Танцор у гроба. Часть первая. Слишком много способов умереть (Джеффри Дивер, 1998)

Глава 1

Прощаясь со своей женой Перси, Эдвард Карни не догадывался, что видит ее последний раз в жизни.

Сев в свою машину, которую ему с трудом удалось припарковать на переполненной Восточной Восемьдесят седьмой улице в Манхэттене, Карни влился в оживленный поток. Наблюдательный по своей природе, он заметил стоящий рядом с их коттеджем черный микроавтобус с темными тонированными стеклами, покрытыми капельками грязи. Приглядевшись к видавшему виды автомобилю, Карни обратил внимание на номера штата Западная Виргиния и вспомнил, что за последние несколько дней уже видел несколько раз микроавтобус на своей улице. Но тут остановившиеся на светофоре машины тронулись. Карни, едва успев проскочить перекресток на желтый свет, начисто забыл о микроавтобусе. Выехав на шоссе имени Рузвельта, он помчался на север.

Через двадцать минут Карни по сотовому позвонил жене домой. Она не ответила, и он начал волноваться. Перси должна была лететь вместе с ним – вчера вечером они бросили монету, кто займет командирское кресло слева, и жена, выиграв, одарила его фирменной торжествующей улыбкой. Но в три часа ночи Перси проснулась с жуткой мигренью, не отпускавшей ее весь день. Пришлось срочно звонить и искать второго пилота на замену, а Перси, приняв флоринал, вынуждена была остаться в постели.

Никакая другая болезнь, кроме мигрени, не смогла бы удержать ее на земле.

Эдвард Карни, долговязый сорокапятилетний мужчина, все еще носивший короткую армейскую стрижку, склонив голову набок, слушал гудки в телефоне. Наконец включился автоответчик, и он положил трубку на рычаг, слегка обеспокоенный.

Карни вел машину со скоростью ровно шестьдесят миль в час, строго посередине крайнего правого ряда; подобно большинству летчиков, за рулем он вел себя консервативно. Доверяя другим пилотам, он считал почти всех водителей сумасшедшими.

В конторе чартерной авиакомпании «Гудзон-Эйр», расположенной на территории аэропорта Мамаронек в Винчестере, его ждал пирог. Строгая и чопорная Салли-Энн, пахнущая как парфюмерный отдел дорогого магазина, испекла его сама, чтобы отпраздновать новый контракт, заключенный компанией. Салли-Энн, нацепившая по торжественному случаю брошь в виде биплана с искусственным бриллиантом, что была подарена внуками на прошлое Рождество, бдительным оком окинула помещение и убедилась, что все двенадцать сотрудников получили по куску соответствующих размеров. Эд Карни, куснув пирог пару раз, стал обсуждать предстоящий полет с Роном Тэлботом, чье солидное брюшко свидетельствовало о любви к выпечке, хотя держался Рон в основном за счет кофе и сигарет. Тэлбот, сидевший на двух креслах – менеджера и руководителя полетами, высказывал свои опасения по поводу того, что доставить грузы не удастся в назначенный срок, что расход горючего может превысить расчетную величину, что стоимость работ посчитана неправильно. Отдав свой недоеденный кусок пирога, Эд посоветовал ему успокоиться.

Вспомнив про Перси, он зашел в свой кабинет и снял трубку.

Дома по-прежнему никто не отвечал.

Озабоченность переросла в беспокойство. Люди, имеющие детей, и люди, имеющие собственное дело, всегда отвечают на звонок. Бросив трубку на аппарат, Эдвард подумал было о том, что надо бы позвонить соседям и попросить заглянуть к нему домой. Но тут в расположенный рядом с конторой ангар въехал большой белый грузовик, и настало время работать.

Тэлбот протянул Карни на подпись десяток документов, и в этот момент появился Тим Рэндольф, в темном костюме, белой рубашке и узком черном галстуке. Тим называл себя «вторым пилотом», и Карни это нравилось. «Первыми пилотами» были сотрудники компании, работавшие на регулярных авиалиниях; и хотя Карни уважал любого компетентного человека в правом кресле, все-таки до конца избавиться от снобизма ему не удалось.

Высокая темноволосая Лорен, помощница Тэлбота, специально надела платье, приносящее удачу, – его небесно-голубой цвет соответствовал цвету логотипа компании «Гудзон-Эйр», силуэту сокола над земным шаром. Склонившись к Карни, Лорен шепнула ему на ухо:

– Теперь все будет хорошо, правда?

– Все будет замечательно, – заверил ее он.

Они обнялись. Салли-Энн, тоже потискав Карни в своих объятиях, предложила ему в полет еще кусок пирога, но он решительно отказался. Ему хотелось поскорее уйти отсюда, прочь от праздника, прочь от сентиментальности. Оторваться от земли, подняться в воздух.

Долго ждать Карни не пришлось. Вскоре он летел на высоте трех миль над землей, сидя за штурвалом «Лир-35А», лучшего частного реактивного самолета на свете, не имеющего на своем полированном серебристом корпусе никаких надписей и знаков, кроме регистрационного номера.

Он летел в сторону поразительно прекрасного заката – идеальный оранжевый диск опускался в огромные мечущиеся тучи, окрасившиеся в розовые и пурпурные цвета.

Только рассвет может сравниться красотой с этим зрелищем. И только гроза может быть более величественной.

До аэропорта О’Хейр было 723 мили, и «Лир» преодолел это расстояние меньше чем за два часа. Центр управления полетами в Чикаго, вежливо попросив снизиться до четырнадцати тысяч футов, передал самолет станции слежения за подходом.

– Станция слежения за подходом Чикаго, – подал запрос Тим. – «Лир – Чарли Джульетт» приближается на высоте четырнадцати тысяч футов.

– Приветствую вас, «Чарли Джульетт», – ровным голосом произнес другой диспетчер. – Снижайтесь до восьми тысяч. Альтиметр в Чикаго – тридцать точка один. Ожидаемая полоса – двадцать семь.

– Принято, Чикаго. «Чарли Джульетт» снижается с четырнадцати до восьми тысяч.

Аэропорт О’Хейр является самым оживленным в мире, и поэтому диспетчер поставил самолет в очередь на посадку, заставив его кружить над западными пригородами Чикаго.

Через десять минут приятный голос предложил:

– «Чарли Джульетт», заходите курсом ноль-девять-ноль по ветру на двадцать седьмую полосу.

– Курс ноль-девять-ноль. «Чарли Джульетт» принял, – ответил Тим.

Взглянув на яркие созвездия, высыпавшие на серо-стальное небо, Карни подумал: «Эх, Перси, если бы ты видела, какие сегодня звезды…» И впервые за всю свою летную карьеру поступил так, как не должен поступать профессионал. Тревога за Перси стремительно нарастала. Он должен был услышать ее голос.

– Принимай управление, – бросил Карни Тиму.

– Есть принять управление, – ответил тот, без вопросов беря в руки штурвал.

Сквозь треск атмосферных разрядов снова раздался голос авиадиспетчера:

– «Чарли Джульетт», снижайтесь до четырех тысяч. Курс прежний.

– Принято, Чикаго, – ответил Тим. – «Чарли Джульетт» снижается с восьми до четырех тысяч.

Карни переключил частоту радиостанции.

– Вызываю компанию, – ответил он на вопросительный взгляд Тима.

Связавшись с Тэлботом, Карни попросил его переключить вызов к нему домой. Ожидая соединения, он начал под руководством Тима осуществлять предпосадочную подготовку.

– Отклонить закрылки на двадцать градусов.

– Закрылки на двадцать градусов… есть.

– Проверить скорость.

– Сто восемьдесят узлов.

Когда Тим заговорил в микрофон: «Чикаго, „Чарли Джульетт“ прошел пятую отметку, приближается к четвертой», Карни услышал гудки.

Ну же, Перси, сними трубку! Где же ты?

Пожалуйста…

Раздалась команда диспетчера:

– «Чарли Джульетт», снижайте скорость до один-восемь-ноль. Связывайтесь с диспетчером аэропорта. Всего хорошего.

– Принято, Чикаго. Один-восемь-ноль узлов. До свидания.

Третий звонок.

Проклятье, где она? Что случилось?

Пустота в груди росла.

Турбовентиляторные двигатели запели скрипучую песню. Застонала гидравлика. В наушниках трещали далекие грозовые разряды.

– Закрылки на тридцать градусов, – приказал Тим. – Выпустить шасси.

– Закрылки на тридцать градусов… есть. Выпустить шасси… есть, все три стойки.

И тут наконец в наушниках раздался резкий щелчок. Голос его жены произнес:

– Алло!

От облегчения Карни рассмеялся вслух.

Он начал было говорить, но тут самолет встряхнуло так сильно, что за долю секунды взрывная волна сорвала громоздкий шлемофон с его головы, швырнув обоих пилотов на приборную панель. Вокруг посыпались искры.

Оглушенный Карни машинально схватился левой рукой за штурвал, забыв, что тот онемел, – самолетом управлял Тим. Он повернулся к напарнику как раз в тот момент, когда его окровавленное обмякшее тело исчезло в зияющей дыре в обшивке.

– О господи, нет… нет…

Но тут вся кабина, оторвавшись от разваливающегося самолета, подпрыгнула вверх, оставив позади фюзеляж, крылья и двигатели, превратившиеся в огненный шар.

– Перси, – прошептал Карни, – Перси…

Но у его губ больше не было микрофона.

Глава 2

Огромные, как астероиды, цвета слоновой кости песчинки светились на экране компьютера. Мужчина сидел, подавшись вперед, напрягая до боли шею, прищурившись, но не от проблем со зрением, а потому, что так было легче сосредоточиться.

Где-то далеко прогремел гром. Утреннее небо приняло желтовато-зеленоватый оттенок, вот-вот должна была разразиться гроза. По сообщениям синоптиков, такой дождливой весны еще не было.

Песчинки…

– Увеличить, – приказал мужчина, и изображение на экране послушно стало вдвое крупнее. Как странно… – Курсор вниз… стоп.

Он снова наклонился вперед, напряженно вглядываясь в экран.

Ничто так не радует криминалиста, как песок, думал Линкольн Райм: каменные крупинки, иногда смешанные с другими материалами, размером от пяти сотых до двух миллиметров (меньше – это пыль, больше – гравий). Песок цепляется к одежде преступников не хуже свежей краски, а затем, словно по заказу, осыпается на месте преступления и в логове преступника, позволяя провести ниточку от убитого к убийце. Кроме того, песок может многое поведать о тех местах, где бывал подозреваемый. Мутные песчинки встречаются в пустыне. Прозрачные – на морском берегу. Амфибол означает Канаду. Обсидиан – Гавайи. Кварц и магматические породы – это Новая Англия. Гладкий магнитный железняк серого цвета – западное побережье Великих озер.

Но вот откуда взялись именно эти песчинки, Линкольн Райм не имел понятия. В районе Нью-Йорка песок состоит в основном из кварца и полевого шпата. На берегах пролива Лонг-Айленд он каменистый, на Атлантическом побережье – мелкий, как пыль, у Гудзона – смешан с глиной. Но эти песчинки были белыми, остроугольными, сверкающими; среди них встречались крошечные красные шарики. А это что за колечки? Белые каменные колечки, похожие на микроскопические кусочки кальмаров. Райм никогда не встречал ничего похожего.

Заинтригованный этой загадкой, криминалист не мог оторваться от компьютера до четырех часов утра. Наконец он был вынужден отослать образец песка коллеге в лабораторию ФБР в Вашингтоне. Сделал он это скрепя сердце. Линкольн Райм ненавидел, когда его задачи решал кто-то другой.

Какое-то движение за окном над кроватью. Райм повернулся в ту сторону. Его соседи, соколиная пара, проснулись и собрались вылететь на охоту. Голуби, берегитесь! Уронив голову, Райм пробормотал: «Проклятье!», имея в виду не отчаяние от невозможности справиться с упрямыми уликами, а недовольство незваными гостями.

На лестнице послышались торопливые шаги. Том открыл дверь, но Райм сейчас никого не хотел видеть.

– О боже, только не сейчас! – недовольно буркнул он, поворачиваясь к двери в прихожую.

Но гости, разумеется, этого не услышали, а если бы и услышали, то все равно не остановились бы. Их двое…

Один грузный, ступает тяжело. Другой нет.

Отрывистый стук в открытую дверь, и они вошли.

– Привет, Линкольн.

Райм проворчал что-то невнятное.

Тяжелые шаги принадлежали Лону Селитто, следователю первого разряда полиции Нью-Йорка. За ним семенил его напарник, худощавый молодой парень Джерри Бэнкс в элегантном сером костюме. Джерри обильно полил свою гриву лаком, Райм уловил запахи пропана, изобутана и ацетата винила, но волосы все равно упрямо топорщились во все стороны.

Крепыш Селитто обвел взглядом комнату второго этажа, имевшую размеры двадцать на двадцать футов. На стенах никаких украшений.

– Линк, никак не могу понять, что с комнатой?

– Ничего.

– О, я понял – здесь стало чисто, – сказал Бэнкс и сразу же осекся.

– Конечно чисто, – подтвердил Том.

Как всегда, он был в безукоризненно отутюженных светло-коричневых брюках, белой рубашке и пестром галстуке, который Райм находил вызывающе безвкусным, несмотря на то что сам заказал его по каталогу для своего помощника. Том работал у него уже несколько лет, и хотя Райм дважды выгонял его, а один раз он уходил сам, криминалист трижды снова приглашал невозмутимого санитара-помощника. Том разбирался в спинномозговых травмах не хуже врача-специалиста, а полученных от Линкольна Райма познаний в области криминалистики хватило бы, чтобы из него получился неплохой сыщик. Но молодой человек довольствовался должностью, обозначенной страховой компанией как «помощник по уходу за инвалидом», хотя этот термин не нравился ни Райму, ни самому Тому. В зависимости от настроения, криминалист называл помощника наседкой или Немезидой, и оба эти обращения несказанно радовали Тома.

– Райм был вне себя, – продолжал помощник, обходя остановившихся в дверях полицейских, – но я позвонил в службу быта, и дом отдраили снизу доверху. Разве что не пришлось проводить дезинфекцию. Вы потом со мной целый день не разговаривали.

– Зачем надо было здесь убирать? Я теперь ничего не могу найти!

– Но ведь вы и не должны ничего искать, правда? – возразил Том. – На это у вас есть я.

У Райма не было настроения вступать в пререкания.

– Ну? – Он повернул свое красивое лицо к Селитто. – Что у вас?

– Есть одно дело. Мы подумали, ты захочешь нам помочь.

– Я занят.

– Это еще что такое? – спросил Бэнкс, указывая на новый компьютер, стоящий у изголовья кровати Райма.

– О, – радостно заявил Том, – это настоящее произведение искусства. Линкольн, покажите им. Покажите!

– Я не хочу никому ничего показывать.

Новые раскаты грома, но пока ни капли дождя. Сегодня, как это нередко бывает, погода снова издевалась над людьми.

– Ну покажите, как он работает, – настаивал Том.

– Не хочу.

– Вы просто стесняетесь.

– Том! – взорвался Райм.

Но молодой помощник был равнодушен к угрозам и обвинениям.

– Ума не приложу, что на него нашло, – сказал Том, поправляя галстук – ужасный или сверхмодный. – Еще совсем недавно он очень гордился этой штуковиной.

– Ничего подобного!

– Вот этот ящик, – продолжал Том, – подключен к компьютеру.

– Ого, двести мегагерц? – понимающе кивнул Бэнкс. Избегая хмурого взгляда Райма, он вцепился в вопрос, словно сова в лягушку.

– Точно, – подтвердил Том.

Но Линкольна Райма нисколько не интересовали компьютеры. В настоящий момент его вообще не интересовало ничего, кроме крохотных колечек, затаившихся среди песчинок.

– Это микрофон, сигнал с него поступает прямо в компьютер, – не сдавался Том. – Компьютер понимает то, что говорит Линкольн. Потребовалось много времени, чтобы научить компьютер распознавать его голос. Линкольн любит невнятно бормотать.

На самом деле Райм был очень доволен новой системой – компьютером, работающим с быстротой молнии, специальным устройством контроля за окружающей средой и программным обеспечением распознавания речи. Теперь криминалист мог голосом двигать по экрану курсор – здоровый человек делает это при помощи клавиатуры и мыши. Больше того, Райм мог одним словом включать и выключать кондиционер, зажигать и гасить свет, включать стереопроигрыватель или телевизор, звонить по телефону и отправлять факсы.

– Он может даже сочинять музыку, – объяснял гостям Том. – Достаточно только говорить компьютеру, какую ноту куда поставить.

– Это самое главное, – угрюмо проворчал Райм. – Музыка!

Для инвалида с травмой четвертого позвонка – то есть для Райма – не составляло труда кивнуть. Он мог также пожимать плечами, хотя и не так пренебрежительно, как ему хотелось бы. Еще одним фокусом, достойным показа в цирке, было то, что Райм мог шевелить безымянным пальцем левой руки на несколько миллиметров в любом направлении. В течение последних нескольких лет этим и ограничивался набор физических действий, доступных ему. А написание сонаты для скрипки не входило в его ближайшие планы.

– Он также может играть в компьютерные игры, – добавил Том.

– Я не играю в компьютерные игры. Я их ненавижу.

Селитто, напоминающий Райму большую незаправленную кровать, без интереса посмотрел на компьютер.

– Линкольн, – мрачно произнес он, – дело серьезное. Мы работаем вместе с федералами. Вчера вечером произошли большие неприятности.

– Мы словно наткнулись на каменную стену, – рискнул вставить Бэнкс.

– И мы подумали… точнее, я подумал, что ты, возможно, захочешь нам помочь.

Он захочет им помочь?!

– Я сейчас занят, – объяснил Райм. – Если конкретно, работаю на Перкинса. – Томас Перкинс был специальным агентом манхэттенского отделения ФБР. – Один из ребят Фреда Деллрея бесследно исчез.

Специальный агент Фред Деллрей, ветеран Бюро, руководил работой тайных агентов манхэттенского отделения. В свое время сам Деллрей был одним из лучших оперативников ФБР. Он не раз удостаивался благодарности от самого директора за успешное проведение операций, связанных с внедрением людей в ближайшее окружение главарей наркомафии Гарлема и в негритянские террористические организации. Несколько дней назад один из агентов Деллрея Тони Панелли бесследно исчез.

– Перкинс нам говорил, – заметил Бэнкс. – Чертовщина какая-то!

Услышав такое откровенное заявление, Райм закатил глаза. Хотя спорить было не с чем. Агент пропал в девять часов утра из своей машины, стоящей напротив административного здания в центре Манхэттена. На улицах было не слишком людно, но и пустынными их нельзя было назвать. Дверь служебной машины Панелли была открыта, двигатель работал. В салоне не оказалось ни следов крови, ни частиц пороха, неизбежных при выстреле, ни царапин и потертостей, свидетельств борьбы. И никто ничего не видел, по крайней мере, желающих дать показания не было.

Действительно, какая-то чертовщина.

