Вы здесь

Таможня дает добро. Глава 1 (В. Ю. Денисов, 2001)

Глава 1

Евгений зашел в дежурную часть, когда утомленный за истекшие сутки оперативный дежурный Стеблов допивал свой утренний кефир. Все в отделе знали, что Стеблова время от времени мучает язва, запущенная за годы работы в должности участкового. Майора Стеблова, которому до пенсии оставался год с небольшим, перевели начальником дежурной смены. Работа в «дежурке» от этого только выиграла. Она стала в дни его дежурств отличаться большей продуктивностью и тщательностью. Стеблов на территории райотдела знал если не каждого, то почти каждого жителя, прямо или косвенно связанного с криминалом. Каждый четвертый-пятый выезд дежурной опергруппы обычно был по ложному вызову. И время, необходимое для работы, уходило на бестолковые перемещения в «уазике» в места, где не найдешь ни потерпевших, ни подозреваемых, ни состава преступления, ни его события.

Теперь же в дежурства Стеблова выезды в «никуда» сократились до минимума. Майор лично отвечал на звонки.

– Дежурная часть. Майор Стеблов. Кто звонит?.. Степанищев?.. И чего тебе, родной? Жена пропала? Опять пропала? А ты у соседа был? У какого?.. На твоей улице живет, в двенадцатом доме! Вот сходи узнай, а потом названивай! Я что, твоих прибамбасов не знаю, что ли? Сам ему рожу набить не можешь и идти боишься, так опять решил ментов на помощь позвать?! И потом изумляться с наглой рожей, мол, как это вы так быстро смогли ее найти? Слушай, Степанищев, разводись ты с ней. У нее мать в Березовке живет, вот пусть туда и мотает. Квартира-то твоя, насколько я знаю… Вот так… И не звони больше, а то приду и задницу надеру за заведомо ложный донос.

Евгений подождал, пока Стеблов проглотит свой кефир и, прикуривая сигарету, как бы между прочим поинтересовался:

– Начальник грозен нынче?

– Начальник ныне отпускает всем грехи.

– Что так? – удивился, будто услышав новость о присоединении Китая к России, Краев.

– У старого внук народился. – Стеблов облизал седые усы. – А ты чего опять пешком?

– С карбюратором что-то…

– Опять колеса сняли? – тихо спросил Стеблов, пряча стакан в тумбочку.

Краев повертел головой, убеждаясь, что их не слышат.

– А ты откуда знаешь?!

– Я все знаю, – веско заметил дежурный. – Только никому ничего не говорю.

– И не говори! – Краев был зол на вездесущность Стеблова. – Может, еще знаешь, кто именно снял?

– А то…

– Ну и кто? – Краев склонился над майорскими погонами.

– Не маленький, сам найдешь.

От такой наглости Краев чуть не задохнулся. Ему даже не пришло в голову возмутиться тем, что Стеблов поступает не по-товарищески. Женя возмутился по другому поводу.

– Это ты… Это ты что, дед, делаешь?! Преступников прикрываешь?!

– А ты заявление писал?

– Ты спятил! Я что, на отдел «темняк» лоховской вешать буду?!

– Тогда надо просто прийти к старику Стеблову, налить стакан коньяку и попросить помочь. Если в своих штанах ничего найти не можешь, что ты в чужих ищешь? А еще премии в управе как лучший опер получаешь… Эти премии деду Стеблову выписывать надо.

Дежурный посмотрел на остолбеневшего от таких его речей Краева и закончил:

– Прикрой глаза-то, лопнут. Завтра перепроверю информацию и скажу. Иди, Женька, на совещание. Час назад «мокруху» в квартире заявили. Кого-то из нуворишей завалили. Пуля во лбу, пуля в затылке, на полу «ТТ», на шее золотая цепь с руку толщиной, на столике барсетка с тремя тоннами баксов. Отгадай, что произошло в квартире?

