Тарантул. Разговоры о Циммермане. Предисловие переводчика к «нобелевскому изданию», написанное немного заранее (Боб Дилан, 1994)

© Немцов М., перевод на русский язык, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Времена поменялись. Телесного ущерба из-за своеобразно понятых строчек больше никто никому не причиняет. Слова в наш век всеобщей грамотности вообще перестали иметь значение. Да и значения, собственно, они тоже перестали иметь. «Все поломалось». Но странная штука: закрылся гештальт – Боб Дилан приехал в Россию, – и вот опять… утром, лежа на диване, говорим о Циммермане.

Да еще как говорим. Стенающие страдальцы: «…сет-лист выглядел так, будто маэстро вообще не в курсе, где он выступает и перед кем. Или ему искренне и глубоко наплевать…», – видимо, уже никогда не поймут собственной нелепости. Страна, до сих пор рождающая столь «быстрых разумом Невтонов», можно сказать, безнадежна: даже программа «Ворд» предлагает мне заменить фамилию «Дилан» на предсказуемый «диван» или какого-то неочевидного «Билана» (я еще понимаю – мебель, но откуда куску железа знать про «Евровидение»?). Знал бы Дилан, что приехал к тем, кто считает себя вправе чего-то от него требовать, мы бы ждали его приезда до подъема мацы… Но, к счастью для нас, – и в этом парадокс – Дилан знает, что все мы ничем не лучше критика российской премьер-газеты. Дилан все это видел не раз. А мы его таки дождались. Думали – не доживем. Многие и не дожили.

Чего там действительно разговаривать? Питерское радио не так уж далеко от истины. У нас просто не хватит жизненного опыта говорить о Бобе Дилане. Потому что говорить о нем – это рассказывать о себе. В отличие от других культовых фигур, таких разговоров, в общем, не очень заслуживающих – сколько фигур этих было и еще будет? – Дилана можно лишь пропускать через себя, через свою биографию. Говорить только о себе на фоне Дилана. Интересно может получиться. Родился, например, когда он записал уже вторую пластинку – «The Freewheelin' Bob Dylan». В школу пошел – это «Self Portrait». Поступил в университет и расстался с комсомолом в год Московской олимпиады, а у него вышел «Saved». Начал более-менее самостоятельную жизнь – это уже «Empire Burlesque». Офигеть, да? Мы тут жили, а он там – был. Был и есть всегда – так уж нам повезло, если вдуматься. Жить параллельно Дилану. От этого осознания временами становилось как-то легче. Все менялось, а он оставался. Был, есть и никуда не денется. Каково при этом постоянстве было ему самому – см. «Хроники, том I». Нам же только сейчас приходит в голову оглянуться – бли-ин, а ведь не так много времени прошло. Ну плюс-минус полвека, подумаешь… Кто разбирается в таких знаках, тот поймет.

Что он вообще сделал, этот ваш Шабтай Цизель Бен Аврахам, потомок литовско-одесско-турецких евреев с берегов озера Верхнее? Поменял метафору рока, парадигму поэзии и творчества вообще, заставил иначе воспринимать звучащее слово? Вообще любое слово? Раскрасил мир иными красками? Создал Вселенную? Всего-то?

Хоть услышишь: смех кружит безумным солнцем у виска

Это сейчас критик Андрей Бурлака может говорить, что «весь русский рок вырос практически из восхищения перед Бобом Диланом». А ведь страшно себе представить, что было в головах соотечественников, когда он только запел…

Что такое «гутнэнни»? – так былинно начинается энциклопедическое послесловие к сборнику «Гитары в бою: песни американских народных певцов» в переводе С. Болотина и Т. Сикорской под редакцией М. Зенкевича, издательство «Прогресс», 1968 год (к этому времени, как мы помним, уже вышла половина классических альбомов Дилана, а советские танки ездили где ни попадя), тираж не указан, ц. 52 коп., – этого слова еще нет в словарях, но в Америке сегодня оно уже получило широкую известность… Боб Дилан – один из самых талантливых народных певцов, создавший много боевых песен протеста. Лучшие из них – «На крыльях ветра» и «Хэтти Кэролл».