В распоряжении Перкинса имелись замечательные специалисты-криминалисты, в том числе из отдела осмотра мест преступления. Но именно Райм стоял у истоков создания этого отдела, поэтому именно к нему обратился Деллрей с просьбой исследовать улики, обнаруженные на месте исчезновения агента. Бывший сотрудник Райма провел в машине Панелли несколько часов, однако не смог обнаружить никаких посторонних отпечатков пальцев и вернулся с десятью пакетами ничего не значащих улик и кучкой очень странных песчинок – единственной ниточкой, которая могла куда-нибудь привести.

Именно эти песчинки сейчас и сияли на экране компьютера, огромные и величественные, словно небесные тела.

– Если ты согласишься нам помочь, Линкольн, Перкинс поручит дело Панелли кому-нибудь другому, – продолжал Селитто. – Но главное, я уверен, что ты сам захочешь заняться этим.

Опять этот глагол – «захочешь». Что все-таки случилось? Несколько лет назад Райм и Селитто работали в отделе по расследованию убийств. Они занимались самыми сложными и самыми громкими делами. Райм прекрасно знал своего бывшего напарника, и хотя он, как правило, не доверял своей способности судить о людях (его бывшая жена Блэйн не раз с возмущением говорила, что Райм за милю разглядит стреляную гильзу, не заметив прямо под носом человека), сейчас у него не было сомнений: Селитто чего-то недоговаривает.

– Ну хорошо, Лон. В чем дело? Говори.

Селитто кивнул на Бэнкса.

– Филип Хансен, – многозначительно произнес молодой полицейский, поднимая жиденькие брови.

Это имя было известно Райму только по газетам. Хансен, жесткий напористый бизнесмен родом из Тампы, штат Флорида, владел оптовой компанией, зарегистрированной в Армонке, штат Нью-Йорк. Дела компании шли очень успешно, и Хансен быстро сколотил себе многомиллионное состояние. Ему никогда не приходилось искать клиентов, тратиться на рекламу, испытывать сложности со сбытом. Более того, единственной неприятностью, с которой сталкивалась компания «Ф. Х. Дистрибьютер», заключалась в том, что федеральное правительство и администрация штата Нью-Йорк не жалели сил и средств, чтобы ее ликвидировать, а президента упрятать за решетку. Потому что торговала компания Хансена не списанными армейскими машинами, а оружием, преимущественно похищенным с военных складов или нелегально импортированным. В начале этого года двое солдат были убиты во время нападения на грузовик со стрелковым оружием, направлявшийся в Нью-Джерси. За этим преступлением стоял Хансен. И прокурор штата Нью-Йорк, и генеральный прокурор знали это, но не могли доказать.

– Мы с Перкинсом потихоньку сколачиваем против него дело, – сказал Селитто. – Работаем в сотрудничестве с армейской службой безопасности. Но движемся чертовски медленно.

– Все боятся стучать на Хансена, – добавил Бэнкс.

Райм не сомневался, что ни один человек в здравом уме не рискнет доносить на такого человека, как Хансен.

– Но наконец на прошлой неделе в деле произошел крупный прорыв, – продолжал молодой полицейский. – Видите ли, Хансен бывший летчик. Его компании принадлежат склады в районе аэропорта Мамаронек – это рядом с Уайт-Плейнз, знаете? Так вот, судья выдал санкцию на проведение там обыска. Естественно, мы ничего не нашли. Но на прошлой неделе, около полуночи, аэропорт уже был закрыт, но там еще оставались люди, и они видели, как человек, по описанию похожий на Хансена, подъехал к частному самолету, загрузил туда какие-то мешки и взлетел. Не имея разрешения диспетчерской службы. Даже не поставив ее в известность. Просто взлетел. Вернулся через сорок минут, приземлился, сел в машину и дал деру так, что загорелись покрышки. Свидетели сообщили регистрационный номер самолета в Федеральное агентство гражданской авиации, и выяснилось, что он принадлежит не компании Хансена, а лично ему.

– Значит, Хансен понял, что вы обложили его со всех сторон, и решил избавиться от улик, которые могли бы привязать его к нападению на армейский грузовик, – сказал Райм, начиная понимать, почему полицейские обратились к нему. Их слова посеяли в нем интерес. – Авиадиспетчеры проследили маршрут полета?

– Какое-то время самолет вел аэропорт Ла-Гуардия. Самолет шел прямо на пролив Лонг-Айленд. Там снизился и на десять минут исчез с экранов локаторов.

– И вы очертили круг, определив, как далеко он смог улететь. Водолазы уже работают?

– Да. Так вот, нам стало известно, что Хансен, узнав о свидетелях, видевших его, струхнул. И нам удалось упрятать его в тюрьму до понедельника. Обвинение в федеральном преступлении.

Райм рассмеялся:

– Неужели вам удалось уговорить судью открыть дело на основании таких шатких улик?

– В основном мы наплели какую-то чушь про нарушения правил полетов, – ответил Селитто. – Вылет без разрешения, полет на опасно малой высоте и все такое.

– И что говорит по этому поводу мистер Хансен?

– Он в таких делах дока. Ни одного слова тем, кто его арестовывал, ни одного слова прокурору. Адвокат все отрицает и собирается подавать жалобу по поводу незаконного задержания и так далее, и так далее, и так далее. Но если мы до понедельника находим эти мешки, мать их, мы выкладываем их на стол судье – и бац! Хансен готов.

– Разумеется, – согласился Райм, – если в них есть какие-то серьезные улики.

– Есть.

– Почему вы так в этом уверены?

– Потому что Хансен запаниковал. Он нанял убийцу, чтобы тот расправился со свидетелями. С одним уже покончено. Вчера ночью его самолет взорвался на подлете к Чикаго.

Значит, от него хотят, чтобы он нашел мешки… Возникает масса любопытнейших вопросов. Возможно ли привязать самолет к какому-то конкретному району водной поверхности, над которой он пролетал, на основании анализа осаждения морских солей на фюзеляже или останков какого-то насекомого, размазанного по передней кромке крыла? Можно ли вычислить время смерти насекомого? А как насчет концентрации солей в морской воде и наличия посторонних примесей? Может ли так быть, что самолет, пролетая над самой поверхностью воды, засосал в двигатели какие-либо водоросли?

– Мне нужна подробная карта пролива, – начал Райм. – Далее, чертежи самолета…

– Гм, Линкольн, понимаешь, мы здесь не за этим, – остановил его Селитто.

– Не для того, чтобы найти мешки, – добавил Бэнкс.

– Нет? Тогда зачем?

Райм тряхнул головой, чтобы убрать со лба прядь волос, щекотавшую кожу, и хмуро взглянул на молодого полицейского.

Селитто уставился на коробку контроля за окружающей средой. Выходящие из нее красные, желтые и черные провода были похожи на греющихся на солнце змей.

– Мы хотим, чтобы ты помог нам найти убийцу. Того типа, которого нанял Хансен. Остановить его, прежде чем он доберется до двух оставшихся свидетелей.

– И?.. – Райм видел, что Селитто до сих пор чего-то недоговаривает, придерживая это про запас.

Отвернувшись к окну, тот сказал:

– Линкольн, похоже, это Танцор.

– Танцор у гроба?

Повернувшись к Райму, Селитто кивнул.

– Вы уверены?

– Насколько нам известно, несколько недель назад он выполнил один заказ в Вашингтоне. Убил помощника конгрессмена, замешанного в сделках с оружием. Во время проверки выяснилось, что из телефонной будки рядом с домом Хансена был сделан звонок в гостиницу, в которой останавливался Танцор. Линкольн, это он.

Светящиеся песчинки, огромные, как астероиды, гладкие, будто женские плечи, потеряли для Райма всякий интерес.

– Итак, – тихо произнес он, – мы столкнулись с проблемой.

Глава 3

Она запомнила: вчера ночью похожий на пение цикад звонок телефона разбудил ее, перекрыв шум противного мелкого дождя за окном спальни.

Она с презрением посмотрела на телефон, словно именно телефонная компания Нью-Йорка была виновата в терзавшей ее тошноте, в мучительной боли, удушающим обручем стиснувшей ей голову, в пляшущих перед глазами огоньках.

Наконец она сбросила ноги с кровати и на четвертом звонке схватила трубку.

– Алло!

Ответом ей было гулкое эхо коммутатора, соединившего телефонную линию с радиостанцией.

Потом раздался голос. Кажется.

Смех. Кажется.

Затем оглушительный рев. Щелчок. И тишина.

Никакого гудка, приглашающего к набору номера. Полная тишина, укутанная в оглушительные волны, накатывающиеся на ее уши.

– Алло? Алло?..

Положив трубку, она села на кровать и уставилась в окно, на дождь за окном, на куст кизила, сгибающийся и распрямляющийся под порывами грозового ветра. Затем она снова заснула. Но через полчаса телефон зазвонил снова. Ей сообщили, что реактивный самолет «Лир – Чарли Джульетт» разбился при заходе на посадку и унес с собой жизни ее мужа и Тима Рэндольфа.

Сейчас, серым понурым утром, Перси Рейчел Клэй уже знала, что таинственный ночной звонок был от ее мужа. Рон Тэлбот, мужественно позвонивший ей с известием о катастрофе, рассказал, что приблизительно в то время, когда «Лир» разбился, он переадресовал на ее домашний телефон вызов Эда.

Значит, это был его смех…

Алло? Алло?

Откупорив фляжку, Перси сделала глоток. Ей вспомнился ветреный день много лет назад, когда они с Эдом прилетели на гидроплане «Сесна-180» на Красное озеро в провинции Онтарио и сели, имея в баках всего около шести унций горючего. Успешное завершение полета они отпраздновали, осушив бутылку канадского виски сомнительного качества, после которого на следующий день их мучило жуткое похмелье. От этого воспоминания у нее навернулись слезы.

– Послушай, Перси, хватит на сегодня, хорошо? – сказал мужчина, сидящий на диване, указывая на фляжку. – Пожалуйста.

– Да-да, хорошо. – В ее хриплом голосе прозвучал сдержанный сарказм. – Конечно. – Она сделала еще глоток. Ей хотелось закурить, но она держалась. – За каким чертом Эду вздумалось звонить мне во время захода на посадку?

– Наверное, он очень о тебе беспокоился, – предположил Брит Хейл. – Тебя же мучила мигрень.

Как и Перси, Хейл эту ночь провел без сна. Тэлбот позвонил и ему, и Брит, узнав о катастрофе, сразу же приехал к Перси, чтобы быть рядом с ней. Он оставался у нее до самого утра, помогая делать все необходимые звонки. Именно Хейл, а не Перси сообщил печальное известие ее родным, живущим в Ричмонде.

– Брит, почему он звонил во время захода на посадку?

– Это никак не связано с тем, что случилось, – мягко заметил Хейл.

– Знаю.

Они были знакомы друг с другом уже много лет. Хейл стал одним из первых летчиков компании «Гудзон-Эйр». Он работал четыре месяца, не получая жалованья, а затем, когда его сбережения иссякли, застенчиво попросил у Перси хоть каких-то выплат. Хейл так и не узнал, что она платила ему из собственного кармана, так как компания стала приносить прибыль только через год. Внешне Хейл напоминал строгого сухопарого учителя. В действительности он очень легко сходился с людьми – полная противоположность Перси – и был не прочь пошутить. Однажды, когда пассажиры буянили и вели себя особенно грубо, он перевернул самолет вверх шасси и летел так до тех пор, пока они не успокоились. Хейл часто занимал правое кресло, когда в левом сидела Перси, считавшая его лучшим вторым пилотом в мире.

– Почту за честь летать с вами, мэм, – отвечал он, не очень удачно копируя Элвиса Пресли. – Благодарю вас.

Боль в висках почти прошла. Перси, не раз терявшая друзей – в основном в авиакатастрофах, – знала, что утрата ближнего является хорошим обезболивающим.

Как и алкоголь.

Еще один глоток из фляжки.

– Черт возьми, Брит! – Она плюхнулась на диван рядом с ним. – О, черт возьми!

Хейл положил ей на плечо свою сильную руку. Перси уронила голову ему на грудь.

– Успокойся, малыш, – нежно прошептал он. – Я могу чем-нибудь помочь?

Она покачала головой. Этот вопрос не имел ответа.

Снова сделав глоток бурбона, Перси взглянула на часы. Девять утра. С минуты на минуту приедет мать Эда. Друзья, родственники… Надо будет думать о поминках…

Так много дел.

– Я должна позвонить Рону, – наконец сказала Перси. – Надо что-то делать. Компания…

В гражданской авиации слово «Компания» имеет несколько иной смысл, чем в других областях деятельности. Компания – обязательно с прописной «К» – это живое существо, организм. О ней говорят с почтительностью, грустью или гордостью. Иногда с горечью. Гибель Эда стала раной в жизни многих, в том числе Компании, для которой ранение может оказаться смертельным.

Столько дел…

Но Перси Клэй, женщина, не знающая, что такое паника, вытворявшая на своем «Лир-23» такие пируэты, что даже бывалые летчики закрывали глаза, сейчас будто парализованная сидела на диване. «Странно, – думала она, словно глядя на себя из другого измерения, – я не могу пошевелиться». Перси даже посмотрела на свои руки, уверенная, что они, обескровленные, стали белыми как полотно.

О Эд…

Разумеется, и Тима Рэндольфа тоже жалко. Прекрасный второй пилот, каких еще поискать. Перси мысленно представила себе его юное круглое лицо, чем-то напоминающее лицо молодого Эда. Улыбающийся и жизнерадостный. Внимательный, исполнительный, но твердый. Управляя самолетом, Тим даже от самой Перси требовал беспрекословного подчинения.

– Тебе хорошо бы выпить кофе, – предложил Хейл, направляясь на кухню. – Я приготовлю тебе двойной моккачино с молоком.

Они с Перси часто шутили, что настоящие летчики терпеть не могут растворимые помои и пьют только настоящий черный кофе.

Но сейчас Хейл, благослови его Господи, думал не о кофе. В действительности он хотел сказать: «Брось пить». Перси намек поняла.

Закупорив фляжку, она с громким стуком швырнула ее на стол.

– Ну хорошо, хорошо.

Встав с дивана, Перси принялась расхаживать по гостиной. Вдруг она увидела себя в зеркале. Плоское лицо с приплюснутым носом. Жесткие непокорные кудри, черные как смоль. Однажды во время терзаний переходного возраста Перси остриглась наголо. «Я им покажу!» Но этот вызывающий поступок лишь дал ученицам закрытой женской школы в Ричмонде дополнительное оружие против нее. Перси все еще оставалась стройной, а ее глаза, как не переставала твердить мать, были «высочайшего качества». Естественно, с ее собственной точки зрения. А мужчины, разумеется, на это качество плевали свысока.

Сейчас под этими глазами набухли темные мешки. Лицо уже давно поблекло – расплата за то, что многие годы Перси выкуривала по две пачки «Мальборо» в день. Проколотые мочки ушей, не зная сережек, много лет как заросли.

Перси взглянула в окно, сквозь деревья, растущие рядом с домом, на оживленную улицу. В ее памяти что-то шевельнулось. Что-то неприятное.

Что? Что именно?

Ощущение исчезло, сметенное настойчивым звонком.

Открыв дверь, Перси увидела на крыльце двух дюжих полицейских.

– Миссис Клэй?

– Да.

– Полиция Нью-Йорка. – Они показали значки. – Мы будем охранять вас до тех пор, пока не будет установлено, что случилось с вашим мужем.

– Проходите, – сказала она. – Со мной Брит Хейл.

– Мистер Хейл? – обрадованно кивнул один из полицейских. – Он здесь? Очень хорошо. Мы направили двух человек и в его дом в Бронксвилле.

Взглянув на улицу, Перси снова ощутила что-то неуловимое. Обойдя полицейских, она вышла на крыльцо.

– Миссис Клэй, вам лучше не выходить из дома…

Она стояла, застыв на месте, уставившись на улицу. В чем же дело?

И вдруг Перси поняла.

– Я должна вам кое-что сообщить, – повернулась она к полицейским. – Черный микроавтобус.

– Черный микро…

– Да, черный микроавтобус. Он стоял вон там.

Один из полицейских достал записную книжку:

– Расскажите мне о нем подробнее.

– Подожди, – сказал Райм.

Лон Селитто оборвал свой рассказ на полуслове.

Криминалист услышал приближающиеся шаги. Ни легкие, ни тяжелые. Он узнал, чьи они. И дело тут было не в дедукции. Просто Райм уже много раз слышал эти шаги.

В дверях показалось красивое лицо Амелии Сакс в обрамлении длинных рыжих волос. Неуверенно остановившись, молодая женщина все же решила войти. Она была в синей полицейской форме, но без фуражки и галстука. В руках она держала хозяйственную сумку.

Джерри Бэнкс расплылся в улыбке. Его реакция была вполне объяснима: мало кто из простых полицейских с улицы мог, как Амелия Сакс, похвастаться работой в престижном агентстве фотомоделей на Мэдисон-авеню. Однако пылкий взгляд Бэнкса, как и его чувство, остался без ответа, и молодой полицейский, несмотря на небритый подбородок и торчащие во все стороны волосы, решил продолжить свои немые воздыхания.

– Привет, Джерри, – бросила Сакс.

Селитто удостоился кивка и почтительного «сэр». Лейтенант слыл легендой в убойном отделе, Сакс же была из семьи полицейских и еще до академии, за обеденным столом, научилась уважать старших.

– Похоже, ты устала, – заметил Селитто.

– Спать сегодня не пришлось, – объяснила Сакс. – Искала песок. – Она достала из сумки несколько пакетиков. – Вот, собирала образцы.

– Хорошо, – сказал Райм, – но теперь это осталось в прошлом. Мы получили новое задание.

– Новое задание?

– В городе появился один человек. Мы должны его поймать.

– Кто он?

– Наемный убийца, – вставил Селитто.

– Профи? Связан с организованной преступностью?

– Профессионал высочайшего класса, – подтвердил Райм. – О связях с организованной преступностью нам ничего не известно.

Именно крупные преступные группировки являлись основными поставщиками наемных убийц.

– Вольный стрелок, – пояснил Райм. – Мы прозвали его Танцором у гроба.

Сакс подняла бровь, расчесанную ногтем до красноты.

– Почему?

– Лишь одной из жертв, познакомившихся с ним вблизи, удалось прожить после этого достаточно долго для того, чтобы поведать нам какие-либо подробности об убийце. У него на плече есть – по крайней мере, была – татуировка: Джек-потрошитель, танцующий с женщиной перед гробом.

– Что ж, это уже можно помещать в графу «особые приметы», – криво усмехнулась Сакс. – Что еще известно об убийце?

– Белый мужчина, скорее всего, лет тридцати с небольшим. Это все.

– Татуировку пытались проследить? – спросила она.

– Разумеется, – сухо ответил Райм. – Искали даже на краю земли.

И это действительно было так. Но ни одно правоохранительное отделение во всех крупных городах мира не смогло предоставить никаких данных по такой татуировке.

– Дамы и господа, прошу прощения, – вмешался Том. – Мне надо кое-что сделать.

