Раздел второй. Гвардейские танковые армии
Танковый план Сталина
И.В. Сталин, при всех своих недостатках, отличался здравым суждением и умением быстро оценивать обстановку. Мы помним, что 3 сентября 1942 г. он заявил, что «ничего с танковыми армиями не получилось». Еще продолжали действовать 3, 4 и 5-я танковые армии, но Иосиф Виссарионович уже уловил суть процесса – танковые армии смешанного состава себя не оправдывают. А потому, стремясь иметь в своем распоряжении, как Верховный Главнокомандующий, мощные подвижные соединения и объединения, Сталин 20 декабря 1942 г. дал указание заместителю командующего бронетанковыми войсками Красной Армии по политической части генералу Н.И. Бирюкову разработать и представить для утверждения предложения о сформировании к концу мая 1943 г. 20 механизированных корпусов и двух-трех механизированных армий. В каждой армии намечалось иметь два механизированных, один танковый корпус и средства усиления[204].
Как видим, речь пока шла о механизированных армиях. При этом, в отличие от танковых армий смешанного состава, предусматривалось создать совершенно иное оперативное объединение – армию, состоявшую из подвижных соединений без стрелковых дивизий. Данная структура существенно упрощала и облегчала управление, снабжение и техническое обслуживание новых объединений и, следовательно, способствовала повышению искусства их боевого применения.
На этом сталинская мысль не остановилась. 19 января 1943 г. генерал Бирюков получает новое задание по расчету танков в танковой армии в двух вариантах[205]. Теперь Сталин остановился на ином объединении – танковом. По первому варианту в состав танковой армии должны были входить два танковых корпуса по 161 танку в каждом. Всего в армии 322 танка плюс 5 боевых машин для управления армии. По второму варианту в армии предполагалось иметь один механизированный корпус (219 танков, в том числе 163 Т-34 и 56 Т-70) и два танковых корпуса (в каждом 208 танков, в том числе 131 Т-34 и 77 Т-70). Всего в армии 640 танков (430 Т-34 и 210 Т-70).
Второй вариант больше всего устроил Сталина. Поэтому 23 января он принял решение иметь в танковой армии два танковых и один механизированный корпус. Но речь шла не об одной или двух армиях, генералу Бирюкову было приказано подготовить расчеты и проект постановления ГКО по формированию 12–15 танковых армий[206]. Это, если бы удалось претворить в жизнь такой план, стало бы всесокрушающим оружием в руках Советского Верховного Главнокомандования! Однако расчеты, проведенные в Главном бронетанковом управлении, показали нереальность такого плана. Для формирования только 10 танковых армий требовалось иметь 20 танковых и 10 механизированных корпусов, 6400 танков (из них Т-34 – 4300 и Т-70 – 2100). По расчетам, с 1 января по 1 июля 1943 г. ожидалось следующее количество танков, бронетранспортеров и бронеавтомобилей.
На фронтах на 1 января 1942 г. имелось всего 2810 танков. В 1942 г. фронты получили 24014 танков, а в январе 1943 г. – 1924 боевые машины. Всего на 1 февраля 1943 г. во фронтах должно было находиться 28743 танков, а имелось лишь 10850. Следовательно, потери составляли 17898 танков, или 62 %[207]. Генерал Бирюков, учитывая это, пришел к выводу, что при сохранении такого уровня потерь танковые армии скоро утратят свои боевые преимущества над противником, что грозило самыми пагубными последствиями. Если же изъять из общевойсковых армий 6400 танков для формирования 10 танковых армий, то войска могли остаться без подвижных частей и соединений.
Не все благополучно обстояло и с танковыми и механизированными корпусами, которые можно было включить в состав танковых армий. Вместо 20 набиралось 10 танковых корпусов, а вместо 10 механизированных корпусов лишь 6.
Однако задание Сталина никто не осмеливался оспаривать. 28 января 1943 г. на основе предложений Главного автобронетанкового управления Государственный Комитет Обороны принял постановление № ГОКО-2791сс «О сформировании десяти танковых армий» в феврале – июне 1943 г. (см. приложение 7)[208].
В танковую армию должны были входить:
– боевые части: управление армии; два танковых и один механизированный корпус, зенитная дивизия, мотоциклетный, истребительно-противотанковый, гаубичный артиллерийский, гвардейский минометный полки, авиационный полк связи У-2;
– части обслуживания: полк связи, автомобильный полк, инженерный, два ремонтно-восстановительных батальона (один танковый, один автомобильный);
– тыловые учреждения: политотдел танковых частей, редакция и типография, рота охраны полевого управления армии, рота Особого отдела НКВД (без одного взвода), штабная авторота, управления военного коменданта станции снабжения и полевой армейской базы, рота обслуживания полевой армейской базы, полевой артиллерийский склад, склады бронетанкового, автомобильного имущества, ГСМ, военно-технического снабжения, продовольственный, вещевой, санитарный склады, артиллерийская мастерская, армейские мастерские по ремонту средств связи и ремонту вещевого имущества, эвакотранспортная и обмывочно-дезинфекционная роты, сборный пункт аварийных машин, полевые автохлебозавод и подвижной хирургический госпиталь, автосанитарный взвод, санитарно-эпидемический и полевой прачечный отряды, полевая почтовая станция, военно-почтовая база, полевая касса Госбанка, военторг-база, отделение полевой связи.
В танковой армии намечалось иметь 430 танков Т-34 и 210 танков Т-70, а всего 640 танков. Общая численность армии – 46 121 человек.
Формирование танковых армий возлагалось на Военный совет бронетанковых и механизированных войск Красной Армии, а десяти армейских управлений – на начальника Генерального штаба Красной Армии. Начальнику Главного управления формирования и укомплектования войск Красной Армии и командующему бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии поручалось пересмотреть части обслуживания и тыловые учреждения для танковых армий в сторону их соответствующего сокращения.
Сроки готовности для танковых армий устанавливались: в марте – две танковые армии, в апреле – три, в мае – три и в июне – две танковые армии.
С этой целью командующему бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии поручалось сформировать для танковых армий:
– 10 танковых корпусов: в каждом – управление корпуса, три танковые и одна мотострелковая бригады, минометный, самоходный артиллерийский полки, гвардейский минометный дивизион, бронеавтомобильный, мотоциклетный и саперный батальоны, батальон связи, рота подвоза ГСМ, подвижные ремонтные базы (танковая и колесная), общая численность корпуса 9667 человек;
– 10 механизированных корпусов: в каждом – управление корпуса, три механизированные и одна танковая бригады, минометный, самоходный артиллерийский полки, гвардейский минометный дивизион, мотоциклетный, саперный, медико-санитарный батальоны, батальон связи, рота подвоза ГСМ, ремонтно-восстановительный батальон, полевой хлебозавод, полевая касса Госбанка, полевая почтовая станция, общая численность корпуса 15 740 человек;
– доукомплектовать 10 танковых корпусов, выводимых с фронтов, и включить их по одному в каждую танковую армию;
– на формирование танковых армий вывести с фронтов: 10 танковых корпусов, 45 танковых бригад, 15 танковых полков и 15 танковых батальонов.
Начальнику Главного управления формирования и укомплектования войск Красной Армии предписывалось сформировать для механизированных и танковых корпусов 30 механизированных бригад без танковых полков, 10 мотострелковых бригад, 40 мотострелковых, 30 саперных, 10 инженерных, 10 медико-санитарных батальонов, 20 полевых хлебозаводов, а также доукомплектовать 10 мотострелковых бригад и 30 мотострелковых батальонов. Механизированные и мотострелковые бригады следовало развернуть на базе стрелковых дивизий и стрелковых бригад, для чего в феврале – марте вывести с Карельского, Северо-Западного, Западного, Донского, Закавказского и Забайкальского фронтов, Дальневосточного военного округа и 7-й армии 10 стрелковых дивизий и 10 стрелковых бригад.
Начальник инженерных войск Красной Армии должен был передать Главупраформу к 10 февраля 1943 г. на укомплектование инженерных и саперных частей танковых и механизированных корпусов инженерные части численностью 15 200 человек, а начальник Генштаба Красной Армии и командующие фронтами – на укомплектование танковых и механизированных корпусов 25 500 человек из личного состава укрепрайонов.
Командующий артиллерией Красной Армии обязывался сформировать для танковых армий 10 зенитных дивизий в составе четырех зенитных артиллерийских полков каждая, 30 минометных, 30 самоходных артиллерийских, 20 истребительно-противотанковых артиллерийских, 10 гаубичных артиллерийских полков, а также доукомплектовать 70 истребительных противотанковых батарей.
Командующий гвардейскими минометными частями должен был сформировать 10 гвардейских минометных полков М-13 и 30 гвардейских минометных дивизионов М-13, командующий Военно-воздушными силами – 10 авиационных полков связи У-2, а начальник тыла Красной Армии – 10 автомобильных полков подвоза.
