Глава четвертая
Родители Чонга не узнали в худом чумазом подростке своего сына. Лишь старая хромая собака, собрав остатки сил, вылизывала его ноги и радостно виляла хвостом. Мужчина и женщина пожалели парня и предложили помогать им по хозяйству, по уходу за больными людьми и домашними животным, а взамен выдали ему одежду и определили угол на кухне. Мальчик сам смастерил небольшую деревянную лавку, под нее скинул все богатство, которое ему досталось от шамана, и зажил новой жизнью. Он быстро приспособился к нехитрой жизни родителей, чувствовал их печаль по пропавшему сыну и сострадание ко всем живым существам. Его мать пела песни, когда варила еду, обычно это были рис или лапша. По воскресным дням она готовила сладости из кокосовой стружки и раздавала деревенским детям. Отец регулярно выбирался в лес, приносил травы, перевязывал их аккуратно и развешивал в тени под крышей, потом молол их в ступке и заваривал настои. В доме всегда были запахи. Этот запах Чонг помнил с детства – запах горечи трав и кокосового масла. Он частенько по-мальчишески хотел прижаться к матери, ощутить ее теплое, немного полноватое тело. Но вместо этого наблюдал за ней из своего угла и старательно выполнял все ее поручения.
Однажды приехали люди из столицы: малярией заболел важный чиновник Араканского королевства. Повторяющиеся приступы сильного озноба, высокая температура и обильный пот продолжались уже два месяца. Придворные врачи расписались в своем бессилии. Один из них, почтенный доктор, чье мнение в правительстве всегда было влиятельным, был учеником отца Чонга, именно по его рекомендации решено было привлечь старого лекаря. Чонг и его отец отправились в долгое путешествие. Вечером перед сном он спросил отца о шаманах.
– Шаманы – это особый народ, они все сердцем чуют. У них вообще другое представление о смерти. В мир мертвых ходят еще при жизни за советами. А ты почему спрашиваешь? Я видел Ханумана на твоей спине. Шаман сделал этот сак янт?
– Да, – неохотно ответил Чонг.
Больше они не возвращались к этой теме. Но Чонг постоянно удивлялся, какие разные живут люди под одним небом. Он видел, как его отец боится своего бессилия перед лицом смерти. Как верит травам, но не чувствует их души. Как закрывается в своих воспоминаниях о сыне и не узнает его, живущего рядом.
К вечеру следующего дня они добрались до места. Застали больного в шаге от его кончины. Здесь все их ждали и с большим уважением встретили лекаря. Отец воодушевился, распрямил спину, и, осмотрев больного, велел пригласить монахов из Золотого храма. Двадцать дней монахи, не останавливаясь ни днем ни ночью, пели мантры, а лекарь поил больного корой хинного дерева и делал кровопускание, его сын окуривал чиновника травами и тряс колокольчиками, мысленно обращаясь за помощью к старому шаману. На двадцать первый день болезнь отступила, еще через неделю чиновник сам вышел в сад и погрелся на солнышке.
На лекаря обрушились тысячи благодарностей, он и его сын возвращались домой с запасом еды на год и солидной суммой кьятов. В ночь возвращения домой Чонг признался родителям, что он и есть пропавший сын, рассказал о встрече с шаманом и его просьбе. Родители долго плакали, услышав историю их сына, потом бранились, что он сразу не признался им, тискали его, как малого ребенка, молились и благодарили Будду. И еще полгода Чонг жил со своими родителями и был для них солнцем на небосклоне. Пациентов после того случая с выздоровлением чиновника стало больше. Отец и сын с раннего утра и до поздней ночи делали заготовки и лечили людей. Раз в две недели они уходили на два-три дня в соседние деревни и проводили осмотры, лечили молодых и старых.
Чонг все время ощущал связь со старым шаманом. Он приходил к нему, когда мальчик нуждался в его помощи, и уходил, когда становилось все спокойно. Иногда Чонг устраивал проверки, чтобы убедиться, что присутствие старика – это не просто выдумка. Он обращался к шаману, словно тот стоял у него перед глазами:
– Уважаемый учитель, если ты здесь, пусть закрытая дверь в комнату откроется.
И дверь, скрипя, открывалась в нужный момент.
Он постоянно помнил о своем обещании учителю, но не находил в себе силы признаться родителям, что собирается покинуть дом.
Но однажды утром внутренний диалог прекратился, и чувство вины осталось во вчерашнем дне. За завтраком он рассказал о своих планах отцу и матери. Дом погрузился в тишину, словно появился покойник. Они плакали, и их лица резко постарели, покрываясь сеткой из склеротических сосудов.
Они оба отложили все дела и провели день в медитации. И закончив к вечеру, подозвали сына.
– Мы оба видели одинаковые видения, – сказал отец. – Ты сидел в окружении сотни людей, и все они смотрели на тебя с надеждой. Ты давно уже не принадлежишь нам, поступай, как знаешь, как велит твое сердце.
Мальчик прижался к отцу и к матери. Теплое облако их заботы накрыло его, глаза наполнились слезами, и сердце сжалось. Отец подготовил сыну в дорогу целительные травки и чай, мать наготовила рис, кусочки пальмового сахара и разложила по мешочкам.
На следующий день, через пять лет после смерти шамана, Чонг покинул Бирму.