© Гай Себеус, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Любимец Танит
1
Покровительство Танит мощно, но непостоянно. В день тридцатый, слабея, она уходит. Тут-то и может произойти непоправимое.
Когда младший из Седых Странников опомнился и понял, что беззащитен, было уже поздно. Дикая всадница, по-змеиному извернувшись, кнутом выстегнула ему глаза.
Сердце его куполом взмыло ввысь и замерло, беспорядочно кувыркаясь в огромной боли. Голубоватое лицо обтекло кровью. А она, торжествуя, рывком ножа сорвала с этого лица мёртвые уже глаза и прошипела в бессветное небо.
– Теперь он мой!
Та, чьё второе имя Танит, была просто бессильна.
Какими путями дошла дикарка до осознания силы своего кнута над величественными и могучими Странниками, которые обычно спускались с небес светлыми лунными ночами? А тут, заплутав, обозначились вдруг на тёмном небосклоне?
Какое наитие снизошло на это необузданное существо с мышлением коварного животного?
Но это был миг её торжества!
Такое не удавалось ещё никому! Ей, Косой Сахмейке, первой и единственной из амазонок удалось захватить столь значимого пленника! Самого Седого Странника! Он просто не успел уйти от неё, опрометчиво решив, что без оружия она не опасна!
На горизонте медленно дотаивали его собратья.
Скоро они поймут, что младший из них отстал. Но на этот раз Танит не протянет им спасительные руки света. И он потеряется для них навеки в путаных тёмных переходах между мирами.
Без своих немыслимо светлых глаз любимец Танит, лежащий у её ног на сухой траве, был вполне похож на обычную добычу.
Любые мужчины из дальних стран были в Тан-Амазоне в цене! От них получалось крепкое потомство, способное со временем пополнить армию амазонок. Но похвастаться пленённым Седым Странником до сих пор не мог никто!
Сахмейка с любопытством всматривалась в добычу.
Он не жаловался на боль. Это было хорошо. И не просил пощады. Это было ещё более ценно.
Амазонкам не нужны кровь и семя слабаков.
Он только поднимал и поднимал своё голубоватое лицо к небу…
Будто пытался что-то отыскать безвозвратно уничтоженным взглядом. Будто ещё не верил, что этот излом судьбы навсегда!
Тогда она грубо ткнула его кнутовищем в затылок, и, чтобы сломить окончательно, по-хозяйски наступила на спину!
Конь Странника был под стать хозяину: светлый и невиданно рослый. Привычной рукой Сахмейка легко отловила его.
Крупная добыча! Пусть знают все её недруги, на что она способна! Думали, что уничтожили её!
Он, конечно, ослеплён. Но это единственный способ не дать ему уйти. Все амазонки знали: сила перемещений у Седых Странников в их таинственных взглядах.
Ну, ничего, кроме этой, он владеет множеством других тайн взаимодействия со стихиями. И все они будут брошены к ногам предводительницы амазонок – Славной Мирины!
За это, пожалуй, Сахмейке могли бы вернуть так позорно утраченный браслет!
Унизительное воспоминание жестоко разгрызало её память, терзало самолюбие.
…Жрец в крупной змеиной маске угрожающе навис над нею. Мирина бездействовала, лишь её пристальный взгляд исподлобья обезоруживал, мучил, не давал исхода.
А у неё, Сахмейки, пустые руки, без оружия, без привычного кнута. Даже голой она не ощущала себя столь беззащитной.
И все против неё. Все, даже подруги.
– Что для нашего племени самое позорное? – властный жрец умело подводил собрание Тан-Амазона к запланированному решению.
– Трусость в бою!
– Предпочтение мужчины интересам племени!
– Предательство! – С последним выкриком участь Косой Сахмейки была решена.
Её браслет-змея был расплавлен и выплеснут.
Нет, не в лицо, чего она так боялась, мысленно подвывая от предчувствия едкой боли.
Хуже.
Жарким плюхом перед ней на землю, прямо в площадной сор – в знак презрения и отторжения.
Её приговорили больше, чем к смерти – к мучительному позору изгнания, к одиночеству. А бывшие подруги плётками, пропитанными конским потом, гнали её от Тан-Амазона, как прокажённую.