От начальника Главного управления кадров наркомата обороны, начальника Главного политического управления Красной Армии, командующего бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии и начальников Главных управлений НКО требовалось полностью укомплектовать формируемые танковые армии за 25 дней до срока готовности лучшим, с боевым опытом командным и начальствующим составом своего рода войск и служб.
Начальник Главного артиллерийского управления Красной Армии должен был обеспечить формируемые танковые армии, танковые и механизированные корпуса артиллерийским и стрелковым вооружением, а начальники Главных управлений НКО – всеми видами матчасти и имуществом в соответствии со сроками передачи сформированных частей командующему Бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии. Для формирования танковых армий требовалось 15 082 автомобиля и специальных машин.
Таким образом, постановление ГКО от 28 января 1943 г. предусматривало проведение в жизнь грандиозной программы – создание 10, а в перспективе 12 танковых армий. Однако эта программа не соответствовал возможностям того времени. Поэтому в 1943 г. были сформированы только пять танковых армий:
– по директиве № 46002 Ставки ВГК от 10 января 1943 г. – 2-я танковая армия;
– по директиве № 46021 Ставки ВГК от 30 января 1943 г. – 1-я танковая армия;
– по директиве НКО № 1124821 от 22 февраля 1943 г. – 5-я гвардейская танковая армия;
– по приказу № 46174 Ставки ВГК от 14 мая 1943 г. – 3-я гвардейская танковая армия;
– по приказу № 46194 Ставки ВГК от 26 июня 1943 г. – 4-я танковая армия.
20 января 1944 г. был издан приказ № 302001 Ставки ВГК о формировании еще одной – 6-й танковой армии.
По воспоминаниям генерала Н.И. Бирюкова, 14–16 октября 1944 г. было проведено совещание с участием командующих танковыми армиями. На совещании генерал П.С. Рыбалко поставил вопрос о создании «групп танковых армий под руководством командующего БТ и MB фронта или одного танкового командарма»[209]. Однако это предложение не нашло поддержки в Ставке ВГК.
Несмотря на то что постановление ГКО предусматривало формирование танковых армий однородного состава, первые две армии (1-я и 2-я) были смешанного состава, как и армии, которые формировались в 1942 г. Позже в организационно-штатную структуру танковых армий вносились некоторые изменения, издавались директивы и приказы, касающиеся вопросов их боевого применения.
На практике состав танковых армий был неодинаковым, так как он определялся директивами (приказами) на их формирование, а также имевшимися силами и средствами. В 64 наступательных операциях, проведенных танковыми армиями однородного состава, в 32 случаях они действовали в двухкорпусном составе. Только одна танковая армия (3-я гвардейская) в ходе всей войны имела три корпуса (два танковых и один механизированный). Двухкорпусная организация танковой армии не полностью отвечала сложившимся к 1943 г. принципам ее применения. К концу войны такая организация практически изжила себя, и почти все танковые армии стали иметь по три корпуса.
В некоторых наступательных операциях командующие фронтами для более успешного решения поставленных танковым армиям боевых задач временно включали в их состав дополнительно один-два корпуса. Так, в состав 4-й танковой армии (трехкорпусного состава) в Орловской операции были включены два танковых корпуса, в 5-ю гвардейскую танковую армию (трехкорпусного состава) в Криворожской и Кировоградской операциях – механизированный корпус.
Кроме корпусов в состав танковых армий входили отдельные танковые (механизированные) бригады и танковые полки. В оперативном построении танковых армий они обычно составляли резерв, используемый в ходе операции для развития успеха, усиления корпусов, обеспечения флангов, действий в качестве передового отряда армии и парирования неожиданных ударов.
7 мая 1943 г. вышло постановление № ГОКО-3309сс, которое обязывало командующего БТ и МВ Красной Армии прекратить с 8 мая формирование новых танковых батальонов, полков, танковых и механизированных бригад, танковых и механизированных дивизий корпусов и танковых армий. Пополнение танковых и механизированных частей и соединений на фронте требовалось производить маршевыми ротами.
30 января 1943 г. ГКО принимает постановление «Об обеспечении танковых армий гвардейскими минометными частями». 10 апреля издается приказ наркома обороны о включении в состав танковых армий двух истребительно-противотанковых артиллерийских (по 20 76-мм пушек), двух минометных (по 36 120-мм минометов), двух самоходных артиллерийских (по 9 СУ-76 и 12 СУ-122) полков и гвардейского минометного полка (реактивной артиллерии) – 24 боевые установки М-13. В начале 1944 г. в состав танковой армии вводятся самоходная артиллерийская, легкая артиллерийская бригады (48 76-мм и 20 100-мм пушек), а затем истребительно-противотанковая артиллерийская (72 орудия) бригады и гвардейский минометный полк (24 БМ-13). Кроме того, в двух танковых и механизированном корпусах было свыше 500 орудий и минометов. Несмотря на издание ряда приказов, танковые армии к 1944 г. не получили полностью всех положенных им артиллерийских частей, кроме гвардейского минометного полка. Поэтому приходилось придавать им на усиление 1–2 истребительно-противотанковых артиллерийских, 1–3 гвардейских минометных полка, а иногда и другие артиллерийские части.
Возможности средств ПВО танковой армии были сравнительно ограниченными. Они первоначально имели один-два зенитно-артиллерийских полка (в полку по 16 37-мм зенитных пушек и 16 12,7-мм зенитных пулеметов), что позволяло прикрыть лишь армейские пункты управления. Согласно приказу наркома обороны от 10 апреля 1943 г. в состав танковых армий были включены два зенитных артиллерийских полка (по 16 37-мм пушек и 16 ДШК). С середины этого года армия стала получать на усиление зенитную артиллерийскую дивизию РВГК четырехполкового состава (64 зенитных орудия, в том числе 16 85-мм и 64 12,7-мм пулемета). Дивизия могла прикрыть войска на площади 63 кв. км (9 км по фронту и 7 км в глубину) с плотностью 1,5 орудия на 1 кв. км. С учетом зенитных артиллерийских полков корпусов это обеспечивало прикрытие главной группировки войск вне движения. С началом же наступления, а также при перегруппировках эффективность зенитно-артиллерийского прикрытия резко снижалась вследствие недостаточной проходимости колесных машин зенитной артиллерии. Поэтому основные задачи по противовоздушной обороне танковых армий, особенно в ходе боевых действий, выполняла истребительная авиация. Количество выделяемых для этой цели истребительных авиационных соединений постоянно увеличивалось. Если в Белгородско-Харьковской операции 1-ю и 5-ю гвардейскую танковые армии прикрывали две истребительные авиационные дивизии, то в Белорусской операции прикрытие 5-й гвардейской танковой армии на отдельных этапах обеспечивалось силами до двух истребительных авиационных корпусов.
Из разведывательных частей танковые армии имели мотоциклетный полк, а некоторые из них и мотоциклетный или бронеавтомобильный батальон. К ведению разведки также привлекались мотоциклетные батальоны корпусов, роты (взводы) разведки механизированных (танковых) бригад. Из состава мотоциклетного полка, как правило, выделялись 1–2 разведывательных отряда (полоса ведения разведки 5–6 км, глубина до 50 км), а также несколько разведывательных групп и групп глубинной разведки. Мотоциклетные батальоны корпусов первого эшелона формировали 2–3 разведывательные группы (полоса ведения разведки 1,5–2 км, глубина 25–30 км). Из рот и взводов разведки бригад назначались разведывательные дозоры (полоса разведки – до 1,5 км, глубина – 10–15 км). Всего в танковой армии создавались 1–2 разведывательных отряда, 8—11 разведывательных групп, 17–20 разведывательных дозоров, 2–3 группы глубинной разведки. Они способны были решать задачи в полосе наступления армии и на ее флангах на глубину 25–30 км, что ограничивалось главным образом возможностями по дальности средств связи. Данными о противнике, находящемся на удалении 100–300 км и более, обеспечивала фронтовая авиация. Передача с середины 1944 г. в оперативное подчинение командующим танковыми армиями части авиационных средств фронта способствовала, наряду с поддержкой действий наземных войск, более эффективному сбору сведений о противнике. Для ведения разведки использовались и самолеты связи ПО-2 армейского полка связи.
Обеспеченность танковых армий инженерными силами и средствами была невысокой. Они, как правило, один-три инженерных или саперных батальона, а в корпусах – саперный батальон. Несколько возросли возможности армий с середины 1944 г., когда в их составе были сформированы моторизованные инженерные бригады (два моторизованных инженерных, один понтонно-мостовой батальон). В результате плотность инженерных войск возросла в два-три раза. Кроме того, армия имела штатный понтонный батальон с парком Н2П, который позволял оборудовать мост грузоподъемностью 16 т и длиной 120 м или грузоподъемностью 60 т и длиной 50–60 м либо два парома такой же грузоподъемности. На десантных лодках можно было перевезти одним рейсом 1,3–1,5 тыс. человек. В ряде случаев армия получала на усиление инженерно-танковый полк (22 танка Т-34 и 18 тралов), понтонно-инженерную бригаду или мотопонтонный мостовый полк. И все же в большинстве наступательных операций танковые армии нуждались в усилении инженерными войсками, и прежде всего тяжелыми понтонно-мостовыми частями.
