11
Видения. Они приходят и уходят, становясь основной частью моей жизни.
Изображение с экрана монитора из прошлой жизни человечества, настолько нереальное, что, кажется, этого никогда не было. Фильмы, которые я могу смотреть, наверняка всего лишь выдумка, чтобы обмануть зрителя. Сказки, рассказанные наивному человечеству, перед тем, как оно перешагнуло через край.
Практически всё сюжеты я знаю наизусть. Их около ста, и, начиная с детства, я смотрел их сначала еженедельно на большом экране вместе со всеми оставшимися в живых людьми, потом тайком из укромных мест, а сейчас в медицинском отсеке с личного монитора.
Я ненавижу эти фильмы, потому что они заставляют поверить, что мир был другим, и люди относились друг к другу совсем не так, как сейчас.
Я обожаю эти фильмы, потому что не верю, что такое возможно.
Голубое бездонное небо.
И бесконечный звездный купол.
Счастливые лица людей, которые любят.
И радуются этому страданию.
Мир, в котором добро всегда торжествует.
А поверженное зло неискоренимо.
Человек, верующий в Бога.
И распинающий Его.
Я смотрю на экран и понимаю, почему сейчас торжествует зло. Человек сам виноват в этом. Нельзя убивать Бога, даже если Он сам покорно идет на заклание. Однажды убив Его, мы вечно обречены на проклятие. Так было до нас, и так будет после нас. Пройдут тысячелетия, и, когда Бог в очередной раз придет к людям, они снова убьют Его.
Я смотрю на экран, и понимаю, что этого Бога надо обязательно убить, и как можно более изощренно. Только убив его, люди смогли двигаться дальше, став абсолютным злом. Только так они стали главенствующей силой на Земле, – убей в себе жалость к ближнему, и ты станешь сильнее. Став сильнее, ты станешь главным, и получишь всё, что есть на планете.
Бог, который подставляет щеку для удара и прощает того, кто его ударил, обречен.
Видения приходят во снах. Проснувшись, я старательно пытаюсь забыть их, но они лезут сквозь препоны сознания. Я не хочу думать о них, и постоянно возвращаюсь к ним. Воспоминания – это те же изображения, только в моем сознании.
Мертвые тела на бетонном полу. И двое обнимающихся убийц.
Сейчас мне кажется сном то, что было реальностью.
Девушка разорвала рубашку на полосы и замотала кровоточащую руку парня, который сидел и непрерывно говорил о том, что они сделали это, что он смог всех победить, и, главное, теперь никто не властен над ним.
Она ему поддакивала и улыбалась.
Она говорила ему о том, что гордится им.
Она хвалила парня, и тот был рад этим словам.
Потом пришла мать парня. И девушка, помрачнев лицом, протянула руку к оружию, но – парень, вскочив со стула, бросился к своей матери, говоря быстрым речитативом о том, что им всё удалось. Что они убили всех, и что они победили. Что ты, мама, была права, невозможно жить, зная, что тебя могут в любой момент лишить жизни. И что теперь они здесь хозяева. И что Кэт ему так помогла.
Мать, прижав к груди сына-убийцу, гладила его по голове, глядя на женщину с пистолетом. На расстоянии пяти шагов. Практически в упор.
Две соперницы, способные дать жизнь и готовые убивать.
Невидимая глазом дуэль.
Обе женщины были вооружены: одна – пистолетом, другая – сыном. И только поэтому они остались живы.
Потом они искали живых. Или убеждались, что все убиты.
Когда мать убийцы подошла к лежащему на спине Полковнику и увидела, что тот необратимо мертв, она сказала о том, что они зря убили этого человека. Она молчала, когда парень оправдывался тем, что Полковник стрелял в него и показывал на своё забинтованное плечо. Она даже не глянула на девушку, когда та сказала, что выбора у них не было – или Полковник Яков, или её сын.
– Что мы теперь будем делать с этими трупами?
Мать парня спросила спокойным негромким голосом. Вопрос повис в воздухе. Фраза, которая была понятна всем – и убийцам, и пожилой женщине, и мне. Вопрос, ответ на который был только у меня.
Видения приходят наяву. Они прячутся в темных углах моего отсека и освещенных частях бункера. Я их вижу так же часто, как и сны.
Чаще всего, да можно сказать, почти постоянно, Полковник Яков, мрачно улыбающийся и довольно потирающий руки в предвкушении любимого дела. Когда я работаю, он всегда рядом. Чуть в стороне или сзади заглядывает через плечо. Иногда он дает мне советы, часто молчит, и почти всегда – хлюпает носом, словно его мучает вечный насморк. Я не пытаюсь с ним говорить, потому что знаю, что Полковник Яков – видение. Он исчезает от звука моего голоса, а во время работы его присутствие помогает мне.
Иногда я вижу генерала Коробова. Он с оттяжкой бьет кожаным ремнем по голым ягодицам женщины и на его лице написано неподдельное удовольствие. Иногда оборачиваясь ко мне, он подмигивает, будто хочет сказать что-то, но растянутые в улыбке губы безмолвны. И он снова возвращается к прерванному занятию, не замечая гримасу ненависти на лице унижаемой жены Марты.
Когда иду на продуктовый склад, в котором сейчас пустые стеллажи, я вижу майора со спущенными штанами и на столе Кэт, которая раздвигает ноги, обнажая белизну внутренних поверхностей бедер. И она подносит палец к губам, словно говоря мне, чтобы я молчал. Она хочет жить, я могу это понять, поэтому молчу и прохожу мимо. Наливаю из канистры жидкость в ведро и ухожу, старательно отводя глаза от её прекрасного тела. Мне так хочется смотреть на него, что я сжимаю зубы до боли в челюстях. И она это чувствует, провожая меня заливистым смехом. Она знает, что я хочу её тело.
Я вижу многих, и они видят меня.
Я знаю про всех, и они знают про меня всё.
Жизнь и смерть – это реальность, в которой я сейчас живу.