Глава третья
Наверное, только старый шаман мог вернуть мальчика к жизни. В первые дни он постоянно окуривал Чонга черным дымом и поил травяным настоем. Шаман был чужаком в этой стране, по неведомым причинам перебрался сюда из Таиланда. Жил отшельником. Говорили, что в друзьях у него были звери и птицы. Он читал заклинания, занимался муай тай (тайский бокс), носил на поясе в мешочках мощи других шаманов. Жил один в хижине на горе, откуда открывался красивый вид на долину и реку молочного света. Каждый вечер, перед сном, Чонг рассматривал рисунки на теле старого шамана. Ничего подобного не было на теле его отца. Рисунки притягивали и рождали легкий туман в голове Чонга. Шаман засыпал, а мальчик мысленно просил его повернуться на другой бок. Если «переворот» происходил, Чонг радовался и изучал знаки, интуитивно чувствуя силу, исходящую от них.
Как-то утром старый шаман достал сверток, обернутый полуистлевшей тканью. Развернул его, и Чонг увидел две стальные спицы, пузырьки с засохшими чернилами и ядом змеи. Шаман долго рассматривал концы палочек через увеличительное стекло, потом заточил кончик одной из спиц. Зажег перевязанные нитями пучки травы и стал махать рукой то в сторону Чонга, то в сторону неба, то в сторону земли. Хижина наполнилась дымом, а когда синева развеялась, шаман встал во весь рост и завращал кулаками, словно наматывал на них веревку, стал двигаться по комнате, потом присел на корточки, через несколько секунд вскочил и снова стал плавно двигаться вдоль стен. При этом губы его постоянно бормотали что-то грозно-монотонное, так продолжалось больше 15 минут.
– О чем-то просите духов? – спросил мальчик.
Шаман ответил, но не сразу:
– Прошу наделить тебя магическими способностями. Они помогут тебе и принесут пользу другим.
Затем он усадил Чонга, и началось магическое действие – нанесение священного знака на тело. Чонг вздрогнул от первого прикосновения острого конца спицы. Он не ожидал такого неприятного укола в спину. Рука мастера двигалась быстро. Чонг закрыл глаза. Он вспомнил свирепые укусы муравьев в лесу и слезы ужаса в первую ночь в джунглях, когда поиски отца не привели к результату, а солнце стремительно садилось и ночь поглощала все своим мраком. Боль от уколов спицы усилилась, словно тысячи стрел друг за другом входили в его тело на небольшом участке спины. Перед глазами пронеслись несколько месяцев жизни в джунглях, гниющие раны, ночные кошмары, поиски еды и смертельная слабость, которая позволяла забываться и лежать многие часы без движения. Он вспомнил, как наткнулся на кристаллы соли в пещере, долгие недели слизывал их или сковыривал маленькие осколки, которые растворялись у него во рту. Древний океан оставил их в виде черных камней, пахнувших сероводородом. От соли распухал рот, но силы ненадолго возвращались к мальчику, и тогда он мог выползать из пещеры в поисках сороконожек и личинок насекомых в расщелинах камней.
Рука мастера продолжала двигаться и создавала причудливый узор на спине Чонга. Постепенно он перестал ощущать боль, тело немного расслабилось, и в голове возникли мистические образы. Он увидел старого воина с двухсторонним ножом, боевого слона, горные вершины со снежными шапками, пять летающих тигров, великана, перешагивающего реку. А еще он почувствовал духов, словно тени они окружили Чонга и тыкали в него свои взоры. Вся эта мистерия создавала ощущения радости.
Чонг очнулся и спросил шамана:
– Чей это праздник?
– Твой, – ответил шаман. – Это твои покровители, мой маленький друг, это твоя новая семья. Я нанес тебе тату Ханумана, что означает «бог обезьян». С древних времен это символ ловкости и выносливости. Хануман способен к быстрым перемещениям по любым землям, он обладает невероятной силой.
– Для чего? – спросил Чонг.
– Рисунки на моем теле и на твоем соединяют в себе буддистские псалмы, молитвы, шаманские заклинания и индуистские традиции. Тела тайских воинов расписаны такими символами, во все времена их назвали «taharn phee», что означает «солдаты-призраки». Они неуязвимы и бесстрашны. Я делал сак янт всю свою жизнь, мой отец тоже был шаманом, он и передал мне рецепт чернил и все тонкости этого дела. Обезьяна Хануман – мой покровитель, наделивший меня способностями видеть в темноте и не знать усталости. Теперь я передаю тебе часть моих сил и тайных знаний через этот сак янт. С опасностью ты и сам справишься. Сложнее справиться с алчностью, гордыней, когда ты живешь среди людей и тебя искушают женские чары.