Года летят, у Дилана выходит «Desire», а у нас идет концерт… Еще один прекрасный артефакт ушедшей эпохи – сборник издательства «Молодая гвардия» из серии «Тебе в дорогу, романтик». Называется «Голоса Америки: из народного творчества США (баллады, легенды, сказки, притчи, песни, стихи)». Составители Л. Переверзев, Ю. Хазанов, научная редакция Т. Голенпольского. 1976 год, тираж 150 000, ц. 88 коп. Там в предисловии некто Сергей Лосев рассказывает невыездным (по малолетству, не иначе) будущим русским рокерам, как

…за годы пребывания в США мне не раз случалось быть очевидцем необычайного воздействия песен протеста на американскую молодежь… когда перед полумиллионным людским наводнением вместе с Мартином Лютером Кингом и доктором Споком выступали Пит Сигер и другие народные певцы, неся в народ всеуничтожающий заряд ненависти к несправедливости и попыткам подавить там народно-освободительное движение.

Дальше тоже много чудес, но нас, понятно, интересует Дилан. Бедную «Хэтти Кэрролл» в это издание не взяли (видимо, недостаточно укрепляла дружбу народов, которая постулировалась в издательской аннотации), но «На крыльях ветра» присутствует, куда ж без них лететь. Она дополнена текстом «Времена-то меняются» (это та, где бессмысленное и беспощадное «Люди, сходитесь, куда б ни брели», – многие помнят) в примерном изложении А. Буравского:

Самое умопомрачительное, конечно, – музыковедческий анализ безымянного автора: видать, очень пригодилась научная редактура видного спецпропагандиста Танкреда Голенпольского и джазовый энциклопедизм критика Переверзева. Смиритесь с длинной цитатой – у нас эпоха на фоне портрета или как?

Подъем борьбы за гражданские права, активные выступления молодежи и движение американских женщин за подлинное равенство с мужчинами требовали новых форм эмоционального выражения в искусстве. Эти формы были различны. В музыке такая форма была найдена готовой – ею оказался ритм-энд-блюз. Этот вокально-инструментальный жанр городской негритянской музыки представлял собой эволюцию традиционного блюза, который исполнялся теперь в сопровождении небольшого ансамбля, где главными инструментами были электрогитара и саксофон. К середине 50-х годов ритм-энд-блюз начали исполнять многие белые певцы и ансамбли. Тогда же белый вариант ритм-энд-блюза стали именовать «биг-бит» (буквально «большой удар») или «рок-н-ролл». Первые триумфы рок-музыки отличались исключительно бурным, даже скандальным характером. С художественной точки зрения ранний рок-н-ролл был крайне примитивен. Его ошеломляющий успех объяснялся не столько эстетическими, сколько социально-психологическими причинами. Соучастие в своеобразном музыкальном ритуале явилось разрядкой того невыносимого напряжения, которое скопилось в миллионах мальчишек и девчонок, выраставших в тени атомной бомбы, «холодной войны» и всеобщей подозрительности…

Ну и так далее. Плавно переходим к объекту наших изысканий. Жизнь Дилана теперь предстает куда более красочной и увлекательной, чем в 68-м. Представьте, что в альтернативной реальности они так и живут. И Боб Дилан стал нам заместо Дина Рида.