– Заказуха. Ты что мне, старый, мозги загаживаешь? Какие наработки есть?

– Иди к своему шефу. Насчет наработок я не в курсе, а вот работки вам хватит.

Поняв, что от Стеблова большего не добиться, Краев поднялся по ступеням и вышел в коридор, ведущий к приемной начальника РОВД подполковника Стрельникова. Именно там ежедневно проводились утренние совещания. Сегодняшнее утро, понятно, исключением не было. Едва Женя шагнул в приемную, секретарь Машенька Белова понимающе подмигнула Краеву и приложила палец к губам. Это означало – «тише, и никто не заметит, что ты опоздал».

Очевидно, главное уже было сказано, так как про убийство не прозвучало ни слова. Разговор шел о серии квартирных краж, буквально обрушившихся на район. Под удар Стрельникова попали представители всех служб без исключения. Опера – за отсутствие нюха и информации, следователи – формализм допросов, участковые – за отсутствие контроля за поднадзорным элементом. Поскольку претензии начальника носили общий характер и в подобных смертных грехах сотрудники обвиняются чуть ли не ежедневно, Краев понял, что этот «разнос» – не смертельный. Все как всегда, все как обычно. Одним словом – нормальная рабочая обстановка. Беспокоило другое. Все без исключения ежеминутно поглядывали на Евгения, стоящего столбом в дверях – ему не хватило стула. И их взгляды не предвещали ничего хорошего. Женька еще раз провернул в голове свою деятельность за последние дни и среди поступков, в коих стоило повиниться, он выделил только сегодняшнее опоздание на работу на двенадцать минут. Большего он за собой не ведал, а за опоздание лишать тринадцатой зарплаты, как и убивать, его не станут.

Однако чувство беспокойства не оставляло его до конца совещания. Отпустив всех, Стрельников попросил Евгения остаться. Краев, уже не скрывая беспокойства, наугад взял один из стоящих табуном стульев и сел. Стрельников повертел в руках очки, надел, снова снял и положил на столешницу. Краев, по себе зная, как трудно начинать неприятные разговоры, а в том, что разговор – неприятный, он уже не сомневался, хранил молчание, стараясь держать паузу столько, сколько это нужно начальнику. Наконец, Стрельников, снова водрузив на нос очки, придвинул к себе ежедневник и раскрыл его одним движением на нужной странице, словно переломил. Скосив взгляд в сторону ежедневника, Краев провел глазами по бисеру букв.

– Вот что, Евгений…

Начальник опять снял с носа очки и, пользуясь ими как лупой, стал читать им же написанное. Опять наступила пауза, и на этот раз продлевать ее было глупо, так как обращение уже состоялось.

– Я слушаю вас, Степан Аркадьевич.

Стрельников закончил расшифровку собственного манускрипта и оттолкнул блокнот в сторону.

– Евгений, Игорь Карлович Эберс – тебе говорит что-нибудь это имя?

– Говорит, – спокойно ответил Краев.

С Игорем Эберсом они учились в одном взводе, вместе распределились в Забайкальский военный округ после окончания училища и уволились практически в один день. Далее их пути разошлись, хотя оба стали оперативниками. Евгений – в УВД, а Игорь – в Региональной таможне. Но пути разошлись только в этом. Они продолжали жить в одном городе, ходить на матчи чемпионата России по футболу, не забывая прихватить на трибуну по паре «Жигулевского». К сегодняшнему дню Краев стал старшим опером УР, а Эберс – заместителем начальника отдела по борьбе с особо опасными видами контрабанды.

– Мы оба за наш «Спартак» болеем, – добавил Женя.

– Болели… – Стрельников стал пальцами разминать переносицу, словно всю ночь не снимал очки.

– Не понял, Степан Аркадьевич.

– Сегодня ночью Эберс убит двумя выстрелами из пистолета в собственной квартире. Все признаки заказного убийства налицо.

Краев почувствовал, как зазвенело в ушах, и он уже не слышал собственного голоса.