– А что это такое? – уточнил Чонг.
– Вот смотри, бегают у нашего дома собаки, одна пристает к другой. И желание пристроиться сзади такое сильное, что вытесняет все другие желания. Так у людей возникает привязанность к одному желанию, и больше свежей ветер не дует им в лицо, и воля человека подчиняется этому стремлению, делая его слепым. Он, как муха в окне, неистово и однообразно старается выйти через стекло к маячку под названием иллюзия счастья.
Чонг не очень понял аналогию с собаками. Однажды ночью он видел, как его отец лежал на матери. Она попискивала, как птица, казалось, что им обоим нравится лежать друг на друге, а утром они были прежние, и ветер, как обычно, стучался в окна и раздувал одежду.
Шаман закончил. Рана на спине Чонга горела. Ощущения были противоречивые, и приятно, и больно одновременно.
Этот ритуал и Хануман на спине или что-то другое, но раны Чонга затянулись, и жизнь потекла ровно. В свободное время он занимался тайским боксом, научился начитывать воду, брать силу у животных, чувствовать опасность и общаться с лесными духами. Сон стал спокойным, больше он не прислушивался к каждому звуку по ночам. Старый шаман был очень добр к Чонгу, делился всем, что знал сам. Как-то он рассказывал о своей стране, о волнующем соленом море, прекрасном, как перышки птички, живущей в бамбуковой роще, и, закончив, завел разговор:
– Ты хороший мальчик, хотя и мал совсем. Многим и за всю жизнь не испытать, что ты уже пережил. Я буду счастлив считать тебя своим сыном и буду благодарен, если ты выполнишь мою просьбу.
– Ты и есть мой отец. Сделаю все, что ты скажешь.
– Когда я уйду в нижний мир, отвези мой прах в Таиланд.
Чонгу стало очень грустно от мысли, что он снова останется один. Но он дал крепкое слово своему учителю, что сдержит обещание. В ту пору ему исполнилось десять лет.
Прошел еще год, солнце и луна по очереди занимали место на небосклоне, один сезон сменялся другим. Живя в лесу, он научился управлять своими мыслями и останавливать страх, который сползал на него ближе к вечеру и душил своими угрозами. Он научился не чувствовать одиночество, одушевляя каждый камушек и травинку, разговаривал с водой и лесными духами. Чонг знал, что духи, как ветер, они вокруг, и, если не злиться и не бояться их, они не могут навредить, а если уважать их территорию, то будут помогать. Чонг научился быть незаметным для зверей, не чувствовать физическую боль и голод. Лес обострил его инстинкты, а шаман придал смысл жизни и упорядочил его мысли. Но шаман был совсем стар, и однажды, глядя на полную луну, он сказал:
– Я видел сегодня мертвую Золотую обезьяну, это животное – отражение меня, скоро и я уйду. Я заставил смерть долго ждать меня. Мой мальчик, я всегда буду с тобой в виде Ханумана на твоей спине. Твоим отражением будет тигр. Ты наделен даром влиять на людей и предвидеть будущее. Если захочешь, сможешь лечить, прикасаясь к телу человека. Для твоей души важна тишина. Твои глаза будут подмечать все вокруг. Твое тело сильное от природы, научись направлять свою энергию, пронеси через всю жизнь занятия муай тай. У тебя не будет врагов, потому что ты прирожденный боец, и равных тебе нет от Бутана до Малайзии. Ты вырастешь очень независимым, и твоя сила будет привлекать всех, но для тебя нет темы власти, ты есть ее вершина.
Вскоре шаман ушел, мальчик резко повзрослел, не испытав страха перед смертью и жалости к себе. Он трое суток окуривал тело своего учителя дымом травы с горы Кусинара и корой священного дерева сала, звонил в колокольчики и читал мантры. К концу третьих суток заколол оленя и отвез на место сожжения шамана в небольшую пещеру у водопада…
Во время сожжения пришел тигр, остановился в нескольких метрах от пещеры. Собрав прах шамана, Чонг пошел искать своих родителей.