Слова, однако, играли важную роль в песнях Боба Дилана. В детстве Боб (его настоящее имя и фамилия Роберт Циммерман) жил со своими родителями, среднеобеспеченными людьми без особых запросов, в захолустном шахтерском городке Хиббинг, штат Миннесота. Больше всего он любил поэзию; случайная встреча со старым негром, уличным певцом, дала ему первые уроки игры на гитаре и во многом предопределила его будущую судьбу. С этого момента он стал не только декламировать, но и распевать свои стихи, написанные в подражание валлийскому поэту Дилану Томасу, чье имя он впоследствии избрал своим артистическим псевдонимом. [Заметим в скобках, что этот живучий миф – о происхождении «Дилана» – потом развенчивался неоднократно и будет развенчан еще; как и, например, легенда о том, что на Ньюпортском фолк-фестивале в 1965 г. Дилана освистали за то, что переключился на электричество.] Имя Боба Дилана в 60-е годы было неотделимо от студенческих митингов и дискуссий о социальных реформах, от маршей свободы в защиту прав меньшинств, от массовых демонстраций с требованием мира в Юго-Восточной Азии. В 1963 году всеобщую известность получает песня Дилана «На крыльях ветра», призывающая не закрывать глаза на то, что творится вокруг. Не ограничиваясь обращением к одному только чувству сострадания, он прямо указывал на источник бедствия миллионов в песне «Мастера войны», а в песне «Времена-то меняются» Боб Дилан бросал открытый вызов благополучной Америке. Вместе с тем, в долгоиграющей пластинке «Другая сторона Боба Дилана» он предстает тонким мастером психологического анализа, исследующим сокровенные тайники души. В середине 60-х годов своими выступлениями в составе инструментального ансамбля он закладывает новое направление в американской молодежной музыке – так называемый фолк-рок. Это направление было продолжено в Англии группой «Битлз». На первых порах она ориентировалась преимущественно на негритянских народных исполнителей стиля ритм-энд-блюз…

Вот так вот мы росли на нем – росли и выросли на задворках своей «империи бурлеска». Слушали-то его не то чтобы запоем – так, припадали временами, отпивали по глотку. Он не был здесь культурообразующей величиной, как в остальном мире середины прошлого века, – и мешал не только языковой барьер. Скорее метафорический – ну и общекультурный. Если дилановеды уже полвека не могут расшифровать некоторые песни из тех, что познаменитее, да и доныне спорят, какие строчки Дилан слямзил у Хенри Тимрода или Овидия, что говорить о тогдашних школьниках, которые владели английским «в рамках программы» и слыхом не слыхали об Элиоте. Нельзя сказать, что на Дилана медитировали так же, как на музыку группы «Pink Floyd». Голос противный, хором не очень споешь, и девчонкам не нравится. Он даже не был простым и доступным жизнерадостным дебилом из Ливерпуля. Дилан был умный – иногда чересчур. Наверное, первый человек с гитарой, который не стеснялся этот свой ум показывать. И потом его место в самом деле так тщился занять один ленинградский прикладной математик – только этот заимствовал как-то неумело и неизящно. Да и «дважды нельзя в ту же самую реку – можно тысячу раз мордой об лед». Прав музыкальный критик Бурлака – на том и стоим, голубые воришки.

Что изменилось, спрашивается? Помните, что сказал его альтер-эго Джек Фейт в фильме Лэрри Чарлза «Masked and Anonymous»: «Все раздал сукиным сынам, которые даже принять ничего не смогли». Дилан – он же, согласно замаскированной и анонимной концепции фильма, «Сергей Петров» – не зря же сочинил этот фильм, где трагедия настолько растворена в самоиронии, что прокатчики зовут его «комедией». Переизобретая себя в десятитысячный раз, Боб Дилан не может не понимать, что натворил. Он ведь для миллионов уже не просто человек – он как сила природы. Стихия. Общественный институт в одном лице. О нем опубликованы сотни томов описательной аналитики, и наука диланология перестала восприниматься в ироническом ключе – теперь это достаточно академическая область прикладной культурологии и литературоведения. Еще во времена «Infidels» я выписывал в университетскую библиотеку по МБА – это «межбиблиотечный абонемент», мои маленькие деловые читатели, а не «магистратура бизнес-администрирования» – редкие книжки, оказавшиеся в России, и конспектировал их истово в читальном зале, толковал, как записной талмудист… И где они теперь, эти конспекты?