– Мы же с ним только позавчера на стадионе были…

Теперь Евгению стало ясно, про какое убийство говорил ему Стеблов. Но почему на него, Краева, так смотрели сослуживцы. В отделе никто не знал о дружбе оперов из разных ведомств. Такие отношения не поощряются руководством. Высосать информацию – ради бога, а дружить ради дружбы – не нужно. Из самого бы чего не высосали…

– Ты слышишь меня, Краев?

– Что?

– Я тебя спросил – что тебя с ним может связывать?

– Мы друзья.

– Ты раньше не говорил, что у тебя друзья в таможне есть.

– Я много чего не говорю. И почему я должен афишировать неслужебные отношения?

Стрельников вздохнул:

– Ты прав. Но на столе в его квартире лежала твоя визитная карточка. Теперь она в уголовном деле и в связи с убийством сотрудника таможни моего сотрудника начнут таскать по прокуратурам и задавать албанские вопросы. Теперь понятно, почему я интересуюсь?

– Все понятно. Кроме одного. Откуда у него золотая цепь и три тысячи долларов?

– Я про это тебе ничего не говорил…

– Стеблов сказал.

– Понятно, – усмехнулся начальник отдела. – А у Эберса могли быть такие деньги, Евгений?

– Думаю, нет, – сразу ответил Краев. – Он, конечно, бережлив и расчетлив, как всякий немец, но его бережливость и расчет строятся исключительно на сумме зарплаты. В любом случае долларов у него я не видел. И чего не видел точно – это золотой цепи. Если верить Стеблову, так это строгий ошейник какой-то, а не цепь!

– Да уж, – согласился Стрельников. – Видел я это, с позволения сказать, украшение. Эксперт сказал, что если цепь золотая, то ее запросто можно поменять на двухгодовалую «шестерку».

– А между тем Игорь полтора года копил деньги на дубленку… – задумчиво выдавил из себя Краев.

– Я тебя вот зачем попросил остаться, Евгений… – Очки начальника снова заняли положенное место на носу. – Я понимаю, что Эберс был твоим товарищем, но… Займись текущими делами. У тебя их невпроворот. Договорились?

– А при чем здесь дружба, Степан Аркадьевич? – попытался отмахнуться Евгений. – Убийство совершено на моей территории. Заказуху на ура не возьмешь, поэтому будем работать в прежнем направлении. Только теперь добавился еще один тяжкий «темняк»…

– Я понял, что ты все понял, но делаешь так, чтобы понял, что ты ничего не понял. Раз так, Краев, тогда обойдемся без просьб. Раскрытием тяжких преступлений занимаются опера этой линии. Ты – «территориальник», поэтому займись кражами! Наш отдел в «темняках», как елка в игрушках. Работай.

– Хочу в отпуск, – неожиданно заявил Евгений.

– Хрен с маслом! – поставил точку догадливый Стрельников.

– Боитесь, что вам попадет за участие в деле опера, чью карточку нашли на месте убийства? – довольно жестко произнес Женя.

– Боюсь! – не менее резко отсек подполковник. – Только не за себя, а за тебя. По мне отдел «очистки» не раз проходился, только рылом они не вышли! Надеюсь, тебе не нужно объяснять, что тебя сейчас могут начать «водить»? Не лезь в эту хату, Женя. Поверь старому волку… Обещаешь?

Неопределенно помотав головой, Краев привстал со стула.

– Вот и ладно, – согласился подполковник, суетливо выдвигая ящики стола. – Давай, иди работай. Куда я ежедневник засунул?..

Улыбаясь одними губами, Женя вышел из приемной. Стрельников был человеком четко заданных вопросов и ясных ответов, и если бы он хотел сейчас заставить Краева что-то сделать, то не удовлетворился бы непонятными орбитальными движениями головы подчиненного.