Её мозг визжал от возмущения. По пути она падала и билась в конвульсиях бешенства.
Но подруги не сжалились: ни одна не позволила себе ни слова сочувствия! Только сторонились её, как падали!
Сознание спасительно отключилось, давая время смириться с позором. Очнулась она в степи, залитой призрачным лунным светом. Одна.
2
Прошёл ливень. В бесчисленных лужах и ручьях отражалась новорождённая Танит. Заглядывала в глаза, напоминала о себе, подрагивала, подталкивала к жизни.
Таинственные невнятные тени скользили по мокрой степи, подобные мутным, спутанным мыслям в голове измученной Сахмейки.
Но в том-то и коварство Танит, что она не светит сама, а лишь отражает чужой свет. Она не создаёт идеи, а лишь проявляет уже имеющиеся.
Грохот собрания, приговорившего Сахмейку к изгнанию, горячечно перемежался в её голове с тишиной ночной степи.
Зазоры между явью и мороком – опаснейшая вещь! В них-то и просочился безумный соблазн практически неисполнимой мечты: доказать им всем, что она лучше их всех! Чтобы пожалели, что лишились её!
От помешавшихся старух-змеинь, гревших стылые бока во время ночных посиделок у костра, не раз слышала она о коварной силе Белоглазой Богини ночного колдовства.
Это было опасное предприятие: Белоглазая Богиня помогала не даром. Могла забрать в обмен самое ценное. Но ничего ценного у Сахмейки на тот момент не оставалось, поэтому и терять ей было нечего – так она рассудила.
Она хлебала пульсирующую кровь жертвенного зверька с жаркой уверенностью, что всё у неё должно получиться.
И когда перекрёсток трёх тропинок осветился столбом белого света явившейся трёхликой Богини, она с жаром пролепетала заплетающимся от разъедающего её честолюбия языком.
– Сделай так, чтобы моё имя запомнили в Тан-Амазоне навсегда!
Ночью, после этого, ей приснились Седые Странники. И вечерние зори, вспыхивающие от их взглядов. И тающий в них стук копыт. И хлёсткий удар ветра, мигом смешивающий краски на небосклоне.
Наутро, едва проснувшись под завыванье ветра, она уткнулась взглядом в висящий кнут.
Читать знаки – её не надо было учить. В Тан-Амазоне все этим владели с рождения, с момента надевания первого браслета.
Поэтому связать воедино ночные и утренние видения для неё не составило труда. А кнутом она владела лучше, чем оружием.
После этого надо было только дождаться прихода в степь редкостных ночных гостей. И обязательно в новолуние, чтобы избежать помех со стороны Танит, покровительствующей Седым Странникам.
И у неё всё-всё получилось!
Сахмейка была почти счастлива предвкушением своего торжества.
При ближайшем рассмотрении её пленник внешне оказался даже лучше красавчика-перса из-за которого всё началось.
3
Зря она тогда подралась с Акерией из-за этого перса. Знать бы, что всё так обернётся!
Перс был лекарем, и ей очень хотелось заполучить его. Потому что им можно было наслаждаться дольше обычного срока жизни для пленных мужчин.
Однако в схватке за него победила крупная телом Акерия, и это можно было предугадать. Сахмейку освистали и с позором вытолкали с площадки. Наблюдать неудачниц амазонки не любили.
Тогда Сахмейка затаилась. Злоба и зависть изводили её до того, что к врождённому косоглазию добавилось подёргивание век. Яд просто переполнял её змеиную сущность.
Она дождалась очередной стычки со степняками за табун диких коней и страшно отомстила Акерии.
Табун был небольшой, со стороны степняков опасности особенной не предвиделось, и Славная Мирина доверила командование молодой Акерии.
Сахмейке отведена была небольшая, но очень значительная роль: она должна была факелом пугануть табун, да так, чтобы он снёс отряд степняков. А уж потом дело завершат амазонки с Акерией во главе.
Сахмейке совсем не хотелось, чтобы бой был удачным. Она страстно желала провала удачливой соперницы. Но свою роль надо было выполнить безупречно, что она и сделала.
Бой с разозлёнными степняками был беспорядочный, будто сцепилась свора бешеных псов. Командование не давалось Акерии.
