Вы здесь

Танатотерапия. Практическое применение. 3. Танатотерапия как средство личностного роста ( Коллектив авторов, 2016)

3. Танатотерапия как средство личностного роста

3.1. Воронкина СИ. Танатотерапия и ответственность (г. Краснодар)

Сб. Основные направления развития региональной системы социально-психологической поддержки населения / Материалы ХШ региональной научно-практической конференции / Краснодар, 27–28 октября 2000 г., стр. 21–23.


В последние годы менталитет российского человека все более меняется в сторону осознавания собственной ответственности за происходящее в его личной, профессиональной, общественной жизни. Вместе с таким осознанием актуализируется дефицитарность именно в принятии ответственности, которое должно проявляться в движении от понимания к реализации, к воплощению: недостаточно знать и выражать согласие, необходимо принять на себя ответственность за осуществляемые выборы и их результаты в каждодневности своей жизни. Бесспорную категорию людей, которые, признав за собой авторство собственной жизни, и, зачастую, коренным образом изменив ее, составляют индивиды, получившие глубокий опыт утраты чего-то (кого-то) чрезвычайно ценного. Безусловно, наибольшую ценность представляет сама жизнь. Поэтому, оказавшись, как правило, неожиданно, в ситуации «перехода», «встречи лицом к лицу «со смертью, человек получает уникальную возможность оценить собственную жизнь с позиции приоритета ценностей желаемого и достигнутого, степени собственных усилий и направленности активности в достижении целей.

В соответствии с вышеозначенным можно предположить, что профессионально грамотное предоставление индивиду безопасно и эффективно смоделированного опыта умирания создает условия для изменения отношения к собственной жизни. При этом контекст неизбежности конечности бытия способствует более эмоционально острому, оценочному восприятию «жизни сегодняшней». Как правило, неудовлетворенность качеством ее проживания в большой мере связывается с собственным вкладом. Обретение возможности пережить подобный инсайт, минуя реальный, глубоко травматичный, опыт, реальную жизненную драму, дает тренинг танатотерапии.

С этой целью предлагается моделирование естественной, т. е. легкой смерти, главной характеристикой которой является расслабление (автор метода Баскаков В.Ю.). Это достигается наведением кинестетического транса, в результате которого оказываются задействованными телесный, эмоциональный, ментальный уровни. Данная технология осуществляется посредством телесных психотехник, экологичных и несложных, которые обеспечивают воспроизводимость результатов и рассчитаны на групповое (5–6 человек) выполнение[1].

Последнее актуализирует аспект взаимоотношений с другими, который зачастую также сопровождается инсайтом благодаря специфичности заданных условий.

Хотя сам процесс танатотерапии для решения задач принятия ответственности-авторства собственной жизни в большой степени самодостаточен, предлагаемый опыт не ограничивается им, а сопровождается активной работой с целями, ценностями, смыслами жизни, поисками ресурсов, опор и др.

Диагностика, проводимая до и после целостного процесса – инициации смерти (Люшер, УСК, семантический дифференциал, рисуночные методики др.) отражает динамику отношения к своей жизни с акцентом на собственном авторстве-ответственности за нее в целом и за отдельные ее сферы.

В данном сообщении выделен лишь один из множества аспектов использования танатотерапии в рамках экзистенциального и телесно-ориентированного подходов, что не исчерпывает его возможностей и определяет дальнейшие перспективы, например, в работе с кризисными состояниями и пр.

3.2. Устюжанина Е. Танатотерапия как средство личностного роста: проблемы и перспективы (дипломная работа, Москва 2011)

Цель: развитие рефлексивных навыков в танатотерапевтической практике.

Объект исследования – индивидуальное «социальное» тело человека, отражающее проблемы и противоречия как самой личности, так и всего современного общества.

Предмет исследования – исследование способов самопомощи методом танатотерапии и динамика личностных изменений.

На основании наблюдений и самонаблюдений была выдвинута следующая гипотеза: танатотерапия как практико-ориентированный метод способствует личностному росту, развитию рефлексивных навыков, восстановлению чувствительности и контакта с реальностью, принятию ответственности за свои выборы и их результаты, проявлению адекватной социальной активности.

Задачи исследования:

1. провести анализ литературы по проблеме смерти и умирания, переходов, расставания и их влияния на человека и его жизнь;

2. провести самоанализ происходящих изменений, прошлого опыта в контексте танатотерапевтической работы;

3. провести анализ полученных результатов работы;

4. обобщить полученный опыт наблюдений.

Методы исследования и работы. Теоретическая группа: анализ, синтез, систематизация, сравнение. Практическая группа: наблюдение, методы, используемые в танатотерапевтическом подходе, опрос, цветовое тестирование.

Новизна исследования и работы – предпринята попытка обобщить теоретические знания экзистенциальной проблематики на материале художественных, научно-популярных источников и применить их в личной танатотерапевтической практике.

Практическая значимость исследования и работы:

– расширяет представление о возможностях применения и использования танатотерапии;

– дает возможность переосмысления эклектически оформленных мыслей, представленных в литературных источниках;

– позволяет осмыслить взаимосвязи личностного роста и активных изменений в социальной ситуации.

Область применения – возможно широкое применение в психотерапевтической практике, при обучении слушателей, получающих квалификацию психолога, при подготовке психотерапевтов, танатотерапевтов, а также работа будет интересна людям, занимающимся самоисследованием.

Выбор темы обусловлен жизненными обстоятельствами, которые позволили актуализировать интерес к исследуемой тематике и заняться ею вплотную. Танатотерапия является деликатным способом самопомощи при столкновении с трудными жизненными ситуациями. А также универсальным инструментом личностного роста.

Введение

«С началом промышленного прогресса, замены энергии животного и человека механической, а затем ядерной энергией до замены человеческого разума электронной машиной мы чувствовали, что находимся на пути к неограниченному производству и, следовательно, к неограниченному потреблению; что техника сделала нас всемогущими, а наука – всезнающими. Мы были на пути к тому, чтобы стать богами, высшими существами, способными создать второй мир, используя мир природы лишь в качестве строительного материала для своего нового творения» (3).

Альберт Швейцер так подводит черту под этими словами Э.Фромма, что «чем больше мы превращаемся в сверхлюдей, тем бесчеловечнее мы становимся». Мы теряем связь с природой, мы гипертрофируем разум, абсолютно забывая про тело и чувства (а ведь еще в конце 18-го века Гете подмечает: «Сущее не делится на разум без остатка»), и, оправдывая свои действия, которые восславляют жизнь и сохраняют ее всякими мыслимыми и немыслимыми способами (5), мы как черт от ладана со всего духу несемся от смерти. Даже само слово «смерть» в обществе произносится полушепотом, с трудом, со страхом получить осуждение окружающих; а ее образ связан с одиночеством, бедностью, безликостью (5). Но игнорируя ее, разрывая естественную связь с процессами смерти и умирания, с природой, мы получаем «искаженную картину бытия», мы теряем «баланс фундаментальных процессов человека», подменяем истинные ценности и радости жизни тленными и суетными, «шелухой» (2, статья находится в печати).

Точно и емко о «здоровом образе смерти» (а значит, и жизни) повествует Редьярд Киплинг в своем стихотворении «Заповедь»:

…Умей поставить в радостной надежде,

На карту все, что накопил с трудом,

Все проиграть и нищим стать, как прежде,

И никогда не пожалеть о том…

Но очень редко для современного человека такое завершение, потеря чего-либо воспринимается как часть бытия, а не как персональная конечность. Именно поэтому вопрос личностного роста и развития, осознавание настоящих ценностей и проживание счастливой жизни в соответствии с ними, повышение гибкости мышления особо актуально звучит в нынешнем обществе.

1. Аналитический обзор литературных источников

1.1 Обзор художественных и научно-популярных источников

«Личностный рост» – понятие в психологии, которое изначально было сформулировано в рамках гуманистической концепции К. Роджерса и А. Маслоу, однако в настоящее время широко используется и другими психологическими направлениями. Причем в зависимости от самого направления представители формулируют подчас диаметрально противоположные определения этого понятия (например, совершенно по-разному смотрят на вопрос православные психологи и специалисты экзистенциального подхода). Поэтому для начала автор предпринял попытку найти свое определение личностного роста.

Особо откликнулось понимание личностного роста и развития, которым делится известный практический психолог Леви В.: «Что такое личностный рост? Если у человека становится больше: – интересов, а с тем и стимулов жить – смыслового наполнения жизни, – возможности анализировать – отличать одно от другого, – возможности синтезировать – видеть связи событий и явлений, – понимания людей (себя в том числе), а с тем и возможности прощать, – внутренней свободы и независимости, – ответственности, взятой на себя добровольно, – любви к миру и людям (к себе в том числе), то это и значит, что человек растет личностно» (10).

На основании этой точки зрения мы для себя сформулируем определение личностного роста как взросление личности, а именно, развитие навыков саморефлексии, восстановление чувствительности и контакта с реальностью, в частности, развитие эмпатии, осознавание своих интересов и принятие ответственности за их реализацию, проявление успешной межличностной коммуникации и адекватной социальной активности.

И, прежде всего, хочется обратить внимание на категорию людей, которые оказались в ситуации завершения чего-либо, потери кого-то или чего-то ценного, в ситуации «перехода». Именно эти индивиды получают уникальную возможность переосмыслить накопленный опыт, свой вклад в общественную и профессиональную жизнь, свои успехи в личной сфере. До настоящего времени несколькими авторами был затронут вопрос взросления личности, принятия ею ответственности за качество собственной жизни при столкновении со смертью. Мы остановимся на некоторых из них:

1. Раймонд Моуди, исследуя феномен смерти, обобщил рассказы и переживания более 150 людей, переживших клиническую смерть. Он пишет, что полученный опыт умирания оказывает глубокое влияние на жизнь этих людей и, особенно, на их представление о смерти и ее соотношении с жизнью. Многие говорили, что их жизнь стала глубже и содержательнее, появился интерес к вопросам экзистенциональной философии. Почти все подчеркивают важность стремления к глубокой любви, а также возросший интерес к своей учебе и развитию (4). Однако, несмотря на реальность и важность того, что с ними случилось, они отмечают и свое нежелание делиться прожитым опытом, потому что «современное общество вряд ли отнесется с пониманием и симпатией к свидетельствам подобного рода». Правда, есть и другая сторона медали – пережитое ими так трудно описать, так сложно вложить в прокрустово ложе современного образа мышления и языка, что «просто бесполезно пытаться что-то объяснять» (4). В любом случае, когда, благодаря Раймонду, эти люди узнали, что есть и другие, подобные им, они испытывали огромное облегчение.

2. Э. Кюблер-Росс. В своей работе она использовала беседы с более чем двумя сотнями обреченных больных, чей срок жизни составлял от 12 часов до нескольких месяцев. Она подчеркивает, что в целом в обществе изменилось психологическое восприятие процессов умирания и смерти – оно стало более механистичным, бесчеловечным, поэтому и вырос психологический страх смерти (5). Именно ее отношение к умирающим как к наставникам, попытки понять их потребности, а не решать за них, поиски корректной формулировки для сообщения «нелегких» диагнозов подчас творили чудеса: позволяли разрядить злость и гнев на персонал или близких и простить их, возникнуть новым смыслам и интересу к деятельности (трудотерапии), завершить важные дела вместо того, чтобы впадать в болезненное уныние, провести оставшийся короткий срок как обогащающий опыт (5).

3. Арнольд Ван Геннеп в своем труде «Обряды перехода» исследует обряды, то есть магически-религиозные действия, различных обществ, а также дает свою интерпретацию, почему обряды совершаются в определенном порядке. Автор обращает внимание на то, что человек в течение жизни проходит некоторые этапы (например, рождение, достижение социальной зрелости, брак, отцовство и проч.), сопровождающиеся определенными церемониями, цель которых обеспечить переход человека из одного определенного состояния в другое определенное состояние. И отмечает важность осознания этого перехода, полного проживания всех ритуальных действий, с ним связанных, чтобы завершить, закончить предыдущий жизненный этап, в полной мере прочувствовать расставание и потерю (свободы, отсутствие обязанностей и проч.), чтобы не оставался «хвост прошлого», который может забирать часть энергии и не позволит в полной мере встретить новое.

4. Как мы уже убедились ранее, и в художественной литературе разного времени, и в фильмах мы наблюдаем интерес к данной теме.

Смерть как место перехода, выбора, «где можно быть и негодяем, и героем», где необходимо сделать ответственный шаг, прослеживается в творчестве современного французского писателя Даниэля Пеннак:

«– Послушайте-ка, вы, может, хватит ругаться? – вступал тут третий голос- Вы мне мешаете читать и подаете дурной пример моим куклам.

– А! Вот и ты, как раз кстати! Разреши напомнить, ТВОЯ собака – это, между прочим, твоя забота!

Потный и Перечница, разом примирившись, единым фронтом повернулись к Пом, которая с книгой в руках, стоя в дверях гостиной, невозмутимо смотрела на родителей. Пес сидел между ними и не знал, что делать. Потный и Перечница внушали ему страх. Пом приводила в отчаяние. А в этот день она, пожалуй, ранила его больнее, чем когда-либо.

Потому что в ответ на слова родителей («твоя собака – это твоя забота») она сделала нечто невероятное. Ее взгляд с любопытством обежал гостиную, потом столовую, словно что-то отыскивая, она оглянулась на прихожую, на кухню и наконец, широко открыв глаза, сказала просто:

Какая собака?

И ушла к себе в комнату» (отрывок из книги «Собака Пес»). После того, как Пом его бросила (по сути, убила – прим. автора), пес решил сбежать из дома. И сбежал. От теплой похлебки и крыши над головой в неизвестность.

Эту же тему поднимает и Ромен Роллан в своем произведении «Очарованная душа»: «Да это и было своего рода материнство – рождение скрытой души. Она, как семя, зарыта в глубине человеческого перегноя, хранящего в себе отбросы поколений. Извлечь ее оттуда – дело целой долгой жизни. Да, целая жизнь уходит на это рождение человека. И часто акушеркой бывает смерть».


Здесь же хочется упомянуть еще о двух фильмах, коснувшихся этой проблематики.

В фильме «Городской романс» (1970) все усилия главного героя Евгения вернуть Машу идут впустую – и попытка начать отношения заново, и звонки, и слова:

– Маш, я не могу так. Но я не знаю, как сказать. Я не могу без тебя.

И только в конце фильма режиссер Петр Тодоровский использует смерть фронтовика как точку перехода, переворота в их отношениях, которая позволила встретиться с прошлым обидным опытом и принять его. Маша уже не просто идет, она бежит к человеку, который называет и считает ее своей женой.

В японском мультфильме «Босоногий Ген» отца, брата и сестру придавливает горящими балками, мать с Геном пытаются им помочь, но безуспешно. На их глазах умирают родные. И последняя просьба отца перестать плакать, быть взрослым и позаботиться о беременной матери:

«Отец: Ген, ты знаешь, что нужно сделать.

Ген: Что ты от меня хочешь?

Отец: Уведи отсюда маму немедленно. Ген, теперь твой черед беречь маму и ребенка… Ты нужен им… Я знаю, ты справишься.»

Ген оттаскивает обезумевшую мать от родных. Через мгновение этим местом полностью завладеет огонь. Именно последние слова отца поддерживают 10-летнего мальчика, когда нужно находиться в контакте с реальностью, гибко подстраиваться под меняющиеся обстоятельства, совершать сложные и новые для него шаги: принять роды у матери, найти для нее еду и заработать на молоко для малышки.

1.2 Танатотерапия и личностный рост

Жизнь человека меняется, когда он сталкивается с различными процессами смерти и умирания (как метафорическими, так и реально-физическими). В связи с этим можно предположить, что проживание индивидом экологично смоделированного опыта умирания позволит многое переосмыслить в своей жизни. И такой опыт позволяет получить танатотерапия, моделирующая (не имитирующая внешнюю атрибутику!) характеристики тела только что умершего человека, а именно – тотальное расслабление, обездвиженное, тяжелое тело. Происходит это благодаря наведению кинестетического транса, в результате которого оказываются задействованы «весь круг проблем человека и весь спектр телесности» (6).

Это дает нам возможность обозначить следующие тезисы относительно особой ценности танатотерапии в деле личностного роста и развития.

1. Восстановление контакта с процессами смерти и умирания создает новое в картине мира человека. Он принимает конец, смерть как естественную часть бытия, а это позволяет перестать сопротивляться «переменам, возрастным переходам, взлетам и падениям в статусе взрослого человека» (1), избегать, бояться и ненавидеть их.

2. Все события повседневной жизни, предъявляемые человеку, максимально янские, как и большинство психотерапевтических подходов. Стратегия же работы в танатотерапии направлена на движение к иньской составляющей (1), таким образом, восстанавливается нарушенный изначальный баланс, а, значит, гармонизируется и психосоматическое состояние человека, поддерживает природный целительный энергетический баланс в теле человека (7).

3. Танатотерапия позволяет встретиться с чувствами, прошлым травматическим опытом и принять его. Именно гомеопатичность приемов этого метода позволяет медленно разрядить «задепонированную» аффективную энергию. А что такое взросление, как не исчезновение, отмирание детских, изживших себя паттернов и моделей поведения?

4. Благодаря особым характеристикам объектности тела, а также его пассивности при манипулировании с ним и его отдельными частями (1), танатотерапия способствует развитию терпимости, что позволяет сгладить разницу между тем, что есть на данный момент, и тем, что постоянно хочется еще и еще, и в итоге приводит к балансу аффективной энергии, к нормализации подчас гипертрофированного желания потребления, хорошо знакомого современному обывателю.

5. Еще одним аспектом, который возникает в ходе сессий, является проблема опор – танатотерапия позволяет опираться на другого и чувствовать безопасность этого. Именно полученный опыт опор в здоровом смысле (чаще всего недополученных в детстве, в семье), а не «подпорок», иллюзорно созданных себе, позволяет выстроить истинную внутреннюю опору.

2. Практическая (опыт психологической помощи методом танатотерапия)

2.1 Методология

Выборка исследуемых составила 2 человека: клиентка К. (сентябрь 2010 – март 2011) и клиентка Е. (октябрь 2010 – март 2011).

Причиной первоначального обращения клиентки К. были проблемы в отношениях с коллективом (со слов К. ее «выживали» из группы, не считались с ее интересами, вообще не замечали), внутриличностный конфликт, вызванный поиском теплых взаимоотношений, в то время как с мужем сохранялась достаточно отстраненная, дистанцированная коммуникация. В это же время К. узнает о диагностировании у матери рака и диабета. Этот стрессогенный фактор на обозначенном фоне стал причиной ряда симптомов: проблемы засыпания, повышенная плаксивость и слезливость, хроническая усталость, снижение интереса к общению и жизни.

Общая информация на начало работы: К., 24 года, высшее гуманитарное образование, замужем, детей нет. Родилась в Москве, средняя дочь в родительской семье. В детстве пережила травму, была жертвой сексуального насилия со стороны родителей (отец – агрессор, мать – пассивное присутствие). Физических повреждений не было, психические последствия проявились в постоянном избегании контакта, уходе из него.

В сентябре 2010 года клиентке К. была предложена индивидуальная танатотерапия.