«Хитрит, старик, – думал Краев, доставая ключи от своего кабинета и стоя прямо перед дверью. – Сам себя успокоить хочет. И при этом просит, а не приказывает. Потому что знает – бесполезно. По себе знает…»

Уже открывая дверь, услышал за спиной:

– Евгений Александрович, минуту времени не уделите?

Обернувшись, Краев увидел перед собой эффектную брюнетку, сверстницу. По профессионально наложенному макияжу и стилю в одежде он без труда определил уровень женщины как «ХХL». Дело не в размере, а в их с Эберсом привычке, еще с училищной скамьи, определять по этой размерной шкале статус слабого пола. «L» – это «М» после смытого макияжа. «М» – совершенно бесперспективная в плане дальнейшего общения в силу своей пугающей наружности. «X» – это 90–60—90 со среднестатистическим лицом и таким же уровнем мышления. «XL» – уровнем выше, но с сохранением указанных пропорций. «XXL» – не существует.

Дама, знающая имя и отчество Краева, относилась именно к последней категории.

– Могу и больше, если по делу, – обронил Евгений, пропуская в свой кабинет брюнетку. – А если вы пришли по поводу выкрученной в подъезде лампочки, то прошу меня извинить. Этими преступлениями против человечества занимается служба участковых инспекторов.

– Я думаю, что по делу, – словно прося прощение за проступок, почти прошептала женщина.

«Она – думает. Точно «XXL»…»

– Присаживайтесь, – вздохнул Краев.

Гостья своим появлением оттягивала звонок следователю прокуратуры и в экспертно-криминалистический отдел. Если в прокуратуре могли мягко выскользнуть из сети вопросов, а проще говоря – послать подальше, то результаты экспертизы с улицы Энтузиастов, где жил Игорь Эберс, будут у него быстрее, чем у следователя. С начальником ЭКО выпита на трибунах «Спартака» ванна пива. И если быть до конца откровенным, то выпита специально. Разыскное искусство, как и всякое другое, требует жертв и порой самоотречения.

– Слушаю вас, – терпеливо выдохнул Евгений, руки которого так и тянулись к телефону.

Женщина не спеша, чем вызвала хорошо скрытое раздражение Краева, достала из сумочки змеиной кожи длинную, не известную оперу сигарету и прикурила от узкой золотистой зажигалки. В ответ Краев вынул из кармана помятую пистолетной кобурой пачку «Бонда» и спички.

– Знаете, девушка, именно сегодня я очень занятой человек. Курение в компании красивой женщины мне, безусловно, льстит…

– Я просто не знаю, с чего начать, – перебила Краева женщина.

– Начинайте всегда с самого начала и постепенно переходите к сути.

Незнакомка секунду подумала, после чего решительно вынула из кармана малиновые корочки служебного удостоверения и положила их перед Евгением.

«Государственный таможенный комитет», – прочитал Краев.

Он давно уже знал, что случайностей не бывает. Случайным может быть только секс у африканского пеликана с вороной из средней полосы России. Убийство Эберса и появление в его кабинете незнакомки из таможни, которая знает Краева по имени, совсем не стечение обстоятельств. Вряд ли педант Эберс рассказывал своим коллегам о знакомстве с сыщиком из уголовки. Так поступает только фуфлыжник, а не опер. Он мог это сболтнуть только там, где мужчины перестают окружать себя пеленой тайны. В постели. Вот если бы сейчас пришел мужик, то Краев просто не знал бы, что и думать…

– Игорь говорил вам, что вы – «XXL»? – просто спросил Женя.

От изумления женщина вдохнула дым и забыла его выдохнуть. Одним вопросом опер из ментовки разрушил непреодолимую, как казалось ей, стену ненужных объяснений. Несмотря на потрясение, гостья из таможни быстро пришла в себя и справилась с дымом.

Он был прав, – глядя на Краева, произнесла она.

– В чем?

– В том, что вы шахматист, выигрывающий у гроссмейстеров, но не знающий правильного названия фигур.

