ответ будет звучать так: частично. Но мне кажется, читателю было бы полезно узнать и развернутый ответ. Современной науке многое известно о том, как гены и личный опыт влияют на человека. Но иногда сложность научных фактов создает в головах людей путаницу.

Каждая особенность индивида зависит как от набора генов, так и от его личного опыта. Возьмем, допустим, рост. Рост человека во многом определяется его геномом. Благодаря наследственности некоторые из нас очень высокие, иные – коротышки, а большинство людей – среднего роста.

Однако не стоит упускать из виду, что за последние 150 лет средний рост населения значительно увеличился. Средний рост английского солдата 150 лет назад составлял 151 см, а в наши дни статистика военного ведомства Великобритании показывает, что средний рост военнослужащих достиг 177 см.

Увеличение среднего роста населения в некоторых других странах было еще более значительным. Например, в Нидерландах средний рост населения за последние полтора века увеличился почти на 10 см и составляет сейчас почти 185 см. Каждый раз, когда на конференциях я общаюсь с вежливо склонившими головы коллегами из Нидерландов, я чувствую себя словно в лесу в окружении высоких деревьев.

Маловероятно, что ДНК людей претерпела столь сильные изменения на протяжении всего нескольких поколений. На увеличение среднего роста повлияли улучшение питания, очищение воды и воздуха, а также прогресс современной медицины. (Замечу в скобках, что ожирение населения происходит не из-за изменений в структуре ДНК, а оттого, что мы стали больше есть и ведем сидячий образ жизни.) Мы можем наблюдать влияние питания на средний рост детей-сверстников. Дети, которые хорошо питаются, вырастают более высокими, чем те, кто недоедает.

На такие черты характера, как честность, щедрость и упорство влияет и индивидуальный набор генов человека, и его личный жизненный опыт. Эти оба фактора влияют также на IQ и на такие качества, как экстраверсия-интроверсия, нравится ли человеку лакомиться сладостями, находиться на природе, на риск стать заядлым курильщиком или заболеть раком кожи. То есть на нас влияет и ДНК, и окружающая нас среда.

Генетические особенности влияют и на талант в самых разных его проявлениях. Некоторые из нас рождаются с музыкальным слухом, а иные наделены генами, которые помогают хорошо играть в баскетбол либо решать математические задачи. Однако не стоит утверждать, что талант целиком зависит от ДНК. Ведь даже скорость освоения тех или иных умений зависит, помимо прочего, от прижизненного опыта.

Вот, например, Дэн Чамблисс. Во время обучения в школе он участвовал в соревнованиях по плаванию, но бросил занятия плаванием, когда понял, что он не сможет стать топовым спортсменом.

– Я невысокого роста, – объясняет Дэн. – А еще я не в состоянии полностью выпрямить пальцы ног, вытянуть их в струнку. То есть пальцы на ногах гнутся, но я не могу их вытянуть и в этом положении держать. Вот такая у меня анатомическая особенность. Получается, что соревноваться на равных с лучшими спортсменами я могу только в заплывах брассом.

Вернувшись домой, я изучила в Интернете эту проблему. Оказывается, гимнастика для ног и специальные упражнения могут помочь, но длина некоторых костей в ноге определяет, насколько гибкие у человека колени и ступни.

Но анатомические особенности Дэна – отнюдь не главная его проблема. У него просто долгое время были совершенно непрофессиональные тренеры.

– Я вспоминаю детство и понимаю, что у меня были из рук вон плохие тренеры. Например, в средней школе четыре года меня тренировал один человек, который ровным счетом ничему меня не научил. Он научил меня лишь делать разворот у бортика, когда плывешь брассом, но даже этому он научил меня неправильно.

Потом у Дэна появилась возможность общаться с хорошими тренерами – когда он проводил свои исследования и наблюдал за тренировками олимпийской сборной.

– Прошло много лет, я снова начал плавать, сбросил вес, привел себя в форму и заплыв-эстафету на 200 метров проплыл за то же время, что и в школе, когда я был в самой лучшей спортивной форме.

Вот видите! Значение имеют не только способности, данные от природы, но и жизненный опыт.