Магнетизм Дилана, наверное, пёр из самого факта его существования. Дилана же можно и не слушать – отрадно помнить, что он просто где-то есть. Ведь того, кто создал Вселенную, думаете, просто нельзя по имени называть – и только? Да нет, это всего-навсего стилистически избыточно, правило хорошего тона, закрепленное веками. К чему трепать имя, если каждый и так его знает. И вся история Роберта Аллена Циммермана – пожалуй, вполне ветхозаветная история вечного преодоления порогов: старался доказать что-то себе и миру, задирал планку, шагал дальше и выше, пробовал все смелее, старался выжить и сохранить себя, заново отращивал крылья и панцирь… Очень еврейская, если вдуматься. Очень человеческая. Подчеркнуто межконфессиональный, сам себе религия, Дилан и в новом тысячелетии в очередной раз переступил черту, ушел за грань нового мифа – а мы до сих пор жалуемся и плачем, что история больше не творится у нас на глазах. Вот же она – история. Бобу Дилану всего 75. И он получил Нобелевскую премию по литературе. Хотя, как сказал в том же фильме невезучий культуртрегер Дядюшка Дорогуша: «Он может ничего уже и не делать. Он легенда. Иисус, чтобы до всех дошло, тоже дважды по водам не ходил».

Это давний уважаемый спорт политических и религиозных движений – притягивать к себе Дилана, связывать его с христианством, сионизмом, «Лигой защиты евреев» или «Хабад Любавич». А вы прислушайтесь опять к Джеку Фейту:

Я всегда был певцом – может, и только. Иногда недостаточно понимать, что слова означают, иногда мы должны еще знать, чего они не значат. Вроде как: что значит не знать, на что способен человек, которого любишь. Все распадается – особенно весь этот опрятный порядок правил и законов. Наш взгляд на мир – он и есть то, что мы есть. Посмотрите на этот мир из красивого садика – и все покажется веселеньким. А заберитесь повыше – и вам откроются грабеж и убийство. Истина и красота – в глазу смотрящего. Я давно уже бросил пытаться все вычислить.

Он просто творит свою непостижимую вселенную, как делал это много лет. Мы можем сходить туда в гости, даже вписаться в нее – или не вписаться, как, по большей части, и происходит. В «Masked and Anonymous» Пенелопа Крус все объяснила Папе Римскому и Махатме Ганди: «Обожаю его песни, потому что они не точные. Они совершенно открыты для толкований». Как лучшие книги, написанные людьми и богами. Как и вся наша непостижимая вселенная.

…И вот мы дожили до концерта на питерском катке. На гитаре Дилан уже не играет – видимо, совсем не с руки. Берет какие-то основные аккорды на клавишных, поет, по всей видимости, басисту и барабанщику лично. Все его сценическое шоу – пару раз повести плечами да ухмыльнуться, словно какой-то Дуремар из луизианских болот. Болотным духом веяло порой и от звука, на который его когда-то подсадил не иначе как Даниэль Лануа. Группа звучала либо так, влажно и тягуче, либо сухо, по-техасски – но все равно в этом был южный блюз-рок. Грамотная публика, выходя с катка, критически замечала, что «Дилан все переаранжировал». Какая ерунда – Дилан вообще ни один концерт не играет и уж тем паче не поет так же, как предыдущий, – это все издавна знают. Потому что каждый концерт для него – по-прежнему отдельный акт творения.

– Ты понимаешь, о чем эта песня?

– Ну да. Про то, как попасть на небо.