Из автотранспортных частей и подразделений танковые армии имели по два-четыре автотранспортных батальона, по две-три автороты подвоза ГСМ (по количеству корпусов), а с 1945 г. по одному автотранспортному полку. Танковый (механизированный) корпус располагал ротой подвоза ГСМ. По типовому составу в армии насчитывалось: грузовых автомашин – 4380–5000, специальных – 465–740, легковых – 163–236[210]. Такое количество должно было полностью удовлетворить потребности войск в материальных средствах. Однако армии имели не более 70–80 % автотранспорта от штатной потребности, что усложняло выполнение этой задачи[211]. Еще хуже положение было с тракторами, которые боевым соединениям и частям почти не выделялись.
Из ремонтных и эвакуационных частей и подразделений танковые армии располагали двумя ремонтно-восстановительными батальонами, двумя-тремя эвакотракторными ротами и одним-двумя сборными пунктами аварийных машин. В танковом (механизированном) корпусе имелись танкоремонтная и подвижная авторемонтная базы, в танковой (механизированной) бригаде – рота технического обеспечения. С учетом войсковых ремонтных средств танковые армии выполняли 85 % всех средних ремонтов[212].
Танковые корпуса, входившие в состав армии, к началу 1944 г. имели по штату три танковые бригады (по 65 танков в каждой) и мотострелковую бригаду, три самоходных артиллерийских полка (СУ-152 – 12, СУ-122 – 16, СУ-76 – 21), минометный и зенитно-артиллерийский полки и другие части и подразделения. Всего в корпусе насчитывалось около 11 тыс. человек, 209 танков (КВ – 1, Т-34 – 208), 49 САУ, 152 орудия и миномета, 8 установок БМ-13 и 1295 автомашин. Механизированный корпус состоял из трех механизированных и одной танковой бригад, трех самоходных артиллерийских, минометного и зенитно-артиллерийского полков и других частей и подразделений. Корпус по штату имел более 16 тыс. человек, 197 танков (Т-34 – 176, Т-70 – 21), 49 САУ, 252 орудия и миномета, 8 установок БМ-13, 1835 автомашин[213].
В целом развитие организационно-штатной структуры танковых армий в 1943–1945 гг. было направлено на увеличение огневой мощи, ударной силы, подвижности и маневренности танковых армий. По типовому штату танковая армия однородного состава имела около 800 танков и САУ. Однако боевой состав танковых армий не был постоянным, он зависел от ряда факторов, в том числе от обстановки и стоящих задач. Численность личного состава танковой армии чаще всего составляла 43–50 тыс. человек. Она имела 550–700 танков и САУ, а иногда и более. В конце войны танковая армия трехкорпусного состава, как правило, насчитывала свыше 50 тыс. человек, 850–920 танков и САУ, около 800 орудий и минометов, более 5 тыс. автомобилей[214].
В своем труде «Танковый удар: танковая армия в наступательной операции фронта по опыту Великой Отечественной войны» генерал армии А.И. Радзиевский приводит таблицу роста численности личного состава, вооружения и боевой техники танковых армий в годы войны, которой мы воспользуемся. Средние данные приведены по опыту 40 армейских наступательных операций.
Анализ таблицы показывает, что состав танковых армий с 1942 по 1945 г. увеличился примерно на одну треть по личному составу, примерно в два раза по танкам и САУ и в четыре раза по артиллерии. По сравнению с танковыми армиями смешанного состава армии однородного состава обладали большей ударной силой и огневой мощью, а также мобильностью из-за отсутствия немоторизованных соединений. Значительно возросли и возможности по обеспечению боевых действий. Наличие отдельных танковых и самоходных артиллерийских бригад позволяло иметь сильный подвижный танковый резерв либо при необходимости быстро выделять передовой отряд.
Танковые армии, являясь мощным средством Ставки ВГК, предназначались для усиления фронтов, наносивших главные удары. Их предусматривалось использовать преимущественно для развития оперативного успеха в наступательных операциях. Не исключалось применение их и в обороне. Исходя из запаса хода по горючему танков и САУ (130–450 км), армия могла вести наступление с одной заправкой и дополнительными баками на глубину 150–250 км. Армия, насчитывая 550–700 танков и САУ, могла нанести поражение танковому корпусу противника, насчитывавшему 200–500 танков и штурмовых орудий. Наличие в армии до 850 орудий и минометов позволяло создавать среднюю плотность на направлении главного удара до 50–80 орудий и минометов на 1 км фронта. Артиллерия армии была способна осуществлять поддержку атаки танков и мотопехоты на глубину 4–8 км. В целом артиллерийские возможности танковой армии обеспечивали успешные ее действия в качестве подвижной группы фронта.
Танковые и механизированные корпуса, являясь оперативно-тактическими соединениями, могли самостоятельно решать различные задачи: развивать успех в оперативной глубине, преследовать отходящего противника, захватывать важные рубежи и объекты, наступать против поспешно перешедшего к обороне противника, вести борьбу с его танковыми и моторизованными соединениями. При усилении стрелковыми соединениями, гаубичной и тяжелой артиллерией, тяжелыми танками и инженерными частями они, кроме того, могли решать задачи прорыва обороны, подготовленной в полевых условиях. С учетом боевой напряженности, обеспеченности горючим, боеприпасами и характера действий эти корпуса могли непрерывно наступать в течение 5–6 суток с темпом 50–60 км и более, находясь в отрыве от главных сил армии на удалении 30–40 км.
Отдельная танковая бригада (три танковых батальона, моторизованный батальон автоматчиков и другие подразделения), имея 65 танков Т-34, составляла, как правило, резерв командующего армией. Она часто действовала в качестве армейского передового отряда. Отдельная самоходная артиллерийская бригада (65 САУ) чаще всего выделялась в резерв командующего армией.
Танковая армия могла быть усилена отдельными танковыми полками (21–35 танков), тяжелыми танковыми полками (21 танк КВ), самоходными артиллерийскими полками (16–20 СУ-85, СУ-100, СУ-122)[215]. Они, как правило, придавались корпусам, действовавшим на главном направлении.
В ходе войны совершенствовались структура и техническое оснащение органов управления с учетом боевого опыта и роста экономических возможностей страны.
Первый штат полевого управления танковой армии был утвержден Ставкой ВГК в феврале 1943 г. По своей структуре оно было почти аналогично полевому управлению общевойсковой армии и танковых армий смешанного состава. Вместе с тем предстоящий характер действий танковых армий предопределил при их создании ряд особенностей состава органов управления. В частности, они были несколько подвижнее общевойсковых и танковых армий смешанного состава, имея на 15–20 % меньше личного состава. Кроме того, в составе полевого управления отсутствовало управление командующего БТ и МВ армии. В 1944–1945 гг. личный состав штаба был сокращен со 103 до 88 человек главным образом за счет лиц, не связанных непосредственно с руководством войсками. Удельный вес подразделений обеспечения и обслуживания снизился с 40 до 21 %. Укомплектованность штаба, по опыту 1, 3 и 4-й танковых армий, стала составлять 100 % и более вместо 60–65 % в 1943 г.[216].
Для бесперебойного управления войсками танковые армии имели отдельный полк связи (10–15 радиостанций, в том числе 3–4 большой мощности, 18 телеграфных аппаратов), две отдельные кабельно-шестовые роты, одну отдельную телеграфно-строительную роту или отдельную телеграфно-эксплуатационную роту. С середины 1943 г. танковой армии, как правило, придавался линейно-кабельный батальон, что расширило возможности использования проводных средств. В некоторых операциях танковые армии усиливались отдельными кабельно-шестовой и телеграфно-строительными ротами, линейным батальоном и батальоном связи ВЧ. Они также получили авиационный полк связи (32 самолета По-2). В целом танковые армии достаточно хорошо были оснащены радиосредствами, подвижными и проводными средствами связи. Однако при ведении боевых действий в горно-лесистых районах (Трансильванские Альпы, районы юго-западнее и западнее Вены, горный хребет Большой Хинган) ощущалась необходимость в усилении танковых армий более мощными радиостанциями.
При формировании танковых армий на руководящие должности были назначены хорошо подготовленные в военном отношении генералы и офицеры, имевшие значительный боевой опыт (см. заключение). Несколько сложнее обстояло дело с комплектованием штабов и отделов полевых управлений армий. В результате нехватки кадров часть штабов и отделов укомплектовывалась в 1943 г. не полностью, нередко офицерами, не имевшими высшего военного образования, ранее не работавшими в армейском звене. В последующем степень укомплектованности органов управления танковых армий значительно возросла, достигая, как правило, к началу операции 100 %. Более того, с середины 1944 г. создавался резерв офицерского состава до 10 % штатной численности с целью восполнения потерь в ходе операции. Одновременно возросло количество офицеров штабов и отделов, имеющих высшее военное образование. Если в 1943 г. они составляли всего 15–18 %, то в 1945 г. – 40–45 %, а с учетом переподготовки на курсах при академиях – до 55 %[217].
