Глава 3
В течение последующих месяцев все вроде бы устаканилось. Между Байрамовым и Синявским время от времени происходили стычки, к которым постепенно все настолько привыкли, что начинали удивляться, когда несколько дней подряд эти двое не собачились. Несмотря на постоянное недовольство директора театра, уже сейчас стало видно, насколько феерическим обещает быть шоу, насколько артисты преуспели в своем мастерстве и сплотились в желании сотворить на сцене чудо. Рита старалась без надобности не посещать репетиции, так как это грозило встречами с Игорем. Не то чтобы это было ей неприятно, но она с некоторых пор начала замечать, что Жаклин проявляет к Байрамову повышенный интерес. Когда Рита случайно заставала парочку мирно беседующей в перерыве или смотрела им вслед, когда они, держась за руки, выходили из театра, ей хотелось догнать Байрамова и вцепиться в его красивую холеную физиономию ногтями. Она отлично сознавала, что испытывает банальную ревность, но ничего не могла с этим поделать.
Со спектаклем же все шло как нельзя лучше. Они успевали в срок, уже были доставлены декорации, от которых пришли в восторг решительно все, включая Синявского. Костюмы проходили последние примерки и испытания в движении, ведь ничто не должно стеснять танцовщиков во время выступления. За весь период лишь одно маленькое событие немного обеспокоило Риту. Как-то она засиделась в отцовском кабинете допоздна. Зазвонил телефон, и она сняла трубку. На другом конце провода приятный мужской голос осведомился, с кем он говорит. Она ответила, что с адвокатом Григория Синявского.
– Тогда, полагаю, вы в курсе того, что срок возврата долга истек месяц назад, – сказал незнакомец. – Господин Синявский не дает о себе знать, и мы решили сами напомнить о себе.
– Простите, кто это «мы»?
– Господин Синявский знает.
Рита понятия не имела, о каком долге речь, так она и сказала звонившему, на что он ответил:
– Мы допускаем, что Григорий Сергеевич решил не посвящать вас в это дело, но данный факт ничего не меняет.
Ее слух снова резануло это «мы» – уж больно зловеще оно прозвучало.
– Прошу вас передать господину Синявскому, – продолжал между тем мужчина, – чтобы он завтра же связался он знает с кем, иначе, боюсь, может возникнуть деликатная ситуация.
В трубке раздались короткие гудки, а Рита кинулась к отцу с докладом. К ее удивлению, он не выглядел ни расстроенным, ни обеспокоенным, а сказал, чтобы она не забивала себе голову ерундой, и что он завтра же разберется с этим вопросом. Тем не менее, несмотря на вежливость незнакомца, у нее остался от разговора неприятный осадок.
Через несколько дней отцу пришлось отправиться по делам в Москву. Встал вопрос о руководстве труппой в отсутствие Синявского. Он никогда не имел заместителя. Рита не удивлялась, ведь это означало бы разделение обязанностей, следовательно, и авторитета. А двух «генералов» в одном театре быть не могло! В труппе работали несколько репетиторов, но ни один из них не мог полноценно заменить художественного руководителя. Рита предложила отцу кандидатуру Мити Строганова, но Синявский сказал, что все уже улажено: пока он в Москве, во главе постановки встанет Байрамов. Он уехал, наказав дочери каждый день звонить с отчетом о том, как идут дела. Так что, несмотря на нежелание ежедневно сталкиваться с Игорем, Рите пришлось смириться.
В первый же день она почувствовала, насколько свободней и доброжелательней стала обстановка в театре без отца. Байрамов оказался не менее суров в роли руководителя, но не тираничен, и все это оценили. Труппа не то чтобы расслабилась, а как-то оттаяла: то и дело слышались смех и забавные комментарии к происходящему. А самое интересное, что это не отразилось на усердии танцовщиков. Игорь требовал от них не меньше, чем Великий и Ужасный, но обращался с ними как с профессионалами, не переходя на личности. В этом и состояло главное различие в их методах руководства. Само собой, в телефонных беседах с отцом Рита оставляла свое мнение при себе и лишь сухо излагала факты. В последующие несколько дней у нее почти не было времени заниматься театром, так как навалились два процесса по основной работе, и она чуть ли не ночевала в суде. Ее главным «осведомителем» в этой ситуации стал Митя. Они очень сблизились, и Рите даже начало казаться, что Митя испытывает к ней не только дружеский интерес. Что ж, он симпатичный, забавный, доброжелательный и вполне может составить достойный противовес отношениям Байрамова с Жаклин, которые, судя по всему, заходили все дальше. Если с Игорем Рита находилась в постоянном напряжении, подсознательно вынужденная занимать оборонительную позицию, то с Митей все обстояло иначе, просто и спокойно, без подводных течений.