Разговор прервался на то время, пока молодой помощник осуществлял процедуру переворачивания своего босса. Это способствовало вентиляции легких. Для инвалидов со спинномозговой травмой определенные части тела становятся персонифицированными; у них с этими частями развиваются особые отношения. После того как несколько лет назад во время осмотра места преступления был поврежден спинной мозг Райма, собственные руки и ноги стали для него главными врагами: столько усилий, направленных на то, чтобы заставить их подчиняться ему, было потрачено впустую. Но конечности одержали бесспорную победу и до сих пор оставались неподвижными, как бревна. После этого Райма стали мучить судороги, безжалостно сотрясающие все его тело. Он пытался остановить их. Со временем судороги прекратились – похоже, без его участия. Райм не мог с чистым сердцем приписать себе победу над ними, хотя и признал их капитуляцию. После этого криминалист обратился к второстепенным врагам, занявшись в первую очередь легкими. В конце концов через год лечения он смог отказаться от искусственного вентилятора. Райм снова смог дышать самостоятельно. До сих пор это была его единственная победа над собственным телом, и криминалиста не покидало мрачное предчувствие, что легкие лишь выжидают, чтобы взять реванш. Райм решил, что через год-два умрет от пневмонии или эмфиземы.

В принципе, Линкольн Райм ничего не имел против смерти. Но умереть можно по-разному; криминалист был полон решимости покинуть этот мир без мучений.

– Есть какие-то наводки?

– Достоверно известно, что он некоторое время назад находился в федеральном округе Колумбия, – протянул по-бруклински Селитто. – И это все. Больше ничего. О, впрочем, кое-что можно добавить. Деллрею известно больше, чем нам. У него есть и тайные агенты, и стукачи. Так вот, этот Танцор – он все равно что десять разных человек. Меняет форму ушей, применяет силиконовые накладки на лицо. Добавляет шрамы, убирает шрамы. Толстеет, худеет. Однажды он освежевал труп жертвы, снял кожу с рук и использовал ее в качестве перчаток, чтобы обмануть криминалистов, оставив чужие отпечатки.

– Меня он не обманул, – напомнил Райм.

«Но я его так и не взял», – мрачно добавил он про себя.

– Он все просчитывает заранее, – продолжал детектив. – Сначала отвлекает внимание, затем наносит удар. Свою работу выполняет безукоризненно. А потом очень умело заметает за собой следы, мать его.

Селитто обеспокоенно умолк, что было странно для человека, зарабатывающего на жизнь охотой на убийц.

Райм отвернулся к окну, не желая поддерживать молчание своего бывшего напарника.

– То дело, с освежеванными руками, – было последней по времени работой Танцора в Нью-Йорке, – продолжил рассказ он. – Это произошло лет пять-шесть назад. Его нанял один банкир, решивший избавиться от своего партнера. Танцор выполнил заказ честно и аккуратно. Моя команда экспертов прибыла на место преступления и начала осмотр. Кто-то из ребят достал из мусорной корзины скомканную бумагу. Это привело к срабатыванию заряда пластида. Приблизительно восемь унций. Оба криминалиста погибли на месте, большинство улик было уничтожено.

– Прости, что заставила тебя заговорить об этом, – сказала Сакс.

Наступило неловкое молчание. Уже больше года молодая женщина была учеником и напарником криминалиста, а в последнее время она стала и его другом. Иногда Сакс даже оставалась у него на ночь. Она спала на диване в гостиной или, как целомудренная старшая сестра, забиралась к нему в просторную двуспальную кровать. Но разговоры в основном велись о методах научной криминалистики. Райм убаюкивал молодую женщину рассказами о серийных убийцах и неуловимых ворах-домушниках. Оба старались избегать личных тем. Вот и сейчас Сакс ограничилась банальным: «Представляю, каково тебе было».

Райм отмахнулся от сочувствия, тряхнув головой. Он уставился на голую стену. Когда-то вся комната была увешена художественными репродукциями. Их давным-давно сняли, но криминалист постоянно играл в игру, проводя взглядом мысленные линии между остатками липкой ленты. Сейчас у него получилась кривобокая звезда, которой не удалось все же заслонить перед глазами Райма жуткую картину обезображенного взрывом места преступления, обугленных, изуродованных тел его помощников.

– Тот тип, что нанял Танцора, он что, решил вдруг его заложить? – спросила Сакс.

– Прямо-таки горел желанием. Но он мало что мог нам рассказать. Деньги и инструкции он опустил в указанный ему почтовый ящик. Лично они ни разу не встречались. – Райм набрал полную грудь воздуха. – Но самое страшное заключалось в том, что банкир, заплатив за устранение конкурента, потом передумал и решил отменить заказ. Нервы не выдержали. Но он так и не смог связаться с Танцором. Впрочем, это все равно не имело значения. Танцор с самого начала предупредил его: «Об отмене задания не может быть и речи».

Затем Селитто вкратце рассказал Сакс о деле против Филипа Хансена, о свидетелях, видевших его ночной вылет, и о вчерашней бомбе.

– Кто оставшиеся свидетели? – спросила она.

– Перси Клэй, жена этого Карни, погибшего в авиакатастрофе. Она президент компании «Гудзон-Эйр». Ее муж был вице-президентом. Третий свидетель – Бриттон Хейл, летчик той же компании. Я послал к ним домой нянек – присматривать за ними.

– Я уже связался с Мэлом Купером, – сказал Райм. – Он будет работать в лаборатории на первом этаже. Дело Хансена ведется в сотрудничестве с федералами; Бюро будет представлять Фред Деллрей. Если понадобится, он выделит для защиты свидетелей специальных агентов и охраняемый дом.

Отключившись от того, что начал говорить Селитто, Линкольн Райм снова погрузился в воспоминания. Перед глазами снова встала картина помещения, развороченного пять лет назад взрывом бомбы, которую оставил Танцор.

Воспоминания: мусорная корзина, раскрывшаяся от взрыва, словно черная роза. Запах взрывчатки – удушливая вонь, нисколько не похожая на аромат дыма от костра. Растрескавшаяся от жары краска на обгоревшем дереве. Обугленные трупы экспертов, скорчившиеся, застывшие в неестественных позах… От этих жутких картин Райма спасло жужжание факса. Джерри Бэнкс выхватил из машины первый лист.

– Протокол осмотра места падения самолета, – объявил он.

Райм жадно повернул голову к факсу:

– Мальчики и девочки, пора за работу!

Мыть. Мыть тщательно.

«Солдат, у тебя руки чистые?»

«Стараюсь, сэр!»

Коренастый мужчина лет тридцати с небольшим стоял в туалете кафе на Лексингтон-авеню, поглощенный своим занятием.

Тереть, тереть, тереть…

Прервавшись, мужчина огляделся вокруг. Похоже, никому нет дела до того, что он торчит здесь уже десять минут.

И опять тереть, тереть…

Стивен Колл осмотрел кожу на руках, крупные красные костяшки пальцев.

Вроде чистые, вроде чистые. Червей нет. Ни одного.

У него было прекрасное настроение, когда он перегонял свой черный микроавтобус с улицы в подземный гараж. Забрав из багажника необходимый инструмент, Стивен поднялся по пандусу и влился в оживленную толпу. Ему уже приходилось несколько раз работать в Нью-Йорке, но он никак не мог привыкнуть к такому огромному скоплению народа. Только в одном квартале не меньше тысячи человек.

От этого становится не по себе.

От этого по коже словно черви ползают.

Поэтому Стивен заглянул в туалет и долго оттирал руки.

«Солдат, ну ты закончил, наконец? Тебе нужно поразить еще две цели».

«Так точно, сэр, почти закончил. Необходимо полностью исключить риск оставить на месте операции какие-то следы, сэр».

«О, во имя всего святого, побыстрее…»

На руки лилась теплая вода. Он потер под ногтями щеткой, принесенной с собой. Выдавил из мыльницы на стене каплю розового жидкого мыла. И принялся тереть дальше.

Наконец, удовлетворенно осмотрев покрасневшие руки, он обсушил их под струей горячего воздуха из автомата. Никаких полотенец, никакой клетчатки, способной многое рассказать.

И никаких червей.

Сегодня Стивен был одет в камуфляжную форму. Разумеется, не в желтую с бурыми разводами спецодежду времен операции «Буря в пустыне». Джинсы, кроссовки, клетчатая рубашка и серая штормовка в пятнах краски. На поясе сотовый телефон и рулетка. Стивен выглядел обыкновенным строителем, которых на Манхэттене тысячи. Сегодня он выбрал этот маскарадный костюм потому, что никто не обратит внимания на строителя, надевшего в погожий весенний день матерчатые перчатки.

Стивен вышел из кафе.

Народу по-прежнему тьма. Но теперь руки у него чистые, и неприятное ощущение прошло.

Остановившись на углу, он посмотрел на особняк, в котором раньше жили Муж и Жена, но теперь осталась одна Жена, потому что Муж уже разлетелся на миллион кусочков над родиной президента Линкольна.

Итак, в живых остались два свидетеля, и оба должны умереть до того момента, как в понедельник утром соберется на заседание суд. Стивен сверился с часами, которые представляли собой массивный корпус из нержавеющей стали. Половина десятого утра, суббота.

«Солдат, тебе хватит времени, чтобы завалить обоих?»

«Сэр, возможно, прямо сейчас я обоих не уничтожу, но у меня в запасе почти двое суток. На то, чтобы установить местонахождение двух целей и уничтожить их, времени более чем достаточно, сэр».

«Солдат, а если возникнут какие-то трудности?»

«Сэр, я живу ради того, чтобы преодолевать трудности».

Перед особняком стояла одинокая полицейская машина. Как он и ожидал.

Итак, известная зона действия перед домом и неизвестная внутри…

Оглянувшись по сторонам, Стивен пошел по тротуару, чувствуя зуд в оттертых начисто руках.

Он шел, представляя себя местным жителем. Не Стивеном и не мистером Коллом, а также не Тоддом Джонсоном, не Стэном Бледгоу и не десятком других человек, чьи имена он испробовал за последние несколько лет. А его настоящее имя превратилось во что-то вроде заржавленного турника в глубине двора – ты знаешь, что он там есть, но в действительности смотришь и не замечаешь. Резко повернув, Стивен зашел в подъезд дома, стоящего напротив особняка Жены. Остановившись в дверях, он посмотрел на большое окно в доме напротив, частично скрытое цветущим кизилом. Стивен надел дорогие очки с желтоватыми поляризованными стеклами, и отблески от стекла исчезли. Он разглядел в комнате движущиеся фигуры. Один полицейский… нет, два полицейских. Мужчина, стоящий к окну спиной. Возможно, Друг, третий свидетель, которого должен убрать Стивен. И… да! Вот и Жена. Невысокая. Неказистая. Похожая на мальчишку. На ней была белая блузка.

Замечательная мишень. Жена отошла от окна и скрылась из виду. Нагнувшись, Стивен расстегнул рюкзак.

Глава 4

Линкольна Райма перенесли из-за компьютера в кресло на колесах под названием «Штормовая стрела».

Теперь криминалист смог взять управление на себя. Зажав во рту пластмассовую соломинку, он въехал в крошечный лифт, на месте которого был когда-то встроенный шкаф. Лифт без лишних церемоний опустил его на первый этаж.

В 90-е годы XIX века, когда был построен этот особняк, помещение, в которое сейчас въехал Линкольн Райм, служило салоном. Деревянные стены, обитые дранкой и покрытые лепниной в виде массивных лилий, стрельчатые ниши и массивные дубовые половицы, соединенные так прочно, словно сваренные сваркой. Но архитектор пришел бы в ужас, увидев, что Райм полностью разрушил стену, отделявшую салон от гостиной, а в оставшихся насверлил огромные отверстия для прокладки дополнительной электропроводки. Образовавшееся просторное помещение было заполнено не хрусталем и задумчивыми пейзажами кисти Джорджа Иннесса, а произведениями искусства совершенно иного толка: колбами определителя плотности, компьютерами, микроскопами, сравнительными микроскопами, газовым хроматографом, масс-спектрометром, ультрафиолетовой лампой и паровыми рамками для снятия частичных отпечатков пальцев. Один угол занимал величественный электронный микроскоп, стоящий уйму денег, который был подключен к источнику рентгеновского излучения переменной мощности. Рядом лежали более знакомые человеку с улицы предметы, также незаменимые в ремесле криминалиста: защитные очки; перчатки – резиновые и из специальной ткани, которую невозможно разрезать; чаши; отвертки и пассатижи; лопатки; скальпели; отмычки; ватные тампоны; банки; полиэтиленовые пакеты; пластинки для анализов и зонды. Пара дюжин деревянных палочек (Райм требовал от своих помощников, чтобы те обращались с уликами, как с фирменными блюдами в китайском ресторане).

Криминалист уверенно подкатил маневренную «Штормовую стрелу» к лабораторному столу. Том, закрепив у него на голове микрофон, загрузил компьютер.

Через минуту в дверях появились Селитто и Бэнкс в сопровождении третьего мужчины, который только что приехал. Кожа новоприбывшего, высокого здоровяка, была не светлее автомобильной покрышки. На нем были зеленый костюм и рубашка какого-то неземного желтого цвета.

– Здравствуй, Фред.

– Привет, Линкольн.

– Добрый день, – кивнула Фреду Деллрею появившаяся в лаборатории Сакс.

Молодая женщина уже простила агенту ФБР свой недавний арест – следствие межведомственной неразберихи, – и теперь между ними, высокой красавицей из полиции и долговязым шутником из Бюро, возникло странное взаимное влечение. Оба, по категорическому заключению Райма, предпочитали иметь дело с людьми (сам он предпочитал иметь дело с уликами). Деллрей доверял методам криминалистики не больше, чем Райм показаниям свидетелей. Что же касается бывшей уличной полицейской Сакс, на ее природные наклонности Райм никак не мог повлиять, но он был настроен заставить ее отбросить эти способности и стать лучшим криминалистом в Нью-Йорке, если не во всей стране. Цель вполне достижимая для молодой женщины, несмотря на то что она сама не вполне сознавала это.

Деллрей, пронесшись через помещение, остановился у окна, скрестив руки на груди. Никто, в том числе и Райм, не мог похвастаться близким знакомством с ним. Деллрей жил один в маленькой квартирке в Бруклине, любил художественную литературу и философские труды, а еще больше любил играть в карты в дешевых барах. Фреда Деллрея, в свое время ценнейшего тайного агента ФБР, до сих пор иногда называли Хамелеоном: под таким прозвищем он действовал в кварталах Гарлема. Понятие дисциплины было ему чуждо, и все это прекрасно знали, но начальство из Бюро предоставляло Деллрею полную свободу: на его счету числилось не меньше тысячи задержаний. Но он слишком долго работал в подполье, и, несмотря на мастерство перевоплощения, Деллрей стал, на жаргоне Бюро, «перетянутым». Его разоблачение было лишь вопросом времени, а в этом случае ничего хорошего ему ждать не приходилось. Поэтому Деллрей скрепя сердце согласился перейти на административную работу и стал руководить сетью тайных агентов и осведомителей.

– Значит, ма-аи ребята сказали, к нам па-ажаловал сам Танцор, – протянул он.

Его говор был не таким жутким, как обычно. С грамматикой и словарем Фред Деллрей обращался так же, как и со своей жизнью в целом, полагаясь исключительно на дар импровизации.

– О Тони ничего нового? – спросил Райм.

– О моем пропавшем мальчике? – скорчил недовольную гримасу Деллрей. – Ни-че-го.

Тони Панелли, агент, исчезнувший несколько дней назад среди белого дня с людной улицы, оставил после себя безутешную жену, серый «форд» с работающим двигателем и несколько таинственных песчинок – прекрасных астероидов, обещающих дать исчерпывающие ответы, но пока упорно молчащих.

– Поймав Танцора, мы с Амелией вернемся к этому делу, – заверил Деллрея Райм. – Бросим все силы. Обещаю.

Агент ФБР постучал, задумавшись, кончиком незажженной сигареты за ухом.

– Танцор… Дерьмо! На этот раз надо взять его за задницу. Дерьмо!

– Что насчет вчерашней катастрофы? – спросила Сакс. – Есть какие-нибудь подробности?

Селитто покопался в пачке свитков ленты факса и своих записей, сделанных от руки.

– Эд Карни взлетел с аэродрома в Мамаронеке в семь часов пятнадцать минут вечера. – Он наконец оторвался от бумаг. – Компания «Гудзон-Эйр» занимается чартерными авиаперевозками. Грузы для корпоративных клиентов. Лизинг самолетов. Только что получила новый контракт – перевозка человеческих органов для трансплантации по Восточному побережью. Насколько я понял, сейчас дело это очень прибыльное, и конкуренция жесточайшая.

– Буквально вцепляются друг другу в горло, – вставил Бэнкс и сам улыбнулся своей шутке.

– Заказчиком была медицинская компания «Ю. Эс. Хелскэр», расположенная в Сомерсе. Объединяет сеть частных клиник. Карни предстояло лететь по очень жесткому графику. Чикаго, Сент-Луис, Мемфис, Лексингтон, Кливленд, затем Эри, штат Пенсильвания. Назад он должен был вернуться только сегодня утром.

– Пассажиры на борту были? – спросил Райм.

– Целых не было, – пробормотал Селитто. – Только груз. Полет рутинный, проходил нормально. Затем в десяти минутах лета от О’Хейра взрывается бомба. Самолет разлетается ко всем чертям. Карни и второй пилот погибают. Четверо раненых на земле. Кстати, жена Карни должна была лететь вместе с ним, но внезапно заболела, и ее пришлось заменить.

– Отчет о катастрофе у тебя есть? – поинтересовался Райм. – Хотя, конечно же, еще нет.

– Отчет будет готов только через два-три дня, не раньше.

– Но мы не можем так долго ждать! – раздраженно крикнул Райм. – Мне он нужен сейчас!

У него на шее еще был виден розовый шрам от вентиляционной трубки. Но криминалисту удалось избавиться от искусственного легкого, и теперь он мог дышать самостоятельно. Инвалид с травмой четвертого позвонка, Линкольн Райм мог вздыхать, кашлять и ругаться, как матрос. – Мне нужно знать все об этой бомбе.

– Я позвоню приятелю в Город ветров,[1] – предложил Деллрей. – За ним есть должок. Объясню ему, в чем дело, и попрошу срочно выслать нам все, что он узнает.

Кивнув, Райм задумался над словами Селитто.

– Итак, у нас есть два места преступления. Место катастрофы под Чикаго. Туда Сакс уже опоздала. Там все безнадежно испорчено. Остается лишь надеяться, что ребята из Чикаго хоть что-то смогли установить. Второе место – аэропорт Мамаронек. Там Танцор заложил бомбу на борт самолета.

– Откуда нам известно, что он это сделал в аэропорту? – спросила Сакс, закручивая ослепительно-рыжие волосы и закалывая их на макушке.

Такие восхитительные волосы при осмотре места преступления являются большим недостатком: они могут испортить улики. Сакс отправлялась на место преступления, вооруженная пистолетом «глок» и дюжиной шпилек.

– Хорошее замечание, Сакс. – Райму очень нравилось, когда она опережала его мысли. – Нам это неизвестно и не будет известно до тех пор, пока мы не обнаружим место закладки бомбы. Она могла быть заложена в багаж, в сумку, в кофейник.