Причиной первоначального обращения клиентки Е. стал сильный страх засыпать, потому что может не проснуться, который развился после перенесенного инсульта. Очень боится спускаться в метро, легко вспыльчива и раздражительна. Сильная фиксация на медикаментозной терапии как на единственно возможной. В поведении проявляется апатия и безысходность, психофизическое состояние слабое и крайне неустойчивое. В разговоре быстро перескакивает с темы на другую тему, часто не отвечает за заданный вопрос, а когда возникает пауза, то произносит: «Но это не главное, а что главное – я не знаю».

Общая информация на начало работы: Елена, женщина 50 лет, высшее гуманитарное образование (журналист), замужем (муж часто упрекает ее в том, что она ведет себя как ребенок), имеет троих детей. Средняя дочь в родительской семье (имеет еще двух сестер); отец умер, когда она была в начальной школе, после чего ее сдали в школу-интернат; мать до сих пор жива. Контакт с матерью, сестрами очень поверхностный и отстраненный. В течение всей жизни живет в долг, очень привязана к вещам (не зарабатывая уже около двух лет, может пойти и купить пять пар обуви одновременно), но это не делает ее счастливой (глаза уставшие и потухшие).

В октябре 2010 года клиентке Е. была предложена индивидуальная танатотерапия.

В процессе исследования была выдвинута гипотеза, что в силу гомеопатичности самого метода и применяемых приемов, а также использование контакта «земля» (постоянного, непрерывного, длящегося контакта без давления), именно танатотерапия сможет восстановить утраченный контакт с процессами умирания и смерти, а значит, и с реальностью, снять излишний контроль, препятствующий развитию гибкости мышления и тела, поддержать истинные опоры и внутренние силы, и как итог, способствовать личностному росту и развитию К. и Е.

Для измерения эффективности методов танатотерапии при работе с клиентками Е. и К. была использована диагностика до и после терапии. Определялись уровень общего психофизического состояния, стрессоустойчивости, активности и коммуникативных способностей, уровень эмпатических способностей и поведение в конфликтной ситуации при помощи следующих психодиагностических методик: Цветовой тест Люшера, Методика диагностики уровня эмпатических способностей Бойко В.В. (9), Тест-опросник на определение способов регулирования конфликтов Томаса К. (9). Выбор методик обусловлен тем определением личностного роста, которое было сформулировано в первой главе.

2.2 Описание работы

Первичная диагностика К. была проведена в сентябре, а Е. – в октябре 2010 года, сразу же после диагностики была начата практическая работа. До марта 2011 года с К. было проведено 12 сессий танатотерапии, с Е. – 8. Между встречами клиентки отписываются терапевту про происходящие изменения в отношениях, состояниях – это дается как домашнее задание на самостоятельную работу.

Работа с К. Периодичность сессий – три раза в месяц. Работа проводилась под разную релаксационную музыку (звуки природы, пение птиц). Использовались приемы: театр прикосновений (ТП) и телесная гомеопатия (ТГ).

В начале сессии часто отмечается дисбаланс правой и левой половин туловища и конечностей, дыхание контроля.

После работы клиентка говорит крайне мало, темп речи и движения становятся медленнее и тягучее, обозначала появившуюся легкость в животе («как будто лотос распустился»), отмечает приятный баланс между левой и правой ногами, «такое странное состояние возникает – хочу пошевелить рукой, а не могу».

Результатом работы стали следующие изменения:

• В одной из сессий произошел инсайт на важную для клиентки тему.

• Значительно улучшились отношения на работе – «никогда еще они не были такими приятными и интересными. Это частенько поддерживало меня, когда я уставала от монотонности выполняемого задания».

• Изменилось отношение к психологическому аспекту смерти – старается чаще общаться с больной матерью, побольше проводить с ней времени в совместной деятельности. На данный момент более теплая поддержка и присутствие в жизни обоих родителей.

• Наблюдается большая самостоятельность и ответственность за свою жизнь – устроилась на работу, чтобы самой оплачивать свои расходы на учебу.

• «Тело стало ощущаться по-другому, как-то по-настоящему. Захотелось поддерживать это ощущение регулярными физическими упражнениями, посещением бассейна».

• Наладились отношения с мужем в силу более полного контакта с собой и своими чувствами, а также наметился их совместный переезд на постоянное проживание в Европу.


Работа с Е. Периодичность сессий – раз в две недели. Работа проводилась под музыку (преимущественно Vangelis Oceanic). Использовались приемы: театр прикосновений (ТП), последовательность предъявляемых опор (ППО) и телесная гомеопатия (ТГ).

Несколько первых сессий был частый уход в сон, а также наблюдался колоссальный гиперконтроль: непрерывное движение шторок ресниц, ноги в начале сессии или скрещены или лежат вместе и прямо, руки очень горячие и легкие, чаще всего держится за землю.

После работы клиентка обычно говорит о более расслабленном состоянии, хочет еще полежать, делится фантомными ощущениями, чуть чаще делает глубокие паузы и вдохи.

Результатом работы стали некоторые события в жизни клиентки:

• После сессии легко и с удовольствием погружается в сон, от сна получает глубокое удовольствие.

• Уже после второй сессии клиентка обозначила, что начали расти волосы, а после шестой – «ногти растут без боли!».

• После танатотерапии нога, которая обычно опухает и постоянно привлекает к себе внимание, перестает болеть и уходит в фон.

• Е. отмечает, что улучшилось общее самочувствие, появилось больше энергии что-то сделать, чаще стала улыбаться. Жизнь стала активнее – прошла лечение у себя дома, добилась квоты на операцию в Москве, прошла безысходность.

• Взяла в руки и прочитала книгу, которую раньше боялась и обходила стороной (сюжет книги – спасение брата, находящегося на пороге смерти).

• Улучшились отношения с мужем и детьми – стали более теплыми, чуть более близкими. Чуть чаще смотрит в глаза, когда взаимодействует с другим человеком.

Эта позитивная динамика мотивировала обеих клиенток продолжить танатотерапию.

2.3 Анализ результатов

Общая оценка результатов исследования клиенток К. и Е. до и после начала танатотерапии отображает положительную динамику.

При анализе уровня эмпатии К. мы видим, что суммарный показатель на сентябрь 2010 года составил 9 баллов, на март 2011 – 18 баллов. Показатель поднялся из интервала «очень низкий» (от 0 до 14 баллов) до промежутка «низкий» (от 15 до 21 балла). К. стала меньше избегать личных контактов (это еще не самостоятельное стремление сблизиться, пойти на контакт, но уже маленький шаг в этом направлении), чуть больше разрешает себе проявлять любопытство к внутреннему миру другого человека, ведет себя более расслаблено во время общения, что снимает напряженность и создает атмосферу большей открытости и доверительности.

Из данных опросника Томаса мы приходим к выводу, что К. существенно чаще стала решать конфликты через сотрудничество, а именно через осознавание своих интересов и прояснение чужих взглядов и потребностей, что подтверждено самим опросником, а также тестами Бойко и Люшера.

Общий уровень психосоматического состояния заметно гармонизировался, нервное истощение и раздражительность сменились заинтересованностью что-то узнать, посетить, создать. Творческая сторона личности получила поддержку и жаждет внимания близких людей.

Е. стала чаще решать конфликты через соперничество и отстаивание своих интересов, чем через уступки. Обращает на себя внимание, что «маятник качнулся в другую сторону»: если раньше Е. не разрешала себе обозначать свои желания, перекладывала решение проблемы на других людей, а, соответственно, ей приходилось считаться с уже готовым решением, то, видимо, сейчас эта энергия внутреннего сдерживания за долгое время получила выход. На этом фоне сохраняется преобладание показателя решения проблемы поверхностно, то есть с учетом сиюминутных интересов и выгод, зато значительно снизился уровень ухода и избегания конфликта. А также общий фон говорит о большей гибкости поведения в конфликтной ситуации (показатели всех пяти способов поведения стремятся к балансу).

В целом можно сделать вывод, что в данном случае результаты исследования подтверждают предположение об эффективности танатотерапии как средства личностного роста и развития.

Заключение

В данной работе представлены различные взгляды на смерть как любое окончание, завершение, переход как в научно-популярной, так и художественной литературе и фильмах, а также обозначены некоторые тезисы танатотерапевтического подхода как средства, способствующего развитию эмпатии, осознаванию своих интересов и воплощение их в жизни, проявлению адекватной взрослой позиции как в общественной, так профессиональной и личной сферах жизни. На основании данной информации были выдвинуты идеи о том, что танатотерапия является универсальным инструментом личностного роста.

Была проведена диагностика до и после ряда сессий танатотерапии (помимо внешнего наблюдения, записей из домашних заданий, проводились тестирование Люшера, диагностика уровня эмпатии Бойко, опрос на определение способов регулирования конфликта Томаса), а также ее сравнительный анализ. В целом, можно сделать вывод о подтверждении основной гипотезы. Однако стоит обозначить, что, несмотря на большую самодостаточность процесса танатотерапии как средства личностного роста, важно дополнять его активной работой по определению и формулированию целей, по трансформации «задепонированной» энергии в ресурс, по формированию опор и прочее.

К недостаткам работы можно отнести ее недостаточную статистическую достоверность ввиду крайне малой выборки (всего 2 исследуемых). Уверенно можно говорить, что исследование не опровергает основную гипотезу, хотя окончательные выводы о ее подтверждении можно будет сделать после проведения более широкого исследования (около 10–15 исследуемых). В будущем, для получения более достоверных сведений об эффективности танатотерапии как средства личностного роста следует включить в работу такие диагностические инструменты, как рисуночные методики, семантический дифференциал, УСК и проч. Все это задает направление, в котором следует двигаться с целью подтверждения выдвинутой гипотезы.

Список использованной литературы

1. Баскаков В.Ю. Танатотерапия: теоретические основы и практическое применение – М.: Институт Общегуманитарных Исследований, 2007.

2. Газарова Е.Э. Феноменология Танатотерапии – сайт Института Телесности (статья находится в типографском наборе)

3. Эрих Фромм Иметь или Быть – М.: ACT, 2000.

4. Раймонд Моуди Жизнь после смерти. Дальнейшие размышления о жизни после жизни – Киев: София, 1996.

5. Э. Кюблер-Росс О смерти и умирании – Киев: София, 2001.

6. Газарова Е.Э. Психология телесности – М.: Институт Общегуманитарных Исследований, 2002.

7. Баскаков В.Ю. Свободное тело – М.: Институт Общегуманитарных Исследований, 2004.

8. Арнольд Ван Геннеп Обряды переходов – М.: Восточная литература, 1999.

9. Практикум по возрастной психологии/ под ред. Л.А. Головей, Е.Ф. Рыбалко. – СПб.: Речь, 2001.

10. В. Леви Куда жить? Человек в цепях свободы – М.: Торобоан, 2009.

3.3. Колиенко Н.С. Личностное развитие и танатотерапия: проблема преодоления кризиса потери творчества (на основе самоисследования и анализа клиентского случая) (дипломная работа), Москва, 2011

Введение

Актуальность исследования

Способность к творчеству расширяет возможности развития личности и совершенствования любой деятельности (Д.Б. Богоявленская, Э. де Боно, Дж. Гилфорд, А.Н. Лук, A.M. Матюшкин, Я.А. Пономарев, Д.В. Ушаков, В.Д. Шадриков). Творчество – глобальная теоретическая проблема психологии, в которой в особом преломлении отражаются все ее узловые вопросы: когнитивные процессы, личность, физиологическая база, социокультурная сфера (A.B. Брушлинский, Л.Л. Гурова, А.Н. Леонтьев, В.А. Мазилов, Е.П. Торранс, Дж. Уоллес, Е.Л. Яковлева и др.). Повышенное внимание уделяется творчеству и в современной социальной психологии: транзитивное общество подразумевает определенный «социальный заказ» на творческую личность, способную предлагать нестандартные и эффективные решения. Сегодня творчество все больше воспринимается как составляющая общественного прогресса. Способность к инновациям начинает приобретать большее значение, чем репродукция готовых форм. При этом исследования в направлении изучения «мужества» личности в творчестве, как необходимом результате человеческого бытия немногочисленны и неоднозначны (Р.Мэй).

Анализ основных направлений исследования психологии творчества, творческих способностей и творческой личности свидетельствует о недостаточной разработанности вопросов потери возможности творчества для человека, вкусившего его; особенностей проживания и совладания творческого субъекта с данным особым духовным кризисом (В.В.Козлов, Е.Э. Газарова), создающим угрозу базовым экзистенциальным потребностям, личностной автономии и благополучию. Актуальной задачей психологической практики является поиск адекватных методов оказания помощи личности, столкнувшейся с потерей возможности творить.

Таким образом, высокая теоретическая и практическая значимость решения данной задачи в сочетании с недостаточной изученностью ряда ее аспектов и определяет актуальность данного исследования.

Объект исследования – индивидуальное «социальное тело» человека, проживающего кризис потери творчества.

Предмет исследования – психологические особенности проживания и терапии проблемы потери творчества.

Цель исследования: исследовать возможности применения и эффективность танатотерапии в работе с кризисом потери творчества.

Общая гипотеза исследования: особенности работы в танатотерапии как методе психотерапии позволяют разрешить кризис потери творчества.

Частные гипотезы исследования:

1. Причиной трудности преодоления потери творчества является нарушение связи с процессами смерти и умирания (проблема перехода к иному качеству собственного Я): невозможность принятия смерти «социальной» личности субъекта творчества порождает проблему сверхконтроля сознания.

2. Танатотерапия позволяет в работе с телом воссоздать модель «дна» творческого бессилия (смерти) субъекта, проживающего кризис потери творчества, что дает ему возможность обрести опору в осуществлении перехода на следующий уровень творческого развития.

3. Особенности работы в танатотерапии позволяют снизить сверхконтроль сознания, препятствующий переходу от ставших неэффективными, отработанных субъектом творческой деятельности способов достичь творческого состояния сознания или справиться с его отсутствием, к новым и воспринимающимся как «потеря себя», смертельным изменениям, обеспечивающим переход на следующий уровень творческого развития.

4. Особенности работы в танатотерапии позволяют восстановить природную опорность тела, обеспечивающую безопасность перехода к новому этапу личностного развития.

Для достижения указанной цели были поставлены следующие задачи:

1. Провести теоретический анализ основных подходов в изучении проблемы творческой деятельности, творческих способностей и творческой личности. Выделить теоретико-методологические основания изучения возможностей применения и эффективности танатотерапии в работе с кризисом потери творчества.

2. Провести анализ проблемы кризиса потери творчества в соответствии с методологией танатотерапии.

3. Определить результативность целенаправленного воздействия с помощью танатотерапии на индивидуальное «социальное тело» человека, проживающего кризис потери творчества, через самоисследование и анализ случая в рамках сеансов танатотерапии.

4. На основании теоретического исследования и результатов практической работы сделать соответствующие выводы о возможности применения и эффективности танатотерапии в работе с кризисом потери творчества.

Экспериментальная часть исследования организована в форме самоисследования клиента танатотерапевтической работы, студентки 2 года обучения долгосрочной программы Института танатотерапии по специальности «танатотерапевт-практик», а также анализа случая танатотерапии кризиса потери творчества.

Теоретико-методологическую основу исследования составляют положения системного и субъектно-деятельностного подходов к исследованию психики (Л.И. Анцыферова, A.B. Брушлинский, В.В. Знаков, А.Н. Леонтьев, С.Л. Леньков и др.); отечественные и зарубежные концепции, отражающие проблему творчества и творческого мышления (Д.Б. Богоявленская, М. Вертгеймер, В.М. Вильчек, Дж. Гилфорд, В.Н. Дружинин, М.М. Кашапов, В.В. Козлов, А.Н. Лук, Р. Мэй, Я.А. Пономарев, Е. Торранс, Г. Уоллес, Д.В. Ушаков, В.Д. Шадриков и др.); теоретико-методические разработки в области психотерапии личностных кризисов (В.В. Козлов), телесно-ориентированный подход в психологии и психотерапии, концепция моделирующей телесности человека (Е.Э. Газарова), танатотерапия (В.Ю. Баскаков).

Методы исследования

В соответствии с целью и задачами исследования применялись следующие как общепсихологические, так и психотерапевтические методы и методики: теоретический анализ литературы, наблюдение, самонаблюдение, квазиэксперимент, танатотерапия, включившая комплекс практических психотехнических приемов («Театр прикосновений», «Телесная гомеопатия», «Телесная магия», «Последовательность предъявляемых опор»).

Достоверность и обоснованность результатов обусловлена логикой исследования, применением методов, адекватных его цели, задачам и гипотезам, эмпирической проверкой теоретических положений, положительными результатами практической психотерапевтической работы.

Научная новизна исследования

Творческое мышление, трудности развития субъекта творческой деятельности, особенности преодоления кризиса потери творчества рассматриваются в контексте методологии танатотерапии (на примере анализа индивидуального клиентского опыта работы в рамках танатотерапевтических сессий и результатов практической работы в танатотерапии кризиса потери творчества).

Впервые выявлены особенности преодоления кризиса потери творчества в рамках танатотерапии: повышение телесной чувствительности, восстановление природной опорности тела, восстановление возможностей творческого мышления через обращение к различным видам и формам художественного творчества (создание продукта с помощью тела).

Теоретическая значимость исследования

Результаты исследования вносят вклад в изучение механизмов проживания и преодоления субъектом кризиса потери творчества. Уточнены этапы проживания кризиса потери творчества в соответствии с танатотерапевтическим пониманием сути проблемы.

Практическая значимость исследования

Полученные результаты, свидетельствующие о возможности применения и эффективности танатотерапии в работе с кризисом потери творчества, могут быть использованы в индивидуальной консультативно-психологической и психотерапевтической работе с людьми, столкнувшимися с потерей возможности творчества, при составлении групповых психотерапевтических программ, направленных на развитие творческих способностей и совершенствование возможностей творческого мышления, при подготовке и повышении квалификации психологов и психотерапевтов.

Глава 1

Теоретико-методологические основы исследования проблемы преодоления кризиса потери творчества

1.1. Творчество как вид человеческой деятельности. Характеристики творческого процесса

В самом общем виде понятие творчества включает в себя прошлые, сопутствующие и последующие характеристики процесса, в результате которого человек или группа людей создает что-либо, не существовавшее прежде [48].

Понимание креативности, творчества характеризуется необычайно широким диапазоном точек зрения: В.М. Бехтерев [по 48] трактует творчество, с рефлексологической точки зрения, как созидание чего-либо нового в ситуации, когда проблема-раздражитель вызывает образование доминанты, вокруг которой концентрируется необходимый для решения запас прошлого опыта. Д.Б. Богоявленская, З.Н. Калмыкова, A.M. Матюшкин и другие в целом понимают творчество как выход за пределы уже имеющихся знаний [37, 38, 42, 43]. Я.А. Пономарев [44, 49] понимает творчество и в самом широком смысле как взаимодействие, ведущее к развитию. A.A. Леонтьев [32] пытается подойти к проблеме творчества со стороны целостной личности в ее отношении к миру, независимо от вида и внутренней структуры той или иной конкретной деятельности, утверждает, что во всех видах творчества мы имеем дело с «самостоятельным «строительством» системы отношений между отдельной личностью и предметным и социальным миром, интегральной частью которого эта личность является. Новизна здесь не в объективно новом конечном продукте, а в самостоятельном созидании системы взаимоотношений с миром, или, лучше сказать, в преобразовании мира (отнюдь не обязательно «вещественного», скорее социального, мира деятельности и отношений…) через собственную деятельность» [32, с. 84].