В 1943–1944 гг., как и в предыдущие годы, большое внимание уделялось изучению опыта боевого применения танковых и механизированных частей и соединений и доведению его до войск.
Как уже говорилось, 16 октября 1942 г. был издан приказ № 325 наркома обороны «О боевом применении танковых и механизированных частей и соединений». Он был положен в основу их действий в наступательных и оборонительных операциях, проводившихся с ноября 1942 г.
Кроме того, командиры и штабы танковых армий руководствовались и другими документами. Так, 20 декабря 1943 г. командующим бронетанковыми и механизированными войсками фронтов, командующим танковыми армиями, командирам танковых и механизированных корпусов были направлены указания штаба Бронетанковых и механизированных войск Красной Армии № 1106651 по организации взаимодействия танковых и механизированных войск с авиацией и артиллерией по опыту Белорусского фронта (приложение № 8)[218]. Их суть сводилась к тому, чтобы вызов и перенацеливание авиации в полете осуществлялись с наблюдательного пункта командира танкового корпуса через радиостанцию офицера связи авиационного штаба. При организации взаимодействия с артиллерией рекомендовалось, чтобы управление огнем по заявкам танковых бригад осуществлялось через штаб поддерживающей артиллерийской дивизии, а вызов огня в интересах всего танкового корпуса по наиболее важным объектам – из штаба артиллерии танкового корпуса через штаб артиллерийского корпуса.
24 января 1944 г. издается директива штаба Бронетанковых и механизированных войск Красной Армии № 481509с о недочетах в боевых действиях танковых войск и мероприятиях по их устранению (см. приложение № 9)[219]. К основным недостаткам в подготовке личного состава и частей в целом, а также в организации взаимодействия и боевых действий на поле боя относились: недостаточное знание офицерским составом частей и штабов организации частей противника и способов его борьбы с танками; слабое ведение разведки противника и местности, особенно командирами рот и взводов; неконкретная постановка задач танковым экипажам; назначение исходных позиций танковым частям в 700–800 м от переднего края противника (вместо установленных 1–3 км) и их занятие в светлое время суток, что позволяло противнику обнаружить сосредоточение танковых частей и соединений; недостаточная подготовка механиков-водителей в вождении танков по незнакомой и изобилующей препятствиями местности; плохая организация наблюдения за полем боя и эвакуации подбитых и аварийных танков. С целью устранения этих недостатков предписывалось: до 1 марта 1944 г. всему офицерскому составу изучить организацию войск противника, тактико-технические данные его танков, противотанковых средств и методы их борьбы; обратить особое внимание на организацию и ведение разведки перед боем и в ходе боя; отработать боевые порядки и сигналы управления танковыми частями; обратить особое внимание на скрытность сосредоточения танков на исходных позициях; тренировать экипажи в ведении наблюдения за полем боя из танка, ведении огня с ходу, коротких остановок и вождении танков по резко пересеченной местности; обеспечить своевременную эвакуацию и восстановление подбитых и аварийных танков.
С учетом накопленного опыта был разработан «Боевой устав бронетанковых и механизированных войск Красной Армии» в двух частях. Он был подписан 13 февраля 1944 г. И.В. Сталиным и введен в действие соответствующим приказом наркома обороны. Первая часть устава касалась боевого применения танка, танкового взвода и роты, а вторая часть – батальона, полка и бригады. Требования устава предписывалось применять, строго сообразуясь с обстановкой. При этом каждому начальнику и бойцу предоставлялась самостоятельность в выполнении поставленной задачи. С вводом в действие нового устава был отменен «Устав бронетанковых войск РККА, часть первая (УТВ-1-38 г.)».
Итак, начнем свой рассказ о 1-й гвардейской танковой армии.
Первая гвардейская танковая армия
В соответствии с постановлением № ГОКО-2791сс от 28 января 1943 г. И.В. Сталин и Маршал Советского Союза Г.К. Жуков 30 января подписали директиву № 46021 Ставки ВГК о формировании к 8 февраля 1-й танковой армии, назначении командующим армией генерал-лейтенанта танковых войск М. Е. Катукова, членом Военного совета армии – генерал-майора Н.К. Попеля, начальником штаба армии – генерал-майора Н.С. Дронова. На укомплектование армии предписывалось обратить полевое управление 29-й армии с частями обеспечения и тыловыми учреждениями, переименовав это управление в управление 1-й танковой армии. В ее состав включались: 3-й механизированный и 6-й танковый корпуса; 112-я танковая бригада; две стрелковые и одна зенитная дивизия; четыре лыжные бригады; 62, 63, 64 и 7-й отдельные танковые, гаубичный артиллерийский, два истребительно-противотанковых артиллерийских полка; минометный полк РГК; авиаполк связи У-2[220]. Для пополнения 3-го механизированного и 6-го танкового корпусов направлялись танки, 7,5 тыс. человек, 550 автомашин, по одному минометному полку, по одному отдельному батальону связи, а для 6-го танкового корпуса – дополнительно два гвардейских минометных полка, отдельный гвардейский минометный дивизион и саперный батальон. Всем начальникам главных управлений НКО предписывалось обеспечить формируемые части вооружением, материальной частью и всеми видами имущества, а также выделить специалистов по каждому роду войск.
Как видно, боевой состав новой танковой армии по-прежнему был смешанным. Армия сосредоточивалась в районе Осташкова. Ее формирование осуществлялось медленно, так как снежное бездорожье затруднило прибытие частей и соединений. Кроме того, в районе формирования не было ни горючего, ни боеприпасов, ни продовольствия, ни фуража. Плечо подвоза – от пункта формирования до ближайшей базы снабжения – составляло 250 км. Начальник штаба генерал Н.С. Дронов и его ближайшие помощники слабо разбирались в специфике танковых соединений, а поэтому нередко возникали неувязки. Поэтому генерал М.Е. Катуков срочно отозвал из 3-го механизированного корпуса своего боевого соратника М.Т. Никитина и назначил его начальником оперативного отдела штаба армии. Это позволило потихоньку нормализовать работу штаба армии. Вскоре по просьбе командарма по решению маршала Жукова на должность начальника штаба армии был назначен начальник штаба 22-й армии генерал-майор М.А. Шалин.
Несмотря на все трудности, к 17 февраля формирование 1-й танковой армии было завершено. По директиве № 30039 Ставки ВГК от 6 февраля 1943 г. ее намечалось включить в состав Особой группы войск генерала М.С. Хозина Северо-Западного фронта и использовать для разгрома ленинградско-волховской группировки противника[221]. Однако наступление войск фронта, начатое 15 февраля, к успеху не привело. 1-й танковой армии так и не довелось принять участие в Демянской операции (кодовое наименование «Полярная звезда»). 23 февраля армия была выведена в резерв Ставки ВГК.
Вскоре 1-я танковая армия получила новую задачу. Согласно директиве № 30072 Ставки ВГК от 11 марта она перебрасывалась в район Обояни и с 13 марта вместе с 21-й армией передавалась в подчинение командующего Воронежским фронтом[222]. Но уже 21 марта по директиве № 30079 Ставки ВГК 1-я танковая армия была передана в резерв представителя Ставки Маршала Советского Союза Г.К. Жукова. Ему разрешалось использовать армию на Воронежском фронте по своему усмотрению – в полном составе или по частям[223].
Пока шло сосредоточение 1-й танковой армии в районе Обояни, войска Воронежского фронта, отойдя в ходе оборонительных сражений на 100–150 км, остановили 25 марта противника на рубеже Краснополье, Белгород и далее по р. Северский Донец до Чугуева, образовав здесь южный фас так называемого Курского выступа.
12 апреля, согласно директиве № 37903 Генерального штаба, из состава Северо-Западного фронта в подчинение командующего 1-й танковой армией передавалась 100-я танковая бригада[224]. 25 апреля по директиве № 46126 Ставки ВГК армия с 28 апреля включалась в состав войск Воронежского фронта[225].
Войска 1-й танковой армии совместно с другими армиями фронта готовились к Курской битве. Большое внимание уделялось инженерному оборудованию обороны. В ходе оборонительных работ были отрыты траншеи, ходы сообщения, сооружены капониры, дзоты, блиндажи, созданы искусственные препятствия. Одновременно была организована боевая и политическая подготовка. Экипажи учились метко стрелять из танка, стоящего в окопе или движущегося на противника. Много внимания уделялось вопросам взаимозаменяемости в экипажах. Совместно с частями 6-й гвардейской армии проводились совместные учения. Главный упор делался на овладение искусством непрерывного управления подчиненными в любой обстановке. В мае в 1-й танковой армии была проведена двухдневная командно-штабная игра на тему «Контрудар танковой (механизированной) бригады во взаимодействии с другими родами войск», а в июне – на тему «Ввод танкового соединения в прорыв»[226]. Под руководством командующего БТ и MB Воронежского фронта генерала H.H. Радкевича проводились командно-штабные учения с привлечением штабов 1-й танковой армии, 2-го гвардейского и 5-го гвардейского танковых корпусов[227]. Они выявили ряд недостатков в подготовке комсостава корпусного звена, связанный с разработкой боевых документов, организацией связи и разведки.