Или в корзину для мусора, мрачно подумал он, снова вспоминая бомбу на Уолл-стрит.

– Нужно как можно скорее доставить сюда все до последнего фрагменты бомбы, – твердо заявил Райм. – Это необходимо.

– Видишь ли, Линк, – медленно произнес Селитто, – самолет взорвался в миле над землей. Обломки рассыпаны по огромной территории, мать их.

– Мне наплевать, – решительно произнес Райм, чувствуя, как начинают болеть затекшие мышцы шеи. – Поиски продолжаются?

Осмотром мест авиакатастроф занимаются местные спасатели, но расследование ведут федеральные органы, поэтому именно Фред Деллрей позвонил агенту ФБР, находящемуся на месте происшествия.

– Передай, что нам нужны все до единого обломки, на которых будут обнаружены следы взрывчатки. Пусть даже нанограммы. Мне нужна эта бомба.

Деллрей, передав его слова, выслушал ответ и покачал головой:

– Оцепление снято.

– Что? – воскликнул Райм. – Всего через двенадцать часов? Возмутительно! Нелепо!

– Там очень оживленное движение. Агент сказал…

– Пожарные машины! – оборвал его Райм.

– Что?

– Пожарные машины, машины «скорой помощи», полицейские машины… все, что были на месте катастрофы. Отскоблите грязь с шин.

Черное лицо Деллрея вытянулось.

– И ты хочешь, чтобы я повторил это своему старому другу? – Он протянул Райму телефон.

Не обращая внимания на трубку, криминалист объяснил Деллрею:

– Шины машин неотложных служб – лучший источник улик с затоптанного места преступления. Эти машины первыми прибывают туда, шины у них, как правило, новые, с глубокими канавками протекторов, и перемещаются они прямиком с базы до места преступления. Пусть мне пришлют грязь со всех колес.

Деллрею удалось вытянуть у коллеги из Чикаго обещание очистить как можно больше колес.

– Не «как можно больше», а все до последнего! – крикнул ему Райм.

Закатив глаза, агент передал его слова и положил трубку.

– Том! – вдруг воскликнул Райм. – Том, где ты?

В дверях тотчас же появился его многострадальный помощник:

– В ванной, вот где.

– Забудь о стирке. Так, пиши, пиши…

– Линкольн, что писать? И где?

– На грифельной доске. На той, что побольше. – Райм посмотрел на Селитто. – Когда начнется заседание суда?

– В понедельник в девять утра.

– Прокурор вызовет их к себе за пару часов до этого, машина заедет за ними между шестью и семью утра.

Криминалист взглянул на настенные часы. Они показывали десять часов утра. Субботнего.

– Итак, у нас ровно сорок пять часов. Том, пиши: «Час первый из сорока пяти».

Помощник стоял в нерешительности.

– Пиши!

Том продолжал стоять не шелохнувшись.

Райм обвел взглядом собравшихся. Всеобщее недоумение. На лице Сакс появилась гримаса недовольства. Молодая женщина рассеянно почесала голову.

– Может быть, вы считаете, что я излишне драматизирую ситуацию? – спросил криминалист. – И нам не нужно это напоминание?

Некоторое время все молчали. Наконец заговорил Селитто:

– Знаешь, Линкольн, по-моему, ничего до того времени не случится.

– Нет, случится, – сказал Райм, не отрывая взгляда от самца сокола. Могучая птица, казалось, без усилий взмыла в воздух и полетела к Центральному парку. – К семи часам утра понедельника или мы схватим Танцора за шиворот, или оба наших свидетеля будут уже мертвы. Других вариантов нет.

Поколебавшись, Том взял мел и начал писать. Натянутую тишину нарушило чириканье сотового телефона Бэнкса. Некоторое время полицейский слушал молча, затем повернулся к собравшимся:

– Есть кое-что.

– Что? – встрепенулся Райм.

– Звонили полицейские, охраняющие миссис Клэй и второго свидетеля, Бриттона Хейла.

– Что там у них?

– Они дома у миссис Клэй. Она говорит, что в течение последних двух дней видела напротив дома незнакомый микроавтобус черного цвета. Номера другого штата.

– Она их запомнила? Хотя бы штат?

– Нет, – ответил Бэнкс. – По словам миссис Клэй, вчера вечером, когда ее муж отправился в аэропорт, машина какое-то время отсутствовала.

Селитто молча смотрел на своего подчиненного.

Райм подался вперед:

– И?..

– Миссис Клэй говорит, сегодня утром микроавтобус ненадолго появился снова. Сейчас его нет. Она…

– Господи… – прошептал Райм.

– В чем дело? – испуганно спросил Бэнкс.

– Центральное управление! – выкрикнул криминалист. – Звоните в центральное! Живо!

Перед особняком Жены остановилось такси.

Оттуда вышла пожилая женщина и направилась нетвердой походкой к двери.

Стивен бдительно следил за происходящим.

«Солдат, эта цель для тебя легкая?»

«Сэр, ни одну цель нельзя считать легкой. Каждый выстрел требует максимальной сосредоточенности и выдержки. Однако в данном случае, сэр, я могу нанести цели смертельные ранения. Я могу превратить ее в решето».

Медленно поднявшись по лестнице, пожилая женщина скрылась в коридоре. Вскоре Стивен увидел, как она вошла в гостиную Жены. Мелькнуло что-то белое – снова блузка Жены. Женщины обнялись. В комнату вошел еще один человек. Мужчина. Полицейский? Мужчина повернулся. Нет, это Друг.

Обе цели от него в каких-то тридцати ярдах!

Пожилая женщина – мать или свекровь – остановилась перед Женой. Они о чем-то говорили, склонив головы.

Любимая «Модель-40» осталась в машине. Но для того чтобы поразить цели, снайперская винтовка была Стивену не нужна, достаточно было длинноствольной «беретты». Старой, видавшей виды, но безотказной. В отличие от многих наемников и профессиональных убийц, Стивен никогда не делал фетиша из своего оружия. Если данную жертву лучше всего убить камнем, он воспользуется камнем.

Стивен определил расстояние до цели, оценил угол падения, преломление света в стекле, возможное отклонение пули. Пожилая женщина отошла от Жены и остановилась прямо перед окном.

«Солдат, каков твой замысел?»

Он выстрелит в окно и поразит пожилую женщину. Та упадет. Жена инстинктивно шагнет к ней, став отличной целью. Друг тоже бросится к окну, и Стивен без труда сразит и его.

А как быть с полицейскими?

Конечно, небольшой риск всегда имеется. Но простые уличные полицейские в лучшем случае стреляют средне, к тому же им наверняка ни разу не приходилось применять свое оружие на практике. Первой их реакцией будет растерянность.

В подъезде по-прежнему никого не было.

Оттянув назад затвор, Стивен зарядил оружие. Поставив переключатель огня на режим одиночных выстрелов, он поудобнее обхватил рукоятку и положил палец на спусковой крючок. Распахнув дверь, Стивен подставил ногу, не давая ей закрыться, и бросил взгляд вправо и влево.

На улице никого.

«Дыши ровно, солдат. Дыши, дыши, дыши…»

Положив цевье на ладонь, сжав тяжелую рукоятку рукой в перчатке, Стивен начал плавно давить на курок.

«Дыши, дыши…»

Не отрывая взгляда от пожилой женщины, он начисто забыл об оружии, забыл о прицеле, забыл о тех деньгах, что должен был заработать, – забыл обо всем на свете. Пистолет-пулемет застыл в его неподвижных, как скала, руках, собираясь выстрелить сам по себе.

Глава 5

Пожилая женщина вытирает слезы. Жена стоит у нее за спиной, скрестив руки на груди.

Они уже мертвы. Они…

«Солдат!»

Стивен застыл. Указательный палец правой руки расслабился.

«Огни!»

Красные и синие мигалки, безмолвно несущиеся по улице. Установленные на крыше полицейской машины. Следом еще две машины. Еще не меньше десятка. Перекрыли улицу с обеих сторон, встретились у особняка Жены.

«Солдат, оружие на предохранитель!»

Опустив «беретту», Стивен шагнул в темный подъезд.

Из машин во все стороны, словно вода из переполненного сосуда, хлынули полицейские. Они рассыпались по улице, внимательно осматривая окна и крыши домов напротив особняка Жены. Несколько человек, распахнув двери особняка с такой силой, что стекло разлетелось вдребезги, ворвались внутрь.

Пять бойцов подразделения по борьбе с терроризмом в полной экипировке застыли вдоль тротуара, прикрывая именно те места, которые нужно было прикрыть. Зорко оглядываясь по сторонам, они держали указательные пальцы на черных курках своих черных пистолетов-пулеметов. Это не простые уличные полицейские, отлавливающие хулиганов и нарушителей дорожного движения. Во всем мире нет солдат лучше, чем бойцы нью-йоркского спецназа. Жена и Друг исчезли из оконного проема, – вероятно, их повалили на пол. Пожилая женщина также куда-то скрылась.

Подъехали новые полицейские машины, запрудившие проезжую часть и тротуары.

Стивену Коллу стало не по себе. Опять кругом черви. Его ладони покрылись потом, и он сжал руки в кулаки, чтобы пот впитался в перчатки.

«Солдат, срочно отступать…»

Отжав отверткой язык замка входной двери, Стивен проник внутрь. Опустив голову, он пошел быстро, но не срываясь на бег, направляясь к служебному входу, ведущему в переулок. Никем не замеченный, Стивен проскользнул на улицу. Вскоре он очутился на Лексингтон-авеню и, смешавшись с толпой, повернул на юг, к подземному гаражу, где оставил свою машину.

«Солдат, внимательно изучайте местность впереди».

«Сэр, непредвиденные неприятности».

Опять полиция.

Она перекрыла Лексингтон-авеню за три квартала от того места, где он находился. Полицейские оцепили особняк Жены и теперь медленно сходились к нему со всех сторон, останавливая машины, осматривая пешеходов, освещая фонариками салоны стоящих вдоль тротуаров автомобилей. На глазах у Стивена двое патрульных, положив руки на рукоятки пистолетов, попросили водителя выйти из машины, после чего принялись рыться в груде белья на заднем сиденье. Больше всего Стивена встревожило то, что мужчина был белым, приблизительно одних с ним лет.

Гараж, где Стивен оставил свою машину, находился в круге оцепления. Когда он будет выезжать, его обязательно остановят. Цепочка полицейских приближалась. Стивен быстро дошел до гаража и залез в свой микроавтобус. Молниеносно переоделся – избавился от строительного комбинезона и надел синие джинсы, ботинки (без характерного рисунка подошвы), простую черную футболку, темно-зеленую ветровку (без эмблемы команды). Он достал из машины и убрал в рюкзак ноутбук, несколько сотовых телефонов, оружие и боеприпасы. Туда же отправились запасные обоймы, бинокль, прибор ночного видения, набор инструментов и несколько упаковок взрывчатки с различными детонаторами.

«Модель-40» лежала в чемодане бас-гитары «Фендер». Поставив чемодан и рюкзак на пол, Стивен задумался, как быть с машиной. В салоне он ни к чему не прикасался без перчаток. В машине нет ничего, что помогло бы установить его личность. Сам «додж» краденый; Стивен давно избавился от идентификационных номеров – обычного и секретного. Номерные знаки он изготовил сам. Стивен и так собирался рано или поздно расстаться с микроавтобусом. Что ж, этот заказ он завершит без машины.

Стивен принял решение избавиться от машины. Накрыв громоздкий «додж» брезентом, он проколол ножом шины. Микроавтобус быстро приобрел вид авто, уже несколько месяцев простоявшего на месте. Стивен покинул гараж через лифт, ведущий в здание.

На улице он постарался затеряться в толпе. Но полиция была всюду. У него по спине поползли мурашки. Отвратительные скользкие черви. Стивен зашел в телефонную будку и сделал вид, что собирается позвонить. Прижавшись головой к металлической пластине аппарата, он ощутил, что его лоб покрыт капельками пота. Под мышками хлюпало. Они везде. Они его ищут. Они его уже видят. Из машин. С улицы.

Из окон…

К Стивену снова вернулось то жуткое воспоминание.

Лицо в окне.

Он сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух.

Лицо в окне…

Это произошло недавно. Стивен получил заказ убрать в Вашингтоне сотрудника аппарата конгресса, продававшего военные секреты, как предположил Стивен, конкуренту человека, который его нанял. Неудивительно, что сотрудник страдал манией преследования и превратил свой особняк в Александрии, штат Виргиния, в неприступную крепость. Разведав местность, Стивен с большим трудом смог приблизиться к цели на расстояние пистолетного выстрела, хотя это и было очень рискованно.

Один шанс, один выстрел…

Стивен просидел в засаде четыре часа, и когда жертва, приехав, бросилась стрелой в особняк, ухитрился произвести один выстрел. Как он решил, удачный. Но мужчина упал за кирпичным забором и скрылся из виду.

«Слушай меня внимательно, мальчик. Слушаешь?»

«Так точно, сэр!»

«Ты преследуешь раненую цель и добиваешь ее наверняка. Если понадобится, ты пойдешь по окровавленному следу до самой преисподней и вернешься назад».

«Но…»

«Никаких „но“. Ты должен быть абсолютно уверен в том, что каждая цель поражена насмерть. Понятно? Иначе быть не может».

«Так точно, сэр».

Перебравшись через забор, окружающий особняк, Стивен обнаружил на мощеной дорожке рядом с фонтаном распростертое тело. Выстрел все-таки оказался смертельным.

Но тут произошло нечто странное. Нечто такое, от чего Стивена охватила холодная дрожь, а с ним это случалось крайне редко. Возможно, объяснялось все просто: тем, как мужчина упал, или характером пулевого ранения. Стивену показалось, что кто-то аккуратно вытащил окровавленную рубашку из-за пояса, обнажив грудь жертвы с крохотным черным отверстием.

Стремительно развернувшись, Стивен огляделся вокруг, ища, кто бы мог это сделать. Но нет, поблизости никого не было.

По крайней мере, ему сначала так показалось.

Тут Стивен случайно взглянул в дальний угол двора. Там стояла старая конюшня с грязными заляпанными окнами, освещенными косыми лучами предзакатного солнца. И в одном из окон Стивен увидел – или ему это показалось? – следящего за ним человека. Он не смог различить отчетливо, мужское это лицо или женское. Так или иначе, этот человек был очень напуган. Он даже не попытался бежать или хотя бы пригнуться за подоконник.

«Свидетель! Солдат, ты оставил в живых свидетеля!»

«Сэр, я немедленно устраню возможность своего опознания».

Но, выбив ногой дверь и ворвавшись в конюшню, Стивен обнаружил, что там никого нет.

«Солдат, немедленно отступать…»

Лицо в окне…

Стивен стоял в пустынном здании, выходящем окнами во двор, озаренный красноватыми лучами вечернего солнца, и, словно одержимый, медленно поворачивался на месте.

Кто это был? Что он делал? Или это был лишь плод его воображения? Отчим Стивена в ястребиных гнездах на раскидистых дубах Западной Виргинии видел снайперов.

Лицо в окне таращилось на Стивена так, как иногда смотрел на него отчим: пристальным оценивающим взглядом. И маленький Стивен ломал себе голову: «Напортачил? Или сделал все как надо? Что он обо мне думает?»

Не в силах больше ждать, Стивен вернулся в гостиницу в Вашингтоне.

В своей жизни Стивену довелось снести немало побоев; в него стреляли, его резали ножом. Но ничто не потрясло его так сильно, как то происшествие в Александрии. Ему никогда не являлись лица его жертв. Но лицо в окне мерзким червем ползало по его телу.

Именно так ощущал себя Стивен, видя приближающихся к нему с противоположных концов Лексингтон-авеню полицейских. Сердито гудели клаксоны машин, водители злились. Но полицейские не обращали на них никакого внимания, продолжая прочесывание. Еще несколько минут – и его обязательно заметят: одинокий мужчина атлетического телосложения с гитарным чемоданом, в котором без труда поместится лучшая снайперская винтовка в мире.

Стивен обвел взглядом черные мрачные окна, выходящие на улицу.

Моля Бога о том, чтобы оттуда на него не смотрело лицо.

«Солдат, о чем это ты, мать твою?»

«Сэр, я…»

«Солдат, провести рекогносцировку».

«Слушаюсь, сэр!»

Ноздри уловили горьковатый запах горелого.

Обернувшись, Стивен обнаружил, что стоит у кафе быстрого обслуживания. Вошел и, притворившись, что изучает меню, осмотрел посетителей.

За одним из столиков на хлипком неудобном стуле сидела одинокая, очень крупная женщина, нянчившая высокий стакан с чаем. Лет тридцати с небольшим, рыхлая, широкое лицо, толстый нос. Стивен окинул ее оценивающим взглядом.

Журнал «Вог» она читала не с похотью, а с завистью.

Заказав стакан фруктового чая, Стивен взял поднос и направился к столику у окна. Проходя мимо полной женщины, Стивен выронил поднос. Горячий чай разлился по полу. Отпрянув назад, женщина с испугом посмотрела на Стивена.

– Господи, – прошептал тот. – Извините ради бога! – Он поспешно схватил пачку салфеток. – Успокойте же меня! Скажите, что я вас не облил. Пожалуйста!

Перси Клэй попыталась высвободиться из рук молодого полицейского, буквально пригвоздившего ее к полу.

Джоан Карни, мать Эда, лежала в нескольких футах от нее. На ее лице был написан ужас.

Два крепких полицейских прижимали Брита Хейла к стене, словно арестованного.

– Простите, мэм, – начал один из полицейских. – Миссис Клэй, мы…

– Что здесь происходит? – воскликнул ничего не понимающий Хейл.

В отличие от Эда, Рона Тэлбота и самой Перси, Хейл не служил в армии и никогда не бывал в боевой обстановке. Он не знал, что такое страх. Рубашки Брит носил только с длинным рукавом, скрывая страшные следы от ожогов, которые он получил несколько лет назад, спасая из горящей «Сесны» пилота и пассажира. Но мысль о преступлении – сознательном причинении вреда – была ему совершенно чужда.

– С нами связались из центрального управления, – объяснил полицейский. – Там считают, что человек, убивший мистера Карни, вернулся. Вероятно, чтобы расправиться с вами и мистером Хейлом. Мистер Райм полагает, что именно убийца находится в том черном микроавтобусе, который вы видели сегодня.

– Но нас же охраняют двое полицейских! – недовольно заметила Перси, кивая на тех двоих, что пришли раньше.

– Боже милосердный, – пробормотал Хейл, оглядываясь кругом. – Да здесь же не меньше двадцати фараонов!

– Пожалуйста, сэр, держитесь подальше от окна, – твердо приказал ему полицейский. – Убийца может находиться на крыше. Дома на той стороне еще не проверены.

На лестнице послышался топот.

– На крыше? – недоверчиво усмехнулась Перси. – А может быть, он роет подземный ход в подвал. – Она обняла миссис Карни за плечи. – Мама, как вы?

– В чем дело? Что здесь происходит?