Однако на третий день, сняв трубку, Рита не узнала Митин голос.
– У нас ЧП! – сбивчиво заговорил он. – Не понимаю, как так получилось, наверное, рабочие напортачили…
– Да что случилось-то? – встревожилась она.
– Понимаешь, наверное, его плохо закрепили…
– Что закрепили? – начала терять терпение Рита. – Говори толком, ты меня пугаешь!
– Прожектор этот дурацкий! – заорал вдруг Митя в трубку. – Он рухнул во время репетиции, когда на сцене была куча народу!
– Есть пострадавшие?! – похолодела она.
– Несколько, – вздохнул Митя. – Да ты не паникуй, ничего особо серьезного…
– Что значит «ничего серьезного»?
Митя замялся.
– Двое статистов получили травмы, – сказал он наконец. – И Игорь. Его реакция спасла: видимо, услышал треск и успел отскочить, но все равно его задело по плечу и по ноге. Всех троих увезли в больницу. Я решил, что ты захочешь…
– В какой он… они больнице? – перебила Рита.
– Святого Георгия, на Поклонке.
В пути до больницы в воображении Риты возникали картины, одна страшнее другой. Отец оставил ее за старшую. Рита должна была за всем присматривать, а вместо этого неизвестно чем занималась!
Влетев в приемный покой, она кинулась к дежурной медсестре:
– К вам доставили недавно троих с травмами, где они?
Девица лет двадцати окинула Риту взглядом уставшей от жизни женщины. Ей, наверное, казалось, что нет на свете более беспокойных людей, чем друзья и родственники пациентов. В этот самый момент она мазала кроваво-красным лаком ноготь на мизинце, и появление посетительницы отвлекло ее от этого важного занятия.
– Сюда привозят много кого, – фыркнула она. – Фамилии?
И тут Рита сообразила, что не знает ни одной фамилии, кроме байрамовской. Она даже не спросила у Мити, кто двое других!
– Одного зовут Игорь Байрамов, – сказала она тем не менее. – И… еще двое с ним.
Медсестра послюнявила палец и начала листать толстую тетрадь. Зачем прямо перед ее носом стоит компьютер, если бедняжке приходится вести записи по старинке?
– Был Байрамов, – соизволила наконец ответить девица.
– Как его найти?
– Вона, врач дежурный их осматривал, – милостиво ткнула она пальцем в пробегающего мимо крупной рысью низкорослого паренька в белом халате. Рита рванула следом и настигла его, зажав в узком проходе, в который с трудом мог протиснуться и один человек. От неожиданности молодой врач выронил какие-то папки, и они в беспорядке упали на пол. Ругаясь как извозчик, он принялся собирать документы. Рита помогала ему, одновременно задавая вопросы.
– Был Байрамов, – сказал врач, поднимаясь с коленок. – Ушел.
– Как – ушел? – изумилась она. – Он что, не пострадал?
Врач почему-то разозлился.
– Вы что, девушка, в самом деле! Думаете, к нам сюда здоровых привозят? Только он, как оклемался, вскочил – и деру! Такси вызвал с поста – и бывай здоров. А у него, между прочим, сотрясение средней тяжести и серьезные ушибы. Вот так все: убегают, как подорванные, а потом, кто виноват? Доктор виноват, не доглядел. Так доктор-то один, а вас, резвых таких, много!
Оставив молоденького эскулапа жаловаться на нерадивых больных, которые сами себе враги, Рита побежала к машине. Она не знала, огорчаться или радоваться тому, что Игорь не остался в больнице, но в одном не сомневалась: пока не увидит Байрамова собственными глазами, не избавится от чувства беспокойства.
Домик, в котором ныне обретался Игорь, оказался ничего себе: закрытая территория, охрана на стоянке, консьержка в подъезде. Охранник, правда, лишь молча окинул Риту тяжелым взглядом, зато пожилая консьержка вежливо поинтересовалась, к кому она направляется. Услышав ответ, консьержка спросила, ожидает ли ее «господин Байрамов».
– Вряд ли, – ответила Рита, которую допрос уже начал раздражать.