Ей казалось, что личного героического примера достаточно для удачного исхода. Но каждая из подруг в её отряде, из самых лучших побуждений, тоже геройствовала по-своему. А всё это вместе превращалось в хаос.
Сахмейке долго не удавалось приблизиться к Акерии, вокруг которой бешено клубились визжащие степняки. Это жутко раздражало! Не раз и не два ей пришлось случайно спасти жизнь ненавистной сопернице, орудуя то мечом, то кнутом, то топориком-лабиром.
Она даже перехватила её благодарный взгляд. А всего-то и было, что несколько взмахов двусторонним лабиром вперёд-назад, как учили с детства! Головы врагов, как правило, бывают не готовы к подобному манёвру…
Но мысли – остановиться на этом этапе отношений и тем способствовать успеху соперницы – даже не возникло.
Сахмейку ещё больше озлило везение ненавистной Акерии. Даже ей самой выпадает спасать проклятую соперницу! Хотя на самом деле в этот миг речь шла о спасении и собственной жизни.
Злобно рванув узду и окровавив губу коня, она почти притёрлась к коню молодой предводительницы. Надеялась, никто не узнает о том, что именно её нож нашёл щель между пластинами доспехов.
Но Акерия, удивлённо взглянув, извернулась, и рука Сахмейки соскользнула с залитой кровью рукоятки. В тот же миг меч степняка рассёк горячий воздух, и испуганный конь понёс.
Степняки, моментально почуяв запах крови и лёгкой добычи, окружили отбивающуюся из последних сил амазонку непроницаемым кольцом. Жадность толкала их поспешать: кто вперёд захватит, тому достанется больше. А больше всего их привлекали сияющие пластинчатые доспехи и оружие из крепчайшего металла, который они ещё не умели делать.
Сахмейка, наверное, ещё могла спасти Акерию, она была к ней ближе других. Все это видели и, наверное, рассчитывали на это, не подозревая, что у неё совсем другой план.
Поэтому, когда степняки сбили умирающую предводительницу с коня и начали уже окружать Сахмейку, она крутанула свой браслет, змеёй стекла с седла под брюхо своего коня и ушла высокой травой.
Бой за табун был проигран.
Без предводительницы отряд амазонок рассыпался. Более того, степнякам удалось добить раненых и забрать все доспехи.
На площади Тан-Амазона, у изувеченных тел так позорно разоблачённых амазонок, собрались все жители. Мужчины скромно теснились позади.
Распалённые поражением и гибелью подруг, амазонки судили Сахмейку, из-за предательского бегства которой всё пошло не так.
Окончательный приговор вынес проклятый лекарь-перс: из тела Акерии он вынул именной нож Сахмейки и торжественно предъявил его собранию, высоко подняв над головой. После этого отпираться не имело смысла.
4
Вновь окунувшись памятью в глубины своего позора, Сахмейка запылала свежей злобой к своим гонителям.
И после всего этого она преподнесёт им свою драгоценную добычу – Седого Странника? Тем, кто не смог оценить её по достоинству?
А вдруг они, отняв Странника, опять выгонят её из города?
От этой мысли Сахмейка похолодела.
Конечно, как она не додумалась! Надо закрепить пленника только за собой, повысив тем самым собственную цену! Только в этом случае можно рассчитывать на возвращение!
Правда, добычу принято было распределять между всеми – по достоинству. Достойнейшим, опытнейшим в битвах воительницам всегда доставалось всё лучшее.
Но ведь они сами выгнали её? Значит, она вправе ни с кем не делиться!
Сахмейка искоса взглянула на Странника, возвышавшегося рядом с ней. Белую повязку на глазах почти скрывали свисающие седые пряди. Он больше не откидывал их с лица, ненужная теперь привычка ушла.
Совсем ещё мальчик. Но уже статен, красив, хотя и непривычной, холодноватой красотой. Ей, конечно, больше по душе была жаркая красота персов и их неустанная охочесть до любовных утех.
Но спасти её могла только кровь этого Седого Странника.
Она очень надеялась, что он передаст тайное Знание взаимодействия со стихиями не только её предполагаемому ребёнку, но и ей самой. Вот тогда в Тан-Амазоне она стала бы почти равной самому жрецу!