Можно выделить четыре основных направления изучения креативности в зарубежной психологии [48]. Во-первых, творчество может изучаться по его продукту: по количеству, качеству и значимости (Ж. Тэйлор). Во-вторых, креативность рассматривается как способность человека отказываться от стереотипных способов мышления (Дж. Гилфорд, Е. Торранс). Рядом исследователей креативность связывается с личностными чертами (К. Роджерс, А. Маслоу). Во многих работах креативность изучается как психический процесс (Т. Рибо и Дж. Уоллес).

Е.П. Торранс предлагает определять творчество как процесс, указывая, что, определив творчество как процесс, можно ставить вопросы о том, какого типа личностью надо быть, чтобы реализовать такой процесс, какая среда ему способствует, и какой продукт получается в результате успешного завершения этого процесса [51, 58, 59].

В отечественной психологической науке проблема творчества рассматривалась в связи с проблемой способностей. Б.М. Теплов рассматривал способности как индивидуальные особенности, обусловливающие успешность выполнения какой-либо деятельности [57]. Исследование личностных особенностей одаренных детей было осуществлено Н.С. Лейтесом [31], выделившим в качестве базовых факторов интеллектуальной одаренности активность и саморегуляцию.

Я.А. Пономарев [44] рассматривал творчество в широком смысле как механизм развития, как взаимодействие, ведущее к развитию.

К синтетическому подходу в отечественной психологии могут быть отнесены работы Д.Б. Богоявленской [5, 6], для которой основным показателем креативности является ситуативно-нестимулированная интеллектуальная активность личности, проявляющаяся в стремлении выйти за пределы заданной проблемы, сочетающая в себе два компонента: познавательный (общие умственные способности) и мотивационный.

Подход к одаренности как к интегральному явлению был осуществлен A.M. Матюшкиным [37, 38, 43], выдвинувшим концепцию одаренности как общей психологической предпосылки творческого развития. В соответствии с этой концепцией, выделяются следующие структурные компоненты одаренности: доминирующая роль творческой мотивации; исследовательская творческая активность, выражающаяся в постановке и решении проблем; возможность достижения оригинальных решений; возможность прогнозирования и решения; способность к созданию идеальных эталонов, обеспечивающих высокие эстетические, нравственные, интеллектуальные оценки. Соответственно, центральное положение A.M. Матюшкина о творческом потенциале индивида как особенности его личности утверждает атрибутивный характер творческой составляющей по отношению к личности, ее производность от человека [43].

Среди исследователей-гуманитариев автором наиболее развернутой системы представлений о природе творчества является В.М. Вильчек [10]. С его точки зрения, природа творчества основана на природе человека как вида, который утратил в результате мутации инстинктивную видовую программу деятельности. Отсюда неизбежно возникли дефекты нарушения основных взаимосвязей: дефект деятельности (связь «человек – природная среда») и дефект отношений (связь «человек – человек»). Следствием этого стало изначальное отчуждение человека от природы и мира в целом. Заменой инстинктивной видовой программы, которая помогает животным адаптироваться в мире, у человека стала способность к подражанию «образцу» – животному, которое жило рядом с людьми и имело эту видовую программу. Поиск образца и породил творчество как специфическую активность по преодолению первоначального отчуждения, которое неустранимо никакими целенаправленными актами. Если следовать мыслям В.М. Вильчека, труд – есть необходимость (целенаправленная), творчество – замена инстинкта – деятельность самоценная (абсолютная необходимость).

В.Н. Дружинину [15] близка позиция В.М. Вильчека, за исключением сведения творчества к деятельности. Творчество, в отличие от различных форм адаптивного поведения, происходит не по принципам «потому что» или «для того чтобы» (каузальному и телеологическому), а «несмотря ни на что», т. е. творческий процесс является реальностью, спонтанно возникающей и завершающейся. Дружинин выделяет следующие признаки творческого акта: спонтанность творческого акта, пассивность воли автора (эффект «бессилия воли» – человек не способен управлять потоком образов), и измененность состояния его сознания в момент вдохновения, активность бессознательного («сознание становится пассивным экраном, на который человеческое бессознательное отображает себя» [15, с. 162]); и утверждает, что перечисленные признаки говорят об особых отношениях сознания и бессознательного.

Сознание (сознательный субъект) пассивно и лишь воспринимает творческий продукт. Бессознательное (бессознательный творческий субъект) активно порождает творческий продукт и представляет его сознанию (В.Н. Дружинин, В.Н. Пушкин). Иначе, по утверждению В.Н. Пушкина, выглядит осуществление рационально и сознательно управляемой деятельности, которая всегда целесообразна – реализуется другое отношение: активность сознания и рецептивная роль бессознательного, которое «обслуживает» сознание, предоставляя ему информацию [47, 49]. Таким образом, главная особенность творчества связана со спецификой протекания процесса в целостной психике как системе, порождающей активность индивида.

С позиции субъектно-деятельностной концепции (A.B. Брушлинский, В.В. Знаков, С.Л. Рубинштейн), человек как субъект – творец своей истории, вершитель своего жизненного пути в определенных социально-экономических условиях [8, 18]. В таком смысле деятельность субъекта всегда является творческой (хотя бы в минимальной степени). По утверждению A.B. Брушлинского [8], изучение мышления как процесса (хотя бы в минимальной степени всякое мышление – открытие нового) – один из путей психологического исследования творчества.

Творчество как вид человеческой деятельности, характеризуется следующими признаками:

1. наличие созидающей цели (социальная, личностная значимость и прогрессивность деятельности);

2. наличие противоречия, умение вступать в спор с общепринятым;

3. наличие объективных предпосылок и условий для творчества;

4. наличие субъективных предпосылок для творчества: личностные качества, мотивация, творческие способности и творческое мышление;

5. новизна и оригинальность процесса и результата [8, 22, 23].

В соответствии с позицией В.В. Козлова [26, 29], «творчество обладает качеством эзотерического знания, т. е. знания тайного, внутреннего, личностного, непонятного для других, скрытого, не имеющего вербальных форм выражения на уровне его процессуального исполнения» [26, с. 172]. В.В. Козлов подчеркивает необходимость интегративного анализа не только положительных сторон творчества, что ведет к идеализации этого процесса, но и негативных, деструктивных его элементов, связанных с нарушением привычной системы упорядоченности [26, 29]. Один из ведущих представителей американской экзистенциальной школы Р. Мэй [39] отмечает, что на проблему «мужества в творчестве» редко обращают внимание исследователи.

Бессознательное в творчестве

Если в творчестве доминирует бессознательное, то каковы причины этого явления? Иными словами, что такое существует в бессознательном, чего нет в сознании, и что делает бессознательное преимущественно важным в творчестве? По мнению Д.В. Ушакова [53], сознание связано с упорядоченностью, а бессознательное – с хаосом. Тогда сознательные процессы выступают в качестве упорядоченной силы, задающей направление развитию знаний, а момент возникновения нового, близкий по своей сути биологическому понятию мутации, оказывается лишенным сознательного контроля. Современные когнитивные модели очень хорошо показывают, каким образом происходит анализ задачи и выработка схем, направленных на поиск в структурах долговременной памяти. Однако, как известно, эти схемы достигают успеха только в случае нетворческих задач, причем все происходит на сознательном уровне. Бессознательная работа начинается на следующем этапе, когда схемы не привели к успеху. Д.В. Ушаков [53] предполагает, что структуры долговременной памяти могут продолжать взаимодействие помимо «центрального процессора», т. е. поля сознания. Сознательная работа, постоянно актуализируя и комбинируя различные структуры, как бы «заряжает их энергией», которая заставляет их «подавать голос» в то время как поле сознания уже занято другим.

Обобщая все сказанное, Д.В. Ушаков заключает – сознание связано с хорошо структурированным знанием, применяя которое, субъект способен осуществлять все необходимые операции при возникновении новых задач. В рамках такого знания могут ставиться сознательные цели, разрабатываться и реализовываться планы. Творчество в границах сознательно поставленных заданий запускает процессы, успех которых не гарантирован наличием упорядоченности. Осознанный уровень не допускает мутаций, он связан с сохранением и гармонизацией. Другой аспект проблемы сознательности – отсутствие усилий в момент рождения новой идеи. Волевые усилия также являются осознанным процессом. Можно представить и запомнить совершенные при решении операции, однако, сам процесс поиска, видимо, очень плохо поддается осознанию [53].

Интересное мнение о роли бессознательного в творчестве и вероятностную модель бессознательного представляют В.В. Налимов и Ж.А. Дрогалина [40], которые творческую деятельность понимают как неосознанную медитацию (приемы обращения к бессознательному).

В процессе творчества решающую роль играет постановка проблемы. Свертывая прошлое по функции предпочтения, порожденной вопросом, мы получаем ту новую систему ценностных представлений, в которых реализуется творчество. Озарение в таком случае – выбор функции предпочтения (осуществляется благодаря размытости или неоднозначности образа из семантического пространства, как и многовариантность понимания слов и символов при взаимодействии людей). Видимо, образы из культурного наследия не всегда отчетливо записываются в сознании. Осознаваемая человеком деятельность начинается лишь тогда, когда эта перестройка произошла. Всё основывается на умении взаимодействовать с семантическими полями. Каждый творец сам для себя находит свои пути выхода в изменённое состояние сознания. Семантическое поле играет роль той среды, через которую происходит взаимодействие. Человек взаимодействует с собой или с другими людьми с помощью дискретов – слов или символов. Их порождение и понимание представляет собой процесс взаимодействия. Семантическое взаимодействие людей, описанное через модель бессознательного, возможно только в силу размытости как самой психики человека, так и семантики слов и символов.

Таким образом, творчество – перестройка вероятностей в семантическом пространстве, возможная благодаря выходу в бессознательное [40].

В исследованиях С.С. Беловой [4] представлена модель решения творческих задач на основе принципов символьных когнитивных архитектур: процесс творческого мышления разворачивается на основе концептуального знания, хранящегося в долговременной памяти в форме сети взаимосвязанных узлов (семантической сети). Процесс решения заключается в движении по сети, по ходу которого происходит извлечение узлов, обеспечиваемое их активизацией. Такая система позволяет рассматривать индивидуальные различия в креативности как различия в связях между узлами сети; логический режим мышления – как сильную активизацию небольшого количества узлов сети, интуитивный – как менее выраженную активацию большего количества узлов; приемы содействия творчеству (например, внешние подсказки) – как дополнительную стимуляцию участков сети.

По мнению Д.В. Ушакова [52], в контексте изучения творчества когнитивные механизмы предстают под особым углом зрения, т. к. функционируют в особом режиме (интуиция оттесняет логику, бессознательное сознание). Это происходит, например, в том случае, когда в сфере внимания проводится различение между фокальным и периферийным, в памяти выделяется «плоская» или «крутая» ассоциативная иерархия, в мышлении вдруг обнаруживается первостепенная роль интуиции. В рамках проблемы творчества в когнитивных процессах выделяются те аспекты, которые в контексте простого воспроизводства, функционирования выглядят странными сбоями, непонятными отклонениями когнитивной системы от реализации ее основных целей [52, 53, 54].

Творчество – не только когнитивный процесс, но и процесс, вовлекающий в себя целостную личность [6, 22, 26, 38, 46]. Творческая способность предполагает такие черты личности, как независимость, уверенность в себе, склонность к риску, эстетическая ориентация, способность переносить неопределенность, юмор, порой импульсивность.

Творческий процесс и творческие способности основаны на физиологической базе [6, 50, 52]. Учение A.A. Ухтомского о доминанте и функциональная асимметрия мозга, по мнению П.В. Симонова [52], – наиболее тесно связанные с психофизиологией творчества разделы физиологии высшей нервной деятельности. В последних исследованиях развивается многоуровневая концепция творческих способностей [6, 52]. При этом на каждом уровне есть общее звено, представляющее собой «функционально смешанную парадигму», «двойное сознание», связанные с двумя работающими в оппозиции когнитивными подсистемами – вербально оперирующей левополушарной и образно-эмоционально оперирующей правополушарной.

В.В. Козлов [28] творческий акт определяет через расширенные состояния сознания, пребывание в которых сводится к следующим качественным отличиям: трансценденция Эго, пространства и времени, апрагматичность.

Творчество является также процессом, анализ которого проводится на социальном и культурном уровнях. Влияние среды на креативность прослежено и на микроуровне – условия обучения, семейного взаимодействия [6, 31, 32, 57]. С другой стороны, творчество является важнейшей стороной и детерминантой культуры и, более того, ноосферы, в понимании В.И. Вернадского. Именно благодаря творчеству происходит развитие человеческой цивилизации [26, 53, 39]. Более того, современное творчество становится все меньше связанным с индивидом и все больше – с коллективами, организациями и «сетями» [52].

Этапы творческого процесса и результат творческой деятельности

Я.А. Пономарев [44, 46] говорит о том, что процесс решения творческой задачи можно расчленить на две основные фазы: интуитивного поиска и получения интуитивного эффекта; вербализации, формализации.

Вторая фаза относительно подробно изучена в психологии; первая – недостаточно. Я.А. Пономарев утверждает, что «логическое решение творческой задачи возникает лишь на базе интуитивного, т. е. тогда, когда задача фактически уже решена» [44, с. 194]. Логическое решение побуждается потребностью передать интуитивно найденное другому человеку, обосновать, доказать правомерность такого решения и т. д. Здесь и возникает необходимость выразить решение в языке, вербализировать его, а иногда и формализовать (оформить логически).

Г. Уоллес выделил четыре шага творческого процесса: подготовка, инкубация, озарение, пересмотр [57]. Этот подход затем развивали Э. де Боно, А.Ф. Осборн, К. Патрик, С.Дж. Пэрнс и др.

Е.П. Торранс указывает, что практически «процесс Уоллеса» лежит в основе любого существующего метода систематического обучения творческому мышлению [57, 59].

А. Маслоу [23, 36], описывая творческую деятельность, указывает на две ее фазы: первичная – аза импровизации и воодушевления (основной мотив возбуждения в форме интереса); вторичная фаза разработки и развития исходного вдохновения и идей, возникших на первой фазе.

А.Н. Лук [34], проанализировав представления различных авторов, заключает, что в структуре творческого акта можно выделить следующие этапы:

1. Накопление знаний и навыков, необходимых для четкого уяснения и формулирования задачи. Четкая формулировка задачи – это половина решения.

2. Сосредоточенные усилия и поиски дополнительной информации. Если задача все же не поддается решению, наступает следующий этап.

3. Уход от проблемы, переключение на другие занятия. Этот период называют периодом инкубации. Как будто бы лучше всего в это время заниматься умственной работой, требующей сосредоточенности и логических рассуждений, но здесь возможны большие индивидуальные различия.

4. Озарение, или инсайт. Инсайт – это не всегда гениальная идея. Порой это весьма скромных масштабов догадка. Внешне инсайт выглядит как «логический разрыв, скачок в мышлении, получение результата, не вытекающего однозначно из посылок» [34, с. 120].

5. Верификация, или проверка.

Основываясь на концепции Я.А. Пономарева, а также, учитывая достижения гештальт-терапии, М.М. Кашапов [23] выделяет следующие этапы творчества:

1. Этап логического анализа: потребность в новой идее, выделение проблемы, доминирование сознательных процессов, наличие предварительных знаний, рождение замысла (осознание его социальной ценности), сознательная работа над проблемой, переход от рассматриваемых альтернатив к нескольким решениям.

2. Этап интуитивного решения: нахождение принципа решения проблемы, подготовленное неосознанным способом поиска решения (озарение после бессознательной работы).

3. Этап вербализации интуитивного решения. Осознание пути и способа решения проблемы – максимально присутствие логической формы мышления.

4. Этап формализации вербального решения. Цель – развитие идеи, ее обработка, представление в виде какого-либо образа, объективация творческого произведения.

Интегрируя имеющиеся подходы, можно сделать вывод о том, что в процессе решения творческой задачи чередуются этапы сознательной и бессознательной работы. Таким образом, можно говорить о четырех основных этапах любой творческой деятельности: подготовка (сознательная работа): накопление знаний и навыков, необходимых для формулирования и решения задачи; созревание или инкубация (бессознательная работа): уход от проблемы, переключение на другие занятия; вдохновение (переход от бессознательной к сознательной работе) или озарение (инсайт); развитие идеи (сознательная работа): проверка истинности, окончательное оформление.

Решение считается творческим, если соответствует требованиям (роль которых в разных ситуациях неодинакова): адекватности, т. е. решение является действительно решением, оригинальности, новизны, доработанности, иными словами, «решением считается не просто хорошая идея, а непременно осуществленная идея; изящество и простота» [34, с. 120]. Самый трудный критерий: творческое решение меняет существующие методы, традиции, основные принципы или взгляд людей на мир.

Особенности творческого мышления

В историческом плане особенности творческого мышления как продуктивного процесса наиболее полно были изучены в гештальтпсихологии. Гештальтпсихология (М. Вертгеймер, К. Дункер, В. Келер, К. Коффка, Л. Секей) описывает мышление как процесс преобразования познавательных структур в проблемных ситуациях, благодаря чему мышление приобретает продуктивный характер [9]. В работах гештальтпсихологов было отмечено существование специфической особенности продуктивного мышления, которая проявляется в выделении субъектом в проблемной ситуации «новых», латентных свойств и отношений объекта, присущих ему, но ранее не воспринятых. Продуктивность мышления зависит от того, насколько успешно объект может отражаться в совокупности латентных свойств. Важно не только удержать контекст исходной ситуации, но выйти за ее рамки, сохраняя связь с самой ситуацией, продолжая видеть не только объект, но и его латентные свойства, а также уметь менять интерпретацию свойств [9, 16, 22]. М. Вертгеймер [9] выделил две важные особенности творческого мышления: адаптивность (творческие процессы направлены на улучшение ситуации) и структурность (в процессе решения происходит анализ особенностей проблемной ситуации и изменение функциональных значений отдельных элементов ситуации в рамках целостной структуры). Целостность ситуативной структуре придает цель деятельности, поэтому все элементы ситуации и мыслительные операции по их преобразованию соотносятся с поставленной целью.

Американский психолог Дж. Гилфорд [по 42] выделил два вида продуктивного мышления, порождающих новую информацию из уже известной: конвергентное (последовательное, логическое, однонаправленное) и дивергентное (альтернативное, отступающее от логики) или творческое. «При операциях дивергентного мышления мы мыслим в различных направлениях, иногда исследуя, иногда отыскивая различие. В процессе конвергентного мышления информация приводит нас к одному правильному ответу или к указанию лучшего или обычного ответа» [42, с. 435].

Конечный мыслительный продукт, полученный с помощью дивергентного мышления, представляет собой разнообразие возможных ответов; полностью не определяется данной информацией [42]. Таким образом, дивергентное мышление это не направленное мышление, а способность видения других атрибутов объекта.

Е.П. Торранс следующим образом определяет творческое мышление – «процесс ощущения трудностей, проблем, разрывов в информации, недостающих элементов, выдвижения гипотез относительно этих недостающих элементов, проверка и оценка этих гипотез; их пересмотр и перепроверка; сообщение результата» [51, с. 10].