Тогда женщина, сохраняя на лице вежливо-приветливое выражение, попросила ее представиться, чтобы знать, как доложить о посетительнице. Миновав двойной кордон охраны, Рита чувствовала себя как Штирлиц, прошедший собеседование в гестапо. Она поднялась на последний, двадцать четвертый этаж. «Однако! – подумала девушка, увидев просторный холл перед лифтом. – За стриптиз неплохо платят!» На стенах – зеркала и картины с видами города, на площадке – два журнальных столика и кресла для желающих покурить (тут же, на столиках, предусмотрительно разместились пепельницы). Дальше следовала стеклянная дверь в широкий коридор, где напротив друг друга располагались всего две квартиры. Одна из них, обитая коричневой кожей, судя по номеру, принадлежала Байрамову. Рита надавила на кнопку звонка. Долго никто не подходил, и она позвонила опять. Видимо, дверь была звуконепроницаемой, так как открылась внезапно и без предупреждения, потому что Рита не услышала звука приближающихся шагов. На пороге стоял Игорь. Из одежды на нем были только линялые джинсы, а щекой и подбородком он прижимал к ключице полиэтиленовый пакет со льдом. Вокруг пакета разливалась кровянистая синева. Живописную картину завершал пластырь, приклеенный над бровью.
– Чем обязан? – спросил Байрамов.
Она мягко оттеснила его и просочилась внутрь. Квартира представляла собой просторное помещение типа студии (метров сто тридцать, по скромным прикидкам), в котором почти не было мебели, отчего оно выглядело еще больше. Один угол комнаты срезан косым окном. Диван с прикроватным столиком у стены. На противоположной стене – плазменная панель. В целом квартира выглядела так, словно ее обставлял модный дизайнер, но самому хозяину при этом глубоко наплевать на уют.
Рите хватило беглого взгляда, чтобы оценить обстановку, и она вновь посмотрела на Игоря, который встал в дверном проеме, упершись в косяк здоровым плечом. Он не сел и не предлагал присесть ей, будто давая понять, что разговор не затянется.
– Как ты себя чувствуешь? – мягко спросила Рита, стоя на почтительном расстоянии: настороженно-враждебный взгляд его темных глаз предупреждал, что приближаться не стоит.
– Так же, как выгляжу, – сухо ответил он.
– Так ужасно?
– Ты пришла, чтобы потом доложить папочке, в каком состоянии его собственность?
Зачем он так? Разве она виновата в том, что произошло, разве не могла прийти просто потому, что беспокоилась? Рита уже собиралась ответить грубостью и уйти, но, взглянув на лицо Игоря, поняла, что он сейчас рухнет на пол, и подскочила как раз вовремя, чтобы успеть его подхватить. Рита усадила Байрамова на диван, одновременно поправив подушки за его спиной. На лбу Игоря выступили крупные капли пота, и он с шумом выдыхал воздух из ноздрей.
– Тебе не следовало уходить из больницы, – заметила она, присаживаясь рядышком и внимательно глядя в его лицо. Но Байрамов не собирался терять сознание: он открыл глаза и попытался сфокусировать их на ней. Ему это удалось не сразу.
– Голова кружится? Тошнит?
Последовала пауза, а потом вялый кивок.
Поднявшись, Рита отправилась на кухню. Пооткрывав все шкафчики, она обнаружила залежи молотого кофе – пакетов шесть, не меньше. Это значило, что Байрамов все так же злоупотребляет кофеином, как и много лет назад. Рита схватила один пакет, включила конфорку и щедро насыпала в турку четыре ложки с горкой, залив водой. Поставив посудину на огонь, она добавила еще столько же ложек сахара. Плита нагрелась мгновенно, и в турке начала подниматься пена. Ядреная масса, которую Байрамов именовал «кофе», была готова. Рита налила ее в чашку, больше напоминающую бульонницу, и поспешила обратно в комнату. Байрамову явно полегчало. Цвет лица уже не казался землистым, но он, по-видимому, чувствовал себя не лучшим образом, потому что принял из ее рук сосуд, не сделав попытки выплеснуть содержимое ей в лицо. После нескольких глотков «живительного» напитка, от одного запаха которого у Риты кружилась голова, Игорь начал оживать. И как можно пить кофе такой концентрации? Будто жуешь кофейные зерна! Однако, по неизвестной причине, «блевчик», как сам Байрамов называл напиток, действовал на него благотворно.
– Теперь, когда ты очухался, – сказала Рита, – я предупреждаю, что спрятала все камни, палки и колюще-режущие предметы, чтобы ты и не думал кидаться ими в меня!
На лице Игоря появилось нечто, напоминающее улыбку. Он смотрел на нее из-под полуопущенных век, словно кот, напившийся валерьянки.