– Считается, что вы в опасности, – пояснил полицейский. – К вам это не относится, мэм, – добавил он, обращаясь к матери Эда. – Речь идет о миссис Клэй и мистере Хейле. Они являются свидетелями в одном серьезном деле. Мы получили приказ оцепить особняк и доставить вас в управление.

– С ним уже говорили? – спросил Хейл.

– Сэр, я не знаю, кого вы имеете в виду.

– Того типа, против которого мы должны давать показания. Хансена.

Брит жил в царстве логики, здравого смысла, машин, чисел и гидравлических систем. Все три его брака оказались неудачными, потому что сердце Бриттона Хейла раскрывалось только в кабине самолета.

– Просто спросите его, – продолжал Брит, смахивая волосы со лба. – И он скажет, где убийца. Это ведь он его нанял.

– Знаете, по-моему, все не так просто.

В дверях появился еще один полицейский:

– Улица очищена, сэр.

– Прошу вас пройти с нами. Я имею в виду вас обоих.

– А как насчет матери Эда?

– Вы живете здесь? – спросил офицер.

– Нет, я остановилась у сестры, – ответила миссис Карни. – В Сэддл-Ривер.

– Мы отвезем вас туда и попросим полицию Нью-Джерси выделить вам полицейского для охраны. Но вы не имеете к делу никакого отношения, так что, уверен, вам нечего беспокоиться.

– О, Перси!..

Женщины обнялись.

– Все будет хорошо, мама, – сказала Перси, пытаясь сдержать слезы.

– Нет, не будет, – слабо возразила пожилая женщина. – Хорошо больше никогда не будет…

Полицейский повел ее к патрульной машине. Перси, проводив взглядом свекровь, обратилась к тому полицейскому, который, как она рассудила, был главным:

– А нас куда?

– На встречу с Линкольном Раймом.

Заговорил другой полицейский:

– Мы выйдем вместе. С обеих сторон рядом с вами будут идти наши сотрудники. Держите головы опущенными и ни в коем случае их не поднимайте. Нам нужно пройти ко второй машине. Видите? Быстро забирайтесь внутрь и пристегивайте ремни безопасности. Мы поедем очень быстро. По дороге не выглядывайте в окна. Вопросы есть?

– Да, – сказала Перси, открывая фляжку и делая глоток. – Кто такой этот Линкольн Райм, черт побери?

– Вы сами это сшили? Правда?

– Сама, – подтвердила женщина и провела рукой по джинсовому жилету с вышивкой.

Как и надетая на ней клетчатая юбка, жилет был чуть великоват, что должно было отвлечь внимание от чересчур пышной фигуры. Вышивка напомнила Стивену кольца на теле червя. Ощутив приступ тошноты, он поежился.

Но, сделав над собой усилие, тотчас же улыбнулся:

– Восхитительно!

Вытерев с пола чай, Стивен вежливо извинился, как истинный джентльмен, какого иногда умел строить из себя его отчим.

Он спросил у женщины разрешения подсесть к ней за столик.

– Мм… пожалуйста, – ответила она, поспешно убирая «Вог» в холщовую сумку, словно это была порнография.

– Да, кстати, – сказал Стивен. – Меня зовут Сэм Левин. – При упоминании фамилии глаза женщины блеснули, она, видно, тут же оценила арийские черты его лица. – Все зовут меня Сэмми, – добавил он. – Для мамы я Сэмюэль, но только если плохо себя веду.

– Я буду называть вас «друг», – объявила женщина. – Меня зовут Шейла Горовиц.

Стивен уставился в окно, чтобы не пожимать ее влажную руку, оканчивающуюся пятью белыми жирными червями.

– Рад с вами познакомиться, – сказал он, отпивая отвратительный на вкус чай из нового стаканчика.

Шейла, заметив грязь под своими давно не стриженными ногтями, попыталась незаметно от нее избавиться.

– Шитье так успокаивает, – сказала она. – Машинка у меня старая – «Зингер». Такая черная, досталась мне от бабушки.

Шейла попыталась пригладить свои короткие сальные волосы, запоздало жалея о том, что сегодня их не помыла.

– Сейчас, по-моему, никто больше сам не шьет, – сказал Стивен. – Вот когда я еще учился в колледже, моя знакомая девушка шила. Носила почти все вещи собственной работы. Мне очень нравилось.

– Гм, в Нью-Йорке сейчас никто сам не шьет, – презрительно усмехнулась Шейла. – Абсолютно никто.

– Моя мать шила часами, – произнес Стивен. – Каждый стежок должен быть просто идеальным. С точностью до одной тридцать второй дюйма. – (Это было правдой.) – У меня до сих пор сохранились вещи ее работы. Глупо, но я храню их просто потому, что их сшила мать. – (А это уже не соответствовало действительности.)

Стивен до сих пор слышал стрекот «Зингера», доносившийся из крохотной душной комнаты матери. Днем и ночью. Все стежки должны быть идеальными. С точностью до одной тридцать второй дюйма. Почему? Потому что это очень важно. Вот сантиметр, вот выкройка, вот мел…

– Большинство мужчин… – ударение на втором слове раскрывало многое относительно личной жизни Шейлы Горовиц, – ничего не смыслят в шитье. От девушек им нужно только, чтобы те занимались спортом и разбирались в кинофильмах. Конечно, и без этого тоже нельзя, – поспешно добавила она. – Я катаюсь на лыжах. Хотя до вас, наверное, мне как до звезд. И в кино я люблю ходить. Только не на что попало.

– О, я не умею кататься на лыжах, – заверил ее Стивен. – Вообще я не очень дружен со спортом.

Выглянув на улицу, он увидел полицейских. Повсюду. Заглядывающих во все машины. Ползающие синие черви…

«Сэр, я не понимаю, чем вызваны такие активные действия».

«Солдат, понимать – это не твоя задача. Твоя задача – проникать, оценивать, выявлять, изолировать и уничтожать. Никаких других задач у тебя нет».

– Простите? – спросил Стивен, прослушав слова Шейлы.

– Я говорила, что не верю вам. Да мне надо несколько месяцев заниматься, чтобы прийти в такую форму, как у вас. Я собираюсь записаться в спортивный клуб. Уже выбрала в какой. Правда, у меня спина побаливает, но я все равно запишусь.

Стивен рассмеялся:

– О, а я уже устал от нынешних девочек – все как одна, словно больные. Тощие и бледные. Если взять какой-нибудь скелет, обтянутый кожей, из тех, что постоянно мелькают по телевизору, да и вернуть во времена короля Артура – бах! – там сразу же вызовут придворного лекаря. «Милорд, дама умирает!»

Поморгав, Шейла вдруг разразилась хохотом, обнажая кривые зубы. Воспользовавшись моментом, она накрыла ладонью руку Стивена. Ощутив прикосновение пяти мерзких червей, он еле сдержал позыв тошноты.

– Мой отец, – выдавила она сквозь смех, – он служил в армии, ему приходилось много разъезжать по свету. Так вот, он рассказывал, что во всем мире американских девушек считают слишком худыми.

– Он был военным? – улыбаясь, спросил Сэм Сэмми Сэмюэль Левин.

– Ушел в отставку в чине полковника.

«Не будет ли чересчур?» – подумал он. И тотчас же ответил себе: «Нет».

– Я тоже служу. В сухопутных войсках. Сержант.

– Не может быть! И где же находится ваша часть?

– Войска специального назначения. В Нью-Джерси.

Шейла достаточно разбиралась в армейских тонкостях, чтобы не расспрашивать его о спецназе.

– Мне очень приятно, что у вас в семье были военные. Я редко признаюсь малознакомым людям, чем занимаюсь в жизни. Сейчас это не слишком ценится. Особенно здесь. Я имею в виду в Нью-Йорке.

– Не беспокойтесь. Я как раз считаю это занятие очень ценным. – Она кивнула на чемодан. – Я вижу, вы еще и музыкой увлекаетесь?

– Да нет, это так, пустяки. В свободное от службы время обучаю музыке ребятишек из детдома.

Стивен снова посмотрел на улицу. Мигающие огоньки. Белые и синие. Мимо медленно проехала патрульная машина.

Шейла незаметно придвигала свой стул все ближе и ближе, и он ощутил исходящий от нее отталкивающий запах. Ему снова стало тошно; перед глазами встала непрошеная картина: копошащиеся в ее сальных волосах черви. Стивена едва не вырвало. Извинившись, он вышел в туалет и целых три минуты оттирал руки. Вернувшись, Стивен заметил две вещи: Шейла расстегнула верхнюю пуговицу своей блузки, а к ее спине прилипло не меньше тысячи волосинок кошачьей шерсти. Для него же кошки были лишь четвероногими червями.

Выглянув на улицу, Стивен увидел, что цепочка полицейских приближается. Взглянув на часы, он сказал:

– Знаете, мне пора. Нужно забрать у ветеринара кота…

– О, у вас есть кот? – подалась вперед Шейла. – И как его зовут?

– Бадди.

У нее вспыхнули глаза.

– Ой, как мило! Нет с собой его фотки?

Фотографии кота, мать его?

– Увы, – с сожалением прищелкнул языком Стивен.

– И что у бедняжки Бадди бо-бо?

– Ничего серьезного, обычный осмотр.

– Ой, как хорошо. Но остерегайтесь червей!

– Что? – встрепенулся Стивен.

– Ну, у кошек в кишечнике заводятся всякие глисты…

– Ах да, конечно.

– Гм, знаете что, если вы обещаете вести себя хорошо, – нараспев протянула Шейла, – я познакомлю вас с Гарфильдом, Андреа и Эсси. Конечно, на самом деле ее зовут Эсмеральдой, но это имя ей почему-то всегда не нравилось.

– Они просто восхитительные, – сказал Стивен, стараясь не смотреть на фотографии, которые вытащила из косметички Шейла. – Я жду не дождусь, когда познакомлюсь с ними.

– Представьте себе, – выпалила она, – я живу всего в трех кварталах отсюда. На Восемьдесят первой улице.

– У меня есть замечательная идея, – просиял Стивен. – Давайте забросим домой мое барахло, и я познакомлюсь с вашими малышами. А потом мы вместе съездим за Бадди.

– Превосходно! – обрадовалась Шейла.

– Тогда пошли.

На улице она воскликнула:

– У-у, смотрите, сколько полиции! Что тут произошло?

– Ого! Понятия не имею.

Стивен перекинул рюкзак через плечо. Звякнуло что-то металлическое.

Возможно, это осколочная граната ударилась о «беретту».

– Что у вас там?

– Музыкальные инструменты. Для детей.

– О, всякие треугольники?

– И треугольники тоже.

– Давайте я помогу вам нести гитару.

– Вы серьезно? Буду очень признателен.

Подхватив чемодан, Шейла просунула руку Стивену под локоть, и они, смеясь и разговаривая про кошек, прошли сквозь цепочку полицейских, не обративших внимания на влюбленную парочку.

Глава 6

Спустившись вниз, Том провел кого-то в дом. Аккуратно одетый, коротко подстриженный мужчина лет пятидесяти. Капитан Боу Хауманн, глава отделения быстрого реагирования управления полиции Нью-Йорка. Седой и жилистый, Хауманн внешне был похож на сержанта из учебки. Говорил он медленно и рассудительно, глядя собеседнику прямо в глаза, и при этом чуть улыбался. Отправляясь на операцию, он надевал бронежилет и каску и, как правило, первым врывался в забаррикадированную квартиру, где удерживали заложников.

– Это действительно он? – прямо с порога спросил капитан. – Танцор?

– Насколько нам известно, – ответил Селитто.

Последовала небольшая пауза.

– Я выделяю две бригады из «тридцать второго Е».

Сотрудники подразделения 32-Е – прозванного так по комнате, занимаемой в здании центрального управления полиции, а в действительности подразделения специального назначения отделения быстрого реагирования, имели за плечами опыт армейской службы. В первую очередь специалисты по осуществлению розысков и наблюдений, они также привлекались для участия в операциях по освобождению заложников. Сотрудников было немного. Несмотря на недобрую славу Нью-Йорка как криминальной столицы Соединенных Штатов, случаи, требовавшие вмешательства специального подразделения, бывали крайне редки. В основном дело удавалось решить путем переговоров, а нью-йоркские мастера уговаривать террористов считались лучшими в стране, так что до штурма дело доходило нечасто. Против Танцора Хауманн выделил две бригады по десять человек – почти всех сотрудников 32-Е.

Вскоре прибыл еще один человек, невысокий лысоватый мужчина в старомодных очках. Мэл Купер считался лучшим техническим специалистом научно-исследовательского отделения управления полиции, которое когда-то возглавлял Райм. Купер никогда не проводил осмотр места преступления, никогда не арестовывал преступников, вероятно, забыл, как стрелять из маленького пистолета, который он скрепя сердце носил в старой кожаной кобуре. Он не имел ни малейшего желания покидать свою лабораторию и отрываться от микроскопа (впрочем, еще он появлялся на танцевальной площадке, где не раз завоевывал призы за исполнение танго).

– Детектив Райм, – сказал Купер, обращаясь к Линкольну Райму по званию, которое тот имел, когда несколько лет назад переманил Купера из полиции Олбани, – я полагал, что мне надо посмотреть песок. Однако, как я понял, речь идет о Танцоре. – Тут Райм мысленно отметил, что есть только одно место, где слухи распространяются быстрее, чем на улице, – это полицейское управление. – Линкольн, на этот раз мы его возьмем. Обязательно возьмем.

Пока Бэнкс вкратце вводил новоприбывших в курс дела, Райм, случайно подняв взгляд, увидел в дверях лаборатории женщину. Казалось, от ее проницательных черных глаз не могло укрыться ничего из происходящего в лаборатории. В них не было ни тревоги, ни смущения.

– Миссис Клэй? – спросил Райм.

Женщина кивнула. У нее за спиной появился долговязый мужчина.

Наверное, Бриттон Хейл.

– Пожалуйста, проходите, – пригласил криминалист.

Пройдя на середину помещения, женщина бросила взгляд на Райма, а затем повернулась к лабораторным стендам, перед которыми остановился Мэл Купер.

– Прошу вас, зовите меня Перси, – сказала она. – А вы, наверное, Линкольн Райм?

– Совершенно верно. Примите наши соболезнования по случаю гибели вашего мужа.

Женщина кивнула, как-то смущаясь этому сочувствию. Райм подумал, что в этом она похожа на него.

– А вы мистер Хейл? – спросил он у вошедшего следом за миссис Клэй мужчины.

Кивнув, долговязый летчик шагнул было вперед, чтобы пожать криминалисту руку, но тут заметил, что запястья Райма пристегнуты ремнями к подлокотникам инвалидного кресла.

– Ой, – пробормотал он, краснея и отступая назад.

Райм представил остальных – всех, кроме Амелии Сакс, по его настоянию менявшей форму на джинсы и водолазку, случайно нашедшиеся в шкафу. Криминалист объяснил, что Танцор нередко убивает или ранит полицейских – просто ради разнообразия. Он хотел, чтобы Сакс выглядела как можно более штатской.

Достав из кармана просторных брюк серебряную фляжку, Перси быстро сделала глоток. Она употребляла алкоголь как лекарство – Райм уловил аромат дорогого коньяка.

Райм, которому отказало его собственное тело, редко обращал внимание на физические данные других людей, если те не были преступниками или жертвами преступления. Но пройти мимо Перси Клэй было нельзя. Невысокая, ростом немногим выше пяти футов, она прямо-таки лучилась внутренней энергией. От ее глаз, черных, словно ночное небо, невозможно было оторваться. Лишь потом можно было рассмотреть, что лицо Перси в целом некрасивое: мальчишеское и курносое. Черные вьющиеся волосы коротко острижены, но Райм подумал, что длинные локоны смягчили бы угловатые черты лица. Перси не переняла манеры, часто свойственные невысоким людям: вызывающая стойка подбоченясь или скрестив руки на груди, мельтешение пальцев перед лицом. Райм отметил, что по части ненужных движений Перси Клэй недалеко ушла от него самого.

У него вдруг мелькнула неожиданная мысль: в этой женщине есть что-то цыганское.

Райм заметил, что Перси тоже пристально изучает его. И ее реакция была весьма странной. Увидев криминалиста в первый раз, большинство людей тут же поспешно натягивают на лицо сочувственную гримасу, краснеют как помидор и всеми силами пытаются не отводить взгляда от лица Райма, чтобы ненароком не увидеть снова его искалеченное тело. Но Перси, мельком взглянув на его лицо – красивое, с тонкими губами и носом как у актера Тома Круза, на вид моложе его истинных сорока с чем-то лет, посмотрела на безжизненные ноги и руки и тотчас же сосредоточила все внимание на специальном оборудовании, сверкающем инвалидном кресле «Штормовая стрела», мундштуке управления, шлемофоне с микрофоном и наушниками, компьютере.

В комнату вошел Том и направился к Райму, чтобы измерить у него давление.

– Не сейчас, – попытался остановить его тот.

– Помолчите, – сказал Том, накачивая манжету тонометра. – Давление нормальное. Но вы очень много работали без перерыва. Вам необходимо отдохнуть.

– Убирайся, – проворчал Райм.

Многие люди, видя перед собой беспомощного инвалида, жалкие остатки нормального человеческого существа, почему-то воображали, что Райм с трудом понимает, что ему говорят. Они говорили медленно или даже пытались обращаться к нему через Тома. Перси заговорила нормальным голосом, глядя Райму прямо в глаза, чем сразу же завоевала несколько очков в свою пользу.

– Вы полагаете, что нам с Бритом угрожает опасность.

– Да. И очень серьезная.

В лабораторию вошла Сакс. Райм представил ее Перси и мистеру Хейлу.

– Амелия? – переспросила Перси. – Вас зовут Амелией?

Сакс кивнула.

Слабо улыбнувшись, Перси повернулась к Райму.

– Нет, меня назвали не в честь той Амелии – летчицы, – сказала Сакс, вспомнив, что Перси пилот. – Так звали сестру моего деда. А Амелия Эрхарт[2] была настоящим героем?

– Нет, – ответила Перси. – Не совсем. Ну, далеко не во всем только ее заслуга.

– Вы что, собираетесь приставить к ней охрану? – спросил Хейл, кивая на Перси. – Постоянную?

– А то как же, – сказал Деллрей.

– Ну хорошо. И все же… У меня только одно замечание: по-моему, вам действительно необходимо переговорить с тем типом. Филипом Хансеном.

– Переговорить? – удивился Райм.

– С Хансеном? – переспросил Селитто. – Разумеется. Но он все отрицает. Вряд ли нам удастся вытянуть из него хоть слово. – Он переглянулся с Раймом. – С ним работали Близнецы. – Селитто снова повернулся к Хейлу. – Это наши лучшие следователи. Но Хансен молчит как истукан. Пока нам никак не удается его разговорить.

– А нельзя ли его запугать… или сделать еще что-нибудь?

– Гм… нет, – ответил детектив. – Не думаю.

– Это не имеет никакого значения, – продолжал Райм. – Хансен нам все равно ничего не сможет сказать. Танцор никогда лично не встречается со своими клиентами и никогда не ставит их в известность, как и где он собирается выполнить заказ.

– Танцор? – спросила Перси.