Одновременно происходили изменения в организационно-штатной структуре 1-й танковой армии. В соответствии с директивой № 39041 Генштаба от 4 июня, в состав 31-го танкового корпуса, формируемого в 1-й танковой армии, из 3-го механизированного корпуса передавались 1-я гвардейская и 49-я танковые бригады, а также 112-я танковая бригада. В состав 3-го механизированного корпуса включались 7-й и 62-й отдельные танковые полки. Еще два отдельных танковых полка (63-й и 64-й) 7 июня передавались в распоряжение командующего войсками Степного военного округа[228]. Согласно директиве № 39175 Генштаба от 17 июня, состав 31-го танкового корпуса был изменен: вместо 112-й, 1-й гвардейской и 49-й танковых бригад он включал 100-ю танковую бригаду и вновь сформированные на базе 7, 62, 63 и 64-го танковых полков 237-ю и 242-ю танковые бригады[229].
Несмотря на принятые меры, к 1 июля 1943 г. не удалось полностью выполнить план по комплектованию 1-й танковой армии. Во всех корпусах отсутствовали самоходные артиллерийские полки и полки ПВО, недоставало зенитно-пулеметных рот. Кроме того, 31-й танковый корпус не имел положенные по штату истребительно-противотанковые артиллерийские и тяжелый минометный полки, мотострелковую бригаду, мотоциклетный батальон и авиазвено связи. В армии отсутствовал армейский мотоциклетный полк. Армейский 385-й авиационный полк легких бомбардировщиков имел некомплект 12 самолетов У-2. В оперативное подчинение командующему 6-й гвардейской армией были переданы 538-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк 6-го танкового корпуса, армейские 1008-й истребительно-противотанковый артиллерийский и 16-й гвардейский отдельный минометный полки.
Курская стратегическая оборонительная операция (5—23 июля 1943 г.)
13 марта 1943 г. А. Гитлер принял решение о разгроме основных сил Красной Армии на центральном участке советско-германского фронта в целях захвата вновь стратегической инициативы и изменения хода войны в свою пользу. В оперативном приказе № 5, подписанном фюрером, командующему группой армий «Юг» генерал-фельдмаршалу Э. фон Манштейну предписывалось к середине апреля сосредоточить мощную танковую группировку севернее Харькова, а командующему группой армий «Центр» генерал-полковнику Г. фон Клюге – ударную группировку южнее Орла. Обе группировки должны были встречным ударом в общем направлении на Курск окружить и уничтожить советские войска внутри Курского выступа. Этот выступ для обеих сторон имел важное стратегическое значение: советские войска могли нанести сильные удары по тылам и флангам орловской и белгородско-харьковской группировок противника, а он, в свою очередь, – провести встречные удары из районов Орла и Белгорода на Курск.
Задачи войск и мероприятия по их обеспечению в новой наступательной операции, получившей условное наименование «Цитадель», были изложены в оперативном приказе Гитлера за № 6 от 15 апреля[230]. Цель наступления – «посредством массированного, беспощадно и быстро проведенного каждой из атакующих армий наступательного удара из района Белгорода и южнее Орла окружить находящиеся в районе Курска силы противника и концентрированным наступлением уничтожить их. В ходе этого наступления следует выйти на укороченную и сберегающую наши силы линию фронта…»[231].
Для реализации плана операции «Цитадель» Верховное Главнокомандование вермахта создало две мощные группировки[232].
Первая была развернута против войск Центрального фронта (48, 13, 70, 65, 60-я, 16-я воздушная и 2-я танковая армии, 9-й и 19-й отдельные танковые корпуса; генерал армии К.К. Рокоссовский). Здесь командующий группой армий «Центр» сосредоточил 26 дивизий 9-й и 2-й полевых армий, в том числе 6 танковых, одну моторизованную, отдельный батальон тяжелых танков и 7 дивизионов штурмовых орудий. Эта группировка имела 460 тыс. человек, около 6 тыс. орудий и минометов и до 1200 танков и штурмовых орудий. Войска Центрального фронта насчитывали свыше 710 тыс. человек, 5280 орудий всех калибров, свыше 5600 минометов, 1783 танка и САУ, около 1100 самолетов. Превосходство над противником составляло по живой силе, танкам и САУ в 1,5 раза, а по орудиям и минометам – в 1,8 раза.
Вторая группировка была создана против Воронежского фронта (6-я и 7-я гвардейские, 38, 40, 69-я, 2-я воздушная армии, 35-й гвардейский стрелковый корпус, 1-я танковая армия, 2-й и 5-й гвардейские танковые корпуса; генерал армии Н.Ф. Ватутин). Здесь были развернуты 24 дивизии 2-й полевой, 4-й танковой армий и оперативной группы «Кемпф»[233] групп армий «Центр» и «Юг», в том числе 8 танковых и одна моторизованная дивизии, два отдельных батальона тяжелых танков и дивизион штурмовых орудий. Эта группировка имела 440 тыс. человек, 4 тыс. орудий и минометов и до 1500 танков и штурмовых орудий[234]. Войска Воронежского фронта насчитывали около 630 тыс. человек, свыше 4 тыс. орудий всех калибров, 4150 минометов, 1661 танк и САУ, около 1100 самолетов. Воронежский фронт превосходил противника по живой силе в 1,4 раза, в орудиях и минометах – в 2, а в танках и САУ – в 1,1 раза.
В тылу Центрального и Воронежского фронтов были развернуты стратегические резервы, объединенные в Степной военный округ (командующий – генерал-полковник И.С. Конев). В его состав входили 4-я и 5-я гвардейские, 27, 47, 53-я, 5-я гвардейская танковая, 5-я воздушная армии, один стрелковый и три кавалерийских, 3-й, 4-й гвардейские и 10-й танковые, 1, 2 и 3-й гвардейские механизированные корпуса. Войска округа насчитывали 573 тыс. человек, около 4 тыс. орудий, 4 тыс. минометов, 1550 танков и САУ[235].
Если превосходство в танках и САУ в количественном отношении было на стороне Центрального, Воронежского фронтов и Степного военного округа, то в качественном отношении противник имел преимущество. Он располагал значительным количеством танков Т-V и T-VI и штурмовых орудий «Фердинанд», обладавших мощным вооружением и броней. В бронетанковых и механизированных войсках советских фронтов более 30 % танков и САУ составляли легкие машины.
И.В. Сталин по предложению маршала Г.К. Жукова в середине апреля решил, укрепляя оборону на всех важнейших направлениях, сосредоточить основные усилия севернее и южнее Курска, где, как ожидалось, должны развернуться основные события. Здесь предполагалось создать сильную группировку войск, которая, отразив удары противника, должна была перейти в наступление, нанося главный удар на Харьков, Полтаву и Киев с целью освобождения Донбасса и всей Левобережной Украины. На маршала Жукова возлагалось общее руководство Центральным и Воронежским фронтами. «Таким образом, оборона наших войск была, безусловно, не вынужденной, – отмечал Жуков, – сугубо преднамеренной, и выбор момента для перехода в наступление Ставка поставила в зависимость от обстановки. Имелось в виду не торопиться с ним, но и не затягивать его»[236].
Особенностью планирования применения бронетанковых и механизированных войск Центрального и Воронежского фронтов явилось то, что до 90 % танков было сосредоточено на вероятных направлениях главных ударов противника. Танковые армии находились во вторых эшелонах, а танковые корпуса – в резерве фронтов. Они предназначались для нанесения контрударов по нескольким вариантам в зависимости от направлений главных ударов противника. Так, 1-я танковая армия готовила пять вариантов контрударов. Главным считался контрудар в полосе 6-й гвардейской армии. 2-я танковая армия получила задачу быть готовой нанести контрудары на трех направлениях; основным из них считался контрудар в полосе 13-й армии.
Противник располагал сведениями о том, что советские войска готовятся встретить его наступление на Курской дуге упорной обороной. Гитлер несколько раз переносил срок начала операции «Цитадель». И только 1 июля он окончательно решил начать ее 5 июля. О готовности противника к переходу в наступление было известно и органам советской разведки. При этом назывались разные сроки: сначала 10–12 мая, затем – 19–26 мая и 3–6 июля.