Еще одной чрезвычайно популярной концепцией является концепция «Латерального мышления» Э. де Боно [7], который в качестве творческого мышления предлагает рассматривать «латеральное» – буквально «боковое» – мышление. Латеральное мышление характеризуется наличием двух целей: генерация идей и высвобождение от оков старых представлений. Можно выделить следующие отличия латерального мышления от прямого:

1. Прямое мышление ориентируется на постепенное накопление информации. Для латерального мышления важен только конечный результат. Оно может двигаться скачками, и решения могут искаться на путях, далеких от прямого.

2. Латеральное мышление носит синтетический характер. Прямое – аналитический.

3. В прямом мышлении человек отбирает нужную для решения информацию. В латеральном – постороннюю.

4. Прямое мышление сосредоточено на одном результате (цели). В латеральном мышлении заданного результата нет, приветствуются любые догадки.

5. В латеральном мышлении больше выражен интуитивный компонент.

6. Ошибки, возникающие в ходе прямого мышления, приводят к тому, что результат теряется. При латеральном мышлении ошибки могут способствовать решению задачи [7].

В отечественной психологии сторонники рассмотрения творчества со стороны его продукта акцентируют внимание на его новизне, оригинальности. В этом случае творческая деятельность противопоставляется репродуктивной. Реализация этого подхода предполагает поиск критериев «творческости». Ее связывают с появлением новых перцептивных образов (В.П. Зинченко), знаний (В.В. Давыдов), целей и смыслов (А.Н. Леонтьев, O.K. Тихомиров, Е.Л. Яковлева), способов действий (Я.А. Пономарев, Д.В. Ушаков), познавательной мотивации (A.M. Матюшкин, Е.И. Щебланова), оригинальности продукции, легкости создания новых образов и т. п. Единый психологический критерий продуктивности и творческости не описан. Ряд отечественных исследователей указывает на отсутствие принципиальных различий между продуктивной и репродуктивной деятельностью, особенно со стороны процесса творения и субъекта, участвующего в творческом акте (A.B. Брушлинский, Л.Л. Гурова).

В психологии творческого мышления сложились два основных подхода: операциональный (когнитивный) и мотивационно-личностный (социально-личностный). Эти подходы отражают психологическое содержание мышления как психического процесса, включающего и логические, и эмоциональные компоненты. Операциональный подход делает акцент на изучении логических компонентов, мыслительных действий в их функционировании и развитии. Мотивационно-личностный исследует мышление как познавательную деятельность целостной личности. Исследователи, рассматривая сложные взаимосвязи между мотивационными и операциональными сторонами творческого мышления, показывают роль операционального компонента – действий и средств – как фундамента мыслительной деятельности, позволяющего гибко разрешать проблемные ситуации [1, 16].

В психологическом словаре творческое мышление определяется как вид мышления, характеризующийся созданием нового продукта и новообразованиями в самой познавательной деятельности по его созданию [45]. Эти новообразования касаются мотивации, целей, оценок, смыслов. Творческое мышление отличается от процессов применения готовых знаний и умений, называемых репродуктивным мышлением (В.А. Мазилов) [35]. Выделяют два вида творческого мышления: вербальное, оперирующее словесными образами, и невербальное, оперирующее невербальными образами и материалами. Среди исследователей до сих пор нет единого представления о соотношении данных видов творчества у взрослых людей [22, 34, 37, 52].

Р. Гут в своей статье «О творчестве в науке и технике» [13] рассматривает творчество как процесс целиком мыслительный и дает собственное определение творчества: продуктивная мыслительная деятельность, позволяющая достичь нового результата путем разрешения некоторого противоречия. Творческая задача – задача на преодоление противоречия. Противоречие – есть необходимость для одного и того же объекта обладания двумя свойствами (или группами свойств), наличие каждого (каждой) из которых делает невозможным наличие другого (другой). Принцип решения творческой задачи: противоречие разрешается методом разделения по обобщенным координатам. Разделение реализуется введением в пространство состояний новой обобщенной координаты, которая и становится носителем требуемого противоречивого свойства.

Таким образом, эти определения позволяют различать творческий характер мышления (независимо от субъективной или объективной новизны результата) и нетворческий.

Механизм творческого мышления как способа конструктивной саморегуляции и саморазвития личности в проблемно-конфликтной ситуации составляет конфликт интеллектуальных содержаний и рефлексивно-осмысленных и отчужденных личностных содержаний [21, 35, 46, 52]. Рождение нового связано с нарушением привычной системы упорядоченности за счет переструктурирования знания или достраиванием знаний посредством выхода за пределы исходной системы знаний (В.А. Мазилов, Я.А. Пономарев, Д.В. Ушаков). М.М. Кашапов [21] в контексте метакогнитивного подхода в качестве психологических механизмов, способных оказывать влияние на развитие и функционирование качеств творческого мышления, представляются: позитивное переструктурирование своего опыта (обеспечивающее самораскрытие творческого процесса), поиск неизвестного с помощью механизма «анализ через синтез» (С.Л. Рубинштейн), поиск неизвестного на основе взаимодействия интуитивного, спонтанного и логического, рационального начал, ассоциативного механизма, соотношения интериоризации и экстериоризации (через переформулирование требований задачи, рассмотрение крайних случаев, блокирование составляющих, аналогию), механизм творческой рефлексии, перехода с ситуативного на надситуативный уровень, механизм когнитивной интеграции различных операционных элементов (перцептивных, логических, интуитивных), адресованных разным аспектам действительности, механизм синергетической альтернативы, интерпретационных обобщений.

В данной работе мы опираемся на интегративный подход к изучению креативности, как проявлению взаимной детерминации способностей и мотивационно-ценностной сферы личности, связывающий мышление и деятельность (Д.Б. Богоявленская, A.B. Брушлинский, Л.Л. Гурова, М.М. Кашапов, A.M. Матюшкин, Я.А. Пономарев, O.K. Тихомиров).

1.2. Кризис потери творчества

Анализ основных направлений исследования психологии творчества, творческих способностей и творческой личности свидетельствует о недостаточной разработанности вопросов потери возможности творчества для человека, вкусившего его; особенностей проживания и совладания творческого субъекта с данным особым духовным кризисом (Е.Э. Газарова, В.В. Козлов), создающим угрозу базовым экзистенциальным потребностям, личностной автономии и благополучию [29, 11].

Кризисы – это психические состояния, которые, по определению Н.Д. Левитова, являются целостной характеристикой психической деятельности на определенном отрезке времени, показывающей своеобразие протекающих психических процессов в зависимости от отраженных предметов и явлений, предшествующих состояний и свойств личности. По своей структуре психические состояния – это своего рода синдромы, отличающиеся по знаку (позитивные или негативные), предметной направленности, длительности, интенсивности, устойчивости и одновременно проявляющиеся в познавательной, эмоциональной, волевой и других сферах психики [по 27].

Кризис, по Е. А.Климову, столкновение внешних и внутренних условий развития, сопровождающееся сильными эмоциональными переживаниями, нарушениями непрерывности развития и переходом психического склада человека к новой качественной определенности [по 24].

Переход от одной личностной целостности к другой Э. Эриксон [по 56] называет кризисами – временем усиливающейся уязвимости и одновременно возрастающего потенциала человека.

По определению Кашапова М.М., кризис – состояние душевного расстройства, вызванное неудовлетворенностью человека собой, своими успехами и взаимоотношениями с окружающими [24].

Таким образом, кризис является своего рода поворотной точкой в развитии, где возможен как прогресс – восхождение на более высокую ступень развития, так и остановка в развитии, застревание в зоне кризиса.

Мы придерживаемся взгляда, что кризисные состояния – неотъемлемая часть жизни, личностного развития каждого человека; кризисы – жизненные периоды, максимально благоприятные для повышения уровня развития личности; кризисные изменения в значительной степени влияют на дальнейшее направление развития человека; и проявления различных видов кризисов имеют отличия.

Согласно концепции В.В. Козлова [27], кризисные состояния могут быть разделены на три вида: материальные, социальные и духовные. Каждое состояние вызывается изменениями в определенной структуре личности и, по-видимому, имеет свое содержание. Можно предполагать наличие как сходных проявлений этих кризисов (они одинаково оказывают дестабилизирующее влияние на личность), так и проявлений, отличающих один вид кризиса от другого. Однако пока не существует экспериментального подтверждения этому предположению.

В разных видах кризисов преобладают различные паттерны переживаний. Наиболее ярко выраженными характеристиками социального кризиса являются одиночество, неуверенность в себе, отчаяние, агрессия по отношению к окружающим, ощущение враждебности с их стороны, что определяется характером подструктуры «Я», которую задевает кризис: центром «Я» – социального является интегративный статус, социальные роли, «социальное лицо» субъекта; поэтому чувства одиночества, неуверенности в себе, враждебности со стороны окружающих, как социальные по своей природе – являющиеся переживаниями человеком себя в социуме, – наиболее отчетливо представлены именно в этом виде кризиса; и, в свою очередь, могут служить его индикаторами.

В периоды духовного кризиса ведущими паттернами переживаний выступают обращение к Богу, размышление о смысле жизни, изменение системы ценностей, чувство одиночества и ощущение несправедливости жизни. Из перечисленного ряда описаний чувств первые три наиболее ярко представляют духовный переворот, совершающийся во время данного вида кризиса, когда, по-видимому, человек заново осмысливает основы нравственности, переоценивает собственные поступки с тем, чтобы выйти на новую ступень личностного развития.

Чувство одиночества в периоды духовного кризиса переживается как невозможность разделения окружающими переживаний человека, которые, по-видимому, ощущаются как слишком личные, содержащие «интимные, сакральные смыслы, касающиеся стержневых проблем бытия».

Ощущение несправедливости жизни, вероятно, в этом случае можно принять за проявление обычного для кризисного периода сниженного фона настроения, пессимистического отношения к жизни.

Следует заметить, что в данном виде кризиса совсем не выражены такие паттерны переживаний, как неуверенность в себе, агрессия по отношению к окружающим, что может свидетельствовать о том, что человек в зоне духовного кризиса слишком занят своими переживаниями и на время «выпадает» из жизни социума, что может стать новым источником проблем как для данного человека, так и для его близких. Еще одним подтверждением этой гипотезе служит тот факт, что в выделенные характеристики духовного кризиса не входит ни одно описание переживания человеком себя в социуме.

В качестве особенностей материального кризиса можно выделить большую выраженность таких смысловых единиц, как чувство отчаяния, агрессия по отношению к окружающим, концентрация на телесных ощущениях, жалость к себе и страх смерти. Эти данные объективно свидетельствуют о выраженной специфике этого вида кризиса, как и двух предыдущих. В период материального кризиса человек также захвачен более личными переживаниями, чем переживаниями относительно своих отношений с другими людьми, что сближает этот вид кризиса с духовным, но противопоставляет материальный и духовный виды кризисов социальному. Однако данный вид кризиса отличается от духовного тем, что переживания человека в данном случае касаются не его духовного мира, а его материального «Я», то есть «образа телесности и телесности как таковой, а также «предметного мира, переживаемого как принадлежащего личности» [27], что подтверждается существенной выраженностью такой смысловой единицы, как концентрация на телесных ощущениях.

Кризис потери творчества отличается силой и продолжительностью переживаний. Трагизм творчества – в сокрушительной силе эмоций, связанных с потерей возможности творить. И когда интенсивность шоковая – потеря грозит смертью или безумием, и всегда оборачивается тоской.

Тоска сопровождается чувством потери себя, своих наиболее важных атрибутов, своих способностей, лишает возможности самореализации и опоры. Такой духовный кризис ставит задачу выживания личности, ее роста и совершенствования.

Потеря творчества является травмирующим событием, которое может быть как внешним ударом, так и внутренним, все более усиливающим напряжение. Потеря способности творить может наступить в результате единичного катастрофического происшествия (например, потеря слуха у музыканта) или стать результатом серии накопившихся неудач (невостребованность картин художника, научных статей ученого, проектов изобретателя) [29].

Тоска по творчеству загоняет человека в уязвимое психоэмоциональное состояние, вызывает раздражительность, тревогу, усиливает напряжение и беспокойство. У человека часто возникает ощущение, что ему чего-то недостает, но он не может понять, чего именно; это нечто смутное, неуловимое, не имеющее определенной предметной формы.

К этому постепенно добавляется ощущение неподлинности и пустоты повседневной жизни. Начинает происходить глобальная переоценка жизни. Причем часто новые ценности еще не видны, а лишь разрушаются старые – теряется ценность всего, что человек ценил раньше. Потеряв творческий поток, человек начинает искать исток и назначение жизни. На этой стадии человеку свойственно неверно понимать и неверно истолковывать свое состояние. Не понимая значения этих новых умонастроений, многие считают их отклонением от нормы и, будучи встревоженными возможностью утраты психического равновесия, люди стараются как-то бороться с этими проявлениями потери творчества. Состояние тревоги и беспокойства становится все более мучительным, а ощущение внутренней пустоты – невыносимым. Все, что составляло жизнь человека, большей своей частью исчезает, рушится, как сон, тогда как новый свет еще не зажегся.

Нередко это состояние сопровождается нравственным кризисом. Проявляется или обостряется совесть; возникает новое чувство ответственности, а вместе с ним – тяжелое чувство вины и муки раскаяния…

Тщетное усилие вновь достичь творческого потока проходит несколько стадий.

1. Вначале предпринимается попытка использовать собственные привычные методы решения проблемы. Для некоторых это – кофе, «длинная сигарета», для кого-то – прогулка по лесу, уборка рабочего места. В основном, у любого творческого человека есть некий ритуал, внутренняя настройка на «поток творчества», проявленная вовне последовательностью действий.

2. Когда это не помогает и беспокойство усиливается, то мобилизуются ранее не использовавшиеся резервные методы и стратегии преодоления. На этой стадии деятельность, которая ассоциируется с творческой энергией, как бы «откладывается». Личность предпринимает действия, которые уже никак не связаны с творческим поиском (разобраться с бумагами, сходить к другу в гости, съездить на дачу). На поведенческом уровне мы можем предположить, что человек отвлекается от творческой задачи и отступает от намерения вновь пережить «парящей души мгновение». Но он остается внутренне озабочен содержанием творческой деятельности, сознание (где бы ни гуляло, что бы ни делало тело) сфокусировано на отсутствии творчества. В обыденности это описывается как «душа не на месте» – беспокойство, тревога и тоска нарастают.

3. Если резервные стратегии не могут помочь в инициации творческого состояния потока, напряжение продолжает возрастать до предела. В этот момент какой-нибудь катализирующий фактор (слово, взгляд, запертая дверь к соседу) может стать «последней каплей», приводящей человека в состояние мощного духовного кризиса, сопровождающегося личностной дезорганизацией и прекращением всякого сопротивления наступающей трагедии [29].


К большому сожалению, зов этого кризиса редко воспринимается как приглашение к духовному совершенствованию. Человек может выбрать и другие пути.

1. Обычная жизнь

Творчество часто – тяжкое бремя, мешающее наслаждаться радостями обычной человеческой жизни. Множество творческих людей – вслед за Вагнером, мечтавшим о тихой семейной жизни вдали от искусства, или за Булгаковым, воспевшим прелести «вечного дома с венецианским окном и вьющимся виноградом», – тосковали по нормальной, простой жизни.

В некоторых случаях личность постепенно восстанавливается после кризиса, достигая просто состояния равновесия без потуг какого-либо творческого созидания. Человек выбирает обыденную жизнь – «как все», соглашаясь с идеями, что он «уже сделал все, что мог», что «уже все написано и сказано», «зачем мучиться, хоть поживу как люди».

2. Смерть и рождение

Личность принимает вызов духовного кризиса и решает испить его чашу до дна. Человек выбирает усиливающееся состояние беспокойства, тоски, непонимания, «потери себя», усиление изначального ощущения депрессии и скорби. «И, брошенный судьбой, проживающий ложь жизни, абсурд существования, он превозмогает боль и свой вой в ужасе ночи на кладбище надежд. Он превозмогает глухие уши людей, судьбы и неба. И затем происходит пробуждение надежды и ожидания, новых сил, свежих соков жизни. В этих муках смерти и одиночества рождается демиург, сильный духом, творящий и до последнего выдоха сохраняющий потенциал творца» [29, С. 74].

3. Безумие

Когда личность не может справиться с шоковой интенсивностью захлестнувших ее эмоций, высока вероятность наступления патологии сознания.

Творчество часто закономерно граничит с безумием. Невозможно опровергнуть печального факта, что среди обладателей больших талантов люди с теми или иными психическими расстройствами встречаются значительно чаще, чем среди населения в целом. Например, шизоидность, граничащая с шизофренией, многих выдающихся писателей и ученых: Декарта, Паскаля, Ньютона, Фарадея, Дарвина, Платона, Канта, Кафки, Эмерсона, Ницше и др. Психически болели Ф. М. Достоевский, В. Ван Гог, А. Стриндберг, Сальвадор Дали, Р. Шуман и многие другие. На разных этапах жизни более или менее выраженные признаки нездоровья обнаруживали Н. А. Некрасов, А. А. Фет, И. А. Гончаров, Л. Н. Толстой, А. М. Горький.

Выход за пределы разрешенного, за пределы обыденного очень часто сталкивает нас с запретительными механизмами культуры. Необычное часто воспринимается как безумное.

В случае кризиса потери творчества базовых реакций у личности не так уж и много:

Девальвация контакта с миром.

Убегание в «иную» творческую реальность.

Борьба с галлюцинаторными «врагами» в бредовой симптоматике.

4. Самосожжение

Эта реакция на потерю творчества в основном встречается у мужчин, для которых она ассоциируется с девальвацией смысла жизни.

Возникает классическое аутоагрессивное поведение. Пример Н. Гоголя показывает, что человек может довести себя до полного истощения и умереть: он перестал принимать посетителей, много молился, почти ничего не ел, а перед смертью двое суток провел на коленях перед иконой без воды и пищи.

Чувство неприкаянности, отчуждение, апатия, неверие в личные перспективы, снижение творческой и витальной активности в результате потери ресурсного состояния сознания приводят к замещающему поведению, к деструктивным суррогатным переживаниям. Суррогатные переживания «прилива творческой энергии» касаются измененных состояний сознания, которые индуцируются в основном алкоголем, наркотиками, экстатическими переживаниями от участия в тоталитарных сектах.

5. Суицид

Смерть является быстрым и решающим способом разрешения кризиса потери творчества, когда нет уже никакого стимула в душе, чтобы творить.

Суицид, как исход творческого кризиса, бывает предельно осознанным. Суицидальный кризис возникает при невозможности преодоления препятствия в достижении жизненно важной цели (творческого состояния) способами, сформированными на основе предыдущего индивидуального опыта.

На уровне феноменологии кризис потери творчества можно определить как острое эмоциональное состояние, характеризующееся психическим напряжением, тревогой, нарушением когнитивной и поведенческой активности. Такое состояние характеризуется сильными отрицательными эмоциями, чувством неопределенности, беспокойства, тревогой, вплоть до дезорганизации, фиксацией на абсурде жизни вне творения, переживаниями собственной несостоятельности, беспомощности, одиночества, безнадежности, а также пессимистической оценкой собственной личности, актуальной ситуации и будущего, выраженной затруднениями в планировании деятельности. Личность теряет энергию, общую витальность. Уменьшается коммуникативность, теряются социальные связи [29].