– Что он сделал с тобой? – глухо спросил он. – Что, раз тебе пришлось сбежать в чертову Англию?
Лицо Байрамова все приближалось, и наконец Рита уже не видела ничего, кроме его широко распахнутых глаз, а потом поняла, что не может дышать, потому что отвечает на поцелуй, боясь оторваться, чтобы набрать в легкие воздуха. Рита толком не знала, сколько это продолжалось, но возвращение к действительности было не слишком романтичным:
– …твою! – взревел Байрамов.
Рита отпрянула как ужаленная. Жутко ругаясь, он держался за синее плечо и шумно дышал.
– Прости, – пробормотала она, – я забыла!
Боль постепенно отпускала, и сжатые в тонкую линию губы Байрамова слегка расслабились.
– Так ты мне скажешь, как твой папаша заставил тебя меня бросить? – спросил он наконец.
– Он не заставлял, дело не в этом.
– Тогда в чем?
В голосе Игоря, несмотря на каменное выражение его лица, звучала растерянность. Неужели он до сих пор переживает? Он был так холоден с ней, даже презрителен, но, оказывается, старая рана не давала ему покоя? Или оскорбленное самолюбие? Что-то типа: Байрамова не бросают, это он решает, как и когда произойдет расставание…
– В том, – вздохнула она, откидываясь на спинку дивана и поджимая под себя ноги, – что он все равно не дал бы нам встречаться. Ты это знал, и я это знала, так что не было смысла себя обманывать. Ты слишком упрям, чтобы принять очевидное, поэтому мне самой пришлось решать.
Игорь нахмурился:
– То есть этот английский Макс был мифом?
– Мэтт. Его звали Мэтт, и он настоящий, живой человек. Но Мэтт появился гораздо позже того, как мы разошлись…
– Разошлись?! – вскипел Игорь. – Значит, вот как это называется! Ты уходишь, не отвечаешь на звонки и подговариваешь мать врать, что тебя нет дома!
– Прости, – тихо сказала Рита, не глядя на него. – Я действительно думала, что так будет лучше!
– Ты ненормальная! Ну почему ты никогда не думаешь своей головой, почему позволяешь другим управлять собой? Такое впечатление, что ты постоянно пытаешься что-то доказать отцу, но я никак не могу уяснить, что… А главное, зачем?
– Разве ты не понимаешь, что отец мог разрушить твою карьеру?! – закричала Рита, вскакивая на ноги и вытягиваясь перед Байрамовым во весь свой рост. Ее кулаки были прижаты к бедрам, и она чувствовала, как кровь пульсирует у нее в запястьях и у самого горла. – Он не хотел, чтобы мы были вместе, он… он считал нас родственниками!
– Да какими, к черту, родственниками?! – взревел Байрамов. – Это же ерунда какая-то! Просто он хотел, чтобы все шло по его плану!
– Да, – согласилась Рита, успокаиваясь. – Да, он так хотел. И, самое главное, он мог заставить нас. Я просто… не хотела давать ему такой возможности.
На некоторое время в помещении повисла зловещая тишина.
– Ты пытаешься сказать, – наконец прервал ее Игорь, – что порвала со мной, чтобы не заставлять меня выбирать между ним и тобой?
Она кивнула.
– Но почему ты посчитала, что имеешь право лишать меня выбора?
– Возможно, потому что боялась того, каким он может стать.
– То есть ты думала, что я выберу его?
Рита ничего не ответила и снова опустилась на диван, но подальше от Байрамова.
– Отец считал, что тебе ничто не должно мешать. И никто. В чем-то он был прав…
– Ты не соображаешь, что говоришь!
– Может, и нет, но без меня у тебя все было отлично, разве нет? Дела пошли в гору, ты стал номером один, и не только в Мариинке… Без отца у тебя ничего бы не вышло, и мы оба отлично это понимаем!
– И все-таки ты решила за меня. – Голос Игоря звучал на удивление спокойно. – Это неправильно. Ты даже не пришла меня навестить в больнице!
– Но я была там! – перебила Рита, не желая беспочвенных обвинений. На самом деле она вдруг почувствовала, что не может больше делать вид, что ей все безразлично, не может врать тому, кого всегда любила. – Мы с мамой сидели у входа в реанимацию и ждали, пока ты выйдешь из комы. Ты вышел, и отец захотел, чтобы я вернулась к Мэтту, ведь он считал, что мы поженимся.