В ночь на 5 июля в штаб Центрального фронта позвонил командующий 13-й армией генерал Н.П. Пухов. Он доложил, что захваченный пленный сообщил о начале немецкими войсками наступления около 3 часов утра. Этому сообщению поверили, хотя противник не мог начать наступление крупными силами пехоты и танков в темноте, ведь время восхода солнца в этот день было в 4 часа 33 минуты. Просто не учли разницу по берлинскому (по нему жила германская армия) и московскому времени в один час. Тем не менее, в 2 часа 20 минут командующий фронтом генерал К.К. Рокоссовский с разрешения представителя Ставки ВГК маршала Г.К. Жукова отдал приказ о начале 30-минутной артиллерийской контрподготовки, в которой участвовало 2460 орудий и минометов. На Воронежском фронте артиллерийская контрподготовка началась в три часа утра. Ее эффективность оценивается по-разному. Так, Г.К. Жуков считал, что она «нанесла врагу большие потери и дезорганизовала управление наступлением войск, но мы все же ждали от нее больших результатов. Наблюдая ход сражения и опрашивая пленных, я пришел к выводу, что как Центральный, так и Воронежский фронты начали ее слишком рано: немецкие солдаты еще спали в окопах, блиндажах, оврагах, а танковые части были укрыты в выжидательных районах. Лучше было бы контрподготовку начать примерно на 30–40 минут позже»[237].
Столь же реально оценивает результаты артиллерийской контрподготовки и маршал И.С. Конев. «Следует заметить, что на обоих фронтах первый мощный огневой удар был нанесен по главным средствам атаки. Однако сорвать наступление противника не удалось… Эффект контрподготовки мог бы быть выше, если бы более точно были определены места сосредоточения пехоты и танков врага в исходном положении в ночь на 5 июля, и если бы она была начата в тот момент, когда противник вышел из укрытий после ночного отдыха перед боем»[238].
В отличие от Жукова и Конева маршал А.М. Василевский считал, что артиллерийско-авиационная контрподготовка дала исключительный эффект, так как противник с трудом смог начать наступление вместо 3 часов утра 5 июля тремя часами позже[239].
Однако военачальники вермахта Э. Манштейн в своей книге «Утерянные победы» и Г. Гудериан в «Воспоминаниях солдата» артиллерийскую контрподготовку, проведенную 5 июля советскими войсками, почему-то даже не упомянули.
В 4 часа 30 минут 5 июля противник начал артиллерийскую и авиационную подготовку. В 5 часов 30 минут он силами четырех танковых (18, 9, 20, 12-я) и пяти пехотных (78, 86, 6, 7, 258-я) дивизий нанес удар в стык между 13-й и 70-й армиями Центрального фронта. После ожесточенных боев противнику удалось потеснить в районе Ольховатки части 15-й и 81-й стрелковых дивизий 13-й армии. Попытка командующего фронтом генерала Рокоссовского 6 июля контрударом силами 16-го танкового корпуса 2-й танковой армии, 19-го танкового корпуса[240] и 17-го гвардейского стрелкового корпуса 13-й армии на Архангельское восстановить положение на левом фланге 13-й армии успеха не имела. В то же время противник был остановлен перед второй полосой обороны и понес большие потери. Тогда он решил с утра 7 июля попытать счастье на других направлениях. Но контрудар врага вдоль железной дороги на Поныри к успеху не привел. И только в направлениях на Ольховатку и Теплое ему удалось к исходу дня продвинуться на 2–3 км. В последующем ценой больших потерь противник к исходу дня 10 июля сумел вклиниться в оборону войск Центрального фронта на ольховатском направлении на 12 км, а на вспомогательных направлениях – всего лишь на 1–3 км. За это время силы противника истощились, и он перешел к обороне.
Упорные сражения развернулись в эти дни и на Воронежском фронте. Главный удар силами 4-й танковой армии (около 1 тыс. танков и штурмовых орудий) генерала Г. Гота был нанесен 5 июля в полосе 6-й гвардейской армии генерала И.М. Чистякова. По войскам 7-й гвардейской армии генерала М.С. Шумилова нанесла удар армейская группа «Кемпф» (свыше 400 танков и штурмовых орудий)[241]. Несмотря на упорное сопротивление войск 6-й гвардейской армии, противнику удалось на отдельных участках прорвать главную полосу ее обороны. Чтобы не допустить прорыва противника в направлении Обояни, командующий Воронежским фронтом генерал Н.Ф. Ватутин около шести часов вечера 5 июля приказал командующему 1-й танковой армией выдвинуть 6-й танковый и 3-й механизированный корпуса на второй оборонительный рубеж 6-й гвардейской армии. Им предстояло прочно закрепиться на рубеже Меловое, Яковлево. Одновременно предписывалось быть в готовности с рассветом 6 июля перейти в контрнаступление в направлении на Томаровку. В районы Тетеревино и Гостищево из резерва фронта выдвигались 5-й и 2-й гвардейские танковые корпуса в готовности также с рассветом 6 июля нанести контрудар в направлении Белгорода. Оба корпуса в оперативном отношении были подчинены командующему 6-й гвардейской армией.
Соединения 1-й танковой армии, совершив ночной марш, утром 6 июля перешли к обороне на указанном рубеже. В первом эшелоне оборонялись 6-й танковый и 3-й механизированный корпуса (всего 419 танков и САУ), а во втором эшелоне – 31-й танковый корпус (196 танков). В резерве находилась 180-я танковая бригада, прибывшая из 38-й армии.
По данным штаба 1-й танковой армии, непосредственно против ее войск наступал 48-й танковый корпус (моторизованная дивизия «Великая Германия», 3-я, 11-я танковые и 332-я пехотная дивизии, танковая дивизия «Адольф Гитлер» 2-го танкового корпуса СС). В полосе обороны 5-го и 2-го гвардейских танковых корпусов действовали танковые дивизии СС «Мертвая голова», «Райх» и 167-я пехотная дивизия.
Утром 6 июля противник возобновил наступление, нанося два удара: один из района Черкасского на северо-восток в направлении на Луханино, второй из района Быковки вдоль шоссе на Обоянь. До 160 танков четырьмя колоннами вышли на участок Чапаев, Шепелевка и пытались с ходу прорвать оборону. Но здесь они встретили мощный огонь стрелковых частей 6-го танкового корпуса генерала А.Л. Гетмана, а также отдельных танковых и артиллерийских соединений и частей. Противник группами по 40–50 танков четыре раза повторял атаки, но все они были отбиты. Вдоль Обояньского шоссе наступало до 400 танков. Их встретил 3-й механизированный корпус генерала С.М. Кривошеина, который в течение дня отразил 8 атак. «Уже первые донесения с поля боя под Яковлево показывали, – пишет М.Е. Катуков, – что мы делаем совсем не то, что надо. Как и следовало ожидать, бригады несли серьезные потери. С болью в сердце я видел с НП, как пылают и коптят тридцатьчетверки. Нужно было во что бы то ни стало добиться отмены контрудара. Я поспешил на КП, надеясь срочно связаться с генералом Ватутиным и еще раз доложить ему свои соображения»[242].
В это время генерала Катукова вызвал к прямому проводу Сталин. О том, какой между ними состоялся диалог, повествует Катуков в своих мемуарах «На острие главного удара»:
– Здравствуйте, Катуков! – раздался хорошо знакомый голос. – Доложите обстановку!
Катуков рассказал Сталину о том, что видел на поле боя собственными глазами.
– По-моему, – сказал Катуков, – мы поторопились с контрударом. Враг располагает большими неизрасходованными резервами, в том числе танковыми.
– Что вы предлагаете?
– Пока целесообразно использовать танки для ведения огня с места, зарыв их в землю или поставив в засады. Тогда мы могли бы подпускать машины врага на расстояние триста-четыреста метров и уничтожать их прицельным огнем.
Сталин некоторое время молчал.
– Хорошо, – сказал он наконец. – Вы наносить контрудар не будете. Об этом вам позвонит Ватутин.
Вскоре командующий Воронежским фронтом сообщил генералу М.Е. Катукову об отмене контрудара. «Я вовсе не утверждаю, – пишет Михаил Ефимович, – что именно мое мнение легло в основу приказа. Скорее всего, оно просто совпало с мнением представителя Ставки и командования фронта»[243].
Противник, не сумев прорваться через боевые порядки 6-го танкового и 3-го механизированного корпусов, перегруппировал силы и нанес удар по 5-му гвардейскому танковому корпусу генерала А.Г. Кравченко. Его части в это время совместно со 2-м гвардейским танковым корпусом наносили контрудар по правому флангу танковой группировки врага, рвавшейся на Обоянь. К утру 7 июля 5-й гвардейский танковый корпус, потеряв 110 боевых машин, под натиском превосходящих сил врага был вынужден отойти на новый оборонительный рубеж Беленихино, Тетеревино[244]. Противник, захватив Лучки, продвигался к Ясной Поляне. 2-й гвардейский танковый корпус полковника А.С. Бурдейного сумел частью сил форсировать Липовый Донец севернее Шопино, но сломить сопротивление врага не смог. По приказу командующего Воронежским фронтом корпус отошел на восточный берег реки.