– Нет, она вовсе не о том… Она про то, как творить добро, манипулируя силами зла…

На сцене рубился оживший архетип – чуть ли не «Братья Блюз», мне даже в какой-то момент помстилось, что за дублирующими клавишными стоит Элвуд. И сидел Боб Дилан – в этом своем мундирчике и «стетсоне». Подчеркнуто не обращал на нас внимания. Я бы – честно – испугался, если б обратил. Ну о чем с нами разговаривать, ей-богу? Наверное, он вообще последний раз общался с публикой в начале 60-х в фолк-кафе Гренич-Виллидж, еще до того, как «электрифицировался», – вот тогда это действительно было нужно. А в середине 60-х Глупоглаз решил: «Как же нудно становится писать для этих немногих избранных», – и продолжал создавать свою версию вселенной, параллельно которой мы с тех пор существуем. И временами жалеем, что нельзя просто раствориться в этих звуках и остаться там навсегда. В этом мифе, по сути. В этой Вселенной, собранной из таких вот звуков и запахов, из всякого сора, из ряски и пыли, что до сих висит на перекрестке, где Роберт Джонсон продал душу дьяволу.

Так чего возмущаться, что нам дали поприсутствовать на репетиции творца? Этому радоваться нужно, а не разговоры городить. Он же вам сам все сказал:

И никаких разговоров – в жизни Дилана их уже было предостаточно. Переслушайте «Modern Times», пересмотрите «В маске и безымянный». Что непонятно? Там все есть – открытым текстом. Каково быть «странником в израненной странной стране». Каково пережить не один собственный культ и остаться живым в нынешние бескультурные времена. Каково стать мифом и выжить, чтобы об этом рассказать. И как неимоверно тяжко не поддаваться искушениям, не стать кумиром, избежать ярлыков, какими бы те ни были – «голос поколения», «борец за идею», «великий артист» или «господь бог». «Большой Брат Бунта, Верховный Жрец Протеста, Царь Диссидентов, Герцог Непослушания, Лидер Халявщиков, Кайзер Отступничества, Архиепископ Анархии, Шишка Тупости»… Конец 60-х, да?

Джоан Баэз написала обо мне песню протеста, которую теперь повсюду крутили, бросая мне вызов: выходи и бери все в свои руки, веди массы – становись на нашу сторону, возглавь крестовый поход. Из радиоприемника песня вызывала меня, будто какого-нибудь электрика или слесаря. Пресса не отступала. Время от времени приходилось идти у них на поводу и сдаваться на интервью, чтобы они не выламывали мне дверь. Вопросы обычно начинались с чего-нибудь вроде:

– Можно подробнее поговорить о том, что происходит?

– Конечно. Что, например?

Журналисты обстреливали меня вопросами, и я им постоянно отвечал, что не выступаю от лица чего-то или кого-то, я просто музыкант. Они смотрели мне в глаза, словно ища в них следы бурбона и горстей амфетаминов. Понятия не имею, о чем они думали. А потом все улицы пестрели заголовками «Представитель отрицает, что он представитель». Я чувствовал себя куском мяса, который кто-то выкинул на поживу псам. «Нью-Йорк Таймз» печатала дурацкие толкования моих песен. Журнал «Эсквайр» поместил на обложку четырехликого монстра: мое лицо вместе с лицами Малколма Икса, Кеннеди и Кастро. Что это, к чертовой матери, вообще значит?

И так далее, до бесконечности, до тошноты… «Представитель отрицает, что он представитель». Так, вот у меня для вас новость. На питерском катке и с Нобелевской премией Боб Дилан не поддался вам еще раз.

А мы, неблагодарные, все плачем, что нет чуда. Его и впрямь вокруг осталось маловато. Но посмотрите на Дилана – вот где «и творчество, и чудотворство», вот где подлинная магия. Прислушайтесь к голосу – как он, «категорически авокальный», до сих пор звучит так многослойно и богато, с такими насмешкой, тоской, мудростью, болью. И насколько, если вдуматься, просто и вечно то, что этот голос нам говорит. И как же все-таки нам повезло, что Дилан по-прежнему ходит по своему мистическому саду, как постаревший «мессия поневоле». Ходит и не разговаривает. Даже с Нобелевским комитетом.

2008–2016