Так почему же современные ученые уверены, что на талант и упорство влияет не только наследственность, но и личный опыт? На протяжении нескольких десятилетий ученые исследовали однояйцевых и разнояйцевых близнецов, которых воспитывали в одной или в разных семьях. Однояйцевые близнецы имеют идентичный набор хромосом ДНК, а разнояйцевые – приблизительно только половину одинаковых хромосом ДНК. Ученые наблюдают за близнецами и пытаются определить, какие их черты являются наследственными, а какие зависят от воспитания и окружающей среды.

Совсем недавно исследователи из Лондона сообщили мне, что тестировали по шкале упорства 200 пар живущих в Англии детей-близнецов. Результаты тестирования показали, что вероятность наследования выдержки составляет 37 процентов, а страсти – всего 20. Эти данные сравнимы с вероятностью наследования других качеств и особенностей характера. Отсюда мы можем сделать вывод, что различия в упорстве объясняются как генетикой, так и личным опытом, воспитанием и влиянием окружающей среды.

Не существует некоего одного гена, отвечающего за передачу упорства по наследству. Результаты огромного количества экспериментов показали, что практически все черты характера человека испытывают влияние не одного, а множества генов. На рост, например, воздействуют 697 разных генов. Геном человека состоит из 25 тысяч самых разных генов, которые влияют друг на друга. К сожалению, мы пока плохо понимаем, как это происходит.

Что нам важно уяснить из вышесказанного? Во-первых, что талант, упорство и другие психологические черты и особенности зависят и от генетического набора, и от индивидуального опыта. Во-вторых, не существует одного-единственного гена, отвечающего за упорство (и вообще не бывает, чтобы ту или иную психологическую особенность определял один ген).

И, в-третьих, оценки наследственности индивидуальных особенностей могут в определенной мере констатировать, насколько те или иные индивиды отличаются от среднего показателя, однако ничего не говорят о самом среднем показателе. Наследуемость человеческого роста может объяснять, почему один человек ростом выше другого, однако не объясняет, почему изменился средний рост людей. Это доказывает, что окружающая среда и условия жизни имеют огромное значение.

Вот вам любопытный пример, имеющий прямое отношение к науке об успехе. Это так называемый эффект Флинна, названный в честь ныне живущего в Новой Зеландии Джима Флинна. Флинн исследовал динамику коэффициента интеллекта, или IQ, в разных странах мира за длительный период. Оказалось, что IQ непрерывно рос в течение последнего столетия. И как сильно он вырос?

Тест Векслера для детей[18], а также Шкала интеллекта Векслера для взрослых[19] – наиболее часто используемые варианты IQ-тестов. Среднестатистические результаты этих тестов увеличились на 15 пунктов за последние полвека в более чем 30 странах, статистику которых изучил Флинн. Получается, если бы мы сто лет назад тестировали людей по современным нормам, то средний уровень интеллекта составил бы 70 пунктов, то есть находился бы чуть выше уровня нынешних умственно отсталых. А если бы мы тестировали своих современников по нормам столетней давности, то средний уровень интеллекта составил бы 130 пунктов (то есть был бы на уровне, позволяющем детям претендовать на зачисление в класс для одаренных и талантливых).

Когда я впервые узнала об эффекте Флинна, я не поверила своим ушам. Неужели все мы умнеем не по дням, а по часам?

Я позвонила Джиму, и он прилетел в Филадельфию, чтобы встретиться со мной и подробнее рассказать о своих исследованиях. Флинн поведал о самых важных факторах изменения результатов тестов IQ. Изучая статистику, он заметил, что улучшение результатов по определенным параметрам было значительнее изменений других показателей.

Наибольший прогресс наблюдался в показателях абстрактного мышления. В наши дни многие маленькие дети правильно отвечают на вопрос: «Собаки и зайцы: чего в них общего?» Современные дети могут ответить, что собаки и зайцы – это животные. Такой ответ дает полбалла. Некоторые дети отвечают, что собаки и зайцы относятся к млекопитающим, за что получают полный балл. Дети, жившие сто лет назад, могли бы ответить так: «Собаки гоняются за зайцами», что принесло бы им ноль баллов.

Конец ознакомительного фрагмента.