Но Странник не желал делить с ней ложе.
Сахмейка, извиваясь змеёй, и умом и телом пыталась соблазнить его. Никогда ещё не сталкивалась она с такой трудностью. Прежние пленники были гораздо сговорчивее в этом отношении.
Страстно припадала она к его голубоватым щекам – он отстранялся. Приходила в его постель среди ночи – он вставал и выходил из шатра. Пыталась разговорить, задобрить – он оставался холоден, подобно своей льдистой голубоватой коже.
Она заметила, что он любит по ночам ловить лицом отсветы Танит. Пыталась запретить. Он покорялся. Дни шли за днями. Но ничего не менялось. Он отказывался относиться к ней как к женщине.
5
Обычаи амазонок не казались ему убедительными, хоть она и пыталась рассказывать ему и о подвигах, и о тайном знании превращения в морских змей, и о традициях в отношении пленников. Он слушал молча. Да и слушал ли?
– У Тан-Амазона заношенная, усталая судьба, – говорила она. – Нам так нужна свежая кровь! Если ты боишься, что после этого я тебя убью, обещаю не делать этого!
Говоря это, хитрюга почти верила сама себе! Так хотелось ей победить его холодность!
– Убей меня сейчас, сжалься! – слышала она один и тот же ответ день за днём.
– Я не знаю живых чувств, типа жалости. Ты же знаешь, кто я. Змея. Хоть и лишили меня браслета и возможности превращения, я остаюсь змеёй. Можешь не стараться просить. Лучше обними меня! Мне так нужно это!
– Уйди, от тебя несёт речной тиной, – был однообразный ответ.
Седой Странник уже знал, что для амазонок нет большего оскорбления, чем это.
Не раз она доставала нож, и даже замахивалась. Он будто чувствовал её гнев и с готовностью шёл навстречу ему. Шёл, будто зрячий, ощущая окружающее неведомыми ей чувствами.
Потом поднимал безбородое лицо к небу, будто утыкался взглядом в тупик своей слепоты и плакал пустыми глазницами.
Она опять опускала нож. И опять ждала.
Сахмейка должна была бы возненавидеть непокорного пленника. За пренебрежение своей женской природой, за отдаление мечты. Но не могла. И сама не понимала себя.
Она, по-змеиному чуткая, никак не могла настроиться на своего чужеземного гостя. Иногда ей казалось, что она совсем близка к этому. Но нет. Минутная открытость на лице Странника вновь сменялась выражением отстранённой обречённости. И ей хотелось злобно зашипеть от ощущения чего-то безвозвратно упущенного.
Если бы их не объединяла охота ради добывания пропитания, совместное проживание под общей кровлей стало бы просто невыносимым.
По пути она затевала разговоры, надеясь хоть как-то смягчить пленника, расположить его к себе. Как-то раз она решилась спросить, почему не вернулись за ним его собратья. Помолчав, он ответил раздумчиво, будто себе.
– Сначала заблудились. А потом, став слепым, «неделающим», я потерял своё имя, взял новое. А они искали меня под старым именем.
– А как твоё имя?
– Оно не для тебя. Зови меня Странник.
Он замечательно помогал ей охотиться, несмотря на слепоту. Ветвящиеся альтернативы поведения зверей и птиц были для него естественны и открыты. И он не понимал, что удивительного в том, что у него легко получалось предугадать каждый их непредсказуемый взлёт или прыжок.
Только оружия она ему не давала. Уверена была: сразу убьёт себя, сбежит от неё через смерть. А она уже втянулась в их странное общение.
Впрочем, с ним рядом Сахмейка чаще всего ощущала себя зверьком. Одним из тех, на кого они охотились.
Когда эта мысль пришла впервые, она вдруг с обидой поняла, почему он не желает её. С таким мышлением и поведением он не считал её человеком, равным себе.
Именно это странное сочетание – животности в человечьем обличье – и сбило его при их первой, роковой для него встрече, чего он никак не мог себе простить.
Она пыталась доказать, что похожа на него хоть в чём-то, рассказывала о своих увлекательных путешествиях в морских глубинах в облике морской змеи, в те времена, когда у неё ещё был браслет.