– Мы так называем убийцу. Танцор у гроба.

– Танцор у гроба?

Перси издала смешок, как будто в этой фразе был для нее какой-то скрытый смысл, но не стала ничего объяснять.

– Какое-то жуткое имя, – с сомнением произнес Хейл, словно полицейским нельзя было давать мрачные прозвища преступникам.

У Райма мелькнула мысль, что он, возможно, и прав. Перси посмотрела прямо в глаза криминалисту, почти такие же темные, как ее собственные.

– А с вами что произошло? Вас ранило?

Сакс и Хейл вздрогнули, услышав эти резкие слова, но Райм ничего не имел против. Наоборот, он предпочитал таких же людей, как он сам, не тратящих время на пустую вежливость.

– Я осматривал место преступления, – спокойно ответил криминалист. – Это было на стройке. Сорвалась плита, и я получил перелом позвоночника. В районе шеи.

– Как тот актер, Кристофер Рив.

– Да.

– Здорово ему досталось, – вставил Хейл. – Но храбрости Риву не занимать. Я видел его по телевизору. Наверное, если бы со мной случилось что-то подобное, я бы наложил на себя руки.

Райм посмотрел на Сакс, перехватившую его взгляд, и снова повернулся к Перси:

– Нам нужна ваша помощь. Мы должны установить, как преступнику удалось доставить бомбу на борт самолета. У вас есть какие-нибудь догадки?

– Никаких, – ответила Перси, вопросительно взглянув на Хейла.

Тот покачал головой.

– Перед вылетом вы не заметили рядом с самолетом кого-нибудь незнакомого?

– Вчера вечером мне стало плохо, – сказала Перси. – Я даже не ездила на аэродром.

– Я был за городом, ловил рыбу, – объяснил Хейл. – У меня был выходной. Вернулся домой очень поздно.

– Где именно находился самолет перед вылетом?

– В нашем ангаре. Мы готовили его к новому заказу. Надо было снять сиденья, установить специальную электропроводку повышенной мощности. Для подключения холодильников. Вы уже знаете, какой был груз, да?

– Человеческие органы, – сказал Райм. – Ангар принадлежит только вам или вы делите его с какой-то другой компанией?

– Нет, он наш. Точнее, мы его арендуем.

– Внутрь попасть просто? – спросил Селитто.

– Когда там никого нет, ангар заперт, но последние двое суток работы по переоборудованию «Лира» не прекращались ни на минуту.

– Вы знаете этих рабочих? – продолжал Селитто.

– Мы все как одна семья, – решительно заявил Хейл.

Селитто, закатив глаза, переглянулся с Бэнксом. Райм предположил, что детектив подумал о том, как часто в деле об убийстве первыми подозреваемыми бывают как раз члены семьи.

– Так или иначе, мы запишем их фамилии. Если не возражаете, проверим.

– Список сотрудников вам даст Салли-Энн, заведующая канцелярией.

– Ангар надо будет опечатать, – сказал Райм. – Удалив всех оттуда.

– Не получится, – покачала головой Перси.

– Опечатать, – повторил Райм. – И всех удалить. У-да-лить.

– Но…

– Иначе нельзя, – остановил он ее возражения.

– Ого, постойте-ка, – встрепенулась Перси. Она повернулась к Хейлу. – Что с «Фокстротом Браво»?

Тот пожал плечами:

– Рон говорит, ему нужно еще не меньше суток.

Перси вздохнула:

– Тот «Лир», на котором летел Эд, был единственным, переоборудованным под чартерный заказ. Следующий вылет назначен на завтрашний вечер. Для того чтобы успеть подготовить самолет, нам надо работать день и ночь. Ангар нельзя закрывать.

– Извините, такой вариант даже не рассматривается, – сказал Райм.

– А кто вы такой, что указываете мне, какие варианты рассматривать? – заморгала Перси.

– Я тот, кто пытается спасти вам жизнь, – резко бросил Райм.

– Я не могу потерять такой контракт.

– Мисс, подождите, – вмешался Деллрей. – Вы не понимаете, что этот нехороший человек…

– Он убил моего мужа, – каменным голосом произнесла она. – Я прекрасно все понимаю, но никому не удастся меня запугать. Я не откажусь от такого выгодного контракта.

Сакс подбоченилась:

– Подождите! Если кто-то и может спасти вас, то только Линкольн Райм. Тут даже и спорить нечего.

Спор прервал спокойный голос Райма:

– Вы можете выделить нам час для того, чтобы осмотреть ангар?

– Час? – задумалась Перси.

Сакс, издав нервный смешок, изумленно повернулась к своему шефу.

– Осмотреть ангар всего за один час? – спросила она. – Райм, ты что!

И у нее на лице было написано: «Я-то пыталась тебя защитить, а ты выкидываешь такую штуку? На чьей ты стороне?»

Некоторые криминалисты направляют на осмотр места преступления целые бригады. Но Райм всегда настаивал на том, чтобы Амелия Сакс действовала в одиночку, как работал в свое время он сам. Одинокий эксперт может полностью сосредоточиться, чего не удается добиться, когда рядом работают другие. Одного часа для осмотра обширного места преступления единственным экспертом было очень мало. Райм это прекрасно понимал, тем не менее Сакс он не ответил. Криминалист не отрывал взгляда от лица Перси.

– Один час? – наконец сказала та. – Ну хорошо. Это мы как-нибудь переживем.

– Райм, – взмолилась Сакс. – Мне нужно гораздо больше времени.

– Амелия, но ты лучшая из лучших, – отшутился Райм. Это означало, что решение уже принято.

– Кто сможет нам там помочь? – обратился он к Перси.

– Рон Тэлбот. Он партнер в компании и к тому же руководит полетами.

Сакс записала фамилию в блокнот.

– Мне выезжать прямо сейчас? – спросила она.

– Нет, – ответил Райм. – Я хочу, чтобы ты дождалась обломков бомбы, которые нам вот-вот должны привезти из Чикаго. Мне будет нужна твоя помощь.

– У меня есть всего лишь час, – запальчиво напомнила Сакс. – Ты не забыл?

– И все же тебе придется подождать, – проворчал он, поворачиваясь к Фреду Деллрею. – А как насчет безопасного местопребывания для свидетелей?

– О, наш домик вам понравится, – заверил Перси агент. – Он в Манхэттене. Доллары налогоплательщиков работают на полную катушку. Федеральные маршалы используют его для защиты самых важных свидетелей. Вот только нам понадобится кто-нибудь из управления полиции Нью-Йорка. Человек, который хорошо представляет себе, кто такой этот Танцор.

Джерри Бэнкс встрепенулся, увидев, что взгляды всех присутствующих обращены на него.

– В чем дело? – спросил он. – В чем дело?! – И безуспешно попытался пригладить свой вихор.

Стивен Колл, любитель армейского жаргона, стреляющий из армейских винтовок, в действительности никогда не служил в армии.

Но это не помешало ему уверенно заявить Шейле Горовиц:

– Я горжусь тем, что потомственный военный. И это истинная правда.

– Многие…

– Да, – оборвал он ее, – многие не уважают эту профессию. Но это их трудности.

– Это их трудности, – эхом повторила Шейла.

– Как у тебя здесь мило. – Стивен обвел взглядом груды различного мусора, валявшегося повсюду.

– Благодарю, друг мой. Гм… ты как бы не желаешь чего-нибудь выпить? Опля, я опять использую слова-паразиты. Мама мне спуску не дает. Это все телевизор виноват. Как бы, как бы, как бы… Стыд и срам, стыд и срам!

О чем это она, мать ее?

– Ты живешь одна? – спросил Стивен, мило улыбаясь.

– Да, только я и моя непоседливая троица. Ума не приложу, где они спрятались? Глупые малыши. – Шейла нервно затеребила расшитый край своего жилета. – Итак, ты чего-нибудь выпьешь? – повторила она.

– Не откажусь.

На холодильнике торжественно громоздилась одинокая бутылка вина, покрытая толстым слоем пыли. Припасенная для особого случая. И сейчас этот случай настал?

Судя по всему, еще нет. Шейла открыла бутылку диетической газированной воды.

Стивен подошел к окну и выглянул на улицу. Полиции нигде не видно. И отсюда всего полквартала до станции метро. Квартира на втором этаже, и хотя окна забраны решеткой, решетки не заперты. При необходимости можно будет спуститься по пожарной лестнице и затеряться на Лексингтон-авеню, где всегда людно…

В квартире есть телефон и компьютер. Это хорошо.

Стивен взглянул на настенный календарь с картинками ангелов. На нем было несколько пометок, но на ближайшие выходные – ничего.

– Послушай, Шейла… – Осекшись, он покачал головой.

– В чем дело?

– Ну… просто… Я понимаю, что, может быть, поступаю глупо. То есть мы едва знакомы и все такое… В общем, я хотел узнать, есть ли у тебя какие-то планы на ближайшую пару дней.

Шейла насторожилась:

– О, я… гм… Ну, я должна съездить к матери.

Стивен огорченно поморщился:

– Жаль. Понимаешь, у меня есть домик в Кейп-Мей…

– Это на пляжах Джерси!

– Точно. И я собирался поехать туда…

– После того, как заберешь Бадди?

Кто такой этот Бадди, мать его? Ах да, кот.

– Точно. Если у тебя нет никаких дел, может быть, ты бы смогла поехать со мной…

– Там…

– Там будет моя мать со своими подругами.

– Ой, ну я даже не знаю, что сказать.

– Может быть, ты позвонишь своей матери и скажешь, что эти выходные ей придется прожить без тебя?

– Ну… вообще-то, можно и не звонить. Если я не приеду, как бы ничего не произойдет. То есть я как бы могу приехать, а могу и не приехать.

Значит, она лгала. Выходные у нее свободны. Ближайшие несколько дней ее никто не хватится.

Вдруг откуда-то чуть ли не на голову Стивену спрыгнула кошка и тут же начала тыкаться мордой ему в лицо. Он сразу же представил себе тысячи червей, ползущих по его телу. Копошащихся в волосах Шейлы. Представил ее пальцы, похожие на червей. Стивен начинал проникаться ненавистью к этой женщине. Ему захотелось кричать.

– О-о-о, поздоровайся с нашим гостем, Андреа. Сэм, ты ей понравился.

Выпрямившись, Стивен оглянулся вокруг, размышляя. «Помни, мальчик, убивать можно чем угодно. Одними предметами убивать быстрее, другими дольше. Но убивать можно чем угодно».

– Слушай, а у тебя есть скотч?

– Гм… зачем? – Мысли Шейлы понеслись вскачь. – Для того…

– Помнишь, у меня в сумке лежат музыкальные инструменты? Так вот, надо подклеить один барабан.

– Ну да, конечно же есть. Сейчас найду. – Она вышла в коридор. – На Рождество я отправляю посылки всем своим тетушкам. И всегда покупаю новую катушку скотча. Никак не могу запомнить, остался ли у меня скотч, так что в конце концов дома скопилась целая куча начатых катушек. Ну не растяпа ли я?

Стивен не ответил, потому что как раз в этот момент он осмотрел кухню и пришел к выводу, что это лучшая зона для смерти в квартире.

– На, лови!

Шейла игриво бросила ему катушку скотча. Стивен непроизвольно поймал ее и тотчас же разозлился на себя за то, что не успел надеть перчатки. Теперь на катушке останутся его отпечатки. Увидев улыбающуюся Шейлу, он задрожал от ярости.

– Какой ты ловкий, друг мой!

Стивен видел огромного червя, неумолимо приближающегося к нему.

Отложив скотч, он надел перчатки.

– Перчатки? Тебе холодно? Друг мой, что ты…

Не обращая на нее внимания, Стивен открыл холодильник и начал вынимать из него продукты.

Сделав еще шаг, Шейла застыла на месте. Ее глупая улыбка стала тускнеть.

– Гм… ты проголодался?

Он вынул все полки.

Шейла перехватила его взгляд, и вдруг у нее из самой глубины гортани вырвалось слабое: «Ээээээээ…»

Стивен догнал жирного червя, прежде чем тот успел преодолеть половину расстояния до входной двери.

«Быстро это или медленно?»

И потащил его назад на кухню. К холодильнику.

Глава 7

По три.

Перси Клэй, бывший майор ВВС, дипломированный специалист по ремонту и обслуживанию фюзеляжей и авиационных двигателей, имеющая все лицензии Федерального агентства гражданской авиации, какие только выдаются летчикам, не имела времени на то, чтобы быть суеверной.

И все же, проезжая в пуленепробиваемой машине через Центральный парк по дороге в федеральный дом защиты свидетелей в Мидтауне, Перси вспомнила старинную поговорку, которую суеверные путешественники повторяют, словно мрачное заклинание. Катастрофы случаются по три кряду.

Несчастья тоже приходят по три.

Во-первых, Эд. И вот теперь вторая неприятность: то, что ей только что сообщил по сотовому Рон Тэлбот.

Перси сидела, зажатая между Бритом Хейлом и молодым полицейским, Джерри Бэнксом. Слегка опустив голову, Хейл не отрывал от нее глаз, а Бэнкс осторожно выглядывал в окно, изучая проезжающие мимо машины, пешеходов, деревья.

– Компания «Ю. Эс. Хелскэр» согласилась дать нам еще один шанс.

Дыхание Тэлбота вырывалось с настораживающим присвистом. Один из лучших летчиков, каких только знала Перси, Тэлбот уже много лет не сидел за штурвалом: его приковало к земле слабое здоровье. Перси считала это ужасно несправедливым наказанием за пагубные пристрастия Рона к спиртному, табаку и еде (в основном потому, что сама грешила тем же).

– Я хочу сказать, – продолжал Рон, – они могут отменить контракт. Бомбы не являются форс-мажорными обстоятельствами. Мы должны доставлять груз вовремя.

– Но на завтрашний вылет компания все же согласна.

Молчание.

– Да. Согласна.

– Послушай, Рон, – не выдержала Перси, – выкладывай все.

Было слышно, как он зажег новую сигарету. Массивный, пропахший дымом – именно у него она стреляла «Кэмел», когда бросала курить, – Тэлбот частенько забывал о чистом белье и бритве. И совершенно не умел сообщать плохие известия.

– «Фокстрот Браво», – наконец с неохотой признался он.

– Что с ним?

Это был самолет Перси Клэй. «Лир-35А», бортовой номер Н695ФБ. Конечно, по документам все обстояло иначе. Официально двухмоторный реактивный самолет был взят в лизинг холдинговой корпорацией «Клэй-Карни», подразделением чартерной авиакомпании «Гудзон-Эйр», у компании «Морган-Эйр», в свою очередь взявшей его у холдинга «Ла-Джолла», дочернего предприятия корпорации «Транспорт солюшн», зарегистрированной в штате Делавэр. Такая сложная комбинация, юридически совершенно законная и весьма распространенная, объяснялась тем, что самолеты являются баснословно дорогим товаром и каждая авиакатастрофа обходится в громадную сумму.

Но всем в компании «Гудзон-Эйр» было известно, что «Ноябрь шесть-девять-пять Фокстрот Браво» принадлежал Перси. Она налетала на нем тысячи часов. Он был ее любимцем. Ее ребенком. И все те ночи, когда Эда не было рядом с ней, а их было так много, лишь мысль об этом самолете помогала справиться с болью одиночества. Реактивный «Лир», не самолет, а просто конфетка, без труда держал на высоте сорок пять тысяч футов крейсерскую скорость четыреста шестьдесят узлов – больше пятисот миль в час. Перси было известно, что он может летать выше и быстрее, хотя она держала это в тайне от компании «Морган-Эйр», холдинга «Ла-Джолла», корпорации «Транспорт солюшн» и Федерального агентства гражданской авиации.

– Его переоборудование… это окажется сложнее, чем я думал, – наконец решился Тэлбот.

– Продолжай.

– Ну хорошо. Стю ушел.

Он говорил о Стю Маркарде, главном механике.

– Что?!

– Сукин сын ушел. Ну, пока что еще не ушел, – продолжал Тэлбот. – Он позвонил и сказал, что заболел, но говорил как-то странно, и я навел кое-какие справки. Стю переходит к «Сикорскому». Уже оформил все документы.

Перси была ошеломлена.

Это уже серьезная проблема. Самолеты «Лир-35А» поставляются оснащенными для пассажирских перевозок, с восемью креслами в салоне. Для того чтобы подготовить самолет для нужд компании «Ю. Эс. Хелскэр», требовалось снять практически все пассажирские кресла, установить на специальных амортизирующих станках холодильники и провести от электрогенераторов самолета мощную проводку. То есть осуществить сложные работы с фюзеляжем и электрооборудованием.

В компании не было лучшего механика, чем Стю Маркард, переоборудовавший «Лир» Эда в кратчайшие сроки. Но без него… У Перси появились сомнения, что ее «Фокстрот» успеют переоборудовать до завтрашнего вечера.

– Перси, в чем дело? – спросил Хейл, увидев ее помрачневшее лицо.

– Стю ушел, – прошептала она.

Он непонимающе покачал головой:

– Куда ушел?

– Уволился, – пробормотала Перси. – Ушел. Сбежал к вертолетчикам, мать их.

Хейл изумленно посмотрел на нее:

– Сегодня?

Она кивнула.

– Перси, он испугался, – продолжал Тэлбот. – Уже известно, что это была бомба. Полицейские ничего не говорят, но все догадались, что произошло. Люди занервничали. Я только что говорил с Джоном Ринглом…

Это был молодой летчик, пришедший в компанию в прошлом году.

– С Джонни? Он тоже собрался уходить?

– Нет, он просто спросил, не лучше ли нам закрыться на некоторое время. Переждать, пока все это не кончится.

– Нет, закрываться мы не будем, – решительно ответила Перси. – Мы не откажемся от этого контракта, черт бы всех побрал. Дело на первом месте. А если кто-нибудь еще скажется больным, гони его в три шеи.

– Перси…

С виду суровый и непреклонный, Тэлбот в душе был очень мягким.

– Ну хорошо, – отрезала Перси, – я сама выгоню.

– Слушай, насчет «Фокстрота Браво». Я смогу заняться переоборудованием сам, – заявил Тэлбот, прекрасный квалифицированный авиационный механик.

– Постарайся сделать все, что сможешь. Но все же попробуй найти замену Стю, – сказала Перси. – Ну все, договорим потом.

Она отключила телефон.

– Не могу поверить, – пробормотал Хейл. – Стю ушел.

Летчик был потрясен.

А Перси была взбешена. Люди бегут, как крысы с тонущего корабля.

Компания умирает. А она понятия не имеет, как ее спасти.

Перси Клэй не обладала обезьяньей хваткой в делах.

Обезьянья хватка…

Впервые эту фразу Перси услышала в армии. В устах адмирала, морского летчика, она означала эзотерический, прирожденный дар летчика, дар, которому невозможно обучить.

Это точно, во всем, что касается авиации, Перси обладала обезьяньей хваткой. Она могла летать на любых типах самолетов, независимо от того, доводилось ли ей прежде управлять ими, днем и ночью, в любых погодных условиях. Безукоризненно проведя машину по заданному маршруту, Перси с первого захода сажала ее в ту волшебную точку, куда целятся все летчики, – «с тысячи за цифрами», с высоты тысячу футов точно за белыми цифрами на бетоне, номером взлетно-посадочной полосы. Гидросамолеты, бипланы, огромные транспортные «геркулесы», «семьсот тридцать седьмые», МиГи – Перси Клэй чувствовала себя как дома в кабине любого самолета.