– Он готов был отправить тебя к черту на кулички, лишь бы не видеть нас вместе! – процедил Игорь сквозь зубы. – Тиран чертов! А ты послушала его и как хорошая папина девочка уехала? И даже не поговорила со мной?
– Ты тогда был не в том состоянии… Но я приезжала потом.
– Приезжала? – не понял Игорь. – Когда?
– Когда ты проходил реабилитацию в Израиле. Я узнала адрес медицинского центра и рванула к тебе. Думала, мы сможем… Господи, честно говоря, я даже не знаю, что я думала!
– Как такое возможно, ведь я тебя не видел?
– Зато я тебя видела.
– То есть?
– Ты обжимался с какой-то блондинкой в больничном саду, и я поняла, что тебе не нужны ни мое сочувствие, ни моя любовь.
– Обжимался?
Игорь наморщил лоб, пытаясь понять, о чем она говорит.
– Видишь, ты даже не помнишь! – с раздражением воскликнула Рита, обиженная тем, что воспоминания, причиняющие ей боль, похоже, не сохранились в памяти Байрамова.
– Ей-богу… – пробормотал он. – Какая блондинка?
– Маленькая такая, толстозадая! – с явным удовольствием Рита сделала упор на последнее слово. – Но зато вся в золоте, с головы до пяток.
– А-а! – лицо Игоря внезапно осветилось. – Так ты, видимо, о Лиат говоришь!
– Вот как – Лиат, значит?
– Детка, ты лицо ее видела?
– Ну, вкусы у всех разные…
– Да не в этом дело, Марго – ей уже тогда полтинник был! Сзади пионерка, а спереди – пенсионерка, как говорится!
– Герантофил! – проговорила Рита, но уверенности у нее заметно поубавилось.
– Лиат – моя старинная поклонница – просто чтоб ты знала, – не обращая внимания на ее сарказм, продолжал Игорь. – Она была одной из немногих, кто поддерживал меня. Ты хотя бы имеешь представление, во сколько обошлась мне реабилитация?
Рита неуверенно качнула головой. Она считала, что все оплачивал отец.
– Лиат работала в туристическом бизнесе, – пояснил Байрамов. – Она нашла нужного специалиста и, несмотря на его занятость, убедила заняться мной. И заплатила. Она навещала меня в клинике, и ты, вероятно, видела именно ее. У нас действительно были очень теплые отношения, но вовсе не такие, как ты думаешь.
Рита хотела и одновременно боялась в это поверить. Боялась, потому что если он говорит правду, то лишь она виновата в том, что случилось потом – ее позорном бегстве, отказе общаться с Игорем, попытке создать семью с другим мужчиной… Что, если бы она не сбежала тогда, а все-таки решилась встретиться с ним лицом к лицу?
– Почему ты не вернулся на сцену? – спросила Рита после недолгого молчания. – Реабилитация же прошла хорошо?
– Хорошо? Я смог как следует стоять на обеих ногах только два с половиной года спустя после катастрофы! Ходить без трости – и того позже, а уж о танцах и речи быть не могло. Лучшие годы прошли, все места уже заняты – кому нужен танцовщик, который, возможно, уже далеко не так хорош, как раньше?
– Честно говоря, я…
– Я до сих пор не уверен, что правильно сделал, согласившись на эту авантюру.
– И почему же ты все-таки решился?
– Из-за Митяя. Он правильно говорит: никто из ребят, и он в том числе, не виноват в наших с твоим папашей «терках». Как и в том, что он вдруг запоздало надумал загладить свою вину.
– Загладить вину? – нахмурилась Рита. – Ты о чем? В чем папа виноват перед тобой – не в аварии же! Ты выпил и сел за руль, значит, должен был догадываться о возможных последствиях, ты же большой мальчик! Наоборот, папа спас тебя, вытащил из машины перед взрывом… Что между вами произошло?
Переливчатая трель ее мобильника произвела эффект разорвавшейся противотанковой гранаты: они оба вздрогнули. Дрожащими руками вытащив телефон, Рита поднесла его к уху.
– Приезжай в театр, – услышала она Митин голос. – У Жаклин есть новости по поводу упавшего прожектора!
– Еду, – коротко сказала Рита и отключилась. – Мне надо в театр, – сказала она Игорю. – Там что-то обнаружили в связи с несчастным случаем.
Лицо Байрамова стало непроницаемым. Несколько минут назад ей показалось, что не было этих восьми лет, но иллюзия рассеялась: его глаза снова смотрели холодно и равнодушно. Он не пошевелился, когда Рита вышла из комнаты.