– Даже не знаю, как воспринять эти слова, – поморщился Краев. – Как комплимент или как насмешку?

– Вы даже не раскрыли мое удостоверение. Меня зовут Амалия. Будем знакомы.

– Как «Золушку», что ли? – смущенно поинтересовался Женя. – Надеюсь, без грима вы не так выглядите, как та Амалия?

Она улыбнулась одними глазами.

– И во втором Игорь тоже был прав. Под маской циника вы скрываете глаза романтика.

– Только не нужно говорить, что он сказал это дословно, – заволновался Краев. – Игорь Эберс выражался другими категориями.

– Вот именно – выражался…

* * *

Амалия Березина работала в одном отделе с Эберсом. По стечению обстоятельств оба сначала были в отделе по борьбе с контрабандой наркотиков, только она – в таможне аэропорта, а он – в региональной, и совершенно не знали друг друга… После штатных перестановок они попали вместе в региональную таможню и в один отдел – по борьбе с особо опасными видами контрабанды. Когда Игорь Эберс был назначен на должность заместителя начальника отдела, Амалия хотела сначала перевестись в другую таможню, чтобы не быть обузой для Эберса в качестве подчиненной, но он настоял, чтобы она осталась. И она так и сделала. А что касается, «чтобы не быть обузой»… То, что Амалию Березину и Игоря Эберса влекла друг к другу непреодолимая сила, именуемая любовью, являлось секретом только, пожалуй, для Краева.

Он сидел напротив девушки, подперев кулаком подбородок, и не верил ни единому ее слову. Не потому, что подозревал ее в чем-то, а просто не мог поверить в то, что немец Эберс, для которого идеал женщины сжимался в триединое понятие «кухен-киндер-кирхен», мог полюбить кого-то в ночном клубе.

– Вы поймите правильно, Женя, ночной клуб – это не то, о чем вы подумали, – объясняла Амалия. – Просто мы оплатили на день заведение, чтобы отпраздновать день таможни. Это было полгода назад. Там мы и познакомились…

Евгений почувствовал, что будет лучше, если разговор продолжится в более непринужденной обстановке, и предложил женщине встретиться через два часа на Центральной площади у входа в Дом журналиста.

– Знаете, где это?

Она знала. В кафе этого здания она с Эберсом пила кофе…

– И вот что, Амалия… – произнес Евгений, глядя, как она взялась за ручку двери. – Не «светитесь». «Проверьтесь» пару раз, пока будете ехать к кафе.

Это была не та, которая могла не понять, что такое «светиться» и «проверяться», поэтому Женя вел себя так, как должен себя вести мужик-опер по отношению к оперу-женщине.

– Хорошо, – просто и тихо ответила она.

Смиренно и всепрощающе, как на кладбище.

Краев хотел сказать ей что-нибудь резкое, чтобы подавить в ней чувство упадничества, настроить на дальнейший разговор у Дома журналиста… и столкнулся взглядом с ее огромными красивыми глазами, полными слез. Он вдруг вспомнил заразительный смех Эберса, серый, всегда веселый, с хитринкой взгляд, его поразительную любовь к жизни и осекся. Он только сейчас понял, что потерял друга, замену которому найти будет невозможно. Эберса больше нет.

И никогда не будет.

Он сейчас в морге, на ледяном кафеле.

Последнее, что Краев слышал от него, – это:

– СОЗВОНИМСЯ, БРАТАН!

Последнее, что он видел, – улыбку серых глаз и ежик коротко стриженных светлых волос.

Краеву стало так невыносимо плохо, словно закончилось действие анальгетика и у него близок болевой шок. Ему хотелось утешить девушку, но он лишь шевелил губами, как немой, и бессмысленными глазами смотрел на стекающие по ее щекам слезы…

Он был не в силах ей что-то сказать, а она была не в силах выйти из его кабинета…

Краев только сейчас понял, что Эберса нет.

Еще пять минут назад…

Как же он не мог….. понять этого раньше?..