Но этим и ограничивалась ее обезьянья хватка.

С родственниками она совсем не умела налаживать отношения, это уж точно. Отец выгнал ее из дому, заявив, что не желает даже говорить с ней, после того, как Перси бросила его альма-матер, университет штата Виргиния, чтобы поступить в летную школу. (Даже несмотря на то, что ее расставание с Шарлоттсвилем было неизбежным, через полтора месяца после начала занятий староста курса, высокая длинноногая блондинка, довольно бесцеремонно посоветовала некрасивой девчонке перейти в вечернее сельскохозяйственное училище.)

Несомненно, у Перси не было обезьяньей хватки в навыках армейского чинопочитания. Ее захватывающее дух мастерство управления тяжелыми «Томкэтами» не могло в полной мере компенсировать неприятную особенность высказывать вслух то, о чем остальные предпочитали помалкивать.

И конечно, Перси не могла руководить компанией, президентом которой являлась. Она сама диву давалась, как это «Гудзон-Эйр», не имеющая отбоя в заказах, тем не менее едва сводила концы с концами. Вместе с Эдом, Бритом Хейлом и другими летчиками Перси постоянно поднималась в воздух (летать еще больше ей не позволяло идиотское предписание ФАГА,[3] ограничивающее ежемесячный налет восьмьюдесятью часами). Так почему же компания все время находится на грани банкротства? Если бы не обаяние Эда, способного очаровывать потенциальных клиентов, и умение ворчливого Рона Тэлбота сокращать до минимума затраты и уговаривать кредиторов, «Гудзон-Эйр» не продержалась бы эти два года.

Месяц назад компания оказалась на грани закрытия, но тут Эду удалось заполучить контракт от «Ю. Эс. Хелскэр». Сеть клиник зарабатывала фантастические деньги на трансплантации человеческих органов – как выяснила Перси, не только сердца и почек. Главная проблема заключалась в том, чтобы доставить донорский орган в течение считаных часов после того, как он появился в наличии. Как правило, транспортировка осуществлялась самолетами, совершающими регулярные рейсы (в холодильнике в пилотской кабине), однако это было связано с жестким расписанием полетов. «Гудзон-Эйр» не знала подобных ограничений. Компания согласилась выделить один самолет полностью под нужды «Ю. Эс. Хелскэр». Ему предстояло регулярно облетать против часовой стрелки шесть-восемь клиник, расположенных на Восточном побережье и Среднем Западе. Своевременная доставка гарантировалась. В дождь, снег, туман и ветер, до тех пор, пока аэродромы оставались открыты и полеты не запрещались из-за погодных условий, «Гудзон-Эйр» обязывалась доставлять груз в срок.

Первый месяц должен был стать испытательным периодом. В случае успешной работы компания получала контракт на полтора года, который становился бы хребтом ее финансового благополучия.

Судя по всему, Рону удалось уговорить клиента предоставить компании еще один шанс. Но если к завтрашнему вечеру «Фокстрот Браво» не будет готов к вылету… Перси не хотелось даже думать об этом.

Проезжая в полицейской машине по Центральному парку, Перси Клэй смотрела на первую весеннюю зелень. Эд очень любил это место и частенько здесь бегал. Сделав два круга по берегу пруда, он возвращался домой, вспотевший и усталый, и заставал жену завалившейся в кресло с бортовым журналом или руководством по ремонту нового турбовентиляторного двигателя, с сигаретой и стаканом виски. Улыбаясь, Эд с силой тыкал ее пальцем под ребро, спрашивая, может ли она как-нибудь еще портить свое здоровье. И пока Перси смеялась, украдкой делал глоток-другой виски.

Она вдруг вспомнила, как Эд, наклоняясь, целовал ее в плечо. Дав выход переполняющей его страсти, он именно сюда ронял голову, утыкаясь лицом в кожу, и Перси Клэй верила, что здесь, где ее шея переходит в узкое плечо, хотя бы в этом месте, она является красивой женщиной.

Эд…

Все звезды ночного неба…

Перси подняла наполнившиеся слезами глаза к серому небу. Суровому, зловещему. Она оценила нижнюю границу облачности в пятнадцать тысяч футов, ветер 090, скорость пятнадцать узлов, порывистый. Перси неуютно поежилась. Сильные пальцы Брита Хейла стиснули ее запястье. Джерри Бэнкс о чем-то говорил, но она его не слушала.

Перси Клэй приняла решение. Она снова достала сотовый телефон.

Глава 8

Завывание сирены приближалось.

Линкольн Райм ожидал услышать доплеровский эффект, но сирена, издав прощальный визг, умолкла еще до того, как машина подъехала к крыльцу. И почти тут же Том ввел в лабораторию на первом этаже молодого полицейского. Светловолосый страж порядка из Иллинойса был в синем мундире, который, вероятно, отличался безукоризненностью, когда его надевали вчера, но сейчас был весь измят и перепачкан землей и сажей. Было видно, что полицейский водил по подбородку электрической бритвой, но ему удалось лишь выкосить неровные полосы в темной щетине, резко контрастировавшей с соломенными волосами. Он держал в руках две большие холщовые сумки и коричневую папку. Увидев его, Линкольн Райм обрадовался так, как ничему не радовался вот уже целую неделю.

– Бомба! – воскликнул он. – Вот и бомба!

Курьер, раскрывший рот от изумления при виде такого разномастного сборища сотрудников правоохранительных органов, безропотно отдал сумки налетевшему на него коршуном Куперу. Селитто, поспешно черкнувший в квитанции, сунул ее обратно в руки оторопевшему полицейскому из Иллинойса.

– Огромное спасибо, были рады вас видеть, до свидания, – на одном дыхании произнес он, отворачиваясь к испытательным стендам.

Вежливо улыбнувшись, Том быстро проводил курьера к выходу.

– Сакс, шевелись! – крикнул Райм. – Что ты стоишь как истукан? Ну, что там у нас есть?

Одарив его ледяной улыбкой, молодая женщина направилась к столу, на котором Купер аккуратно раскладывал содержимое сумок.

Что с ней сегодня? Целого часа вполне достаточно для осмотра места преступления, если ее беспокоит именно это. Нюх у нее превосходный.

– Так, Том, нам нужна твоя помощь. Тащи грифельную доску. Надо составить перечень улик. Расчерчивай таблицы. Пиши заголовок: «МП-один».

– М… гм… П?

– «Место преступления»! – взорвался криминалист. – Что еще это может быть? «МП-один, Чикаго».

В предыдущем деле, которым занимался Линкольн Райм, для составления списка улик использовалась обратная сторона мятого плаката с репродукцией из Метрополитен-музея.[4] Сейчас же криминалист был вооружен по первому слову техники: вдоль стен стояли черные грифельные доски, своим запахом напоминавшие о сырых весенних днях в школе, когда маленький Линкольн ненавидел правописание и ждал только уроков естествознания.

Помощник, бросив недовольный взгляд на своего босса, взял кусок мела и, смахнув невидимые пылинки с безукоризненно завязанного галстука и отутюженных, как лезвия, стрелок на брюках, принялся писать.

– Итак, Мэл, что мы имеем? Сакс, помоги ему.

Вдвоем они принялись разбирать содержимое полиэтиленовых пакетов и пластиковых банок, наполненных пеплом, кусками металла, тканей и расплавленной пластмассы, укладывая все на фарфоровые подносы. Эксперты, производившие осмотр места катастрофы, если они в квалификации не уступали людям Райма, должны были использовать установленные на кронштейнах магниты, мощные пылесосы и сетчатые фильтры.

Райм, разбирающийся практически во всех областях криминалистики, по части взрывных устройств был непревзойденным авторитетом. Бомбы его особенно не интересовали до того, как Танцор, оставив маленький сверток в мусорной корзине кабинета на Уолл-стрит, убил двоих его экспертов. После этого Райм посчитал своим долгом узнать о взрывчатых веществах абсолютно все. Он занимался в отделении взрывных устройств центрального управления ФБР – одной из самых малочисленных, но отборной лаборатории, состоящей из четырнадцати следователей и технических экспертов. Эти люди не искали СВУ, самодельные взрывные устройства (официальный термин для бомб), и не обезвреживали их. Их работа состояла в анализе адских машин и мест их взрыва, чтобы по характерным особенностям устанавливать авторов (в определенных кругах изготовление бомб считалось искусством, и ученики старались изо всех сил, постигая секреты мастерства знаменитых взрывников).

– Разве бомба не уничтожает сама себя? – спросила Сакс, роясь в пакете.

– Сакс, ничто и никогда не разрушается полностью и бесследно, – наставительно произнес Райм. – Запомни это. – Однако, подкатив свое кресло к лабораторному столу, он заметил: – Мы имеем дело со скверной штучкой. Видишь эти осколки? Кусочки алюминия слева? Металл не согнут, а разорван. Это означает, что взрывчатое вещество обладало высокой бризантностью.

– Бри… чем? – переспросил Селитто.

– Бризантностью. – И Райм пустился в разъяснения: – Скоростью детонации. Но даже в этом случае от шестидесяти до девяноста процентов бомбы должно уцелеть после взрыва. Разумеется, речь идет не о взрывчатом веществе, хотя его все равно остается достаточно для того, чтобы установить тип. О, тут у нас есть над чем поработать.

– Да? – фыркнул Деллрей. – По-моему, это задачка похуже, чем собрать Шалтая-Болтая.

– О, Фред, а это уже не наше дело, – поправил его Райм. – Нам нужно лишь поймать того сукина сына, что столкнул его со стены. – Он прокатился вдоль стола. – Мэл, на что это похоже? Так, вижу батарейку, вижу провода, вижу часовой механизм. Что еще? Обломков упаковки нет?

Чемоданы позволили осудить больше террористов, чем часовые механизмы и детонаторы, вместе взятые. Об этом широко не говорят, но авиакомпании, как правило, передают невостребованный багаж специалистам из ФБР, а те его взрывают, составляя библиотеку обломков. Эксперты бюро вычислили террористов, взорвавших в 1988 году рейс 103 компании «Пан-Американ», не по взрывчатке, а по магнитофону «Тошиба», в который она была заложена, по чемодану, в котором лежал магнитофон, и по одежде, в которую он был завернут. Отдельные предметы одежды удалось проследить до магазина в городе Слима на Мальте, и продавец показал, что приобрел эти предметы сотрудник ливийской разведки.

Но Купер покачал головой:

– Рядом с эпицентром взрыва только детали бомбы.

– Значит, она была не в сумке и не в чемодане, – задумчиво произнес Райм. – Любопытно. Черт побери, как же Танцору удалось пронести ее на борт самолета? Где он ее заложил? Лон, прочти-ка мне, что написали ребята из Чикаго.

– «Установка точного места взрыва затруднена вследствие полного разрушения самолета и сильного пожара, – зачитал Селитто. – Предположительно взрывное устройство находилось снизу под пилотской кабиной».

– Снизу под кабиной. Интересно, там нет грузового отсека? А может быть… – Криминалист умолк, внимательно обводя взглядом пакеты с уликами. – Стоп, стоп! – вдруг воскликнул он. – Мэл, ну-ка покажи мне эти куски металла. Третий пакет слева. Алюминий. Давай их под микроскоп!

Вставив под объектив предметное стекло с крошечными частицами металла, Купер подключил к микроскопу компьютер. То, что он увидел в окуляр, открылось перед Раймом на экране.

– Курсор вниз, – послышался голос криминалиста. – Двойной щелчок левой клавишей мыши.

Изображение на экране компьютера увеличилось.

– Вот, смотри! Обшивка вогнута внутрь.

– Внутрь? – спросила Сакс. – Ты хочешь сказать, бомба была снаружи?

– Думаю, да. Мэл, а ты что скажешь?

– Похоже, ты прав. Все полированные головки заклепок вдавлены внутрь. Определенно, бомба была снаружи.

– Может быть, это была ракета? – предположил Деллрей.

Селитто сверился с отчетом:

– Сигналы радара, указывающие на возможную ракету, отсутствуют.

Райм покачал головой:

– Нет, все говорит о том, что это была бомба.

– Но снаружи? – спросил Селитто. – Никогда не слышал о таком.

– А вот и объяснение, – подал голос Купер. Надев очки с мощными увеличительными стеклами, он перебирал керамическим пинцетом куски металла с такой скоростью, с какой ковбой считает поголовье стада. – Фрагменты магнита. К алюминиевой обшивке он бы не прилип, но под ней стальные лонжероны. А еще я нашел остатки эпоксидной смолы. Судя по всему, преступник прилепил бомбу снаружи; магнит держал до тех пор, пока не застыла смола.

– Взгляни на следы ударной волны в слое смолы, – указал Райм. – Эпоксидка еще не успела полностью застыть, значит бомба была приклеена перед самым взлетом.

– Можно определить происхождение смолы?

– Вряд ли. Обычная эпоксидка, продается где угодно.

– Есть ли надежда найти отпечатки пальцев? Мэл, скажи правду.

Купер, в ответ скептически усмехнувшись, тем не менее изучил обломки в поляризованном свете.

– Ничего.

– Дай понюхать, – попросил Райм.

– Понюхать? – удивилась Сакс.

– Учитывая высокую бризантность, мы можем говорить, что это вторичное взрывчатое вещество. Я хочу знать, какое именно.

Обычно террористы при изготовлении самодельных бомб используют первичные взрывчатые вещества. Эти вещества сгорают относительно медленно и взрываются только в том случае, если сгорание происходит в замкнутом объеме. Например, в металлической трубке или коробке. Самым распространенным из таких взрывчатых веществ является порох. Вторичные, или бризантные, взрывчатые вещества, такие как пластид или тротил, сгорают очень быстро в нормальном состоянии, поэтому их не требуется никуда помещать. Но такие вещества стоят дорого, и достать их очень трудно. Тип взрывчатки и источник ее происхождения может многое сказать об авторе бомбы.

Открыв пакет, Сакс поднесла его к лицу Райма. Криминалист втянул воздух носом.

– Циклонит, – не колеблясь, объявил он.

– Да, у циклонита высокая бризантность, – согласился Купер. – Как ты думаешь, «Си-три» или «Си-четыре»?

Циклонит является основным компонентом этих двух взрывчатых составов. Они используются исключительно для производства военных боеприпасов; гражданское их применение запрещено.

– Только не «Си-три», – сказал Райм, обнюхивая пепел так, словно это было коллекционное бордо. – Нет сладковатого привкуса… Странно… не знаю, кажется, я что-то учуял… Ну-ка, Мэл, включай хроматограф.

Эксперт пропустил образец через газовый хроматограф, объединенный с масс-спектрометром. Этот прибор выделяет в смесях отдельные вещества и идентифицирует их. Он способен выявить вещество, присутствующее в миллионных долях грамма, и, сверившись с обширной базой данных, правильно его назвать.

На экране появились результаты.

– Линкольн, ты прав, – сказал Купер. – Это действительно циклонит.

И нефтепродукты. А вот это странно – крахмал…

– Ну конечно крахмал! – воскликнул Райм. – Его я и унюхал. Это мука кормовых бобов…

И тотчас это же слово появилось на экране компьютера.

– Как ты узнал? – рассмеялся Купер.

– Потому что это динамит.

– Но здесь же нет нитроглицерина, – возразил Купер, называя основной компонент динамита.

– Нет-нет, это не настоящий динамит, – пояснил Райм. – Это смесь циклонита, тротила, машинного масла и муки кормовых бобов. Последняя используется в качестве связующего вещества. Такой динамит встречается редко. Применяется в армии.

– В армии, да? – спросил Селитто. – Это указывает на Хансена.

– Несомненно.

Эксперт положил под объектив микроскопа новые образцы.

Тотчас же изображение появилось на экране компьютера. Волокна, обрывки проводов, щепки, пыль.

Это зрелище напомнило Райму другой похожий образ, который он видел много лет назад, хотя и при совершенно иных обстоятельствах. Он подарил на день рождения своей знакомой Клэр Триллинг, красивой и стильной девушке, массивный медный калейдоскоп, купленный в дорогом магазине. Они с Клэр провели вдвоем вечер за бутылкой мерло, гадая, с помощью каких экзотических кристаллов и драгоценных камней образуются настолько потрясающие картины. В конце концов Клэр, не уступавшая Райму в стремлении объяснить все с научной точки зрения, отвинтила заднюю крышку и высыпала содержимое трубки на стол. Молодые люди долго смеялись. Волшебные образы создавались с помощью кусочков металла, деревянной стружки, мелко нарезанных страниц иллюстрированных журналов и канцелярских кнопок.

Отмахнувшись от этих воспоминаний, Райм сосредоточился на том, что появилось на экране компьютера. Обрывок промасленной бумаги – в нее был завернут динамит. Волокна, целлюлоза и хлопок от детонационного шнура, которым Танцор обмотал мягкую взрывчатку. Кусок алюминия и тонкий провод в пестрой оплетке от электрического взрывателя. Еще провода и уголек от батарейки размером с ластик.

– Часовой механизм, – окликнул Купера Райм. – Я хочу взглянуть на часовой механизм.

Эксперт взял со стола маленький полиэтиленовый пакет. Внутри лежало остановившееся холодное сердце бомбы. Часовой механизм сохранился почти целиком, что удивило Райма. Ага, вот твоя первая ошибка, подумал он, молча обращаясь к Танцору. Большинство террористов помещают часовой механизм внутрь заряда взрывчатого вещества, чтобы уничтожить все улики. Но в данном случае Танцор случайно установил часы за толстым стальным выступом коробки, в которой размещалась бомба. Этот выступ спас часовой механизм от разрушения.

Райм до боли напряг шею, разглядывая погнутый циферблат.

Купер внимательно осмотрел часы:

– Так, вижу клеймо завода-изготовителя и номер модели.

– Быстро связывайся с ABB.

Архив взрывчатых веществ ФБР являлся самой обширной в мире базой данных по взрывным устройствам. В нем содержались сведения обо всех бомбах Соединенных Штатов, взорванных и обнаруженных неразорвавшимися, а также вещественные доказательства с места взрыва. Первые материалы попали в архив еще в двадцатые годы.

Купер застучал по клавиатуре. Через мгновение его модем засвистел и защелкал.

Две минуты спустя пришел ответ на запрос.

– Ничего хорошего, – поморщился лысеющий эксперт, что было для него свидетельством крайнего возбуждения. – Эта бомба не похожа ни на одну из тех, что есть в коллекции.

