Глава шестая
Идти можно было только на рассвете и на закате. Все остальное время солнце было жгучим, как красный перец. Итого в день получалось двигаться около пяти часов, остальное время он лежал под деревьями или останавливался в лачуге у крестьян. Делился с ними, чем мог, где кореньями, где монетами, в ответ его угощали чашкой риса и листьями бамбука. Везде простые люди жили бедно, но никто не роптал, словно они не знали другой жизни, а просто молились богам и духам, прося здоровья и хорошего урожая. Дети тыкали в Чонга пальцами, прикасались и отбегали. Слишком необычно выглядел молодой парень для этих мест. Волосы длинные, тело худое, но даже через одежду пробивались мышцы. Руки жилистые с огромными кулаками, глаза, как угольки черные, и взгляд пронзительный, по всему было видно – издалека человек идет, но никто его ни о чем не спрашивал…
И вот спустя несколько дней он увидел море! Изумрудное царство, которое старый шаман сравнивал с оперением райской птицы. Он стоял зачарованный, вдыхал аромат и слушал песни волн, словно крылья, раскидывающих белую пену, выбегающую на побережье. Длинные волосы Чонга выбились из резинки и, как паруса, взмывали в небо.
Чонг скинул свою одежду, взволнованно вошел в воду, его обдало прохладой. Соль защипала стертости на ногах. Чонг поплыл, чувствуя радость и осознавая, что в этих краях жил его спаситель, а значит, это родные и для него места. Совсем скоро он исполнит свое обещание, и прах учителя будет передан самому почтенному мастеру здешних мест. Он перевернулся на спину и ощутил, как его Хануман и тигр погрузились в прохладу, подставил лицо солнцу и, качаясь на волнах, смотрел на небо через прикрытые веки.
В свои двадцать лет он ощущал себя старше тех, с кем был знаком. Всего лишь раз в жизни у него был близкий друг – его учитель, старый шаман. Жизнь в лесу ему до сих пор была понятнее, чем среди людей. Но думать о будущем и прошлом бессмысленно, настоящее само всегда подкидывает вопросы и ответы. Он провалялся на волнах, пока не почувствовал, что замерз и, пропитанный морским воздухом и синевой просторов, поплыл обратно.
В тот же день Чонг напросился помощником к рыбакам. Неспешно поплыли дни. Чонг распутывал и сушил сети, спал в одной из лодок и скучал по прохладе лесов. Вечером мужики курили траву, обсуждали жен и тайское правительство. Все оправились от американцев, гордились королем и откладывали деньги на покупку телевизора. Стало приезжать много туристов, это сулило возможность пристраивать рыбу дороже и надеяться на быстрое обогащение. Чонга не заботили деньги. Он обучал местных мальчишек приемам тайского бокса, и они слушались его больше, чем собственных родителей. Уплывал к безлюдным островам и там, сидя в тени деревьев, прислушивался к глубинному зову, чтобы понять, что делать дальше.
В этих местах ни об учителе, ни о других шаманах ничего не знали. Мозг плавился на солнце, даже мухи летали медленно.
Но ветром неожиданно принесся циклон. Волны словно сошли с ума и угрожающе накатывали, хватали все с берега и уносили с собой в море, пальмы гнулись к земле и сбрасывали кокосы. Крыши скидывали солому и наводили ужас на маленьких детей и женщин. Все живое притихло, и только ветер и море вели свой шумный разговор. Ночь продолжила мракобесие, сокрыв луну своими тучами. Но как только первая световая тень легла за землю, ветер перестал хулиганить и стих. Как ни в чем не бывало засияло солнце, и разговорчивая майна, ковыляя по краю лодки, в которой спал худенький загорелый мужчина, складывала свой птичий разговор, настойчиво будя Чонга, который предусмотрительно оттащил свою постель подальше от берега. На пустынном пляже ветер и море беспорядочно сложили весь мусор – листья и ветки, куски древесины, солому. Пена, словно шампунь, залила все прибрежье, прикрывая проделки ночной бури. Деревня ожила, все принялись обсуждать бурю и жаловаться друг другу на нанесенный стихией ущерб. В работе рыбаков возникла пауза. Чонг решил сплавать на ближайший островок, торчащий из воды в пятистах метрах от берега.
Море было непривычно холодным, постоянно попадались кусочки каких-то обломков, и тина, словно расставляя сети, плавала у поверхности воды. Он еще издали почувствовал что-то неладное, как-то тревожно парил дымчатый коршун, высматривая что-то в море. У скалистого берега, осторожно обходя острые ракушки, как крючки, торчащие из камней, и присматривая место для выхода на сушу, Чонг увидел в воде что-то бликующее на солнце. Нырнул и среди толщ воды увидел тело дайвера, его нога в ласте застряла в расщелине камня, лицо прикрывала маска, и через стекло смотрело лицо. Сердце Чонга сдавило. Он с трудом вытащил тяжелое тело мужчины на берег. Дыхание отсутствовало, но, судя по коже, вся трагедия произошла недавно. Чонг начал оживлять незнакомца. Он перевернул мужчину на живот и перекинул тело через торчащее бревно упавшего дерева, стащил с него маску и разрезал ткань гидрокостюма. Истошный звук родился в гортани Чонга, он прыгал вокруг мужчины, пытаясь справиться с паникой, охватившей его, и понять, может ли спасти утопленника. Он попытался резкими толчками в спину освободить утопленника от воды, морская вода небольшими порциями вышла и утекла в землю. После этого Чонг перевернул и уложил мужчину на спину, разжал его челюсть и стал прочищать пальцами рот. Вода, булькая, вышла из легких. Пульса по-прежнему не было. Чонг, теряя надежду, начал делать массаж сердца и искусственное дыхание. Когда-то отец говорил ему, что у утонувшего человека есть в запасе всего пять минут, чтобы его могли спасти другие люди, если это время вышло, то шанс на спасение только в руках бога. Тело мужчины не подавало признаков жизни, по лицу и телу Чонга тек пот. Утирая лицо, он начал молиться. Неожиданно пришла мысль о прахе старого шамана, он носил его в специальном керамическом сосуде с крышкой, висевшей на шнурке вокруг шеи. Чонг достал прах и стал втирать его в кожу в области сердца. Через минуту мужчина, как от ожога, воскликнул и вылупил на Чонга обезумевшие глаза. Кожа утопленника порозовела, и он попытался приподнять голову. Чонг вдруг неожиданно расхохотался. Он, смеясь, катался по берегу и не мог успокоиться. Мужчина взглянул на Чонга, уголки рта его приподнялись, подобие улыбки появилось на его лице. На вид ему было чуть больше тридцати.