Увлекаясь, расписывала в красках зеленеющие столбы лунного света, пронзающего водные пласты. Упрекала, что если бы не его упрямство, она давно нашла бы способ вернуть себе браслет амазонки. И её жизнь была бы несравненно богаче и полноценней. Пыталась расспрашивать о том, как, какими чувствами ему удаётся ориентироваться без зрения.
Он выслушивал её эмоциональные рассказы с совершенно бесстрастным лицом. Но никак не желал признать её хоть в чём-то равной себе. И наотрез отказывался что-то рассказывать сам, а тем более обучать своему тайному Знанию. Не желал делиться, считая её не готовой к восприятию.
Она уже не раз порадовалась, что не поспешила представить его взыскательному собранию Тан-Амазона. Вот был бы позор, если один из знаменитых Седых Странников отказался бы раскрывать свои тайны там, при всех. Хороша была бы она при этом!
Сахмейка всеми силами пыталась переубедить Странника, приводя в пример тайные знания жрецов в Землях Тана. Конечно, далеко не все они являли собой пример высокой человечности. Однако умели и лечить, и карать, и предсказывать, и отводить беду.
– Очень жаль, – отвечал он. – Таких, как они, нельзя допускать до Техник, которыми они овладели неправым путём. А правый путь – это века совершенствования.
– Века? Но я не могу столько ждать! Есть же исключения?
– Есть, но они все неправые. Я уже достаточно наказан за одну свою ошибку. Множить их не буду.
– Но если мне уже сейчас дано видеть вещие сны, может быть, я уже готова к восприятию? (Она не стала рассказывать ему о своём обращении к Белоглазой Богине).
– Для неправого пути достаточно обычного стресса. У одних это удар грома, у других – родовая травма. А у тебя это, возможно, была травма от изгнания.
Сахмейка не стала уточнять, откуда он знает о её изгнании. И поняла, что о Белоглазой Богине он тоже знает. Может быть, потому и упорствует. И ещё она поняла, что как ни старайся, даже пытками не вырвет из него откровенности.
У неё оставался последний вопрос.
– А ты можешь знать будущее?
– Да, во всех его вариантах. Главное, какой из них выбрать для себя.
– Скажи, хоть в одном из них ты мог бы полюбить меня? – с трудом проговорив это, она остановила дыхание.
– В том понимании любви, что принята у нас – нет, прости.
Услышав это «прости», Сахмейка неожиданно для себя разрыдалась.
6
Но однажды…
Однажды в полнолуние она проснулась оттого, что кто-то тихо-тихо бормотал, будто в горячке молитву выговаривал. Жарким-жарким шёпотом просил-вымаливал.
Она рывком села. Звуки истончились и погасли. Да и не было никаких звуков.
Странник спал поодаль. Она слышала его сонное дыхание.
Закрыла глаза, притихла – звуки вновь запульсировали в голове.
Не удерживай меня. Конь копытом бьёт.
Не удерживай меня. День-заря встаёт.
День-заря встаёт в ночи. Не зови, молчи.
Не зови меня, прошу. Отпусти в ночи.
Как мне бỏльна боль твоя. Будто знаешь что.
Будто знаешь, не вернусь. Не вернусь потом.
Как ладони горячи. Горячей огня.
Не удерживай меня. …Удержи меня.
Она протянула руку к Страннику. Как будто его мысли бились в её бедной голове… Как? Как это может быть?
Тело юноши дышало жаром, руки безвольно метались. Заболел? Чем лечить его, такого?
Она подняла полог шатра, впустила холодный ночной воздух, пропитанный лунным светом.
Та, чьё второе имя Танит, немедленно взялась властвовать над Странником. Обтекла бледно-голубоватое безбородое лицо, высушила длинные седые пряди волос, остудила жар.
Он задышал ровнее и успокоено уснул.
Сахмейка не решилась опускать полог. От осеннего холода она заслонила Странника собой. Он благодарно обнял её, шепча что-то на незнакомом языке, повторяя чужое красивое имя.
Наутро Косая Сахмейка вела себя так, что он и не догадался, что она получила от него желаемое.
7
Зиму они провели вполне мирно. Часто она уходила охотиться одна, оставляя его поддерживать огонь.
В степи не раз встречалась с амазонками. По некоторым враждебным признакам поняла, что ни пленённый ею Седой Странник, ни её беременность не остались в родном городе тайной.