1.3. Танатотерапия как модель «дна» творческого бессилия личности, проживающей кризис потери творчества

В танатотерапии, в отличие от свойственного большинству психотерапевтических направлений «Янского» подхода (ставка делается на воздействие с целью изменений в какую-либо сторону), в основу положен именно «Иньский» подход, тотальное расслабление [2, 3, 11]. В указанном подходе созданы условия для встречи клиента с совершенно особенными характеристиками терапевтического контакта: дать другому человеку можно не больше, чем он может взять, и наоборот, другой может взять не больше, чем ему могут дать (закон контакта). Соответственно, воздействие в танатотерапевтическом контакте представляет собой результат взаимодействия между клиентом и терапевтом [3].

Избыток иньского компонента в социальной реальности принято воспринимать негативно (уступчивость, пассивность, остановка, бездействие, кома…). Так же уступить надвигающемуся покою, остановке привычной творческой активности в кризисе потери творчества – «смертельная» задача для творца, вот почему сам кризис редко им воспринимается как путь развития, качественного изменения собственного Я и возможностей творческой деятельности, заставляя изо всех оставшихся сил (перенапряженных янской суетой) сопротивляться переходу, за которым будет приобретено нечто иное, но для осуществления которого необходима смерть имеющегося.

В танатотерапии основная стратегия помощи направлена на движение к центру иньской составляющей – источнику янской активности, в нем находящемуся, что в итоге приводит к балансировке инь-янской составляющих, осуществляемой самим телом клиента (благодаря сочетанию в его пределах процессов «активизации» и «абсорбции») [3]. Источник янской активности, окруженный «океаном» иньской безмятежности и покоя, оказывается способным проявляться безопасно для человека (не приводя к «отреагированию») в своем концентрированном, мощном ресурсном значении при вступлении в контакт с новой реальностью собственной творческой способности в состоянии критических ее изменений.

В работе с кризисом потери творчества, на наш взгляд целесообразно обращаться к танатотерапии в первую очередь как:

• к практике развития, имеющей прицельное телесное назначение (то есть, здесь работа ведется с телом и через тело).

• Тт: а) обращает внимание практикующего сразу на все его «составные части» – тело, дух, душу и социальную личность (Е.Э. Газарова); б) качественно, с минимальными погрешностями, обеспечивает дифференцирование и различение внутренних событий и состояний («что это», «из какой области», «почему»,

«для чего»); в) создает отличные предпосылки для развития гибкости мышления и повышает пластичность тела; д) снижает гиперконтроль, тормозящий развитие гибкости мышления и стимулирующий ригидность тела.

• к исследовательскому методу Танатотерапия демонстрирует огромные возможности: психическое пространство раскрывает перед нами такие содержания, которые, казалось бы, могут появляться лишь у практикующих «крутые» тибетские или гималайские техники. Такие возможности, которые мы и не ожидали встретить у рядового социализированного человека, и которые далеко не всегда легко встраиваются в «логику жизни». Парадоксальность и разнообразие телесных знаков здесь также велика, предсказуемость и повторяемость их весьма мала. Из общих закономерностей выявлено: чем больше практика в танатотерапии, тем быстрее и глубже психическое и телесное расслабление, а чем быстрее и глубже расслабление, тем умиротвореннее состояние и выше вариативность и гибкость жизненных стратегий и тактик. С приобретенным опытом слой за слоем происходит постижение вглубь не только индивидуального и разных уровней Коллективного бессознательного, но и духовного пространства [11].


Танатотерапия (от греч. thanatos – смерть и therapia – лечение, уход, забота) – система ориентированной на тело психотерапии, затрагивающая область контакта с процессами умирания и смерти (В. Баскаков). Она позволяет моделировать реальную смерть через ее символическое представление (тотальное расслабление, сон, любое завершение/окончание/остановка, оргазм, сумасшествие, объектные/ предметные характеристики тела) [3].

Выделенные Кюблер-Росс Э. [30] пять стадий, которые проходит человек, получив известие о своей неизбежной смерти, на наш взгляд, находят отражение и в стадиях проживания кризиса потери творчества, описанных В.В. Козловым [29]:


Таблица 1




Пример подобного кризиса описан Н.В. Гоголем в повести «Портрет»: Чартков, который «был художник с талантом, пророчившим многое: вспышками и мгновеньями его кисть отзывалась наблюдательностью, соображением, гибким порывом приблизиться более к природе», углубившись в требования заказчиков и необходимость выполнять работы в короткий срок, встретился с тем, что «кисть его хладела и тупела, и он нечувствительно заключился в однообразные, определенные, давно изношенные формы».

«Он схватил кисть и приблизился к холсту. Пот усилия проступил на его лице; весь обратился он в одно желание и загорелся одною мыслию: ему хотелось изобразить отпадшего ангела. Эта идея была более всего согласна с состоянием его души. Но, увы! фигуры его, позы, группы, мысли ложились принужденно и несвязно. Кисть его и воображение слишком уже заключились в одну мерку, и бессильный порыв преступить границы и оковы, им самим на себя наброшенные, уже отзывался неправильностию и ошибкою. Он пренебрег утомительную, длинную лестницу постепенных сведений и первых основных законов будущего великого. Досада его проникла….Но точно ли был у меня таланты – сказал он, наконец, – не обманулся ли я?» И, произнесши эти слова, он подошел к прежним своим произведениям, которые работались когда-то так чисто…. в бедной лачужке на уединенном Васильевском острову, вдали людей»….

«Казалось, как будто разгневанное небо нарочно послало в мир этот ужасный бич, желая отнять у него всю его гармонию. Эта ужасная страсть набросила какой-то страшный колорит на него: вечная желчь присутствовала на лице его. Хула на мир и отрицание изображалось само собой в чертах его»…

«К счастию мира и искусств, такая напряженная и насильственная жизнь не могла долго продолжаться: размер страстей был слишком неправилен и колоссален для слабых сил ее. Припадки бешенства и безумия начали оказываться чаще, и наконец, все это обратилось в самую ужасную болезнь. Жестокая горячка, соединенная с самою быстрою чахоткою, овладела им так свирепо, что в три дня оставалась от него одна тень только. К этому присоединились все признаки безнадежного сумасшествия. Иногда несколько человек не могли удержать его. Ему начали чудиться давно забытые, живые глаза необыкновенного портрета, и тогда бешенство его было ужасно. Все люди, окружавшие его постель, казались ему ужасными портретами»…

«Больной ничего не понимал и не чувствовал, кроме своих терзаний, и издавал одни ужасные вопли и непонятные речи. Наконец жизнь его прервалась в последнем, уже безгласном, порыве страдания».


В ситуации кризиса потери творчества смертельным является принятие остановки творческой активности, творческого бессилия, однако модель этой смерти творческого субъекта (не настоящая, неузнанная смерть-«монстр»), одновременно включая паттерны (стереотипы) поведенческих, телесных реакций клиента на реальность творческой остановки, при этом не ведет к шоку («короткому замыканию» трех сфер), не разрушает тело (как опору в выведении из паттернов). А формируемая в танатотерапии модель т. н. правильной смерти (без агонии, на основе тотального расслабления, успокоения), несущей в себе представления о цикличности природы (за закатом обязательно родится рассвет и т. д.) позволяет оставить иллюзии творческого субъекта о том, что от него в этом процессе (процессе смерти/рождения) многое зависит, ради спокойного созерцания происходящих преобразований. А ведь именно так часто описывают выход в творческие состояния сознания, которое становится на время пассивным экраном для проявления на нем идеи [15, 29, 40, 46, 47].

Особенность применения отдельных приемов танатотерапии заключается в том, что сами приемы «настраивают» стадии умирания, и в этом смысле являются всегда адекватными этим стадиям («санации» и «терминации») [3]. В этом смысле, танатотерапевт не вмешивается активно в процесс изменений клиента, а лишь моделирует особое состояние тела, не стимулируя директивно его наступление и не манипулируя им [11], следуя тем самым логике тела и сегодняшних возможностей развития клиента, а также закону контакта: «дать человеку не больше, чем он может взять» [3].

Моделируя при этом реальный режим смерти для живого тела (исключая возможность переживать чувствительной душе происходящее, создавая безопасный режим встречи со смертельным содержанием), танатотерапия дает возможность проявиться огромной силе биологических реакций тела, которые в оригинальном варианте призваны спасать висящую на волоске жизнь, здесь «устремляются ввысь» и соединяются с силой духовности человека (которая по природе своей выше страхов, но в реальной жизни подавлена социальностью человека) [11].

Освобождение биологических сил тела создает поток большой мощности, который устремляется к духу. Вместе они и создают озарение.

«Тепе – ь душа может сказать свое, решающее, слово. Ведь в человеке она самая высокая инстанция: соборная и альтруистичная, она дает надежду, согласие и любовь. Видя природную связь «тело-дух», она знает, на что ей можно положиться. В ситуации, когда социальная часть человека лежит недвижимая, «мертвая», и не может диктовать душе, что и как ей оценивать своим высоким, этическим чувством, душа оживает и светлеет. Теперь, когда она может пребывать в свете вечных ценностей и смыслов, она распространяет его (свет) на социальную часть личности»_[11, С.7]. Озарение достигает «темных комнат» психического пространства, делая видимым тот материал, который не мог быть видимым в силу его опасности, и так, под таким углом видимым, как он не мог бы быть виден при анализе [3].

На основе указанных механизмов, мы предполагаем, танатотерапия кризиса потери творчества позволяет в работе с телом воссоздать модель «дна» творческого бессилия (смерти социальной части) субъекта, проживающего кризис потери творчества, что дает ему возможность обрести опору в осуществлении перехода на следующий уровень творческого развития (опору в «свете вечных ценностей и смыслов»).

Выводы по главе 1:

Теоретический анализ проблемы творчества, творческой деятельности и кризиса потери творчества позволил сделать следующие выводы:

• В творческом мышлении находит наиболее полное выражение диалектическое противоречие между продуктивными и репродуктивными процессами, открытие новых знаний происходит в опоре на уже имеющиеся знания и в то же время – на основе преодоления их тормозящего влияния.

• В настоящее время существует многообразие исследовательских позиций и точек зрения на природу творческих способностей, при этом многие исследователи ориентируются на изучение какого-либо одного аспекта этого феномена. В последние годы все больше исследователей приходят к выводу о необходимости интегративного подхода к изучению творчества и креативности, в рамках которого когнитивные и личностные, индивидуальные и социальные аспекты представлены в неразрывном единстве. Особого внимания требует разработка вопросов потери возможности творчества для человека, вкусившего его.

Кризис потери творчества можно считать особым духовным кризисом, создающим угрозу базовым экзистенциальным потребностям, личностной автономии и благополучию; сопровождается чувством потери себя, своих наиболее важных атрибутов, своих способностей, лишает возможности самореализации и опоры. Такое состояние характеризуется сильными отрицательными эмоциями, чувством неопределенности, беспокойства, тревогой, вплоть до дезорганизации, фиксацией на абсурде жизни вне творения, переживаниями собственной несостоятельности, беспомощности, одиночества, безнадежности, а также пессимистической оценкой собственной личности, актуальной ситуации и будущего, выраженной затруднениями в планировании деятельности.

Проживание кризиса потери творчества обычно включает тщетные усилия достичь творческого потока, так как при его потере, человеку свойственно неверно истолковывать свое состояние (личность редко принимает его как приглашение к духовному росту). Не понимая значения новых умонастроений, многие считают их отклонением от нормы и, будучи встревоженными возможностью утраты психического равновесия, люди стараются как-то бороться с этими проявлениями потери творчества. Танатотерапия кризиса потери творчества позволяет в работе с телом воссоздать модель «дна» творческого бессилия (смерти социальной части) субъекта, проживающего кризис потери творчества, что дает ему возможность обрести опору в осуществлении перехода на следующий уровень творческого развития (опору в «свете вечных ценностей и смыслов»). Сами стадии проживания кризиса потери творчества, по нашему мнению, отражают стадии принятия собственной смерти (символической), описанные Кюблер-Росс Э. Смертельно – принятие остановки творческой активности, однако модель этой смерти творческого субъекта, одновременно включая паттерны поведенческих, телесных реакций клиента на реальность творческого бессилия, при этом не ведет к шоку, не разрушает тело (как опору в выведении из паттернов).

Глава 2

Эмпирическое исследование результативности целенаправленного воздействия с помощью танатотерапии на индивидуальное «социальное тело» человека, проживающего кризис потери творчества

Программа, процедура и основные результаты эмпирического исследования

В рамках данной работы проводится идеографическое исследование, включившее результаты самонаблюдения и описание случая танатотерапии кризиса потери творчества, которое относится к квазиэкспериментальному. Исследование реализуется по следующей программе: A (O1) X В (O2),

где А, В – самоотчеты испытуемого, О1 O2 – диагностические операции, X – воздействие (танатотерапия: год работы в группе обучения и три месяца индивидуальной танатотерапии (11 сессий) – при самоисследовании; 5 месяцев (14 сессий) танатотерапии – при анализе случая практической работы).

Объект исследования – индивидуальное «социальное тело» человека, проживающего кризис потери творчества. Предмет исследования – психологические особенности проживания и терапии проблемы потери творчества.

Цель исследования: исследовать возможности применения и эффективность танатотерапии в работе с кризисом потери творчества.

Общая гипотеза исследования: особенности работы в танатотерапии как методе психотерапии позволяют разрешить кризис потери творчества.

2.1. Самоисследование: анализ индивидуального клиентского опыта работы в рамках танатотерапевтических сессий

В данной работе описывается клиентский опыт студентки 2 года обучения долгосрочной программы Института танатотерапии по специальности «танатотерапевт-практик». Возраст: 25 лет. Замужем 5 лет. Детей нет. 4-й год работы над диссертационным исследованием.

Запрос на работу в танатотерапии: потеря возможности писать на завершающих этапах подготовки диссертационной работы («ничего стоящего не приходит в голову»).

Жалобы: если ранее этап интерпретации полученных данных исследования воспринимался как самый интересный, долгожданный и творчески наполненный, к моменту обращения за психотерапевтической помощью – обнаружилась полная удручающая невозможность погрузиться в этот процесс: привычные способы начала работы и запуска поиска решений («ритуальное» чаепитие перед тем как сесть за компьютер, «греющий душу» удобный и понятный только мне «творческий беспорядок» из книг и бумаг (предварительно непременно ощупанных) на рабочем столе и окружающих его поверхностях, периодические переключения на музыку или звуки за окном, преимущественно вечернее и ночное время работы) вдруг перестали действовать и скорее начали раздражать своей бесполезностью, нежели настраивать на нужный лад.

Появилась склонность засыпать (не медленно отходить ко сну с удовольствием, а отключаться как по команде до утреннего звонка будильника) в 20-21Ч. вечера – только успев добраться домой после работы. Отсюда неприятное ощущение потерянного, «вырезанного» из жизни времени. Ведь ранее и 4 часов было достаточно для того, чтобы выспаться, если с чувством завершенности всех дел за день укладывалась спать (никак не раньше 24 ч.).

Также нашлось огромное множество дел, которые необходимо сделать «для других». И этих дел с каждым днем появлялось все больше (снежный ком). Ощущение неподлинности и пустоты всей повседневной жизни. Даже встречи с родными и близкими людьми, которые всегда были самоценностью, стали восприниматься как бесцельно протекающие мимо, иногда даже раздражающие. Ужасающее чувство тоски, печального одиночества и невозможности попросить и принять помощь у окружающих, так как неясно, в чем именно и как можно помочь (нет языка, с помощью которого можно объяснить это себе и другим).

Через полгода работы в группе обучения танатотерапевтов вернулся интерес к наблюдению за происходящим здесь и сейчас (присутствие в данном моменте времени) и ощущение собственной состоятельности в «простых вещах» (например, могу телесно почувствовать присутствие другого человека в комнате («спиной»), чувствую телесную усталость после рабочего дня, тактильно различаю разные поверхности и получаю удовольствие от взаимодействия с ними и пр.). Сдала кандидатский экзамен по специальности на «отлично» (получив удовольствие от подготовки к нему).

Особым удовольствием стала вдруг вернувшаяся способность писать всю ночь и при этом не ощущать себя разбитой на утро, а с чувством удовлетворения спокойно ждать пробуждения мужа, чтобы вместе позавтракать. Работа была завершена, принята в совет.

Состоявшаяся предзащита диссертации вызвала разнонаправленные чувства. Хотя работа была принята к защите, кафедрой было настоятельно рекомендовано сузить проблематику исследования: оставить в фокусе соотношение двух психических феноменов, вместо рассмотрения взаимозависимости трех. Проще говоря, половину полученных результатов вырезать, ради того, чтобы работа соответствовала общепринятым представлениям о кандидатском исследовании. Ранее это ощущение было поддержано моим научным руководителем, который никогда ранее не вмешивался в замысел и ход исследования, иногда предохраняя от «острых углов».

После 10 сессии состоялась защита диссертации, где советом как основное достоинство исследования была отмечена именно та часть, которую на предзащите предложено было вырезать. Представлять полученные результаты исследования оказалось удивительно легко и интересно, в дискуссии открылись новые горизонты.

На последней танатотерапевтической сессии отметился достаточно глубокий уровень расслабления, чувство спокойствия, комфортного и увлекательного одиночества.

2.2. Анализ клиентского случая танатотерапии проблемы потери творчества

В данной работе описывается случай танатотерапии кризиса потери творчества. Клиент: молодая женщина в возрасте 28 лет, не замужем, детей нет, 6-й год работы над диссертационным исследованием. Имеет множество сфер самореализации: успешный руководитель кафедры психологии в вузе, востребованный практик в сфере психологии образования, организатор и участник КВН и разного рода творческих вечеров, студенческих весен, конкурсов художественной самодеятельности, активно занимается волонтерской деятельностью и ее развитием в регионе, имеет спортивные достижения и награды во всех указанных областях. При этом работа над диссертационным исследованием не была завершена, несмотря на отведенные на это сроки, что воспринималось клиенткой как мучительная, непреодолимая трудность, связанная с внезапным полным исчезновением былого интереса к научной работе.

Выяснялось, что на завершающем этапе диссертационного исследования произошла смена научного руководителя (по внешним причинам). Второму руководителю не понравилась тема, замысел работы, представленный текст. Специализация клиентки (возрастной психолог), по мнению научного руководителя, не позволила раскрыть сути работы в соответствии со спецификой требований совета (по социальной психологии). Взаимодействие с научным руководителем свелось, таким образом, к постоянным упрекам о «слабом тексте», о непонимании соискателем требований. Но сроки были поставлены и оказалось, что клиентка, в тщетных попытках изменить работу в соответствии с новым видением, задерживает и подводит руководителя. Возникло чувство неполноценности и вины, страх встречи с неприятием научного руководителя. Наконец, полностью пропала способность включиться в процесс творческой работы над диссертацией. Только большим усилием воли удавалось посадить себя за работу, которая уже не приносила желанных результатов. Далее работа над диссертацией постоянно откладывалась на время ради хозяйственных дел, решения личных проблем друзей, выполнения работы за других в сферах деятельности, не связанных с собственными профессиональными интересами, однако сохранялась фиксация на отсутствии творческой способности найти необходимые решения. Это и стало причиной обращения за помощью.