В ночь на 7 июля генерал Ватутин приказал командующему 1-й танковой армией выдвинуть 31-й танковый корпус генерала Д.X. Черниенко в район Тетеревино, где враг прорвал оборону стрелковых частей. Корпусу предстояло уничтожить прорвавшегося противника. Для усиления корпуса командующий фронтом направил из своего резерва 29-ю истребительно-противотанковую артиллерийскую бригаду, 180-ю и 192-ю танковые бригады 38-й армии, а также два истребительно-противотанковых артиллерийских и один минометный полк, три истребительно-противотанковых артиллерийских дивизиона и два батальона противотанковых ружей[245]. Одновременно из полосы 3-го механизированного корпуса на укомплектование выводились понесшие большие потери 52-я и 67-я гвардейские стрелковые дивизии 6-й гвардейской армии. На угрожаемом направлении сосредоточивались усилия авиации фронта.
По просьбе командующего Воронежским фронтом Сталин распорядился выдвинуть в район севернее станции Прохоровка из состава 5-й гвардейской армии 10-й танковый корпус (185 танков и САУ) генерала В.Г. Буркова. Из состава Юго-Западного фронта начал выдвижение 2-й танковый корпус генерала А.Ф. Попова. Одновременно Ставка ВГК отменила ранее принятое решение о передаче 27-й армии Центральному фронту. Кроме того, на угрожаемое направление перебрасывались еще две общевойсковые армии. Воронежскому фронту была поставлена задача остановить стремительное наступление противника на рубеже р. Псел и захватить в свои руки инициативу.
На рассвете 7 июля части моторизованной дивизии «Великая Германия» и 11-й танковой дивизии нанесли удар вдоль обояньского шоссе по 3-му механизированному корпусу с целью охватить его левый фланг. Наступление поддерживала авиация группами по 60–80 самолетов. Противнику (до 700 танков и самоходных орудий) удалось потеснить соединения 3-го механизированного корпуса на 5–6 км. Для прикрытия своего левого фланга командующий 1-й танковой армией выдвинул 200-ю танковую бригаду 5-го танкового корпуса, а из резерва фронта была направлена 180-я танковая бригада.
Одновременно противник стремился выйти во фланг 31-му танковому корпусу, который противостоял танковой дивизии «Адольф Гитлер». Врагу удалось потеснить соединения корпуса на западную окраину Грезное и захватить Большие Маячки. В результате левый фланг 1-й танковой армии оказался отброшенным на северо-запад, а полоса ее обороны растянулась на 45 км. Для прикрытия этого направления генерал Ватутин приказал перебросить из 38-й и 40-й армий 309-ю стрелковую дивизию, три истребительно-противотанковые артиллерийские бригады, гаубичный, минометный и танковый полки, части 9-й зенитной дивизии. В свою очередь генерал Катуков усилил 31-й танковый корпус 192-й танковой бригадой и истребительно-противотанковым артиллерийским полком из состава 40-й армии.
Тем временем командующий Воронежским фронтом принял решение по нанесению в 11 часов 30 минут 8 июля контрудара по правому флангу вклинившейся группировки противника. Для этого привлекались четыре танковых корпуса (2-й и 5-й гвардейские, 2-й и 10-й), три стрелковые дивизии (89-я гвардейская, 183-я и 375-я) 69-й армии, 6-й танковый корпус 1-й танковой армии и левофланговые соединения 40-й армии. Замысел состоял в том, чтобы одновременным ударом пяти танковых корпусов при поддержке стрелковых соединений окружить и уничтожить правофланговые соединения 4-й танковой армии противника. Остальным войскам 1-й танковой армии предстояло выполнять прежнюю задачу – не допустить противника к Обояни и быть в готовности нанести контрудар в южном направлении. В подчинение командующему армией передавались 86-я танковая, 33-я пушечная артиллерийская бригады, два истребительно-противотанковых и один минометный полк.
Противник упредил контрударную группировку Воронежского фронта. Утром 8 июля, прикрывшись со стороны выдвигавшихся танковых корпусов фронта частью сил и противотанковыми средствами, он возобновил наступление против 1-й танковой армии. Части 6-го танкового и 3-го механизированного корпусов сумели удержать занимаемые позиции. Однако в полосе 31-го танкового корпуса части танковой дивизии «Адольф Гитлер» сумели прорваться к р. Сухая Солотинка, где вошли в соприкосновение с 11-й танковой дивизией 48-го танкового корпуса. Это вынудило части 3-го механизированного корпуса отойти к Кочетовке. Несмотря на это, генерал Ватутин приказал соединениям контрударной группировки атаковать противника. Но контрудар не достиг своей цели. Войска Воронежского фронта потеряли 343 танка и САУ, а 2-й танковый корпус СС по сведениям его штаба – 17 танков, а около 100 нуждались в ремонте[246]. В то же время положение 1-й танковой армии несколько упрочилось, а замысел противника по ее разгрому, выходу к р. Псел и форсированию реки с ходу был сорван. К исходу дня 8 июля на рубеже Красный Октябрь, Прохоровка, Козловка заняли оборону подразделения 11-й мотострелковой бригады 10-го танкового корпуса. Западнее оборонялась 237-я танковая бригада 31-го танкового корпуса. В район Прохоровки выдвигался из состава Юго-Западного фронта 2-й танковый корпус.
Утром 9 июля после массированных ударов авиации крупные силы вражеской пехоты и танков атаковали левый фланг 6-го танкового корпуса 1-й танковой армии, пытаясь захватить Сырцево и Верхопенье. Не добившись успеха на этом участке, противник двумя танковыми группами до 200 танков устремился на Кочетовку и Калиновку и прорвал боевые порядки 3-го механизированного и 31-го танкового корпусов. На следующий день противник силами моторизованной дивизии «Великая Германия» и 3-й танковой дивизии сумел прорвать оборону 67-й гвардейской стрелковой дивизии, оборонявшейся на стыке 6-го танкового и 3-го механизированного корпусов. После упорных боев противнику удалось прорваться на северо-запад и достичь населенных пунктов Новенькое, Новоселовка-2. В результате возникла угроза окружения 6-го танкового корпуса и 90-й гвардейской стрелковой дивизии, оборонявшихся юго-западнее Верхопенья. В этой связи генерал Катуков приказал им отойти на запад и совместно с 10-м танковым корпусом и 184-й стрелковой дивизией создать прочную оборону. В результате этих мер наступление противника захлебнулось и на правом фланге армии.
За пять дней ожесточенных боев враг сумел вклиниться в оборону войск Воронежского фронта на глубину около 35 км. В связи с напряженной обстановкой, создавшейся на белгородско-курском направлении, по решению Ставки ВГК Воронежский фронт был усилен из состава Степного фронта[247] 5-й гвардейской армией генерала А.С. Жадова и 5-й гвардейской танковой армией генерала П.А. Ротмистрова. При этом танковая армия сосредоточивалась в районе Бобрышево, Большая Псинка, Прелестное, Прохоровка с задачей быть в готовности отразить наступление противника, занявшего 8 июля Кочетовку. Армия генерала Жадова должна была выйти на р. Псел, занять оборону и не допустить дальнейшего продвижения противника на север и северо-восток.
По плану операции «Цитадель» предусматривалось, что ударные группировки групп армий «Центр» и «Юг» должны соединиться восточнее Курска на четвертый день, то есть 8 июля. Однако истек уже пятый день операции, а эта цель так и не была достигнута. После неудачных попыток прорваться к Курску вдоль шоссе на Обоянь противник решил сделать это восточнее, через Прохоровку. Войска, наступавшие на корочанском направлении, также получили задачу нанести удар на Прохоровку.
В свою очередь, советское командование решило разгромить вклинившиеся в оборону группировки противника на обояньском направлении. С этой целью намечалось утром 12 июля силами 5-й гвардейской и 5-й гвардейской танковой армий нанести мощный контрудар из района Прохоровки, а силами 6-й гвардейской и 1-й танковой армий с рубежа Меловое, Орловка в общем направлении на Яковлево. К проведению контрудара привлекалась также часть сил 40-й, 69-й и 7-й гвардейской армий. С воздуха наземные войска прикрывали 2-я и 17-я воздушные армии.
В 8 часов 30 минут 12 июля после авиационной и артиллерийской подготовки войска 6-й и 5-й гвардейских армий, 1-й и 5-й гвардейской танковых армий перешли в наступление. Одновременно в наступление перешла и ударная группировка врага. Началось крупное встречное танковое сражение, в котором с обеих сторон участвовало 1160 танков и самоходных (штурмовых) орудий (с советской стороны – 670, со стороны противника – 490)[248]. Соединения 5-й гвардейской танковой армии вместе с приданными 2-м и 2-м гвардейским танковыми корпусами сумели на отдельных направлениях продвинуться лишь от 1,5 до 3–4 км. 5-я гвардейская армия своими правофланговыми соединениями преодолела сопротивление вражеских войск и вышла к северной окраине Кочетовки, а на левом фланге вела оборонительные бои на р. Псел. Войска 6-й гвардейской и 1-й танковой армий имели незначительное продвижение. Причиной тому был недостаток времени для подготовки к контрудару, а также слабое артиллерийское и инженерное обеспечение.