И ещё поняла, что, не убив его за ненадобностью, создала очередное обвинение против себя в Тан-Амазоне.
Она не могла знать только одно, что жрецы получили предсказание старика Протея: в следующем поколении ребёнка, которого она вынашивала, будет жить душа этого Седого Странника. В связи с чем Тановы земли ожидают большие потрясения.
Жрецы были озадачены этим предсказанием. И не знали, как им теперь поступить.
Тем временем истекла весна. С горькими тюльпанами, холодными ручьями и томленьем перелётных птиц.
От Странника Сахмейке удавалось скрывать свою беременность до последнего дня. Несмотря на владение тайным Знанием, он был так молод и неопытен!
Особенно трудно было последние недели отвыкать от совместных верховых прогулок, в которых она испытывала острейшую потребность.
Правда, Седой Странник чувствовал что-то незнакомое для себя и очень тревожился, не зная, как это себе объяснить. Но она старалась хранить его покой и отвлекала всяческими хитростями.
За зиму и весну она очень изменилась рядом с ним. И он почувствовал это, даже стал более разговорчив.
В ответ она впервые для себя испытала совершенно новое чувство – вину. Вину за обманом украденную ласку, за нанесённое увечье, за принужденье.
Он становился ей всё дороже своей бесстрастной холодноватой красотой, своим нездешним незлобивым поведением, своей неразгадываемой тайной.
Вот только роды открыли для него всё. Стали ударом. Приговором.
Оказывается, он всё-таки отдал свою кровь, свою магическую силу потомству этой хитрой дикарки! Он не устоял, он всё же совершил преступление, прощения которому нет!
Пока она лежала обессиленная, подтёкшая родовой кровью, ему удалось завладеть ножом, которым она только что перерезала пуповину своему младенцу.
Она не успела помешать ему.
Он всё же ушёл.
8
Её шатёр, казалось, был ещё сыт запахом крови родильницы и самоубийцы, когда в него вошёл жрец и протянул руки к новорождённому мальчику, собираясь продолжить пир Таната.
Мальчиков в Тан-Амазоне принято было убивать.
Это был целый ритуал.
Красивый, полный восхваления женского воинского мастерства. Тратить силы на выращивание мужчин здесь никто не собирался. Хватало пленных, которых использовали и уничтожали, когда надобность в них отпадала.
Тогда на тот же нож, которым только что убил себя Седой Странник, Сахмейка медленно повернувшись, обессилено легла сама.
Она знала, что теперь жрецы будут вынуждены сохранить жизнь её сыну. Раз он – последняя кровь рода, значит, согласно закону предков, хоть и мальчик, должен жить!
Младенец притих в руках жреца, будто почуял, что сейчас решается его судьба.
Жрецы совещались недолго. Озадаченные мутным предсказанием Протея, они решили, на всякий случай, всё же избавиться от младенца. Но как?
Убить его было нельзя.
Но можно было отдать сохранение его жизни на волю богов. Если тем будет угодно, младенец выживет в любых условиях. …Жрецы верили в силу и мудрость своих богов…
Так младенец с магической кровью Седого Странника и подлой предательской кровью Косой Сахмейки одной лунной летней ночью оказался под стенами соседнего Тан-Аида.
…Ветер буйствовал в степи. А здесь, под высокой крепостной стеной было лунно и тихо.
Танит застелила облако под собой пеленой света и расположилась, храня сон ребёнка до утра. Пока не утонула в светлеющем небе.
Когда тонкий стебель повилики, ища опоры, закудрявился по лицу младенца, он чихнул и проснулся. Молчал он недолго. Охрана Тан-Аида пережила это утро с трудом, всё собираясь пойти и притопить ненужного найдёныша в море.
От этого насущного дела их отвлекла семья перегоняющих стада пастухов. Овцы в полнолуние были крайне беспокойны. И пастухи торопились поскорей найти им свежие пастбища. Они-то и забрали Подкидыша, соблазнившись его здоровым видом.
…Знала та, чьё второе имя Танит: всё неслучайно в этом мире. А если и случайно, то цепь случайностей неминуемо сложится в узор, подобно ищущему опоры стеблю повилики.