Была отмечена накопленная усталость, раздражение по отношению к окружающим людям, чувство одиночества, жалость к себе, чувство опустошенности. Напряжение в спине, головные боли, потерянные в схеме тела ноги.

После первых сеансов танатотерапии появилось ощущение наполненности верхней части тела, клиенткой была отмечена легкость дыхания.

После 3 сессии клиентка заявила об отказе от работы над диссертацией, объяснив это потребностью в «нормальной» жизни «как все», «не могу и не буду писать – живут же другие без этого счастливо», «лучше подумать о замужестве». «Последней каплей» для такого решения явился конфликт с научным руководителем, нежелание сотрудничать с ним.

Постепенно начала возвращаться телесная чувствительность, удовольствие от занятий домашним хозяйством, общения с родными, пропали головные боли.

Во время 6-й танатотерапевтической сессии возник инсайт: сама диссертационная работа (готовая ее часть) – уже материальная, «живая», а клиентка от нее отказалась, бросила, как ребенка (часть себя). Возникло желание подружиться с диссертацией, попросить прощения.

Клиенткой было отмечено восстановление физических сил, получение удовольствия от поездок в другой город по вопросам подготовки диссертации. Возникновение страстного желания завершить диссертацию как можно скорее.

Работа была успешно завершена и защищена. Обнаружилась легкость в интерпретации результатов работы, ощущение уверенности в себе на защите.

Через 3 месяца после защиты диссертации и завершения сеансов танатотерапии клиентка сообщила, что выходит замуж и ждет ребенка.

2.3. Обсуждение результатов эмпирического исследования

В процессе исследования были уточнены и нашли практическое подтверждение выдвинутые гипотезы:

1. На наш взгляд, причиной творческого бессилия являются кризисные внутриличностные противоречия, как разновидности нарушений связи с процессами смерти и умирания (проблема перехода к иному качеству собственного Я).

Невозможность принятия смерти «социальной» личности субъекта творчества (того, кто может к сроку выдать нужный результат, этого привык ожидать сам от себя и этого ждут от него окружающие: «всегда удавалось находить творческие результаты и удовольствие от деятельности – как может не получаться в этот раз?») во имя изменений духовного Я, порождает проблему сверхконтроля сознания (попытки воспроизвести привычные, но уже не дающие результата, способы выхода в творческие состояния сознания и организовать сознательно собственный поиск решений).

Также в описанных ранее случаях клиентской работы, по нашему мнению, имеет место конфликт в социальном Я:

В самоисследовании – завершение работы над диссертацией – переходная зона, в которой для рождения самостоятельного (по социальному статусу) исследователя, имеющего право отстаивать свое видение проблемы, должен умереть ученик (соискатель ученой степени);

В описанном случае практической работы – критика научного руководителя – переходная зона, в которой возникает необходимость смерти привычного образа Я – «успешна во всем, за что берусь» ради появления свободы от необходимости «держать планку» и соответствовать ожиданиям окружения.

2. Танатотерапия позволяет в работе с телом воссоздать модель «дна» творческого бессилия (смерти) субъекта, проживающего кризис потери творчества, что дает ему возможность обрести опору в осуществлении перехода на следующий уровень творческого развития. В описанном случае важными приобретениями и признаками состоявшегося перехода стали:

• Появление новых для субъекта творчества способов выхода в творческие состояния сознания (погружение в творчество не только в ночное, но и в дневное время; абстрагирование на рабочем месте и пр.).

• Получение удовольствия не только от процесса, но и готовность сделать остановку, чтобы насладиться результатом творческой деятельности.

• Баланс творческих усилий и периодов остановки, накопления ресурса (толерантность к собственному «безмыслию» в эти периоды).

• Появление ценности результата собственной творческой деятельности, готовность его отстаивать.

3. Особенности работы в танатотерапии позволяют снизить сверхконтроль сознания, препятствующий переходу то ставших неэффективными, отработанных субъектом творческой деятельности способов достичь творческого состояния сознания или справиться с его отсутствием, к новым и воспринимающимся как «потеря себя», смертельным изменениям, обеспечивающим переход на следующий уровень творческого развития. Благодаря этому появилась возможность «прочитать собственную работу как художественную литературу» (по-новому) – в первом случае и изменить отношение к готовой части диссертации – во втором.

4. Особенности работы в танатотерапии позволяют восстановить природную опорность тела, обеспечивающую безопасность перехода к новому этапу личностного развития. Это нашло подтверждение в клиентских самоотчетах (повышение чувствительности, ощущение собственной эффективности, концентрация на телесных ощущениях и т. д.)


Таблица 2




Выводы по главе 2:

На основе анализа индивидуального клиентского опыта работы по проблеме кризиса потери творчества в рамках танатотерапии можно сделать следующие выводы:

• В рамках эмпирического исследования нашли подтверждение поставленные гипотезы.

• О результативности воздействия танатотерапии на индивидуальное «социальное тело» человека, проживающего кризис потери творчества, свидетельствуют положительные результаты психотерапевтической работы в рамках танатотерапевтических сессий и групп обучения.

• К особенностям преодоления кризиса потери творчества в рамках танатотерапии можно отнести: повышение телесной чувствительности, восстановление природной опорности тела, восстановление возможностей творческого мышления через обращение к различным видам и формам художественного творчества (создание продукта с помощью тела).

Заключение

В данной работе осуществлена попытка исследования кризиса потери творчества, для человека вкусившего его, в соответствии с танатотерапевтическим пониманием сути проблемы. Уточнены этапы проживания и преодоления кризиса потери творчества, которые, отражают стадии принятия собственной смерти, описанные Э. Кюблер-Росс. Проанализированы особенности танатотерапии, позволяющие работать с кризисом потери творчества: в работе с телом воссоздается модель «дна» творческого бессилия (смерти социальной части) субъекта, проживающего кризис потери творчества, что дает ему возможность обрести опору в осуществлении перехода на следующий уровень творческого развития (опору в «свете вечных ценностей и смыслов»). При этом сами приемы работы, «настраивающие» стадии умирания, моделирующийся режим смерти для живого тела (исключающий возможность пережить чувствительной душе происходящее, создающий безопасный режим), позволяют состояться смерти творческого субъекта, одновременно включая паттерны поведенческих, телесных реакций клиента на реальность творческого бессилия, при этом не ведут к шоку, не разрушают тело (как опору в выведении из паттернов).

В эмпирической части работы представлены результаты самоисследования – анализа индивидуального клиентского опыта работы в рамках танатотерапии и описание случая танатотерапии потери творчества, подтверждающие эффективность данного метода; уточнены и нашли практическое подтверждение выдвинутые гипотезы: причиной творческого бессилия являются кризисные внутриличностные противоречия, как разновидности нарушений связи с процессами смерти и умирания (проблема перехода к иному качеству собственного Я); танатотерапия позволяет в работе с телом воссоздать модель «дна» творческого бессилия (смерти) субъекта, проживающего кризис потери творчества, что дает ему возможность обрести опору в осуществлении перехода на следующий уровень творческого развития; особенности работы в танатотерапии позволяют снизить сверхконтроль сознания, препятствующий переходу от ставших неэффективными, отработанных субъектом творческой деятельности способов достичь творческого состояния сознания или справиться с его отсутствием, к новым и воспринимающимся как «потеря себя», смертельным изменениям, обеспечивающим переход на следующий уровень творческого развития, а также позволяют восстановить природную опорность тела, обеспечивающую безопасность перехода. В работе с кризисом потери творчества, на наш взгляд целесообразно обращаться к танатотерапии в первую очередь как к практике развития, имеющей прицельное телесное назначение и как к исследовательскому методу.

Естественной задачей продолжения описанного исследования является увеличение и дифференциация по различным показателям выборки клиентских случаев для выявления закономерностей проживания и обеспеченных применением танатотерапии изменений при оказании помощи в ситуации кризиса потери творчества.

За рамками данного исследования осталось изучение вопросов проживания кризиса потери творчества представителями различных сфер деятельности (науки, художественного и технического творчества, сферы межличностного взаимодействия и др.); а также представителями различных возрастных групп (особый интерес с точки зрения танатотерапии переставляют переходные периоды развития).

Перспективу дальнейших исследований с позиции клинического подхода к оказанию помощи составляет определение особенностей проявления кризиса потери творчества и совладания с ним людьми с различными структурами характера, а также роли танатотерапии в работе с отдельными типами характера, проживающими кризис потери творчества, и возможной в каждом случае динамики при продолжительном ее применении.

Список литературы:

1. Бабаева, Ю.Д. Творческие способности и целостная структура личности / Ю.Д. Бабаева, E.H. Попова, П.А. Сабадош // Психология и школа. – 2008. – № 1. – С. 55–59.

2. Баскаков, В.Ю. Свободное тело М.: Институт Общегуманитарных Исследований. 2004 – 224 с.

3. Баскаков, В.Ю. Танатотерапия: теоретические основы и практическое применение. – М.: 2007

4. Белова, С.С. Когнитивное моделирование и феномены творчества / С.С. Белова // Материалы IV Всерос. съезда РПО, 18–21 сентября 2007 г. – Ростов-н-Д, 2007. – Т. 1 – С. 137–138.

5. Богоявленская, Д.Б. Интеллектуальная активность как проблема творчества / Д.Б. Богоявленская. – Ростов н/Д: Изд-во Рост, ун-та, 1983. – 173 с.

6. Богоявленская, Д.Б. Субъект деятельности в проблематике творчества / Д.Б. Богоявленская // Вопросы психологии. – 1999. – № 2. – С. 35–42.

7. Боно де, Э. Рождение новой идеи. О нешаблонном мышлении /

3. Боно де – M.: Прогресс, 1976. – 143 с.

8. Брушлинский, A.B. Психология субъекта / A.B. Брушлинский / отв. ред. В.В. Знаков. – М.: Институт психологии РАН; СПб.: Изд-во «Алетейя», 2003. – 272 с.

9. Вертгеймер, М. Продуктивное мышление / М. Вертгеймер. – М.: Прогресс, 1987. – 336 с.

10. Вильчек, В.М. Прощание с Марксом: алгоритмы истории / В.М. Вильчек. – М.: Прогресс-Культура, 1993. – 222 с.

11. Базарова Е.Э., Феноменология танатотерапии // www.rabop.ru/ content/view/216/131/

12. Гурова, Л.Л. Психология мышления / Л.Л. Гурова. – М.: ПЕР СЭ, 2005. – 136 с.

13. Гут, Р. О творчестве в науке и технике / Р. Гут // Вопросы психологии. – 2007. – № 2. – С. 130–139.

14. Дорфман, Л.Я. Креативность и метаиндивидуальный мир / Л.Я. Дорфман // Одаренный ребенок. – 2005. – № 5. – С. 60–62.

15. Дружинин, В.Н. Психодиагностика общих способностей / В.Н. Дружинин. – СПб.: Изд-во Питер, 2002. – 368 с.

16. Ермакова, Е.С. Изучение творческого мышления в психологических исследованиях XX века / Е.С. Ермакова // Ежегодник РПО: материалы 3-го Всерос. съезда психологов, 25–28 июля 2003 г. – СПб.: Изд-во СПбГУ, 2003. – Т. 3. – С. 266–269.

17. Завалишина, Д.Н. Практическое мышление: Специфика и проблемы развития / Завалишина Д.Н. – М.: Институт психологии РАН, 2005. – 376 с.

18. Знаков, В.В. Психология человеческого бытия и трудные жизненные ситуации / В.В. Знаков // Психология совладающего поведения: материалы Междунар. науч. – практ. конф. / отв. ред. Е.А. Сергиенко, Т.Л. Крюкова. – Кострома: КГУ им. H.A. Некрасова, 2007. – С. 35–37.

19. Карпов, A.B. Метакогнитивные способности как предмет изучения общей и прикладной психологии / A.B. Карпов // Современные проблемы прикладной психологии: материалы Всерос. науч. – практ. конф. – Ярославль, 2006. – Т. 3. – С. 258–268.

20. Кашапов, М.М. Акмеологические и психологические механизмы творческого мышления профессионала в контексте метакогнитивного подхода / М.М. Кашапов // Психологическое обеспечение национальных проектов развития общества: опыт, инновационные технологии, ментальные барьеры: материалы Междунар. конгресса, 17–18 октября 2008 г. / отв. ред. Н.П. Фетискин, А.Л. Журавлев. – М.-Кострома: КГУ им. H.A. Некрасова, 2008. -С. 165–170.

21. Кашапов, М.М. Механизмы творческого мышления профессионала в контексте метакогнитивного подхода / М.М. Кашапов // Психология XXI столетия. – Ярославль: МАПН, 2008. – Т. 1 – С. 20–30.

22. Кашапов, М.М. Психология творческого мышления профессионала / М.М. Кашапов. – М.: ПЕР СЭ, 2006. – 688 с.

23. Кашапов, М.М. Совершенствование творческого мышления профессионала / М.М. Кашапов. – М.-Ярославль: МАПН, 2006. – 316 с.

24. Кашапов, М.М. Теория и практика решения конфликтных ситуаций. Краткий словарь. – 2003

25. Кашапов, М.М. Формирование творческого мышления на разных этапах профессионализации / М.М. Кашапов // Психология и школа. – 2008. – № 1. – С. 64–70.

26. Козлов, В.В. Креативность: особенности психологического инсайта / В.В. Козлов // Психологическое обеспечение национальных проектов развития общества: опыт, инновационные технологии, ментальные барьеры: материалы Междунар. конгресса, 17–18 октября 2008 г. / отв. ред. Н.П. Фетискин, А.Л. Журавлев. – М.-Кострома: КГУ им. H.A. Некрасова, 2008. – С. 172–178.

27. Козлов, В.В. Личностный кризис – структурные и тендерные особенности // www.zikozlov.ru/articles/1120-personalitycrisis

28. Козлов, В.В. Психологические записки о творческом процессе / В.В. Козлов // Психология XXI столетия. – Ярославль: МАПН, – 2008. -T. 1. -С. 11–20.

29. Козлов, В.В. Психология творчества: Свет, сумерки и темная ночь души / В.В. Козлов. – М.: ГАЛА-Издательство, 2008. – 112 с.

30. Кюблер-Росс, Э. О смерти и умирании – М.: София. – 2001

31. Лейтес, Н.С. Способности и одаренность в детские годы / Н.С Лейтес. – М.: Знание, 1984. – 79 с.

32. Леонтьев, A.A. Научите человека фантазии… (творчество и развивающее обучение) / A.A. Леонтьев // Вопросы психологии. -1998. – № 5. – С. 82–85.

33. Леонтьев, Д.А. Пути развития творчества: личность как определяющий фактор / Д.А. Леонтьев // Воображение и творчество в образовании и профессиональной деятельности: материалы чтений памяти Л.С. Выготского: Четвертая Междунар. конф. – М.: РГГУ, 2004. – С. 214–223.

34. Лук, А.Н. Мышление и творчество / А.Н. Лук. – М.: Политиздат, 1976. – 144 с.

35. Мазилов, В.А. О психологии решения творческих задач: соотношение знания и мышления / В.А. Мазилов // Актуальные проблемы современной психологии. – Ярославль-М.: МАПН, 2002. – Т. 2. -С. 15–23.

36. Маслоу, А.Г. Новые рубежи человеческой природы / А.Г. Маслоу – М.: Смысл, 1999. – 424 с.

37. Матюшкина, A.A. Научная школа A.M. Матюшкина в исследовании прод – ктивного мышления / A.A. Матюшкина // Психология и школа. 2008. – № 1. – С. 52–54.

38. Матюшкин, A.M. Концепция тво – ческой одаренности / A.M. Матюшкин // Вопросы психологии. 1989. – № 6. – С. 29–33.

39. Мэй, Р. Мужество творить: пер. с англ. / Р. Мэй- М.: Институт общегуманитарных исследований, 2008. – 160 с.

40. Налимов, В.В. Реальность нереального: Вероятностная модель бессознательного / В.В. Налимов, Ж.А. Дрогалина. – М.: Мир идей, АО АКРОН, 1995. – 431 с.

41. Нечаев, H.H. Очеловечивание творчества: проблемы и перспективы / H.H. Нечаев // Вопросы психологии. – 2006. – № 3. – С. 3–26.

42. Основные современные концепции творчества и одаренности / под ред. Д.Б. Богоявленской. – М.: Молодая Гвардия, 1997. – 416 с.

43. Панов, В.И. Одаренность и творческая природа развития психики / В.И. Панов // Психология и школа. – 2008. – № 1. – С. 34–39.

44. Пономарев, Я.А. Психология творчества / Я.А. Пономарев. – М.: Наука, 1976. – 303с.

45. Психология. Словарь / Под ред. A.B. Петровского, М.Г. Ярошевского. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Политиздат, 1990. – 494 с.

46. Психология творчества: школа Я.А. Пономарева / под ред. Д.В. Ушакова. – М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2006. – 624 с.

47. Пушкин, В.Н. Эвристика – наука о творческом мышлении / В.Н. Пушкин. – М.: Политиздат, 1967. – 272 с.

48. Развитие и диагностика способностей: сб. – М.: Наука, 1991. -177 с.

49. Савенков, А.И. Творческая одаренность и творчество / А.И. Савенков // Психология и школа. – 2008. – № 1. – С. 76–80.

50. Симонов, П.В. Создающий мозг – нейробиологические основы творчества / П.В. Симонов. – М.: Наука, 1993. – 108 с.

51. Туник, Е.Е. Диагностика креативности. Тест Е. Торренса / Е.Е. Туник. – СПб.: Речь, 2006. – 176 с.

52. Ушаков, Д.В. Современные исследования творчества / Д.В. Ушаков // Психология. Журнал высшей школы экономики. – 2005. – Т. 2. – № 4. – С. 53–56.

53. Ушаков, Д.В. Творчество и «дарвиновский» способ его описания / Д.В. Ушаков // Психологический журнал. – 2000. – № 3. – С. 104–112.

54. Ушаков, Д.В. Творчество и сознание / Д.В. Ушаков // Материалы IV Всерос. съезда РПО, 18–21 сентября 2007 г. – Ростов-н/Д, 2007. – Т. 3 – С. 262.

55. Шадриков В.Д. Духовные способности / В.Д. Шадриков. – М.: Изд-во Магистр, 1998. – 182 с.

56. Эриксон, Э.Г. Детство и общество: пер. с англ. – изд. 2-е, перераб. и доп. / Э.Г. Эриксон. – СПб.: Ленато, ACT, Фонд «Университетская книга», 1996. – 592 с.

57. Яковлева, Е.Л. Психология развития творческого потенциала личности / Е.Л. Яковлева. – М.: Изд-во Моск. психолого-соц. ин-та: Флинта, 1997. – 224 с.

58. Torrance, Ε. A quiet revolution / E. Torrance // Journal of creative behavior. – 1989. – V. 23. – № 5. – P. 136–145.

59. Torrance, E.P. The Nature of Creativity as Manifests in its Testing / E.P. Torrance // The Nature of Creativity / Stenberg R.J. (Ed) – Cambridge: Cambgidge Univ. Press, 1988. – P. 32–75.

3.4. Биглер Н. Круг четырёх базовых проблем. Проблемы опор и сверхконтроля (дипломная работа). Екатеринбург 2008

Актуальность

Многие философы обращались к вопросам «что такое смерть?» «Какую роль она играет в жизни?» Платон, Аврелий Августин, А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, М. Хайдеггер, В. Соловьев, П. Флоренский – искали ответы на эти вопросы.