Таким образом, войска Воронежского фронта не сумели разгромить группировку противника, вклинившуюся в его оборону. По уточненным данным противник 12 июля потерял 200 танков и штурмовых орудий из 420, а 5-я гвардейская танковая армия – 500 танков и САУ из 951-го[249].
К этому времени Верховное Главнокомандование вермахта решило прекратить дальнейшее наступление на Курской дуге. 13 июля в ставке Гитлера состоялось совещание с участием командующих группами армий фон Манштейном и фон Клюге. В докладе фон Клюге отмечалось, что в связи с большими потерями наступление 9-й армии не может продолжаться и не может быть потом возобновлено. «Так как фельдмаршал фон Клюге считал исключенным возобновление наступления 9-й армии, – вспоминал Манштейн, – и более того, считал необходимым вернуть ее на исходные позиции, Гитлер решил, одновременно учитывая необходимость снятия сил для переброски их в район Средиземного моря, остановить осуществление операции «Цитадель»[250].
Понеся большие потери (около 30 тыс. человек, свыше 700 танков) и опасаясь окружения своих войск, вклинившихся на глубину до 35 км, противник 16 июля начал планомерный отвод главных сил в исходное положение. Войска Воронежского, а в ночь на 19 июля и Степного фронта перешли к его преследованию и к 23 июля вышли на рубеж Черкасское, (иск.) Задельное, Мелехово и далее по левому берегу р. Северский Донец. В основном это был рубеж, занимаемый советскими войсками до начала операции.
В ходе Курской стратегической оборонительной операции войска Центрального, Воронежского и Степного фронтов сумели остановить наступление ударных группировок противника на орловском и белгородско-харьковском направлениях. При этом потери советских войск составили: безвозвратные – 70 330 и санитарные – 105 517 человек[251]. Замысел операции «Цитадель» был окончательно похоронен. Советское командование не только разгадало планы врага, но и достаточно точно определило место и время нанесения его ударов. Переход к преднамеренной обороне сыграл свою роль.
Для 1-й танковой армии участие в операции закончилось еще 14 июля. Ее войска и приданные армии соединения и части в ночь на 16 июля были выведены в тыл. Командование и Военный совет Воронежского фронта, оценивая боевые действия 1-й танковой армии в оборонительных сражениях на Курской дуге, сообщали в Ставку ВГК:
«Командованием Воронежского фронта 1-й танковой армии была поставлена боевая задача разгромить наступающие войска на белгородском направлении. Несмотря на численное превосходство сил противника на ряде участков фронта, ни одна часть, ни одно соединение армии не дрогнуло и не отошло ни на один метр без приказа старшего командира. Весь личный состав армии стойко и героически сражался, героизм в этих боях был массовым явлением. В этих боях все соединения армии соревновались в мужестве и отваге. Каждый боец и командир стояли насмерть и не пропустили врага… Успех в этих боях явился результатом хорошей выучки бойцов, командиров и политработников, результатом массового героизма, проявленного личным составом всех частей и соединений армии. Имена многих бойцов, командиров и политработников стали известны своими боевыми подвигами далеко за пределами армии. Примеров доблести и геройства, совершенных бойцами и командирами 1-й танковой армии, можно привести множество. Все они говорят о том, что командиры и политработники, партийные и комсомольские организации проделали большую работу по боевому сколачиванию частей и соединений, отличному овладению первоклассной военной техникой, воспитанию бойцов и командиров в духе советского патриотизма и жгучей ненависти к врагу»[252].
Эту высокую оценку войскам 1-й танковой армии предстояло оправдать в Белгородско-Харьковской стратегической наступательной операции (кодовое наименование «Полководец Румянцев»).
Белгородско-Харьковская стратегическая наступательная операция (3—23 августа 1943 г.)
Белгородско-Харьковская операция являлась завершающей операцией Курской битвы. Ее замысел состоял в том, чтобы мощным фронтальным ударом смежных крыльев Воронежского и Степного фронтов прорвать оборону противника на 22-километровом участке северо-западнее Белгорода, затем рассечь вражескую группировку с последующим охватом и разгромом ее в районе Харькова. Одновременно предусматривалось нанести вспомогательный удар из района Готни на Ахтырку, чтобы обеспечить действия главных сил Воронежского фронта с запада, а наступлением правого крыла (57-я армия) Юго-Западного фронта из района Мартовой на Мерефу оказать содействие Степному фронту в освобождении Харькова.
К началу операции войска Воронежского и Степного фронтов насчитывали 980,5 тыс. человек, более 12 тыс. орудий и минометов, 2400 танков и САУ, 1300 боевых самолетов[253]. Кроме того, для поддержки войск фронтов было выделено 200 самолетов авиации дальнего действия, часть сил 17-й воздушной армии Юго-Западного фронта и авиации Войск ПВО страны.
Советским войскам противостояли 4-я танковая армия, оперативная группа «Кемпф» (с 16 августа – 8-я армия) группы армий «Юг» (командующий – генерал-фельдмаршал Э. фон Манштейн) и авиация 4-го воздушного флота. Всего противник насчитывал около 300 тыс. человек, до 600 танков и штурмовых орудий, 3 тыс. орудий и минометов, более 1 тыс. боевых самолетов[254]. Он уступал советским войскам в 3,2 раза по живой силе, в 4 раза – по орудиям, минометам, танкам и САУ, в 1,5 раза – в авиации.
Противник прочно укрепил район Белгорода и Харькова. Тактическая зона обороны состояла из главной и вспомогательной полос общей глубиной до 18 км. Главная полоса (6–8 км) включала две позиции, опорные пункты и узлы сопротивления были соединены между собой ходами сообщения полного профиля. Вторая полоса простиралась на 2–3 км. Между первой и второй находилась промежуточная позиция. Населенные пункты были превращены в мощные крепости, а все каменные постройки подготовлены к круговой обороне.
Танковые армии Воронежского фронта планировалось использовать на главном направлении в качестве эшелона развития успеха в полосе наступления 5-й гвардейской армии. 1-я танковая армия получила задачу по развитию успеха правого фланга этой армии в направлении Томаровка, Богодухов, Валки, к исходу четвертого дня операции овладеть районом Богодухов, Валки, Новая Водолага и отрезать пути отхода харьковской группировки на юго-запад. Глубина задачи – до 120 км. 5-й гвардейской танковой армии предстояло развить успех в общем направлении на Золочев, Ольшаны, к исходу третьего дня операции овладеть районом Ольшаны, Люботин и отрезать пути отхода харьковской группировки на запад. Глубина задачи – около 100 км. Ввод обеих танковых армий намечалось осуществить в узких полосах: 1-я танковая армия в полосе шириной 4–6 км, а 5-я гвардейская танковая армия – около 5 км.
К началу операции произошли незначительные изменения в боевом составе 1-й танковой армии. В 3-м механизированном корпусе был добавлен зенитный артиллерийский полк и изъят мотоциклетный батальон, 6-й танковый корпус получил мотоциклетный батальон и самоходный артиллерийский полк, а 31-й танковый корпус – истребительно-противотанковый артиллерийский полк и отдельный истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион.
На подготовку к наступлению отводилось 10 суток. В течение этого времени танкисты изучали местность в полосе предстоящих действий, характер обороны противника, организовывали взаимодействие, готовили материальную часть и пополняли запасы материальных средств. Со всеми взаимодействующими частями и соединениями была организована телефонная и радиосвязь, а также связь с использованием подвижных средств. В армии и корпусах были созданы оперативные группы, которые должны были двигаться за первым эшелоном наступающих войск. С офицерами штабов проводились тренировки и занятия на ящиках с песком по отработке управления войсками. Большое внимание уделялось проведению мероприятий по дезинформации противника, что позволило привлечь его внимание к сумскому направлению и обеспечить внезапность ударов в районе Белгорода.
3 августа после мощной артиллерийской и авиационной подготовки ударные группировки советских фронтов перешли в наступление. Одновременно партизаны приступили к проведению в тылу врага операции «Рельсовая война». На Воронежском фронте 5-я и 6-я гвардейские армии к середине дня продвинулись всего на 4–5 км. Поэтому для наращивания удара в сражение были введены соединения первого эшелона танковых армий и 5-й гвардейский танковый корпус. Развивая успех стрелковых дивизий, они завершили прорыв тактической зоны обороны, вышли передовыми частями на рубеж Томаровка, Орловка, продвинувшись на 12–26 км. В результате томаровский и белгородский узлы сопротивления противника были разобщены.
Конец ознакомительного фрагмента.