Практически все террористы изготавливают свои адские машинки похожими друг на друга; освоив одну конструкцию, они предпочитают не экспериментировать (это вполне объяснимо, учитывая характер их продукции). Если бы бомба, заложенная Танцором, была похожа на СВУ, взорванное где-нибудь во Флориде или Калифорнии, специалисты архива, возможно, смогли бы на основе улик, собранных на месте предыдущих преступлений, высказать предположения относительно местонахождения террориста. Правило большого пальца гласит, что если две бомбы имеют по крайней мере четыре одинаковые конструктивные особенности, например припаянные, а не примотанные контакты или механические, а не электрические часовые механизмы, скорее всего, их изготовил один и тот же мастер. Бомба, взорванная Танцором в офисе на Уолл-стрит, была совершенно не похожа на эту. Но Райм понимал, что две бомбы были предназначены для совершенно разных целей. Первая должна была помешать осмотру места преступления; второй предстояло взорвать реактивный самолет. А Райм уже успел узнать о Танцоре у гроба по крайней мере одно: убийца приспосабливал свой инструмент под те задачи, которые ему предстояло выполнить.

– Что, совсем плохо? – спросил Райм, увидев разочарованное выражение лица Купера, не отрывавшего глаз от экрана компьютера.

– Часовой механизм.

Райм вздохнул. Все понятно.

– Сколько миллиардов таких часов выпущено?

– Южнокорейская корпорация «Даивана» в прошлом году продала сто сорок две тысячи. В основном разошлись через мелкие магазины. Часы не имеют серийных номеров, поэтому невозможно отследить, из какой партии этот конкретный экземпляр.

– Замечательно. Просто замечательно.

Купер продолжал читать с экрана.

– Гм. Ребята из ABB говорят, что их очень заинтересовала наша бомба, и они надеются, что мы добавим ее в их архив.

– Ага, это первоочередная задача, – проворчал Райм.

Внезапно у него свело плечевую мышцу, и ему пришлось уронить голову на подголовник кресла. Криминалист пару минут старался дышать размеренно, дожидаясь, пока невыносимая боль ослабнет, а затем исчезнет совсем. Сакс, единственная, кто это заметил, шагнула было к нему, но он покачал головой.

– Мэл, сколько ты нашел проводов?

– Похоже, их было только два.

– Многожильные или оптико-волоконные?

– Да нет. Совершенно обыкновенные.

– Шунтов нет?

– Нет.

Шунтом называется отдельный провод, замыкающий электрическую цепь в том случае, если для обезвреживания перерезается провод, идущий к взрывателю или часовому механизму. Все сложные бомбы имеют шунтирующие механизмы.

– Так, – оживился Селитто, – а это уже добрый знак, не так ли? Наш дружок становится небрежным.

Но Райм думал как раз наоборот.

– Вряд ли, Лон. Предназначение шунта только в том, чтобы затруднить обезвреживание бомбы. Отсутствие шунта говорит о том, что Танцор был абсолютно уверен: бомбу ни за что не обнаружат и она взорвется там, где и должна, – в воздухе.

– Ну и дрянь, – презрительно бросил Деллрей, оглядывая компоненты бомбы. – С какими такими людьми должен был якшаться наш парень, чтобы собрать такую штуковину? Я хочу сказать, у меня есть хорошие осведомители. Они могут знать о том, кто поставляет материал для подобных умельцев.

Фред Деллрей тоже многое знал о бомбах. Его напарник и друг Тоби Долиттл находился в административном здании в Оклахоме, когда маньяк загнал туда начиненный взрывчаткой грузовик. Тоби погиб на месте.

Но Райм покачал головой.

– Фред, здесь нет ничего такого, что было бы трудно достать. Конечно, за исключением взрывчатки и детонационного шнура. Но этим Танцора, скорее всего, снабдил Хансен. Проклятье, да он мог купить все, что нужно, в магазине для радиолюбителей.

– Что? – удивленно спросила Сакс.

– Да-да, – подтвердил Купер. – Мы называем их «Всё для террориста».

Райм проехал вдоль стола к куску стального кожуха, смятого, словно клочок бумаги. Он долго смотрел на него, а затем, отъехав назад, устремил взгляд в потолок.

– Но почему он прикрепил бомбу снаружи? – задумчиво произнес криминалист. – Перси сказала, в ангаре было полно народу. К тому же разве пилот перед вылетом не осматривает самолет, проверяя шасси и все такое?

– Думаю, обязательно проверяет, – сказал Селитто.

– Тогда почему Эд Карни и его напарник не увидели бомбу?

– Потому что, – вдруг заговорила Сакс, – Танцор не мог подложить бомбу до тех пор, пока не возникло твердой уверенности, что на самолете полетит тот, кто ему нужен.

Райм круто развернул к ней свое кресло:

– В самую точку, Сакс! Он был там и следил. Увидев, как Карни садится в кабину, Танцор понял, что сможет расправиться по крайней мере с одной жертвой. Затем в промежуток времени между тем, как Карни поднялся на борт, и взлетом он закрепил бомбу. Сакс, ты должна найти это место. И осмотреть его. Не теряй времени, в путь.

– У меня всего один час, а теперь уже меньше, – хладнокровно заметила Амелия Сакс, направляясь к двери.

– И еще одно, – сказал ей вдогонку Райм.

Она остановилась.

– Танцор не похож на всех тех, с кем тебе приходилось до сих пор встречаться, – сказал Райм, думая, как ей это объяснить. – Имея с ним дело, не всегда видишь то, что есть в действительности.

Сакс подняла бровь, словно призывая его перейти к делу.

– Вероятно, сейчас его нет в аэропорту. Но если ты увидишь, что кто-то… в общем, стреляй не задумываясь.

– Что?! – рассмеялась она.

– Беспокойся в первую очередь о себе и лишь затем о месте преступления.

– Я же только полицейская, – бросила Сакс, выходя из лаборатории. – Какое Танцору до меня дело.

– Амелия, послушай…

Но ответом ему стали звуки удаляющихся шагов. Знакомый рисунок: сначала гулкий стук по дубовым половицам, затем приглушенные шаги по восточному ковру, потом звонкое цоканье по мрамору в вестибюле. И наконец кода: хлопнувшая входная дверь.

Глава 9

«Главное качество солдата – выдержка и хладнокровие».

«Так точно, сэр, я это усвоил».

Стивен Колл сидел за столом на кухне Шейлы, пытаясь определить, насколько сильно он ненавидит Эсси, шелудивую кошку, или как там ее зовут, и прослушивая длинный разговор, записанный на магнитофон. Сначала Стивен хотел отыскать всех кошек и придушить их, но затем передумал. Время от времени четвероногие черви издавали жуткие завывания, и он решил, что соседи могут забеспокоиться, если в квартире Шейлы Горовиц вдруг станет тихо.

Терпение… Стивен смотрел, как крутится кассета, и слушал. Только через двадцать минут он наконец услышал то, что надеялся услышать. Отлично. Улыбнувшись, Стивен достал из чемодана «Модель-40», уютно устроившуюся там, словно младенец в колыбели, и подошел к холодильнику. Приложив ухо к дверце, он прислушался. Шум прекратился. Холодильник больше не трясся. Стивен испытал облегчение, представив себе огромного червя внутри, теперь уже остывшего и неподвижного. Взяв рюкзак, он вышел из полумрака квартиры, наполненного терпким кошачьим зловонием, запахом пыли и миллионами следов отвратительных червей.

Дорога вела за город.

Амелия Сакс неслась на полной скорости по аллее распускающихся весенних деревьев. Вдоль одной обочины лежали валуны, вдоль другой возвышалась скала. Все словно задернуто зеленой дымкой, в которой сверкали звездами желтые цветки филлиреи.

Сакс, потомственная горожанка, родилась в Бруклине и прожила там всю свою жизнь. Для нее природа ограничивалась воскресными прогулками в Проспект-парке и вечерними поездками в Лонг-Айленд, где ей не раз приходилось укрывать в лесу свой черный спортивный «додж-чарджер», похожий на акулу, от полицейских, решивших оштрафовать ее за превышение скорости.

Нажав педаль акселератора, Сакс на повороте обошла микроавтобус с прилепленным на заднем стекле вверх ногами котом и направила свою машину, криминалистическую лабораторию на колесах, вглубь округа Уэстчестер.

Оторвав руку от руля, Амелия вонзила ногти в кожу черепа. Затем, снова стиснув руль, она утопила педаль в пол и не снимала с нее ноги до тех пор, пока вокруг не появились первые признаки сельской цивилизации: рестораны быстрого обслуживания, заправочные, приземистые торговые центры.

Мысли Сакс были поглощены бомбами и Перси Клэй.

И Линкольном Раймом.

Сегодня он был каким-то другим. С ним произошла серьезная перемена. Сакс работала с криминалистом уже больше года, с тех пор, как он предложил ей помочь в поисках серийного убийцы, терроризировавшего Нью-Йорк. В то время Сакс было очень плохо – неудачно окончилась любовная связь, скандал о коррупции в отделении изменил ее отношение к полиции. Но Райм не дал ей уйти из правоохранительных органов. Просто не дал, и все. Хотя сам он был лишь вольнонаемным консультантом, он устроил так, что Сакс перевели в криминалистический отдел. Она пробовала было возражать, но быстро сдалась. Ей очень понравилась новая работа. И ей понравилось работать вместе с Раймом. Его блестящие способности она находила возбуждающими, устрашающими и – в этом она никому не признавалась – чертовски сексуальными.

Из чего вовсе не следовало, что Сакс научилась читать в его душе́. Линкольн Райм держал карты при себе и не собирался раскрывать их даже перед своей помощницей.

Стреляй не задумываясь…

Что все это значит? На месте преступления ни в коем случае нельзя стрелять, если есть хоть какой-то способ этого избежать. Даже одиночный выстрел может безнадежно загрязнить место преступления углеродом, серой, ртутью, сурьмой, свинцом, медью и мышьяком, уничтожив жизненно важные улики. Райм рассказывал, что как-то раз, вынужденный стрелять в спрятавшегося на месте преступления преступника, он больше всего беспокоился о том, что уничтожит улики. А когда Сакс, решив, что в кои-то веки оказалась прозорливее его, заметила: «Райм, но какое это имело значение? Ведь преступник был бы в твоих руках, так?», Райм язвительно возразил: «А что, если у него были сообщники? Что тогда?»

Чем же отличается этот Танцор у гроба от остальных преступников, если не считать его дурацкого прозвища? Только тем, что он, кажется, чуть умнее простого мафиози и наемного убийцы?

Райм предложил осмотреть ангар за один час. Сакс показалось, что он согласился на это исключительно ради Перси Клэй. Что было совершенно на него не похоже. Если Райм считал нужным, он, не задумываясь, изолировал место преступления на несколько дней.

Эти вопросы не давали покоя Амелии Сакс, которая терпеть не могла вопросы без ответов.

Но время на размышления кончилось. Резко крутанув руль микроавтобуса, Сакс въехала в широкие ворота аэропорта Мамаронек, спрятавшегося в лесах округа Уэстчестер на севере Манхэттена. Здесь обслуживались и самолеты крупных компаний – «Юнайтед экспресс», «Американ игл», но в основном на аэродроме стояли реактивные лайнеры мелких фирм, не имевшие маркировки.

Въезд охранялся полицейскими. Они проверили и перепроверили документы у рыжеволосой красавицы, одетой в джинсы и ветровку, управлявшей передвижной лабораторией департамента полиции Нью-Йорка. Увидев указатель «Гудзон-Эйр», Сакс направилась в ту сторону и нашла в конце ряда коммерческих терминалов небольшое кирпичное здание.

Быстро выскочив из машины, она представилась двум полицейским, охранявшим ангар и небольшой серебристый самолет со стремительными обводами, стоящий там. Амелия с удовлетворением отметила, что ангар полностью обнесен ограждением из желтой ленты. Но размеры ангара были удручающими.

Всего один час? Да для осмотра такой территории не хватит и целого дня!

Огромное тебе спасибо, Райм.

Сакс быстро поднялась в контору.

Там стояли кучками десятка два мужчин и женщин. В основном лет двадцати-тридцати, кто в костюмах, кто в рабочих комбинезонах. Наверное, до вчерашнего вечера это была группа энтузиастов-единомышленников. Теперь лица состарила тревога.

– Здесь есть человек по имени Рон Тэлбот? – спросила Сакс, демонстрируя свой серебряный значок.

К ней подошла женщина лет пятидесяти, самая старшая из присутствующих.

– Я Салли-Энн Маккей, – представилась она. – Управляющая офисом. Что с Перси?

– С ней все в порядке, – осторожно ответила Сакс. – Где мистер Тэлбот?

Вышедшая из кабинета брюнетка лет тридцати в мятом синем платье обняла Салли-Энн за плечи. Та участливо сжала ей руку:

– Лорен, как ты?

На опухшем лице Лорен застыло выражение ужаса.

– Вам уже удалось установить, что произошло? – спросила она Сакс.

– Мы только начали расследование… Итак, где мистер Тэлбот?

Салли-Энн, вытерев слезы, указала взглядом на дверь в углу. Войдя в кабинет, Сакс увидела грузного мужчину с двойным подбородком и спутанными седоватыми волосами. Тяжело дыша, мужчина изучал компьютерную распечатку. Когда он оторвал взгляд, Сакс поняла, что он тоже плакал.

– Я следователь Сакс из полиции Нью-Йорка, – представилась она.

Мужчина кивнул.

– Вы его уже нашли? – спросил он, выглядывая в окно, словно надеясь увидеть пролетающую мимо душу Эда Карни. – Убийцу, – пояснил Тэлбот, поворачиваясь к Сакс.

– В настоящий момент мы разрабатываем несколько версий.

Амелия Сакс, полицейский во втором поколении, прекрасно владела искусством давать уклончивые ответы.

В дверях кабинета появилась Лорен.

– Я не могу поверить, что его больше нет, – сквозь слезы выдавила она. – Кто мог такое сделать? Кто?

Сакс, несколько лет прослужившей в патрульной службе, не раз приходилось сообщать скорбное известие родным и близким, но она так и не смогла привыкнуть к наполненным болью голосам.

– Лорен, – взяла молодую женщину за руку Салли-Энн, – Лорен, отправляйся домой.

– Нет! Я никуда не уйду. Я хочу знать, кто, черт побери, это сделал! О Эд…

Сакс подошла к столу, за которым сидел Тэлбот:

– Мне нужна ваша помощь. Скорее всего, преступник прикрепил бомбу снаружи к обшивке самолета, под кабиной. Нам необходимо установить, где он мог это сделать.

– Снаружи? – нахмурился Тэлбот. – Но как?

– С помощью магнита и клея. Клей к моменту взрыва не успел полностью затвердеть, так что это произошло перед самым взлетом. Тэлбот кивнул.

– Можете на нас рассчитывать. Сделаем все, что в наших силах.

Сакс похлопала по висящей на бедре радиостанции:

– Сейчас я свяжусь со своим начальником. Он в Манхэттене. Мы зададим вам несколько вопросов.

Надев наушники с микрофоном, она нажала кнопку вызова.

– Райм, я на месте. Ты меня слышишь?

Связь осуществлялась на стандартной полицейской частоте, и по правилам требовалось обращаться друг к другу исключительно по позывным и так далее. Но Сакс и Райм редко придерживались этого предписания. Голос Райма, отразившись от одному Богу известно скольких спутников, заворчал в наушниках:

– Слышу. Долго же ты ехала!

– Райм, не перегибай палку. Где находился самолет перед вылетом? – обратилась Сакс к Тэлботу. – Скажем, за час – час с четвертью?

– В ангаре, – без колебаний ответил тот.

– Как по-вашему, преступник мог незаметно пробраться к самолету? После того, как вы называете, когда пилот обходит вокруг самолета?

– После наружного осмотра? Думаю, мог.

– Но в ангаре же постоянно находились люди, – сказала Лорен. Приступ слез прошел; молодая женщина вытерла лицо. Она несколько успокоилась, и теперь ее глаза вместо страха горели решимостью.

– Будьте добры, представьтесь.

– Меня зовут Лорен Симмонс.

– Лорен у нас помощник руководителя полетами, – пояснил Рон Тэлбот. – Мой заместитель.

– Мы работали вместе со Стю, – продолжала Лорен, – нашим главным механиком – нашим бывшим главным механиком, переоборудуя самолет. Работали целые сутки непрерывно. И мы не видели никого постороннего.

– Значит, – сказала Сакс, – преступник установил бомбу после того, как самолет покинул ангар.

– Определи точную хронологию! – затрещал в наушниках голос Райма.

– Где именно находился самолет с того момента, как покинул ангар, и до взлета?

Сакс передала его вопрос Тэлботу и Лорен, и те провели ее в зал совещаний, заполненный диаграммами, таблицами, кипами книг и тетрадей. Лорен развернула подробный план аэродрома. Он был испещрен непонятными для Сакс цифрами и буквами, но здания и рулежные полосы были хорошо видны.

– Ни один самолет не может двинуться ни на дюйм, – хриплым баритоном сообщил Тэлбот, – без разрешения диспетчерской службы. «Чарли Джульетт»…

– Прошу прощения? «Чарли» – как?

– Номер самолета. Мы называем самолеты по двум последним буквам регистрационного номера. Си-Джей. «Чарли Джульетт». Он стоял в ангаре. Вот здесь… – Он указал место на плане. – Мы закончили погрузку…

– Когда? – крикнул Райм так громко, что Тэлбот услышал и без помощи Сакс. – Нам нужно точное время!

Бортовой журнал «Чарли Джульетт» превратился в пепел, а регистрационная лента ФАГА еще не была расшифрована. Но Лорен сверилась с записями компании.

– Диспетчер дал разрешение выруливать на взлетно-посадочную полосу в семь шестнадцать. А в семь тридцать Эд сообщил о том, что убрал шасси.

Райм услышал ее слова.

– Четырнадцать минут. Спроси, не останавливался ли за это время самолет и находился ли он постоянно в поле зрения.

Сакс повторила его вопрос.

– Наверное, здесь, – сказала Лорен, указывая место на плане.

Участок узкой рулежной полосы длиной около двухсот футов. С обеих сторон загороженный рядами ангаров.

– О, и это зона НВ для башни УВД! – воскликнула Лорен.

– Точно, – присоединился к ней Тэлбот, словно ее слова имели какое-то значение.

– Перевод! – крикнул Райм.

– Что это значит? – спросила Сакс.

– С башни диспетчерского пункта управления воздушным движением эта зона не видна, – объяснила Лорен.

– Точно! – послышался в наушниках торжествующий крик. – Сакс, оцепляй это место и ищи. Об ангаре забудь.

– Ангар мы осматривать не будем, – обратилась Сакс к Тэлботу. – Можете продолжать свою работу. Но мне нужно оцепить эту рулежную полосу. Вы можете связаться с диспетчерской?

– Связаться-то я могу, – с сомнением произнес тот. – Но вот понравится ли это диспетчерам…

– Если заартачатся, пусть звонят Томасу Перкинсу. Это глава манхэттенского отделения ФБР. Он свяжется с главным управлением ФАГА.

– В Вашингтоне? – недоверчиво переспросила Лорен.

– Именно с ним.

Тэлбот слабо улыбнулся:

– Это меняет дело.

Направившись к выходу, Сакс задержалась в дверях, тревожно оглядывая оживленное летное поле.

– Знаете, я на машине, – обратилась она к Тэлботу. – Есть какие-нибудь особые правила езды по аэродрому?

– Да, – ответил тот. – Постарайтесь не наехать на самолет.