В зарубежной философии двадцатого века можно выделить 2 направления в интерпретации смерти человека. В первом – значение придаётся осмыслению индивидуальной, личной смерти человека и продолжению жизни перед её лицом. Смерть предстала как непреодолимо-трагичная, но фундаментально неустранимая характеристика человеческого бытия (М. Хайдеггер, М. Шелер). Вторая тенденция проявилась в философии психоаналитической традиции: в работах З.Фрейда, К.-Г. Юнга, Э. Фромма поставлены вопросы о влечении к смерти, о закодированности процессов умирания в структурах бессознательного.

Существенную роль в философии двадцатого века сыграл ещё один аспект осмысления смерти: расширение возможностей медицины в реаниматологии, трансплантологии с одной стороны и войны двадцатого века с другой, привели к деперсонизации смерти, к т. н. стандартизации смерти и вытеснению её из общественного сознания (исследования Ф.Арьес, Э.Кюблер-Росс, и др.).

Смерть является одним из событий жизни. Вся история взаимоотношений человека со смертью говорит о том, что смерть небезразлична для нас, как говорил В. Соловьёв, человек и смертный – это синонимы. Смерть касается всего, что развивается во времени: обществ, предметов, культурных систем, людей. Это один из феноменов, о котором мы ежедневно слышим по радио, видим с экранов телевизоров, читаем в книгах. Он постоянно привлекает внимание к себе. «Для нас абсолютно достоверным является тот факт, что люди умирают, животные умирают, деревья умирают, птицы умирают. Своей смерти не избежать – она может наступить завтра, а может послезавтра, это всего лишь вопрос времени». Так написал Ошо в своей книге «Смерть – величайший обман».

Тема смерти притягивает к себе и страшит одновременно. Именно своей неизбежностью для всех, независимо от материального положения, социального статуса, вероисповедания и т. д. Смерть может стать достоянием общественности, когда о ней напишут в некрологе или покажут в СМИ. Но каждому человеку рано или поздно придётся встретиться с ней один на один.

Часть 1

Отношение человека к смерти менялось на протяжении всей истории человечества. Естественно, что современный человек смотрит на мир вообще, и на смерть в частности, совсем по-другому, нежели средневековый крестьянин или представитель века Просвещения. Этот факт становится очевидным, когда изучаешь работы Ф. Арьеса, М. Вовеля. Но в этом изменении есть и более устойчивые моменты: например страх смерти, хотя он тоже разный у представителей разных эпох и культур.

Ф. Арьес считал, что в основе эволюции нашего отношения к смерти лежит общая эволюция внутреннего мира и его отношение к природе. Арьес выделил пять этапов эволюции отношения человека к смерти.

Первый этап, он обозначает выражением «все умрём». Люди раннего средневековья относились к смерти как к обыденному явлению, которое не внушало особых страхов. Смерть воспринималась как естественную неизбежность. Человек обычно чувствовал приближение конца и готовился к нему. Отсутствие страха перед смертью, у людей средневековья, Ф. Арьес объясняет тем, что по их представлениям умерших не ожидал суд и возмездие за прожитую жизнь, их ожидал своего рода сон «до конца времён», до второго пришествия Христа, после чего все пробудятся, кроме наиболее тяжких грешников, и попадут в царствие небесное. Между миром живых и миром мертвых не было бездонной пропасти, все захоронения находятся на территории городов и деревень.

Второй этап эволюции отношения к смерти Филипп Арьес обозначил как «смерть своя». Примерно с пятнадцатого века представления о суде над родом человеческим сменяются новым представлением – суде над каждым человеком индивидуально, который происходит в момент кончины человека. Заупокойная месса становится важным средством спасения души умершего. В восемнадцатом веке кладбища выносятся за черту населенного пункта. Близость живых и мёртвых становится нестерпимой. В это же время возникает представление о чистилище, промежуточное место между адом и раем.

Третий этап эволюции представлений о смерти именуется как «смерть далёкая и близкая». Этот этап характеризуется тем, что разрушаются механизмы защиты от природы и к смерти возвращается её дикая, неукрощенная сущность.

Четвёртый этап «Смерть твоя» связан с проживанием чувств и эмоций по поводу ухода близкого человека. Смерть воспринимают как возможность воссоединения с любимым человеком, который ушёл из жизни раньше. Его смерть представляется более тяжёлой утратой, нежели собственная смерть.

Пятый этап – «смерть перевёрнутая». В двадцатом веке развивается страх перед смертью и даже перед упоминанием о ней. Смерть становится несчастьем и препятствием, её стараются удалить не только от взоров общества, но и от самого умирающего, чтобы не сделать его несчастным.

Порой кажется, что смерть человека дело только врачей или похоронных бюро.

Из перечисленных этапов видно, что отношение к смерти менялось от понимания смерти как естественного продолжения и завершения жизни до полного их разрыва в сознании человека, разведения их как двух различных сущностей, их взаимоотрицания.

Часть 2

Телесно – ориентированная психотерапия является одним из направлений современной практической психологии. Это метод – «исцеления души через работу с телом», с запёчатлёнными переживаниями и проблемами человека.

Общей основой методов телесно – ориентированной психотерапии является использование контакта терапевта с телом клиента, основанное на представлении о неразрывной связи тела и духовно – психической сферы.

Всё, что происходит в душе человека, оставляет след в его теле. Состояние тела человека – это история пережитых и переживаемых им эмоциональных и физических травм, накопленного жизненного опыта, недомоганий и заболеваний. Телесно – ориентированная терапия представляет собой эффективный способ личностного роста и целостного развития человека, позволяющий воедино связать чувства, разум и телесные ощущения. Создать условия доверительного и полного контакта человека с жизнью его тела.

Одним из направлений телесно – ориентированной психотерапии является танатотерапия. Танатотерапия – авторский метод В. Баскакова. Главной целью танатотерапии является оказание специфической помощи в установлении (или восстановлении утраченного) контакта с процессами правильной смерти и умирания. Актуальность этого метода связана с невозможностью современного человека к контакту с теми сильными чувствами, которые он испытывает в момент его соприкосновения с реальностью смерти. В результате реальная смерть изгоняется из жизни современного человека. Танатотерапия, в отличие от имитационных практик, моделирует процесс правильного, естественного умирания.

Страх смерти проявляется на трёх уровнях: телесном, ментальном, эмоциональном. За такими страхами как страх изменений, страх расставаний, потерь, страх окончания чего – либо, стоит один и тот же страх – страх смерти. Страх смерти сковывает человека, забирает у него массу энергии. Что приводит к истощению человека и недостатку энергии для жизни, радости, любви, а без этого жизнь становится неполноценной. Смерть и умирание как психологическая проблема мало изучена. Это вопросы скорее из области философии культуры и теологии.

Танатотерапия работает с четырьмя базовыми проблемами человека.

1. Первая базовая проблема – проблема контроля / сверхконтроля со стороны сознания. Она выражается в постоянном контролировании человеком своей жизни, чувств, эмоций. Те не только тогда, когда этот контроль необходим для жизни в социальном обществе, но и тогда, когда его можно отпустить. Например, в любви, радости, сексе.

2. Вторая базовая проблема – проблема сильных чувств, контактов. В теле эта проблема наиболее ярко выражена в области грудной клетки, рук. Сюда относятся все проблемы связанные с проявлением чувств, эмоций и, как следствие, умение выстраивать различные контакты (контакт с самим собой, с людьми, с ситуацией и т. п.)

3. Третья базовая проблема – проблема паховой области. В теле эта проблема выражена в области таза. Это проблемы связанные с сексуальностью человека.

4. Четвёртая базовая проблема – проблема опор. Круг этих проблем в теле сконцентрирован в области ног.

Танатотерапия восстанавливает утраченный контакт с процессами умирания и смерти. Этот контакт утрачен современным человеком в силу современного темпа жизни, условий жизни. Восстановление утраченного контакта со смертью позволяет восстановить контакт с процессами жизни. Телу придаются характеристики объектности, и оно ассоциируется с мертвым (расслабленно, тяжело, нижняя челюсть отвисла), внутри тела происходит активизация биологических процессов, т. е. процессов жизни.

Получается «лечение жизнью» через внешние признаки смерти» (В. Баскаков). Умер цветок – родилось яблоко, умерло яблоко родилось семечко, умерло семечко – родился росток и т. д. Неумение современного человека видеть признаки смерти в процессах жизни приводит его к различным вариациям страха смерти: страх расставания, страх жизни, страх окончания и т. д. А танатотерапия, восстанавливая контакт с процессами умирания и смерти, восстанавливает контакт с жизнью.

Часть 3. Практическая часть

В тему этой работы вынесены две базовые проблемы человека – проблему сверхконтроля и опор. Тема сильных чувств затрагивалась в курсовой работе, а тема паховой области все еще остаётся табуированной темой. Проводить самоанализ в этом направлении для меня сродни смертной казни, хотя написание дипломной работы это тоже очень страшное занятие. Работа над курсовой ввела понимание КРУГА базовых проблем. Действительно, все четыре базовые проблемы соединены между собой и, если начинаешь работать с одной, то остальные три автоматически начинают прорабатываться. Проблемы сверхконтроля и опор более глубоко рассматриваются в следующей части.

Проблема опор. Есть такая наука родология. Люди, занимающиеся ею, составляют свои родовые деревья и на их основе можно увидеть, как из поколения в поколение передаются одни и те же стереотипы поведения, можно также увидеть сильные и слабые стороны рода. Зная, какие законы рода работают в твоём роде, можно скорректировать своё поведение и не повторять ошибки предков. В нашем семейном клубе проходят родологические семинары. Однажды возник интерес: кто были мои предки? На наш взгляд, знание того, что до тебя жили люди, работали, любили, расставались, растили детей (интересная последовательность!), возможность опереться на этот опыт уже хорошая опора в жизни. Знание, что ты не один, у тебя есть крепкие корни.

Воспоминание о семье позволило понять следующее: корней не так много, а точнее – два тоненьких корешка. Это бабушка со стороны мамы и дед со стороны отца. Оба они давно умерли. Стала расспрашивать родителей. Узнала, что со стороны отца у меня были бабушка и дед, но моя бабушка (папина мама) рано умерла, и папа не знает ничего про неё: откуда она родом, кто её родители. Дед (отец отца) был незаконнорождённым сыном. Дело было в деревне где – то в центральной части России. У деда был брат (видимо, законный сын того помещика), но их связь прервалась во время ВОВ.

Со стороны мамы история не длиннее. Отец мамы погиб на ВОВ, когда мама была совсем маленькая (2года), а бабушка ничего не знала про его родителей или никогда не рассказывала своим дочерям. У неё самой было много братьев и сестёр, но половина из них были сводными. Свою маму (мою прабабушку) она не помнит, т. к. она рано умерла (потеря опоры), и про отца (моего прадеда) никогда не говорила. Потеряв своего мужа (свою опору), она осталась одна с двумя детьми и больше уже не вышла замуж. Вот и вся история моего рода, вот и вся опора. Единственный вывод, который напрашивается: мои предки предпочитали молчание разговорам, а ведь для того, чтобы молчать, надо хорошо себя контролировать (вот вам и начало моего сверхконтроля). Конечно, учитывая историю нашей страны, такое умение молчать помогало более-менее спокойной жизни: чем меньше высовываешься, тем спокойнее и безопаснее. Это умение молчать унаследовано от предков «по полной», ещё и своего добавлено, но дело в том, что в современном мире надо ещё и уметь говорить. Уметь формулировать свои мысли, уметь их высказывать, уметь объяснить свою точку зрения и т. д. и т. п. С этим гораздо сложнее.

Подведём небольшой итог – даже не углубляясь особо в историю своего рода, а, только прикоснувшись к ней, увидела откуда берёт начало моя безопорность – дед (со стороны отца) родился и отец его не признал, моя бабушка со стороны мамы рано потеряла свою мать, а потом потеряла мужа. Тут же зародился и сверхконтроль: чтобы молчать – надо себя контролировать.

Теперь знаю точно, что для продвижения вперёд нужна хорошая основа, то, на что можно опереться. Точнее в теории – это узнала давно ещё в институте, когда изучала детскую психологию, но как это выглядит на практике – я не представляла. В детстве искала опору в родителях, но не найдя её, пробовала опереться на своих подруг, но скоро поняла, что это ненадёжная опора. Вначале подросткового возраста попробовала компенсировать недостаток внутренних опор – опорами тела, и пошла заниматься конькобежным спортом, в котором ногам уделяется особое внимание – мышцы ног усиленно качаются.

Так укрепив свои ноги, дожила до того момента, когда в жизни впервые появилась очень крепкая опора – будущий муж. На него могла опереться всегда и во всём. Правда, это больше походило на перевешивание проблем с больной головы на здоровую. Он просто решал все проблемы. На фоне неумения опираться, очень хорошо умела всё контролировать. Пока жила с родителями, самыми лучшими днями были дни, когда родители уезжали в сад на весь день. Оставаясь одна, весь дом переустраивала так, как мне нравилось, планировала, что и как буду делать, и следовала своему плану до самой последней точки. Если же мои планы под воздействием каких-либо причин изменялись, начинала нервничать и делала всё возможное, чтобы выполнить намеченное, если же не удавалось, то считала, что день прошел зря. От родителей ушла при первой возможности и уже больше не подпускала их к своей жизни. Мужу тоже пришлось нелегко со мной. Начнём с того, что как человек, который привык всё контролировать, я контролировала и свои чувства. Для меня показать кому-то, а тем более мужчине, свои чувства было сродни смерти. Вдобавок ко всему, мне как человеку с плохими опорами и повышенным сверхконтролем, требовалось постоянное словесное подтверждение того, что меня любят. Могла по нескольку раз в день переспрашивать: «Ты меня любишь?», получив утвердительный ответ, я задавала совсем дурацкий вопрос: «Ты уверен?».

Не знаю, сколько выдержал бы муж, но у нас появился первый ребёнок, и тут моему сверхконтролю пришлось совсем тяжело. Дело в том, что ребёнку нужна была моя любовь, а не контроль. Но мне было легче контролировать, а не любить. И тогда доча начала меня учить. В конце первого месяца у неё наметился определённый режим, который выражался в основном в раннем вставании (6 ч. утра) и раннем укладывании спать на ночь (9 ч. вечера). Меня этот режим не очень устраивал, т. к. люблю поспать с утра, но после пары недель тщетных попыток передвинуть время пробуждения хотя бы на пару часов, смирилась и стала планировать свои дела в рамках её режима. Не прошло и трёх дней, как Саша поменяла режим с точностью до наоборот: она стала спать до 12 ч. дня и засыпать вечером после 12 ч. Но мною уже распланировано всё по предыдущему режиму!!!! Долго сопротивлялась, пробуя вернуть её к прежнему режиму – безрезультатно. Пока не смирилась и не распланировала свой день в соответствии с её новым режимом. Как только это сделала, режим дочери ещё раз поменялся. В течение первого года жизни мы меняли режим раз 5. Благодаря Саше впервые задумалась: почему так происходит, почему чаще испытываю негативные чувства и совсем не умею радоваться и беззаботно смеяться, как это умеет доча. Более того, именно эти качества ребенка вызывали во мне наибольшее раздражение.

Из вышесказанного можно сделать вывод: мой ребёнок показал мне, что ей нужна мать, умеющая любить, а не контролировать; и мать, имеющая внутреннюю опору, для того, чтобы суметь поддержать растущего человека.

Начались поиски в различных направлениях психологии: гештальт-терапия, психодрама, пробовала изучать транзактный анализ, прочла разнообразную литературу по психологии, но, видимо в силу того, что сверхконтроль был силён, практически никаких изменений не происходило.

Совсем всё по-другому было с танатотерапией. Решение проблем происходит опосредованно, через тело. При этом работа ведётся сразу со всем кругом базовых проблем. Для меня этот метод оказался очень действенным. Можно сказать, что на первом семинаре у меня началась новая жизнь. Во-первых, появилось тело, к тому же оно не просто появилось, оно стало оживать. У меня появился и стал накапливаться опыт опорности. Сначала это был только опыт тела, потом этот опыт стал переходить на уровень мыслей и чувств: я стала больше доверять себе, своим чувствам. Каждый семинар открывал что-то новое. Перестала переспрашивать мужа, любит ли он меня, т. к. чувствую его любовь. Поработав на личной терапии со своими чувствами, мне стало проще показывать свои чувства и говорить о них. Смогла признать у себя наличие негативных чувств. Потихоньку стал расслабляться сверхконтроль, удалось научиться доверять не только себе и своим ощущениям, но и жизни. Многие ситуации стали решаться при моём минимальном воздействии. Причем это именно доверие жизни, а не уход от решения проблем. Что раньше со мной тоже регулярно случалось.

В начале лета со мной произошло событие, которое показало произошедшие изменения. Мне необходима была консультация одного специалиста, но встреча с ним несколько раз переносилась и откладывалась по абсолютно объективным причинам. Наконец, мы договорились о встрече, но вдруг стало понятно, что не знаю адреса (само по себе это обстоятельство уже показывает направление для дальнейшего личного развития). Раньше бы отказалась от встречи. Сейчас же я подумала о том, что у меня это последняя возможность, а консультация мне необходима. Немного посоображав, попробовала созвониться с этим человеком, но он не отвечал. Тогда решила всё-таки поехать, т. к. знала район проживания, и по дороге дозвониться. Приехав в нужный район, так и не дозвонилась. Посомневавшись ещё немного, я в записной книжке нашла номер своей знакомой, которая знала нужный мне адрес. Но она живёт в другом городе. Попробовала – и получилось!!!! Добравшись до нужного человека, получила необходимую консультацию.

В этой ситуации, доверившись своим чувствам, ослабила контроль, прислушалась к своему телу, и оно меня вывело в нужное место и в нужное время.

Научившись опираться на саму себя, поняла, что могу уже сама хотя бы частично решать свои проблемы (задачи). По мере ослабления сверхконтроля стало легче проявлять свои чувства к мужу. Удалось почувствовать, что быть женственной приятно. Отношения с мужем стали более гармоничными. Теперь стараюсь опираться на свою женственность, а не на свою беспомощность.

После обратного обретения собственного тела, начался новый процесс его узнавания, дыхание углубилось. Жизнь стала ярче, в ней появилось больше чувств, радости, увлечений.

В заключении небольшого самоисследования можно сделать несколько выводов: у меня появилась внутренняя опора, научилась доверять своим чувствам, проявлять их, контроль стал слабее, отношения с мужем более яркие. Появилась надежда, что, продолжая свою личную терапию и работая в рамках метода танатотерапии, личное развитие пойдет и в профессиональном направлении, во взаимоотношениях с мужем, детьми. Моя жизнь стала намного ярче – она приобрела массу новых оттенков, интереснее, более полной и живой!

Список литературы

1. Баскаков В. Танатотерапия. Теоретические основы и практическое применение. Институт общегуманитарных исследований В.Секачев. М.2007

2. Свободное тело. Хрестоматия. Составитель В.Баскаков / Институт общегуманитарных исследований / М. 2004

3. Сеидов М.М. Телесная терапия. / Воронеж. НПО<<МОДЭК>>2006

4. Кэрол У Пэрриш-Хара. Смерть и умирание: новый взгляд на проблему. / Институт общегуманитарных исследований / М.2003

5. Хрестоматия по телесно-ориентированной психотерапии. Редактор составитель В.Баскаков. / Институт общегуманитарных исследований М.2006

6. А.Лоуэн. «Психология тела» / Институт общегуманитарных исследований / М:2006

7. И. Г. Малкина-Пых “Психосоматика” /справочник практического психолога / М. ЭКСМО 2004.

