Глава восьмая
Чонг не ожидал такого эффекта от праха шамана. В тот момент, когда лицо мужчины поплыло и стало превращаться в лицо утопленника, некогда было рассуждать. Он делал все машинально, доверяя только инстинктам. Может быть, дух старого шамана будет проявлен в Клаасе, рассуждал он.
Но, кажется, для Клааса ничего не меняло. Ненасытность была его топливом. Он любил море как место, которое максимально позволяет получать удовольствия от жизни. Адреналин был обязательной частью приключений. Про последний случай он рассуждал просто:
– Ничто не может меня убить, море для меня точно не опасно.
Чонг наблюдал и надеялся, что европеец станет мудрее, и его жизнь начнет приносить больше пользы ему самому. Клаас, в свою очередь, понимал, что этому пареньку он обязан жизнью, он привязался к Чонгу за его независимый нрав. Он на десять лет был старше Чонга, но именно с ним Клаас ощущал спокойствие, словно возвращался в родительский дом. Чонг не напрягал друга просьбами. Жил, словно у него уже все есть.
Но приближалось время дождей. В конце мая все европейцы покидают мокрую Азию. Пора было возвращаться в родную Голландию и Клаасу, жена и дети требовали присутствия отца.
Класс предложил Чонгу стать управляющим его делами на период отъезда. Чонг не знал, что ответить другу. Он, не выполнив миссию, истратив прах шамана на Клааса, застрял на острове. Периодически лечил нерадивых дайверов, которые то быстро всплывали, то погружались чаще, чем мог позволить им организм. Чонг наедался тарелкой риса и не проявлял ни к чему интереса, он был человеком без дома, словно, однажды заблудившись в джунглях, так и не вышел к людям. Но он согласился на предложение Клааса, а когда тот уехал и дел не стало вовсе, ушел в дикий лес. Чонг надеялся, что там, где начинается борьба за жизнь, возвращается вкус к жизни.
Дождевые ливни не прекращались несколько недель, все звери и птицы попрятались в своих норах. Однажды утром Чонг проснулся от тишины. «Дождь закончился», – подумал он. И в этом безмолвии услышал голос шамана!
– Милый мой мальчик, ты живешь праведной жизнью, ты приехал в места, где молодым пареньком носился по волнам страстей и я. Ты изводишь себя мыслями о том, как поступил с моим прахом, и не знаешь, что делать дальше в чужой стране, надеясь, что опасность снова напомнит тебе себя живого. Сын мой, у такого, как ты, нет другой задачи, кроме как служить детям. Дети – это все неразумные взрослые, которые верят в свое всемогущество и не замечают истинных хозяев этих мест. Мы должны помогать им, мягко направлять их природу бытия. Ты прав, что использовал прах. Каждый имеет право быть спасенным. Жизнь – это самое большое сокровище. Только мой дух и твоя решимость могли вытащить Клааса из когтей смерти. Возвращайся к людям и помни, что время отшельников прошло, только сострадание и любовь имеют в этой жизни значение. Пусть твой день состоит из нехитрых ритуалов: купание в море для пробуждения, тренировки муай тай для бодрости и силы в теле, наведение чистоты и порядка в материальном и ментальном мире, общение с людьми и духами, созерцание и наблюдение за детьми, животными и растениями, сбор урожая и посадка нового, – ничего особенного, ничего сложного. Все, что должно случиться, случится, и от этого нельзя ни спрятаться, ни убежать. Мы, словно воины, просто ждем, когда нас призовут, таков наш путь. Я люблю тебя, мой мальчик, возможно, ради встречи с тобой я пришел в Бирму, и нет в моем небытии ни грусти, ни печали!
Старый шаман замолчал. Чонг ощутил безмерную любовь к нему и заплакал. И это были его первые слезы после слез ребенка, заблудившегося в лесу и потерявшего всякую надежду. Чонг плакал, это были слезы облегчения. Он увидел внутреннее солнце и, купаясь в его лучах, услышал музыку леса, которая превратилась в прекрасную симфонию, духи возрадовались и наклонили к Чонгу ветку с бананами. Чонг снял плоды, засмеялся и зашагал в деревню. К нему вернулась ясность.