8. Соловьёв Вл. “Идея сверхчеловека” Избранное. М. 1990 г.

9. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М. 1992 г.

10. 10. Ошо “Смерть – величайший обман”. К. 2002 г.

3.5. Константинова Д.С. Механизм и возможности работы метода танатотерапии с внешними и внутренними границами тела (курсовая работа)

Данная работа относится к исследованиям в области телесно-ориентированной терапии в России, а именно метода Танатотерапии (метод психотерапевтического воздействия на весь круг проблем человека и весь спектр телесности [6]).

Цель – раскрыть механизм танатотерапии с точки зрения работы с внешними границами тела (расслабление, тотальное расслабление, модель «правильного умирания»), воздействия на психологические, внутренние его границы и результаты такого взаимодействия с границами телесности клиента.

За основу берутся взгляды на психологию телесности, в частности на границы тела, русских учёных (Зинченко В.П., Леви Т.С., Тхостов А.Ш. и т. д.), исследования и труды разработчиков и основоположников метода танатотерапии – Баскакова В.Ю. и Газаровой Е.Э., а также индивидуальный опыт автора и знания, накопленные во время прохождения обучающей программы и индивидуальных сеансов по методу танатотерапии.

Объектом исследования является тело человека, его биологические особенности и психологический образ.

Предметом – механизм и возможности работы метода танатотерапии с внешними и внутренними, психологическими границами тела.

Выдвигается гипотеза: метод танатотерапии, работая с внешней границей тела человека, моделирует процесс «правильного умирания», расширяя тем самым индивидуальный опыт человека и его психологические границы.

В связи с этим в работе ставятся задачи раскрыть понимание внешних и внутренних границ тела в современной психологии телесности, обозначить практические аспекты метода танатотерапии, перекликающиеся с этой темой, но имеющих небольшую теоретическую базу и нуждающиеся в дополнительном изучении, изучить аспект работы метода с границами тела и возможности такой работы.

Исследование проводилось путём получения и интеграции теоретических и практических знаний из общей психологии телесности и метода танатотерапии в частности.

В данном исследовании автор надеется углубить теоретическую базу метода танатотерапии, представить новый взгляд на его практические аспекты и попытаться понять феномены танатотерапевтического процесса с точки зрения особенностей границ тела. Данная тема представляется интересной, т. к. в имеющейся литературе и материалах обучающих семинаров, на взгляд автора, подробно описаны возможности подхода, основные приёмы, ощущения тела клиентов и действия терапевта, результативность и др., но внутренняя «механика» метода не имеет пока единой системы обоснования и является интересной темой для изучения.

Тема границ тела имеет непосредственное отношение к методу танатотерапии: будучи телесно-ориентированным, он работает с телом клиента, т. е. взаимодействие терапевт-клиент происходит непосредственно на этой границе – приёмы прикосновений, отвода конечностей, вытягивания.

Однако трудно разобраться, как именно «работают» эти приёмы, как например прикосновения, не привязанные к определённым точкам и не имеющие чёткой выведенной последовательности, приводят не к усилению контроля, активации мышц или более чёткому осознанию контуров своего тела, а к глубокому расслаблению, феноменам «потери» конечностей и ослаблению контроля сознания.

Данная работа выступает попыткой связать теоретические представления о границах тела с практическими возможностями (и результатами) метода танатотерапии; и, возможно, укрепить теоретическую базу метода.

За основу понимания границ тела взяты взгляды русских учёных. Так, в работе Т. С. Леви «Психологическая граница как телесный феномен» рассматриваются особенности психологической границы как несовпадающей с границами физического тела, но являющейся компонентом телесности как пространства между – внешним и внутренним. «Телесность предполагает наличие особой границы, которая с одной стороны, защищает нашу психику от разрушающих внешних воздействий, а с другой пропускает необходимые для нас энергии» [8].

Тхостов А. Ш. подчёркивает случаи несовпадения границ (например, феномен зонда) и выделяет внешнюю и внутреннюю границы. Внешняя граница – это объективное место взаимодействия внешнего мира и человека, т. е. поверхность тела. Внутренняя граница – это субъективное ощущение человеком того, «где он заканчивается» [3].

На основе теоретических данных, практических навыков и личного, клиентского опыта, мне представляется интересным провести исследование и сопоставить знания о границах телесности и возможностями и результатами практического применения танатотерапии.

1. Понимание внешних и внутренних границ тела

Подробнее раскрою определение данных понятий и их особенности, чтобы использовать в дальнейшем.

Речь идёт об особой границе, проходящей между внешним пространством (осознаётся субъектом как «не-Я») и внутренним миром («Я»), и задающей, таким образом, субъект-объектное членение реальности. На этой границе происходит взаимодействие двух пространств: телесности субъекта и внешнего мира. Т. е. происходит разделение двух активных сфер, поэтому и само пространство между не является однородным. Относительно субъекта эту неоднородность выражает направленность границы вовне и внутрь, условно разделённая на внешнюю и внутреннюю границы тела.

Итак, под внешней границей тела подразумевается область взаимодействия внешнего мира и человека, поверхность тела, объективируемая в коже. Она носит защитную функцию, является барьером от проникновения или поглощения извне, и, кроме того, это место соприкосновения, регистрации стимулов.

Отмечают, что генезис самосознания, выделение Я из не-Я происходит на базе физического выделения себя из внешнего мира, посредством стимуляции поверхности тела – его пространственной границы.

Внутренняя граница – это субъективное ощущение человеком того, «где он заканчивается» (Тхостов: ІТ расположено именно там, где начинается не-Я).

Она контейнирует внутреннее содержание, регистрирует внутренние стимулы, выполняет проводниковую роль между внутренним и внешним пространством.

Т.С. Леви описывает «психологическую границу», указывая, что речь идёт об идентичном феномене («внутренняя граница», «граница жизни» и т. д.).

«Телесность предполагает наличие особой границы, которая с одной стороны, защищает нашу психику от разрушающих внешних воздействий, а с другой пропускает необходимые для нас энергии. Она обеспечивает нам возможность выражать себя в мире и, вместе с тем, сдерживать, «контейнировать» определенную внутреннюю энергию… Психологическая граница формируется в процессе осознания своего собственного внутреннего пространства и его отстаивания, преодоления симбиотических отношений. «[8]

В работе «Психологическая граница как телесный феномен» раскрыты некоторые важные качества и особенности «психологической», внутренней границы тела.

Так, психологическая граница имеет энергийную природу: те или иные ее характеристики возникают как временное сочетание сил для решения задачи осуществления конкретного взаимодействия человека с миром. Психологическая граница проявляется в активности человека, в его действиях.

Качество границ есть выражение внутреннего, энергетического и соответственно психического состояния человека.

Оптимальная граница способна в зависимости от состояния мира и нашего собственного желания менять свои характеристики (плотность, проницаемость, толщину, форму и т. п.), тем самым обеспечивая взаимодействие человека, адекватное его возможностям, мотивам и ценностям.

Психологическая граница развивается и изменяется на протяжении всей нашей жизни. Оптимальная психологическая граница представляет собой выстроенный в процессе жизненного пути усилиями самого человека функциональный орган. Для адекватного взаимодействия человека с окружающим миром важно владение всем спектром вариантов изменения границы.

Формирование оптимальной в данный момент, для данной ситуации границы предполагает соотнесение информации о состоянии внутреннего и внешнего пространств. Для формирования оптимальной границы необходима двоякая чувствительность: внутренняя, со стороны внутреннего тела, и внешняя, возникающая в процессе соприкосновения с миром («чувствительность к Себе и к Миру»).

В исследованиях границ тела предполагается, что в процессе взаимодействия двух сред могут возникать различные деформации внутреннего пространства, изменения характеристик внутренних границ, что впоследствии может приводить к неэффективности этого взаимодействия, ухудшению качества взаимодействия с миром.

Каждая граница может нарушаться отдельно от другой, и их нарушения или особенности специфически определяют психосоматическую структуру субъекта [3].


Таким образом, как внутренняя, так и внешняя границы образа тела представляют собой психофизические образования, проявляющиеся, с одной стороны, на ментальном уровне в виде образов, фантазий, а с другой – объективирующиеся на телесном, физическом уровне.

2. Механизм становления границы телесности

Определив, что именно подразумевается под двоякой границей тела, «пространством между», соединяющим внешнюю и внутреннюю, субъективную реальности, очень важно определить каким же образом и где пролегает эта граница.

В.А. Подорога отмечал, что граница жизни (внутренняя в терминах данной работы) «является виртуальнойграницей, изменяющей в каждое последующее мгновение предыдущий образ нашего тела, и мы даже не всегда „схватываем“ эти мгновенные изменения; порой эта граница смещается столь далеко за предписанные организмом пределы, что не в силах вернуться к исходной физиологической границе, – то, напротив, сжимается наподобие шагреневой кожи, ускользает от себя в глубины Внутреннего».

Установить границы – это значит определить или установить рамки контакта или отношений между собой и окружающим миром.

Однако эти нехитрые рассуждения открывают ряд крайне сложных вопросов о субъект-объектном разграничении: что служит критерием различения этих событий? Устойчива ли эта граница, что ее определяет и как она устанавливается?

Неоднозначность местоположения такой границы может быть продемонстрирована в классическом психологическом феномене зонда (Бор, 1971; Леонтьев А.Н., 1975).


А.Ш. Тхостов чётко описывает механизм становления границы телесности и место ее локализации: они связаны с измерением автономности/предсказуемости объекта, его управляемости/независимости.

Феномен зонда позволяет продемонстрировать как минимум два момента субъект-объектной диссоциации. Во-первых, факт подвижности границ субъекта, а во-вторых, универсальный принцип объективации: свое феноменологическое существование явление получает постольку, поскольку обнаруживает свою непрозрачность и упругость.

«Иное» не может быть предсказано, и именно граница этой независимости есть граница субъект-объектного членения. Все, что оказывается по одну сторону этой границы, есть Я, а то, что лежит по другую, – иное [12].

Плотность внешнего мира определяется степенью его предсказуемости, придающей его элементам оттенок «моего», т. е. понятного и знакомого, или, напротив, «чуждого», т. е. неясного, непрозрачного.

Становясь «своим», внешний мир начинает терять свою плотность, растворяясь в субъекте, продвигающем свою границу вовне.

Наиболее четким критерием освоенности, сворачивания в устойчивый конструкт служит само «исчезновение» феномена, которым я начинаю пользоваться, не испытывая никаких затруднений, и само существование которого становится для меня неявным [12].

Более того, при условии полной прозрачности, управляемости, предсказуемости внутренней среды, внутреннего мира субъекта «сталкиваемся с…полной утратой самого субъекта, обнаруживающего себя лишь в месте столкновения с «иным» и отливающегося в его форму».

Однако тело как физический механизм подчиняется целому ряду объективных законов и ограничений, его «прозрачность» исходно неполна, и естественными формами его проявления выступают физиологические функции. Свое существование (как объект сознания) тело получает, лишь демонстрируя упругость и непрозрачность, неадекватность прогнозирования и управления. Эта исходная, всегда присущая телу «недостаточность» и несовершенство его механизма порождают стабильное существование самого феномена тела. Подобным образом и сознание, мышление и чувства человека обнаруживают себя лишь при столкновении с новым, необдуманным, непонятным, ещё не вполне освоенным.

Таким образом, говоря о границах тела, следует помнить, что такая грань проходит между освоенным «моим» и неизведанным, неосвоенным «иным». Осознание феномена возможно только на этой границе.

В этом смысле тело располагается в некотором гипотетическом континууме, заполняющем разрыв между «черной дырой» чистого познающего Ego и непроницаемой стеной непознанного, неосвоенного, непонятного, а посему и не имеющего никакой глубины познаваемого мира [12].

3. Танатотерапия как метод работы с границами тела

Метод танатотерапии находится в рамках ТОП и отвечает всем требованиям данного направления психотерапии. При этом строится он из своего специфичного подхода к проблемам телесности и психотерапевтической работе, работе с телом, через тело – body-tuning. В теоретическом и практическом плане метод глубоко затрагивает вопросы смерти и умирания (в т. ч. как процессы необходимые для жизни, исцеления и существования).

У основателей метода можно прочитать: в танатотерапии на концептуальном уровне заложено оказание помощи клиенту в налаживании партнёрских отношений со своим телом. Однако, это возможно лишь при содействии в установлении контакта с индивидуальными причинами дезадаптации: страхом смерти и его разновидностями (thanatos+therapia)…Этот подход способствует налаживанию разбалансированных телесных процессов и установлению контакта с причиной дезадаптации (“настройка" внутренней реальности человека происходит через “настройку" тела) [6].

Но каким образом достигается этот эффект? Благодаря чему происходит “настройка” тела?

С одной стороны, это уже описано (условия для “настройки" и актуализации биологических реакций создаются за счёт обстановки работы с пациентом, особенностей приёмов, медленного темпа их выполнения (“иньский подход"), заботливого и оберегающего отношения танатотерапевта, качества терапевтического прикосновения).

С другой – теоретическое описание явно не отражает всей глубины практического метода, и как эффект от подобных условий можно предполагать релаксацию, чувство комфорта, снижение повседневного напряжения или, например, отреагирование детских переживаний. Трудно было бы на слово поверить в терапевтический эффект, затрагивание глубоких скрытых внутриличностных конфликтов, актуализацию темы смерти и умирания.

Именно поэтому в моей работе делается попытка глубже понять внутреннюю "механику" метода, с позиции границ тела больше понять “как это работает".


В первую очередь танатотерапия работает с внешними границами тела человека.

Позиция клиента – удобное, произвольное расположение на спине, что оптимально обеспечивает возможности расслабления и заземления тела. Человек занимает удобное (или «привычное» в схожих ситуаций) для себя положение – раскидывает или прижимает руки, ноги, распределяет вес, т. е. естественным образом учтены все психофизиологические особенности как его тела, так и внутреннего состояния.

Обычно в этот момент остро ощущается любой дискомфорт – неудобства в одежде или мышечные напряжения (наиболее явные). На первых сеансах вхождение в процесс может быть более долгим, «скачут мысли»: как о происходящем, так и актуальные переживания, бытовые вопросы. Хорошо слышны окружающие звуки. Пациент осознаёт присутствие терапевта и анализирует происходящее.

Танатотерапевт работает с конечностями, головой и «нетабуированной» поверхностью тела (т. е. деликатно обращается с культурным образом тела, личностное значение контакта при этом максимально снижается).

Помимо непосредственно технических приёмов (прикосновения, отвод конечности, вытягивание или изменение привычных опор), важно качество их действий («контакт-земля») и общий режим («иньский»): неспешные, плавные, деликатные, без нажима, но ощутимые, передающие состояние опорности, непоследовательные и нехаотичные, адекватные общему состоянию телесности пациента (благодаря отслеживанию терапевтом биологических реакций и процессов в теле клиента).

Ответные реакции тела пациента проявляются в микродвижениях мышц, дыхании, податливости конечностей, движении глазных яблок и др.

Изменения на уровне внешних границ проявляются лишь в большей расслабленности тела (в т. ч. отчётлива видна тенденция к «увеличению» поверхности тела, или площади контакта с окружающей действительностью за счёт раскрытия ладоней, разведения носков ног, повороту головы). Нельзя в полной мере рассматривать это как терапевтический эффект.

Во время исполнения танатотерапевтических приёмов во внутренней реальности пациента происходят определённые трансформации: меняется качество восприятия окружающего пространства, своего тела; замедляется, изменяется или приостанавливается течение мыслей и др.

Можно с уверенностью говорить, что через определённое время (течения сеанса или спустя несколько занятий) контроль сознания ослабевает и перемещается с восприятия целостной обстановки (пространство, положения клиент-терапевт и т. д.) непосредственно на границу тела субъекта. Осознание перемещается всё глубже, постепенно концентрируясь на внутренних процессах – ощущениях тела, своём дыхании, возникающих мыслях, ассоциациях.

За счёт чего?

Рассмотрю эти процессы с позиции обозначения границ субъективности-объективности, управляемости-автономности. Речь идёт уже по большей части о внутренней границе тела,

Лёжа в выбранном положении, на спине (не часто мы отдыхаем в такой позиции), в кабинете терапевта, в его присутствии («чужое место», «чужой человек»), человек и чувствует себя по-иному, непривычно. Первые минуты, ещё до прикосновений терапевта, происходит адаптация именно к этому состоянию, пространству, обстановке. Причём, чем более привычна такая ситуация занятий, или выше субъективное доверие миру, внутренняя устойчивость (и гибкость границ), тем быстрее происходит «первичная» адаптация и человек может войти в танатотерапевтический процесс, «позволить себе» расслабиться.

В начале сеанса (до начала работы терапевта) отмечается некое непроизвольное расслабление клиента, углубление дыхания или занятие более удобной позиции. Можно предположить что эти признаки говорят как раз о том, что данная ситуация им приятна, освоена, клиент больше сосредоточен на своих состояниях, чем на внешних обстоятельствах сеанса.

Теперь граница наталкивается на «тёмные», непрозрачные очаги внутри тела: более отчётливо ощущаются напряжённые участки, особенности собственного дыхания, ассиметрии положения, напряжённости или распределения веса в конечностях и т. д. Появляются желания изменить позу (раскрыться или сжаться ещё сильнее), расслабиться или получить соответствующую помощь.

Спокойный, медленный, доверительный режим танатотерапии даёт возможность субъекту сосредоточиться на внутренних переживаниях и столкнуться с такими проявлениями, которые обычно игнорируются в силу их привычности или маскируются, не проявляются в ходе активной деятельности.

Получается, что часть границ тела размыта, невидима (благополучное состояние, «прозрачное» для сознания). Контроль же концентрируется на мышечных зажимах, травмированных участках, местах, вызывающих особое беспокойство, это происходит в состоянии неактивности, т. е. уходит осознание с обычно работающих мышц – карта тела меняется (не рассматривая различные варианты ухода от собственных чувств, своих переживаний в излишнее напряжение или мнимое расслабление).

При этом «иньское» качество прикосновений терапевта производит следующий эффект (на примере приёма «театр прикосновений»): они так или иначе акцентируют сознание на месте соприкосновения с телом субъекта. Однако мягкость, признак опорности, достаточная продолжительность, стабильность контакта позволяет субъекту его принять, пережить, прочувствовать ответ своего тела. Происходит как бы вторичное изучение части своей границы, подтверждение её стабильности, прозрачности, освоение. И контроль в этом участке быстро сменяется принятием, расслаблением (как контроля, так и мышечного напряжения).

Плавная последовательность процессов концентрации сознания – принятия и расслабления постепенно сменяется общим состоянием покоя, доверия, расслабленности, принятия происходящий изменений, «фазы» концентрации внимания мимолётны, расслабление становится глубоким и охватывает всё тело (успокаиваются очаги возбуждения, ситуация терапии не вызывает беспокойства, внутренние границы всё больше размываются и сознание не концентрируется на телесных реакциях).

Конец ознакомительного фрагмента.